Notre Pere

Имеющий уши да услышит.
(с) Вы не поверите… Иисус


«…Прекратите это, прошу вас… Что вы делаете? Зачем... Notre P;re, qui ;tes dans les cieux… Нет, они никогда не остановятся… Готовьсь! Цельсь! Пли... Слава товарищу Сталину! Слава… Пожалуйста, не стреляйте… Да простит их Господь, ибо не ведают они, что творят… Зачем? Зачем вы это делаете... Que votre nom soit sanctifi;… Ты слышишь, прекрати это... Первое мая… первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года… Умоляю вас, не стреляйте… Они лежат на верхней полке, за книгами… У этого напитка такой странный вкус… Зачем они включили снова эту ужасную музыку… Que votre r;gne arrive… Черт возьми, тогда я ненавидел джаз… первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года… Мама, мама, почему ты не дышишь… Тут так темно и холодно… Прошу вас, умоляю, не надо… У него был черный «Мерседес»… Боюсь, мне придется поступить именно так… Que votre volont; soit faite sur la terre comme au ciel… Мы только хотели узнать, для чего все это было нужно… первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года… Я не хочу умирать! … Неужели ты никогда не сможешь простить их за то, что они сделали? … Эй, девчонки, смотрите, что я могу… Орудия к бою! … Donnez-nous aujourd'hui le pain n;cessaire ; notre subsistance… Вода холодная, а мест в шлюпках хватит не всем… первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года… Нет, пожалуйста, только не это… Я решил сделать так и я сделаю именно так… Remettez-nous nos dettes, comme nous remettons les leurs ; ceux qui nous doivent…»
Дрожащие бледные пальцы крутят ручку поиска волн, в наушниках слышен хрип и треск переключающихся волн, но эти голоса остаются. На любой частоте, с любыми параметрами. Радио сбивается, по ушам ударяет противный высокий звук… и все замолкает. Наступившую столь внезапно тишину нарушает лишь тяжелое дыхание, плавно переходящее во всхлипы. Тело вздрагивает… не то холод, не то страх… А рука словно застыла на «поиске волны». И в голове, вперемешку со всем, что было услышано, крутится этот таинственный голос.
- …И вы поймете, что вам не принадлежит и десятой части радиоэфира Германии…
И стоить только закрыть глаза, подсознание живо рисует образ простодушного мальчика с голубыми глазами, сказавшего… сказавшего то, что не стоило говорить. Что ему никогда не стоило слышать. То, что ему не стоило знать.
Но это завораживает, как любое таинственное явление, оно привлекает. Гипнотизирует, страшное в своей неизвестности. И тонкие пальцы снова поворачивают «поисковик» приемника в надежде услышать еще…
«…положи револьвер, умоляю тебя… Et ne nous induisez point en tentation… первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года… Зачем ты хочешь это слушать… Я прошу вас, умоляю вас… Заткнись, сволочь, я прикончу тебя… Помогите кто-нибудь, прошу вас, помогите… Не ходи туда, умоляю… Скоро все будет по-другому… Так холодно, боже мой, как же холодно… mais d;livrez-nous du Malin… Я иду к тебе, о Господи… Зачем ты делаешь это со мной… Я люблю тебя, прости, но я люблю тебя… Приведите приговор в исполнение… Умоляю вас, остановитесь… Я только немного вздремну… Он просто хотел вам сказать о том, насколько сильно он… Заберите все, только не убивайте… первое мая тысяча девятьсот сорок пятого года… Ainsi soit-il… Больше не будет больно…»
Горячие слезы оставляют мокрые дорожки на бледных щеках, дрожь во всем теле уже не унять, но руки уверенно снимают наушники и голоса затихают, поняв, что никто больше не внемлет их мольбам. Судорожный выдох. Вдох. Тихая истерика, негромкие проклятия в адрес того, кто дал усомниться рейхсминистру пропаганды в том, что радиоэфир Германии принадлежит ему. Сигареты, где же сигареты? В тишине грохот выдвигаемого нижнего ящика стола кажется оглушительным, в темноте вспыхнувший на кончике спички огонь режет по глазам. До утра уже не уснуть…

Утреннее солнышко блестело на козырьке фуражки, в нелепых очках отражался текст очередного магического фолианта, который ефрейтор переводил на свежем воздухе, даже не думая о том, что не выспавшийся и нервный рейхсминистр уже несется к нему на самой немысленной скорости, на которую только способен при своей хромоте. Сшибив Геринга, пихнув Гесса и страстно допросив Гиммлера на предмет местонахождения жертвы, Геббельс ворвался в тихий садик рейхсканцелярии, где и сидела, занятая переводом жертва. Он хотел схватить юношу за длинные волосы и бить головой об скамейку до тех пор, пока из отверстия в черепе не вытекут его скудные мозги. Но, так как это было невыполнимо в силу того, что даже подпрыгнув, Йозеф до его волос не дотянется, поэтому он просто присел рядом и тихо спросил:
- Кто все эти люди?
- Хозяева ночного радиоэфира… - не отрываясь от книги сообщил ефрейтор и тихо добавил:
- Если вам когда-нибудь скажут о том, что мертвые молчаливы – не слушайте. Они всегда жаждут поговорить и, однажды дав им право слова, мы уже не сможем заставить их замолчать…