Село Подковино, часть 2

       Утро торопило селян во дворы. Как по команде, в сараях и загонах, заныл весь пернатый и копытный скот. Вечно голодные свиньи обгладывали видавшие виды корыта, у коров кончилась жвачка, у кур от отсутствия свежего навоза чесались мозоли. Утки который раз поцеживали в поилках воду, а индюки задиристо кричали кому-то далекому: «А ты кто такой?» И только добротная белковая пища могла успокоить этот рев природы, не изменившийся с допотопных времен.
       Баба Варя, или, как ее звали в деревне, Семёниха, еще была подвижна и голосиста. Вырастив и выпустив из гнезда троих сыновей и дочь, в зимние вечера она частенько перебирала их фотографии. Степан с семьёй, жил здесь же в Поковино, Пётр недалеко, в городе, Софья с мужем, бывшим военным, на Дальнем Востоке, а младший, Кирилл, морячил капитаном в Петербурге.
       Дед Семен часто возмущался, слушая по радио новости, что Ленина попрали, хотя и против Петра I ничего не имел.
       - Петр, среди царей, понятное дело, грамотный был. Россию, конечно, обустроил, напоил, накормил да обучил. Да только не пойму я по старости своей, не уж-то не было в государстве умных голов, чтобы в помощники не брать голандов да норманов. Что, на всю империю один Ломоносов только и разродился? Однако вопрос. И этот вопрос не разрешим для меня до сих пор,- говорил дед Семен и задумывался.
       Дневной свет с каждой секундой занимал больше места на небосводе. День обещал быть жарким. Баба Варя уже хлопотала возле плиты, чтобы накормить не только свое четвероногое и пернатое хозяйство, но и деда Семена.
       Неожиданный окрик и кошачий вопль отвлекли бабу Варю от стряпни. Черный кот стрелой шмыгнул в открытую дверь. За ним, громыхая о пол и кувыркаясь, под ругань деда Семена, вылетел кирзовый сапог.
       - Варвара, сколько у нас дома котов? Уже который день начинается с того, что я натыкаюсь на кота. То чёрный, то серый, а этот вовсе пегий.
       - Ты бы, дед, не котов считал, а под ноги смотрел. Это кот наш, Мазут, крысолов.
       - Крысолов,- заворчал дед.- Этого крысолова ни одна мышь не боится, не говоря уже о крысах. Отъелся на доброте нашей, после трех шагов валится.
       Запахнув ватник и почесывая затылок, дед пошел в сарай, выпустить кур да проверить яйца.
       И глядя на него, вспомнила баба Варя, как таким же летним утром, еще молодой Семен уходил на сельскую МТС. Через несколько часов вся деревня смеялась, и разговоров было не на один день. Столько лет прошло, а иной раз вспоминают старики, а особенно бабы, эту историю.
       МТС находилась на краю деревни, состояла из кирпичных гаражей, еще довоенной постройки. Половина мужиков деревни, не говоря о пацанах, днями находились там. Мало ли дел у механизаторов, даже когда уже все посеяно. Скоро поля начнут цвести да колоситься, а пока и от сорняка избавиться надо, подкормить и окучить посеянное.
       Семен тогда был трактористом, знатоком железного коня и авторитетно говорил о технике, механизации всей планеты и колхоза, в частности. Разговор он вел всегда круто, но справедливо. В тот день, после раскуривания самокруток, была затронута актуальная тема механической посадки и уборки кукурузы и повышения их эффективности за счет сортировки посевного материала. Большинство механизаторов были заняты профилактикой тракторов, и время от времени поглядывали на двоих спорящих - Семена и его закадычного друга, Егора Усачева, по нынешним временам - Михалыча. Егор был внешней противоположностью Семена. Небольшого роста, с заметным животом, невпопад выглядывающим из-под короткой «толстовки». Круглые руки и пухлые уши вызывали иронию не только у мужиков, но и менее образованных баб и детей. Эта разница была не только во внешнем виде, но и в подходе к деревенским и государственным делам. В остальном, он был такой же работяга, весельчак и любитель потанцевать под гармонь в звездные летние вечера.
       Всё началось с того, что Семен сам сосчитал, сколько кукурузных початков, во время уборки, идет мимо бункера, на силос скоту.
       - Вот я и говорю,- выдыхая дым, продолжал Семен,- чтобы этого не было, нужно сортировать зерно по размеру и сеять их одновременно и в одном месте. Тогда початки будут на одном уровне и одинакового размера. И, следовательно, что, Егор? Правильно, потерь будет меньше.
       - Да, ты, подумай, Семен, сколько тонн семян мы сеем весной,- возмутился Егор, - Что, их все перебирать? Так и пальцы до локтей сотрутся. Чем бабу тискать?
       - Я вижу, Егор, ты смеешься, думаешь, что я глупостями голову себе и тебе морочу. Нет, брат, я за страну и колхоз болею, а не в бабки играю. На полном серьёзе предлагаю в МТСе соорудить сито для калибровки семян. И наше с тобой механизаторское дело это сито соорудить. Я так понимаю, как партиец и как коммунист.
       - Ты, Семен, кардан не перегибай и коленвал не вытягивай. Я такой же партиец, как и ты, и мнение свое имею. Пусть в академиях кукурузные калибраторы сочиняют, а мое дело по весне семя в землю загнать, а осенью детей его в закрома засыпать. А, что початки в силос идут, то это не моя боль в голове. Да и коровам праздник нужен. Не всё же стебли жрать.
       Такие споры между Семеном и Егором возникали с периодическим постоянством и поэтому механизаторы, изредка поглядывая на них, не вмешивались, зная, что всё кончится ссорой, и разрывом отношений на три-пять дней. По истечении указанного срока, два друга будут весело
менять пальцы на траках или разговаривать о предстоящей утиной охоте.
       Но в этот день в небесной канцелярии вышла накладка.
 - Ну, Егор,- закипел Семен, - Все. Ты для меня стал хуже американского империализма. Все мои просвещения к вашей персоне бесполезны. Твое дело - сторона. Пусть коровы жрут початки, хотя листья положено, а мы будем от зари до зари план догонять. Коровам праздник, говоришь, нужен. Нет, это мой последний разговор. Разозлил ты меня очень, и нет к тебе моего хорошего расположения. Лодку больше у меня не бери и принеси весла. Я ему за страну, за колхоз, за народ советский, а он всё о себе.
       Приезжему со стороны показалось бы, что с этого момента умерла дружба между двумя мужиками. И Егору показалось так же. От услышанного, об отлучении от лодки, без которой можно было забыть о рыбалке и охоте с воды, у него отказали коленные суставы, вызвав слабость
в ногах. Глаза, вопрошая: «За что?», сами собой застыли в недоумении. Лодка, которая, покачиваясь в лучах восходящего солнца, на утренней рыбалке дарила покой и отдых, гудела от ударов крупных рыбин о днище, вдруг стала далекой и чужой.
       С отчаянием, бросив замасленную ветошь, развернувшись так резко, что живот только через две секунды занял свое место, наступая в маслянистые лужи, широкими шагами, Егор пошел к своему трактору.
       - Иди, иди, - махая вслед, закричал Семен и подумал, - Зря я, видимо, с лодкой. Переборщил.
       Через несколько минут, ни на кого не глядя и зло, вцепившись в рычаги, Егор выезжал через ворота МТС.
       Мужики продолжали свои занятия и только Семен укорял себя за резкость и однозначность. Такое отношение к близкому другу, боевому орденоносцу и просто хорошему человеку, пусть и расходящемуся в принципиальных вопросах, могло вывести из себя даже всепрощающего Егора. То пристал к нему с устройством цилиндрической бороны, чтобы не таскать, а катать. Или поругались из-за механической сноповязалки, чтобы снопы не руками, а железными клешнями делать. Все это заканчивалось разговорами. Бороны оставались квадратные, а снопы вязались женскими руками.
       Не прошло и часа, как послышался шум трактора. В ворота МТС спокойно, но хмуро въехал Егор. За его трактором на длинной веревке, перекатываясь и громыхая веслами, волочилась лодка. Сбросив газ и не заглушив технику, Егор решительно подошел к Семену.
       - На, забирай свою лодку. Ты мне своими разговорами всю плешь проел. Не было у меня лодки …
       Егор не успел закончить, как во двор МТС на гусеничном тракторе с гудками и подгазовкой влетел Ваня Коробка. Лодка закряхтела под гусеницами, разложилась и поползла под его трактор.
       - …теперь и у тебя нет,- спокойно закончил Егор.
       Иван недоуменно смотрел через заднее стекло на то, что захрустело, Семен из-за недостатка воздуха и слов что-то мычал и мотал головой.
 Спустя несколько минут, все трое стояли над останками плавсредства. Егор смотрел на Семена, Семен на Ивана, Иван моргал глазами, ища у них поддержки.
       Через неделю все трое мастерили новую лодку во дворе у Семёна. И после этого случая они с Егором никогда не ссорились. Хотя жёстко, но справедливо, спорить приходилось. Мужики же, всё-таки.
       И смех, и грех, вернувшись из воспоминаний, подумала баба Варя.