О толпе

Человек думает то, что он хочет думать. Правильность или ложность положений зависят только от их преломления в сознании. Дважды два может быть один, если кому-то так захочется, благо нашелся теоретик, который это доказал бы. Но человек также думает то, - и только то, - что он может думать.
Толпа в наши дни – это уже не масса людей, это скорее – психический диагноз, даже не тип человека, а его норма. Этому способствует не только общность интересов, происхождение, страсти или амбиции, но скорее, тот тип человека, который сложился на рубеже столетий, человека, как это ни прискорбно, многогранного. Многогранного потому, что поверхностное знание многих отраслей жизни наше общество сочетает с поистине плебейской привычкой высказывать безапелляционные суждения и еще требовать права на их признание. Я не имею ввиду свободу слова, о различиях речь пойдет позже.
В середине двадцатого века толпа приобрела ряд принципиально новых черт, которые впоследствии, при демократизации общества, только стали более наглядными. Отсутствие тирании только помогло ей. Воистину, несчастье наше – в нашей свободе.
Социологи и психологи прошлых двух столетий детально проанализировали такое явление, как неуправляемая масса людей. Они доказали, что толпа в этом значении может состоять из людей даже очень ученых, а превращению в массы может служить равно как преданность какой-либо общей идее, так и отсутствие четких взглядов, и непонимание той или другой проблемы. Но эта масса еще руководится идеями, в большей степени гуманными (наиболее показательный этап – это революции, осуществлявшиеся толпой под влиянием известных идей).
Второй этап – это чернь. Такие массы людей, как правило, никогда не руководятся чем-то иным, кроме своей, пусть самой мелкой выгоды. Вместе с тем чернь – это люди, в основе своей лишенные какого-либо понимания чести, морали, правил, закона, и т.д., в общем, отбросы общества. Принципиальная разница между толпой и чернью та, что отдельный человек, попадая в массы, с психологической точки зрения сам становится такой толпой, в то время как в обычное время он может быть хоть высоким интеллектуалом. Чернь же и в количестве одного человека, предоставленного своему досугу, остается чернью.
Социальные и общественные катаклизмы, потрясавшие весь прошлый век, в конце концов, сделали возможным фактом более-менее нормальную, комфортную и свободную жизнь. Но если толпа, это феномен психоэмоциональный, зависящий от времени и обстоятельств, то чернь – это феномен скорее поведенческий, отличающийся постоянством. Стабильная жизнь привела к появлению странного и в некотором смысле нового типа людей: нечто среднее между пуританином-буржуа и нищим брюзгой. Чернь, усвоив некоторые так называемые черты «умеренности», т. е. боязнь нового, ханжество, и мнимую моральность дополнила ее своею аморальностью. Это слияние поведенческих типов, в свою очередь, заметно повлияло на все сферы жизни. Стоит только взглянуть на современное высокое искусство, поразительно неотличимое от бульварной прессы, на политику, которая больше напоминает бокс, на общество, которое ну никак нельзя назвать эпатажным или неприличным, а скорее приторно-сентиментальным и гадко-пошловатым.
Пропагандировать посредственность и пытаться подвести все под ее рамки. Все для среднего человека! Самые великие идеи извращаются до неузнаваемости в мозгу полулюдишек! И какие суеверия еще живут в их умах! Как будто бы и не было столетия атеизма. Не входя в детали, не обозначая нюансы! Романтизм – это значит что-то романтичное. Страсть – это португальский сериал. Все беды – от плохой власти, от почившего черт знает когда Советского Союза, от веков безгосударственности.
Этот тип полулюдей уже очень много знает, он даже полуобучен, он уже хочет рассуждать и доказывать, он уже знает о свободе слова. Свободе говорить что? Доказывать что? Рассуждать о чем? Гнуть маты? В сознании такого человека не уложатся никогда никакие теории и реалии. Они их не поймут, первые для них скучны и непонятны, из вторых они не могут извлечь простейший урок. Все бы было не так трагично, - такие людишки существовали со времен потопа, да еще и до него, наверняка. Но ведь сегодня абсолютно все сферы жизни ориентированы на таких существ. Вот в чем трагедия. Для людей более развитых есть два пути: либо работать в производстве идиотизма, занимая в обществе золотые места, либо идти в андеграунд, становится ренегатом.
Как распознать такого «человека»? Основные его качества я, так и быть, отчасти для блага других, отчасти из собственного тщеславия, приведу. Это:
- крайняя нетерпимость к отличным от себя людям, особенно к самым оригинальным и самобытным;
- навязывание своей точки зрения, без всяких компромиссов;
- фанатизм или агрессивное поведение;
- деление мира на две полярных части – «кто не с нами, тот против нас»;
- отвращение к творениям искусства на той основе, что они якобы не актуальны, не понятны, глупы и скучны;
- не вникание в нюансы, неспособность понять как тонкие, так и существенные различия;
- готовность слепо верить тому, кто олицетворяет для них идеал;
- перевирание и извращение любых мыслей;
- излишнее хвастовство;
- погоня исключительно за материальными ценностями и жизнь одним моментом;
- склонность к моралистическому ханжеству;
- злость и раздражение на всех и вся, сочетающиеся с придирчивостью и себялюбием.
Как часто мне приходилось слышать фразы: «да разве ты знаешь то-то и то-то» или «раз ты не согласен со мной, так вали отсюдова». Они не выражают ничего, кроме разве все той же агрессивности да ужасно узкого кругозора мыслей. По мнению какого-нибудь тупоголового селянина, человек не одного с ним круга никак не может знать, что такое, например, буряки или корова, или как копать землю лопатой.
Еще один показательный момент – сплетничество и слежка. К несчастью, советское время только благоприятствовало этим двум порокам, и теперь от них просто нет спасения в лице всяких «слуг народа» (почему-то преимущественно пенсионного возраста), шушукающихся с умным видом, и подозрительно поглядывающих на вас. Они готовы строчить словесные компроматы на всякого прохожего, а не то и донести на него ни с того ни с сего в органы правопорядка, не забыв и их обсудить до последнего мизинца. О, эта дрянная порода, готовая в своем ничтожном бессилии перегрызть вам горло, привыкшая за всеми поглядывать и подслушивать, всюду совать свое поганое рыло, а в то же время готовая торговать наркотой и дешевой самогонкой на каждом углу! Они бы и друг друга загрызли бы, будь на то их воля. Эта напускная набожность, а внутри черная гниль!
Именно ханжество и агрессия прежде всего и отличают человека толпы, чернь, если угодно. Порнографические журналы и фильмы не так уже и страшны, какими они предстают в их больном воображении. Но – разрешите порнографию, и она перестанет быть таковой; став легальной, она превратится прежде всего в лакомый кусок для этих ханжей. И, под предлогом того, что она больше не запрещена законом, они перестанут видеть в ней зло. Именно так, по их пониманию, зло – это то что запрещено, в частности, законом. А что, как не тупая агрессия, это поведение бритоголовых молодцов, постоянно измывающимися над более слабыми, но более умными. Это подсознательное понимание того, что им, с их грубой силой не светит ничего, кроме (в лучшем случае) армии и работы охранником. Понимание того, что они глупы и тупы. И они с огромной злостью мстят за это всем, кто хоть немного умнее.
Разум и сознание таких людей толпы постоянно озабочены одним положением, признаваемым ими за абсолютную истину. Это сознание того, что подняться на небеса можно, только измазавшись в грязи. И они упрямо следуют этой истине, достигая своих мелких целей любыми средствами. Ведь продвижение по службе – это своего рода генералитет мелких людишек, сравнительно высокое положение – возможность тиранить дополнительное количество человеческих особей. Трагедия нашего времени в том, что такие люди расплодились в невероятном количестве, и уже занимают многие руководящие места в нашем обществе, и умудрились пролезть даже в правительственный аппарат.
Возникает вопрос, а что же вызывает их к жизни, что делает существование такого их огромного количества свершившимся фактом? Прежде всего, как уже отмечалось, это некая стандартизация и комфортизация условий жизни. Мы в наше время получаем все сравнительно дешево и просто. Мы не нуждаемся в истощающем душу и тело физическом труде, не оставляющем нам никакого свободного времени. Второй, не менее важный фактор, я бы даже сказал, основополагающий, это образование. Именно стандартизация условий обучения, направление его на учение и заучивание, а не на практические нужды и развитие мышления, обуславливает, в конечном счете, таких же стандартных людей. Помнится, один из фундаторов социологии, Густав Лебон, называл это разницей между латинским и англо-саксонским образованием. Я бы обозначил эту разницу проще. Это различие между заучиванием никому не нужных вещей, ориентировкой на оценку и «сдачу» предмета, пренебрежением к собственным интересам человека, и их формированием и развитием.
Третий момент – это деструктивная пропаганда общества потребителей, в котором роль любого человека сводится к образцовому плательщику налогов и законопослушному (причем, почему-то обязательно до крайней забитости) поведению. Соответственно, такая пропаганда должна поддерживаться похожей политикой в области культуры. Пожалуй, тезис «хлеба и зрелищ» никогда не внедрялся в жизнь столь успешно, как у нас, разве что в императорском Риме. Вся массовая культура, принявшая апокалипсические размеры, как раз сознательна направлена на мелкие и пошлые вещи, формирование стереотипов, уничтожение независимого мышления и противопоставлению здоровой полемике фанатичную уверенность в своей правоте. В обществе, где каждые две извилины стремятся слить в одну, другое невозможно.
Выше я обещал привести различие между свободой слова и тем как ее понимает большинство наших современников. Свобода слова – это свобода открыто выражать свои воззрения, не идущие вразрез с совестью, не имеющие целью уничтожить либо совершить насилие над кем либо. Это свобода искреннего волеизъявления и свобода обсуждения, полемики, дискуссии, свобода говорить что хочешь, кроме того, что может причинить непоправимый вред свободе вообще. А люди толпы под свободой слова понимают свободу говорить вообще все, что угодно. И дело даже не в бессмертном славянском мате. Он в большинстве своем, является следствием все той же необразованности, а его запрет – все тем же ханжеством. Но какая свобода слова может быть для пропаганды фашизма, политических переворотов, прославления силовых структур, или правительства вообще?
Свобода вообще не может быть осознанной необходимостью. Кто осознал ее, как действительно необходимый элемент жизни? Большинство наших сограждан готово жить и в рабстве, лишь бы было чего жрать. Свобода – это величайшее благо человека, а не полулюдишек, дарованное ему Богом, а не политическими режимами и институтами, и отнятое «благодетелями» человечества. Свобода, если так можно сказать, лежит в нас, она находится в нашем генофонде. Раб тот, кто верит, что он раб. Свобода – это, прежде всего, развитие сознания.
В то же время в любом, даже самом демократическом и свободном обществе какая-нибудь мысль, идеология, форма мышления, если угодно, всегда является господствующей. Она не всегда представляет правительство с его программами, скорее, наоборот. И это преобладание одной мысли над другими далеко не является формой диктата. Ведь другие мысли существуют в неограниченном количестве. А само преобладание может быть таковым лишь в силу большего количества “поклонников”, исповедующих эту идеологию. Тирания начинается там, где всё множество точек зрения остается родственным друг другу до степени такой схожести, что разница между ними заключается только в названии партий и организаций. В таком обществе все мыслят стандартно, но с некоторыми различиями, которые, между прочим, имеют свойство все больше сливаться во что-то аморфное, неопределенное. Тирания еще больше упрочивает свои позиции там, где существуют только две точки зрения, яро противостоящих друг другу. Это только помогает толпе вполне определенно делить мир на своих и чужих. А разжигаемая этими силами борьба в конце концов приводит к торжеству какую-то одну. Тогда и начинается диктат. Но, следует заметить, диктатура не может проявляться там, где одна точка зрения, поскольку в таком обществе все жили бы в согласии, делить было бы нечего. И – раз одна мысль у всех, то какие могут быть ссоры? Но такое общество иллюзорно, это утопия. Не все люди одинаковы, поэтому всегда будет другая точка зрения. Поэтому диктатура достигает своего апогея там, где любая преобладающая мысль насильно внедряется, уничтожает все иные. И чем меньше будет иных форм мышления, тем большего успеха достигнет диктат. Хотя к своему логическому завершению он не придет никогда. Всегда будут оставаться инакомыслящие. Этим объясняется и то, что все режимы рано или поздно рушились. Даже внутри отдельного человека не бывает полного единомыслия, как же оно может существовать в обществе в целом?
Человек толпы, видимо не понимает этой простой истины, поэтому и стремится навязать кому не попадя свою точку зрения. Вот почему большинство фанатиков – люди вполне рядовые.
Иначе обстоит дело с теми, кто, обладая большой долей независимости и образованности, остается, тем не менее фанатичным сторонником какой-нибудь идеи. Но эти люди – рабы своих воззрений, не более. Фанатизм со стороны лидера может быть или направлен на подчинение толпы и превращение ее в слепой инструмент, или же поклонение своим идеалам и себе, как единственному существу, способному воплотить их в жизнь.
На человека толпы самое сильное воздействие оказывают стереотипы. Так как такие люди мыслят почти совершенно одинаково, то и стереотипы кажутся им не чем иным, как здравыми мыслями, а иногда даже передовыми лозунгами. Между тем что–то абстрактное такие люди просто не могут воспринять. Право же, если Господь Бог творил нас по своему образу и подобию, то не пластилиновые ли мы фигурки в руках идиота?
Коллективная совесть – это подсознательно разрешенные поступки давить неудачников, осмеивать мудрецов и пресмыкаться перед тираном. Коллективная свобода – это желание при первой неудаче вцепится первому прохожему в горло, а при второй – уничтожить существующий строй. К счастью, второе зачастую и остается только желанием. Коллективное равенство и братство – это желание, чтоб все были одинаково нищи и связаны порукой. И огромными щупальцами обвивает эти элементы коллективного сознания спрут коллективного довольства, иногда впрочем, очень недовольный.
Народ, слава богу, не есть полностью эта чернь. Можно быть и рабочим, но не быть человеком толпы. К сожалению, можно констатировать, что психоповеденческий феномен черни расползается по всей земле, чем далее, тем более, и как это ни неправдоподобно звучит, в цивилизованных странах, быстрее, чем в диких. Даже интеллигенция и богема уже охвачены этим, я не говорю про правительства, или социальные слои. В искусстве такой феномен превращается в тупое подражание и игру на низменных струнах физиологии, в стандартизацию и неэпатажный эпатаж, который только старушек и может задеть. Во власти он становится жесткой диктатурой, в социуме – отсутствием желаний, формулой “хлев, но зато свой”. В интеллигенции – беспочвенной кичливостью, отношением свысока, фразой “ego profanum vulgus”, направленной вовсе не против толпы, а против своих врагов. Ведь рисовать цветные квадратики, и при этом заявлять, что “это гениально”, а “вы ни хрена не понимаете” по меньшей мере глупо и банально. Жизнь – не цветной квадратик, а скорее – черная решетка. И чем больше людей это поймут, и постараются исправить, тем лучше. Мир в розовых очках, к сожалению, существует только для детей.
Но вернемся к стереотипам. Всем известно, что это такое, и я хочу пояснить свою мысль на одном простом примере: как примитивное образчики чего-либо могут восприниматься как высокие мысли.
Для этого нам необходимо рассмотреть наиболее яркий случай массовой культуры – кино. Все так называемые массовые фильмы выражают абсолютно одну, без всяких изменений концепцию – героя и злодея. Только в детских мультиках ими оказываются супердетишки или разумные животные, в подростковых – тинейджеры, во взрослых – какие-нибудь суперагенты или маньяки. Каждый возраст в таких фильмах пытается представить свой социальный сегмент в том или ином образе. То есть киноленты одинаковы, а их ориентация определяется тем, какой социосегмент представлен в кинообразах. Причем представлен он должен быть не символично, а наиболее прозрачно: лента для студентов – главный герой студент, лента для детей – герой ребенок и т. д.
Уже этот феномен показывает, насколько не меняется человек и человеческая психика в течение времени. В самом деле, что отделяет жадного ребенка от настолько же жадного и капризного бизнесмена? Только уровень интеллекта и образования, но никак не психика, которая хотя и может подвергаться изменениям, в своих началах остается неизменной.
Действительно, желания человека всю свою жизнь остаются теми же, меняется только их объект. Вот почему, без всяких медицинских терминов и специсследований, мы уже можем сказать, чем же так влияют стереотипы на человеческое поведение. Именно тем, что они изначально присутствуют в нас, и с возрастом все более и боле развиваются. Препятствовать этому может, опять-таки, только образование. Но оно исправит лишь поверхностно эти заблуждения. Главная ошибка, например, идеологов Просвещения и состояла в том, что они считали, что обучение может искоренить все эти заблуждения.
В действительности наше мышление очень мало зависит от теорий и философий, а скорее, лишь от стереотипов. Итак, стереотипы влияют на нашу психику самой нашей психикой, как бы парадоксально это не звучало. Отсюда и вытекает мысль о том, что каждый человек думает то, что он может думать. И если представления человека о справедливости, к примеру, по уровню мышления совпадают с уровнем массовой продукции, он и будет думать, что эта продукция – вершина умственного и эстетического творчества. Выход один – развивать эстетическое и культурное чувство.