Стервоза

1.
  Размеренное постукивание колес всегда успокаивало Александру. Она любила дорогу. Когда ей хотелось уединения – она садилась в электричку и, отрешенно уставившись в окно, ехала в куда-нибудь и обратно, проваливаясь в бессознательную реальность. Спасалась от эмоционального одиночества призрачным уединением. И хотя Александра уже давно привыкла к своей новой жизни, но порой ей хотелось ехать и ехать, не останавливаясь, на край света. Только кто бы сказал, в какой стороне этот край?
        Порой ей все-таки удавалось смыть с памяти последние три года своей жизни и все, произошедшие за это время, события. В такие минуты мысли, закрученные спиралью и вертевшиеся в голове порой просто мучительно, а порой до нестерпения больно, успокаивали свой бег и на время сходили со своей черной орбиты. Конечно же, думать их не хотелось совсем, но они постоянно думались сами. Не простые думы.
«Почему я не ослепла в этот день на глаза и уши? Почему потом не ослепла на разум, когда мир мой стал рушиться, как карточный домик?» И этот монотонный стук в голове: «Почему? Почему?»
        За окном электрички нестройными стайками пробегали, взбодренные после ночного дождя кудлатые березки, Александра сама бодрилась от их вида, но той особой, как раньше, радости от любимой прогулки она не ощущала. На душе все так же было тоскливо. А ведь когда-то она жила не так, смеялась, даже любила и, вдруг, все пропало. Словно и не было ничего. Десять последних лет в один, да и тот, ненужный, день слились.
        Сводная сестрица – бесстыжая подстилка, подмогла. Мужиков развела, хоть пруд пруди, а все мало. На ее Андрея глаз положила, а тот, спьяну, и не ведал, что вытворил. Александра вспомнила, как выпихивала разомлевшую голую Женьку из своей спальни и снова, в который раз, противно, до тошноты засосало во рту. Забыть бы все, стереть с памяти, как ластиком карандашный рисунок, да только, жившая своей паршивой жизнью, сцена перед ее глазами, была словно нарисована жгучими красками. Та еще сцена. Картина, достойная жути Босха: разбросанные по всей комнате вперемежку мужнины и Женькины вещи и ее, согнутая в колене, нога у Андрея на слабом до передка месте. Вот так бы и разодрала эту мазню в клочья!
Александра закрыла глаза, заливая видение мрачным невиденьем и сжалась в комок. Сорок капель корвалола притупили ей тогда невыносимую боль, потом она нашла у Андрея в кармане едва начатую пачку сигарет и до одури курила на кухне, пока ее не вывернуло наизнанку от непривычки. Александра потом часто вспоминала те несколько минут полного понимания упившихся таблетками и выбросившихся из окна. Тогда ей тоже хотелось только одного - умереть, чтобы и эта боль вместе с нею умерла, а не раздирала ее на куски, а Андрей спокойно похрапывал в спальне, трезвея. А на утро протрезвел и только плечами повел: не знаю, как все получилось, не помню ничего. И глаза – пустые, безпокаянные и еще ухмылка: подумаешь, мол, не ты первая, не ты последняя. А может и того хуже, вдруг встрепенулась Александра в унизительном прозрении: не первый раз и не последний?
  Как бы там ни было, но тогда это уже был не ее родной муж, плечами передергивал чужой человек. А Андрей в этот миг словно умер для нее. Все, что раньше в нем ее умиляло, начало вызывать раздражение и неприязнь. Все: манеры, жесты, смех - не раскатистый мужской, а какой-то жиденький, бабий. А, ведь, когда-то этот смех она особенно любила слушать. Даже умолкала сама, когда Андрей смеялся. И вдруг, в единый миг…
        Женьку бы она ему еще простила, а вот эта ухмылка перечеркнула все прожитые вместе годы. И за эти долгие месяцы ей не стало казаться, что все еще можно изменить, она чувствовала, что нельзя. Она это почувствовала сразу. Андрей пытался жить так, словно ничего и не произошло, а вот Александра не могла, даже пытаться не пыталась. Ушла бы, собрав вещи, в два счета, да сын бы не понял. И кто знает, простил бы когда… Андрей на неделю к матери уезжает, так Алешка от окна не отходит, выглядывая его. Скажи ему тогда, что отца с ними не будет совсем – последствия даже представить страшно. Его горя она бы не вынесла.
        Перебесившись, Александра поняла, что попала в зависимость от обстоятельств и сколько она пробудет у них заложницей одному Господу Богу известно.
        А электричка все неслась наперегонки с солнцем, вырываясь вперед на поворотах. Березки слились с лесной чащей, выныривая изредка из-под развесистых дубов, вольготные кустарники у самой насыпи, отвоевывая друг у друга незайманое пространство, переплетались ветвями и пестрели своею разноцветной листвой.
        А на душе было уже не просто тоскливо, было паршиво до звериного воя. Александра вспомнила прошедшую ночь и руки ненужного мужчины на своем теле, руки некогда любимого мужа. Их хотелось оттолкнуть.
        Электричка теряла резвость, приближаясь к очередной станции, а Александре хотелось бешеной скорости до звона в ушах. Как жить дальше она не знала.
        Сперва она надеялась на спасительное время, а оно вяло тянулось, не подсказывая выхода, растягивалось в месяцы и складывалось в годы. Александра попыталась утрамбовать подальше в чулан безрадостных воспоминаний шальную мысль, что уже с того дня, как она выдирала Женьке космы минуло три года, но навязчивая годовая отметина прятаться не хотела и протухло маячила на поверхности. Все эти месяцы ловушка вокруг Александры то удушливо сжималась, то отпускала на время свои врезавшиеся в кожу прутья, но ключа, чтобы ее открыть Александра не находила.
        Спустя какое-то время Александра обнаружила, что по-другому стала смотреть на вещи. Более прагматично, без прежней лирики, стала мыслить. Она понимала, что из серо-буро-малинового ее мир перекрасился в черно-белый, но ей не нравился такой мир, а чтобы его раскрасить, нужны были силы, которых у Александры не было. Она привыкла жить с новым мировоззрением, как и все ее подруги, отбывая дни в заботах, отмучивая ночи с нелюбимым, и ждала, когда вырастет сын. Алешка вырастет, и тогда можно будет развестись. Этой мечтой, как молитвой она и спасалась.
        Александра заморозила свою жизнь, как в цирке замораживают перед представлением питонов, и считала сыновни годы. Ей было двадцать девять, а жизнь еще й не начиналась, она только ожидалась.
        «Все так живут, - утешала себя Александра, перебирая в уме знакомые ей пары, заведомо фальшиво, даже для наивных простаков, играющие в иллюзорное семейное счастье. – Все. Практически, без исключений».
        Внезапный вечер безрадостно намекнул на приближающуюся ночь, которую Александра ненавидела, она стала ненавидеть все ночи, но нужно было возвращаться домой. Она наперед проигрывала весь сценарий вечерней мелодрамы, идеально отрепетированной за последние годы и все меньше места оставляемой на импровизацию, которая разворачивалась в ее дому ежедневно, но героиней себя, почему-то, она не чувствовала. В этой пьесе Александра была никем.


2.
- Шур, давай махнем в выходные на турбазу. На работе путевку предлагают, - не отрываясь от «Советского спорта», проговорил в пустоту Андрей и, не учуяв ответа, огляделся по сторонам. – Шур, ты где?
- Можно и на турбазу, там как раз комары захватили все воздушное пространство, их и порадуем, - Александра вошла в комнату, ватным диском смывая с лица косметику, словно и не знала, как не любит Андрей созерцать эти масляные разводы под глазами.
- Позвони матери, скажи пусть возьмет Лешку на выходные.
- С нами поедет, там речка и лес, нечего ему в городе париться.
- Шур, мы сто лет с тобой не отдыхали вдвоем, ты везде за собой Лешку таскаешь. Давай его оставим, а?
- С нами поедет! А нам с тобой не по восемнадцать, чтобы шабаш устраивать, вырвавшись на свободу, - обронила зло, возвращаясь в ванную.
- Почему сразу шабаш? – Андрей отшвырнул в сторону газету и побрел следом за Александрой.
        Не удостоив его хоть каким-нибудь ответом, Александра захлопнула у него перед носом дверь, и до отказа отвернула кран с горячей водой. Ей хотелось, как того циркового питона, заморозить Андрея, а не самой ходить замороженной. Она невыносимо устала от постоянного холода.
        Александра оглядела со всех сторон свое ладное молодое тело и едва не всплакнула от обиды: такая красота пропадает. Всего жалко: и тела и сердечного томления. Одно насилуешь, другое вымучиваешь. А жизнь-то одна.
        Ждать, когда вырастет сын еще слишком долго, а сил выносить рядом присутствие давно ненужного человека с каждым днем остается все меньше. А ненависть к нему все больше… Равно пропорциональный рост соотношений. Как тетива, которую можно натягивать только до определенного предела. Ждать, когда она с треском разорвется можно еще очень долго, но ее натянутый звон уже сейчас невыносимо терзает нервное восприятие. Александра застонала: пусть уж она треснет поскорей! А она все никак.
        От шумной струи поднимался душистый пузырчатый холмик любимой пены с ароматом шоколада и кокоса, хоть мелочь, а все – радость. Александра нырнула с головой в пенную воду, а когда всплыла, расслышала, что в дверь ванной костяшками пальцев выбивает дробь Андрей. Так он к ней просился в той прежней, серо-буро-малиновой жизни. Александра даже заскрипела зубами от злости. Крикнула Андрею, что хочет побыть одна, и с остервенением подумала, что из-за него ей радоваться даже маленьким прелестям не получается, мечты и те душит. И словечко к остервенению прибавила: рогатое и тупое.
        Уже в который раз ей подумалось, что все больше за последние годы она стала пребывать в состоянии ненависти. Она пропитывала собой все пространство вокруг и от эпицентра зарождения перекидывалась все дальше за его пределы, постепенно окрашивая околовсюдную реальность в мрачные тона.
        Как же она устала ненавидеть! Она даже саму ненависть ненавидела. Выход, чтобы избавиться от нее, нужно искать сейчас, пока ей только двадцать девять, и душа не одеревенела, как то, высушенное жарой и годами буреломное бревно, пристроенное под лавочку у подъезда во дворе. Молодость надо спасать. Но, как?
        Конечно, лучшим из всех вариантов ей представлялся развод, размен квартиры, алименты и свобода. Александра поймала себя на мысли, что подумала про алименты. Меркантильность выпирает наружу, и это тоже стало признаком новой жизни. С каждым днем она все больше засасывает ее в свою воронку непреодолимости обстоятельствам, да сама же их и навязывает. Конечно, все можно решить одним поступком – подать на развод. Но, Алешка… Травмировать сына развалом идеальных, на его взгляд, отношений не хотелось.
        Александра снова застонала: лишать его семьи тоже не хотелось, ну, а себя хоронить раньше времени хотелось еще меньше. Почему люди не роботы? Или не компьютерные персонажи из любимой Лешкиной игры с энным количеством жизней, запрограммированные на неизбежные испытания и совершенно не страдающие от этого. Пришло по расписанию время любви – включили программу с эмоциями, полюбились пару часочков – отключили, и ни каких тебе разбитых сердец, исковерканных судеб. Эмоции и чувства по расписанию – не то мечта, не то утопия.
        Вода в ванной понемногу стала остывать и Александра, оставив на время безрадостные размышления, принялась покручивать краны.
        Алешка любит отца. Развод на этой стадии их существования отпадает. Но, с другой стороны, он любит его именно, как самого лучшего отца мире, а не просто отца. И тут неясная мысль взорвалась в голове шаровой молнией и на мгновение ослепила в Александре все чувства, вплоть до ненавистной ненависти. От неожиданной догадки она ушла под воду и едва не захлебнулась. Думы почувствовали непривычное для работы направление и от новизны ощущений в нетерпении завертелись волчком: лучший отец в мире может быть и не родным отцом, а родного при этом не обязательно считать самым лучшим.
        У Александры на мгновение потемнело в глазах.
        Она почувствовала, что нашла выход.
        Подлость подкралась исподтишка, но не почувствовав сопротивления, агрессивно принялась формировать свой образ, обретать черты и характер, но для Александры она была спасательным кругом, только нужно было все хорошенечко осмыслить. Андрея в глазах Алешки нужно изничтожить. Это был единственный беспроигрышный выход.
        Александра попыталась унять нервную дрожь и вернуть уже плотно обжитое бесчувственное хладнокровие.
        С одной стороны, сын уже был в том возрасте, когда любая полученная информация им систематизировалась и усваивалась на его уровне самолично, без излишних комментарий и разъяснений. А умело преподнесенные недостатки его отца, до недавнего времени сокрытые от Алешки за розовыми очками вполне могут сократить ее заточение на несколько лет. С другой стороны – она позволит Лешке самому все решать и делать выводы. Это будет честно.
        Минут пятнадцать оправдывая свою гнусность, и подгоняя Андрея под неподлежащий подражанию объект для сыновнего самовоспитания, Александра ловила ладонями ароматную пену и сдувала ее с руки. Алягер ком алягер, как говорили французы, или это были римляне? Какая, в сущности, разница! На войне, как на войне – все средства хороши.
        Александра с ног до головы перемазалась всевозможными кремами, ведя неравный бой со старостью и прикрывшись журналами, притаилась у торшера.
        Для начала она решила записать сына в какую-нибудь спортивную секцию к хорошему тренеру. Парочку приемлемых вариантов подыскать не проблема. Дело двух дней. После спортивных торсов папашин пивной живот будет выглядеть самым веским аргументом. При том – постоянным. Придется самой возобновить зарядку по утрам. Разница между диванным отцом и спортивной матерью, усиленная скороожидаемыми тренировками с настоящим специалистом будет более ощутимой.
        Будущее мерещилось Александре трехарочной радугой, одна из которых насыщалась красками от одних только мыслей об этом будущем. А какие ситуации и развязки этих ситуаций ей представлялись! Хотя развязка была всегда одна и та же – выгодный и безболезненный развод.
        Замечтавшись у торшера, Александра почувствовала, что ей нравится это чувство: раскрепощенное остервенение. Раскрепощенное, оттого, что тайное, только что придуманное и еще не вырвавшееся наружу, ее не смущало. Что-то у нее внутри перевернулось, какая-то пружина выстрелила и мелодично запела. И это было только начало.
        С завтрашнего утра Александра решила выглядеть всегда красивой. Для себя самой. Она уже сейчас, только игрой воображения, почувствовала себя сногсшибательной. Берегитесь, мальчики! Я есть, но вам меня не получить. Никаких интриг, просто борьба за свободу. Первое время Андрей, конечно, попарит мозги подозрениями, но без видимой угрозы орогатиться успокоиться быстро и со временем все происходящее будет воспринимать, как должное. А вот перед сыном не помешает выглядеть жертвой. Тут надо будет правильно выбрать тактику поведения.
        Вырабатывая стратегию завоевания независимости, Александра и не заметила, как навалилась ночь. Андрей, особо ни на что не надеясь, вяло намекнул на супружеские обязанности, пошарив рукой у нее по груди, но от предстоящей перспективы от этих обязанностей избавиться, да от ощущения внутренней свободы, Александра испытывала такую радость, что огорошила мужа несвойственной их последним соитиям страстью. Дурацкая довольная рожа Андрея, после того, как все закончилось только больше укрепила в Александре дух борьбы. Смотреть на мужа было противно. А за себя еще противнее.
        Ночью она спала плохо. Наверное, так спал накануне похода на Индию Александр Македонский. Нет, в Индии он прогорел. Что он там еще завоевал? Остальные полмира? Александра спала, как ее тезка, накануне похода на полмира. Во всяком случаи, так ей думалось.
        А утром началась жизнь. Именно жизнь, так как теперь впереди на пути маячила цель. Катастрофически бесконечная череда бессмысленно прожитых дней, эта круглосуточная замкнутая кривая ушли в небытие и не давили на психику фактом серой безысходности.


3.
        Время больше не тянулось для Александры, как конвейерная лента. Оно скакало, как случайно пойманный и запертый в загоне дикий конь. Понемногу Александра становилась сама собой, радостно замечая, что ей все чаще хочется смеяться без причины. Она окружила сына бдительной заботой и не спихивала, как раньше, на отца его желание поиграть, порисовать, или сходить в кафе-мороженное. А Андрей, освобожденный от давно надоевшей обузы, пузырился от удовольствия перед телевизором, взрываясь периодически негодующим: «Судью на мыло!»
        Александра, отвернувшись и затаившись, посмеивалась над его наивной радостью, стирала носки и рубашки, готовила домашние котлеты и стойко отсиживала в спортшколе время Лешкиных тренировок. Семейная идиллия Андрея была выписана для него авансом, но сам он об этом даже не догадывался.
        Александра уже не жалела потраченные впустую последние три года своей жизни. Наверное, для чего-то это нужно было. Она понимала, что неспроста так опростоволосилась перед своим сознанием, вычеркнув годы жизни из жизни, она сполна усвоила урок собственных заблуждений и утерянных возможностей, и не желала потакать их притворной честности дальше. Бессовестность всего, ею задуманного, Александру не угнетало. Дилеммы, стоит ли игра свеч, для нее больше не существовало. Только она задавала себе этот вопрос, как тут же впереди на два шага, назидательно потопывая ногой, напоминали о себе вопросы более значимые: «И во имя чего ты все эти годы наступала на горло собственной песне? Фальшивому семейному счастью? Еще год, от силы два-три года, и сын вырастет, и все поймет: и фальшь, и лицемерие. Поймет, что вся их жизнь была подделкой. Станет ли он от этого счастливее? Какую модель отношений в своей собственной семье он выберет для подражания и жизни? Долготянувшуюся видимость?»
        Ответ для Александры виделся только один. Он оправдывал собой все ее дальнейшие поступки.
  Александра, растерев ногой этические соображения, планомерно увеличивала расстояние между Алешкой и его отцом. В ход шло все: она переводила в другую плоскость неосторожные слова и плохое настроение, вернувшегося с работы Андрея, донося до ушей сына только тот смысл, что был выгоден ей. Пиво, диван и телевизор отныне в ее разговоре с Алешкой назывались не иначе, как «единственная радость папы». Она заблаговременно штудировала программу передач спортивных каналов и на самые интересные матчи планировала семейный вояж в кино или компьютерный клуб, там больше всего любил бывать Алешка. Естественно, в ожидаемый сыном день, Андрей, промямлив что-то невразумительное, поудобнее располагался на диване и оставался дома. «Телевизор дороже сына», - с горечью, слегка приглушенным голосом, но не настолько, чтобы ее слова не расслышал Алешка, выговаривала Александра, когда за их спиной закрывалась дверь квартиры.
        Время они проводили более, чем весело. После кино обязательно заходили поесть вкусностей в детское кафе. Находчивые ведущие, растворившись в зазывном взгляде Александры, чаще прочих детей выбирали на всевозможные конкурсы Алешку, и они застревали там надолго. Возвращались намного позже обещанного времени и, обиженный Андрей, набрасывался на Александру выяснять отношения, отмахиваясь от радостного щебета сына, пытающегося поделиться с отцом выигранными призами. Обида мужчины оказывалась сильнее отцовского внимания при одном взгляде на счастливую до кончика волос жену, а уж она-то старалась из всех сил выглядеть именно такой.
        Александра держала ситуацию под контролем и при любом ее развитии, Андрей всегда был в проигрыше. Она вымечтала свое право на свободу и теперь радовалась, что благодаря своей свободолюбивой мечте ей удалось вырваться из мастерски сплетенной паутины моральной зависимости и лживой преданности, выпивающей по каплям все силы, устремления и желания.
        Теперь она хотела честно жить. А еще честно любить. Ей необходима была любовь, как чувство, захватившее на девять десятых все имеющиеся в наличии сердца живых существ на планете. Она понимала, что любовь придется подождать, как все эти годы она ждала избавления от удушливого семейного «счастья», и была полна решимости преодолеть и этот срок. И только потом она вспоминала, что есть еще любовь, как физическая нужность и эмоциональная потребность, проявляющаяся в сексуальном удовлетворении. Но и его она хотела испытывать совсем не с опостылевшим мужем.
        А вот последнего отлучить от тела не помешало бы. Пора ему более целенаправленно рассматривать открытые женские ножки, пока наступившая осень не упрятала их под плащи да брюки. Его потенциальные амурные подвиги на стороне тоже были продуманным шагом, и для этого по вечерам у Александры все чаще болела голова. А еще она повесила на кухне над столом церковный календарь с желтенькими кубиками «постных» дней. И если бы Андрей был поумнее, то заметил бы, что в такие дни жена на голову не жалуется. Но он пока не замечал.
- Шур, ну, какой ты себе еще пост придумала? И объясни, наконец, зачем тебе это нужно?
- Ты не можешь понять для чего я сына на дзю-до записала, а просишь объяснить необъяснимое. Это или есть, или нет.
        И – взгляд! Рискнул бы кто заявить, что не святой.
- Что-то я не помню, чтобы и раньше ты по вере ударялась.
- Старею, наверное. – Хоть и ляпнула первое, что с языка слетело, а поверил.
        Пыхтел по вечерам, отвернувшись к стене, и все чаще задерживался на работе.
        Через два месяца нововыбранной тактики лучшая подруга Александры с плохо деланным безразличием, размазывая по тарелке горку крема, свергнутого с верхушки бисквитного торта, ни с того, ни с сего завела разговор о периодически возникающем кризисе в семейных отношениях. Подозрительным в этом разговоре было все, начиная с того, что сама Нинка никогда не была замужем.
- Понимаешь, Сашуль, ну это мужики, они так устроены, что им всегда всего мало, им всегда нужно то, чего у них нет. Для них единственная любимая женщина – чужая. Их нужно воспринимать, как банкомат, в свободное от купюрометания время возлежащий на диване, а по поводу сезонных воспалений кошачьих инстинктов особенно не париться. Ну, в своей не самой лучшей массе это - приматы, понимаешь? А в наших с тобой жизнях единственными доступными особями являются представители именно этой, не лучшей массы, и это факт. Его нужно принять, как данность и научиться правильно использовать. Если откинуть сентиментализм в сторону, то не так уж все и плохо.
        Нинкин запал истощился, а без поддакивания со стороны Александры, с последним словом и вовсе захирел.
- Нинэль, а это ты к чему? – Александра навела на подругу сфокусированный в святой наивности взгляд и, заигравшись, едва не захлопала ресницами, как киношная стерва, когда задается идеей сделать из кого-то дурака, да вовремя спохватилась. Наивность лучше сохранить до поры до времени девственной, в психологическом смысле, конечно.
- Я знаю, что после той истории с Женькой, ты не особо жалуешь Андрея, но это когда было? С тех пор я ни разу не замечала за ним ничего такого.
- А ты хоть что-нибудь за ним замечаешь, кроме того, что он существует физически?
        Нинка переживала. Это было очевидно. Значит, произошло что-то такое, чего так просто, открытым текстом и не скажешь. Смешно, право! Что, кроме другой женщины, могло вдохновить Нинку на душеспасительную предварительную тираду?
        От предчувствия скорого развития ожидаемых событий у Александры перехватило дух, но в задуманном ею деле Нинка была не помощница, разболтается – не остановишь, в запале все может выболтать, а тут нужна полная секретность. Вот и таила Александра втайне от лучшей подруги свои чаяния.
- Нинэль, не лей воду на мельницу, она уже давно все перемолола. Выкладывай, что стряслось, только без околесицы, ладно? Давай, напрямую.
- А ты думаешь, это так легко сказать лучшей подруге, что ее муж завел себе любовницу? Особенно после той депрессии, в которую они тебя втянули с Женькой на пару! Саш, ты пойми, я, когда все это узнала, три ночи не спала, все не знала, что делать, говорить тебе или нет. А тут, ты представляешь, решила я твоему кобелю на глаза специально показаться. Захожу вчера в кафе, где я их засекла, а он – сволочь, увидел меня и машет ручкой, мол, привет, подруга. И за столик зовет. Ну, я не будь дурой, подошла, чтобы в притон внедриться и все разузнать, а он мне – познакомься, Нина, моя коллега по работе, дела обсуждаем.
        Нинкина бестактность может претендовать на «гипер», это Александра всегда знала. Она обхватила голову руками и закрыла глаза, чтобы те нечаянно ее не выдали, так как сокрушалась она отнюдь не по услышанному. Ну, вот, что еще с этим языком можно сделать, кроме, как укоротить? Мозги не вправляются, язык не прикусывается, как Александра не старалась на это повлиять. Если бы она с детства не любила Нинку за ее бескорыстность – сейчас бы точно придушила.
        Нинка, излив злость на голову отсутствующего Андрея, запоздало спохватилась и кинулась обнимать Александру.
- Сашуль, пообещай, что с тобой все будет в порядке, ну пообещай, пожалуйста! А хочешь, я узнаю, где она живет, и пойдем ей окна поколотим, или морду набьем. Хочешь?
- С чего ты взяла, что они любовники? – проигнорировав призыв к мести, Александра попыталась угомонить в подруге рвение к разрушению, напрочь отрицая недоказанное.
- То есть, как? – та от возмущения эти нехитрые слова едва в кучу слепила. – А, кто же они еще, позволь спросить?
- А ты не допускала мысли, что и правда сотрудники?
- Святая наивность!
  Нинка вернулась на свой стул и сложила руки на коленях. Получилось смешно, по-старушечьи и Александра едва не улыбнулась, что в данной ситуации было явно лишним. Она снова поспешила закрыть лицо ладонями.
- В каком кафе ты их видела и как она выглядела, расскажи поподробней, может и вправду сотрудница.
        А сама подумала, что зря не подалась в театральный. С ходу сумела подобрать такой обреченно-верующий тон, что благодарным Нинкиным слушателям, кому она во всех подробностях поведает о кобелиных похождениях Андрея, не останется ничего иного, как жалеть Сашкино неудавшееся замужество до ее триумфального развода.
        Пока Нинка размахивала руками, сопровождая все подробности через чур эмоциональной жестикуляцией, Александра вспоминала всех офисных красоток из тех, что попались ей на глаза на праздновании дня фирмы, где работал Андрей. Одна из них, кажется Лариса из отдела маркетинга, а может бухгалтерии, точно Александра не помнила, очень подходила под Нинкино описание: грязно-блондинистые волосы, маленькие глаза и ядовито-красные пухлые губы.
- А он ее имя называл, когда вас знакомил?
- О, имечко, как у крыски Шапокляк – Лариса.
        Ну, точно – она. Значит, решил благоверный далеко не ходить, все нужное иметь под рукой, хотя и странно это. После истории с Женькой, Андрей вел себя осмотрительно, никаких подозрений на внесемейный адюльтер с его стороны у Александры не возникало ни разу. Пожалуй, не так уж и плохо, что Нинку занесло в это кафе. Теперь нужно эту информацию использовать по максимуму.
        Александра включила сообразительность на полную катушку, едва волосы не задымились от завихрения мыслей. Главным было умело запугать Нинку. При
том так запугать, чтобы она к этому кафе теперь и близко не подходила. Своею бдительностью, исключительно из самых благих намерений, она может спугнуть голубков, даже маяча не в самом кафе, а слегка за его углом. Нинкино рвение к разоблачению и сейчас-то пылает праведным огнем, а стоит в поле видимости нарисоваться сладкой парочке и ее уже будет не остановить. Тормозить надо сейчас, ударяя на то, что их предполагаемые отношения надо пережить стойко, иначе существует возможность потерять мужа совсем, а это уже беда.
        Александра напутствовала Нинку, одновременно ее и успокаивая и запугивая недосказанностями. Есть надежда, что что-нибудь, да сработает.
- Нин, она действительно его сотрудница и у них нормальные офисные отношения. Я в курсе. Я ему сегодня расскажу о твоих подозрениях и откровенно над твоими страхами посмеюсь, ты не обижайся, ладно? Так надо. Понимаешь, после истории с Женькой, он может решить, что у меня паранойя. А твое рвение их разоблачить может вызвать неожиданный поворот. Это никому не нужно, поверь мне. Так что ты успокойся и в это кафе больше не ходи. Хорошо? А если увидишь их где-нибудь в другом месте, веди себя естественно и помни, что я тебе говорила. Будь умницей.
        Господи, как же в этот миг Нинка ее жалела, на нее было больно смотреть! Теперь все их знакомы, включая и косвенно осведомленных, будут знать, какая Андрей сволочь. И чихала Нинка на всю бездоказательность ее подозрений. Благодарных сопереживателей доказательства будут интересовать меньше всего.
        В наступившем молчании глухое тиканье часов отмеряло жизнь. Нинка всеми силами пыталась унять тревожное сердцебиение, в единый миг возненавидя всех мужчин разом, а Александра боролась с собственной совестью, заглушая ее всеми благоразумными аргументами, чтобы не выложить подруге всю правду.
        Как Александра и ожидала, Андрей не стал заострять на его отношениях с сотрудницей повышенного внимания и после нескольких однозначных фраз полностью растворился в телевизоре. Значит, переспать он с нею еще не успел, но, по всей видимости, в восторге от этого не пребывает, сделала заключение Александра и принялась снова насиловать собственную сообразительность.
        Спустя две недели они с Ларисой были едва ли не лучшими подругами. Пустующий без раздолбленной Андреем их последней машины гараж любезно предложился Ларисе в качестве временного пристанища для ее десятки, ночующей на платной автостоянке. Теперь Лариса заезжала за Александрой на работу и вместе с хорохорившимся на переднем сиденье Андреем чинно подвозила Александру до дома. А дальше начиналось самое интересное.
        Александра поднималась в квартиру, кормила ужином Алешку, проверяла выполненное им домашнее задание, и только спустя какое-то время приезжал домой Андрей. Он забирал у Ларисы ее машину, ставил в свой гараж и являлся в семью. Утром процедура повторялась в обратном порядке.
        Соседи и знакомые веселились вовсю. Нинка едва не плакала, а Александра, как могла, старалась сохранить на лице безмятежное спокойствие, уверяла всех вокруг в безгрешности отношений своего мужа и его сотрудницы, но при этом всячески изображала из себя жертву. Порой приходилось выглядеть полной дурой, ничего не видевшей дальше собственного носа не только перед мудрыми взрослыми, но и собственным сыном, давно уже разобравшемся, что к чему и искренне ее жалевшем. Перед сыном было неловко, но игра стоила не только его окончательного прозрения, она стоила гораздо большего.
        Иногда, в выходные, Лариса приезжала за машиной сама, привозила торт, и они все вместе дружной семьей чаевничали на кухне. В такие дни Александра ловила на себе беспокойный взгляд Алешкиных глаз, вымучено ему улыбалась и опускала глаза. Совесть ее не мучила, она уже успела обнаружить, что в последнее время сын понемногу начал отдаляться от Андрея. Александра продолжала окружать Алешку нежнотерапией, вполне резонно надеясь на скорый развод, а тем двоим давала понять, что свято верит в их чисто дружеские отношения, а когда по дороге к Ларисиному дому иногда по вечерам случайно спускало колесо или там движок глохнул, что, несомненно, задерживало Андрея допоздна, истерик не закатывала и внимания не заостряла. Запихивая в веселого мужа разогретый ужин, она на все лады раскрывала перед Андреем такие грани Ларискиных достоинств, про которые даже та сама не догадывалась.
        Верная подруга Нинка пребывая в затянувшемся шоке, пыталась пробудить в Александре чувство оскорбленного достоинства и заставить выставить толи мужа из квартиры, толи его любовницу из их жизни. Кого выставлять она пока не определилась, но очень на этом настаивала.


4.
        Момент разоблачения настал, когда все составляющие интриги сошлись в одном месте и в одно время. Сцена предразводного выяснения отношений с битьем посуды и переворачиванием мебели разыгралась в лучшем стиле драматических постановок. Масштаб скандала усугублялся вовлечением дополнительных персонажей, состоящих из подруги и соседей, а ничтожность самого героя-любовника в этом круговороте была представлена в самом непотребном виде. Развязка наступила несколько рановато, как показалось Александре, но то, что она развивалась стремительно, все уравнивало. Потом еще долго Александра восстанавливала в малейших подробностях хронику событий, смакуя каждую удавшуюся деталь.
        Рождественский пост Андрей проживал без своих обычных возражений, словно отстранение от супружеского долга для него – ничем не отягощенная данность. Это намекало на вполне определенные умозаключения, и Александра поняла, что настало время внедрять подготовленный ход с предположительным звонком все разоблачающего «доброжелателя». Для этого Александра выбрала не много, не мало – Новогоднюю ночь. Все сходилось в ее выборе: Алешку забрала к себе бабушка, она каждый Новый год собирает к себе на праздник всех внуков; частые задержки Андрея в последние дни; особый драматизм ситуации – Новый год, как ни как.
        К вечеру Александра накрыла шикарный стол, надела новое платье, обильно накрасила ресницы и отправила Андрея за тортом. Про заказанный ею накануне эксклюзивный торт, Александра «вспомнила» за полчаса до закрытия магазина.
        Вернулся Андрей к зареванной и мечущейся в бешенстве жене, которая запихивала в непонятно откуда взявшийся чемодан его вещи. Тушь трагическими потоками струилась из глаз, размазывалась дрожащими ладонями по всему лицу, и первые минуть десять Андрей с ужасом взирал на этот экспрессионизм, не вникая особо в рваный текст истерического крика. Наконец-то Александра смогла излить на его голову всю, накопившуюся за последние годы ненависть. И это у нее получилось вполне искренне.
        Успокоившись, она с ожесточением процедила Андрею про то, что ей все известно, размыто обрисовала звонок «доброжелателя», добавила воспоминаний про Женьку и выбросила упакованный чемодан из квартиры. Еще она процедила, стоя на пороге и бросая в выдворенного и обескураженного мужа его домашние тапочки, что успела позвонить его пассии и высказать ей все, что о ней думает. В эпитетах Александра не поскупилась.
        Про разговор с Ларисой она не солгала. Звонок был нужен для пробуждения злости и правдоподобности разоблачения. Разговор удался на славу, но, главное, что радовало Александру, Лариса была не одна. В ее квартире был мужчина. То, что надо! Теперь оставалось радеть на то, что ничего не соображающий Андрей, со своим пухлым чемоданом поедет прямо к ней.
        Александра позвонила Нинке. Так как рыдать у нее уже не получилось, трагически поведала о случившемся, и отключила телефон. До Нового года оставалось два часа с небольшим.
        Быстренько переодевшись в джинсы и рубашку, она для усиления злости оставила на лице следы душераздирающей истерики, и принялась ждать. Делать ставки на то, кто первый к ней примчится: Нинка, или взбешенная Лариска с не менее взбешенными мужиками, сил, потраченных на инсценировку разоблачающего разговора, уже не осталось. Она только вяло подумала, что, возможно, сопровождать Ларискин вояж будет один Андрей. Хотя, и этого она не могла гарантировать.
  Первой в квартиру внеслась Лариса и, надо отдать ей должное, попыталась от всего откреститься и клятвенно убедить Александру в ложности всего сказанного «доброжелателем». За ее спиной маячил Андрей с уже комическим чемоданом и, усердно кивая головой, подтверждал все, говоренное любовницей. Но, мирное разрешение ситуации Александру никак не устраивало. Решив, что самым лучшим в данный момент будет ее разъяренная пощечина по физиономии разлучницы, она с наслаждением ее влепила. Лариска кинулась отбиваться и в этот момент в квартиру влетела Нинка.
        Заверещав, как пожарная сирена, она с кулаками накинулась на ненавистную Лариску и умело вцепилась ей в волосы. Защищать непонятно кого и неопределенно от кого, в клубок дерущихся женщин кинулся Андрей. Когда он закручивал Нинке руки за спиной, компания пополнилась прибежавшими на шум соседями.
        Дебелый сосед-десантник оторвал Андрея от Нинки и от души врезал кулаком ему в пресс. Тот сложился пополам и до полного затишья из массовой разборки выбыл.
        Разъяренная за испорченный новогодний вечер Лариска отбивалась от всех сразу и несла такое, что уши в трубочку сворачивались. Александра и соседская жена ловили каждое ее слово, и обоим вскорости стало понятным, что участь у Андрея незавидная. Пока его обстирывала и обкармливала законная супруга, изредка получать от него порцию секса новоявленной любовнице было выгодно, а с чемоданом в ее квартире он ей и с полной зарплатой не нужен, а тут еще ему алименты на сына платить, да не малые. Не монолог, а серенада для ушей!
        Поднатужившись и каким-то чудом изловчившись, Нинке удалось вышвырнуть Ларису из квартиры и захлопнуть дверь. Сосед некоторое время рассматривал пришедшего в норму Андрея, а затем вопросительно посмотрел на Александру. Та обессилено повела глазами в сторону двери и через пять секунд, вслед за подружкой подышать свежим зимним воздухом отправился неудавшийся донжуан. Горемычный чемодан последовал за ним. Нинка расстаралась.
- Сашенька, пойдем к нам, - обняла Александру за плечи сердобольная соседка, но Нинка тут же подсела с другой стороны и деловито разрулила, кто где будет встречать Новый год. До двенадцати оставались считанные минуты.
        Казалось, что соседи такой расстановке были только рады. Когда, отблагодарив их за содействие, Александра обессиленными руками закрыла за ними двери, Нинка тащила из ванной косметическое молочко и салфетки. Александре и самой уже надоел ее липкий и бесформенный макияж. Она едва успела его смыть до боя курантов.
        Даже не взглянув на шампанское, Нинка налила им с Александрой по рюмке водки, свою сразу опрокинула в себя и, выдохнув, посмотрела на подругу.
- С Новым годом, Сашуля!
  Тут же налила себе вторую, звякнула в пока не пригубленную рюмку Александры и добавила:
- С новой жизнью!
        Когда, спустя некоторое время, страсти улеглись, а официальный развод стал делом ближайшего будущего, в душе Александра вовсю воодушевленно аплодировала себе, как режиссеру-постановщику, главным действующим лицам, которые в отличие от нее и не догадывались, что им были отведены какие-то роли, упивалась драмой, пронесшейся мимо ее сердца, и заслуженным триумфом. Правда, поделиться личноприсужденной «Золотой маской» во всех номинациях, было не с кем. Душевная потребность поделиться значимостью этого события со всеми, имеющими уши, порой была сильнее предрассудков, запретов, условностей, боязни быть непонятой и униженной этим непониманием, но потребность эту приходилось давить. Слушатели могли грохнуться в обморок от практичного цинизма ее натуры, совершенно не подготовленные на предмет ее подлинного отношения к сложившейся ситуации. Лучшая подруга, узнай она всю правду, имела бы все основания смертельно обидеться за безинформационное использование ее душевности. Терять верную Нинку Александра боялась. Высказаться было некому.
        Сердце сына, тщательно подготовленное на возможность полного разрыва с отцом, практически не пострадало, в нем даже проглядывалось облегчение, что этот гордиев узел наконец-то разрублен. Притом, одним махом. Идеальное соотношение момента относительного взросления сына, понимания им самим отношений матери с его отцом, частичного, если не полного разочарования в нем и вовремя появившейся не только на горизонте, но и в родном доме предполагаемой любовницы отца, Александрой было использовано мастерски.
        Но перед сыном ей особенно приходилось контролировать каждое свое слово, пока вся история не исчерпала себя за дальностью времени и ненужностью воспоминаний.
        Развод свершился без особых проволочек, так как Андрей на суд опоздал, а Александра, не долго думая, написала заявление на заочный развод, подкараулила Андрея на выходе и радостно поведала, что все уже произошло. Его убитый вид ее не огорчил. Он только тоскливо посмотрел вглубь здания, но ничего уточнять не стал. Не разбирая дороги, через сугробы, побрел до остановки и сел в первый подошедший автобус.
        А через десять дней у Александры на руках было готовое решение о разводе. О такой легкости она даже не мечтала и вскоре зажила в полной гармонии себя с собой, наслаждаясь идиллией души и разума.
        Через несколько недель Андрей пришел в себя и принялся старательно навязывать ей чувство вины за безотцовское детство Алешки. Только все его попытки пресекалось Александрой на корню. В прежней жизни избавиться от чувства вины ей бы было не так-то просто. Укоренившийся стереотип, высаженный в раннем младенчестве, ей пришлось не спиливать, а выкорчевывать с грунтом. Эта победа была ее личной гордостью и имела такие масштабы, что больше никто, как не старался, навязать ей малейшее моральное порабощение уже не мог. Оно выбросилась из сознания на всю последующую жизнь.
        Их последний разговор по телефону отбил у Андрея малейшую охоту разбираться, кто прав, кто виноват в их неудавшемся браке. Александра была, как говорят, в ударе и не дала ему даже слова выговорить. А последней тирадой, слабого интеллектом бывшего супруга, расстреляла едва ли не в упор:
- Ту модель брака, что ты мне навязал с первых дней совместной жизни, по классификации Данте можно смело отправлять в чистилище. Если она тебя идеально устраивает, а у меня есть все основания полагать, что это так, то прими совет: поищи себе банщицу и не мешай мне строить рай. Адью!
        Оголенные крыши обильно оплакивали зиму, роняя на мостовую крупные слезы. Александра встречала весну.



2007 год.