День города

Город за красными стенами сверкал украшениями как новогодняя ёлка… Нет, не совсем корректное сравнение, ведь деревья были совсем ещё зелёными, и вместо тяжеловесных пальто бюргеры нарядились в лёгкие сюртуки. Пусть будет как букет экзотических цветов, подаренный богатым юношей сентиментальной гимназистке.
Город уже давно прошёл с боями возраст гимназиста, студента, и продолжительность самой длинной человеческой жизни – 600 лет даже черепахи не живут, и жители полагали справедливым тот факт, что город может насладиться мирной жизнью на старости лет.
К острову, на котором среди застройки, такой густой, что можно было пожать друг другу руки, высунув их в окна дома напротив, каким-то непостижимым образом втиснулись кафедральный собор и старейший из корпусов знаменитой Альбертины, подошли суда с флагами, расцвеченными как павлиньи хвосты, с которых сошли на причал моряки, с целью полакомиться длинной колбасой, на которую ушло стадо из почти 80 свиней и добросовестный труд практически всех мясников стотысячного города.
Вокруг лавок, где раздавали кусочки колбасы бесплатно всем желающим, уже начинала собираться толпа. Нарядные, довольные, сытые и в большинстве своём слегка пьяные от отличного местного пива бюргеры радовались как дети, покупая у уличного торговца воздушные шары и отпуская их в небо на волю.
Из кабачка перед Зелёным мостом вышел улыбающийся дородный сапожник Ганс, и пошёл в том же направлении, желая присоединиться к очереди, славящей короля Фридриха Вильгельма и отхватить свой кусок колбасы. У опоры моста с другой стороны сидел юродивый Исаак, просивший милостыню с глазами на мокром месте.
- А ты почему не радуешься? – с наигранной суровостью в голосе спросил его Ганс, отсыпая горсть пфенингов в чумазую руку нищего, - подумай только, целых 600 лет городу, где все мы родились и выросли, и наши дети будут жить, и внуки тоже.
После секундной паузы Ганс развязал кожаный мешочек:
- А, понял, есть нечего…
… и протянул Исааку кусок ещё мягкой булки.
Но Исаак и не думал воспрянуть духом.
- Семисотлетия Кёнигсберга не будет, - тихо промолвил юродивый с безнадёжной тоской в голосе.
- Что это ты тут каркаешь в такой радостный день? – начал сердиться обычно добродушный сапожник.
Тогда Исаак закричал фальцетом уже и вовсе нечто бессвязное:
- Поднимем знамёна ввысь! По всей стране маршируют штурмовые отряды! Товарищи, убитые красными и реакционерами, незримо маршируют с нами! Да здравствует тысячелетний Рейх под солнцем свастики!
- Да ну тебя с твоими выкрутасами, - махнул рукой Ганс и пошагал дальше.
А Исаак начертил палочкой на земле звезду Давида, затем перечеркнул её изображением тюремной решётки, уткнулся в рисунок лицом и зарыдал.

27.09.08 17:30