Как моя мама занималась моим воспитанием

Как моя мама занималась моим воспитанием

Моя сестра (которая старше меня более, чем на 10 лет) и ее муж (старше меня на 14 лет) постоянно упрекали маму, что она любит меня больше, чем их. Думаю, что в своих утверждениях они были близки к истине (все-таки у меня с ними была значительная разница в возрасте; кроме того, до 11 лет у меня были проблемы с легкими, и я часто болел). Но все же их упреки были несправедливы, ибо мама никогда меня не выделяла и никогда ни в чем не делала мне поблажек.
Например, чтобы укрепить мои легкие, мама зимой заставляла меня выходить во двор до пояса голым и обтираться снегом. Если же зима была бесснежная (что нередко бывало в./на Украине), мама сама обливала меня во дворе холодной водой, что (поверьте моему опыту) намного холоднее, чем обтираться снегом.
Все знают сказку о Золушке и злой мачехе, которая баловала своих дочерей и заставляла работать Золушку, старикову дочку. В разультате у злой мачехи родные дочери выросли ленивыми и неумехами, а неродная дочь - работящей и удачливой.
Однажды я прочел другой вариант этой сказки. В нем умная мачеха, чтобы избежать нареканий от соседей, не заставляла Золушку, старикову дочку, работать:
- Отдыхай, доченька, ты еще наработаешься.
Зато мачеха требовала работу от своих родных дочерей:
- Нечего бездельничать.
В итоге ее родные дочери выросли и умелыми, и работящими. И для них нашлись хорошие женихи.
Так вот, теперь, сквозь призму времени, отношение моей мамы ко мне очень напоминает мне отношение умной мачехи из этой сказки к своим родным дочерям.
Приведу только один пример, насколько моя мать была строга ко мне (на мой взгляд, даже чрезмерно строга). Когда я учился еще в первом классе, наш сосед дядя Миша Кличко дал мне небольшую сумму денег, чтобы я купил себе сладостей, и я отправился покупать мороженное. Но по дороге зашел в магазин канцтоваров и увидел там маленькую коробочку с кисточкой и акварельными красками. Волшебные краски заворожили меня, и я отдал за них все свои деньги, вместо того, чтобы купить мороженное.
Когда я, счастливый, пришел домой, то мама сказала, что дядя Миша дал мне деньги не на краски, а на мороженное, и я не имел права заменять назначение подарка, не спросив предварительно разрешения у нее и дяди Миши. Напрасно мы вместе с дядей Мишей упрашивали маму простить меня и задним числом дать свое согласие на покупку красок. Мама была непреклонной, она говорила, что разрешение на покупку красок я должен был испросить до покупки, а не после нее. Пришлось мне отнести краски обратно в магазин и просить продавца вернуть мне деньги назад (что мне казалось особенно стыдным). Таким образом мама навсегда отбила у меня охоту без спросу тратить деньги не на то, для чего они предназначались.
Моя мама часто говорила мне, тогда еще школьнику, что человеку в жизни приходится сталкиваться с разными ситуациями, и я должен быть к этому готов:
- Ты не должен любить выпить, но если ты окажешься в условиях, когда надо будет уметь пить водку, ты должен уметь пить на равных с остальными. Ты не должен быть картежником, но если ты окажешься в условиях, когда надо будет уметь играть в карты, ты должен уметь играть в карты.
Когда я поступил учиться в институт, то перед моим отъездом из дому мама научила меня стирать белье и носовые платки, а также штопать носки:
- Нет ничего зазорного в том, что ты будешь ходить в заштопанных носках. Но стыдно щеголять в дырявых носках или в грязной рубашке.
И полы дома мне, школьнику, доводилось мыть, и воду из колодца приносить, и дрова на зиму заготавливать...
(Это я по поводу заявлений моей сестры и ее мужа, что мама меня любит больше, чем их, и балует.)

Школа, пионерская организация, комсомол

Советская школа, пионерская организация, комсомол учили детей быть честными, говорить только правду, помогать старшим, заботиться о младших и многим еще прекрасным вещам. И они же являли школьникам примеры лицемерия, притворства, когда дела педагогов и требования, предъявляемые к детям, были прямо противоположны правильным словам, произносимым учителями.
Такое несоответствие слов и дел калечило детские души, с малых лет приучая детей лицемерию и лживости.
Один только пример из моего детства. В Смеле проходит городской слет пионерской организации. С трибуны раздается звучный призыв: "Сводному отряду отличников - подняться на сцену!" Звучит пионерский горн, слышится дробь барабанов, и на сцену подымается отобранная заранее группа пионеров, названная "сводным отрядом отличников". С удивлением ны видим среди них ребят из нашей школы, которые никак не являются отличниками, зато являются детьми городского начальства. А настоящие отличники сидят в зале. Ну, ладно, поднялся отряд на сцену, постоял там, потом спустился в зал - в общем, ерунда на постном масле. А потом нам торжественно зачитывается якобы принятое нами "решение" слета городской пионерской организации: направить сводный городской отряд отличников на областной пионерский слет. Выходит, что неспроста попали в отличники дети местного начальства, не для того, чтобы выйти на сцену, а для того, чтобы поехать на областной слет пионеров в Киев!

Видя несоответствие между тем, к чему его призывают учителя, и тем, как они поступают, ребенок чаще всего обращался за помощью к своим родителям и обычно слышал в ответ, что учитель всегда прав. И тут я должен сказать, к чести моей мамы (ибо все свои школьные вопросы я решал именно с нею), что она видела в ребенке, как бы мал он ни был, (и во мне, и в моих друзьях) человека, со своим Я, со своими правами и обязанностями, не уступающими правам и обязанностям взрослого человека, в том числе - учителя и даже директора школы. В связи с этим мне придется рассказать одну историю, коренным образом повлиявшую на мою судьбу. И я считаю, что важнейшую роль в ней сыграла позиция нашей семьи, и в первую очередь - моей мамы.

Директор школы

С пятого по девятый класс математику у нас преподавала Анна Федоровна Бескровная. которую мы, ученики, за глаза ласково называли Аннушкой. В десятом классе математику в нашем классе начал вести директор школы Иван Тихонович Жарко. У взрослых он имел репутацию сильного методиста, а среди учеников - прозвище Жандарма.
Как мне помнится, за девять лет нашего обучения в школе Иван Тихонович только один раз побывал в нашем классе и покинул его страшно недовольным. Не помню уже, было ли это, когда мы учились в пятом или шестом классе, но Жандарм зачем-то вздумал посетить нас во время урока истории. Неожиданный (впрочем, и ожиданный тоже) приход на урок директора школы всегда вызывает волнение не только у учеников, но и у учителей. В этих случаях учителя, чтобы не ударить лицом в грязь, вызывают к доске самых сильных учеников. Так было и на этот раз: наша учительница истории Ида Израильевна Казакевич среди других учеников вызвала к доске меня (именно поэтому, наверное, я до сих пор помню это посещение).
Я ответил урок и уже собирался сесть на место, но тут неожиданно Иван Тихонович сказал, что у него есть ко мне вопрос. Этот вопрос, заданный директором школы то ли пятикласснику, то ли шестикласснику, я тоже помню до сих пор: - "Как назвал товарищ Сталин Соединенные Штаты Америки на... (а вот гда он их назвал, я уже забыл. Кажется, на встрече руководителей братских компартий.)?
К моему стыду, я этого не знал. Не знали этого и другие ученики. - "Товарищ Сталин назвал Соединенные Штаты Америки жандармом Европы. Стыдно советским ученикам не знать этого. Надо читать газеты. Во вчерашнем номере "Правды", в передовой статье об этом хорошо сказано." После этой тирады, не дождавшись конца урока, Жарко покинул наш класс, негодуя. Должен сознаться, что не только вчерашнего номера "Правды", но и всех предыдущих номеров этой газеты мы, ученики, до этого не читали. Впрочем, и после этого тоже. Если мы и читали газеты, то свои, пионерские, да и то не все из нас их читали.
Так Иван Тихонович Жарко в первый раз лично преподал нам наглядный урок лицемерия: - "Стыдно советским ученикам не знать, как назвал товарищ Сталин Соединенные Штаты Америки на. каком-то партийном мероприятии" и "Надо советским школьникам (ученикам 5-6-го классов !!) читать газету "Правда"!
После посещения директора Ида Израильевна была очень подавлена, мне было не по себе, что я ее подвел. Тогда я не сообразил, что причина недовольства Ивана Тихоновича не была вызвана моим незнанием передовицы газеты "Правда". Это было время борьбы с "безродными космополитами". Жарко не был антисемитом, но, как коммунист, он не мог оставаться в стороне от этой кампании и на всякий случай искал и нашел огрехи в работе у нашей учительницы и в знаниях ее учеников.


Допрос и обыск

Не успела пройти первая школьная неделя в десятом классе, как у нас начались интересные события. В тот день первым был урок математики. Иван Тихонович вошел в кясс, поздоровался, велел всем сесть, достал из классного журнала список и зачитал несколько фамилий:
- Названных учеников прошу покинуть класс. Вы поступаете в распоряжение учителя физкультуры Михаила Иосифовича Капустина.
Борис Косенко, Слава Лабунский, Юра Левкович, Зиновий Полонский, Володя Силаев и я вышли из класса. Михаил Иосифович ждал нас в коридоре. Он велел нам следовать за ним.
Мы вышли из здания школы, пересекли школьный двор и пошли по улице.Мы недоумевали, куда и зачем нас ведут. Михаил Иосифович на вопросы не отвечал - должно быть, ему были даны строгие инструкции. Наконец, мы пришли к районному дворцу культуры, размещавшемуся в здании бывшего польского костела.
Наш учитель физкультуры подвел нас к зданию, велел сесть на скамейки, стоявшие во дворе под окнами костела, и ждать, а сам зашел вовнутрь. Через минуту он возвратился и первым велел зайти Борису Косенко.
Борис вышел только через час и сказал, что велели, чтобы следующим зашел Слава Лабунский. Вид у Бориса был расстроенный, чтобы не сказать – пришибленный, и на все наши вопросы он отвечал, что дал слово молчать.
Лабуня вышел тоже примерно через час и сказал, кому из нас велели идти на допрос следующим. Он не стал делать секрета из того, зачем нас вызвали, и сообщил, что ищут малокалиберную винтовку, которая якобы во время летних каникул пропала из школьного военного кабинета, По тому составу, который был отобран для допроса, мы уже и раньше догадывались, что наш привод сюда каким-то образом связан с нашим увлечением стрельбой: все вызванные, кроме меня, составляли первую команду школы по стрельбе, а я был капитаном второй школьной команды по стрельбе.
Почему вызвали меня, но не тронули остальных членов второй стрелковой команды, казалось непонятным.. То, что дело вел не смелянский следователь, а следователь из области, говорило о серьезности дела, что не удивительно, ибо, хотя пропавшая винтовка и была малокалиберной, из нее вполне можно было убить человека.
К тому времени, когда нас всех допросили, в школе кончились занятия, и кто-то из наших одноклассников зашел ко мне домой (благо, я жил возле школы) и сообщил моей маме, что нас увели с уроков неизвестно куда, и что мы больше в школу не возвращались.
Взволнованная мама побежала в школу к Жарко, так как именно он со своего урока отправил нас неизвестно куда (Шел 1953-й год, всего полгода тому назад умер самый лучший друг всех советских детей товарищ Сталин, и люди хорошо помнили, что подобные уводы кого бы то ни было, в том числе и детей,
ничего хорошего не предвещали).
Директор школы спокойно сообщил моей маме, что нас забрали в милицию.
- За что?
- Наверное, есть за что. У нас ни за что в милицию не забирают.
- А Вы знаете, за что?
- Понятия не имею.
Врал, врал моей матери воспитатель подрастающего поколения директор школы коммунист Иван Тихонович Жарко.
Следователь, прибывший из областного центра специально для расследования этого дела, не скрывал от нас во время допросов, что список тех, кого следует допросить, он получил от директора нашей школы.
Расстроенная мама вернулась домой, а нас продолжали держать во дворе костела. Через час после окончания уроков я сказал своим одноклассникам:
- Все, ребята, у нас украли час для подготовки домашних заданий. Какой у нас завтра первый урок? Алгебра. Значит, алгебру на завтра делать не будем.
Еще через час я сказал:
- Мы потеряли здесь уже два часа, предназначенные для подготовки домашних заданий. Второй урок завтра какой? Физика? Значит, и физику на завтра можно не делать.
Эти крамольные заявления мне еще припомнят. Зато, благодаря этим припоминаниям, мы поняли, что все то время, что мы сидели во дворе костела, нас подслушивали. Возможно, потому нас и привели сюда, а не в милицию, что следователи знали: у бывшего костела была такая акустика, что позволяла им, находящимся в определенных местах внутри зданиия, подслушивать то, что говорилось нами, сидящими на скамеечках снаружи здания.
Продержав нас безрезультатно еще пару часов и по-видимому не почерпнув для себя никакой информации из наших разговоров, следователь отпустил нас по домам. Не успел я придти домой, как к нам в квартиру пришли милиционеры с ордером на обыск и с двумя нашими соседками, приглашенными в качестве понятых. Мама спросила милиционеров, что они хотят найти, и те ответили, что винтовку. Тут обе понятые в один голос заявили, что хорошо знают меня, и что никакого оружия у меня быть не может. Справедливости ради, надо сказать, что милиционеры чувствовали себя смущенно, ничего искать не стали, оформили бумаги и ушли.
Так кончился этот день. Мне было не по себе, что из-за меня у моих родителей делали обыск, но мама успокоила меня в том смысле, что от сумы и от тюрьмы никто не застрахован.

Уход из школы

На следующий день опять первым уроком была математика, и Иван Тихонович сразу же первым вызвал к доске меня. Я сказал, что не приготовил домашнего задания. Тогда он стал вызывать по очереди остальных из тех, кто вчера побывал в милиции. Каждый говорил, что не выучил урок, и тогда Иван Тихонович задал нам вопрос, почему мы не приготовили домашнего задания.
- Мы не могли его приготовить, так как были в милиции. Если бы нас весь день не продержали там, да еще бы потом не делали у нас дома обыски, мы бы, возможно, успели сделать домашние задания.
- Неправда! Вы заранее сговорились, что не будете учить уроки. Это ты, Письменный, всех подговорил, чтобы сорвать мне уроки.
(Так мы узнали, что наши разговоры подслушивались.)
 - Если Вы не хотите срывать уроков, то можете спрашивать задание у тех, кого в милицию не вызывали, - посоветовал я.
- Я буду вызывать тех, кого сочту нужным, а если бы вы ничего не натворили, то именно вас бы в милицию не вызывали, - заявил Жарко.
- Нас вызвали в милицию не потому, что именно мы что-то натворили, а потому, что вы назвали следователю, занимающемуся поисками пропавшей винтовки, наши фамилии. А после этого Вы соврали моей матери, когда сказали ей, что не имеете понятия, почему нас вызвали в милицию.
- Вон из школы, - заорал Жандарм. - Чтобы ноги твоей здесь больше не было!
- Хорошо. Отдайте мне мои документы.
- Пусть придет мать. Документы я отдам не тебе, а ей.
Директор школы явно рассчитывал на то, что мама не захочет, чтобы, вместо учебы в выпускном классе, я оказался за порогом школы. Признаюсь, я тоже этого опасался. Но Жарко не учел, что еще вчера он нагло врал ей в глаза и что мама не пожелает, чтобы я каждый день общался с педагогом, который не моргнув глазом, может соврать матери ученика, а уж ученику тем более.
В тот же вечер состоялся семейный совет с участием мамы, папы, моей старшей сестры, ее мужа и меня (причем с правом решающего голоса, поскольку речь шла обо мне). Единогласно было решено: забирать документы и переходить в другую школу.
На следующий день мама пошла в школу за документами, но без директора школы ей их не выдавали, а директор был все время занят и не мог маму принять. Пришлось ей слоняться по школьному коридору, а в это время к маме подходили мои учителя и убеждали маму не забирать документы, так как здесь мне гарантирована золотая медаль, здесь меня знают и ученики и учителя, и неизвестно, как меня встретят в новом коллективе... Но мама была непреклонна: это не она забирает документы, а меня выгоняют из школы, ей же только разрешено получить мои документы. Когда никакие уговоры не помогли, маму принял директор школы. Он сказал, что готов меня простить, если я попрошу у него перед всем классом прощения.
- Прощения просят, когда человек в чем-то виноват, а за моим сыном никакой вины нет, - отвечала мама.
- Неважно, в чем. Пусть просто попросит. Это нужно в его возрасте в воспитательных целях.
- Именно в его возрасте в воспитательных целях этого делать нельзя, - ответила мама и забрала мои документы.
Этим самым мама не дала сломать мой характер, не дала превратить меня в послушную угодливую марионетку в руках начальства. А ведь это было очень важно именно в моем возрасте, ибо мне тогда еще не исполнилось 16 лет (точнее говоря - до 16-ти лет оставалось чуть меньше месяца).
Мы поначалу и не догадывались, на какой путь борьбы я ступил, уйдя из школы, в которой проучился 9 лет. Иван Тихонович Жарко договорился с директорами обычных, дневных школ, чтобы те не принимали моих документов, и я везде получал отказ: дескать, у них классы полностью укомплектованы, и свободных мест нет.
Тогда на семейном совете было решено, что я не должен сдаваться и обязан пойти учиться в вечернюю школу. (Родители и старшая сестра с мужем считали, что все равно через год мне предстоит поступать в институт и уезжать в другой город, ибо в Смеле не было вузов. Так даже лучше, я раньше начну привыкать к самостоятельности. Поскольку учащиеся вечерних школ обязаны были где-то работать, друг моего отца пошел нам навстречу и принял меня к себе на работу.)
Но и в вечернюю школу меня не хотели принять. Директор вечерней школы сказал мужу моей сестры, что не может принять моих документов, так как обещал Жарко не брать меня в свою школу. В ответ муж моей сестры экспромтом сообщил этому директору, что я собираюсь обратиться к прокурору, поскольку, вопреки закону тот не берет моих документов. Угроза сработала, и меня приняли, но тут же среди преподавателей и учеников распространили слух, что я перешел из дневной школы в вечернюю, так как в дневной школе мне не светила медаль (дававшая право на поступление в институт без экзаменов), и я надеялся, что в вечерней школе мне будет ее легче получить. Поэтому коллектив учителей вечерней школы встретил меня настороженно. (Об этом мне потом рассказывала наша учительница русского языка и литературы Саида Сергеевна Апарина. Между прочим, с ее мужем старшим лейтенантом Толиком (Тагыром) Рамазановым мы учились в одном классе.)
Мне очень хочется рассказать, какой большой удачей для меня было оказаться в коллективе взрослых людей, из которых некоторых, тех, кто был вдвое старше меня, я называл по имени-отчеству. Но это было бы отклонением от темы. Когда-нибудь я об этом расскажу, а сейчас сообщу только, что большинство моих новых соучеников были офицерами, которым необходимо было поступать в военные академии или в заочные гражданские вузы, чтобы их не демобилизовали из армии. Некоторые из них кончили школу еще до Отечественной войны, потом ушли на фронт и там дослужились до офицерских званий. Поскольку они уже подзабыли, что учат по программе средней школы, то пошли в вечернюю школу, чтобы перед предстоящими экзаменами освежить в памяти то, что успели порядком забыть. И я видел свою задачу в том, чтобы не мешать им учиться и по возможности помогать им в этом.
Теперь ко мне домой стали приходить люди намного старше меня, и мама к ним относилась так же приветливо и заботливо, как и к моим одноклассникам из дневной школы.

- Беги быстрей к Косенкам!

Должен сказать. что мамино воспитание продолжалось и тогда, когда я закончил институт, и тогда, когда я сам стал отцом двух детей. Конечно, не в явном виде, но продолжалось. Разумеется, можно назвать это не маминым воспитанием, а маминым влиянием. но от этого суть и сила ее воздействия на меня не изменятся.
Вот яркие примеры такого воздействия, влияния, короче: воспитания.

... В тот год моя командировка в город Жуковский начиналась сразу же после Майских праздников.
Я рассудил так: "Если я, как положено, выеду из Куйбышева в Москву поездом 3 мая, значит, должен буду приехать в Москву 4 мая. 30 апреля - рабочий день, но фактически никто не работает - дружно справляют на рабочих местах Первомай. Поэтому я легко смогу взять на 30 апреля отгул, и 30 апреля или даже 29 апреля вечером вылететь из Куйбышева в Киев, оттуда добраться до Смелы - и провести Первомайские праздники с мамой. А в Москву приехать, как положено, 4 мая, только не из Куйбышева, а из Смелы."
Сказано - сделано. И 30 апреля после обеда я уже стучался в дверь маминой квартиры. Мама очень обрадовалась моему приезду, он был для нее приятным сюрпризом. Но первые ее слова были:
- Беги быстрей к Косенкам! Быть может, ты еще успеешь застать Бориса. Он вчера заходил ко мне, и говорил, что сегодня уезжает обратно, к себе в Донецк.
(Борис Косенко - мой самыл близкий школьный друг, с ним мы несколько лет просидели за одной партой.)
Я побежал к родителям Бориса. Оказалось, что Борис приезжал всего на пару дней и еще вчера поздно вечером уехал к себе в Донецк, ибо обещал жене на праздники вернуться домой.
Вернулся я к маме. Она рассказывает, что Борис пару лет проработал на шахте в Иране. (В те времена получить такую командировку за рубеж считалось большой удачей.)
- И что он рассказывает про Иран? - спросил я.
- Ничего не рассказывает. Сказал только одну фразу: - "Если б вы только знали, тетя Галя, как бедно живут там люди!"
(В Иране тогда правил шахиншах Реза Пехлеви, друживший с советскими руководителями.)
Такое наблюдение ("как бедно живут там люди") было нетипично для командированных за рубеж. Обычно они рассказывали, как хорошо им там жилось, да какие приобретения они сумели сделать в результате поездки за границу. Но в этой непривычной фразе "Если б вы только знали, тетя Галя, как бедно живут там люди!" был весь Борис.
- А вот этот сувенир из-за границы Борис просил передать тебе. Он его специальмо для тебя привез, - и мама протянула мне коробочку с набором ложечек, вилочек, ножичков диковинной формы, со штопором, открывашками консервных банок и бутылок. Все металлические части набора были позолочеными, а деревянные, как потом объяснил Борис, из розового дерева.
... Я подумал-подумал и позвонил Борису в Донецк:
- Борис, если хочешь повидаться, возвращайся в Смелу.
- Да ты что? Я всего час, как вернулся оттуда!
- Как знаешь. Только не все в жизни измеряется сертификатами, - сказал я.
- Все понял, - ответил Борис и положил трубку.
(Еще одна особенность советской действительности - специалисты, работавшие за границей, в Союзе вместо валюты получали сертификаты - чеки, по которым могли покупать в сети магазинов "Береза" дефицитные товары.)
А на следующий день рано утром мы с мамой должны были поехать пригородным поездом в Черкассы. Не ехать было нельзя - мама уже давно договорилась с нашими черкасскими родственниками (маминой сестрой и семьей ее дочери), что приедет к ним на 1 Мая, и маму там ждали. Перед уходом я закрепил на дверях нашей квартиры записку:
"Борис! Позвони в Черкассы по телефону (шел номер телефона), и спустя час я буду у тебя дома. Иосиф".
И вот сидим мы в за праздничным столом, и в разгар застолья - телефонный звонок. Спрашивают меня. Я беру трубку.
- Ну ты даешь! Откуда ты знал, что я прилечу?
- Так ведь я знаю тебя.
Пришлось срочно покидать гостеприимный стол, прощаться с хозяевами и возвращаться в Смелу.
Потом Борис рассказал, что билеты на самолет до Черкасс не продавали, и он купил билет на самолет до Киева, но на такой рейс, что делает в Черкассах промежуточную посадку. Так что он побывал в Черкассах, надалеко от нас.
... В квартире родителей Бориса Павла Трофимовича и Нины Ксенофонтовны Косенко накрыт праздничный стол. За столом - родители, братья Борис (шахтер из Донецка), Владимир (шахтер из Воркуты) и Анатолий с женой. Сестры Алька и Тонька отсутствуют по причине дальности расстояний.
Меня усаживают рядом с Борисом.
Спрашиваю у Нины Ксенофонтовны :
- Вы не сердитесь, что я разорил Бориса, заставил его раскошелиться?
- Что ты, - отвечает Нина Ксенофонтовна. - Мы благодарны тебе, что ты дал нам возможность еще немного побыть с нашим старшим сыном.
(А ведь Нина Ксенофонтовна - не родная мать Борису и Володе, она им, как принято говорить, мачеха - родная их мать умерла во время войны. Но в этой семье, все дети – родные дети для обоих родителей.)
Анатолий умиленно объясняет своей молодой жене, что мы с Борисом дружим со школы, с седьмого класса.
Около полуночи Борис смотрит на часы и говорит мне;
- Поехали на вокзал. Через полтора часа поезд на Донецк. Я обещал жене завтра утром вернуться.
Мы прощаемся со всеми и едем на вокзал. Проводив Бориса, я возвращаюсь к моей маме...

... Я рассказал эту историю, чтобы показать, что, хотя мама очень скучала за мной, она понимала, как важно для меня общение с другими людьми (и со школьным другом, и с родственниками), она щедро поделилась с ними теми несколькими часами, которые я мог бы провести с ней одной.
А понял я это много десятилетий спустя, когда в Израиль из Канады прилетал мой племянник, сын моей родной сестры, и ни с кем, кроме матери, не общался - ни с родственниками, ни с друзьями. И мать ему не подсказала.
- У меня была целевая поездка, - объяснил он потом, - повидаться с мамой. Поэтому я никому не позвонил.
А ведь в тот год у меня тоже была целевая поездка - повидаться с мамой. Только моя мама была очень щедрым человеком. Не только в материальном смысле щедрым, но и в душевном. Что еще важнее.

- А работа твоя тебе нравится?

... У нас на заводе очень остро стоял вопрос с жильем. У нас в семье уже было двое детей, а мы продолжали жить в коммуналке, вчетвером - в комнатке площадью 15 квадратных метров. И соседи наши тоже жили вчетвером в комнатке площадью 15 квадратных метров. Только у них вдобавок дети были постарше наших.
Из-за трудностей с жильем на заводе, многие работники увольнялись и уезжали на вновь открываемые или расширяющиеся предприятия - в Димитровград, на Атоммаш, в Калугу, в Николаев, в Тольятти... К тому же на новых предприятиях и должность можно было занять повыше, и оклад получить побольше...
Состоялся и у меня с мамой разговор на эту тему. Неожиданно для меня мама спросила:
- А работа твоя тебе нравится?
- Очень!
- А отношения у тебя с коллегами по работе, с рабочими, с руководством хорошие?
- Хорошие.
- Если тебя устраивает твоя работа, тем более если она тебе нравится, такую работу нельзя бросать! А вопросы с квартирой и с зарплатой со временем решатся. Если уж вам невмоготу, мы можем разменять свою двухкомнатную, чтобы вам сделать еще одну комнату.
(Мама наивно думала, что двухкомнатную квартиру в районном городишке, с печным отоплением, водой из колодца и удобствами во дворе можно разменять так, чтобы выкроить однокомнатную квартиру для них с отцом и комнату в областном центре для нас! Это было нереально, да и мы бы не согласились забрать у них комнату, но я не могу не упомянуть об этом, чтобы показать, как щедры были к своим детям наши родители - во всем!)
Но главное:
- Если тебя устраивает твоя работа, тем более если она тебе нравится, такую работу нельзя бросать!
Со времем, работая на одном и том же заводе (который стал называться научно-производственным объединением), в одном и том же отделе, в одной и той же бригаде (как я шутил, сидя на одном и том же стуле), я получил хорошую квартиру, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Я не знаю больше предприятий, где бы рядовой инженер (не начальник!) стал бы доктором наук и по совместительству профессором в институте.
Права была мама: превыше всех благ для человека, особенно мужчины - любить свою работу!