Как умирает любовь..

Первый раз, когда это случилось со мной, я спасалась бегством. Тогда на кону была моя порядком потрепанная психика, и я выбрала себя. Не задолго до этого я случайно узнала, что мои без малого сто сантиметров в бедрах являются воплощением женственности, а не вселенского уродства, что женщина может иметь право голоса, а совсем не «тварь дрожащая» и не ничтожное дополнение к его еще не очень дорогому костюму. Тогда я сквозь слезы вдохнула полной грудью, и тогда же с удивлением выяснила, что эта самая грудь у меня есть. Без него мне было легче, свободней, и даже те три дня, что я оплакивала два с лишним года нашей с ним «любви», казались едва ли не самым счастливым временем из того, что мы провели вместе. Я, как человек, пробывший критическое время под водой и едва не утонувший, нервно вдыхала пыльный воздух мегаполиса, и казалось, что мне сменили линзу с черно-белой на цветную. С того времени я думала, что любовь так и умирает в агонии и конвульсиях, но время показало, что все совсем не так, а может, это и не была любовь, а что тогда это могло быть? Хотя сейчас это значения не имеет.

Второй раз произошел почти сразу после первого. В пятом классе у нас появился новенький: избалованный блондинчик с ярко-голубыми глазами и задиристым характером. В первые полгода в него повлюблялись все девчонки класса, а как только это всеобщее сумасшествие закончилось, пришла моя очередь. Я любила его десять лет своей искренней, детской любовью.. 5 лет пока учились вместе и еще 5 лет после. Он мне снился часто, но всегда уходил, забыв взять у меня номер телефона. Я ненавидела его как не поддающееся контролю помешательство, тщетно пыталась забыть, его образ уже стерся из моей памяти, но ночью во сне он приходил ко мне все снова и снова, выбивая из под ног едва появившуюся почву. А потом я влюбилась в реального, живого блондина с озорным характером, и он пришел ко мне в сон последний раз, тогда мы попрощались как-то так по-доброму, утром скупая слезинка скатилась по моей щеке, а на щечках появились милые ямочки от не сходящей с лица улыбки, тогда я уже летела на крыльях советского самолета в экзотическую страну, в которой мне было суждено встретить того, с кем никогда бы не свела меня судьба, будь я в своем родном городе, обеспечивающем металлургической продукцией половину страны.

В третий раз моя психика требовала разрядки, наивность зашкаливала, и заставить себя поверить в то, что я принцесса, на которую не действуют законы суровой российской действительности, оказалось значительно проще, чем преодолеть эти самые законы. Это был бунт против здравого смысла, причем с самого первого дня. Я знала, что наш союз обречен, но он, воплотивший мою мечту о том, что я достойна мужчины, носящего меня на руках в прямом и переносном смысле, опьянил мой расчетливый разум. Со всех сторон я слышала, что так не бывает, и подняв гордо голову, заявляла, что у меня – будет. Когда после соленых вод средиземного моря и богом забытой деревушки в 20 км от французской Ривьеры, я вдруг оказалась в холодной московской осени, и грея носик в его меховом воротнике, я даже подумать не могла, что все уже решено, что вердикт моему счастью вынесен. Я брыкалась и кричала, что ненавижу его, слезы текли двумя ручейками о моим загорелым щекам, а сердце, казалось, разорвалось прямо внутри на множество маленьких кровоточащих кусочков. Утром выпал снег, он, видимо, хотел заморозить наши истерзанные сердца. Истерика в самолете и предложение стюардессы вызвать скорую в аэропорт, гримаса на моем зареванном лице в попытке изобразить искреннюю улыбку и ненавистный дом, каждый угол в котором помнит наши любовные утехи. Первый раз в своей не очень взрослой жизни я была не согласна. Я была против. Категорически против этой несправедливости. Не выдержав накала страстей, мой изворотливый мозг затеял жуткую игру на выживание, а я стала безмолвным воплощением траура по моей вышвырнутой на свалку любви. Апофеозом этой душевной драмы стал госэкзамен. В тот чудный февральский день психика моя подписала полную и безоговорочную капитуляцию, а «Хорошо» в дипломе стало крестом на могилке нашей феерической любви. Спустя еще полгода в зале ожидание аэропорта Пулково я в последний раз пыталась склеить воедино обрывки нашего светлого, нежного чувства. И последнее сообщение отправленное ему: «Разводись, и поехали на ПМЖ в Питер» так и осталось без ответа. Это не было последней конвульсией, это была скорее последняя болевая атака, а сама любовь умерла в какую-то из ночей уже после, когда кареглазый красавчик нежно поглаживал мою коленку, лежа под теплым одеялом.