Деньги. Фельетон

ДЕНЬГИ
…А я говорю:
-- Не в деньгах счастье.
 Извините за указание.
Михаил Зощенко.
 Аристократка. 1923.

…Ну, а я так, простите, вовсе в этом не уверен. Если счастье не в деньгах, тогда в чем же? Мало того, что “деньги красивы” (это когда-то мой бывший начальник Корейковский заметил, и его потом даже в известном справочнике “Ху есть ху” процитировали), так они еще и могучие. То есть в наше с вами время деньги много чего могут. И возможности их прямо пропорциональны количеству.

Хоть про деньги вы, поди, и сами неплохо знаете, тем не менее, я все ж таки расскажу о них пару историек.

Не забыли, наверное, что в прежние времена были индульгенции – такие бумажки, которые купишь и от грехов избавишься. К примеру, написано на одной: “Отпущение греха обжорства. Цена 10 у.е.”, а на другой, допустим: “Отпущение греха драчливости. Цена 15 у.е.”. Очень удобно было. Я недавно об этих индульгенциях вспомнил, и прямо белой завистью иззавидовался. Вот накричал я на старичка одного в автобусе -- он с меня шапку в толкучке сбил – и так мне потом стыдно было, что я, пожалуй, не знаю, какой суммы не пожалел, только бы избавиться от этого стыда.

Пришел, расстроенный, домой, телевизор включил. Там популярная передача “Плюрализм мнений” идет. Люди разные, политики и просто граждане мыслями обмениваются насчет жизни. Рассуждают, кто виноват в нашей расейской нищете, и объясняют, что делать нужно, чтоб ее преодолеть. Некоторые объясняющие господа дюже раздражительные. Поливают друг друга не хуже, чем пассажиры наших автобусов в часы пик, а один даже до рукоприкладства дошел – съездил, как говорится, оппоненту по физиономии. Тот, понятно, в долгу не остался, сдачи дал. Их разнимать кинулись, кое-как растащили, а потом ведущий и говорит, что того драчуна, который первый начал, на передачу приглашать больше не будет.

Через неделю я опять ту же программу включаю. Гляжу, а подравшийся опять права качает. Ну, думаю, без индульгенций тут явно не обошлось. Такому маленькому человеку, как я, эти индульгенции слабо приобрести, а такому большому, как тот “боец” -- в самый раз.

Хотя, впрочем, и маленькие люди иногда чувствуют себя большими. Выпала у меня зубная пломба. Пошел я к врачу: так, мол, и так, поставьте ее на место. А он мне: “Ничего сделать нельзя. Теперь этот зуб только обнять и плакать или удалять. Выбирайте!” Я ему: “Что вы, что вы, зубов у меня лишних нет!” А он мне опять решительное “нет!”: наука бессильна, и всё тут. Я вздохнул и снова: “Доктор, говорю, очень уж мне зуб этот дорог. Может, можно чего придумать?” “Откройте-ка еще разок ротик, -- неожиданно смягчился доктор, -- Найдутся у вас свободные деньги? Тогда попробую-ка я ваш зубик коронкой закрыть. Правда, без гарантии…” “Да, черт с ней, с гарантией, -- пришлось согласиться мне. – Авось, и так обойдется!”

Улыбаюсь я теперь, как белый человек, во все тридцать два зуба, но кроме каши ничего не ем – коронку берегу.

За деньги мне приходилось приобретать не только улыбку, но и государственные ценности. У нашего завода скоро круглая дата, и решили мы в многотиражке исторические этюды печатать. Мне, как активисту и любителю истории, поручили написать про одного известного государственного деятеля, который до революции работал на нашем заводе токарем. Ну, я, конечно, написал, как мог. А фотографии своего героя никак найти не могу. Библиотеки обегал – нет! На музей перешел: хожу по тамошним залам, каждый снимок буквально глазами ем – ищу, значит, токаря-революционера. И вдруг вижу, групповая фотография и подпись: стоят те-то, сидят те-то, и среди них – он! Все его товарищи на фото с именами-отчествами прописаны, а у него, бедненького, даже инициалов нет. Я чуть не подпрыгнул от радости и вприпрыжку – к музейным работникам.

Они вежливо-внимательно выслушали, переглянулись, а потом любезно так отвечать начали. Карточка эта, дескать, единственная в своем роде. Второй такой во всем мире нет. Тиражировать ее даже в многотиражке они, музейщики, считают неправильным. Потому как означенный снимок -- музейный раритет и государственная ценность.

Я слушаю и головой киваю, потому как тоже понимание имею и к раритетам с пиететом отношусь. И вдруг хранители уникального экспоната говорят, что поклонников истории они уважают и за триста рублей разрешат эту карточку переснять…

Теперь копия раритета висит у меня дома над диваном. Утром, собираясь на работу, я гляжу на нее и думаю, что хоть на большое счастье я еще не заработал, но маленькое счастье у меня уже есть.