Dreaming into Dream
So I went to a protest just to rub up against strangers
And I did feel like coming but I also felt like crying
It doesn't seem so worth it right now
Снова осень... Еще одна смерть...
…Я люблю тебя, мое родное… Как можно словами описать закат? Как можно передать то, что сжимает твое сердце и выворачивает душу, от чего перехватывает дыхание и выступают слезы… Описать то, от чего тебе хочется разбежаться и взлететь, выгнувшись навстречу его свету, уже не думая, что там далеко внизу холодная темная земля, которая неминуемо притянет к себе, лишь бы ощутить тот краткий миг невесомого полета и расплескать силу, что рождается в тебе, невозможно… Садилось солнце, и холодели пальцы на стекле. Оно нежно дотрагивалось своим мягким прощальным светом к лицам домов и окон… Далеко внизу, почти в другой реальности, зажигались один за другим путеводные огни, город застилало неоновым покрывалом… На востоке небо угрюмо темнело, надвигалась гроза. Первые вестники еще даже не вышли на сцену, и лишь самые верхушки сумрачных исполинов грязно-кроваво рдели, подсвеченные последними лучами. Дождь… Он шел со всей необратимостью, оставляющей в душе пульсирующую пустоту, захватывая темнеющее, вызолоченное по западному краю небо, такой же суровый как сама Неизбежность. Я поудобнее устроилась на широком подоконнике, впитывая яркие краски, последние, и оттого еще более отчаянные и нереальные... ОНО простерло из-за горизонта изящные щупальца неестественно-радужных перистых облаков, напоминающих выпростанные в прощальном взмахе руки. Последние отсветы махнули огненными всполохами по рябинам, поцеловали клены и угасли… где-то только-только расцвело… я устало прикрыла глаза.
Пустой, холодный трамвай громыхал и подпрыгивал, что-то где-то поскрипывало, словно старческие суставы… За старыми дребезжащими стеклами плескалась вязкая тьма, лишь иногда взрывавшаяся островками красок, выхваченных одинокими фонарями… Тусклый мерцающий свет единственной лампочки отражался от поручней с подглядывающей из-под облезлой краски ржавчиной. Все сиденья пусты, включая и место водителя. Одна, всюду одна… даже во сне. Меня куда-то несло в некем не управляемом старом трамвае… А рельсы казались бесконечными и терялись за горизонтом, а жизнь проносилась мимо, занавешенная безразличной темнотой… Застойный запах сырости и одиночества проникал в меня через все поры и сжимал сердце холодными пальцами, тесня старые шрамы. Я сидела в самом последнем ряду, прижавшись затылком к дрожащему стеклу, а до водительского места оставалась целая судьба. Внезапно впереди что-то вспыхнуло, раздирая тьму на куски, и побежало по боковым окнам тонкими серебристыми сполохами. Мелькнула старая, потрескавшаяся от времени стена, не принадлежавшая ничему, и покосившаяся деревянная дверь, распираемая щелями, в цепком свете фонаря. Моя дверь… та, что была лишь для меня… Вдруг меня озарила вспышка, и нарисовалась четкая картина того, что ждало меня за этой дверью… Дом, мой дом… Маленький волшебный мир, в котором островки земли парят под куполом неба, и люди совсем не завидуют птицам, а птицы не остерегаются людей и спокойно садятся им на плечи и берут корм с руки. И все это сейчас проносилось мимо солнечным зайчиком, потерявшимся в антрацитовой мгле… Я растерянно провожала взглядом мою дверь сквозь заляпанное временем окно, пока она вновь не скрылась во мраке, из которого вынырнула секунду назад. Нутро вдруг стиснул отвратительный ужас, и накатила к горлу тошнота, сведя судорогами бессвязные мысли, и единственным путем к спасению показался поворот, назад, к той двери. Я подскочила, и в тоже время трамвай предательски встряхнулся, сшибая на пол, покрытый вековой пылью и плесенью, спинки сидений увернулись из-под пальцев. Я все поняла… и поползла, но все равно было трудно до нереальности. Я передвигалась очень медленно, казалось, я почти не сдвинулась с места, а ведь я уехала от нее уже так невозможно далеко! Я ползла, иногда вставая на колени, но почти тут же трамвай снова жутко вздрагивал… Я не преодолела и половины пути, когда он вдруг резко остановился и неожиданно бесшумно распахнул дверь у водительского места… Целую вечность ничего не происходило, но откуда-то я твердо знала, что эта дверь открылась не для меня… И вот в этом затхлом свете, пропитанным безысходностью, также бесшумно возник силуэт… Дверцы захлопнулись и трамвай, подпрыгнув, вновь покатил в бесконечность… Мне стало страшно… по-другому, теперь это был всего лишь животный инстинкт самосохранения, замешанный на опасности, волнами исходящей от темной фигуры, закутанной в плащ… От этого КОГО-ТО сделалось только еще безысходнее, душа тоскливо взвыла, задрав морду к невидимой луне, и впервые захотелось умереть, исчезнуть… Я зажмурилась изо всех сил, будто бы это могло меня спасти, и почувствовала, как чьи-то руки обхватывают меня, холодя даже через одежду, и поднимают с колен. Они вроде бы и помогали, но с каждым шагом я теряла все больше сил… Я так и не открыла глаза, пока не почувствовала, как холодные влажные пальцы переплетаются с моими. Сердце испугано стукнулось о грудную клетку и замерло… И я увидела перед собой тьму, бегущую навстречу, и обрывки рельсов, пожираемых угольной пылью впереди… И еще на фоне этой тьмы два силуэта на стекле, мой и позади другой, более темный и расплывчатый, а чужие пальцы разжали мою ладонь и прижали к стеклу… Я не выдержала, не знаю, что вдруг произошло, но это произошло вне времени, и обернулась… И увидела глаза, в которых бушевала гроза, и огненные всполохи высвечивали кроны деревьев, словно волны океанских вод, и дождь… дождь… оживший дождь… он впился в меня сотнями жал, осыпаясь на беззащитную кожу, проникая сразу внутрь, выпивая душу вместе с остатками энергии… До последней капли… до одной единственной… А потом эти ужасные глаза закрылись… И шепот разорвал липкую тишину, воцарившуюся в моем застывшем трамвае…
- Не бойся, Аза… Смерть лишь продолжение жизни…
Я резко открыла глаза… В груди словно засел ядовитый шип… Что же это было? Неужели вещий? Если нет, почему же так тревожно на душе?.. В голове толкаются боками сотни вопросов. Медленно возвращаюсь в реальность. За окном ярится ливень, отгораживая меня от мира потоками, низвергающимися по стеклу… Я рисую на мутной поверхности свои потемневшие глаза, приветствуя. Он вызверился в ответ, с силой ударив в задребезжавшее окно… совсем как во сне… я вздрогнула и засмеялась, сама себя успокаивая… эх… Мы никогда особо не ладили.
Руки все еще мелко дрожат. Надо же. Ведь я позабыла о ней давным-давно. Наверное... должно быть, это все ливень, успокаиваю себя. Спрыгиваю-съезжаю с подоконника. Надо расслабиться. Паника – плохая советчица. Долго колдую над кофе, пытаясь сосредоточиться на сём занимательном и умиротворяющем действии… Наконец с видимым результатом: грязная турка и плитка, по комнатке даже не витает, а вальяжно клубится аромат не то кофе, не то жженого сахара, в чашке тают сливки, распадаясь на тонущие островки, пар похож на крошечные гейзеры моей миниатюрной земли обетованной… усаживаюсь на уже успевший остыть подоконник. От дрожи не спасло, да и мысли не изменили прежнего русла… Злюсь. Да что же это?! Обхватываю чашку ладонями. Больно. Очень. Но где-то на другом уровне сознания… Стоит только прикрыть веки, вижу эти страшные глаза. Смотрю в окно, за свое отраженье, на бесчисленные извивающиеся дорожки, сбегающие по стеклу. Вселенский потоп на крыше. А этот ловкач даже сквозь стекло умудрился проникнуть в мое сознание и обворовать…
Силуэт полупрозрачен, но отчетлив… Кто-то смотрит через мое плечо. Зарылся лицом в мои волосы. Проводит по ним рукой, а потом гребнем… Он. Но я не сопротивляюсь… Уже нет того прежнего ужаса… ни следа, хотя дрожь исподтишка расползается по всему телу. Но я хочу, что бы он продолжал… Не останавливайся… Серые глаза лукаво блеснули на стекле и пропали. Я чувствую, как он движется прядь за прядью, врываясь все глубже в мою размягченную, как горячий воск, душу. Это длиться бесконечность мгновенья… Хочу обернуться, зная, что увижу. Внутри будто бы сжимается тугая пружина… Внезапно боль, будто достучавшись до сознания, захлестнула горячей волной все рецепторы… Чашка выскользнула и красноречивым упреком клацнула об стол. Со злорадным шипением кофе залило мою писанину и томик Пастернака, забрызгало гетры и колени… И я проснулась во второй раз… На этот раз ДЕЙСТВИТЕЛЬНО проснулась. Что же со мной творится? Кто он такой?! Вскидываю глаза – никого… Никакого кофе… На столе не тронутыми лежат бумаги и старенький томик… Сердце гулко колотится, эхом отталкиваясь в висках… Не могу совладать с дыханием, лишь беспомощно хватаю ртом воздух… Рядом сидит Тень и тревожно вглядывается в глаза. Это она разбудила, а иначе бы…
С тоской смотрю в окно, озябнув от дикого одиночества… Нужно подумать о чем-то... кардинально ином, немедленно отвлечься. Иначе эти хаотичные, горячечные мысли убьют мой рассудок… Сползаю с подоконника в спасительные объятья Тени, моля о помощи, прижимаюсь к ее теплому мощно и равномерно ходящему боку… Самой мне не под силу справиться с этим потоком страха и предчувствий беды, захлестнувших сознание… Тень медленно склоняет морду, нежно касаясь холодным, мокрым носом пылающей щеки, по уху прошелся теплый язык. Она все понимает, моя сестра. Ее пронизывающий взгляд осторожно пробирается в мысли, будто поглаживает мою дрожащую, запуганную душу, исцеляет… «Забыть… забыть…забыть…» Закрываю глаза, полностью отдаваясь ее воли. И она показывает далекое, полуутраченное в закоулках памяти прошлое. Софью… нашу Софью.
Как же мне не хватает прабабушки с ее всегда такими мудрыми советами и любовью… Но она ушла от меня давным-давно… А память бережно сохранила лишь фрагменты, разрозненные кадры счастливой и беззаботной жизни. Я не помню, а может никогда и не знала, выходцем какого из мириады миров я являюсь… Я даже не помню моих родителей… Когда рядом была Софья, я как-то и не задумывалась о том, что не сохранила в себе их лица, или хотя бы запах… Сейчас же, мне кажется, что у меня их никогда и не было. А была лишь моя прабабушка да Тень. Но Софья часто в задумчивости смотрела сквозь мои глаза и шептала, что родители гордились бы мной, если бы только могли знать. Тогда мне этого хватало, чтобы за спиной расправились крылья.
Сколько же страниц миров мы с ней пролистали, довольно часто переезжая из одной реальности в другую. Я даже и не пыталась прикипеть к какому-нибудь из них, а испытывала лишь жадное любопытство исследователя, оказавшегося в новом мире… Софья же изучала видовое разнообразие флоры разных измерений, описывая видоизменчивость некоторых классов растений, составляя громадные древа видов и подвидов, собирая гербарии. Ее огромный труд занимал уже несколько дюжин томов. Мне очень ярко запомнился один вечер, когда мы уже в сумерках вышли из древнего седовласого леса, где самое молодое дерево от основания до верхушки крючковатой кроны опутывал бородатый лишайник, свешивая до земли серебристые, слабо фосфорицирующие в темноте нити…
Мы вышли на большое, плоское как блюдце поле, которое устилал мерцающий туман, достававший мне, как сейчас помню, до плеч. Он клубился, скручивался в спираль и раскручивался обратно, словно живое существо… Я даже слышала его тяжелое, шелестящее дыхание. Сказка… Софья взяла меня за руку и смело вошла в его нутро, Тень шла рядом, задевая мои ноги лохматым боком.
- Что ты ищешь?
- Кувшинку багроволепестную, Nymphaea rubropetala. Ее цветы раскрываются лишь на несколько часов во время сумеречного тумана…
- А разве кувшинки – ни водные растения? – спросила с детской наивностью.
- Конечно водные, милая. А этот вид – озерный – обитает только в слабо проточных водоемах этого мира.
Я ошеломленно посмотрела под ноги… а там, под плотным покрывалом тумана, медленно колыхалось старинное зеркало водной глади… поверхность от каждого шага шла легкой и какой-то волшебной рябью. Я даже и не подумала испугаться, настолько безгранично доверяла двум самым близким существам в моей жизни. Я лишь чуть удивилась. Большее же место в душе занял тогда безумный восторг.
- Это Тень, - коротко бросила Софья, пресекая поток любопытства.
- А как же твоя тень? Где она? – пришло мне вдруг в голову, - Ведь она же у тебя была?
- Она ушла… очень давно.
- Но…
- Совсем скоро и я последую за ней. Меня держишь только ты. Девочка моя, береги Тень, она – твоя жизнь… Другой у тебя не будет. Ты особенная. И судьба у тебя не простая.
- Да? И что же ты видишь особенного в моей судьбе, Софья?
- Тебе открыты двери между мирами… И еще, ты – дитя Солнца, и несешь в себе свет. Ты – его дар Земле. И этот дар должна нести всем живым существам. Это великая честь, и, в то же время, тяжкое бремя ответственности. Но… Ты так прочно связана с Тенью в одно целое, что не сможешь прожить без нее и дня… Поэтому, когда она внезапно исчезнет, значит пришло и твое время… Только так ты поймешь, что твоя судьба наконец добралась до своего устья…
Внезапно она остановилась и повернулась ко мне. Ее губы тронула грустная улыбка.
- Посмотри на меня… Что ты видишь?
- Ничего особенного. Ты такая же, как и всегда, сколько я тебя помню!
- В этом ты права, милая. Мы с тобой не стареем… Года приносят нам только мудрость и внутреннюю усталость… Но, ты невнимательна, Азалия… Хотя очень скоро все поймешь… Великий твой дар имеет метку – твоя тень не прикована к тебе намертво, не жалкий кусочек тьмы, отбрасываемый тобой на землю! Она – сила, мудрая хранительница и проводник! Часть тебя, так же как и ты – часть ее плоти… Пойдем, кувшинки уже раскрыли бутоны… Видишь, там, - ее голос чуть дрожал, - Вспышки света в тумане. Только огненные бражники могут опылять этот цветок. Ты еще их никогда не видела. Это великолепные ночные чашуекрылые с размахом крыльев до семи сантиметров и красивейшим узором, полыхающим в этом тумане, как маячок для собратьев… Поторопимся.
Я стояла в смятении. Привычная легкость бытия внезапно рухнула, открыв мрачный лик действительности. Скоро Софья уйдет… Ее тень пропала много лет назад. Но особых перемен в ней я не замечала. Она всегда оставалась молодой и красивой, полной энергии и жизни. Ее огненные волосы по прежнему струились по спине полыхающими прядями, а пронзительные изумрудные глаза, оттеняемые веснушками, всегда сияли интересом к жизни и всему новому. Я просто не туда смотрела, я была слепа, потому что не хотела видеть… И, отчасти из-за моего неведения, правда открылась слишком резко и очень больно…
Потом Софья просто исчезла. Растворилась в закатном сиянии, постепенно теряя краски и очертания… Я навсегда запомнила тот миг, когда последним стерся взгляд ее мудрых и спокойных глаз…Ей не было страшно… и грустно. Ни одной слезинки не сверкнуло в последних лучах. Она слишком устала от вечности… От нее остались лишь рукописные фолианты, гербарии трав и моя память.
И я так же уйду из этих миров, когда настанет мое время…
Эти воспоминания унесли от пережитых потрясений, восстановили хрупкий поток более-менее ясных мыслей… Теперь, на трезвую голову, я поняла, чьи это проделки, и успокоилась… Ведь он изобретатель и авантюрист, и кроме того – очень опасный враг… Я просто попалась в его очередные, хитроумно раскинутые сети, потому что он смог застать меня врасплох, проникнуть в размягченное сном сознание и навести там хаос. Дождь… Я поняла это, когда вдохнула его запах, просачивающийся сквозь стекло. Это все его запах, шуршание по дорожкам, шепот в листве, брызги от подоконника, капли на стекле… Ведь он философ от природы. Меланхоличный и вечно одинокий… И даже в каплях на стекле читается его философия жизни… Мириады капель, как мириады судеб… Одни грузно стекают по прямой траектории, для них не существует препятствий, по крайней мере, до грани между стеклом и небытием рамы. Но там у всех конечная остановка… Они скатываются уверенно, вбирая – подминая под себя других – маленьких, застывших, у которых не хватило массы и инерции продолжить путь, и они замерли, увязли на одном месте, на промежуточной станции… Таких – большинство. Они ждут и одновременно страшатся именно вот таких локомотивов, которые подхватывают их по дороге, заглатывают и даже, вероятно, не замечают этого. Но есть и другие – comme ci comme ;a… Те рывками сползают вниз по жуткой ломанной, и невозможно точно предугадать, куда они направятся в следующий миг… Они дрожат, отблескивая отсветами молний уходящей грозы, и довольно часто замирают, словно решаясь, набираясь сил. Замирают когда ненадолго, на мгновение, на пол-удара сердца, а когда почти навсегда… и кажется тогда, что они, как и многие… но потом эти, другие, вновь начинают движение. И я вдруг подумала, что они специально ломают свой путь, чтобы не встречаться с «застывшими». Они встречаются-сливаются лишь с такими же, как и они, с которыми вместе, уже чуть увереннее, продолжают свою одну на двоих ломаную судьбу…
Жизнь не отличается особенной фантазией на тему этих вариаций… Везде видишь сплошные аналогии. Порой, кажется, что они преследуют тебя, пытаясь, что-то накричать тебе в душу, а ты бежишь от них, закрывая глаза и уши, страшась узнать о себе нелестную действительность: что ты один из тех, кто навсегда застыл на промежуточной станции. «Но ведь мы с тобой, Дождь, не такие?» - я прижалась к стеклу, вовсе уже не сердясь на этого всюду одинокого философа. И в его шуме мне послышался тихий смех и протяжный вздох ветра…
Свидетельство о публикации №208092600576