Разложение

Я не знаю, чем быть.
Я научился не спать,
но разучился любить.
-- ДДТ



“Очень в твоём духе, - сказала мне Си Джей, - бросить всё и сбежать. Как всегда, ты думаешь только о себе”. Сказать по правде, было чертовски больно это слышать. Знаете, как это работает – ты можешь сделать человеку добро раз, другой, но когда ты впервые делаешь что-то, что его не устраивает, он утверждает, что так было всегда. Я хочу сказать, я никогда не думал о себе так мало, как в этих отношениях, но на этот раз я просто не смог, видите ли. И дело не в ней. И не в том, что мы хотели пожениться этой осенью. И не в ребёнке, которого у нас никогда не будет.
Просто я проебал дело, потерял напарника, а ей ничего рассказать не смог из-за всех этих уровней секретности. Си Джей по сей день, наверное, думает, что я работал в каком-то скучном офисе. Гм, на самом деле это был бла-бла-бла особый отдел. Ну, знаете, из тех, что показывают в триллерах и фильмах ужасов.
Хотя бы шеф отнёсся к моему решению с пониманием. Я уволился по собственному желанию без всяких проблем, собрал деньги и уехал в Смоллингтон. Дурацкий маленький городок, именно то, что мне нужно. Вот теперь – да, теперь я работаю именно в скучном офисе, привет, Си Джей.
Я тогда сказал ей, что вернусь, пусть только даст мне время. А она ответила: “Если сейчас за тобой закроется дверь – можешь не возвращаться”.
Наверное, Лондону придётся обойтись без меня ещё вечность-другую. Хотя дверь я демонстративно оставил открытой.
Эндрю всегда говорил, что отношения людям нашей профессии можно заводить только с коллегами. “Конечно, служебный роман – это не совсем этично, но, слушай, от всех остальных нам придётся скрывать чёртову половину жизни. Половину, две трети, три четверти, ну, ты понял. Лучше развести бордель на работе, чем терять и терять любимых людей, которым никогда не стать близкими”. “Да ну тебя, чувак, - говорил я. - Ты просто не знаешь, как ещё ко мне приклеиться. Говорю же, я не из таких”. И возвращался домой к Си Джей.
Ну да, Эндрю интересовался мужчинами. Интересовался мной. Да, это иногда напрягало. Но, честное слово, об этом я думал меньше всего, когда та адская тварь впивалась зубами ему в глотку на моих глазах. Тогда мне просто хотелось его спасти, но другие твари держали достаточно крепко. Помощь пришла, меня вытащили. Что сделали с трупом Эндрю, я не знаю.
Вот когда я собрал вещи.
Вот почему я сейчас сижу в этой дыре с гордым ярлыком “квартира двухкомнатная, район престижный”. Какой, к чёрту, престижный район в этой жопе негра? Надо было валить в Абердин или Бирмингем.
Вот почему я не понимаю, какая сволочь звонит в дверь. Вроде как здесь я никому не нужен и не интересен. Ошиблись адресом, наверное. Наверняка. Стоит открыть только для того, чтобы хорошенько отчитать идиота, путающего подъезды.
Я распахиваю дверь и вдыхаю поглубже, собираясь произнести по-настоящему вдохновенную тираду.
И выдыхаю – медленно, неверяще.
 - Сэм?
Стоящий передо мной юноша мягко улыбается и сдувает со лба чёлку.
 - Я тебя долго искал, Алекс. Позволишь войти?



И вот мы сидим на кухне, я грею руки о чашку с кофе и не знаю, что сказать. Последний раз мы виделись лет восемь назад, да-да, мне было двадцать, ему четырнадцать. Маленький рыжий крысёныш, которому полагалось помочь, вот только я невзлюбил его с первого взгляда. Правда, потом мы разговорились и нашли общий язык.
Забавное было дело. Сэм, видите ли, незаконорожденный сын и последний наследник какого-то там великого мага. Великий маг соизволил откинуть копыта и оставить после себя симпатичный гримуарчик, который должен был находиться только в семье, иначе – конец, ****ец, апокалипсис. Естественно, как и бывает в страшных сказках, гримуар попал в лапы злого и нехорошего мошенника. Мы всем агенством отыскивали Сэма, учили его уму-разуму и вверяли ему книжечку. Весело было.
Он потом уехал из Англии. Не знаю, куда уехал. О, сейчас спрошу.
 - Где тебя носило столько лет?
Сэм улыбается, словно только и ждал этих слов.
 - Много где. Во Франции был, в Штатах, даже в Австралии.
 - Ого. Другой конец света.
 - Да... - он опускает глаза. - Только, знаешь, одиноко было. Магическая тусовка, конечно, всегда протянет руку помощи человеку с таким артефактом, как у меня, но это же не то. Собственно, в этом вся и проблема. Во мне всегда видят хранителя Книги Крови. Знаешь, наверное, тебе одному всегда было на это насрать. Есть Книга, нет Книги – плевать, ты мог поддержать меня, когда было хреново, а мог задать трёпку. Меня это ужасно злило тогда... а в последние годы стало этого не хватать. Поэтому я и вернулся в Лондон, вот только тебя там не было.
Я откидываюсь назад, на спинку стула. Так он нашёл меня, чтобы я вправил ему мозги?
 - Я нашёл тебя, чтобы ты поставил меня на место, Алекс. Я заигрался. Ещё немного – натворю дел.
Вот только мысли мои читать не надо, щенок.
 - И ты это сам почувствовал?
Сэм склоняет голову набок.
 - Угу. Я разбираюсь в таких вещах. Знаешь, за последние несколько лет я видел много таких свихнувшихся от обилия власти. Я знаю, что у меня в руках вещь, которая может уничтожить планету. Это легко. Надо открыть нужную страницу, расшифровать и прочитать несколько строк. Всё элементарно. И, - он нагинается и смотрит пристально мне в глаза, - мне хочется это сделать, понимаешь? Знаешь, бывает такое одиночество, когда не видишь смысла не только в своём дальнейшем существовании, но и в существовании мира в целом.
 - Отлично тебя понимаю, - бормочу я. - Так что ты обратился не по адресу. Если ты хочешь что-нибудь взорвать – на здоровье, я тебя поддержу.
Он смеётся.
 - Я не верю, Алекс. Ты не такой. Ты лучше.
Ну да, конечно, я лучше. Я – долбанное воплощение всех добродетелей на свете. Я человек, с девятнадцати лет спасающий планету. Но я отошёл от дел. Я хочу пожить для себя, вот только какая жизнь в этом вакууме? Раньше мне казалось, что всё плохо, вокруг пусто, ах, я не могу рассказать невесте о своей работе, я хочу быть нормальным, слышите, отпустите меня. Теперь я нормальный, угу. Совершенно нормальный, просто ****утый. Но окружающие чувствуют моё прошлое, хотя сами этого не осознают. Сотрудники не приглашают меня на пиво вечером пятницы. Босс даёт задание и затворяет передо мной дверь офиса. Секретарши не желают флиртовать, когда я прихожу воспользоваться кофеваркой. И вот теперь – появляется Сэм, и он знает меня изнутри, и он всё равно пришёл ко мне. Только вот хочет он невозможного – чтобы я снова спас мир. Я не могу спасти мир, Сэмми, здесь я – мир, и я умер.
 - Алекс, - говорит он. - Посмотри на меня.
И я смотрю.
Всё тот же крысёныш, право слово. Он старше сейчас, чем был я, когда мы виделись последний раз, но на вид больше восемнадцати не дашь. Хилый подросток, которого ни за что не возьмут в школьную футбольную команду. Он всегда умел вывести меня из себя одним неосторожно сказанным словом, одним жестом. А сейчас меня убивает его взгляд, потому что я с тем же успехом мог бы глядеться в зеркало. “Спаси меня, мне надоело жить, дай мне смысл”. Да где я возьму тебе смысл, идиот?
Руки совсем замёрзли. Чёрт, и они называют это югом страны. Это север. Это грёбанный северный полюс. Это просто ещё одна зима в Смоллингтоне.
 - Что я должен сделать, Сэм? Что я должен тебе сказать? Лучше бы ты поехал куда-то, где градусов на сорок пять теплее чем здесь и кто-то хочет бороться за мир. Я слишком устал, чтобы тебе помочь.
Он отворачивается. Часы тикают, обогреватель тихо жужжит. Я действительно ничего не могу сделать, не могу взять его за руку и отвести от края бездны. Я сам уже одной ногой там.
Может быть, я бы смог оправдать его ожидания, если бы Эндрю был жив, и я по-прежнему был собой, и у меня была Си Джей.
Невпопад понимаю, что очень скучаю по Лондону. А ещё у меня есть деньги, и на моей стороне сила времени. Вряд ли ко мне потянутся все бывшие друзья, если я снова окажусь в родной столице. Отыскивать добровольно умершего – привилегия чокнутых магов с сумасшедшими артефактами в заплечных рюкзачках. Другим это не нужно.
Но нет, я не готов возвращаться. Ноги понесут меня в Сохо, на задворки того клуба. Я снова увижу вылезшие из орбит глаза Эндрю. Я сойду с ума.
Впрочем, хей, кто здесь нормальный?
Может быть, хорошо, что этот придурок приехал.
 - Эй, Сэмми. Я помогу тебе, если ты поможешь мне.



Странно после года жизни в одиночестве просыпаться и идти на кухню очень, очень тихо, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате. Когда-то я владел этим искусством в совершенстве, а теперь ухитряюсь оступиться на ровном месте и автоматически выматериться. Замираю, прислушиваюсь. Нет, если даже я разбудил Сэма, он виду не подаёт.
Негнущимися пальцами разрываю пакет с кофе и ставлю турку на огонь. Хо-лод-но. Холодно, ****ь.
По крайней мере, после переезда эту привычку менять не пришлось – я всегда просыпался первым, шёл на кухню и варил кофе. Си Джей приходила позже, зевая и оправляя халат, брала свою чашку и щурилась на меня сквозь пар. Я помню её голос: “Не смотри на меня, я ненакрашена”. Глупая так и не поняла, что как раз по утрам, без грамма макияжа и с опухшим ото сна лицом, она была мне милее всего. Не было маски успешной деловой женщины, стервы, не идущей на компромисс. Не было того, из-за чего я захотел однажды её завоевать – только приз, который я получил в итоге.
Я оглядываюсь через плечо, словно жду, что она сейчас зайдёт на кухню и сонно улыбнётся. Но никого нет. Даже Сэма.
Опускаюсь на стул. За окном завывает ветер. Чёртов городишко, здесь всегда так ветрено.
Если бы я был Сэмом. Если бы я был мальчиком с невиданной мощи гримуаром в руках. Если бы я мог спустить этот мир в унитаз, послать его ко всем чертям – я бы это сделал. А теперь я должен помешать Сэму сделать именно это. Одна из моих бывших коллег любила говорить мне, когда я хандрил: “Соберись, Алекс! Прорвёмся! Ты же мужик!” Нет, Нина, это я только на словах мужик, а на самом деле – тряпка, как есть тряпка. Потому что:
а) не спас своего лучшего друга, чёрт, даже не успел дать ему понять, что он мой лучший друг;
б) не дал себя понять любимой женщине;
в) сижу тут и жалею себя.
А ещё у меня кофе сбежал. И снова придётся вытирать горячую конфорку. И вся кухня будет вонять жжёным мочалом, да что там – вся квартира.
Я закуриваю. Когда я только переехал сюда, я часто себе говорил: “Я вернусь в Лондон, когда кончится зажигалка”. Зажигалка кончалась, я покупал следующую и говорил себе то же самое. Зажигалке на шестой, впрочем, заткнулся.
Я очень, очень хочу вернутся, но нельзя войти дважды в одну реку. И нет смысла появляться в родном городе безликой тенью, не идущей на контакт с прошлым.
Ага, и тут мы возвращаемся к одному: смысла вообще нет.
Смысла нет, и я вытираю конфорку, и делаю ещё одну, две, пять затяжек, и жду, пока Сэм соизволит перестать делать вид, что спит.



Сюрприз ждёт меня, когда я возвращаюсь с работы: в квартире вкусно пахнет чем-то подгорелым.
 - Я пытался приготовить обед, - сообщает взъерошенный Сэм, - но кулинария – явно не мой конёк.
И впервые за долгое время я смеюсь. Потому что, блин, невозможно иначе – у него такой дебильный вид, когда он стоит в забрызганной хрен знает чем рубашке и с половником в руке, а субстанция в кастрюле, призванная символизировать суп, вообще может привести к нервным коликам.
 - Переодевайся, это глухая провинция, но пара кафе здесь есть.
Выходя из дома, мы идём так близко друг к другу, что с тем же успехом могли бы держать друг друга под руку или вообще обниматься. Не могу сказать, что меня это особенно нервирует, но как-то неуютно. Я отодвигаюсь. И тут же слышу:
 - Тебе неприятно быть рядом со мной?
Я задумываюсь. Да нет, неприязни я не испытываю. Просто став однажды волком-одиночкой, невозможно почувствовать себя членом стаи в одну секунду.
 - А какая тебе разница? - спрашиваю я. На ветру губы пересохли.
Сэм пожимает плечами.
В кафе мы некоторое время сосредоточенно налегаем на еду, не отвлекаясь на разговоры. Потом я спрашиваю:
 - И что же довело тебя до такого состояния? Я имею в виду, не знаю никого, кто захотел бы уничтожить мир просто со скуки.
Он делает глоток дурацкого ромашкового чая.
 - На самом деле это глупо, Алекс, и я сам это понимаю. Но... для всех, кого я встречал за последние восемь лет, я просто мальчик-с-крутым-артефактом. Из-за этого меня любят, из-за этого меня ненавидят, из-за этого мне помогают, из-за этого передо мной лебезят. Я раб лампы... или, вернее, раб чёртовой книги. Но должно же быть что-то ещё.
Я смотрю на него и хмурюсь. Чёрт, малыш, у тебя подростковый кризис какой-то или как? “Ах, никто не видит настоящего меня. Почему бы мне не разъебать вселенную”. Чёрт, да ты не чувствовал настоящей боли, мальчишка. Ты не знаешь, что это такое – не оправдать ожиданий, предать самого себя, оказаться идиотом там, где мог бы показать силу, которую в тебе видели...
И тут приходит озарение: а может быть, я так же жалок, как он? Просто в другом ключе. Ну да, конечно, жалок. Я должен был бороться. Я должен был жить дальше. Вместо этого я сбежал в глухой уголок и даже не зализываю раны – просто позволяю им кровоточить. Слабак, Алекс, трижды слабак. А ведь когда-то в тебя верили.
Но Си Джей сказала, что ты можешь не возвращаться, а ты всегда делал то, что она тебе говорила. Всегда – пока не решил уйти.
Большая любовь, большая дружба, всё это пошло пшиком. Не удержал. Одному дал умереть, другую отпустил.
Но сейчас надо решать текущие проблемы.
 - Ты не пробовал избавиться от книги?
Блин, Сэмми, тебе не идут выпученные глазки.
 - Вы же сами мне тогда говорили, что я не могу никому её передать. Она должна оставаться в семьей. Только кровь Хэрвудов, бла-бла-бла...
 - Да, но её можно уничтожить, - говорю я. - Сжечь, например. Вопреки мнению некоторых русских писателей, рукописи отлично горят.
Сэм опускает глаза.
 - Я об этом думал, но... это кажется мне ужасно несправедливым. Я имею в виду, этот гримуар создали не просто так. Там действительно много уникальных знаний, умений, понимаешь? Несправедливо уничтожить всё только потому, что маленький придурок не справляется.
Я медленно киваю. Да. Точно.
Вот только не припомню, чтобы в мире вообще существовала справедливость.
Сэм хмыкает.
 - Забавная задачка перед нами стоит. Ты должен удержать меня от глупости, я должен помочь тебе удержать меня. И как мы это сделаем, Алекс?
И правда – как?
Я меняю тему.
 - Неужели ты за всё это время не встретил ни одного человека, которого волновала бы твоя личность, а не твоё наследство?
Сэм продолжает пить чай. Молчит. Молчит так долго, что я уже не жду ответа.
В конце концов он улыбается чуть заметно и шепчет:
 - Сколько их было – тех, кто утверждал, что их волную я. Женщины, мужчины, мои ровесники и люди постарше, слабые, сильные... какие угодно. А потом я понимал – это не я. Это Книга Крови. И тогда становилось ещё хуже. Знаешь, ведь и тогда, когда мы с тобой познакомились... все твои коллеги смотрели на меня как на сына Хэрвуда. Только ты мог мне и подзатыльник отвесить, и посмеяться надо мной.
 - Да-да, и за этим ты приехал ко мне сейчас. - Я тянусь за пачкой LM. - Я уже понял. Ну что ж, мне и впрямь насрать на артефакты и их хозяев. Вот лично ты – ты мне никогда не нравился, Сэм.
И он улыбается.
 - Знаешь, таких слов мне никто ещё не говорил, - и морда такая радостная-радостная.
Жалко, что мне уже говорили любые слова.



В один прекрасный день Сэм смотрит на меня и заключает:
 - Ты просто тоскуешь по прошлому. Тебе бы вернуться, Алекс.
 - Заткнись, - привычно бросаю я. Мне некуда возвращаться. То есть, я могу приехать туда, откуда сбежал, но там не будет Эндрю. Там не будет моего имиджа человека, который никогда не даст своему напарнику попасть в опасность. Не будет назначенной даты свадьбы и плана на пять лет вперёд. Ни хера, в общем, не будет.
Но Сэм прав – я тоскую, я тоскую так, что готов взвыть в любую секунду. И когда он уходит “подышать воздухом”, я делаю шаг назад. Я беру мобильник и по памяти набираю номер.
Си Джей берёт трубку после третьего гудка.
 - Да?
Она всегда говорила “да” вместо “алло”. На секунду мне кажется, что я никуда не уезжал.
 - Это Алекс. Помнишь меня?
 - О.
Один звук. Даже не слово полноценное – так, междометие. Я предпринимаю ещё одну попытку:
 - Я соскучился.
 - И тебе понадобился год, чтобы это понять?
Немного резко, но, видимо, я заслужил.
 - Поверь мне, я понял это давно. Просто не хотел тебя тревожить.
Она молчит. Тишина вокруг меня, тишина на другом конце страны. Впрочем, ту, вторую тишину спустя несколько секунд прерывает какой-то звук.
 - Чёрт, Си Джей, что это? Плач младенца?
Пауза слишком короткая, а потом это обрушивается на меня:
 - Да. Его зовут Александр, ему два месяца. Алекс, извини. Мне нужно было дальше строить свою жизнь.
Она вешает трубку, не дав мне даже шанса как-то отреагировать. Я бросаю мобильник в стену, как истеричная школьница.
Вот оно, простейшее доказательство. Жизнь продолжается – для всех, кроме меня. Я единственный, кто замкнулся в себе и не может переварить несколько событий, ничтожных, в общем-то, в масштабах вселенной.
Слышу, как ключ поворачивается в замке. И хватаю куртку.
Теперь дышать воздухом иду я.



Вечером Сэм заговаривает об Эндрю. Это одна из тех несправедливых вещей, которые просто есть.
 - Я тогда замечал определённые вещи, - сообщает он. - Твой напарник так на тебя смотрел... я решил, что через пару лет между вами определённо что-то стрясётся.
 - Может, ты и маг, но даром предвидения не страдаешь, - отзываюсь я. - Ничего не случилось. Он был просто хорошим другом. Лучшим.
 - А ты для него?
Что я могу ответить?
 - Я не знаю, Сэм, не знаю. Просто меня всегда интересовали женщины. Я ничего не мог поделать.
Сэм оббирает катышки со свитера.
 - Знаешь, мне в какой-то момент стало ясно, что совсем неважно, чьё тело сидит рядом с тобой – мужское ли, женское. Дело в человеке, который там, внутри. Ты не хотел бы встретить какого-нибудь человека, Алекс? Такого, чтобы ты мог его полюбить?
Я качаю головой.
 - Я не знаю, что должен сделать человек, чтобы я его полюбил.
 - Я знаю, - с готовностью отвечает Сэм. - Он должен сделать то, что ты не можешь сделать для себя сам.
 - Тогда он должен меня простить.
Сэм тянется к книжной полке и берёт какой-то детектив в яркой обложке. Некоторое время назад я скупал их пачками: на такие незамысловатые интриги здорово отвлекаешься. Потом это перестало работать.
Пока Сэм читает, я погружаюсь в свои мысли. Простить. Я так себя и не простил – за Эндрю, за Си Джей, за тысячу других вещей, которые привели меня сюда.
Что толку повторять про себя одно и то же? Переливать из пустого в порожнее? Я сам себя наебал. Я думал, что сбегу и начну сначала. Начинать надо было с конца. Размотать клубок и смотать его заново, распутав все узелки. Может быть, тогда моя вселенная не сузилась бы до размеров этой холодной комнаты и мальчика на диване.
Да, когда приехал Сэм, стало легче. По крайней мере, теперь, когда я говорю вслух, это не значит, что у меня развивается шизофрения. Иногда я даже получаю ответы.
Простить себя. Отпустить Эндрю. Отпустить Си Джей.
Найти в себе силы поехать в Лондон, зайти в знакомое здание и сказать: “Я готов приступить к работе”.
Будут ли у меня когда-нибудь на это силы?
Иногда мне кажется, что я навсегда застрял здесь. Поездка в глушь задумывалась как отдых от тюрьмы невыносимых обстоятельствах, но я просто нашёл себе новую клетку. Мне больше не снятся сны – в основном потому, что я почти не сплю. Я даже не дышу, это просто рефлекторные движения лёгких. Я сошёл с ума, я двинулся, у меня ничего больше нет – только чувство собственной важности. Ах, Алекс такой, Алекс сякой, Алекс похерил свой мир и теперь должен нести на это наказание. Я сам себе судья, прокурор и суд присяжных. А кто дал мне это право?
Мальчик, который действительно может похерить мир, потихоньку исцеляется рядом со мной. Это должно значить, что мне тоже становится лучше.
Я поднимаюсь на ноги. У дверей задерживаюсь.
 - Я пошёл ложиться.
 - Я прощаю тебя, - спокойно говорит Сэм, переворачивая страницу. - Если это имеет какое-то значение.



На выходных я возвращаюсь из магазина с тонной покупок, и, конечно, вампир выбирает именно этот момент, чтобы выскочить на меня из-за угла. Я и не знал, что в Смоллингтоне бывают вампиры; к счастью, это незнание не мешает мне носить с собой пистолет и серебрянный нож.
Пакеты с едой летят в сторону.
 - Ты убил моего Сира, - прогоркло выдыхает тварь мне в лицо. - Ты думал, спрятался – так я тебя не достану?
Когда до меня доходит, что он думает, будто я бросил всё и приехал сюда из-за него, я начинаю трястись от смеха. Вот она, настоящая причина, а я-то думал! Смерть, предательство, собственная слабость – какие мелочи перед страданием порождения ада.
Совершенно искренним страданием, между прочим.
Я изворачиваюсь, пытаюсь стряхнуть его с себя, дотянуться до ножа на поясе. Растерял все навыки, надо же. Вместо ножа удаётся ухватить пистолет.
Осечка. А потом оружие присоединяется к жратве из супермаркета.
Не могу сказать, что мне становится страшно или ещё что. Скорее это глухая радость из-за того, что сейчас всё закончится. Осталось перетерпеть ещё несколько минут, пока тварь чавкает у моего горла.
Вот почему нас предупреждали: никогда не ходи “в поле” без партнёра. Впрочем, партнёра у меня больше нет, так ведь?
...И вампира словно ветром сдувает. Я открываю глаза и вижу Сэма. Он очень бледный и на меня не смотрит. Вместо этого он пялится на несчастное тело у стены, тело, которое быстро превращается в гору пепла. Пистолеты, ножички – нам бы в команду тогда пару магов. Впрочем, они, кажется, были, просто им доверяли дела классом повыше.
Сэм помогает мне подняться, я отряхиваюсь.
 - Тебя ни на минуту одного нельзя оставить, - говорит он тоном мамочки-наседки. Я смеюсь. С ним это легко.
 - Поверь мне, такого я не ожидал. Здесь так тихо обычно...
Мы собираем покупки. Пачка равиолей валяется в паре метров от кулька, на замороженный бифштекс кто-то из нас наступил.
 - Чёрт, - говорю я. - Дерьмо. Всего год без практики – и вот, я беспомощен, как котёнок. А если бы от меня зависела чья-то жизнь?
 - А ведь зависела. Твоя собственная, - напоминает Сэм. Я отмахиваюсь.
 - Это не в счёт. Чёрт, я столько лет этому отдал... А что если этих тварей здесь несколько? Я же должен... спасти город, что ли, - Господи, маразм-то какой.
Сэм становится серьёзным, подходит ближе и кладёт руку мне на плечо.
 - Ты больше не должен никого спасать, Алекс. А я могу позаботиться о тебе, если позволишь.
 - Но я хочу. Это моя работа – спасать людей.
Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю понять, что говорю. Чёрт подери, но ведь это правда. В меня вбивали это самыми драконовскими методами: не проходи мимо, если пахнет серой, Алекс. Непосвящённые не могут спасти себя сами. Ты должен сделать что-то, даже если ничего сделать нельзя. Ты должен помогать, спасать, хранить, вытаскивать.
Мы с Сэмом снова идём слишком близко друг к другу. Он хочет позаботиться обо мне.
Разве обо мне нужно заботиться?
Где-то на полпути домой он, конечно, берёт меня за руку. Словно это естественно.
Я кошусь на него и думаю, что Эндрю тоже мог бы взять меня однажды за руку, если бы не я сам.



Как-то незаметно подкрадывается мой день рожденья. Сэм тащит меня в кафе. Мы заказываем какое-то дрянное ризотто и бутылку белого вина.
 - Если бы у тебя было одно желание, - говорит Сэм, - и гарантия, что оно сбудется, что бы ты загадал?
Я раскрываю рот, чтобы ответить: “Вернуться на год назад”, но внезапно понимаю, что это не то. Ну, отправился бы я назад во времени, что потом? Я всё равно, скорее всего, не смог бы спасти Эндрю, а потом сделал бы точно такой же выбор – уехать, надеясь, что на этот раз я научусь на горьком опыте и действительно вернусь через пару месяцев. Но, чёрт побери, я не вернулся бы и в итоге вновь оказался бы прямо здесь – с Сэмом в дурацкой забегаловке, без всякого желания отвечать на его вопросы.
А правда, что бы я загадал? Чтобы Си Джей меня дождалась? Чтобы я стал другим человеком, не такой тряпичной куклой?
 - Я бы попросил, чтобы Эндрю на меня не сердился, - выдыхаю я. - Чтобы он знал, что он для меня был важен, правда, важен.
Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, Сэм смотрит на меня с этакой грустной полуулыбкой.
 - Ты думаешь, он не знает, Алекс? Мёртвые ходят среди нас. Он наблюдал за тобой всё это время; может быть, и сейчас наблюдает, и не может уйти дальше, потому что ты так мучаешься. Он, конечно, давно тебя простил. Только сможешь ли ты простить себя, а, Алекс?
 - Ну, ты сделал это за меня, - я пытаюсь перевести всё в шутку. А он качает головой.
 - Никто за тебя твою работу делать не будет.
Я беру бокал и рассматриваю помещение сквозь золотистую жидкость. Лица окружающих кажутся более светлыми, что ли.
 - Знаешь, - говорю я, - если бы я был тобой... если бы у меня была Книга Крови...
Сэм всем своим видом предлагает мне продолжать.
Я делаю глубокий вдох.
 - Я бы не стал посылать мир к чертям. Я тут понял... на самом деле, мне нужно исправить мир, а не разрушать его.
 - Правильно, - кивает Сэм. - Я тоже это понял. - А потом, - Если ты когда-нибудь решишь вернуться, я хотел бы пойти с тобой. Работать в твоей конторе. Возможно, мы бы даже стали напарниками. Что скажешь?
А я ничего не могу сказать. Я, кажется, опьянел с двух бокалов, а ещё, думаю, Сэм за последнее время стал мне нравиться куда больше.



Через день я набираю ещё один номер из прошлого, правда, этот пришлось подсмотреть в записной книжке. Секретарша Мэгги узнаёт меня, щебечет что-то невнятное и соединяет с бывшим шефом. Тот говорит со мной всё тем же тёплым басом.
 - Я так рад слышать тебя, Алекс. Ну что, отдохнул? Надумал вернуться? Местечко тебя ждёт.
 - Не сейчас. Но скоро, - обещаю я. - Очень скоро. А ничего, если я ещё кое-кого с собой приведу?
Когда я вешаю трубку, становится легче. Может быть, всё и устаканится. Может быть, мы с Сэмом пронесёмся вихрем по улицам Лондона и уничтожим пару телег нечисти. Может быть, с Сэмом я буду немножко честнее, чем с Эндрю.
Я грею руки над обогревателем, я ставлю на плиту кофе, я жду Сэма с очередной прогулки. В бездне под мыслями сухо и горячо, хотя пальцы по-прежнему мёрзнут. Я не знаю, может быть, я схожу с ума, а может быть, наконец, исцеляюсь.
Столько месяцев я бегал от прошлого, но сейчас я набираюсь решимости посмотреть ему в лицо. Это просто – словно подходишь к зеркалу. Словно сдёргиваешь с него простыню – ох уж эта традиция завешивать зеркала, когда покойник в доме. А в доме и правда покойник, имя ему – Эндрю Брукс. Если бы не его смерть...
Но его смерть просто стала последней каплей, не так ли? Жизнь не меняют в один день, и уж точно её в один день не посылают псу под хвост. Это копилось давно, эта невозможность оправдать все ожидания, свалившиеся тяжёлым тюком на хребет, быть для всех хорошим, спасти всех, не потерять себя. И я потерялся.
Я, чёрт вас всех подери, потерялся. И я этим не горжусь.
Но я, мать вашу, буду гордиться тем, что выберусь из этой задницы.
Я дал себе срок: месяц. Ещё один месяц на то, чтобы собрать осколки и склеить из них большое пуленепробиваемое стекло. Я начну сначала. Только теперь я буду оправдывать свои собственные ожидания.
Я ожидаю от себя:
а) жить.



В темноте кто-то прикасается к моему лицу, и я вскидываюсь.
 - Сэм? Что ты здесь делаешь?
 - Помнишь, - глухо шепчет он, - ты, фактически, сказал, что полюбишь человека, который тебя простит. Так вот: я простил тебя, Алекс. Я простил тебя за то, что припёрся к тебе, ожидая помощи, а в итоге это мне пришлось подбирать то, что от тебя осталось. Я простил тебя за то, что ты такой слабый ублюдок.
Это просто смешно.
 - Да, может быть. Ты собираешься напоминать мне об этом каждый божий день?
Он смеётся.
 - Нет, это последний раз.
А потом целует меня. И, чёрт, я даже приоткрываю рот прежде, чем его оттолкнуть.
 - Какого хрена ты делаешь, я не педик!
Его пальцы сжимаются на моём плече.
 - Только не говори, что я тебя насилую. Ты же сам хочешь, Алекс! Ты хочешь почувствовать себя живым! Неважно – мужчина или женщина. Важен человек. Важно то, что ты чувствуешь. Да посмотри на себя, - он говорит быстро, сбивчиво, - за несколько недель ты так изменился. Это я сделал, Алекс, я. Ты захотел жить. Получается, я что-то для тебя значу, верно? Получается, это ненапрасно? Господи, я о тебе все эти годы думал. Хренов неудачник. Я думал, ты меня удержишь, а получилось – я удерживаю тебя. И, понимаешь, в чём штука, я всё равно...
Его манера слишком много говорить раздражает, а я по жизни знал только один способ заткнуть говоруна. Правда, говорунами в основном были девчонки.
Он стонет мне в рот, я подминаю его под себя, а дальше, наверное, неважно, дальше инстинкты подскажут. В конце концов, я дрочил столько раз – что мне стоит поменять угол и сделать те же движения для кого-то другого. Что мне стоит наклониться и взять его член в рот. Что мне стоит целовать, лизать, покусывать, если я точно знаю, что будет ему приятно – не так уж отличаются наши тела. Это даже легче, чем первый раз с женщиной. Знаешь, чего ожидать.
А потом я лежу, уткнувшись носом в рыжую макушку, и думаю, что месяц – это даже слишком много.
Я отпускаю их всех: Эндрю, Си Джей, её чужого ребёнка, названного моим именем. Я просто беру и отпускаю, понимаю, прощаю, принимаю прощение. Только больше не играю по навязанным правилам.
Я возвращаюсь не потому, что это правильно, не потому, что это в моём стиле. Я делаю это по одной простой причине: это – я. Я – это запах пороха, охота на монстров, потери, кровь, боль, пот, смерть, возвращение домой без сил.
Я – это Сэм, свернувшийся рядом.
И если однажды Сэм снова потянется к своей книжице с целью уничтожить мир, я остановлю его. Но в этот раз он остановил себя сам, а заодно и меня.
Я спасён.
За окном идёт дождь. Зима закончилась.
 - Ты слишком громко думаешь, - вполголоса жалуется Сэм. - Спи уже.
Я обнимаю его крепче.
 - Спасибо, что нашёл меня.



Утром я прихожу на работу в хорошем настроении – наверное, впервые. Секретарша Фрэн отвечает на мою улыбку хлопаньем ресниц, вертит задницей и жалуется, что её бойфренд совсем не уделяет ей внимания – некому даже сводить девушку в кино в пятницу вечером. Я предлагаю ей пойти с подругами.
Шеф подписывает моё заявление об уходе по собственному желанию только с третьей просьбы. “Ну что вы такое говорите, мистер Саймонс, - хрипит он, - вы один из наших самых ценных сотрудников. Вам сложно будет найти замену!”
Я выхожу со всеми в курилку и сыплю анекдотами. Старыми. Но это неважно.
Вечером Пит, что сидит за соседним компьютером, предлагает мне попить пивка после работы, но у меня другие планы на вечер.
Я еду на вокзал и покупаю два билета на поезд.
Лондон зовёт.
И, конечно, в глубине души всё ещё копошатся червячки сомнений. Конечно, я всё ещё не простил себя до конца. Но у меня есть Сэм, который готов прощать меня снова и снова. Пока я не закончусь.
А в ближайшие несколько десятилетий заканчиваться я не планирую.



Конец