Куля и Пушкин

Однажды жил себе в одном Царскосельском лицее мальчик по имени Шурик. Жил не тужил, нормальный пацан, со своими тараканами в голове. Веселый, заводной, любил зажечь с реальными пацанами.
– Да я за любой кипеж кроме голодовки! – весело говорил Шурик, когда друзья – Медведь, Жанно, Тоська и Кюхля звали его искупаться на пруд или поподглядывать за голыми девками в бане. В общем, жил себе не тужил, пока не начали с ним происходить странные вещи…
А стала приходить к нему во сне какая-то лысая девочка. Только Шурик начнет смотреть какой-нибудь эротический сон, а тут появляется эта девочка, отодвигает всех голых теток в стороны и говорит какие-то странные вещи:
– Торописсссь… Державин скоро сойдет в гроб…
– Ну и что? Что мне до Державина и куда торопиться? – вопрошал во сне недоумевающий Шурик.
– Торописсссь… За перо бериссссь… И пиши рукописсссь… Короче, давай стихи пиши.
И исчезала. Происходило это из ночи в ночь. И так это все Шурику надоело, что решил он и в самом деле взять перо и бумагу да и накарябать чего-нибудь. Сел, и недолго думая, написал следующее:
– Шагал я по лунной дорожке
Как Джексон шагал я по ней.
А Кюхля сидел на порожке
И не было Кюхли синей…
Потом решил и про Дельвига написать.
– Всегда очки теряет Тося,
Особенно по пьяни.
А у меня очки на носе,
Не лезьте к Обезьяне.
Ну вот, значит… А в ту ночь снова явилась к нему лысая девочка и говорит:
– Ай молодца, Француз! Пиши еще. Так держать.
– А смысл? – спросил во сне Шурик.
– Блин, ну как тебе объяснить… Короче, я тебя типа мотивирую. Ну как бы стимулирую… Ты ведь типа наше всё, как сказал профессор Карасев. Понятно?
– Отнюдь…
– Вот дурашка. Вот ты вырастешь, станешь великим поэтом и вспомнишь с благодарностью свою лысую девочку. Подожди… Или я опять ошиблась…. Твое как фамилие?
– Пушкин.
– Фухх… Пронесло. Ладно, теперь пошла к Горчакову.
– А к нему зачем?
– Чтоб он стихи перестал писать и делом занялся, лентяй.
Утром, не успев встать с постели, Шурик пробубнил:
– За ужином объелся я,
Не добежал… И при народе
Наглядно показал, друзья,
Круговорот говна в природе!
И, дабы не забыть сочиненное, кинулся к столу за пером….
Так и пошло-поехало. Слово за слово, сточка за строчкой, точка за точкой… Досталось в лицее всем. Особливо хозяину Царского села.
– Мой тезка самых честных правил:
От Бонапарта претерпев,
Он раком сам его поставил,
Европе слезы утерев.
Стихи дошли до самого государя. Государь прочитал, прослезился, и выжав платок, позвал Шурика в гости.
– Хороший мальчик, – промурлыкал император, погладив прибежавшего Пушкина по курчавой голове. – Далеко пойдешь. А почему такой смугленький и кучерявенький? Нерусский, что ли?
– А кто ж у нас русский, государь? Татарин на немце сидит и литвином погоняет! – искренне ответил Шурик.
– Ну, положим, на немце никто не сидит, – Александр многозначительно поглядел на наглеца. – Но в целом ты прав. Впрочем, и неважно это. Я вообще космополит. А ты вот что… Ты мне тетрадочку свою со стишочками принеси.
– Наказать хотите? – испугался Шурик.
– Ах, нет же, мон шер! Напротив, доброе дело сделать. Я тебя… номинирую.
Пушкин на секунду задумался. Он не сомневался, что государь был полон решимости сделать обещанное доброе дело, но что конкретно?..
– А теперь ступай. Да не забудь! Я тебя запомнил! – царь погрозил убегающему Шурику пальчиком и стал разглядывать в мелкоскоп новую коллекцию блох от мастера Левши.

2.
Меж тем, новость о том, что Державин готовится сойти в гроб, уже давно облетела весь Санкт-Петербург. Гаврила Романыч стал главным ньюсмейкером недели. Заполонив своими пресс-релизами все местные газеты и интернет-сайты, поэт день и ночь трудился над своим арт-проектом. Усилиями неутомимого старика к проекту были привлечены самые известные питерские архитекторы и пиарщики. В соответствии с планом, на Сенной, прямо напротив общественного туалета (ну, вы поняли, какого) были сооружены высочайшие подмостки, на которые вела прекрасная деревянная лестница с резными перилами. А на подмостках, соответственно, покоился весьма богато украшенный и, видимо, очень дорогой гроб. Таким образом, поэт фактически не сходил, а восходил к гробу, воплощая в данном художественном акте парадоксальный синтез тезиса и антитезы: умирание бренного тела и одновременно возвышение его как сосуда, в котором покоится бессмертный дух. В общем, как-то так.
И частью этого акта должен был стать некий мистический привет молодому поколению. Несколько самых одаренных детей должны были продекламировать в присутствии мэтра и государя свои стихи. Победитель получал почетную грамоту из рук поэта и набор гусиных перьев от государя. Список детей утверждал сам государь. Поначалу туда как-то затесались две девочки, но мэтр мягко настоял исключительно на мальчиках.
– Рылеев… Так… Жуковский… прекрасно! Баратынский…
А кто такой Пупкин? – поинтересовался у царя Державин, проглядывая всё меню.
– Да Пушкин, сын нашего графомана. Это Лизонька, супруга, опечаталась.
– А что это тут дальше идет?
– Где? – государь полез в карман за очками, а Державин начал читать вслух:
– Клянусь перед своими братьями-масонами…
– Отдайте сюда!
– Да ладно, я сам из этих…
– Что, правда?
– А то!
На том и расстались…
3.
В ночь перед мероприятием Шурику вновь явилась лысая девочка.
– Слушай, что-то я волнуюсь так… Как будто это мне завтра стихи читать, а не тебе…
– А я нисколько. У Тоськи лихорадка, за него беспокоюсь.
– А ты выбрал, что читать будешь?
– Видимо, Онегина. Пару первых глав. – Шурик загадочно улыбнулся.
– Ты что! Ты же его не написал еще…
– Кто тебе сказал? Вон он, на столике лежит. Я уже всего прочитал!
Куля опешила. Она посмотрела на столик – там и в самом деле лежала книжка со стихами Пушкина. Это она по запарке оставила ее в прошлый раз, когда читала, валяясь на его кровати…
– Как это… Что же получается? Ты ведь еще ничего не написал, а уже все про себя знаешь! Вот ужас-то! А ведь хотела как лучше…
Куля села на край Шуриковой кровати и заплакала. Несмотря на то, что в ее маленькой головке просто не умещалось все произошедшее, ей было жалко и себя, и Пушкина, и болящего Тосю, и профессора Карасева, и еще неизвестно, кого жальчей.
Пушкин сел рядом с Куленькой и участливо погладил ее по лысой голове.
– Да ладно тебе. Считай, что я пошутил. Я догадался, кто ты такая. А «Воспоминания в Царском Селе – вот они, сам на днях написал…
– Правда?– хлюпая носом, спросила Попрыгуша.
– Честное пионерское! – подмигнув, ответил Шурик. – Не бзди, Лысая, шоу только начинается!..