Муха, Мишка и Дон

       
       Наша финансово-коммерческая компания съезжала. До самого последнего дня мы считали себя вполне благополучными и вот… Уже несколько дней работаем грузчиками - в июльскую жару, скинув пиджаки, таскаем и таскаем коробки с товаром, стеллажи, компьютеры, столы, стулья…
       
       
       И мысль навязчивая не дает покоя: «если наше такое мудрое, такое предприимчивое начальство так бездарно теряет драгоценное время и, естественно, доход, используя нас, менеджеров, в качестве непрофессиональных, нерезультативных грузчиков,.. значит, наши дела действительно плохи…».
       
       
       А ведь, кажется, совсем недавно…. генеральный директор ( явно – из отставников, энергичный, ещё молодой и весьма уверенный в себе ), принимая меня на работу рубил четкие отрывистые, как парадный шаг на плацу, короткие фразы:
       
       
       - Компания, .. стабильно обеспечиваем нормальное развитие … финансируем прибыльные проекты,.. поддержка друзей… из крупного банка,.. обречены на успех,.. принимаем на работу только профессионалов… с надежными рекомендациями… Работать, работать, не считаясь со временем,.. конкурентными интригами… А неурядицы,.. всевозможные трудности… преодолеем,.. «как водную преграду на учении воздушно - десантного полка» - закончил тогда разговор со мной генеральный особо запомнившейся военной фразой, и добавил твердо, как командир, отдающий приказ:
       - Компании – все по плечу!.. Работайте!..
       
       
       И нежданно – негаданно – «финансовые трудности»…. Компания вынуждена отказаться от благоустроенного офиса в центре города и снять в аренду недорогие помещения – почти на окраине…
       
       
       …И вот мы на новом месте. Территория базы, где теперь размещается наша компания, обнесена низким и довольно ветхим забором – где деревянным, где кирпичным – и охраняется сторожевой собакой.
       
       
       - Остерегайтесь! Очень злая! – сразу предупредили нас. – Особенно в ночное время, когда ее спускают с цепи, и она свободно разгуливает, где ей вздумается.
       
       
       Охранник, он же и вахтер по совместительству, находится на проходной, у въездных ворот, впускает и выпускает грузовой транспорт – погрузочно - разгрузочные работы ведутся круглосуточно. И мы остерегались: минуя проходную, всегда спрашивали, где Бакс, так звали собаку, и потом уже проходили.
       
       
       Однажды там же, на проходной, рядом с охранником я застал большого пса ростом с овчарку.
       -Бакс? – с нескрываемой тревогой спросил я и опасливо приостановился, хотя тут же и отметил про себя, что особенного страха она у меня не вызывала, даже напротив: обвислые уши, характерные для дворняжки, рыжевато-серый окрас и типичная «дворовая стойка», к тому же еще и открытая пасть и свисающий от жары язык – дополняли картину мирной дворовой псины. Она повернулась на мой голос и приветливо помахала хвостом, потом к охраннику – тот пил чай с бутербродами - и собака, вероятно, надеялась, что и ей перепадет кое- что. Охранник долго не отвечал на мой вопрос и с явной насмешкой смотрел на собаку.
       - Да нет… эта… так… приблудная… Бакс другой… А эта большая попрошайка… - явно неодобрительно отозвался он и бросил ей кусок батона. Собака без всяких эмоций восприняла укоры – мигом проглотила хлеб, поймав его на лету, и снова выжидающе уставилась на охранника, выразительно поглядывая на него и на разложенные на салфетке бутерброды. Я осторожно протянул руку и почесал у нее за ухом. Собака приняла мою ласку, будто давно меня знала – лизнула руку и благодарно завиляла хвостом. Потом, не сходя с места, потянулась ко мне, обнюхала брюки, ботинки.
       


       - Ну вот и познакомились… А зовут тебя как?..
       - Муха! – весело ответил охранник, отпивая чай.
       На муху она, естественно, никак не походила, хотя охранник тут же нашел объяснение ее имени.
       - Липнет, как муха, ко всем,.. попрошайничает,.. вот и Муха.
       - Ну-ка подожди!.. – сказал я Мухе, и, достав из полиэтиленового пакета приготовленный к обеду бутерброд, предложил: – На-ка, возьми!..
       Она без церемоний аккуратно взяла с руки бутерброд, быстро проглотила его, не жуя, и снова смотрит на меня, облизываясь.
       - Слушай, Муха, я тебе весь свой обед отдал. Ну ты и ешь – тебя что, не кормят?..
       -Да шестеро у нее! – пояснил охранник, опять широко улыбаясь.
       -Ого-о-о! – удивился я. - И тем не менее, больше нет, Муха! – я развел руками, потрепал ее мягкое, бархатно - нежное ухо и пошел по своим делам.
       

       … А проблем у нашей компании все прибавлялось и прибавлялось - теперь уже и в связи с переездом: то увольнялись старые работники – добираться до нового офиса стало неудобно, то клиенты отказывались покупать у нас товар самовывозом, дальность расстояния увеличила их затраты, работать с нами становилось невыгодно. А тут пора отпусков, и объемы продаж упали. Мы начали терять постоянных клиентов, обеспечивающих нам стабильные доходы. Опять начали расти цены на бензин, поднялись тарифы на перевозки, что сразу сказалось на ценах закупок и продаж, и, естественно, на прибыли. И завертелось, закрутилось…
       

       Нужны были неординарные решения, чтобы выжить среди конкурентов, чтобы
вписаться в новую торговую зону, утвердиться на рынке продаж, перетянуть к себе новых покупателей. Все это очень непросто, и называлось - «схватить бизнес», конъюнктуру рынка с пол-оборота.
       - Плохо, что фирма на окраине города… - недовольные начальством работники
уже вслух обсуждали его действия. – Надо было оставаться в центре и искать склады!
       - Зарплата у нас ниже, чем у Гараяна, нашего главного конкурента!
       - И товарооборот у него больше в два раза! Постоянно растет!
       - А Бутыркин, наш генеральный?.. Есть у него опыт?.. Он из отставников?..
       - Криминальная экономика – не устоим… Разговоры о правилах честной игры – блеф! – рассуждали молодые, недавно принятые сотрудники и уже не боялись увольнения – они и сами


собирались уходить.
       -Удачливые люди были всегда… но успех одиночек не решает проблемы,.. а как выжить нашей фирме? – колебались опытные торговые агенты, и жестко критиковали необдуманные действия гендиректора, а заодно и , так называемые, «экономические реформы» нынешней власти.
       

       Бежали дни, недели. Ситуация не улучшалась. Тревожные разговоры, споры, тяжкие сомнения, беспокойство в коллективе усиливались. Стабильность не наступала, зарплата уже выплачивалась с задержками и совсем не та, на которую рассчитывали. Поводов для многочисленных конфликтов в коллективе не уменьшалось – то денег клиент не перечислил в договорной срок, то вдруг потребует отпустить продукцию дешевле, чем определено в контракте с ним же, то вдруг уменьшает дневной заказ на поставку товара…
       

       Однажды я опоздал на еженедельное совещание по вопросам дебиторской задолженности, которые проводил лично генеральный со всеми работниками компании. Такое опоздание строго наказывалось и грозило удержанием из зарплаты. Однако на этот раз повезло – директор и сам запаздывал, а собравшиеся сотрудники отчаянно и, как никогда еще, яростно спорили, выплескивали друг на друга накопившиеся отрицательные эмоции, переходя всякие границы приличия. В комнате для приема посетителей висел густой табачный, словно пороховой, дым, и всё происходящее было действительно похоже на сражение.
       - Это вы!.. Вы, женщины, распустились! – кричал сорвавшийся мужской голос.
       

       - Да вы, мужики, не способны даже прокормить семью! – язвительно улыбаясь, пускала сигаретный дым перед собой, и снова затягивалась, молодая, раскрашенная особа, новая работница из коммерческой службы,, кажется, Наталья.
       - Даже детей не хотите рожать! – выкрикивал тот же мужской голос, и я узнал в спорщике Игоря Анатольевича, менеджера отдела продаж, вечно раздраженного, но умеющего быстро и дорого продать товар.
       - Отцы убегают!.. Алименты не платят – позор мужикам! – уже хором скандировало несколько женщин.
       - А вчера читаю в газете: «молодая мать выбросила на помойку новорожденного»! – доложил спокойный, начальственно - приятный баритон. –Что ж вы думаете – «секс» замучил!.. Собаки и те щенков не бросают, выхаживают, кормят…. – и я увидел за столом раскрасневшегося заместителя главного бухгалтера, как всегда элегантно одетого, рассудительного и приезжающего в офис на японском «Ниссане». Взаимно резкий, наступательный тон сотрудников удивил меня. Такими я их еще не видел.
       

       - А кто пятерых щенят утопил? – с вызовом подходила к «крутому» заму решительная офис - менеджер из отдела приема заказов. Подошла почти вплотную и задиристо громко переспросила, глядя ему прямо в глаза: - Ну, кто?.. Кто?..
       -Я не топил!.. – отбивался замглавбуха. - Я не топил… и дело не в щенках… живого человека на помойку выбросили… грудного, беспомощного… судить надо таких б… - продолжал возмущаться тот, и на всякий случай - держал у лица поднятую руку.
       -А чьих щенят утопили? – спросил я у стоявшей рядом со мной в дверном проёме Виктории Димитровой, кладовщицы склада.
       - Да Мухи!.. С утра по территории бегает, ищет… Одного оставили, так она, умница, его куда-то спрятала от таких ревнителей справедливости и чужой нравственности…
       Слушать дальнейшую перепалку сотрудников не хотелось, и я вышел во двор с мыслями

о Мухе. Для собаки потерять щенков – большая психическая травма. Были случаи, когда собака даже бросается на обидчика, если видела, кто топил щенят. Теперь у Мухи недоверие к людям. И кое-кому она обязательно припомнит, щенята-то у нее первые.
       

       Прошло несколько недель, и однажды я увидел Муху. Она перебежала через территорию базы и проворно скрылась в густом бурьяне у заброшенной котельной. Почти разрушенное здание пустовало, и о котельной напоминала лишь металлическая труба, сваленная на землю и в нескольких местах переломленная, вероятно, от удара. Я быстро пошел за Мухой, цепляя на одежду густой, колючий репейник и сухую, пыльную траву высокого бурьяна. Очень хотелось увидеть, где Муха прячет щенка. Ни о какой предосторожности я, конечно, не думал - и чуть не поплатился за это – неожиданно из горловины трубы, заросшей травой, с громким лаем бросилась на меня Муха – и присела у моих ног, оскалив зубы и угрожающе рыча. Собака собою закрывала вход в трубу, где, очевидно, и находился ее щенок. Я оторопел и отпрянул назад.
       

       - Муха!.. это же я! – едва успел крикнуть непроизвольно, но моя рука оказалась уже в пасти. Правда, Муха не укусила, и тут же выпустила руку, круто развернулась и, как бы извиняясь, завиляла хвостом, и села, все также загораживая круглое отверстие в трубе. Я вытер ладонью холодную испарину лба и немного успокоился.
       - Муха, дай посмотреть на малыша. – самым доброжелательным тоном попросил я. – Ну, отойди в сторонку...
       

       Собака не отходила. Я постоял немного и пошел вдоль трубы. В одном месте часть ее давно сгнила, и я увидел, прямо на земле, в мягком пыльном углублении, свернувшись в комочек, спал примерно месячный черно - дымчатый щенок. Муха сразу подбежала, насторожилась, подняла морду, и озабоченно глядела на меня, предупреждающе негромко рыча, чуть- чуть оскалив зубы.
       -Муха, да я не трону! Не трону его… А какой он симпатичный у тебя! Ну, всё, всё! Я ушел,.. пусть спит,.. твой бутуз! – как можно ласковее проговорил я и даже рискнул погладить
Муху по голове и за ухом...
       

       Я медленно пошел назад. Муха сначала недоверчиво, потом спокойнее, дружелюбнее, помахивала хвостом, сопровождала меня, приоткрыв пасть и как бы улыбаясь. Довела меня до дороги, повиляла благодарно хвостом, и стремглав бросилась назад, к щенку.
       

       Изрядно надоевшая августовская жара, непереносимая духота, наконец-то сменилась дождями с грозами и долгожданной свежестью. Несколько дней подряд на небе сверкало и ухало, и с неба лило, как из ведра. И снова, гремело раскатисто во всю поднебесную. В такую погоду общение с клиентами, проведение переговоров и заключение сделок, как правило, получалось малоэффективным. А уж мокнуть под дождем, вышагивая из одного магазина в другой – и вовсе малоприятно. Сотрудники стараются найти себе дело в офисе. А я вспомнил о щенке – «наверное, мокрый, голодный… Дождь ведь льет, и льет…»
       

       По грязной расквашенной тропинке, то и дело скользя, опасаясь упасть, пошел к горловине старой дымовой трубе. Однако Мухи там не оказалось. Довольно упитанный щенок с густой черной шерсткой крепко спал в сухом песчано - пыльном отверстии трубы, и никаких следов дождя и непогоды. Я взял сонного щенка на руки. Ему это не понравилось, он начал

проявлять беспокойство, вырываться, и не то рычать, не то гавкать. И откуда ни возьмись – выскочила Муха. Грозно зарычав и оскалившись, с налету бросилась на меня – мокрая, грязная, агрессивная – мать - заступница.
       

       -Муха, это я!.. – опять выпалил я, изрядно перепугавшись. Скорее это само выскочило у меня. – Ты что не видишь! Я не обижу твоего щенка, не беспокойся… - оправдывался я, очищая грязь, приводя себя в порядок, и немного успокаиваясь. Муха с разбега успела – таки прыгнуть на меня во время моего объяснения с ней, и хотя не укусила, но сильно измазала брюки и куртку. Во время её прыжка я почувствовал, как она вместо ожидаемого укуса, лизнула мне руку, которой я держал щенка. И теперь пока я счищал с брюк следы ее грязных лап, она носилась от радости около меня, сбивая с кустов капли воды и обдавая меня брызгами. Я положил щенка на место, и Муха проворно пролезла в прогнившую часть трубы, улеглась рядом с ним, а щенок тут же прилип к ее соску – зачмокал, посапывая от удовольствия…
       

       В начале сентября, когда взрослые с букетами цветов провожали своих нарядных первоклашек в школу, Муха тоже привела щенка – прямо, как на смотрины – к нам в офис. Возможно, она учила его добывать еду или еще каким-то премудростям, необходимым для собачьего выживания, во всяком случае это выглядело трогательно и забавно. Когда щенка брали на руки, совали ему кусочек колбасы или печенья, он вел себя, что называется, неадекватно: подросший без людей, он дичился нас, вырывался, жалобно скулил, царапался, отбивался, как мог, и даже пытался укусить. А Муха, беспокойная и радостная, задрав симпатичную пасть, бегала, не отрывая глаз от щенка, обнюхивала каждого из нас, будто уточняя, нет ли среди нас чужих, опасных для ее чада людей. Вероятно, запахи были знакомые. Муха нам доверяла, и по всему облику ее можно было понять, как она рада и горда за своего щенка. «Мать - есть мать!» - говорили женщины.
       

       Щенка назвали Мишкой. Муха с Мишкой охраняли территорию базы и каждое утро приветливо встречали нас возле ворот. Мы несли им из дома косточку, кусок хлеба, другую какую еду – у кого что было. И очень трогательно было смотреть, как Мишка буквально набрасывался на угощение – глотал, съедал все моментально, а Муха стояла рядом, смотрела, ждала, пока малыш управится со своей долей и так же расправится и с ее частью. Заботливая мать уступала сыну свое. Возможно, она понимала, что ему сейчас пища нужнее, он должен быстро расти и быть сильным. Мне казалось, что Муха тоже очень хочет есть, но материнский инстинкт брал свое – прежде надо накормить щенка…
       

       …А проблемы на компанию надвигались лавиной, не давая нам возможности выбраться из-под коммерческих обломков. Октябрь принес новый значительный рост цен на бензин, аренду помещений, добавив нам забот, нервотрепки, напряженности на работе и дома. Возросла оплата жилищно- коммунальных услуг, усиленно заговорили об отмене льгот для ветеранов и пенсионеров. Жизнь дорожала, жить становилось все труднее, все проблематичнее. Мы усиленно учились выживать – и все вместе,.. и поодиночке…
       

       Как-то, когда в очередной раз я обдумывал наше все ухудшающееся житье-бытье, глядя на занимавшихся своим делом собак, мне вдруг пришла в голову невольная мысль, - а ведь Муха тоже готовит своего Мишку к выживанию, и учеба ее заметно идет ему на пользу. Было интересно смотреть, как она учит его нападать и защищаться. Неожиданно сзади коварным ударом она сбивала Мишку с ног на землю и совсем не понарошку кусала его и душила.


Мишка дико, как будто его лишают жизни, отчаянно визжал, но яростно сопротивлялся и отбивался всячески, и наконец разозлившись, тоже серьезно, не играясь, нападал на мать, кусал ее за ухо, за шею, за хвост. Она, не обращая внимания на укусы, продолжала катать его по земле. Он вскакивал, вконец разъяренный, отряхивал с себя пыль и неожиданно как-то боком, исподтишка бросался на мать. Она поддавалась, падала на землю, и теперь он с настоящей злостью собаки, катал и кусал ее так, что пыль стояла столбом. Потом Муха, вероятно, посчитав, что на этот раз достаточно, вскакивала на ноги и отбегала. Они оба отряхивались и разбегались в разные стороны – но через некоторое время Мишка, как настоящий любящий сын, подходил к ней и ласково, нежно терся о передние ноги ее и шею. Она отвечала ему тем же… Наступало перемирие, и они медленно шли к проходной, чтобы занять свое законное место на дежурстве у ворот.
       

       Вскоре Мишка уже самостоятельно, сам в течение дня несколько раз забегал к нам в офис, разживался куриной косточкой, куском колбасы или, в ожидании подношения, сидел у дверей и молча, подняв вверх мордашку, заглядывал в глаза проходящим людям. Еду он теперь брал осторожно, с достоинством и тут же съедал, придерживая ее крупными лапами. И опять сидел, облизываясь и поглядывая на людей…
       

       Однажды в ноябре, в ночное осеннее ненастье он вместе с Мухой перебегал улицу, и несущаяся на бешеной скорости машина, ослепив ярким светом, испугала его. Мишка неуклюже рванул назад, а завизжавшая тормозами легковушка сбила его, отбросила в сторону, и страшный собачий вопль пронзил улицу, снова скрывшуюся в непроглядном осеннем ненастье.
       Муха уходила вперед, не реагируя на вопль своего щенка…
       

       Дежурный охранник у ворот слышал визг Мишки и пронесшуюся на большой скорости машину. Он и принес окровавленного, беспомощного щенка на проходную, туго перевязал раны и постелил на полу в углу какую-то ветошь. Мишка лежал с открытыми глазами и жалобно, непрерывно скулил. Несколько дней не вставал совсем – не ел и не пил. Кто-то из компании вызвал ветеринара, и он, осмотрев Мишку, пообещал, что все будет хорошо – кости целы, переломов нет. Мы все переживали за Мишку, стараясь принести ему что-нибудь вкусное.
       

       И действительно, вскоре Мишка стал подниматься на ноги и медленно, как инвалид, ходить, припадая на задние лапы. Он тянулся к людям. Ему приносили еду, он осторожно брал, ел не спеша и благодарно поглядывал на угощавшего.
       

       В это время Муха редко подходила к нему, хотя и была всегда рядом. Трудно сказать, о чем она думала:
       - Ты же мать, пожалей его, приласкай… подойди к нему… - часто укорял ее я, надеясь, что она понимает мои слова. Муха внимательно смотрела на меня, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, но с места не двигалась. Та же ласка и доброжелательность исходили от нее. Мне казалось, она радуется выздоровлению Мишки, как человек, который понимает боль другого и ждет, когда тому станет лучше. После этого случая Мишка близко не подходил к машинам, и не бросался на них с лаем, как это делали другие собаки. Однако он стал агрессивным по отношению к чужим людям, входившим на территорию базы без разрешения вахтера. Однажды он даже погнался за таким, как ему показалось, человеком, и догнал его, и яростным лаем предлагал вернуться назад, к воротам… Но человек со злостью жестоко пнул его ногой…
       

       Пришла зима с сильными морозами и снежными метелями. Мишка совсем окреп, вырос и с густым шерстным покровом гляделся большой и страшной овчаркой. Теперь вместе с Баксом они сторожили в ночное время, а с Мухой Мишка дежурил и днем. В общем, у него была бессменная, круглосуточная работа...
       

       …К сожалению, дела компании продолжали ухудшаться: то морозы со снегопадами – по улицам не проедешь, то санэпидстанция оштрафует, то участковый милиционер найдет нарушения в использовании мигрантов, то налоговая инспекция объявится, то пожарники – и везде, и всюду, и каждому надо давать,.. откупаться…
       

       …В последние дни января морозы и настоящий буран свирепствовали несколько суток. Все в снегу. Грузовики не проходят даже по территории базы…
       …В один из таких дней на склад компании забежала чем-то обеспокоенная Муха. Она металась по всем углам теплого помещения, как бы выискивая подходящее место, где расположиться. Грузчики не поняли ее намерений и выгнали собаку на улицу. В ту же ночь, морозную и вьюжную, она ощенилась в будке Бакса – он в это время с Мишкой охранял территорию, спущенный, как обычно, с цепи на ночь. А когда утром Бакс сунулся в свою будку, его встретила рычащая злобно Муха – она в это время кормила новорожденных щенят, их оказалось целых семь. Бакс испуганно и удивленно попятился назад, интуитивно и благородно уступив свое законное жилье многодетной матери…
       

       Так Бакс вместе с Мишкой на долгие дни остался бездомным на морозе и под снежной метелью – вблизи собственной конуры, где теперь хозяйничала Муха со своим многочисленным потомством.
       

       Утром люди шли через проходную, закутанные от мороза и метели в пуховые платки и шапки, давали еду Мишке и Баксу, не спрашивая у охранника, где Бакс, машинально путая его с Мухой или просто не замечая его, не обращая внимания на то, почему он сегодня не в будке и такой же спокойный и даже ласковый, как Муха.
       Но самое интересное – вот удивительно! – оставляемую им еду Бакс с Мишкой не трогали. Они лежали неподвижно клубком, засыпанным снегом, и только внимательные взгляды открытых глаз, которыми они встречали и провожали прохожих, говорили о том, что они живы, они не спят и чего-то ждут. А через несколько дней, голодная отощавшая Муха выскочила из будки в поисках пищи, и наткнулась на еду, вероятно, ей же оставленную Баксом и Мишкой, а те - поднялись разом и сели, внимательно наблюдая, как она жадно съедает их припасы. Когда Муха убежала назад в будку, Бакс и Мишка старательно подобрали на снегу оставшиеся после нее крошки. Такая солидарность и поистине братская помощь просто поразила и растрогала меня. Нам бы, людям, так поступать и заботиться друг о друге в сегодняшнее лихолетье.
       

       И опять охранники, проявляя благосклонность к Баксу, оставили Мухе одного щенка и перенесли его в холодный, продуваемый ветрами сарай. Муха заботливо согревала его теплом своего тела, отлучаясь только по неотложным делам и в поисках пищи. Щенок рос быстро, становился большим, крепким. И нрав у него оказался добрым, как у матери. Щенка назвали Дон.
       

       - Что за Дон?.. Почему Дон?.. – удивленно спросил я у охранника – Дон Жуан что ли?..


Дон Базилио?.. Обижаете!..
       -Да просто Дон… В январе на трассе Воронеж - Ростов из-за снежных заносов застряло много машин… в это время он и родился…
       

       Кто-то из охраны, человек, очевидно с юмором, добавил к имени еще слово «Воронежский». Так и пристало – «Дон Воронежский». Женщины звали его ласково – Дончик.
       И надо же! Трагедия повторилась и с Дончиком. Как видно, на роду ему было написано. В теплый весенний и полный солнца день во дворе Муха, как когда-то Мишку, учила теперь и его различным собачьим премудростям. И неожиданно – ни с того, ни с чего Дон выскочил на проезжую часть дороги внутри базы и угодил прямо под колеса грузовика. Но славу богу, не очень серьезно пострадал. Провалялся месяца два, но все обошлось благополучно. Дон остался таким же добрым, ласковым и по-прежнему доверчивым к людям...
       

       Однако мы опять съезжали – и это место оказалось для нас не по карману. Наш гендиректор принял очередное вынужденное решение переехать еще дальше за город, где арендуемые помещения дешевле и наш бизнес хоть как-то там будет сохранен. Более сильные,
более удачливые, а точнее, более хамоватые – «без комплексов», как это теперь называется, коммерсанты теснили и теснили нас. Непонятные «рыночные отношения монополистов» все плотнее и плотнее сдавливали удавку на шее нашей компании, алчное и ненасытное чиновничество доставало и доставало своими бесконечными поборами. Выживать без воровства, без махинаций, и без правонарушений становилось просто невозможным и нашему среднему бизнесу, не говоря уже о малом…
       

       …В общем, уже в который раз, скинув пиджаки, мы грузили свои нехитрые манатки. Бакс, приняв штатный «казенный» завтрак, крепко спал после ночной смены в своей будке, а Муха, Мишка и Дончик, чинно усевшись в ряд, наблюдали поодаль за нами и никуда не уходили. Было в их позах, в их молчании что-то такое, от чего на душе становилось еще муторнее, еще тоскливее. Думаю, и не только у меня одного. Правда, Дон, наверное, как самый молодой, время от времени вставал и все пытался подойти к нам – делал несколько шагов в нашу сторону и взвизгивал, извивался всем телом, предлагал как прежде поиграть с ним, но не увидев нашей ответной готовности, уныло поворачивался и нехотя возвращался на место.
       

       Не подходил к собакам и я, делал вид, что не замечаю их – не хотелось лишний раз бередить душу. Собаки недоуменно глядели на нас и не понимали нашей такой внезапной холодности к ним. –«Куда же вы? Зачем?» – было в их выразительных взглядах, на их почти человеческих мордашках. – «Думаете, там будет лучше?» – казалось, спрашивали они. - «Должно быть лучше! Надо выживать!» – мысленно отвечал я собакам. – «Мы должны выжить… несмотря ни на что… Другого выхода у нас нет, .. другое нас и не устроит – выживем, выживем… Такое уже не раз случалось…» - молча убеждал я сам себя и моих дворняжек, таская злополучные столы и стулья на грузовик.
       

       – «И Золотая Орда,.. и поляки,…литовцы,.. турки,.. немецкие псы – рыцари… и гитлеровцы!.. Сколько же бед, унижений вынес русский человек!.. Вынесет и теперь… нам не привыкать… Да - а!.. Но сколько …русских останется…» – задавал я себе и другой вопрос, и мне становилось больно, и я беспокойно поглядывал на сидящую молчаливо собачью семью.
       

       …Они вдруг, как по команде, встали и тревожно глядели на нас, когда мы садились в автобус. Наш старенький «ПАЗик» медленно тронулся и начал выезжать из ворот базы. Я оглянулся. Собачки напряженно – выжидающе смотрели нам вслед…
       

       Такими я их и запомнил – стоящими рядом, провожающими нас - добрыми, ласковыми…
       …Не знаю, удалось ли им выстоять, выжить… – ну да мир не без добрых людей, как говорили наши деды, не меньше нашего повидавшие и пережившие на Руси…