Женевьева

 
На доверчивость был наложен запрет.

       На искренность, на сочувствие. Теплый взгляд в сторону новорожденного дворового щенка карался курсом принудительного лечения у психотерапевта. Психотерапевт выворачивал душу наизнанку. Заставлял вспомнить все то зло, что хоть как-то, пусть косвенно, но было связано с собачьим миром. После лечения вы начинали радоваться и злорадствовать, когда несчастное создание погибало под колесами грузовика.
       Мир катился в пропасть. В ту пропасть, где царили психотерапевты, где не было придумано лекарство от рака, где робот-пылесос был вне закона. Потому что он был изобретен для облегчения жизни, для тех, кто мог с благодарностью принять дар прогресса и довериться…
       Женевьева любила жизнь. Ее кошка не была стерилизована, а рубашки друга были выглажены утюгом, доставшимся от бабушки. Утюг был вне закона. Для видимости она сдавала часть белья в специальные бытслужбы. Обычно это были вещи кошки или тяжелое постельное белье.
       Женевьева улыбалась. Улыбалась доброй, приветливой улыбкой, когда гостеприимно открывала дверь и встречала родителей, друга, родителей друга. Женевьева улыбалась на работе. Улыбалась, когда совершала очередную сделку. Она торговала специями. Покупала на Востоке, продавала на Западе. Азиаты любили работать с ней, потому что она единственная была приветлива с ними и никогда не обманывала. Американцы любили работать с ней, потому что видели за ее улыбкой прятавшуюся ложь, готовую вырваться при любом удобном случае.
       Женевьева любила жить. Женевьева умела жить.