Она - Она-Он - Он

Ночь растреляла сигаретами все попытки понять врага и умерла мухою в стакане горячего с коньяком.
Ну, конечно, приврала. Я бросила курить.
Девочка, пережившая миллион цветов и запахов, черные рассветы и белые ночи, беспамятство и излишнюю память, галюцинации и миопию до семи диоптрий...
- Девочка, вот теперь тебя узнаю!
- А то!
- Не похныкав, не споешь!
- мм.. ну, я так, честно хотела, ща номер отстучу по-нашему! Бумс-бу-бу-бумс!


В висках стучал пульс... Ночь процедила сквозь ситечко боли остывший оргазм отрезвления. Ночь знает, что тебе сладостна твоя боль, девочка. "Болезненная эмоциональность", "высокая чувствительность", задыхаешься от любви или сходишь с ума от первого-поперечного, и, отнюдь, не мятного! - кажется, по Вашу честь?
- Не отрекаются любя... Но-нашему!
Ночь - это моя тыльная сторона. Моя ладонь тянулась к солнцу. А превратилась снова в кулак.
- Ты боишься?
- Я боюсь его больше не разжать... Я устал..
- Прощай.
Девочка вышла, тихо ступая по скрипучим половицам. Соседи спали... Остальные спятили.

Его слезы обжигали замерзшие в холодной комнате руки. Пальцы судорожно торопились прокричать последнее по клавиатуре. "Пуск" - "Завершение работы"...
Он откладывал до последнего порывистого выдоха в подушку нарушение прав этой пещерной темноты. Рука потянулась к столу.. Свет снова вспыхнул, а монитор тела показал: "Тебе 5 часов нового дня"...
 
"Какая же ты дрянь! Приеду - изобью. А потом вызову скорую. Будешь жить в больнице" -"Отправить SMS"...
...судорога плеч -
"Номер из телефонной книги"
...скулы сжались еще больше -
"Папа"
Папа, ты снова оказался уродом. И я тоже. Но я из тех уродов, которые не выносят боль самых близких. Ты даже не вызвал скорую!!! 
Пульс истерично вырывал из рук телефон, крик венчался с сигаретой.
Папа - мама.. тата.. Тать, открой окно в стылую ночь, выброси эти весы совести и ярости и зайди в свое резкое отрочество с сапога.
Я не имею права быть собой, когда с этим не считаются. Я многого не умею - например, научиться любить до конца, наверное, меня не научили, но научился заботиться о тех, кого невзлюбили.
- Что?
- Конь в пальто! Озверевших учат по-звериному!

Девочка-ноль. Мальчик-ноль.
ноль-три?
Нет, "восемь-девять-пять-ноль-один-девять..."

... Она сидела за столом, положив голову на ладони. В поседевшей голове больнее сотрясения опухала обида. Сама виновата, что все детство внушала детям, что их папа -хороший, даже если ему было наплевать на своих отроков. Что ж ты сын? Ведь поздно объснять отцу, что такое хорошо, а что такое... больно. У отца - жалкого на миллиметры отрезвления - нет ответа. Нет любви, нет страха. Хотя невыносимо одиночество, как и снисхождение к себе. А дочь там и так..
Телефон подскочил под влажной от слез рукой.
- Солнце, ну как ты? Почему ты мне сразу не сказала?
- Не волнуйся. Сейчас лучше, доча. Немного подташнивает. Он не сильно ударил.
.. глоток..
- Мама, я тебя люблю. Мама! (Очнись! Не давай себя так.. Прошу тебя - живи. Для меня. Ведь роднее тебя и ближе - .. и даже не нужно) 

Кухня давилась в табаке. Новый линолеум в пепле и прожогах. Пластиковые "сиськи" из-под пива.
Он сжал в руках кота и смотрел на него: "Что ты понимаешь? Да она - сука последняя"
Он знает, что эта сука имеет в своей башке 2 см трещины после их буйной совместной молодости, знает, что третий инсульт - последний, что без нее невозможно.. но он не может заткнуть в своей груди вспыльчивость, кровь кипит - руки чешутся.. Он ненавидит свою зависимость от нее, но никогда ее не отпустит, ведь больше не нужен никому.
Сигарета догорела и погасла, но пальцы скорчились под весом опрокинутой во сне головы.
Жужжание телефона - "Новое сообщение".

Ночь растреляла сигаретами все попытки понять врага и умерла мухою в стакане горячего с коньяком. Дочь молилась.
Господи, прости меня, Сына Своего - не девочку, не мальчика, человека, вкусившего безвкусие это яблока земли... Дай силы матери моей и отыми силы отца моего. Будь справедливее! Слышишь..

Услышал.