Кризис демократии и тоталитаризм

На пороге третьего тысячелетия, мы, запнувшись об этот порог, с ужасом осознаем в очередной раз, насколько же непрочны все мирные начинания и достижения человека, как часто кучка очередных коричневых генералов ввергает так называемый цивилизованный мир в водоворот новых войн и психических конфликтов. Но нужно не раз получить по башке мешком, наполненным самыми различными атрибутами и мыслями цивилизованного европейского человека (притом, заметьте, демократа!); нужно убедиться на ходе всей мировой истории (и в особенности, европейской) в том, что данный процесс, возникший как будто на очередном витке истории, не случаен и эпизодичен; нужно столкнуться с проявлениями этой именно варварской цивилизованности не в теории, а в реальной жизни, чтоб уяснить себе, что закономерность подобных явлений всегда имела место вследствие четкости и логики исторического развития.
Мы можем окинуть взглядом становления всех европейских диктатур, чтоб увидеть, что они были лишь следствием досадного разгула крайней «демократии», временами перераставшей в охлократию и анархию в худшем смысле слова. Можно возразить, что иногда диктат и тирания следовали как реакция на угнетение, и были своеобразным ответом угнетателям, приводя в пример революции. Это так, но тем не менее, это касается только революционных диктатур, да и то не во всей полноте. Составляющая крайнего вольнодумства, нигилизма и безалаберности среди причин всех революций была также сильна, как и фактор подавления. В самом деле, хоть одна революция была бы возможна, если бы не крайняя прогнилость правящих режимов, несоответствие социального статуса профессиональной деятельности и умению вести государственные дела? Возможна ли была бы любая революция, если бы не тот крайний разгул и безответственность своеобразной внутренней (так сказать, партийной) «демократии»? Ведь даже при феодальной монархической системе не обязательны свободы для всех слоев населения. Их может быть достаточно для одного. И когда эти свободы превращаются во вседозволенность, когда правитель оказывается неспособным управлять и удержать в кулаке свое ближайшее окружение, тогда под влиянием высших слоев беззаконие и анархия распространяются на все население. Итак, по крайней мере, крайний разгул, если и не демократии, но явно свобод определенной прожилки населения (чаще всего, правящей) однозначно можно назвать в числе факторов, ведущих к тирании. Разница лишь в том, что в революционной тирании выражается также чувство гнева, управляющее революцией на первых порах.
В основе любого такого крайнего разложения всегда стоит недовольство чем-либо. Жить не то чтобы ради и для себя, но потому что больше не для кого, и распространять это на всех остальных становится как бы девизом взбесившейся от безнаказанности и безответственности толпы, неважно, относится ли эта толпа к правящим или управляемым классам. В основе такого поведения наиболее часто проявляется недовольство объемом и границами личной свободы. Чем больше её становится, тем больше её не хватает. Соответственно сужаются границы обязанностей, вплоть до полного их отсутствия. Вот и получается, что демократия всегда является одной из причин, ведущих к вырождению свободы, и - к тирании. Поэтому и понимать крайнюю «демократию», означенную выше, нужно только в смысле «всесвободия», неважно при какой форме правления. При демократии, именно как при форме правления, такой переход совершается только намного быстрее, притом без действительно революционных процессов. Даже если предыдущая власть будет свергнута под революционными лозунгами, это не будет означать революции.
Настоящая революция, как уже указывалось, кроме крайней вседозволенности, имеет причиной и крайнее недовольство существующим строем. Таким образом, она как бы разрешает по-своему накопившиеся веками противоречия. Совершенно другую природу имеют перевороты, путчи и свержения, какими бы словами они не назывались, и под какими бы флагами не проходили. Здесь поводом служит все то же недовольство: со стороны правящих, или близких к ним кругов, - в своем недостаточном участии в правительственных процессах, со стороны народа – вечное недовольство любым правительством вообще. Поэтому и перевороты делятся на два типа: так называемые «дворцовые», и перевороты с народным участием, где он (народ) служит как бы ширмой.
В первом случае все понятно, нам нет нужды рассматривать это детально. Второй же заключается в умелом манипулировании извечной нелюбовью народа к правительствам в своих целях. Рассмотрим его подробнее.
Чем более права превалируют над обязанностями, тем к большей свободе стремится человек. Можно себе представить общество, где ни у кого нет никаких обязанностей, а есть только права. Осуществить такое не в пример труднее. Но при уменьшении первых и увеличении последних увеличивается и моральное разложение, что, в конце концов, ведет к самой настоящей охлократии. Недовольство властью – это уже не недовольство накопившимися противоречиями, а, скорее – недовольство самим её существованием. Доходит до того, что люди не приземлят никакой, даже самой законной, власти над собой. Дело «заговорщика» в этом случае состоит в том, чтоб использовать абсолютно беспочвенный эгоизм, и захватить власть, а потом, дабы и его не свергли таким же образом, удерживать ее как можно жесточайшим образом. Это, конечно, приведет к уменьшению всевозможных свобод, и увеличению обязанностей, не в пример предыдущему правительству ужесточится и форма правления. Она не обязательно может быть тиранией, скорее, принесет даже временное облегчение от досадной вседозволенности. Тирания же придет позже, после ряда подобных переворотов.
Здесь можно вспомнить и греческих тиранов, и латиноамериканских диктаторов 20-го века, и приход к власти Гитлера, Муссолини, и многие постсоветские правительства. У всех у них, при множестве различий, есть одна общая черта. Они опирались на популистские обещания и зачастую беспочвенное народное недовольство, вызванное либо временным кризисом, либо не вызванное ничем, кроме нежелания видеть у власти одних и тех же людей.
Итак, на сегодняшний день мы опять сталкиваемся с более чем возможной перспективой скорого установления диктатур, на этот раз по всему без исключения цивилизованному миру. Попробуем проанализировать, почему же это возможно.
Прежде всего, укажем две разные причины, которые коренятся в различном образе жизни американцев и западных европейцев и восточных, в основном славян.
Причина установления диктатуры в славянских странах живет в недавнем советском прошлом. Дело совсем не в том, что «совок» был однозначно авторитарной державой даже в лучшие годы своего существования. И все-таки, несмотря на выдающиеся достижения в области науки, техники, а отчасти и культуры (хотя нельзя не признать, что эти последние были более чем половинчатыми), в самом принципе существования этого государства определяющим фактором была не тотальная диктатура (что еще не так страшно), но принцип тотального равенства. Равенства не в том смысле, в каком это слово принято понимать сейчас (перед Богом, законом, перед другим человеком и т. д.), а в смысле примитивно-материальном. Иными словами, «от каждого по возможностям, всем поровну». Такое положение дел, где, по сути, неважно, квалифицированный ли ты работник или нет, уборщик или профессор, приводило, прежде всего, к материальному равенству, понимаемому именно как шариковское «взять – и все поделить». Что еще хуже, эта, казалось бы, чисто материальная «уравниловка» постепенно расползалась и на духовную сферу, чему способствовала, конечно, и авторитарность государства. Конечно, были, и в очень больших количествах, исключения. Но для широких масс факт оставался фактом.
Мы не будем вдаваться в полемику, являлась ли такая «уравниловка» справедливой или нет, в каких действительно формах, пропорциях и границах она существовала, это не имеет значения для настоящей работы. Отметим только такой психологический факт, как ностальгия за советским прошлым, которая, чем дальше, тем больше овладевает далеко не только выжившими из ума старухами. Несмотря на все свои недостатки, почивший в анабиозе Союз начинает выглядеть чуть ли не как золотой век человечества. Устав от всяких необходимостей, конкуренций, свободных рынков и еще более свободного произвола, люди все больше мечтают о таком государстве, где большая часть вопросов современной жизни решалась бы в принудительном и раз навсегда установленном порядке – вроде выдачи паспорта. Это и госконтроль за уровнем безработицы, и уничтожение преступных клановых группировок, и много чего еще. Объединяющей основой всех этих мероприятий должна служить подсознательно выраженная в каждом из нас цель: ограничение кажущейся необъятной нам свободы, которая нередко любит поворачиваться спиной.
Авторитарные и олигархические постсоветские режимы, со своей преступностью и беззаконием только усилили эту тягу, а прокатившаяся недавно по этим странам волна неудовольствий, митингов, и, в конце концов, путчей была закономерным следствием таких мыслей. Должно пройти еще несколько лет, чтоб массы народов, разочаровавшись во всевозможных революциях и «народных избранниках», не пришли к единственно возможному финалу такого образа мышления – диктатуре. В целом, обстановка в постсоветских странах уже начинает клониться к предпочтению куска хлеба и уверенности в завтрашнем дне свободе. И трагедия в том, что достижение этой цели оправдывается любыми средствами. А такой подход, в свою очередь, открывает почти необозримые перспективы перед всякими «великими инквизиторами».
Иное дело – запад. Там, при всем желании куска хлеба, человек никогда не оставит своей гордости. Для каждого европейца, и тем более, американца, его «я» - это самое ценный предмет на Земле.
Казалось бы, перед таким себялюбием ни одна тирания не устоит. Свобода – вот хлеб насущный западного человека. Но нам стоит поглубже вглядеться в эту свободу.
В самом деле, свобода для западного типа людей существует для себя, про себя и от себя. А все остальное пусть хоть в тартары летит. Среднему американцу вовсе не обязательно знать, где находиться, например, Украина, что такое Чернобыльский взрыв, и с чем вообще едят Советский Союз. И это не шутка! Центр мира этих людей – они сами. И, при таком повороте дел, их беспокоит только то, что происходит непосредственно с ними самими – их семья, работа, учеба. Мир как бы замыкается на достопочтенном обывателе, уводя его все глубже внутрь себя самого. Счастливы еще те, кто в силу своей публичной или культурной профессии хоть немного выглядывает из окна этой западной зашоренности. Но и для таких основными «победами гуманизма» и «торжеством светлых начал» являются их «победы» на фронте бесконечно нудной работы. Про других же и говорить нечего: фермер из Айовы вообще мог никогда не слышать о Китае, например.
И именно в силу этой своей самоограниченности, западный человек более всего поддается любой пропаганде. Продолжая логическое звено: «я» - моя семья – мои друзья – моя работа – мой город, мы неизбежно подойдем к понятию «мое государство». Для американца верить своему государству – нечто вполне логичное, и анализировать его поступки он не расположен вовсе. Единственная здравая точка зрения на мировом уровне, исходит, естественно, от его «родины», так же как единственно правильная точка зрения среди людей его окружения – его собственная. В каком-то сопоставлении фактов из разных источников он вообще не питает никакой нужды. И если в тоталитарных странах любые неофициальные источники информации стремятся «прикрыть», то «западник» отворачивается от них единственно в силу глупой эгоцентричности.
Если человек знать не хочет ни про что за пределами своего курятника, и к тому же безгранично доверяет своему правительству, он легко становится чужим рабом. Но куда же тут что-то заметить! Ведь эго человека, считающего себя пупом Земли, неизбежно (и всегда) сосредоточено на самом себе. Американцы со своей хваленой свободой и демократией, абсолютно не видя ничего в трех метрах от своего носа, совершенно неожиданно очутились в тоталитарном государстве, которое прослушивает телефоны, проверяет почту, насильно милитаризирует население, обыскивает частные владения, и ведет самую глупую и бессовестную пропаганду, какую только можно себе представить. Американской «демократии» и раньше было далековато до стран Европы, а теперь и подавно.
Но такой путь развития ждет со временем и всю Западную Европу. Человек перестанет интересоваться чем-либо, кроме себя, любимого, а. сосредоточившись на себе, окончательно потеряет нить реальности. Мир станет делиться на большую аморфную массу зауряднейших людей, притом считающих себя гениями, и на тех, кто этим воспользуется. Вот истинный путь современной западной «демократии».
Мне, конечно, будут возражать, опровергать мои доводы, неважно, на чем они основаны, но это только подтвердит мою правоту. Ведь эгоцентричный человек, да еще и такой, который добился незаурядных успехов в жизни (а такой просто не может не быть эгоистом), привык ставить свою точку зрения выше всех остальных. Из огромного числа разных, зачастую противоположных взглядов, он извлекает то, что ему нравится, лепя при этом из взаимоисключающих мыслей свою философию, которая бы оправдывала его эгоизм. И, как всегда, если одна мысль ставится над всеми другими, исключает их, она приходит не к осознанию вариативности и многоликости мира, где нет ничего окончательно правильного или неправильного, а к фанатичному отрицанию всего не нравящегося. И вот – заурядный человек, ставящий себя в умственном отношении выше других, не способен понять не только другого заурядного человека, думающего иначе, но и талантливых, необычных людей. Внутренняя замкнутость от этого только усиливается. Возражение, следовательно, будет только следствием полнейшего непонимания не только чужого мышления, но и даже присутствия проблемы. Для дурака ее не будет существовать вовсе. В конце концов, из всего круга процессов, имеющих значение для такого «гуманоида», останутся только события, непосредственно связанные с его физиологической деятельностью. Замкнутость на себе и приводит к отторжению всего иного, человек привыкает жить в иллюзорном мире, что легко делает его чьим угодно рабом. Снимем же шляпу перед той неизвестной нам силой, которая делает человека рабом не только по его желанию, а и по его неведению!