Кто же я?

       
Часть I 1
ПОТЁМКИ 1
ПРОБУЖДЕНИЕ 4
НЕПОНЯТКИ 8
ПРОШЛОЕ 13
ТОСКА И НАДЕЖДА 19
ЧУДО 26
ОБЛОМ 30
ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ 33
ДОПРЫГАЛСЯ 36
НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ 40
ВСТРЕЧА С ТИГРОМ 44
НАКОНЕЦ-ТО 46
СОН 47
Часть II 54
ВРАЧ 54
КАКТУС 57
ОСОЗНАНИЕ 60
РАЗГОВОР С ПОКОЙНИКОМ 62
ДОПРОС 64
НАКАТИЛО 67
А ВОТ И Я 72
Часть III 74
ВОЗВРАЩЕНИЕ 74
КЛАДБИЩЕ 77
ИВАН-ЦАРЕВИЧ И СЕРЫЙ ВОЛК 79
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ 87
ХРАМ 90
ЗАСТОЛЬЕ 96
РАБОТА 100
ПОЖАР 102
КОНЧИНА 105
ЭПИЛОГ 108


Часть I

ПОТЁМКИ

- Привет… Как дела?… Что молчишь-то?
«Кто это?… Что ему нужно?» – Я привстал и вгляделся в лицо своего собеседника.
Его низкий, злой голос мне не понравился. А глаза, какие глаза,… бррр,… темные, мутные, словно грязь после дождя.
- Уходи. Слышишь? Уходи… – Простонал я, ощущая, как от тяжелого взгляда в висках просыпается ноющая боль.
- Ха!… Уходи, ты же меня звал, помнишь, вчера? Проклинал все на свете, Бога ругал! Слушал я тебя, и радовался, хоть один нормальный парень попался, говорит, что в душе накипело, а то везде нытики и прихлебатели, стараются и к вашим, и к нашим подластиться. – Откликнулся он, - Что ж сейчас испугался? Струсил?
«Да, я боюсь, боюсь... Что ему от меня нужно?… Какое у него лицо… Нет, не лицо, морда! Страшная морда!» – Его жуткий оскал навевал определенные ассоциации. – Чему ты улыбаешься? Чему?… Что тут такого смешного?! – Зашелся я в крике, ощущая себя букашкой на раскаленной сковороде. От его пристального взгляда хотелось забиться под одеяло, заткнуть уши, лишь бы не видеть его, не слышать его отвратительного голоса.
- Слабак! Трус! Ты же просился на тот свет? Помнишь, еще вчера? Так пошли,… могу проводить, мне это не впервой.
- Кто ты? – С трудом выдавил я, заранее зная ответ.
- А ты не догадываешься, человечек?
- Дьявол… - Выдохнул я на одном дыхании и закричал: - А…а…а…

- Тихо, тихо… Не кричи, все хорошо, драгоценный мой, успокойся.
- Где он? Где?
Жуткая морда исчезла, растворившись как дым.
С опаской я выглянул из-под одеяла и обнаружил над собой худощавую женскую фигуру.
- Кто вы? – Стараясь быть вежливым, поинтересовался я.
- Слабость,… твоя слабость, - отозвалась женщина.
- Слабость?… - Удивленно переспросил я.
- Тебе себя жалко? – Скорее утвердительно, чем вопросительно поинтересовалась она, - Сердце у меня доброе, женское, скажи, что тебя гнетет, и сразу отпустит.
Я промолчал. Как мужчина я никогда не признаю себя слабаком в присутствии женщины, и пусть пару минут назад мне было по-настоящему плохо, плакаться в юбку я не буду.
- Пожалуйся мне, бедненький, несчастненький, - запричитала она, - Расскажи мне о своих горестях, поплачься тетеньке, и я тебя пожалею.
- Уходите! Мне нечего вам сказать.
Какое неприятное у нее лицо, маленькое, сухонькое, словно с кулачок, и кожа дряблая, будто пергаментная.
- Зря ты так, Ванечка, тебе же здесь плохо, я-то вижу. Не строй из себя героя, зачем тебе это? Будь умницей, и я тебе помогу.
- Чем?… Чем вы мне поможете?! Не нужна мне ваша помощь! Убирайтесь все вон и оставьте меня в покое! – Выкрикнул я, зажмурив глаза. До одури хотелось, чтобы белый свет за одно мгновенье провалился в тартарары.
Открыв их, я вновь обнаружил рядом первую морду.
- Опять стонешь, жалуешься,… а дело не делаешь. Что тебе стоит? Вон простыня, порви, накинь петлю на шею, и пойдем. Что тебе мучиться? На этом свете тебя уже ничто не ждет…
Его слова отдались в груди какой-то сладкой болью. Как все просто, ведь он прав, прав во всём. Что мне стоит его послушать? И все мучения останутся позади, но что-то мешало принять столь легкий выход.
- Пошел прочь, демон! – Выкрикнул я, чувствуя, как сжимаются кулаки. Еще секунда, и я вцеплюсь ему в горло. Как он смеет предлагать мне такое?!
- Давай! Давай! Ты же можешь! - Раздался рядом напряженный голос. – Убей его! Разорви на кусочки! Что он тут раскомандовался!
«Прав! Он прав! Сейчас я разберусь с этим дьяволом», - пришло мне в голову. Я привстал, стараясь разглядеть нового советчика, и обнаружил рядом с собой жирное одутловатое лицо. Облик очередного собеседника меня не вдохновил, он также вызывал жуткое отвращение, доходящее до тошноты.
- Ну, что же ты?… Ты же можешь!… Не прячься в раковину как улитка, не затыкай уши, бейся, сражайся, убивай, и ты достигнешь многого! Именно так рождаются герои!
Чем-то его слова задели нужные струнки в сердце. Я спустил ноги с кровати и решил встретить смерть стоя как положено мужчине, с высоко поднятой головой. Но, увы, демон исчез, комната опустела, только жирное пятно медленно растекалось возле окна, почему-то зарешеченного.
«Что это было? Что?… Неужели я сошел с ума?» - Эта мысль напугала по-настоящему, я и раньше не всегда бывал адекватен, но тут тихий, ноющий звук привлек моё внимание.
Я сделал шаг в ту сторону.
В темном углу убогой комнатёнки угадывались очертания маленького тельца, и оттуда же раздавался жалостливый вой. С трудом переставляя ноги, я направился к ребёнку.
- Не плачь, слышишь, не плачь? Я тебя не обижу, - пообещал я.
- Ты… меня? – Раздался удивленный голосок. Всхлипыванья и нытье разом прекратились. – Ты же болен, мной болен, - уверенно добавил он.
- Что ты несешь?! – Поинтересовался я, чувствуя, как гнев заглушает жалость. Я к нему по-хорошему, а он несет всякую чушь.
Я склонился к жалкому, детскому тельцу и вгляделся в мутноватые, желтые глаза.
«Нет, это не ребенок. Это старик, но какой противный, сморщенный, словно сдутый шарик… Какие у него губы, раззявленные, слюнявые, словно у идиота».
- Что ты несешь? – Вновь повторил я.
- Правду и нечего кроме правды, - откликнулся тот. – Ты же решил, что сошел с ума, и вот он я, тут как тут. Дважды меня звать не нужно.
- Уходи, - с трудом выдавил я. – Я пошутил. Тебе нечего тут делать.
- Нет уж, позвал, так позвал, раз решил, тебе никуда не деться! – Откликнулся он, упрямо выпятив нижнюю губу, красную и влажную, противную до тошноты.
- Тебе что не ясно? – Поинтересовался я, ощущая, как гнев, страх, обида разом вцепляются в разум. – Убирайся!!! – Выкрикнул я, сжимая кулаки, перед глазами замелькало множество самых разнообразных лиц, одно хуже другого.
- Нет!!! – Закричал я, падая на пол.
«Больно», - пришла, наконец, в голову хоть одна здравая мысль, разом отрезвляя меня.
Я огляделся. В комнате было пусто, и тут непонятно откуда в висок ударила мысль: «Оля!» Я попытался встать, но сил не хватило, и я вновь улегся на пол. От непривычной слабости слезы брызнули из глаз.
«Что им от меня нужно? Что они ко мне пристают?! Что я им плохого сделал? Ведь я ни в чем не виноват! Правда, не виноват».
«Оля… Оля,… - стучало в висках, кололо в сердце. – Где ты?… Где?…» – Я ощущал себя израненным зверем, хотелось выть, кидаться на стену и биться, биться об нее головой, пока не разобью эту серую стену или свою больную голову. Я закричал…
- Тихо, тихо… - прошелестел рядом голосок, безжизненный, словно дуновение ветерка. - Не шуми, ты еще успеешь намучиться. Ляг лучше в койку и подумай о ней. Какой молодой она умерла… Какая жалость… Придется тебе всю жизнь горевать, мучиться. Нет тебе жизни без нее. – Продолжал скрипеть нудный, надтреснутый голос.
Облик новой собеседницы был мне совсем не интересен, и я закрыл глаза, но в последнюю секунду взгляд выхватил из полумрака мрачный, серый силуэт с тощим, тоскливым носом. Я зажмурился, надеясь, что очередное видение вот-вот рассеется.
«Оля! – Вновь пришла в голову спасительная мысль. – Я тебя люблю. Люблю и буду любить, чтобы не случилось!»
От чудовищной, неизбывной тоски сердце рыдало в груди. Я отдал бы все на свете лишь бы хоть на секунду увидеть любимое лицо, услышать задорный смех и коснуться губами её нежной кожи.
- Оля! – Крикнул я и обнаружил рядом утонченное, прекрасное лицо, склонившееся надо мной. Тонкая, чуть ли ни прозрачная кожа, нежный румянец, густые каштановые волосы, собранные в косу и спрятанные под шляпкой. Красавица, удивительная красавица,… но не она, не моя Оленька, и словно не от мира сего.
- Не плачь, Иван, она умерла… Ты разве забыл?
- Врешь, - прошептал я, – Врешь! – Заорал я. – Что ты несешь?! Она жива! Жива!!!
Спокойный убедительный голос оборвал мой крик. - Посмотри на меня. Разве могу я лгать?
Я смотрел в ее глаза, глубокие, синие, словно море. Море, море… Я утонул в них…

ПРОБУЖДЕНИЕ

- Слава богу, Иван Александрович, наконец-то вы пришли в себя.
С трудом оторвав голову от подушки, я раздраженно взглянул на собеседника, ожидая столкнуться с чем-нибудь необычным, но надеждам не суждено было сбыться, в метре от койки стоял невысокий, плотный мужчина средних лет с взъерошенной головой, одетый в белый халат не первой свежести.
- Где я? – Вырвалось у меня со вздохом облегчения. Наконец-то рядом нормальный человек.
- В больнице, - отозвался он.
- Что со мной?
- Вы больны.
- Это я и сам понял. Поподробнее нельзя? – Повысил я голос, и в висок тут же ударила жгучая боль. Я застонал сквозь стиснутые губы.
- Поспокойнее, Иван, поспокойнее, - с сочувствием произнес, по всей видимости, доктор. – Вам нельзя волноваться, возможны рецидивы. А находитесь вы у нас уже больше месяца, и только вчера наконец-то пришли в себя, правда, всего на пару минут. До этого пребывали в бреду, метались, буянили, мы уже опасались, что нам не удастся привести вас в порядок. Но, слава богу, болезнь отступила, и вы, наконец-то, назвали своё имя. Хочу сообщить, что при вас не обнаружили ни вещей, ни документов, больше месяца вы находились у нас инкогнито.
Я вконец растерялся. Видно не зря мне «черт знает что» мерещится. Я огляделся по сторонам и очумел. Маленькая грязная комнатка с крошечным зарешеченным окошком под потолком и жутко грязными серыми стенами в каких-то подозрительных подтеках.
- Бог мой! Что я тут делаю? – В панике воскликнул я.
- Иван Александрович, вы попали к нам в коматозном состоянии, без признаков жизни. Вас вытащили из утонувшей машины. Какое-то время вы находились под водой, и мы опасались, что мозг пострадал. Очень рад, что наши опасения не подтвердились. Как вы себя чувствуете? Помните, что с вами произошло?
- Ощущения не самые приятные, - отозвался я, стараясь уйти от прямого ответа. Память мне явно отказала, и давать подобное оружие против себя не хотелось. Я довольно нахально заявил: - Закурить не найдется?
- Некурящий, и вам я курить пока не советую. Вы достаточно долго были подключены к аппарату искусственного дыхания, легкие подсели, и лишние раздражители вам ни к чему, - откликнулся он и добавил: - С вами хотят поговорить.
- Кто?
- Наша доблестная милиция. Выяснили, что вы наконец-то пришли в себя, и вот-вот заявятся. Отправляйтесь побыстрее в душ, а то вид у вас не ахти какой, а разговор наш продолжим чуть позже. Я…
- А что от меня нужно милиции? – Перебил я его.
- Это вы у них спрашивайте, я ни в курсе. Моя задача побыстрее поставить вас на ноги.
- Это было бы неплохо, а то мерещится черте что… - Отвлек я его внимание, пытаясь скрыть нарастающее беспокойство.
- Что мерещится? Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
- Не хочу… Лучше скажите, где я нахожусь? Никогда не думал, что наши больницы выглядят таким образом. – Я обвёл взглядом грязные стены.
- Лучше отправляйтесь в душ, а то от вас дурно пахнет. Я распоряжусь, чтобы у вас тут прибрались, а позже поговорим.
Да, по всей видимости, он прав. Ощущение, что тело покрыто сантиметровым слоем грязи, росло, даже кисти рук казались какими-то серыми, а во рту присутствовала помойка. – Я сегодня же хочу убраться отсюда. – Заявил я. – Мне надоело валяться в этой дыре.
- Не спешите, - с тяжелым вздохом отозвался собеседник, - Вам еще рано возвращаться к нормальной жизни, ваше сознание пока не устойчиво, и, что может случиться, не знает никто. Хватит валяться в постели, начинайте двигаться, а там посмотрим. Сейчас я вызову санитара, и он проводит вас в душ. Договорились?
Он изучающе посмотрел на меня, и под его пристальным взглядом я кивнул, соглашаясь.
Нынешняя ситуация мне нравилась все меньше и меньше. Я не знал где нахожусь, не помнил, что случилось, и от чувства собственной беспомощности начинал заводиться по-настоящему. Терпение никогда не являлось моим достоинством, а при таких обстоятельствах и стоик не справился бы с собой.
«С какой стати? Кто дал ему право удерживать меня в этой помойке?!» - На мгновение эмоции захлестнули меня, но сил явно недоставало, и я решил не связываться с этим доморощенным доктором, а выяснить все постепенно. Тем более в душ очень хотелось, а качать права можно и чистым. Я промолчал.
Что-то очень неприятное будоражило мне кровь. Ясно, что со мной случилась какая-то гадость, но что именно? Какие-то дурацкие воспоминания бродили в голове о последнем то ли сне, то ли видении. Конечно, я не придавал ему значения, мало ли что могло померещиться в моем состоянии, но очень хотелось удостовериться, что всё увиденное просто фарс. Я решил заняться делом, оставив серьезный разговор с врачом на потом.
Бойко спрыгнув с кровати, я вдруг почувствовал что пол подо мной колышется. Ноги мелко задрожали. В панике я ухватился за спинку кровати и перевел дух. «Как старая развалина», - мелькнуло в голове.
Доктор окинул меня еще одним оценивающим взглядом и быстренько ретировался.

***

Через несколько минут появился дюжий санитар с трехдневной щетиной и жесткими волосами неопределенного цвета, торчащими в разные стороны. Встреть я такого на улице, обязательно перешел бы на другую сторону ради собственной безопасности.
Он посмотрел на меня злыми поросячьими глазками и прорычал:
- Ну, что, пошли?
- Пошли, - отозвался я.
- Переставляй копыта, салага, - неприязненно приказал он.
Его озлобленность меня шокировала, но я промолчал, уж больно неприветлив он был. Мне стало понятно, чей образ запечатлел мой воспаленный мозг и в нужную минуту представил как образ дьявола.
Последний сон не шел у меня из головы.
Я принялся старательно передвигать ноги, хотя получалось у меня столь простое дело не очень-то уверено. Тело не желало слушаться. По пути я окинул беглым взглядом свой наряд, и настроение испортилось окончательно. От природы я чистоплюй и стараюсь не замарать ботинок, а тут аж холодный пот прошиб.
Грязные, протертые штаны то ли от пижамы, то ли от заношенного рабочего комбинезона с огромной дырой на колене и рваной ширинкой. Приблизительно такого же вида рубаха, только еще грязней. Что ей делали, оставалось полной загадкой, то ли полы в моей комнате мыли, то ли что еще похуже. Меня затошнило и сразу же потянуло в душ.
- А что-нибудь из одежды найдется? Не хочется одевать эту грязь после душа.
- А одеколон и пену для ванны тебе не подать? - Неожиданно благодушно поинтересовался мой страж.
- Не откажусь, - решил я не уступать.
- Я тебе сейчас поумничаю, псих несчастный. Месяц бревном валялся, под себя гадил, а теперь ему костюм подавай! Как бы не так!
Он пребольно схватил меня за плечо и потащил к дверям. Я попытался скинуть его руку. Не тут то было. Заметив мой маневр, он с силой толкнул меня в спину, и я, не удержавшись на ногах, с уханьем рухнул вперед. Чертики запрыгали перед глазами, но полностью я не отключился, какая-то часть моего сознания зафиксировала, что мой обидчик не дал мне грохнуться на битую плитку всем весом. Он слегка придержал меня за рубаху, и я плавно улегся на грязный пол. Возможно, это спасло мою бедную голову от больших неприятностей.
Я застыл. Жить не хотелось.
- Вставай, придурок. Что разлегся? Не строй из себя недотрогу. – Санитар шевельнул меня грязным ботинком. – Иначе завтрака не получишь и коросту свою не смоешь. Хватит дурака валять. Много вас таких в каждой палате валяется, один поганей другого.
Про душ он был прав. Я пошевелился. Слабость и тошнота распространились по всему телу. Двигаться не хотелось, но делать нечего, напрягая все мышцы, я с трудом поднялся. Чертики вновь запрыгали перед глазами, но я устоял.
- Топай! - Приказал он.
Молча я сделал шаг к дверям, ощущая, как незнакомый ранее животный страх тисками сжимает сердце. Все, что происходило вокруг, казалось ирреальным.

***

Стоя под резвой струей воды, я медленно приходил в себя. Настроение хуже не придумаешь.
Я потянулся за мочалкой и куском мыла. Пахло это самое мыло просто отвратительно, но делать нечего, придется смириться. Я придирчиво себя осмотрел и пришел в неописуемый ужас. Кожа, да кости, дряблые мышцы, словно у старика, на руках следы от бесчисленных инъекций.
«Что со мной? – Сердце сдавил страх. - Все хорошо, все будет хорошо. Я сильный здоровый пацан. Я справлюсь». – Успокаивал я себя, рьяно растираясь жесткой мочалкой. Желание выглядеть получше поддерживало убывающие силы и придавало хоть какой-то смысл моим действиям. От жалости к себе хотелось плакать, за одну минуту из царя Салтана я превратился в Емельку-дурачка. - Что я тут делаю? Во что опять влип? - Беспрерывно крутилось в голове, - Не помню, абсолютно ничего не помню… Стой! – В голове словно сверкнула молния, я напрягся, – В аспирантуре мы прошли аттестацию, сдали экзамены и ломанулись в Гагры. Помню, как прилетели, добрались до моря, разбили палатки, солнышко, яркое солнышко, волны в метре от ног, а дальше туман, полный туман…»
 Я напрягал память, пытаясь хоть как-то разрушить дымовую завесу, но все попытки оказались напрасны, кусок жизни оказался утерянным, а ведь я возлагал на поездку такие радужные надежды.
«А где все? – Пришло мне в голову. – Они что бросили меня полудохлого в этом сарае, а сами вернулись в Москву? Тоже мне, друзья! - Губы сами собой скривились в презрительную усмешку. – А Оля? Она бы точно меня не оставила… - И словно по команде перед глазами возникло утонченное лицо той женщины из сна, и в голове прозвучали её слова. Ужас схватил за сердце. – А вдруг с Ольгой что-то случилось? И милиция тут причем? Во что же я вляпался?»
Тут я запаниковал по-настоящему, и как всегда в самый не подходящий момент внутри зазвучал знакомый, настойчивый голос: - Мы им устроим, душегубам проклятым! До чего довели человека! Аспирант престижного вуза, а они как с преступником! Один, вроде как доктор, а строит из себя Зою Космодемьянскую, видите ли знать ничего не знаю, «я ни я, и хата ни моя». Второй - вообще садист с поросячьими глазками, едва не убил. И это в наше то время…
Кулаки сами собой непроизвольно сжались, и мне захотелось прямо сейчас поговорить с этой жирной свиньей, сопящей за занавеской.
Перед глазами возникла волосатая шея, и я с силой двумя руками сдавил ее выше кадыка. Он предсмертного хрипа, вдруг, ударившего в уши, я в панике дернулся.
Бог мой! Надо же было такому привидеться. У меня точно с мозгами не все в порядке, раз подобная дрянь в голову лезет.
«Нет, нет, - принялся успокаивать я себя, - Все хорошо. Это последствия местного лечения, тут любой с ума сойдет. Хватит переживать, пора мыться. Не стоит заставлять себя ждать, ситуация и так паршивая. Нужно поговорить хоть с кем-то нормальным, выяснить что со мной случилось. Надо как-то связаться с предками, напомнить им о себе, а то, похоже, они забыли о моем существовании. – Запаниковал я, но в голову тут же пришло: - Нет, в жизни в такое не поверю, наверняка, их не пускают эти садисты. Я им покажу! Прав не имеют держать человека в больнице без его согласия».
Уверенность, что я торчу здесь не по своей воле, не покидала меня. И близкие, конечно же, не имеют к моему лечению никакого отношения. Конечно, я не подарок, и с этим не поспоришь, но ни мать, ни отец, ни тем более Аркадий не сделали бы ничего такого, они постарались бы соблюсти все условности и, в крайнем случае, выкинь я что-нибудь предосудительное, как уже случалось однажды, засунули бы меня в какую-нибудь приличную клинику. Они никогда бы не оставили меня в таких условиях, и Оля не отходила бы от меня ни на минуту. В памяти возник любимый образ, и я заулыбался словно пятнадцатилетний пацан.
От приятных мыслей слегка полегчало.
- Эй, ты, хватить наяривать. Ополаскивай свой зад и пошли, - прервал меня гнусный голос.
 Как он ко мне подкрался, я даже не заметил, но жесткий тычок в бок враз вернул меня в реальность.
Кулаки непроизвольно сжались, я сделал шаг вперед, но тут же остановился. «Этот зверь убьет меня, с него станется. Мозгов у него точно нет. А, вдруг, ему только этого и нужно?… Нет, нельзя быть таким дураком, нужно сначала разобраться, что к чему, а не пороть горячку».
Дрожащей рукой я закрыл воду.
- На, - бросил садист мне полотенце. – Будет тебе подарок, придурок, - злобно выплюнул он. – Дали тебе свежую одежу, радуйся.
- Как вы со мной разговариваете!? Как вам не стыдно!? – Не совладал я с собой.
- Ишь ты, стыдить меня вздумал! С такими как ты у меня разговор короткий, чуть что не так, сразу в дыхло, - пригрозил он.
Его сленг здорово мне опротивел, но я не стал связываться, нет смысла создавать себе дополнительные проблемы в сегодняшней ситуации. Этот идиот не заслуживает внимания, вот выберусь отсюда, тогда посмотрим кто – кого. Так просто мое унижение ему с рук не сойдет. Этот болван поймет с кем имеет дело.
Я принялся рьяно растираться жестким полотенцем, ища глазами свой будущий гардероб.
В углу на трехногом табурете лежало что-то из одежды. От одного взгляда настроение упало до нуля.
Жуткие трусы в цветочек оказались велики на три размера, а больничная пижама то ли от многократной стирки, то ли по другой причине приобрела цвет детской неожиданности. От безысходности и тоски хотелось завыть.
Одев на себя всю эту роскошь, я перевел дух. Хорошо хоть белье оказалось достаточно чистым. Не взглянуть на себя хотя бы одним глазком в подобной экипировке я не мог. Я обошел своего сопровождающего и покосился в заляпанное зеркало.
Да,… кошмар… Бледный, как смерть, с длинными бесформенными волосами, словно привидение, восставшее из гроба, заросший, как обезьяна. Увидь меня кто-нибудь из знакомых, точно не признал бы. С тяжелым вздохом я пригладил волосы руками и повыше подтянул желтые подштанники. Бог мой, хоть бы привести себя в порядок, не дай бог, Ольга увидит. Точно, поставит на мне крест, и поминай как звали.
- Шагай, пропащий. Хватит любоваться, - хихикнул санитар. – Топай.
- Пойдемте, - согласился я, с некоторым достоинством.
Я надеялся, что моим мучениям пришел конец. Сейчас поговорю с милицией, и всё встанет на свои места. Никакого права держать меня в этой богадельне у них нет.

Я вновь попытался напрячь память, но тупая, ноющая боль в левом виске тут же напомнила о себе.
«Нет, я еще не совсем здоров, - с горечью подумалось мне. - Потом, все потом. Сейчас самое главное поскорее отсюда выбраться». - Не останавливаясь, я оглянулся по сторонам и не сумел сдержать вздоха.
Узкий, затоптанный коридор с дверями на щеколдах. «Словно камеры, - подумалось мне, - А внутри такие же бедолаги как я». Но больше всего на свете меня выводило из себя мерзкое посапыванье сзади, эта неприятная личность даже передвигалась как развалина. «Как только таких людей подпускают к больным. Его нужно на зону отправить, за преступниками приглядывать, там его место, а не нормальным людям жизнь портить».
- Стой! – Услышал я громкую команду.
От неожиданности я вздрогнул, испытывая кошмарную панику, колени задрожали. Мне показалось, что дикий зверь вот-вот вцепится в спину.
- Нет! – Громко крикнул я, судорожно сгибаясь в три погибели и прикрывая голову дрожащими руками.
- Что орешь, как резаный? – Вернул санитар меня на землю. – Замолкни, придурок. Будут тут всякие орать. Заткнись! Понятно объясняю?
В растерянности я кивнул головой, ощущая как от страха внезапно напрягся мочевой пузырь.
- Где тут у вас туалет, - вымученно поинтересовался я. Еще минута и случится непоправимое. А этот идиот радостно захохотал. – Ах ты бедненький!
- Пожалуйста, - попросил я, чувствуя, как желание и стыд рвут на части.
- Ладно уж, - смилостивился он. – Вон беги в третью дверь налево, а то опять вонять будешь. Тошнит от вас, придурков.
Не задерживаясь, я припустился по коридору.
Через пару минут все встало на свои места, но жизнь уже не казалась мне такой радужной. Если я способен так испугаться пустячного окрика, что со мной будет дальше? Неужели мое место и, вправду, в сумасшедшем доме? От этой мысли холодный пот потек по спине, и я противно, тонко заскулил.
Сделав дело, я вернулся к своему мучителю, но теперь мне казалось, что он имеет право распоряжаться моей судьбой. Мне хотелось как-то подластиться к нему и заслужить хоть толику одобрения.
- Куда идти? – Заискивающе поинтересовался я, преданно заглядывая ему в глаза.
- Куда, куда… на кудыкину гору. Топай! – И он почти ласково подтолкнул меня. Показалось, что в голосе санитара прозвучало сочувствие, от чего мне стало жалко себя до слез, и я завыл тихо, почти про себя.

НЕПОНЯТКИ

Не спеша он довел меня до палаты, приоткрыл дверь и подтолкнул внутрь. Буквально следом раздался скрип замка, и я опять остался в одиночестве.
Как мне надоели эти стены!
Шаркая стоптанными тапочками, я подошел к кровати и уселся, не замечая чистого постельного белья и влажного после мытья пола. На душе скребли кошки. Очень трудно признаться самому себе, что у тебя проблемы с головой, и ты не можешь вспомнить вчерашний или позавчерашний день. А я, к собственному ужасу, потерял целый месяц жизни, и, что случилось в это время, не представлял себе. Но не просто же так я загремел в сумасшедшей дом, значит отличился по полной программе.
Непривычная слабость и чувство собственного бессилия вгоняли в невыносимую тоску, возникало впечатление, что жизнь плавно катится к своему концу, и не было сил бороться с подобным исходом.
Вид зарешеченного окошка навевал определенные ассоциации, странно вибрировал левый висок, словно кто-то стучал по нему молоточком и просился войти. Ощущая внутреннюю нестабильность и нарастающую панику, я прилег на кровать и закрыл глаза в попытке расслабиться.
Жизнь уже научила меня, что для решения серьезной проблемы, необходимо переключить внимание на что-то другое, а мозги отпустить на свободу, пусть решают поставленную задачу. Иной раз я побеждал, но сегодня ни одна мысль не шла в голову. Промучившись с полчаса, я махнул рукой и решил вздремнуть. Организму явно требовалось время на восстановление.
Устроившись поудобнее на жестком матрасе, я закрыл глаза, зевнул пару раз и уже начал покачиваться в неге приближающегося сна, как вдруг… в уши ударил громкий, скрипучий голос.
- Подъем!
С трудом сдерживая рвущийся из груди крик, я вскочил. Спросонок мне показалось, что сейчас я умру, но все оказалось значительно проще, орал давешний санитар.
Я рассвирепел, до чертиков захотелось накостылять этому мерзавцу, но горячиться, когда тебя держат за придурка, не имело смысла, и я промолчал. Тем более по сравнению со мной он выглядел Голиафом, а я не тянул даже на Давида.
- Что надо? – Поинтересовался я.
- Марш обедать, а то кожа, да кости остались, - неожиданно мирно предложил он. В голосе у него промелькнуло нечто-то вроде жалости, и я был ему благодарен даже за столь мизерное сочувствие.
- Куда идти?
- В столовую. Ты же теперь ходячий, сам себя можешь обслуживать. Так что пошли. Посмотришь, как другие живут, да и себя покажешь, будет с кем покалякать. У нас здесь есть почти нормальные, их даже пускают на прогулку. Так что веди себя прилично, и тебе разрешат кости свои на солнышке погреть.
Есть, правда, хотелось, но обедать в компании с полоумными мне показалось уже через чур.
- А нельзя пообедать в палате? – Вежливо поинтересовался я.
И тут началось… - Мало вас, дураков, в беспамятстве обслуживать, вы еще и в сознании норовите на шею сесть! - Заорал санитар. – Что же тебя с ложечки кормить?! Нет уж, не дождешься! – Продолжал верещать он. – Марш в столовую! – Делать нечего, пришлось подчиниться, но он мне все-таки отомстил, больно толкнув в спину. Я ускорил шаг.

Да, такого мне еще видеть не доводилось. Не скажу, что было совсем плохо, но несколько представителей нашего коллектива вызывали резкую жалость и отвращение. Особенно дед, который точно не знал, где находится, и что ему делать с ложкой. Он бродил, как потерянный, с трудом переставляя дрожащие ноги, и шамкал беззубым ртом, периодически засовывая пустую ложку в рот. Лохматый, давно не бритый, в заношенных, грязных шароварах, он никак не мог решить, куда ему сесть.
Понаблюдав за ним некоторое время, я понял, что мой аппетит оставляет желать лучшего.
- Ну как картинка? – Услышал я за спиной молодой, задорный голос.
Обернувшись, я обнаружил худощавого паренька лет двадцати, с виду вполне нормального.
- Грустная, - отозвался я без всяких эмоций.
- Не бери в голову, день, другой и привыкнешь. За что влип? – Продолжил мой собеседник.
Ответить я не успел. Два дюжих санитара втащили огромную кастрюлю и принялись разливать в металлические миски нечто похожее на борщ.
Новый знакомый явно потерял ко мне интерес. Он уставился на половник и принялся напряженно ждать, когда очередь дойдет до него. Было видно, что парень страсть, какой голодный.
К разговору мы вернулись минут через пять, когда от борща ничего не осталось. Как ни странно, первое блюдо оказалось вполне съедобным, и в какой-то момент мне захотелось попросить добавки, но я тут же осознал всю бесперспективность своей затеи. Один из пациентов убедил меня в этом. Его мольбы о половнике супа остались без отклика.
- Вот гады, - продолжил тем временем парень. – С голоду точно окочуришься.
- Да, маловато, - подтвердил я.
- Колоться будешь или как?
- Колоться? – Удивленно переспросил я.
- Рассказывать, балбес! – Не сдержался юнец. – Я тебе шприц не предлагаю, даже не надейся.
Желание разговаривать сразу пропало. С детства не терплю хамства, тем более от молокососов. Таких как он сразу нужно ставить на место, содрать налипшую шелуху и посмотреть что под ней, но сегодня желание воевать отсутствовало, и я отвернулся от нахала.
- Ты, чего, обиделся? – Удивился он. – У нас тут, паря, не забалуешь, не таких обламывали. Слыхал небось, на обиженных воду возят?
Чем-то его слова напомнили мне давнишние события, и я завелся по-настоящему.
- Не хами, пацан! - Не сдержался я. – У меня с такими как ты разговор короткий, руки узлом завяжу и коленом под зад!
- Ну ты даешь! – Удивился парень. – А с виду интеллигент, маменькин сынок.
Да уж, в своём наряде и клокастой головой я точно выглядел как обложка глянцевого журнала.
- Ладно, не злись. Просто поговорить не с кем, - продолжил он тем временем. - Я сюда по-дури попал, с дружбаном поругался и вены себе порезал. Меня и упекли. Третий месяц парюсь. Может, на следующей неделе отпустят, вроде, обещали. А ты, все-таки, что натворил? Слышал, менты по твою душу приезжали. Зашиб кого?
«Говорить ему или нет? И что я ему скажу?... Он тут уже давно, многое знает, вдруг, что-нибудь посоветует», - быстро пронеслось у меня в голове.
- Сам не знаю, - отозвался я. – Насколько понял, меня вытащили из затопленной машины. Врач говорит, наглотался воды, чуть душу богу не отдал, а я ничего такого не помню, похоже, амнезия.
- Да, беда…
- Слушай, а где мы? Что за место?
- Во, даешь, - хохотнул он, - Как тебя прижало. В Адлере мы, вернее под Адлером, километрах в двадцати.
«Так вот в чем дело, - пришло в голову, - Получается, что я тут так и застрял, а где же тогда все?».
- Как бы мне связаться с родными, сообщить им, где я?
- Проще простого, - отозвался мой собеседник.
Сердце глухо забилось.
- Гони пару сотен, и я попрошу другана. Он позвонит твоим родичам.
- Слушай, друг, - взмолился я. – Нет у меня сейчас денег, пусть позвонит моему брату. Я тебе не пару сотен, а пару штук отдам, он передаст мне при встрече.
- Лучше синица в руке, чем журавль в небе, - ухмыльнулся он. – Много вас таких мозги компостируют, а как до дела доходит, шиш с маслом.
- Поверь, не обману. Жизнью своей клянусь! – Принялся я убеждать его. – Я - аспирант из Москвы. Деньги будут, нужно только сказать брату, что я в этой больнице и его жду. Он моментально прилетит.
Парень, сощурив узкие глазки, с сомнением уставился на меня.
- Помоги, как друга тебя прошу, что хочешь, сделаю. У него связи большие, просто никто не знает, что я в этой дыре застрял.
- Ладно, давай телефон, - смилостивился он наконец.
- Запомнишь?
- Ха! Конечно запомню, денежки всем нужны.
Только я успел продиктовать телефон Аркадия и пару раз попросил его повторить, как внесли второе. В первый момент у меня пропал аппетит, но, увидев, как остальные уплетают за обе щеки картошку с сосиской, не стал лишать себя обеда, а споро доел второе и выпил компот.
Приятное тепло разлилось по телу. Жизнь явно начинала налаживаться. Дед уже не казался таким отвратительным, а вызывал жалость и сочувствие. Давешний собеседник представлялся просто очаровательным молодым человеком.
- Как тебя зовут? – Забеспокоился я.
- Гиви, - представился парень.
- Меня - Иван, а брата - Аркадий. Повтори еще раз телефон? – Попросил я его. – И не забудь код Москвы, ноль девяносто пять.
- Помню, не дурак. И не дергайся. Сказал, что позвонит, значит, позвонит. Так что жди своего брательника, и про капусту не забудь, а то пожалеешь.
- Клянусь, - еще раз подтвердил я, чуть не прыгая от радости.

***

После завтрака настроение явно улучшилось, сквозь черные тучи, сомкнувшиеся над головой, наконец-то проглянуло солнышко. Лежа в кровати, я размечтался, что от силы еще пара дней, и Аркадий будет здесь, а потом я вернусь домой. Но, увы, всё хорошее быстро заканчивается, так и случилось и в этот раз. В самый неподходящий момент в каморку ввалился давешний санитар с двумя стульями и, поставив их у стены, молча ретировался.
Удивленный, я спустил ноги с кровати и сел, не зная, что последует. И тут в комнату по хозяйски вошли двое мужчин.
Один помоложе в джинсовых брюках и клетчатой рубахе производил довольно приятное впечатление. Второй лет под пятьдесят в сером костюме казался тяжелым шкафом на фоне своего молодого спутника. Его красное мясистое лицо покрывали бисеринки пота.
Усевшись на стул, он принялся меня изучать, словно тварь голоногую под микроскопом. Казалось, что ножки его насеста вот-вот не выдержат и прогнутся. Второй уселся рядом.
- Здравствуйте, - выдавил я из себя. Товарищи явно из органов.
- Ну, здравствуйте, - соблаговолил отозваться постарше, подняв на меня усталые, мутноватые глаза. Говорил он с явным кавказским акцентом.
Его тон мне не понравился, и я напрягся. Кровь прилила к лицу, сжав кулаки, я ринулся в бой.
- Почему меня держат здесь без моего согласия, словно я псих или заключенный, не поставив в известность моих родных? Пусть после несчастного случая какое-то время я был не в себе, но что это доказывает? Мне требуется квалифицированная медицинская помощь и поддержка родных. Я требую, чтобы меня немедленно выпустили отсюда и дали возможность переговорить с родителями.
- Успокойтесь, - словно плюнув, приказал в костюме. – Ваши близкие в курсе дела. Мы связались с ними, как только выяснили, кто вы такой. Так что не горячитесь. Тем более у вас нет прав, что бы то ни было требовать. Спрашивать буду я, а вы – отвечать, и зарубите это себе на носу.
Я вздернул голову, готовясь разразится гневной тирадой, но он тут же одернул меня:
- Молчать!
От неожиданности я ойкнул.
- Фамилия, имя, отчество.
- Мои?
- Ваши, ваши…
- Туманов Иван Александрович… - Выдавил я, ошалев на секунду от натиска. Но, тут же очухавшись, заявил: - Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне. Я больше не буду отвечать на ваши вопросы, если вы немедленно не объясните мне, что здесь происходит!
- Хорошо, Иван Александрович, я объясню вам, что происходит, но немного позднее. К моему сожалению Александр Васильевич просил вас пока не волновать, вы еще очень слабы, по его словам, хотя по вашей напористости так не скажешь. Поэтому сегодня мы просто познакомимся, а пару дней спустя продолжим наш разговор. Согласны? Что молчите? – Поинтересовался он. – Я выражаюсь не ясно?
Я молча пожал плечами, решив выдержать паузу.
Эти двое нравились мне все меньше и меньше, строят из себя «важных шишек», а сами – пустое место, от таких толку чуть. Я поднял глаза к потолку и тяжело вздохнул. Не везет…
- Иван Александрович, расскажите нам, пожалуйста, куда вы направлялись? – Услышал я очередной вопрос. – И зачем завладели машиной?
- М…ашиной? – Опешил я. Водить я не умею, и его слова не на шутку меня озадачили.
Врач уже говорил, что меня вытащили из машины, но чтобы я был за рулем, в такое я ни в жизни не поверю.
- Иван Александрович, вы отдаёте себе отчёт, где находитесь? – С нехорошей улыбкой вернул меня на землю собеседник. Его напарник в это время что-то быстро строчил на листке бумаги. – Хватит из себя дурочку строить, я понимаю, что вы немного не в себе, но не до такой же степени.
Его раздраженный тон заставил меня призадуматься. Достаточно быстро я собрался с мыслями и выдал:
- Я знаю, что приехал с друзьями на море отдохнуть на пару недель. Мы нашли неплохое место на берегу, обосновались там, разбили палатки и… Это всё, больше я ничего не помню. В Москву я, точно, не возвращался. Получается, что каким-то образом я оказался в этой больнице против своей воли, где меня подвергают физическому насилию. Если со мной что-нибудь случится, вам не поздоровиться. Вы просто обязаны разобраться в происходящем, а ваше поведение не делает вам чести.
- Ну, Иван Александрович, как здорово вы всё поставили с ног на голову. Вас спасли из затопленной, вдребезги разбитой машины, совершенно пьяного. Люди рисковали своей жизнью, вытаскивая вас. Причем машина уже числилась в угоне. А вы еще обвиняете меня, что я отношусь к вам без должного уважения… Вы в своём уме?
От последних слов следователя у меня потемнело в глазах. Такого не может быть! Какая машина?
- Что вы несёте! – Вскакивая, заявил я, и тут жуткая боль сдавила виски, ноги мелко, противно задрожали. – Убирайтесь вон! – Выкрикнул я истерично.
- Говорить по хорошему не желаете? – Прищурившись, он уставился на меня.
Бог мой! Что я мог ему сказать? Я не знаю, не помню, ничего не помню… Нужно как-то затянуть время и хоть немного очухаться, иначе они навешают на меня чёрти что.
- Мне плохо, - растягивая слова, заявил я.
- Хорошо, Иван Александрович, отложим наш разговор до другого раза, но на вашем месте я серьезно бы подумал, как себя вести, и стоит ли вам так разговаривать с представителями органов правопорядка.
- Что вы от меня требуете?! – Вымученно воскликнул я. – Как я должен с вами разговаривать? Держите меня больше месяца в этих жутких условиях, накачали неизвестно какой гадостью, а теперь требуете, чтобы я невесть что на себя навешал! Не знаю я ничего, ни как сюда попал, ни что натворил, неизвестно где. Выпустите меня отсюда! Я требую адвоката. Немедленно свяжитесь с моим братом, иначе вам не поздоровится.
- Требуете адвоката? – Улыбнулся он. – Хорошо, будет вам адвокат, теперь он вам точно понадобиться. А сейчас мы беседуем по-хорошему, и у вас есть шанс рассказать нам, как вы крепкий, молодой человек бросили в беде своих друзей и, угнав машину, поспешили спасти собственную шкуру. Конечно, людей за свою жизнь я видел разных, но вы фрукт еще тот.
- Врете вы всё! Я не буду без адвоката отвечать на ваши вопросы, - объявил я. – Тем более я болен. Прошу оставить меня в покое, вы не можете допрашивать человека в таком состоянии.
- Ясно, - медленно произнес мой собеседник. Он внимательно посмотрел на меня, ожидая продолжения моего монолога. Но я решил, что сказано достаточно, и из последних сил, подняв голову, замер.
Он начал что-то говорить, но разобрать его слов я не мог. Серая пелена замелькала перед глазами. Как в страшном сне возникло лицо того парня, с которым я тусовался тогда в Бутырке. Сначала тоскливое, но живое, а потом строгое, но мертвое. Дурнота бросилась в голову, и с тихим стоном я осел на пол. Словно в замедленной кинопленке перед глазами развернулась страшная картина тех далеких дней, навсегда изменивших моё отношение к реальности и себе самому.

ПРОШЛОЕ
 
- Руки за спину! Лицом к стене!
Я молча подчинился. Что-то холодное легло на руки и больно куснуло.
Наручники, понял я. Струйки холодного пота потекли по спине.
- Вперед! – Вновь приказал тот же жесткий голос, и его хозяин подтолкнул меня в спину.
Шагов через двадцать я услышал: - Стоять! Лицом к стене! – Молча я подчинился. А конвоир, приоткрыв дверь, громко отрапортовал:
- Задержанный доставлен.
- Введите, - услышал я.
Он снял наручники и подтолкнул меня к дверям. Переступив порог, я огляделся.
В углу маленькой затхлой комнатенки за облезлым столом сидел мордатый мент с одной звездой на погонах.
- Фамилия, имя, отчество, - подняв на меня красноватые глаза, спросил он.
- Туманов Иван Александрович! – Бойко отрапортовал я, щелкнув каблуками. Несмотря на непривычную обстановку, настроение у меня было приподнятое. В юности любые напасти кажутся ерундой.
- Развлекаешься? - Выплюнул мент. – Развлекайся, развлекайся, умник, недолго тебе осталось. Лет на семь загремишь, там в волю повеселишься. Год рождения? – Поинтересовался мордатый.
Я сразу же посерьезнел. Его слова мне радости не добавили. А милиционер тем временем продолжил:
- За что же ты, поганец, нашему Петрову голову размозжил?… А?… - Он привстал и грозно взглянул на меня.
- Размозжил?… - Удивленно переспросил я. – Я?!…
- Ты, ты. А кто же еще? Козявка! Череп проломил, весь китель кровью залил. Не знаю, инвалидом наш лейтенант на всю жизнь останется или еще что похуже.
«Нет! – Помню, как мелькнула шальная мысль. – Нет!!! Это не я! Не мог я ударить человека».
- И не только Петрова Савелия Валентиновича, но еще и других посетителей кафе измочалил. Так что попал ты, парень, по полной программе попал. А я уж постараюсь, чтобы с тебя живого шкуру содрали, и легко ты у меня не отделаешься, - он с неприкрытой злобой взглянул на меня, - Это я тебе обещаю. Опустят тебя, умник, по полной программе опустят.
- Не мог я, - в панике прошептал я. – Не мог…
- Да, не мог,… да, это не ты,… а твоя бутылка во всем виновата. Как начала всех долбить, аж милицию вызывать пришлось.
Я молчал.

Именно тогда в первый раз в жизни я почувствовал, что случилось нечто-то непоправимое.
Конечно, ангельским характером я и тогда не отличался, но чтобы такое… Нет, не может быть! Я не убийца! Он врёт! Врёт!
На мгновение я напрягся, готовясь встать на свою защиту. Но тут мой взгляд упал на большое бурое пятно на рукаве светло серого свитера и брызги такого же цвета на груди. Я вздрогнул… Кровь… Кровь…
Ужас скрутил кишки, на мгновение в глазах потемнело от жалящей боли где-то в груди. Ладонями я сжал голову.
«Что же это? – Стучало в висках, - Получается, я напал на человека... Боже мой! Я не мог сделать такого. Это не я! Не я!».
- Нет! Нет!– В панике заорал я. – Врёте вы всё! Врёте!
- Что мне тебе врать, у нас показания свидетелей, фотографии твоих подвигов и отпечатки пальчиков на орудии преступления. Так что, парень, врать мне не имеет смысла. Ты на свои руки посмотри, они у тебя всё еще в крови. Ты преступник, Туманов, и ничто с этим не поделаешь. – С некоторой жалостью он посмотрел на меня. – И учти, добровольное признание облегчает вину. Рассказывай, как всё было. – Он выжидательно уставился на меня.
Горло враз пересохло, руки задрожали. Получается, что теперь я не студент престижного вуза Туманов Иван, а преступник, сорвавший зло на неповинных людях.
- Сознаешься в содеянном?… Раскаиваешься? – Продолжал настаивать он.

Его голос привёл меня в чувство. Я начинал ему верить, но где-то внутри всё еще жила надежда, что, возможно, они ошибаются, и я тут вовсе не причем. Ведь я ничего не помнил. Так просто довериться этому противному типу я не мог, и потому решил бороться за свою судьбу. Как никак родной брат адвокат, и в фильмах я не раз видел, как в такие минуты отвечает любой арестованный. И я, не мудрствуя лукаво, пошел по той же дорожке.
- Не буду отвечать без адвоката. И еще… у меня есть право на один телефонный звонок…
- Ах,… тебе адвоката?… - Он встал и пошел на меня. – Телефон? – Прорычал он. – Насмотрелся дешевых сериалов, щенок! Вот и выпендриваешься. Учти, ты теперь никто, а я для тебя папа, мама и бог. Что захочу, то с тобой и будет!
Его красная физиономия нависала надо мной, вены на шее вздулись, из-под мышек разило затхлым потом.
- Телефон… - Повторил он и пребольно саданул меня в грудь.
Я осел.
- Повтори еще разок! – Приказал он мне. – Повтори… Я тебе еще раз отвечу.
В тот момент мне что-то расхотелось стоять на своём.
- Оставьте меня в покое! Не знаю я ничего! – Как сейчас помню, воскликнул я, потирая ушибленное место рукой. – Пьян был и не осознавал, что творил.
- Пьян, не пьян, но хулиганством ты не отделаешься. Напал на милиционера при исполнении им служебных обязанностей, избил до полусмерти. Так что, парень, лучше колись, это тебе хоть как-то зачтется. А так запишу сейчас, что давать показания и писать объясниловку отказываешься, и тебе еще пару годков накинут.
- Не могу я! Не помню! – Закричал я в панике. - Я не совершеннолетний! – Наконец нашел я хоть что-то в свою защиту.
- Пойдешь в колонию для малолеток, там тоже не сахар. Такие индивидуумы попадаются, что только диву даешься. Один своих родителей порешил, другой сестру с дружком извел, третий пять девок изнасиловал. Так что скучать тебе там точно не дадут, а исполнится восемнадцать, - он пододвинул папку и, перелистав пару страниц, выдал: - Через шесть месяцев, пойдешь к большим. Они тебя быстро на путь истинный наставят. Будешь у параши спать, ботинки их от дерьма облизывать и благодарить, когда пахан тебя в задницу иметь будет. Вот так, парень,… понял? Веселая тебе житуха светит. Так что колись. Может, пожалеют, срок скостят, или условно дадут.
Слушал я его и постепенно впадал в истерику. Он ведь прав, во всем прав. Я сам по телевизору несколько раз репортажи из колоний смотрел. Жуть… Что же теперь, и я там поселюсь?
Нет, не хочу!
- Что я должен сделать, чтобы выйти отсюда?
- Напиши все, что натворил, сознайся во всем, и когда тебя к следователю поведут, скажи, что целиком и полностью признаешь свою вину. – При этих словах он пододвинул мне бумагу и ручку.
- А потом?
- А потом поговорим, - отозвался майор.
Я сидел и тупым взглядом смотрел на чистый, белый лист.
Аркашка, мой брат, тысячу раз говорил, не подписывай ничего, не подумав, тем более в ментовке. А если не подпишу, этот мордатый мент меня, точно, со свету сживет. Куда не кинь, везде клин.
- Давай, давай, - принялся он торопить меня. – А то сейчас заберут, и достанется твое признание какому-нибудь чистоплюю.
- Заберут… Куда заберут? – Поинтересовался я.
- Куда… Куда… В тюрьму. Твое место отныне там. Пиши, козявка! – И он пошел на меня, потирая кулаки.
Ну, уж дудки! По-хорошему из меня веревки можно вить, а по-плохому ни в жизни не уступлю.
- Не буду! Хоть убей! Не буду писать! – Выдал я. – Не на того напал. Может, это не я вашего лейтенанта стукнул!
- Ах ты, поганец! – Взбеленился он, и, оторвав свой зад от стула, вновь саданул меня в грудь пудовым кулаком.
Я отлетел к стене.

***

Когда-то еще в детстве я смотрел фильм, как один лох попал в плен к чудовищам. Те его съесть хотели, правда, под конец побрезговали. Чем-то он им аппетит испортил.
Так вот, тюрьма, которую я увидел будучи совершенным мальчишкой, напомнила мне эту пещеру из фильма, с измазанными кровью стенами и дикими мордами двухметровых монстров.
Помню, шел я тогда с надеждой по узким тюремным коридорам, что посадят меня в одиночную камеру как Эдмонда Дантеса лет на двадцать. И выйду я из нее старым и богатым, если, конечно, повезет. А Ольга к тому времени выскочит замуж и будет горько рыдать, когда я её навещу и расскажу про свои страдания и неизменную любовь к ней. Эх, молодо, зелено.
Правда, мечтам моим не суждено было сбыться. Оказалось, что буду я тридцать пятым в каморке пять на пять. Причем каждый сосед вызывал определенный ужас в моей тогда еще неокрепшей душе. Только несколько человек походили на нормальных людей, а большинство, брр…
- Как зовут? – Бросил высокий, грузный мужик лет шестидесяти, как только за мной захлопнулась дверь.
- Иван, - отозвался я, обеспокоено оглядываясь по сторонам. Коек, вернее, нар по блатному, было в два раза меньше, чем нас тут собралось. Вокруг бардак, какие-то тряпки, баулы, на веревках сырое белье. А запах… Хотелось побыстрее выскочить за дверь и разом забыть все увиденное.
- Фамилия, бестолочь… Отвечай правильно, а то учить будем.
- Туманов я, Иван, - громко отрапортовал я, ощущая, как мерзкий страх сжимает сердце.
- За что попал? – Продолжил толстяк допрос.
- Подрался, - сообщил я и добавил: - Напился в кафе и пару каких-то типов избил, а потом и на мента набросился. Досталось ему бедному. В больнице сейчас лежит с проломленной черепушкой, - принялся я расписывать свои художества, почему-то, вдруг, решив, что лучше показаться бывалым парнем, своим в доску, чем строить из себя обиженного богом идиота.
- Значит, мусора замочил? Так?…
- Так, - отозвался я. – Только не до смерти.
- Жаль… Так лет на двадцать загремел бы, а так только на пяток потянешь. - Сообщил он мне. - Выйдешь, еще пацаном будешь. Но ничего, жизнь она такая. Кто сюда хоть раз попал, редко надолго вырывается. Родные места всегда тянут, - и он мерзко хихикнул.
- Ладно, рыжий, заходи, устраивайся поудобнее, чувствуй себя, как дома, - и он вновь похабненько хохотнул.
- Спасибо, - поблагодарил я и начал пробираться поближе к зарешёченному окошку.
- Куда лезешь, малявка? – Остановил меня грубый голос. Его обладатель ростом под два метра и весом как два меня преградил путь. – Брысь! Твое место там! – Он ткнул пальцем в угол. – Туда и топай, а то помогу. – Спорить я не решился.
Надо же, в кино вечно показывают, что таких дураков как я в тюрьме селят возле параши. Раньше я думал, что это режиссерский штамп, а теперь понял, правда, святая правда. И оказалась эта параша вонючим унитазом с бегущей струйкой воды. Рядом я углядел раковину и драный обмылок на краю. Все это богатство отделяла от камеры грязная занавеска. Взглянув на свои руки, я вежливо спросил:
- Можно умыться?
- Валяй, пацан, умывайся. Мы же не звери. – Отозвался мужичонка лет пятидесяти, лысоватый, в очках.
Я подошел к раковине, тщательно намылил руки, потом лицо, пальцем почистил зубы, и мне полегчало.
Честно говоря, очень хотелось есть. Уже два дня, как я ни разу по-человечески не ел. Чувство голода в отделении притупилось, но сейчас заговорило вновь.
- А когда кормить будут? – Спросил я у парня моих лет. Он устроился с одной стороны унитаза, я с другой.
- Где-то через час, - отозвался он.
- Меня Иваном зовут, - принялся я знакомиться. – А тебя как?
- Сергей, - отозвался он.
- За что влип? – Поинтересовался я.
Выглядел он похудее и послабее меня. Явно из интеллигентной семьи, и казался обиженным маменькиным сынком.
- Телку замочил, - вдруг выдал он.
Я чуть собственным языком не подавился.
- Как… замочил?… - В ужасе прошептал я.
- Молча, - пожал убийца плечами.
Такого я не ожидал. Этот тощий парень убил человека, женщину…
«Нет,… не может быть! - И тут до меня, наконец-то, дошло: - Я же в тюрьме. Тут преступники, воры и убийцы, и сидят они не за красивые глазки, а за злые дела, и я тоже преступник. Стукни я этого Петрова чуть посильнее, не известно чем бы дело кончилось. Мог взять грех на душу».
От этой мысли мне вконец поплохело.

Если честно, я трепетно отношусь к жизни, к своей ли, чужой, без разницы. Уверен, она – подарок, дарованный нам богом или судьбой и, конечно, отцом с матерью. Причинить боль человеку, а уж тем более убить – нечто ирреальное. Повзрослев, я стал проще смотреть на вещи, не потому что озлобился или подурнел, просто, с возрастом начинаешь понимать, что жизнь порой преподносит сюрпризы и сама распоряжается нашей судьбой, и исчезает юношеская ранимость. Теперь я знаю, что в себе заключает наша биологическая природа. А тогда все было не так. Люди казались братьями; цели в жизни - высокими и чистыми; а сам я, ну, просто, ангел во плоти, правда, последние события как-то выбивали почву из-под ног. Я,… я… и, вдруг, причинил боль человеку. Что же со мной случилось, чтобы я такое сотворил?
Сколько не ломал голову, ответ не приходил. Конечно, любовь, водка - это понятно, но любят многие, а пиво с водкой пьют почти все, но людям при этом головы не прошибают.
Тогда я еще не ведал, что пить мне категорически запрещено. По каким-то дурацким причинам небольшая доза алкоголя напрочь выбивает меня из колеи и полностью лишает разума. С чем это связано, не ведаю до сих пор, но став постарше, начал себя контролировать, а в юности накалывался пару – тройку раз, бывало...
А Сергей, мой товарищ по несчастью, убил человека, женщину… Я смотрел на него с внутренним ужасом.
- За что ты ее? – Не выдержал я. Мне хотелось понять причины, толкающие человека на такие поступки.
- Надоела, как банный лист, - отозвался хиляк.
- Но это же не повод для убийства…
- А ты откуда знаешь, что повод, а что нет? – Не согласился он со мной. – И, вообще, отвянь, а?
Я пожал плечами и решил больше к нему не приставать. Больно глаза у него странные, мутные, нехорошие.
- Что, Рыжий, не идет разговор? – Встрял дедок лет под семьдесят.
Все руки у него были исколоты, а на правой кисти, на пальцах, красовалось имя – Михей. Тощий, длинный, чуть ли ни согнутый пополам он напомнил мне Кощея Бессмертного в его худшие дни.
- Не идет, - отозвался я.
- А ты дай ему в репу. В другой раз уважительнее будет.
От такого предложения я потерял дар речи.
- В ре..пу…
- Если не в репу, так в дыхло. Себя, Рыжий, нужно сразу поставить, а то потом не успеешь. Раз уступил, другой побоялся, вот и стал шестеркой. А ты парень крепкий, здоровый, раза в два сильнее его. Поставь вопрос ребром. Показать? – С беззубой улыбкой предложил Михей.
Я растерялся.
- Дед, ты чего? – Заволновался Сергей. – Что я тебе плохого сделал?
- Молчи, курва! А сделай что, мозги по полу размажу. Я таких как ты с детства не терплю. Всю жизнь на чужом горбу выезжаете, а чуть, что не так, сразу в штаны срёте.
- Помочь, Михей? – Поинтересовался давешний бугай.
- Не волнуйся, милок, я с ним и на смертном одре справлюсь. На него дунь, он рассыплется.
Дед протянул длинную, жилистую руку и, словно играючи, оторвал парня от пола.
Сергей вскочил, словно ужаленный.
- Извини, если что не так сказал, - попросил он меня, прекрасно осознавая, что я его последняя надежда.
- Ничего страшного, - отозвался я, желая погасить сору.
- Нет, Рыжий, так не годится, - тормознул меня дед. – Начал разговор, доводи до конца.
Я стоял как оплеванный, не зная, что сказать. Если этот Михей разозлится, дело мое труба. Он тощий-то тощий, а сила в нём ломовая, тем более и эта шпала под два метра на помощь придет. Измордуют меня, как миленького измордуют.
Я вздохнул поглубже, и, приблизившись вплотную к Сергею, хлопнул его по плечу и радостно выдал:
- Где живешь?
- На Гиляровского, - не понимающе отозвался он.
- Отлично, - продолжил я гнать волну. – Выйдем отсюда, я к тебе в гости заеду. В кафешку там сходим. Я знаю одно, ничего винишко, водой не разбавляют.
Дед обалдел вконец. Взглянув на меня, он с силой оттолкнул Сергея.
- Ты что, парень, поиграть хочешь?
- Нет, что вы… Если честно, - я замолчал на секунду, ощущая, как похолодело внутри, - Не могу ударить человека, не могу, и всё тут.
- А как же ты мусору чайник проломил? – Зло поинтересовался дед.
- Пьяный был, ничего не помню. Как мне это удалось, ума не приложу. – Я огорченно вздохнул. – Извините, не хотел вас разочаровывать, но драться с детства не могу.
- Вот молодежь, - Михей огорченно покачал головой. – С виду нормальный парень, а копни глубже – дерьмо. Знаешь, Рыжий, - он посмотрел на меня и неожиданно подмигнул, - А я тебе верю, что-то такое у тебя в глазах есть,… не то, что у этого… - И он зло кивнул на Сергея. – Ты думаешь, он бабу замочил? – Продолжил он враз севшим голосом. Я пожал плечами. - Девчонку, тринадцати лет… Вот так… - Он с ненавистью посмотрел на того, сжав кулаки. – Деньги выбивал… у школьницы,… а та не знала, где их мать прячет, вот и не сказала… Так он ей сначала пару пальчиков отпилил, а затем оба глаза выколол. Так и оставил бедняжку. Мать пришла, а дочка вся в крови плавает, холодная. На руках, ногах жгут, а во рту трусы… Этот гаденыш ее еще и испохабил. – Он судорожно глотнул, а затем продолжил: – Понял теперь, что он такое?
Я стоял и слушал. От чувства гадливости, отвращения мне хотелось вцепиться в горло Сергея и рвать, рвать, рвать…
- Ты!… Ты!… - Прошипел я.
- Не я это!… Не я!… - Закричал Сергей. – Ложь это! Ложь! Меня завтра выпустят! Не виноват я!
- Вот за это я тебя, нарик, и ненавижу, - жутким голосом продолжил старик. – Твоих это рук дело, и пальчики там твои были, сам говорил, и кровь на одежде, а папочка тебя отмазал. Выйдешь чистеньким, гладеньким, и еще пару девок замочишь. Вот тогда на всю катушку загремишь, только жаль будет девочек, ох, жаль.
- Тоже мне, протоирей нашелся, - неожиданно хмыкнул Сергей. – А сам-то чем всю жизнь занимался? Сколько на тебе крови?
- Ты меня, дрянь поганая, не трожь! Я девок малых не мучил, в глаза им пальцем не тыкал! Я за все свои дела по полной программе ответил, а тебя, Нарик, я на заметку взял. Сам не смогу, дружков попрошу. Не жить тебе, тварь, на свете белом, не топтать чистый снег своими копытами. Это я тебе обещаю. – Он жутковато улыбнулся и подмигнул Сергею.
Тот позеленел.
- Нельзя так, - вдруг, вылетело из меня. От неожиданности я чуть не подавился.
Вот дурацкий характер, нет, чтобы промолчать и как-то замять дело, так я как всегда лезу в самое пекло. Не зря говорят - умные учатся на чужих ошибках, дураки на своих. А я-то кто? Ни на своих, ни на чужих не учусь.

- Почему нельзя? – Продолжил Михей разговор. Его презрительный тон напугал меня, но остановиться на полпути я не мог, меня понесло. - А, вдруг, и вправду не он… Что тогда? – Выдавил я из себя, замечая, как напрягаются жилы на шее у деда. – Только суд может решить, виновен человек или нет, а так это убийство...
- Хорошо поешь, только бывает, что суд наш самый справедливый и самый гуманный в мире ошибается. Слышал о таком? – Дед насмешливо заглянул мне в глаза. От его взгляда у меня побежали мурашки по коже. Пора было спасать собственную шкуру, иначе пострадает отнюдь не Сергей. И я бросился в бой. – Скажу лишь одно, Бог убийства не простит. Он накажет, ушел от людского наказания, не уйдешь от божьего. – Выдал я, чумея от собственных слов и не зная, как мужики отреагируют на моё словоблудие. Они уже подтянулись поближе, ожидая начала представления, и я, как пить дать, буду его звездой.
- Ты, что верующий? – С некоторым сомнением поинтересовался дед.
Я пожал плечами и опять совершенно неожиданно для себя заявил:
- А откуда мы появились? Космический разум или обезьяна? Была сине-зеленая водоросль и, вдруг, превратилась в человека. Красиво, а?
- Чепуху городишь, - заявил очкарик, протискиваясь в первый ряд. – Бога нет, я точно знаю.
- Откуда? – Заинтересовался Михей.
- Был бы Бог, не допустил такого безобразия. Разве жили бы мы как звери, владей он миром.
- Ну, что скажешь, богоборец? – Обернулся ко мне Михей.
- Правду… - отозвался я. – Есть он или нет, сказать не берусь, маловер я, но Бог, точно, не будет давать нам команды и в разные стороны растаскивать, чтобы не передрались.
- А почему? – Встрял мордатый, - Он же владыка, что ему стоит, попенять нам и грехи отпустить? Не жизнь, а благодать божья. – Хохотнул он.
- Нет, так нельзя, - встал на мою защиту интеллигентный мужик в дорогой сорочке. – Он даровал нам свободу выбора, делай, что хочешь, но отвечай за свои дела, если не на этом, так на том свете.
- А зачем нам свобода? – Заинтересовался Дылда. – Я пол жизни в тюряге провел, и доволен весьма. Голова не болит, где пожрать взять, во что одеться, а на воле бегаешь как баран, только и думаешь, чтобы стянуть и где бы погреться. Нет, свобода хороша в меру.
- Кому как, - не согласился очкарик, – Тебе бы, милый, в монахи податься, там свободы в меру, а пожрать, точно, дадут.
- Постятся они слишком часто, – хохотнул Дылда. – На одной морковке я быстро ноги протяну, и молиться придется. Меня, точно, ломать начнет, он же не джин, чтобы его обо всём на свете просить.
- Он - Бог, Он – все вокруг, - прошептал мужичок лет под шестьдесят.
- Не надо так, - вдруг примирительно выдал Михей. – Есть он, нет ли его - не знаю, но знаю одно, когда невмоготу, вроде поплачешься, попросишь его,… глядишь, и полегчало…
Обстановка, вроде, разрядилась.

Бог мой, что на меня нашло? Конечно, меня как и многих других привлекают вопросы веры, и тема одна из самых популярных. В газетах, по телевизору без конца призывают вернуться на путь нравственного очищения. Я не принимаю всего этого в серьез, но теория Дарвина мне определенно не нравится. При моем юношеском максимализме она слишком надуманная и сырая, без серьезных научных обоснований.
Дальнейшую беседу прервал охранник, и принес первую радостную весть за последние дни. Мои, наконец-то, меня нашли, и Аркадий добился разрешения на свидание. Узнав об этом, я чуть не запрыгал от радости.

ТОСКА И НАДЕЖДА

- Не надо, Иван, не плачь. Вытащим мы тебя отсюда, вытащим.
- Аркаш, - тихо шептал я, хлюпая носом. – Я если не вытащите, что же я в тюрьме гнить буду?
- Не бери в голову. Лейтенант твой жив и здоров. Максимум, что тебе грозит - хулиганство, а это не так страшно. – Уверенно убеждал меня Аркадий, с трудом выдерживая взгляд моих заплаканных глаз. – И еще… Оля… - Он замолчал.
- Что Оля? – Напрягся я.
- Я с ней встречался… вчера, - он сделал паузу, и выдал: - По-моему, она тебя любит.
- Ха,… любит! – Откликнулся я, враз севшим голосом. – Не заливай, не надо. Я как-нибудь переживу.
- Зря не веришь. – Отозвался Аркадий. – Она сама позвонила, когда узнала, что ты натворил.
Я напрягся.
- Как позвонила?
- Так и позвонила, помочь хотела. Сегодня к декану пойдет, ходатайство в твою защиту подписывать.
Я слушал и не верил. Не может быть, чтобы эта ледяная королева наконец-то проснулась.
- Не верю… - Выдавил я.
- Мне или ей? – Поинтересовался Аркадий.
- Ты,… ты… серьезно говоришь? – Я уставился на него. Слезы высохли, словно по команде.
- Тут не до шуток…
- Она ведь не желала меня видеть… - растеряно прошептал я.
- Видимо, передумала.
- Аркаша, миленький, забери меня отсюда, - взмолился я. – А то она опять передумает.
- Не волнуйся, не передумает, - улыбнулся Аркадий. – Хотя, я на ее месте ни за что на свете не стал бы с тобой связываться. Опасный ты тип, Иван, хуже атомной бомбы, не знаешь, что от тебя ждать в следующую секунду.
Я слушал и соглашался со всем, что он говорит. Он прав, абсолютно прав. Но он же взрослый, и к тому же положительный. Его никогда не раздирали противоречия, он никогда не представлял себя то Робин Гудом, то пиратом Морганом. Или представлял?
- Где была твоя голова? – Продолжал он тем временем меня воспитывать.
«Ну, точь-в-точь, как отец», - пришло мне в голову.
- Не знаю, честно не знаю. Помню, зашел в кафе, выпил,… потом повторил, и все,… очнулся в ментовке. Что, было, убей меня, не помню. Часа два в себя приходил, думал уже на том свете, оказалось на этом. У души костей нет, их не ломит, а тут даже пошевелиться больно было.
- Дурак ты, Иван. Неужели не понимаешь, что жизнь мог себе искалечить?
- Аркаш…
- Что?
- Не надо, а?… Я себя и так разными словами кляну, а как об отце с матерью подумаю, совсем невмоготу становится. Я, наверное, с ума сошел, раз такое натворил.
От избытка чувств я захлюпал носом. А как представил себе Ольгу, красивую, веселую, улыбающуюся, с ее летящей походкой, шелковистыми волосами и огромными васильковыми глазами, какой она была при нашей первой встрече на экзамене в Бауманском, вконец расклеился. Что, если я ее больше никогда не увижу? Тогда лучше сразу на эшафот, без нее мне жизнь не нужна
- Ты же ее видел, - тихо прошептал я. - А если бы она тебя бросила, ты с ума не сошел, выдержал бы, не согнувшись?
- Согласен,… красивая,… очень красивая. Страдал бы, конечно, но не так. На людей уж, точно, бросаться не стал.
- Понимаю… теперь, а тогда все было до лампочки. – Тихо сообщил я. А потом выдал: - Люблю я ее, больше жизни люблю, ничего мне не нужно, только она…
- Зря.
- Что зря?
- Ни одна женщина не будет уважать мужчину, если он того не стоит. А ты проявил себя, как глупец и недоумок. Нюни распустил, ходил за ней и ныл. Девушке нужно доказать, что ты ее достоин. Она должна видеть перед собой мужчину, героя, готового ради нее горы свернуть, звезду с неба достать, а ты лгал, изворачивался, а теперь еще и плачешься. Нельзя так, Иван. Борись и побеждай, делай свое дело, а она пусть уважает тебя и гордится тобой. Вот так…
Его слова вконец испортили мне настроение. Я чувствовал, что он прав, прав во всем, но от его правоты легче не становилось. Ведь из-за чего произошла ссора, вернее, даже не ссора, а кошмар какой-то…
Ну, да, ладно, обо всем по порядку.
 
***

Отец у меня человек серьезный, и сразу после школы поставил вопрос ребром, либо в институт, в какой пожелаю, либо с понедельника на завод мусор мести, чурки мыть и деньги зарабатывать.
Учиться, честно говоря, мне тогда не хотелось, надоело всякой ерундой заниматься, хотелось чего-то большего, а не в бирюльки играть. Тем более в те времена я не знал какую специальность выбрать. То меня влекла физика, то математика, а порой я представлял себя известнейшим автором, раздающим автографы восторженным почитателям. Почти все предметы давались легко, и учителя постоянно твердили, что я мог бы стать гордостью школы, будь хоть чуточку посерьезней, а подобное отношение окружающих здорово расслабляет. К чему мытарства: уроки, зубрешка? Когда и так в случае необходимости выкрутишься.
Тогда я относился к себе с уважением и считал, что мне многое дано от природы, тем более при желании заткнуть любого ботаника за пояс не составляло труда. Больше всего я любил читать, и читал все в подряд, что в руки попадало. И частенько вместо школы и уроков оставался дома, замирая от восторга над приключениями Роберта-Завоевателя или Александра Македонского. А не зря говорят, кто много читает, у тех с головой туго. Вот и меня в детстве и юности больше всего интересовали дурацкие заморочки, особенно в части человеческих возможностей в определенных жизненных ситуациях. Не было у меня в детстве настоящей мечты стать, например, космонавтом. Но отец - он такой, сказал, как отрезал, так что пришлось мне бедному голову ломать и думать, что же предпочесть: физику, математику, литературу или биологию.
Это позже я увлекся теорией струнных вибраций и понял, ради чего стоит жить, а тогда моя будущая специальность не виделась даже во сне. Конечно, бредовые идеи частенько лезли мне в голову. Я мог часами рассуждать, лежа в постели, откуда в нас искорка божья, и кто мы такие, откуда взялись. Порой мне казалось, что все вокруг меня живое, например, ластик, которым я карандаш стираю, или пол, на котором стою. Мне, вдруг, хотелось извиниться перед травинкой, что я придавил. А что? Любая материя состоит из атомов. А разве в атоме нет жизни?
 Конечно, убедительных доводов я привести не мог. Одно знал наверняка, электрон вращается вокруг ядра, а раз движется, значит, меняется, а раз меняется, значит, живет.
Так я считал, и радости мне это не добавляло. Во всяком случае, делиться своими мыслями мне ни с кем не хотелось. Решат, что с головой у меня туго. Ведь все вокруг умные, один умнее другого. А у бедного атома энергии только и хватает, чтобы электрон возле ядра держать. Вот он изо всех сил в него и вцепился. А как же иначе? Отпустишь и поминай, как звали. То ли дело человек. Сил у него море, а куда их девать, частенько не знает. Вот и занимается всякой ерундой вместо того, чтобы радоваться жизни и благодарить небо, что оно ему эту самую жизнь подарило.
Тогда я прекрасно понимал, расскажи я кому-нибудь свою идею по поводу искорки жизни в куске кирпича, и, точно, на смех подымут. А спроси любого, как зародилась жизнь в мертвой материи, ни один не ответит. Будет нести всякую чушь насчет эволюции. А какая эволюция в песчинке или в камне?
Так я и рыпался из одной крайности в другую, то пытался обосновать наличие жизни присутствием бога, то становился яростным атеистом, доказывая, что все мы произошли от болотных водорослей. Но постепенно приходил к мысли, что мир, окружающий нас, отнюдь не прост. Можно, конечно, рассуждать о теории взрыва, но что-то в этой теории явно не то, и появление жизни она не объясняет. После долгих мытарств я пришел к выводу, что вселенная – просто большой живой организм, в котором мы присутствуем в виде одной из его составляющих. И наш подход, что человек – царь природы, мне представлялся манией величия, которая, точно, нас до добра не доведет. Ведь выживает сильнейший, а кто сильней, если все вокруг нас едино, и мы, и солнце, и небо, и трава, и даже букашка, что вдруг заскочила мне на ботинок? Но, к сожалению, это все лирика, а жизнь есть жизнь, и пришлось мне тогда, бедному, делать выбор. Слава богу, не прогадал. Но так, наверное, и бывает, если человек что-нибудь стоит, он свое место под солнцем всегда найдет.
Так случилось и со мной, друг мой, Серега Васькин, ботаник известный, давно уже задумал поступать в Бауманский, я его в школе пару раз отговаривал, мол зачем тебе такие проблемы. А тут подумал, подумал и решил, эх, была не была, попробую и я с ним. Вуз, конечно, серьезный, с наскока не возьмешь. Но делать нечего, попытка не пытка, тем более вдвоем не такая уж тоска. Завалю, так хотя бы половину лета погуляю. А то завод, завод, накось, выкуси…

Документы я сдал без особых хлопот, а вот Серегу, не поверите, завернули. У него какая-то аллергия оказалась, и велели ему еще пару справок принести. Влип, как лох. Салага…
А я стал абитуриентом.
К экзаменам решил не готовиться, в учебниках такая тоска, что только полные идиоты способны по ним заниматься.
Помню, первой была математика. Набрал я шпаргалок побольше и решил попытать счастья, вдруг, проскочу. Главное пару не схватить, а то кошмар. Развалится мой замысел как карточный домик, и придется мне чурки до скончания века мыть.
Как-нибудь, да прорвусь, решил я. Что-то я все-таки знаю, на трояк уж точно вытяну.
Тем более математика уже тогда представлялась мне наукой достаточно ясной и точной, но благодаря своей лени особых вершин я не достиг. Выиграл пару олимпиад, одну, правда, городскую, но дальше этого дело не пошло. Конечно, потом-то я понял, каким дураком был, и что натворил. Вместо того, чтобы глотать знания как наживку, всякой ерундой занимался. Но время назад не вернешь.
И пришлось мне бедному перед экзаменом сидеть и мучаться: повезет, не повезет. Так не хотелось своими руками себе яму рыть. Подождал бы годик, может на самом деле учиться захотелось. Да разве родителям объяснишь, они же все лучше нас знают, и выбор у меня был до невозможности прост: либо грязь убирать, либо книжки листать; выбирай, что хочешь. А мне бы побегать с друзьями, с девчонками покадриться, почувствовать вкус жизни. А то учение свет, а не ученых нет. Тьфу!… Но учеба все же лучше завода, в институте и прогулять можно и развлечься, а на работу придется каждый день таскаться, и буду я, как отец, положительным и серьезным.
Нет, такая жизнь не по мне.
И в последний день перед экзаменом, как сейчас помню, пришла мне в голову абсолютно шальная идея, вдруг захотелось геометрию посмотреть, выучить хотя бы пару теорем. Но я тут же поставил себя на место, перед смертью не надышишься.
Выкинул я глупые мысли из головы и решил сгонять к Татьяне, знакомой моей. Химию она уже завалила, так что готовиться ей было не к чему, свободного времени хоть отбавляй.
А меня, бестолкового, что завтра ждет?

- Не волнуйся, Иван, ты умный. У тебя все получится. – Принялась она меня убеждать. – Я ни одной задачки посложней решить не могу, а ты запросто. Только благодаря тебе я и медаль получила.
Да, это правда. Она - девчонка старательная, но с логикой у нее туговато, где нужно голову поломать, у нее чаще всего проколы случались. Вот я, другое дело. Пару раз еще в школе такие номера выкидывал, мало не покажется. Васькин от зависти чуть не лопался, отличник хренов.
Поэтому хоть и боялся, но знал, математику я сдам, это мой конек. Физику с горем пополам тоже. А вот с сочинением беда,… я до сих пор по пять ошибок на каждой странице сажаю…
Не верите? Зря. Крест на пузе.
Помню, принялся я Татьянке плакаться:
- Что мне с сочинением делать? Засыплюсь, как пить дать, засыплюсь.
- Пиши самые простые слова. Предложения из трех слов. В техническом вузе самое главное написать без ошибок, а стилистика ерунда.
А что? Это я смогу. Была, не была.
- Все, Ваня, пора домой. Тебе завтра рано вставать, - принялась она меня убеждать. А я грудь колесом, перед девушкой мне море по колено.
- Да, не бери в голову. Выкручусь как-нибудь. – Принялся я успокаивать свою спутницу.
Честно говоря, Танюшка мне ни на шутку нравилась. Маленькая такая, худенькая, а на голове копна светлых волос, и характер прелесть, не то что у Катьки, еще одной моей пассии. Та, кого хочешь, с ума сведет своей напористостью. Пела она, правда, здорово, как сейчас помню, и фигурка у нее отличная, ноги прямо от подмышек. Я полгодика с ней промучился и понял, пора делать ноги, не то сожрет она меня с потрохами.
- А ты что будешь делать? – Поинтересовался я у Татьяны.
- Пойду в институт стали и сплавов, там тоже есть моя кафедра. В МГУ, правда, очень хотелось, но что делать, - она тяжело вздохнула, - Не получилось…
- Не расстраивайся, - принялся я ее успокаивать, - В Университете все бешенные. Нормальному человеку там тяжело. Знаешь, какие там требования?
- Догадываюсь, - отозвалась она. – Не переживай за меня, у тебя своих дел по горло. Я как-нибудь переживу. – И она ободряюще улыбнулась.
- Ладно, пошел я спать. А то мать опять орать будет, что я перед экзаменом по ночам шляюсь. Держи за меня завтра кулачки и ругай разными, нехорошими словами. Договорились?
- Договорились, - смеясь, отозвалась она.
Я обнял ее за талию и попытался поцеловать в губы. Но, как всегда, она ухитрилась увернуться и, смеясь, возмутилась:
- Опять пристаешь?
- Не опять, а снова, - возразил я.
Сколько раз я пытался поцеловать ее, смешно сказать, а удалось только раз, и то на выпускном. Ей только-только золотую медаль вручили, вот она и расчувствовалась. Знала, что не реши я ей задачку на экзамене, медалька бы тю-тю…
Любила она меня, точно любила и считала сверх умным, что любому мужчине приятно.
Хотя, если честно, я - умный. Учеба всегда давалась легко, правда скучно было изрядно. У нас что плохо? Программа одна и та же, что для дурака, то и для умника. Дураку то хорошо, ему разжевали и в рот положили, а мне на их жвачку всю жизнь тошно было смотреть. Готовился я по серьезному только к контрольным, а так жил в свое удовольствие, книжки читал и думал, вернее, выдумывал всякие разности. И, несмотря на всю свою лень, всегда знал, пожелай я медаль получить, получу без проблем, но мужчине побрякушки ни к чему. Я и так парень видный, высокий, и мышцы что надо, не ханурик какой-нибудь, вот только рыжий.
Эх, хорошо тогда было…

***

Математику я сдал и сдал неплохо. Правда, без особого блеска, но свою пятерку все-таки урвал. Вот физика просто беда.
Ничего я тогда не помнил, вернее не знал. Тем более отвечать нужно было устно.
Сидел и боялся, что нарвусь на зануду, и завалит он меня бедного.
Но случилось самое удивительное событие в моей жизни. Помню, словно вчера это было.
Сел я за парту с каким-то прыщавым парнишкой, по виду ботаником. Вдруг, думаю, подскажет, если дело будет совсем труба. Достал нужную шпаргалку и принялся списывать.

- Молодой человек, что у вас в столе? – Вдруг услышал я над своей головой строгий голос.
Поднял глаза и обомлел. Дыхание перехватило.
Бог мой! Фея, настоящая фея. Стройная, высокая, в узких черных штанах, в белой блузке, с водопадом темно каштановых волос. Откуда она? Ладони мгновенно вспотели.
Я вскочил и, уважительно склонив голову, выдал:
- Иван.
- Оля, - так же быстро отозвалась она.
В первую секунду от своей выходки она обомлела, а потом как-то странно улыбнулась и заявила:
- Все шпаргалки на стол, - и через мгновение строго добавила, - Быстро.
Что мне оставалось делать? Я честно отдал все, что у меня было, и остался гол как сокол.
- Садитесь, работайте, - распорядилась она и отошла.
Походка… Какая походка… Она не шла, она парила…
Сердце словно остановилось. Солнце разом погасло. Физика?… Какая физика?… Зачем она мне нужна?
Я смотрел на нее и постепенно понимал, вот она – моя мечта. Как долго я тебя искал, именно ты мне снилась всю жизнь.
А она… сидела рядом с преподавателем и негромко переговаривалась через стол с двумя подругами. Те поглядывали на меня и едва слышно хихикали, а моя фея почему-то оправдывалась, и отрицательно мотала головой. На её щеках горел яркий румянец.
 Но тут вызвали первую жертву, и до меня дошло, что следующей жертвой могу стать я. С трудом вернувшись на землю, я погрузился в вопросы кинематики. Тем более мелькнула мысль, что если не сдам, могу её больше никогда не увидеть. На такое я никогда бы не огласился. Решил, что умру, но прорвусь.
Не знаю, как, но я вспомнил все, что когда-то знал, и уже через пять минут сидел довольный как сытый кот. Все задачки решил, на вопросы коротенько ответы набросал, теперь сам черт мне не брат. А все из-за нее, моей феи, ее красоты. Не подойди она ко мне, или будь другой, засыпался бы, как пить дать, засыпался бы.
- Туманов… - раздался строгий голос мужчины лет сорока в очках.
Жаль, он сидел за другим столом и достаточно далеко от моей мечты.
Я встал и, набрав в грудь побольше воздуха, сделал шаг…

В первые пять минут преподаватель скучающе посматривал то на меня, то на мой лист, а потом, когда я выдал свою школьную идею относительно поступательного движения, враз посерьезнел.
Проговорили мы с ним минимум полчаса. Другие преподаватели уже начали посматривать на нас с интересом, а я выдавал такие перлы, что сам диву давался.
А как же иначе?… Она тут учится или работает. Значит, и я тут должен учиться.
Я бился, как лев, не отступая ни на шаг.
Порой, когда преподавателю удавалось прижать меня к полу, я поднимал глаза, и смотрел на нее. Тысячи умных мыслей сразу же устремлялись в мою голову, и я отбивал натиск противника.
- Отлично, молодой человек, - вдруг выдал он.
- От…лично?… - Удивленно переспросил я.
- А что вы хотели? Вас пятерка не устраивает? – С улыбкой поинтересовался он, разом становясь моложе и симпатичнее.
- Нет, что вы, все прекрасно, - откликнулся я, чувствуя, как рот растягивается в дурацкую, довольную улыбку, - Спасибо.
Я встал, посмотрел на нее и, поклонившись, направился к выходу. Она как-то странно дернулась, делая вид, что не замечает меня, но я то знал, что видит.
Ждал я ее тогда несколько часов, но вышла она, как нарочно, со своими подругами. В первую секунду мне показалось, что я вот-вот умру с горя. Мне так хотелось сказать ей несколько слов, а еще лучше проводить домой, а тут, как нарочно, все складывается против меня.
Собрав волю в кулак, я сделал шаг навстречу и, преградив путь веселой троице, выдал:
- Оля, можно вас на секундочку?
Она остановилась, посмотрела на меня и, недовольно скукошив носик, отозвалась:
- Что вам, молодой человек?
Подружки хихикнули и, обойдя нас стороной, остановились в паре метров, с любопытством посматривая в нашу сторону.
- Можно я вас провожу?
- Куда? – Удивилась она. – Я тут на практике, и вообще не стоило бы вам вести себя столь развязано, молодой человек.
- Простите, Оля. Я не хотел вас обидеть, просто у меня есть несколько вопросов, и я мечтал узнать ваше мнение.
- Так задавайте свои вопросы, только побыстрее. Меня ждут.
- Скажите, пожалуйста, здесь интересно учиться? И очень трудно?
- Это все? – Усмехнулась она.
- Просто у меня нет знакомых из Бауманского, и я не знаю, хорошо ли здесь учат. А мне всегда хотелось получить хорошее образование. Меня интересуют некоторые вопросы в квантовой физике и теории относительности. Вдруг здесь не то читают, - прикинулся я полнейшим идиотом.
- Вы из деревни? – Поинтересовалась она с усмешкой, теперь уже насмешливой и чуточку злой.
- Нет, почему? – Отозвался я. – Из Москвы.
- И вы никогда не слышали, что МВТУ считается одним из лучших вузов в России, а выпускников отрывают с руками, если они, конечно, того стоят.
Она смотрела на меня с некоторым недоумением и чуть ли ни с призрением и обидой. Чувствовалось, что своим недоверием я обидел ее.
- Оля, можно пригласить вас в кафе, хотя бы на полчаса? – Резко сменил я тему разговора. - Не сердитесь, я очень волнуюсь и несу всякую чушь.
- Молодой человек… - строго начала она.
- Иван, - прервал я ее.
- Так вот, Иван, идите своей дорогой и не приставайте тут ко всем в подряд.
- Я… - начал я и остановился. В горле запершило. – Я… не могу…
- Что не можете?
- Ольга, хватит болтать, - не выдержали тут ее подруги, - Пошли обедать.
- Все, Иван, идите, готовьтесь к следующему экзамену. Какой у вас?
- Сочинение…
- Успехов вам, - неожиданно мягко улыбнувшись, пожелала она.
- А вы там будете?
- Где?
- На сочинении…
- Что не знаю, того не знаю, но это не важно.
- Важно,… для меня важно…
- Оля, хватит, нам надоело тебя ждать. Ты теперь со всеми абитуриентами будешь общаться или только с рыжими? – Хихикая, поинтересовалась одна из них.
- Все, Иван, пока. – Попрощалась моя фея и, махнув рукой, в мгновение ока растаяла как дымка.
Я стоял и как последний дурак хлопал глазами, наблюдая за ее легкой, летящей походкой, любуясь и восторгаясь ею.
Наверное она что-то почувствовала, потому что, не дойдя до угла, неожиданно обернулась и посмотрела на меня. Моя обалдевшая, несчастная физиономия растрогала бы даже тигра. Махнув на прощание рукой, она исчезла.
Вот так.

***

Не знаю как, но каким-то чудом я стал студентом МВТУ. Без Бауманского жизнь мне была не нужна, ведь там училась она,… моя фея, моя судьба.
Узнав о моем подвиге, мать прослезилась, а отец целую неделю ходил довольный, как кот, что съел ворованную сметану. Он явно гордился мной. А я думал только о ней. Только ее желал видеть, слушать ее чарующий голос, ловить ее беззаботный взгляд, но мне не везло. Как последний дурак я целыми днями слонялся возле института, но так ни разу и не встретил ее. Засыпая, я разговаривал с ней, рассказывал о моей любви, жаловался на злой рок, что не дает мне увидеть ее. Она жалела меня, но дело с места не двигалось.
Я забросил Танюшку, своих друзей, тренажерный зал, мне была нужна только она. Я ждал первого сентября, как манну небесную.
Мать начала беспокоится. Я плохо ел, мало спал и целыми днями пропадал неизвестно где. На подмогу она, как всегда, вызвала Аркадия. Тот уже стал серьезным человеком, папашей двух очаровательных девчушек и хорошим адвокатом. Во всяком случае, отбоя от клиентов у него не было.
В общем, Аркашке я рассказал все. Мне нужно было с кем-то поделиться. Он качал головой, смотрел на меня, улыбался и, наконец, выдал:
- Давай, парень, твое дело молодое. Только не веди себя, как рохля. Подумай, что ты ей скажешь при встрече, а то будешь опять ерунду молоть.
- А что ей сказать?
- Ты должен ее заинтересовать. Раз она красива, поклонников у нее море. Смотри, не утони в их числе.
Как всегда Аркадий был прав. Каким-то образом он видел то, что от меня было скрыто. И, вообще, я тупой, страшный, и к тому же рыжий. Разве такая красавица полюбит такого?

ЧУДО

Ну вот, наконец-то наступило 1 сентября! Я ног под собой не чуял от счастья, я знал, был уверен, что завтра увижу ее.
Никогда еще в жизни я не готовился так тщательно ни к одному мероприятию. Выбрал свою любимую рубаху, галстук поярче, начистил ботинки и уговорил мать отгладить, как следует, брюки. Утром посмотрел на себя в зеркало и, в общем, остался доволен.
Высокий, стройный пацан с голубыми глазами и твердо сжатыми губами, а над ними усики, правда, едва заметные. Вот только рыжий, словно тот малый из мультфильма. Помните, «рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой»? Хорошо хоть веснушек почти нет, а так был бы полный кошмар.
Махнул я рукой и пошел себе… в МВТУ, в первый раз, на первый курс. Молодец я все-таки, без всяких проблем, раз и студент.

Но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться.
Вечером я чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Мне хотелось выть, орать, кидаться на стены,… я так и не встретил ее…
Как последний дурак, обегал весь институт, заглянул почти в каждую аудиторию, пару раз заблудился, но все усилия оказались напрасны. Ноги гудели, голова болела, а из глаз чуть ли ни капали слезы.

Приехал домой, а там праздник. Отец в мою честь бутылку вина купил, мать приготовила мой любимый плов, а я сидел за столом, как дубовая чурка, и чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.
Отец что-то понял и как бы промежду прочим неожиданно выдал:
- Влюбился, сынок?
- Не говори ерунды, - окрысился я. – Просто устал.
- Иди, ложись спать. Утро вечера мудренее, завтра все будет хорошо, - не поверил он мне.
Точно Аркашка. Вот предатель, наверняка, всё ему рассказал. И доверяй после этого людям.
- Пойду, проветрюсь, - отозвался я, и пошел собираться на улицу.
Первый раз в жизни мне хотелось напиться до поросячьего визга. Тем более, как и где я знал. У Татьяны сегодня был день рождения, и я решил ее поздравить, а заодно и смыть свою печаль.

- Привет. Поздравляю тебя с днем рождения. Желаю счастья, - выдал я, протягивая букет из хризантем.
Она улыбнулась. Ее глаза смотрели на меня и говорили столько хорошего, что мне стало стыдно за свое долгое отсутствие.
- Привет, проходи, - отозвалась она, принимая цветы. – Почему так долго не заходил? Я соскучилась.
- Дел было море, - напряженно отозвался я. – К учебе готовился.
- Ты… готовился? – Удивленно переспросила она.
Я кивнул головой.

Слава богу, больше она ничего не успела сказать. Вылетел Колька и, увидел меня, заорал: - Кого я вижу! Ребята, Туманов пришел!

Время мы провели неплохо. Напиться мне так и не довелось, как-то не до того было. Тем более Татьянины родители смотрели на меня, как на героя, и мне пришлось вести себя соответствующе.
Где-то через час мне полегчало, а еще через час мы пошли на улицу, и первый раз в жизни я понял, что значит, когда тебя любит девушка.
В общем, я старался соответствовать. Мне пришлось ухаживать за Татьяной, как за принцессой. Ребята посматривали на нас с легкой завистью, и мне это было приятно. А Татьяна молола всякую чушь, но при этом выглядела столь очаровательно и смотрела на меня такими глазами, что я ни за что на свете не согласился бы ее разочаровать.
Прогуляли мы почти до двух.
Придя домой, я сразу же завалился спать и мгновенно заснул, чего не было уже много дней.

Утром я решил махнуть на все рукой. Что толку мучиться? И, приехав пораньше, отправился искать нужную мне аудиторию.
Раз поступил, делать нечего, нужно учиться, а не бегать как паршивая овца по всему зданию в поисках мечты.
Где-то через полчаса я был уже на подходе, как вдруг почувствовал, что не могу сделать ни шагу. В нескольких метрах от меня стояла она и очень мило беседовала с черноволосым молодым человеком.
Руки сами собой сжались в кулаки. Я сделал шаг и остановился, чувствуя, как струйки пота стекают по спине.
С собранными в хвост волосами, в светлой юбке, на каблуках она казалась совсем другой, но еще более очаровательной. В ней было что-то детское и беззащитное.
Я стоял и смотрел, не решаясь подойти ближе. Наконец она отвлеклась от своего кавалера, посмотрела на маленькие часики у себя на руке и тут… кинула взгляд в мою сторону.
Несколько первых секунд она явно не могла меня вспомнить, а затем, улыбнувшись, кивнула головой в знак приветствия.
На негнущихся ногах я подошел поближе и враз севшим голосом произнес:
- Привет. Как дела?
- Хорошо, - улыбнулась она. – Поступил?… Поздравляю.
- Спасибо, - отозвался я. И едва слышно добавил: - Я чуть не умер… - Не знаю, откуда я взял эту чушь. Просто слышал, что жалости все женщины покорны, и в голову в тот момент ничего больше не пришло. Я решил сыграть на самом доступном чувстве.
- Отчего? – С некоторым испугом поинтересовалась она.
- Перетрудился, - отозвался я. – Мне так хотелось учиться именно здесь, что я почти целый месяц не спал, все занимался, к экзаменам готовился.
Я уже понял, сколь трепетно она относится к Бауманскому и как им гордится. Один раз я допустил прокол, и сейчас решил исправить положение. И, как всегда, чуть было не перестарался.
- Ну и дурак. – Вмешался тут черноволосый. – Зря мучился, без здоровья тут ноги протянешь, так что забирай документы и вали туда, где полегче.
- Андрей, зачем ты так, - довольно резко остановила фея своего кавалера, ее глаза недовольно блеснули. – Раз хочет, должен учиться именно тут. Отдохнешь, окрепнешь, и все будет хорошо. – Она ласково, почти нежно улыбнулась мне. – Аудиторию ищешь?
- Да, уже полчаса.
- Какой номер?
- Двести третья, - сообщил я. – Заблудиться тут ничего не стоит, огромное здание и не одно, а целый город. Я сегодня пораньше встал, чтобы не опоздать.
- Ничего, через месяц привыкнешь, будешь все ходы знать. Это только в начале тяжело. Пойдем, я тебя провожу, двести третья рядом.
- Спасибо, - отозвался я. – А ты на занятия не опоздаешь? – Продолжал я строить из себя зубрилу.
Андрея чуть ли не перекосило от моих слов. Он не ожидал подобного развития ситуации. Оля ему явно нравилась, и он был готов в любую секунду поставить меня на место. Нахмурив брови и сжав губы, он делал все возможное, чтобы не изречь очередную глупость.
- Не волнуйся, успею. Пойдем.
Подобная заботливость переполнила чашу его терпения.
- Ты его за ручку возьми, - саркастически ухмыльнулся он. – А еще лучше под ручку, не дай бог, сознание потеряет, упадет от слабости. Вон, уже весь синюшный.
- Злой ты, Андрей. Вспомни себя на первом курсе… Скажешь, не боялся?
- Боялся, не боялся - не важно, а провожатых себе не искал.
- Ну и зря. – Выдала она ему, а затем: - Не обращай на него внимания. Пойдем, - и махнув рукой, пошла, вернее полетела. Шаг у нее был, как у королевы.

Я делал все, чтобы выглядеть как можно серьезнее.
- Какой у тебя предмет, - поинтересовалась она.
- Лекция по математике. А у тебя? – Спросил я, чувствуя, как гулко забилось сердце. Ответит или нет? Если ответит, выясню, в какой группе учиться, если же нет, придется узнавать как-нибудь по-другому.
- Основы электротехники, - отозвалась она.
- Основы электротехники?… А на каком курсе её читают?
- На втором.
- Ясно. Мне еще долго ждать… Очень хочется узнать побольше. На первом курсе всякую ерунду дают, скука.
Значит второй курс… Это же здорово, она чуть постарше меня.
- Ты на каком факультете? – Продолжила она расспросы.
- На приборостроении, - отозвался я, а затем мечтательно добавил: - Хочу программистом стать. Люблю стихи и программирование.
- Стихи… - Потрясенно спросила она. От неожиданности она остановилась и с некоторым интересом взглянула на меня. – А какие?
- Да, разные, а особенно Игоря Северянина, - сообщил я.
- Не читала, не знаю.
- Как же так?… Разве не слышала? – Сделал я удивленное лицо и продолжил:
«Ради шутки, ради смеха
Я хотел бы жить всегда.
Но ответило мне эхо:
- Да .

Повтори… еще… сначала…
Кто бессмертен, как мечты?
Снова эхо отвечало:
- Ты».

В первую секунду она обомлела, а затем с некоторым уважением отозвалась:
- Здорово. Только я их раньше не слышала. В школе мы… как ты сказал, его зовут?
- Игорь Северянин…
- … Вот-вот, Игоря Северянина не проходили, а читать самой не доводилось, времени не хватало.
- Зря, поэзия помогает жить, придает силы и вдохновение. Без нее у человека нет крыльев, он куколка, а не мотылек. Хочешь, я тебе завтра томик его стихов принесу? Уверен, понравится.

Не знаю, что меня натолкнуло на эту мысль, но вроде она оказалась удачной. Глаза у нее как-то странно потеплели, и она смотрела на меня уже без прежней самоуверенности бывалого студента. Я её явно заинтересовал. Она не чувствовала своего превосходства и даже немного робела. Я не стал развивать эту тему дальше, на сегодня хватит.
Хорошо, что хоть несколько строк вспомнились, а так, точно, погорел бы. Тысячу лет не читал ничего поэтического, надоело голову всякой чепухой забивать.
Я отрешенным взглядом окинул свою мечту и целеустремленно двинулся вперед.

Нагоняя меня, она с некоторой растерянностью произнесла:
- Спасибо, буду очень рада.
Продемонстрировать полное отсутствие интереса к поэзии в моем присутствии она, конечно же, не решилась.
- А где мне его тебе передать? – Поинтересовался я как бы промежду прочим.
- На красной площади, в полдевятого. Нормально?
- Красная площадь… - растеряно протянул я, - Но мы же тогда опоздаем, у меня в девять лекция по физике. Оттуда с полчаса ехать… - Продолжил я играть роль старательного ученика.
- Ой! Какая же я балда! Ты же первокурсник, и не знаешь, что красная площадь, это тут, внизу. Любого спроси, покажет.
Я изобразил некоторое сомнение, хотя прекрасно знал, где она назначила встречу. Как-никак, разыскивая ее, я облазил снизу доверху всё здание, и ориентировался совсем неплохо.
- Ладно, давай встретимся на перемене, я тебе покажу. А сейчас скорее пошли и так опоздали.
С беспокойством я взглянул на часы и чуть ли не бегом кинулся в сторону своей аудитории. На моем лице проступило волнение.
Долетели мы за полсекунды.
Очень вежливо я поблагодарил ее за внимание, после чего мы договорились встретиться тут же сразу после лекции.

Не знаю, как я просидел эти несчастные полтора часа. Конечно же, я не слышал, о чем говорил профессор в черном костюме, черных ботинках, и в белых носках, с зеленоватыми волосами. Мне казалось, что время остановилось. Но вот, наконец, все позади, и я пулей вылетел за дверь. Она была уже там.
- Пойдем, только быстро. У нас сейчас английский начинается, тетка зверь. Чуть опоздаешь, со свету сживет. – Сообщила фея и направилась к лестнице.
Пулей мы спустились на первый этаж. Она показала мне бюст Баумана, прочла краткую лекцию на эту тему, и мы побежали назад.
На прощанье я улыбнулся и вежливо с поклоном, как тогда на экзамене, попрощался:
- До завтра.
- До завтра, - отозвалась она и застучала каблучками.

Что мне ночью только не снилось… То я лез на огромную гору и, добравшись до вершины, не знал, как спуститься. То парил, как птица под облаками, и не ведал, что я тут делаю.
Правда, где-то рядом всегда был этот черноволосый… Как его?… А, Андрей,… и вечно пытался выкинуть какую-нибудь пакость: то столкнуть меня вниз, то подбить камнем.
В общем, проснулся я живой и здоровый в пять часов утра. Заснуть дальше так и не смог. Заколдовала она меня, точно заколдовала.

Томик я ей передал, как договаривались в полдевятого, и нарассказывал кучу всякой ерунды. Она меня слушала с открытым ртом, забыв обо всем на свете. Впечатление на нее я произвел и, по-моему, сильное.

ОБЛОМ

Но в жизни не бывает все хорошо. Я думал только о ней. С каждым днем она казалась мне все ярче и интереснее. Ольга не походила на других девчонок, не было у нее самозабвенной влюбленности в себя. Как ни странно, она не придавала своей внешности серьёзного значения, до неё я такого не встречал. Обычно девчонки только и думают о том прыщике, что вскочил на носу, и сразу впадают в истерику. А её не заботила прядь волос, неожиданно выбившаяся из-под шапки, или дождь, который мог испортить прическу. Она не обращала внимания на такие мелочи. И ещё, её интересовало многое. Я ей даже пару своих идей выдал относительно квантовой теории поля. Она слушала, открыв рот. И сделала несколько замечаний, в общем-то, не глупых. Я был уверен, что мы нашли друг друга. И по этой причине я опять завалил зачет, пятый по счету. Если предки узнают, с ума сойдут. Я прекрасно понимал, что меня могут отчислить. У нас строго, три хвоста и адью…
Только, что тут сделаешь, если в голову ничего не лезет.
Вот и в тот вечер после занятий мы собирались в консерваторию, там какой-то хор мальчиков пел. Я к мальчикам, конечно, равнодушен, но с ней и на хор дедушек пошел бы.

- Привет, я соскучился, - дождавшись её, выдал я, скрывая счастье в глазах.
Вот только обидно, приходилось постоянно держать себя в руках и играть роль богом обиженного идиота, который только и мечтает почитать что-нибудь поэтическое или позаниматься чем-то серьезным. Даже на дискотеку мы так ни разу и не сходили, то в театр, то на выставку, то на концерт классической музыки. Не жизнь, а кошмар. Разве это жизнь в Третьяковской галерее, среди бабушек, дедушек и дурацких картин?… И поцеловать её так ни разу не довелось. В стихах все больше про платоническую любовь, а если что посерьезней, так там язык не тот, порядочной девушке такое не почитаешь.

Я смотрел на свою мечту, и что-то в её лице начинало меня тревожить. Почему-то в тот день она была сама не своя, смотрела и словно глазами буравила.
- Привет… - Отозвалась она, и тут же выдала: - Математику, говоришь, любишь?
В первую секунду я растерялся. Что сказать?… Неужели что-то узнала, и я решил сказать правду:
- Да, люблю…
- И физику?
- Да… А что?…
- Значит, любишь, а зачеты сдать не можешь?… Мне Андрей сегодня всё про твои художества рассказал. Зачем ты мне лгал?
Да, положение хуже некуда, влип, как мальчишка.
На первые пару зачетов я просто не пошел, лень было, а последние честно завалил. Ни бельмеса не понял, что от меня преподаватели хотели. Я им и так, и этак, а они смотрят и головами качают, подучи, мол, еще, браток.
- Да, ерунда… - протянул я с несокрушимой уверенностью. – Сдам на следующей неделе.
- Может, сдашь, а может, нет, только мне всё равно. – Неожиданно выдала она.
- Не бери в голову… - Попытался я взять ситуацию под контроль.
- Я и не беру. Извини, Иван, мне пора на занятия. – И тут она развернулась и пошла,… пошла не оглядываясь.
Сердце словно остановилось. Я бросился следом.
- Оля!… Оля!… Стой!… Хочешь, я все предметы на пять сдам?… Хочешь?
- Делай, что хочешь, а меня оставь в покое. С лгунами я просто не общаюсь! – Жестко выдала она и застучала каблучками. А я так и остался стоять с открытым ртом.
 
«Ничего, как-нибудь выживем, - успокаивал я себя. - День, другой, и всё забудется». Долго обижаться она не умеет, это я точно знал. Только нужно взяться за ум и заткнуть все дыры, а так и с любимой девушкой поругаешься и из университета вылетишь. Тогда точно камень на шею и в воду.

В общем, я взялся за ум. Через неделю сдал все зачеты и один экзамен на пять. Хорошо, что у меня голова хорошая, иначе хана, времени просто не хватило бы. Тем более такие чудики есть, в страшном сне не привидятся.
Один вредный лектор долго меня мурыжил, никак не хотел по-доброму отпускать, все пытался на ерунде подловить. Доказывал, что раз я на лекции не ходил, значит ничего не знаю. Я ему и так, и этак, а он опять ни в какую. Но все же, решив семь задачек в подряд, одна сложнее другой, и ответив на все вопросы, я доказал ему, что он не прав.
Посмотрел он на меня, посмотрел, махнул рукой и говорит:
- Иди, но больше мне на глаза не попадайся, иначе завалю. Жаль, когда неплохая голова дураку достается. Так-то вот, парень.
Поблагодарил я его и дал деру.

Ура!!! Выкрутился! Теперь нужно зачетку Ольге предъявит. Пусть посмотрит, порадуется на мои успехи, а то не жизнь, а мука сплошная.

Нашел я ее на четвертом этаже, у аудитории, где они сдавали экзамены. Как оказалось, экзамен она уже сдала и собиралась домой. Вид у нее был утомленный и немного грустный. Я понял, вот он шанс, сейчас я ей настроение улучшу.
- Привет! – Улыбаясь, выдал я.
- Привет, - сердито отозвалась она.
- На что сдала?
- А тебе какое дело? Иди, куда шел. – Равнодушно, чуть презрительно выплевывала она слова. И тут я, вдруг, понял, что она меня не простила, что моим надеждам не суждено сбыться. Сердце сдавила боль.
- Зачем ты так, Оля? – Умоляюще прошептал я.
- С такими как ты по-другому нельзя. Уходи, - твердо, без тени сомнения приказала она и отвернулась, запихивая книжку в сумку.
Все, это конец. Нет, так быть не должно, без неё мне не жить.
- Оля, - взмолился я, - Прости меня. Такого больше не повториться. – Я вытащил зачетку и протянул ей. – На, посмотри, я все зачеты сдал, а сегодня пять по физике получил. Прости меня…
- Мне не о чем с тобой говорить, Иван. Пойми, разве могу я тебе поверить? Сколько глупостей ты мне нарассказывал, а я, как последняя дура, слушала и верила, - она тяжело вздохнула, – Мне стыдно за себя.
- Оля, я же тебя люблю…
- Не верю, Иван, не верю, прости, - и, закрыв сумку, она сделала шаг в сторону.
- Не уходи, - взмолился я, придерживая ее за руку, и тут рядом раздался пренеприятнейший голос:
- Ты чего к нашим девчонкам пристаешь, болтун несчастный?
Я развернулся и в метре от себя обнаружил Андрея.
- Так это ты не поленился в деканат сбегать и всё разузнать о моих успехах? – Спокойно, даже несколько иронично поинтересовался я.
- Я, а что тут такого?
- Да ничего, только имя у тебя не Андрей…
- Почему? – Слегка удивился он.
- А потому что ты - Павлик, Павлик Морозов, а проще проныра и стукач.
Окружающие уже давно прислушивались к нашему разговору. До этого они точно были на его стороне, но после моего выпада, мнения разделились. Некоторые по-прежнему считали, что нечего первогодкам в их кругу делать, а некоторые, скривив губы, уничижительно поглядывали на Павлика-Андрея.
- Иди, Павлик, своей дорогой, не мешай разговору, - по-человечески попросил я его. Он нахмурил кустистые брови и шагнул на меня.
- Пошел вон, малявка, - прорычал он, - А то уши сейчас надеру!
- Попробуй, - рассмеялся я. Сладить ему со мной будет непросто, я и не таких обламывал.
Я тоже сделал шаг, и мы уперлись грудь в грудь.
- Немедленно прекратите! – Вмешалась Ольга.
Но мы продолжали молча поедать друг друга глазами. Я съел бы его целиком, за те муки, что он мне причинил.
- Вам, что не ясно! – Вновь вступилась Ольга и, подойдя к Андрею, взяла его за руку.
- Не связывайся с ним, не стоит спорить с лгунами. – Заявила она и, грустно улыбнувшись, попросила: - Лучше проводи меня до аудитории.
- Таких, как он, нужно ставить на место, - отозвался соперник, - Он хам и проныра. Пусть осознает, что о нём думают окружающие.
Улыбка сползла у меня с лица, руки сами собой сжались в кулаки, и, размахнувшись со всей силы, я заехал ему в глаз.
Такого я честно не ожидал. Это получилось как-то само собой, непроизвольно.
Он упал. Первый раз в жизни я ударил человека по лицу.
Народ охнул. Никто не ожидал такого развития событий, я и сам не ожидал.
- Негодяй! – Крикнула Оля, бросаясь к поверженному врагу. Тот пошевелился и привстал на локте.
- Я тебя убью, - пообещал он, пытаясь подняться.
- Ты сначала кости собери, а потом выпендривайся, - откликнулся я достаточно весело, хотя на душе кошки скребли. Оля, моя Оленька смотрела на меня такими глазами, что мне хотелось сделать себе харакири.
- Ты не только лгун и болтун, ты еще хулиган и… драчун…
- Да, я лгун, - подтвердил я, - Болтун, хулиган! - И громко на весь холл выкрикнул: - И вдобавок ко всему - я тебя больше жизни люблю!!!
Народ после этих слов впал в экстаз, этого я, правда, уже не видел. Предательские слезы навернулись на глаза, и мне пришлось уносить ноги. Пулей я промчался по коридорам и вылетел на улицу.
Ветер и снег несколько остудили мой пыл, но отнюдь не утешили.
Возникло желание порешить все вопросы одним махом, для чего найти мост повыше или трамвай, бегущий по рельсам в заснеженном полумраке, и айда в неизведанное. Возможно, так я докажу ей свою любовь и, наконец-то, расстанусь с надоевшей тоской, что сводит с ума. Но какая-то часть меня не желала сдаваться, и потому к ночи в добром здравии я добрался до дома.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

В первые дни я чуть не сошел с ума, не ел, не спал, не разговаривал, молчал и думал, а в думах бился как рыба об лед. Ради неё мне хотелось взойти на костёр, отдать самого себя до последней капли крови за её добрый взгляд, но она не желала меня знать, ей были безразличны я сам и мои муки.

Родители перепугались вконец и, как всегда, позвали на помощь Аркадия. Он приехал не один, а со Светланой. Она почти не изменилась. Была все такая же стройная, симпатичная, да и характер остался прежний. Чуть, что не так, сразу улыбка на губах, а в глазах чертики пляшут. Слово скажет, и не знаешь, то ли смеяться над собой бестолковым, то ли обидеться на весь мир и уйти, хлопнув дверью.
Правда, это я через чур, до обид она никогда не доводила, все заканчивала миром. Но свое головотяпство, отсмеявшись, я всегда ощущал очень остро, и стыдно становилось до слёз, все люди как люди, один я дурак дураком.
Повезло Аркашке с женой, чертовски повезло. Не опереди он меня, я бы точно в нее влюбился. Не зря я ей в детстве белых голубей подарил, когда они к нам в кухню залетели. Правда, пока ловил, стол от югославского гарнитура сломал и сам чуть не убился. Повезло, но относительно. Отец вечером чуть уши не оторвал, когда обнаружил его хромоту. Но стол - ерунда, это, точно, была примета, что она моя суженная. Я потом долго думал, что повенчаемся мы с ней и будем жить поживать, да добра наживать, правда, было мне тогда лет десять.

Выглядела она в этот раз особенно классно, но я изменил всегдашней привычке и не сделал ей комплемент. Оценив моё аморфное состояние, она выдала:
- Налейте ему рюмку коньяка, он на ногах едва держится.
Ее приказание как всегда исполнили беспрекословно и родители, и я. Пришлось проглотить эту гадость, а она завела меня в комнату и приступила к расспросам. Аркашка остался на кухне с родителями.
Тепло растекалось по телу, горло слегка пощипывало, голова шумела. До этого я попробовал как-то водку, гадость порядочная, и голова от неё чумная, а коньяк и того хуже. В жизни больше в рот не возьму.
- Что случилось? – поинтересовалась Светлана.
Я молчал как истукан. Да и что я мог ей сказать? Песня оборвалась на взлете, и я как сокол с подбитым крылом рухнул в море.
- Поверь, жизнь на этом не кончилась, простит она тебя, обязательно простит, - неожиданно выдала она.
- Да уж, конечно, - не согласился я с ней.
- Хоть ты и порядочный проходимец, но что-то в тебе такое есть, что мимо пройти тяжело.
- Я ее обманул…
- И что?…
- Она сказала, что знать меня больше не желает. И еще… я подрался…
- Да, парень, - отозвалась Светлана, - Натворил ты дел. Как же ты ее обманул?
- Строил из себя Кулибина, а сам вовремя не сдал ни одного зачета. Ей донесли, и я влип, теперь она считает меня хулиганом, вруном и бездарем…
- Докажи ей обратное, ты можешь.
- Теперь я всё сдал, а ей по барабану.
- А ты не останавливайся на достигнутом, что ей твои зачеты? Докажи, что ты Кулибин.
- А что это даст? – С некоторой надеждой откликнулся я.
- Убеди её, и она поверит в тебя и тебе. Это единственный шанс, и ты должен его использовать.
Я смотрел на нее, пытаясь оценить поступивший совет. Она женщина, значит, лучше меня понимает, что они думают и, следовательно, как себя ведут.
- Пойми, - продолжила она, - Каждая из нас ищет своего единственного и неповторимого, самого умного, самого интересного, самого желанного. И когда, вдруг, оказывается, что перед ней мираж, сильно расстраивается. Докажи ей, что ты не мираж, а личность, человек, и она вернется к тебе. Ты сможешь.
- Думаешь, - протянул я, ощущая её правоту.
Ольга, конечно, так просто меня не простит, характер не тот, и больно здорово я ее обидел. Она считает себя полной идиоткой, раз не раскусила меня изначально. Общаться с парнем, который не сказал ни слова правды для женщины невыносимо. Сам слышал, женщины любят не глазами, а ушами, нужно ей доказать, что всё сказанное мной – правда. Только так я смогу заслужить её прощение, все остальные пути закрыты. Придется зубрить, ходить на лекции, стать ботаником.
Да,… хрен редьки не слаще, но делать нечего, «назвался груздем, полезай в кузовок».
Неожиданно я почувствовал зверский голод.

В общем, Светлана, как всегда, наставила меня на путь истинный, и я взялся за дело. Первые несколько дней я часов по двадцать листал учебники, учил, решал, и в среду на экзаменах блистал, как медный пятак. Преподаватель остался доволен, а я, как ни странно, спокоен.
Конечно, мне было приятно, когда меня похвалили. Приятно, что девчонки и ребята из нашей группы перестали смотреть на меня как на пустое место. Они решили, что я несколько странноват, раз завалив пять зачетов в подряд, получаю на экзамене уже вторую пятерку, причем с шиком. Маша, староста группы, даже улыбнулась, и попросила помочь с задачкой по математике, что я конечно и сделал с большим удовольствием.
Но это было не самое главное, самое ужасное случилось потом.
Математика у нас стояла в расписании в субботу, причем ни свет - ни заря. Этот предмет меня никогда не пугал, но, собираясь с утречка пораньше, я почувствовал холодок в груди. И, увы, оказался прав…
Засунув нос в аудиторию, я обнаружил за преподавательским столом того самого лектора с зелеными волосами.
В первый момент от испуга я чуть не дал деру, но потом гордость взыграла. Решил биться, как тигр, пусть попробует завалить, тем более за соседним столом сидел незнакомец в сером костюме довольно приятной наружности. «Вдруг повезет, и попаду к нему», - подумалось мне, но, увы, надеждам не суждено было сбыться.
Когда меня вызвал лектор, я чуть не расплакался. Ну почему мне так не везет?
Я встал и с окостенелой спиной направился к столу.

- Так, Туманов, - протянул он и, подняв глаза, выдал: - Снова вы… Не повезло вам, батюшка, очень не повезло…
- Что же делать, - выдохнул я и приступил к ответу.
Буквально на третьем предложении он меня прервал:
- Достаточно,… это вы могли и списать. Покажите, пожалуйста, решение вашей задачи.
Честно говоря, увидев его за столом, я на всякий случай решил применить свой излюбленный способ добиваться желаемого. Задачку я решил тремя разными способами. Один лучше другого.
- Так, - протянул он и, подняв глаза, выдал: - Не плохо, но и не хорошо…
- Почему? – Удивился я.
- Применив эту формулу, - он тыкнул ручкой во второе решение, - Вы не учли погрешность.
- Но ведь ответы совпали, значит, все правильно. - Не согласился я.
- Знаешь, парень, в чем твоя беда?
- В чем?…
- Ты по верхам лазаешь, не даешь себе возможности подумать, а математика вещь серьезная, она не любит ремесленничества.
Чем-то его слова задели нужную струнку в моей душе. Я посмотрел на него и выдал:
- Дайте мне еще пару задач. Я постараюсь отнестись посерьезней. – Бог мой! Кто меня – дурака за язык-то тянул?
- Задач… Честно говоря, я хотел поставить вам пять и отпустить на все четыре стороны. Но что делать? Если хочешь, получи.
Он склонил голову и принялся что-то царапать на листочке.
Почему-то его слова о пятерке меня совсем не обрадовали. Конечно, пять - хорошо, но ведь и этот дядька считает меня тупицей и тунеядцем. А больше я на такое не согласен, достаточно Ольги. Я ничем не хуже других, а может быть даже и лучше. Во всяком случае, две пятерки у меня уже есть, а от третьей я только что отказался.
Ну и ну, наконец-то дошло до меня. Что же я натворил? Можно, конечно, лбом стены прошибать, но когда совсем невтерпеж, а мне-то и надо было пять балов в зачетке. Купил он меня, ох купил, теперь точно срежет. Скажет, зарвался пацан, бери свои три и вали отсюда.
Взяв листок, я отошел к столу и взглянул на задачи. Сердце остановилось… «Мы ведь такого не проходили», - захотелось мне крикнуть ему в лицо, но я сдержался. Сел, обхватил голову руками и почувствовал себя полным неудачником. Первые пять минут я решал, что делать. То ли сразу признаться в полной несостоятельности и, получив свой банан, покинуть аудиторию. То ли поседеть еще полчаса и написать хоть какие-нибудь глупости, а потом сказать, что этого он нам еще не давал.
Я смотрел на свой листок и не знал на чем остановиться, и тут шальная мысль пришла в голову: «А почему бы не попробовать решить хоть одну из них? Тем более вторая вроде полегче». И я начал…

Я забыл обо всем на свете, забыл об экзамене, преподавателе, Ольге, своей пятерке, я бился как зверь, не видя, как один за другим ребята из нашей группы получают свои пятерки, четверки, тройки, двойки, и покидают аудиторию.
- Ну что?… - Услышал я знакомый голос над головой. – Может на сегодня хватит?
Я поднял глаза и, забыв, что он преподаватель и мой мучитель, спросил: - Слушай, а этот логарифм тут пройдет?
Он сел на соседний стул, взял исписанные мной листы и принялся их изучать.
- Вот здесь у тебя ошибка, - сообщил он мне, - Но в целом неплохо. Знаний, конечно маловато, но желание есть, а логарифм тебе не поможет. Решение тут очень простое, жаль, что не смог…
И тут меня словно что-то ударило. Я вырвал у него листок и буквально в пяти строках нацарапал формулы. Потом поднял голову и гордо спросил:
- Так?
- Так, так. Вот что, парень, ты должен два раза в неделю приходить ко мне на кафедру на занятия, иначе я с тебя с живого шкуру сдеру, понял?
Я потерял дар речи и смотрел на него выпученными от возмущения глазами, не зная, что сказать. Надо же так нарваться.
- Хорошо, я буду приходить к вам на кафедру, - выдавил я и проскулил: - Неужели я так плохо знаю математику?
- Почему плохо? - С издевательской улыбочкой поинтересовался он. – Конечно, знаний у тебя кот наплакал, а ладно, - он махнул рукой, - Буду сегодня добрым, поставлю тебе пять, но знай, ты мне обещал, а математику вам учить еще четыре семестра. Так что учти, парень.
- И когда… мне приходить? - С горечью поинтересовался я.
Он достал свою записную книжку, что-то долго там искал, листал и, наконец, сообщил:
- В субботу в три.
- В субботу?… - Протянул я. Да, хуже не придумаешь, но делать нечего, попался, как мышь в мышеловку.
Только потом я понял, что судьба подарила мне шанс. Как оказалось, Марсель Янович был лучшим преподавателем в вузе, вел несколько интересных тем и еще успевал подбирать таких дураков как я. Его муштра и мои труды через пару лет сделали из меня неплохого математика, во всяком случае, мне так казалось. Диссертацию я начал готовить на третьем курсе, а после получения диплома без проблем поступил в аспирантуру. Это позволило мне решать самому, чем я хочу заниматься, и выделило из толпы таких же лобастых мальчиков. На меня стали смотреть, как на восходящую звезду, и я прилагал огромные усилия, чтобы не обманывать больше ни чьих ожиданий. Достаточно было одной Ольги.
Хотя тогда моё геройство меня не спасло, но обо всем по порядку.

ДОПРЫГАЛСЯ

Мне повезло, и все следующие экзамены я сдал без проблем. В моей зачетке стояли одни пятерки, но увы, Оля сторонилась меня по-прежнему. Я старался изо всех сил, трудился, как вол, но все было напрасно, она упорно не желала смотреть в мою сторону. Только Андрей поглядывал на меня с некоторой опаской, видимо, вспоминая давнишний фингал.
Наконец, я понял, что дальше так продолжаться не может. Окончательно меня вывел из себя один белобрысый. Нахальный такой, лохматый, он шатался с ней под ручку и одаривал меня улыбкой победителя. Когда она пару раз продефилировала мимо меня чуть ли ни в обнимку с ним, я понял, нужно что-то делать, иначе я потеряю ее окончательно. Но что предпринять, я не знал. В голову лезла всякая муть.
Может мне подкараулить ее ухажера и надавать ему тумаков?
Драка, конечно, не лучший способ помириться с девушкой, которая и так считает тебя хулиганом, но других идей не было. Правда, для начала я решил еще раз переговорить с ней.

Вернуть любимую девушку, все равно, что выиграть битву. Это я уже понял, только пока не довелось испить радость победы. Пока я только проигрывал, и с каждым разом боль была все сильнее.

Наконец я подкараулил ее у самой проходной.
- Оля, подожди минутку, - остановил я ее.
- Что тебе нужно? – Отозвалась она недовольно. – Я тебе всё объяснила, разговаривать нам не о чем.
- Оля, я понимаю, что совершил ошибку…
- Ошибку? - Усмехнулась она.
- Ну не ошибку, пусть преступление… Ведь именно так ты называешь мою дурацкую выходку? – С нескрываемой обидой поинтересовался я. – И поставила на мне жирный крест, решив, что я недостоин тебя, потому что лгун, драчун и задавала… Так, да?…
- Иван, к чему ворошить прошлое? Что было, то прошло, и уже давно…
- Прошло, да, прошло? - Едва сдерживая себя, прошептал я. – Я как последний дурак зубрил всю эту белиберду, мотался на кафедру, старался быть первым… И, в принципе, мне это удалось. Ты понимаешь, я лучший, лучший на курсе?
- Ну и что? Тебе, что памятник поставить или медаль на грудь нацепить?… Ты пришел сюда учиться. Понимаешь? – С напором поинтересовалась она, а затем по слогам закончила: - У-чи-ться. Вот и учись, а от меня отстань.
Боже мой, боже мой… Что делать? Я смотрел на нее глазами раненного оленя.
Как она прекрасна и как недоступна. Жизнь… Что такое жизнь без нее?… Мука, сплошная мука. Как она не может понять, что ее улыбка, ее глаза - все для меня.
- Я… тебя больше жизни люблю,… любил,… и буду любить… - Вдруг выдал я. - И глупости натворил только из-за любви к тебе. Просто дурак был, не знал чем тебя привлечь, вот и попал. А ты,… ты…
Махнув рукой и размазав непослушные слезы по лицу, которые вдруг хлынули в три ручья, я бросился прочь. Мне не хотелось, чтобы она заметила мою слабость. Я ругал себя, проклинал, обзывал нытиком, но, увы, сделанного не воротишь. Расплакался, как глупый пацан, у девчонки на глазах, не использовал свой последний шанс, проиграл в чистую.
Я не видел, как дрогнуло её лицо, как исчезла маска безразличия, она сделала шаг, еще шаг… и крикнула мне в след:
- Иван…

Этого я не слышал. Бегом я рванул к метро. В кармане у меня завалялся стольник, и, зайдя в первую попавшуюся забегаловку, я заказал кружку пива и сто грамм водки. Мне захотелось хоть как-то заглушить боль, поскорее выкинуть свою неудавшуюся любовь из головы.
Страшная мука видеть ее по ночам, и просыпаться с ее именем на устах, а, открыв глаза, понимать, что она мне только приснилась.
Если вначале еще жила надежда, что день, неделя, месяц, и она забудет, простит, то с каждым уходящим днем надежда таяла, как весенний снег.
Учеба, друзья, успехи…, зачем мне все это? Если нужна только она, моя фея, моя судьба.

Водку я вылил в пиво и залпом выхлебал все содержимое.
Голова закружилась, тепло разлилось по жилочкам, и мне чуть-чуть полегчало. Порывшись по карманам, я обнаружил еще пару потертых десяток, и решил повторить.

***
- Иван… Иван… - Услышал я сквозь сон приглушенный шепот.
Ну вот, поспать не дают, сволочи.
- Что тебе? – Недовольно отозвался я.
- Не убивал я Катьку.
Сергей… Не спится ему бедолаге. Конечно, поспи тут, когда такой грех за душу тянет.
- А улики?…
- Бывал я у её братца, травку пару раз покупал. Вот и наследил.
- А кровь? – Не сдавался я.
- На куртке… Так это Катька как-то палец порезала, пришлось перевязывать.
- Врешь, - не сдавался я.
- Ей богу, не вру. Не мог я девчонку убить, она же совсем ребенок, лучше сразу в петлю. Маленькая, симпатичная и рыжая, как ты. Я ей даже мороженое покупал, она шоколадное любила. – И он как-то странно всхрапнул.
- А кто же тогда?… Знаешь?
Братец у нее не подарочек. Он не только травкой приторговывал, но и покрепче ширялся. Шпаны у него знакомой пол города. – Поделился он. - Может кто-то из них. Когда ломка приходит, мать родную на куски порвешь, лишь бы дозу достать. Думал, она в курсах, а она не знала, совсем ребенок… была. – Он опять всхлипнул. – Я не наркоман. Хочешь, вены покажу? Не одного укола нет. Так, побалдеть чуток, курнуть самокруточку, куда не шло. А колоться, ни в жизнь. Теперь и с этим завяжу, если живым отсюда выберусь. – Он замолчал на мгновение, а затем напряженным шепотом продолжил: - Михей меня убьет? Ты как думаешь? - Задал он волнующий его вопрос.
Пугать мне его не хотелось, но дед слишком зло посматривал на него.
- Поговори с ним, расскажи обо всем, - предложил я. - Не то он выкинет пакость, заводной больно.
- Думаешь, я не пытался, сколько раз. Он на меня даже смотреть не хочет, записал в наркоманы и душегубы, и всё тут.
- Да… - протянул я. – Беда.
- Слушай, Иван, поговори с ним сам, тебя он точно послушает.
От его предложения мне поплохело. Что я могу ему сказать? Сергей, мол, хороший, он покойницу шоколадным мороженым угощал. Он точно решит, что с головой у меня туго. И чем все кончится, одному богу известно. Нет, вмешиваться в это дело никак нельзя, своих проблем по горло.
- И как ты себе это представляешь? – Поинтересовался я.
Сергей тяжело вздохнул.
- Тогда мне конец, - надрывно выдохнул он.
- Ладно, не переживай. Чего-нибудь придумаем, - буркнул я, не подумав.
Что у меня за характер? Язык мой – враг мой. Все люди, как люди, а я в каждой бочке затычка. Чуть, что не так, меня аж всего ломает.
- Давай спать, - предложил я. – Утро вечера мудренее.
- Боюсь… - Откликнулся Сергей, - Вдруг, не проснусь.
- Не бери в голову, - остановил я его. – Михей тоже не дурак. Понимает, случись что с тобой, ему на свободу сроду не выйти.
- Ему и так не выйти. Он же несколько человек замочил. Так что одним больше, одним меньше, какая разница?
- Не мели ерунды! – Возмутился я. – Ложись к стенке, а я в проходе лягу. Так что если кто полезет, обязательно на меня наступит.
- Ладно, - обречено согласился Сергей, - Хоть бы отсюда живым выбраться, а на свободе я что-нибудь придумаю.
Через несколько минут мы затихли.

Утром, слава богу, проснулись все живы и здоровы. Посмотрел я на Сергея и понял, бедолага парень, мало того, что в тюрягу попал, так еще не знает, будет ли к вечеру жив и проснется ли утром. Да, это не жизнь, злейшему врагу такого кошмара не пожелаешь. Мне еще повезло, ко мне вроде сносно относятся, а ему каково?
И решил я с дедом поговорить.

Позавтракал я какой-то поганой вермишелью. Жидкая, словно суп, вареным луком воняет. Запил чаем из веника и был готов к разговору.

- Извините, можно вас кое о чем спросить? – Очень интеллигентно обратился я к Михею.
- Что тебе, Рыжий?
- Сергей вас боится, сильно боится.
- Правильно делает, - буркнул дед. – Таких гадов как он, нужно давить в зародыше.
- А почему вы уверены, что именно он убил девочку?
- Что тебя, парень, волнует? Решил встать на защиту слабых и сирых? - Дед насмешливо улыбнулся. – Зря. Такие как он, всегда сухими из воды выходят, и без тебя он справится. Отец у него шишка в прокуратуре. Раз уж сынка тут держат, точно, на нем что-то есть, иначе поминай, как звали. Вот так, Рыжий, ты лучше о себе подумай. Что будешь делать, когда на зону отправят?
Я расстроено пожал плечами.
- Может, меня выпустят, - протянул я. – Милиционер тот жив и здоров, я ему чуть-чуть кожу бутылкой содрал.
- Дай бог, - откликнулся дед. – Но если что не так, говори, что мы с тобой кореши. Меня многие знают, авось не будут зря злобствовать.
Я был ему благодарен за добрые слова, но мой дурацкий язык тем временем продолжал молоть:
- Сергей говорит, что улики липовые. Кровь на рукаве старая и следы тоже. Он к ее брату частенько захаживал.
- Что тебе этот нарик дался? – Сморщился дед. – Навязчивый ты, Рыжий, я с тобой по-хорошему, а ты прешь как танк.
- Извини, Михей, просто, жаль парня. Он ни есть, ни спать не может, трясется весь как осиновый лист. Жаль мне его.
- Ишь, жалостливый какой выискался. А подумай, что если он ту девчонку замучил? Будет тебе его жалко?
 Меня всего передернуло. «А если Сергей? Если он ей глаза выкалывал, пальцы резал. Брр…».
- Нет. – Твердо заявил я.
- Так вот, Рыжий, мне друган маляву прислал, видел он его там. Он тоже ширяется помаленьку, и в тот день на ту хату попал. Так вот, этот убивец из квартиры выскочил белый весь, глаза бешеные.
Пошел друган за дозой, а дверь открыта. Увидел весь этот кошмар и деру. Дурак, что в ментовку не позвонил. Быть может, спасли бы девчонку. Хотя… - Он на мгновение замолчал, - Жизнь ей, точно, была бы не в радость. – Дед тяжело вздохнул. – Вот так, Рыжий, не верь всякой сволочи. Они в таких как ты, всегда себе защитников ищут. А потом сдадут и еще всех собак навешают. Будь осторожен, а то он и тебе змеюку подложит, не трепи языком. Понял?
Я кивнул.
Боже мой, надо же было так опростоволоситься. Ведь поверил, точно поверил, что это не он. Вот, паскуда…
Я кинул взгляд на унитаз, и наткнулся на глаза Сергея.
Он смотрел на меня, как больная собака, которая точно знает, что жить ей осталось совсем недолго.
Сердце заныло. Виноват?… Да, виноват, но что же теперь делать? Он должен сам понять, что натворил, и ответить за дела свои. Никто ему тут не поможет, но добивать его просто безбожно. Тем более мы не судьи.
- Пусть даже он, - неожиданно выдал я. – Думаешь, ему легко с таким жить?
Дед от удивления аж подскочил.
- Да, парень, с головой у тебя, точно, туго. – Он покачал головой. – Что же теперь его по головке погладить и пожалеть?
- Нет, не жалеть, но и убивать нельзя. Понимаешь, убивать нельзя, он должен сам осознать свою вину, пережить ту боль, что принес, и раскаяться.
Выдав эту фразу, я понял, что перегнул палку. Дед нахмурился.
- А что же ты сам человека бутылкой по голове шибанул? – Пряча гнев, поинтересовался он.
- Не знаю… - Отозвался я. – Бес попутал. – Я тяжело вздохнул. – Первый раз в жизни напился и натворил дел.
- Я в твоем возрасте тоже по дури попал, с двумя подонками схлестнулся. А потом поехало, покатилось, так всю жизнь и провел. На год на свободу, на пять в тюрьму. Аж привык. – Дед тяжело вздохнул. – Но слабого никогда не задирал, характер у меня не тот.
- А Сергей сейчас слабый. Он как побитая собака, только и ждет, когда его на живодерню сдадут.
- Ох, парень, - Михей покачал головой, - Хуже банного листа. Ладно, иди к своему дружку. Не буду я его трогать, пусть своей вонью тут воздух портит. Но если что выкинет, свободы ему не видать. Так и передай. И будь с ним поосторожней, а то он и тебя замажет.
- Спасибо, Михей, - поблагодарил я его и поплелся в свой угол.

***

Через пару дней я прижился окончательно. Тем более с воли мне наконец-то прислали вещички и кое-что из провизии, по-местному – калабуху. Пока делил, перезнакомился со всей братией. А потом начал потихоньку в карты играть. Делать-то нечего. Либо лясы точить, либо хоть чем-то себя занять. Вон Серегу уборщиком сделали. Он камеру каждый день моет и урну выносит. Хотел я ему помочь, ведро вынести, но куда там. Михей углядел и как рыкнет, я чуть замертво не свалился. Оказывается, по местным законам нельзя, не мое это дело. Пришлось взяться за карты. Хорошо Михей предупредил, что «на просто так» играть нельзя, не расплатишься.
Жаргончик у них тут клёвый, коли не знаешь, запросто впросак попадешь.
В карты мне сначала не везло, вернее, умения не хватало, а уже через день я без труда обыгрывал в пульку всю камеру. Сначала они думали, что мухлюю, даже обещали морду набить, но вступился Михей. Облазили они у него под присмотром мои карманы, и, конечно же, ничего не нашли. Здорово удивились.
За этот свой подвиг я разом прославился. Даже охранник стал на меня коситься, а потом предложил показать, как я это делаю. Обещал за науку две пачки сигарет и бутылку водки. Пришлось его огорчить. Курить я тогда не курил, а уж пить тем более долго потом не мог.
Так и жили.
Одно плохо, грустно было. А стоило подумать об Ольге, совсем невмоготу становилось.
Тем более весна уже наступила. На воле птицы запели, ручейки побежали, а для нас весна - беда, духотища, в камере не продохнуть. А когда после бани навешают мокрых порток, совсем невмоготу.
От безделья в голову разные глупости лезли. Смотрел я на мужиков и думал, как же люди совершают кражи, убийства? Что же они не понимают, что никогда им не будет так хорошо, как было за день до этого?
Вот я, например, напился, схватил бутылку и попер на людей. Теперь, когда засыпаю, ужасы всякие мерещатся. То на людей кидаюсь с ножом окровавленным, то черти вокруг меня скачут, то покойники из гробов вылезают, жуть, одним словом. Пару раз аж орал, всю братву перебудил, хорошо не накостыляли.

Потом-то я понял, что это совесть не спит. До того случая я не знал, что такое совесть. Говорить, говорили, но видеть не доводилось. А тогда понял, крокодил это с огромными зубами, и чуть, что не так, сожрать норовит.

НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ

Аркадий серьезно взялся за дело. Пытаясь вытащить меня из кутузки, он подключил своих друзей, и мои обидчики запаниковали. Им срочно требовались признательные показания. На допросы меня прямо-таки затаскали, иной раз поднимали под утро и трепали нервы по несколько часов. Уговаривали сознаться в содеянном, рассказать, как я на того лейтенанта напал и колотил бутылкой по голове.
Я им объяснял, что ничего не помню, пьяный был, а они час от часу все злее становились, пытались еще какую-то драку пришить. Но слава Богу, у меня приводов не оказалось, и потому всё обошлось, а так, точно, стал бы злостным хулиганом и пропойцей.
Характеристика на меня и ходатайство наконец-то пришли. Но легче не становилось. Мне казалось, что они решили меня упрятать за всех хулиганов скопом. Я им популярно объяснял, что сроду ни на кого не нападал, водку, можно сказать, первый раз в жизни попробовал, вот она меня и сгубила. А они слушали, ухмылялись, а верить не верили.
Откуда такие берутся?
Конечно, у них работа с ворами, с убийцами якшаться, но все хорошо в меру. Должны понимать, что сорвался я, перебрал лишку и не совладал с собой. Так нет же, доказывают, что действовал я с обдуманными намереньями. Как будто я специально того лейтенанта подкараулил и набросился на него.
Однажды, после двухчасового допроса, я аж Сергея вспомнил. Ничего удивительного, что пацан не в себе. Еще пара недель, и неизвестно что со мной будет, либо ласты сверну, и поминай, как звали, либо крыша слетит, и лови её неизвестно где. Хорошо, Михей мужик умный, тогда только глянул на меня и сразу все понял. - Что, - говорит, - Влип, Рыжий? Осознал, что значит нашей милиции на зубок попадать?
- Осознал, - отозвался я в сердцах. – Совсем задолбали. Точно решили из меня козла отпущения сделать. Сегодня пытались мне драку на Васильевском спуске пришить. Там тоже милиционера измочалили, едва отбился.
- Не дрефь, пацан, главное не прогибайся. Если пойдешь хоть раз у них на поводу, потом не отмажешься, дерьма накидают, так и увязнешь в нем.
- Понимаю, но сил совсем не осталось, и Аркадий что-то совсем про меня забыл. Хоть бы навестил разок и хавчик передал.
- Он свое дело делает. Ты его, парень, не трожь. Тем более сам говорил, дела твои не так уж плохи, вон, институт ходатайство прислал. Так что не пропадешь.
- А толку?
- Будет толк, не ершись. Никто тебя не заставлял на мусора нападать. Натворил, отвечай.
- Вот я и отвечаю, - надрывно выдохнул я.
- Нет, паря, ты еще ни за что не отвечаешь. Вот на зону отправят, тогда поймешь, каким дураком был, а тут - детские игры. Так что нюни не распускай, а то смотреть тошно. Вон, иди к своему дружку, совсем позеленел, - он кивнул на Сергея, - То ли совесть гложет, то ли страх давит. Хотя… откуда у такой пакости совесть?
Сергей и в правду последние дни был сам не свой. Еще неделю назад в нем жила надежда, что его вот-вот выпустят, но день шел за днем, и надежда угасала. А вчера после свидания с отцом пришел аж зеленый весь. Спросил я его, что случилось, а он только рукой махнул и забился в свой угол. Второй день молчит. Может, крыша съехала?
- Так и будешь в молчанку играть? – Поинтересовался я, присаживаясь рядом на корточки.
Кинул он на меня мутный, безжизненный взгляд, и снова носом в угол уткнулся. Подождал я с минутку, подождал и пошел к Славику. Он парень веселый, с ним поболтать одно удовольствие.

К вечеру я вроде утих. Тем более Михей сказал, что в воскресенье на допросы не водят, так что выходной у меня. Отосплюсь, наболтаюсь и вновь начну дурака валять, следователю мозги компостировать.
На ужин картошку выдали горячую с хвостом от рыбы. Съел, аж пальчики облизал. Жизнь уже не казалась столь горькой. Почему-то вспомнился родной дом, мать, отец. Если выберусь отсюда, хана мамкиным запасам, под чистую всё смету, а то уже джинсы спадают. Тощий стал, как дистрофик, аж ребра торчат. Я, конечно, не расслабляюсь, и по утрам зарядку делаю. В детстве вычитал, что в кутузке нужно вести привычный образ жизни. Правда, тут поведешь, места нет, рукой махнул и кому-то в лоб дал, а уж если ногой,… но ничего, человек ко всему приспосабливается. Когда я первый раз за зарядку взялся, народ на меня как на психа смотрел, даже пальцем показывал.
Обидно стало, мужики, а ржут как дети. Завелся я, и Дылде приём один из ушу показал. Он здорово заинтересовался. Попытался с наскока повторить, подпрыгнул и рухнул носом в унитаз. Тут такое началось, народ от смеха чуть с ума не сошел, а я с перепугу едва в этот унитаз не залез. Думал, он меня убьёт, когда очухается, но нет, вроде всё обошлось. Только стал он за мной подсматривать и движения повторять. Потом к нему Славка присоединился и еще пара ребят. Так что теперь у нас в камере кружки по интересам. Мужики на нары залезут, смотрят и обсуждают, что мы делаем правильно, а что нет. Даже ставки начали делать, кто – кого, случись что.
Михей ухмыляется, но молчит, нравятся ему наши скачки. Только Сергей внимания не обращает, сидит, глаза в одну точку уставит и словно не дышит.
Пытался я пару раз его расшевелить, а он меня даже не узнает. По ночам сам с собой разговаривает, бухтит себе что-то под нос, стонет, словно его кто иголкой тычет. Неужели совесть заговорила?
Да, скажу честно, страшное это дело, человека жизни лишить, а особенно ребенка. Смотришь на него и понимаешь, лучше сразу руки на себя наложить, чем так мучиться.
Мне кажется, даже Михею его жалко стало. Перестал он на него наезжать, только покрикивает иногда, чтобы он после уборки умылся и баланду свою съел. Тот глазами блеснет, но вроде молчит и делает все, что ему говорят, крыша не до конца съехала. Хоть бы скорее парня отсюда забрали, а то точно что-нибудь выкинет, либо на Михея кинется, либо руки на себя наложит.
Что лучше? Не знаю. Хорошо, обойтись бы без того и другого, спокойней как-то. И если честно, жалко его, пропадает парень, вконец пропадает.
А у меня с мужиками, как ни странно, все хорошо сложилось. Не знаю за что, но буквально через неделю мне место на нарах выделили. Наверное, Дылда расстарался. Там, конечно, тесновато, но к людям поближе, и получше, чем у унитаза.
А потом случился кошмар, до сих пор, как вспомню, дрожь пробирает, и колени дрожат.

Спать я в тот вечер улегся пораньше, но долго не засыпал, что-то волнует, а что - не пойму. Решил посмотреть, чем там Сергей занимается, давно его слышно не было.
Слез я с нар и направился в темный угол. Свет еще не погас, но единственная лампа не позволяла понять спит он или опять глазами лупает. Убедившись, что спит, поплелся назад к Дылде под бок. Поболтали мы с ним о том, о сём. Только собрались укладываться, как, вдруг, из угла послышался сдавленный вскрик.
- Что?! – Забеспокоился Михей. Я даже не понял, как он в полсекунды слетел с нар.
- Уборщик спекся, - отозвался Виктор.
- Как?! – С криком я бросился к Сергею.
Он лежал белый, скрюченный, с открытыми глазами и жуткой миной на лице, абсолютно на себя непохожий. За одну ночь лицо его приобрело непривычную жесткость и отстраненную холодность. Немигающий взгляд уставился в потолок и явно различал там что-то, отнюдь, не живое.
Взглянув на него, я затрясся как тогда, в детстве, когда столкнулся с подобным кошмаром.
- Ты!… Ты!… - Бросился я на деда.
- Цыцни, Рыжий, - рыкнул Михей. – Не трогал я твоего нарика, сам спекся. Стучи, Леха. – Приказал он Дылде.
Тот подошел к дверям и забухал пудовыми кулаками. Никто не отзывался, спать уже улеглись. Какое им дело, что человек помер?
Смотрел я на Сергея и чувствовал, как в сердце нарастает ужас. Хотелось выть от беспричинной злобы, от горя, что умер мой сверстник, умер как последняя шавка без заботы, без призору.
- Нет! Нет! – Закричал я и, встав на колени, принялся его трясти. – Очнись! Слышишь, Серега!? Очнись!
- Хватит, Рыжий, оставь его в покое. Умер он. Понял? Умер.
Слезы потекли у меня по лицу.
Тут наконец-то заскрипели петли и в камеру ввалились два лба.
- Что тут у вас? – Зло вопросил охранник. – Давно не объясняли, как нужно себя вести? Сейчас научим. – Поигрывая дубинкой, предупредил он, останавливаясь в дверях.
- Жмурик у нас, - сообщил Дылда. – Вон, в углу.
- Ну-ка, брысь, - оттолкнул его охранник и, включив фонарь, направился к унитазу.
- Да…, спёкся пацан. – Констатировал он факт. – Странно, молодой еще. Помог кто? – Он осветил наши лица фонарем и задержал луч на мне. – Что нюни распустил? Не строй из себя целочку. Раз сюда попал, значит, тоже не ангел.
- Ладно, - махнул он рукой, - Пошли, Вась. Завтра заберут, а пока соседствуйте. Кусаться, он не кусается, а девать его некуда, морг до утра закрыт.
- Как же так? – Выдал очкарик. – Я что в одной камере с трупом должен находиться?
- Вот-вот, в камере, а мог бы и в морге. Так что пасть не разевай, а то помогу закрыть. Ясно?
Очкарик замолчал.
- Слышь, начальник, возьми его, а то парнишка будет маяться, - вдруг попросил Михей. – Полож у дверей, а утром заберешь.
- Ха, защитник выискался, - отозвался охранник. – Ничего, пусть помается, в другой раз поумней будет.
- По человечески тебя прошу, - не сдавался Михей. – У тебя, небось, у самого сын есть. Хочешь, чтобы у него всё в ажуре было, убери мертвяка.
- Что ты несешь? – Возмутился тюремщик. – Я тебе, старик, сейчас все кости пересчитаю. – Пригрозил он и, поигрывая дубинкой, направился к Михею.
- Не смей! – Крикнул я, преграждая ему путь. – Уходите, ничего со мной не будет, как-нибудь переживу.
Охранник от неожиданности аж обмер.
- Ты что, парень, на неприятности нарываешься? Ну-ка отойди в сторону.
Я стоял и смотрел ему в глаза. Мне хотелось понять, есть ли в нем хоть что-то человеческое, или он уже превратился в кровавого дикаря, ненавидящего весь мир.
О том, что он может избить меня, я почему-то не думал. После смерти Сергея страх куда-то пропал, только странная пустота и чувство потери слабо шевелились в душе.
- Рыжий, брысь! – Приказал Михей, оттолкнув меня в сторону.
- По-хорошему тебя прошу, начальник, - вновь попросил он, – А то маляву сейчас браткам кину, им, точно, не понравится.
Тюремщик замер. Он переводил недовольный взгляд с одного лица на другое.
- У вас в тюрьме человек умер, а вы… - укорил его очкарик.
- Не человек, а арестованный, - не сдавался тюремщик.
- Серега, давай заберем. – Встрял второй. - Черт с ними, а то такой шмон устроят, мало не покажется.
Первый начал заводиться. Было видно, что он борется с собой из последних сил, стараясь не пустить в ход дубинку. Я понимал, еще минута и будет скандал, но тут…
- Что тут у вас? – Неожиданно в комнату ввалился лейтенант и еще пара тюремщиков. – Что за шум? В карцер захотели, могу устроить.
- Мертвяк тут у них, товарищ лейтенант. – Доложил охранник, отсалютовав командиру.
- Как так? – Удивился тот. – Кто?
- Парень… Как его?… А Кленов.
- Блин! – Воскликнул лейтенант. – Что же ты, дурак, сразу не доложил! Быстро выноси. Теперь скандал будет. – Покачивая головой, он направился в угол. – Тащи в морг, пусть до утра сделают вскрытие. Что мы его отцу скажем, ума не приложу.
Первая пара охранников бегом бросилась исполнять приказание начальника и, подхватив труп, потащила к дверям.
Сергей был совсем легкий, они несли его, не ощущая тяжести.
Я смотрел и чувствовал, что произошло самое ужасное событие в моей жизни. До этого мне всегда казалось, что жизнь принадлежит нам по праву, что ни со мной, ни с кем-то другим не может случиться ничего по-настоящему плохого. Жизнь дана нам навечно. И, вдруг, сегодня я понял, насколько слаба та нить, что привязывает нас к этому миру. Тот давешний случай из-за малолетства не произвел на меня столь сильного впечатления, но сегодняшний кошмар одним махом погасил все мои мечты и надежды. Мы смертны, смертны, смертны…
За охранниками захлопнулась дверь, и в камере наступила тишина, правда, ненадолго. Через пару минут кто-то предположил, что Сергей получил то, что заслуживал, и в камере разгорелся спор. Одни доказывали, что туда ему и дорога, другие, что парень, возможно, ни в чем не виноват, и, кроме того, все мы не ангелы. Я не прислушивался к разговору, было не до того. Перед глазами стояло безжизненное лицо Сергея с пустыми, открытыми глазами. Я пытался приучить себя к мысли, что его больше нет. Тоска заполняла разум, заставляла сжиматься сердце, вызывая слезы. Я старался держать себя в руках, но приходилось туго. И поневоле вспомнился тот случай в детстве, что познакомил меня со смертью.

ВСТРЕЧА С ТИГРОМ

В прекрасном настроении я прыгал на одной ножке к дому.
Жизнь в детстве представляется доброй сказкой, и ждешь от неё только радостей и наград, тем более в конце мая. Как-никак каникулы на носу, три месяца безделья, никаких уроков, подъемов ни свет – ни заря, и, что самое важное, меня впервые похвалила Зоя Филипповна. Сказала матери, что я сообразительный, правда, не очень старательный, но к математике у меня способности, определенно, есть.
После её слов мамка от радости аж вся засветилась. Теперь важно не упустить момент и получить заслуженную награду за мои успехи. Хотелось что-нибудь по-настоящему стоящее, например, велосипед или настоящий скейтборд. Вот я и думал, чтобы такого выпросить и не прогадать.
Толпа народа у четвертого подъезда привлекла моё внимание, и я забыл про скейтборд.
«Что они тут делают, и почему все в чёрном, словно стая ворон на помойке? Нужно разведать».
Прибавив ходу, я с разбега вклинился в центр толпы, в самую гущу событий.
Лица соседей меня порядком озадачили, даже чуть-чуть напугали. У многих мелькали слезы в глазах и выглядели они так, словно двойку в четверти получили.
Присмотрелся я, а в центре ящик стоит, темный такой, большой, и почему-то в нем Сашка лежит, сосед наш. Глаза закрыты, лицо странное, чужое, словно не его и очень бледное, аж зеленоватое, и одет он странно. «На улице жарко, зачем ему черный пиджак?» - подумалось мне. Захотелось подойти поближе и сказать ему что-нибудь веселое, чтобы он перестал дурака валять. Но отчего-то решимость растаяла, как дым, больно он тихий, чудной.
Остановился я, стою, глазами хлопаю, шага ступить не могу.
Мамка подошла, взяла меня за руку, и говорит тихо-тихо: - Пошли Ваня,… пошли домой. - Поднял я глаза, а она бледная и носом хлюпает.
- Что случилось? – Шепчу.
- Умер наш Сашенька,… умер, - Откликнулась тетя Клава, соседка наша, и зарыдала в голос. – Мальчик мой, милый, любимый, на кого ты меня оставил?… Как я жить без тебя буду?
- Как умер? – Не понял я.

Чувство, что случилась беда, страшная беда, прокралось в сердце.
Слезы на лицах людей и лицо самого Сашки, лежащего в ящике, морозили кожу, пугали до одури.
- Мам! Мама? – Со слезами в голосе прошептал я. – Как умер? Что значит умер?
В книжках я, конечно, читал, как умирают люди, и смерть я себе представлял. Но то в книжках, в жизни так не бывает, в этом я был, абсолютно, уверен. Смерть существует лишь понарошку, и он еще не старик, лет на десять постарше меня.
- Почему ты молчишь?! Ответь мне! – Требовательно заорал я, готовясь зареветь.
Мамка молча схватила меня за руку и поволокла домой.
Я не сопротивлялся и поплелся за ней, мне не хотелось тут находиться. Рядом явно витало нечто-то мрачное и до слез тоскливое, и Сашка почему-то был сам не свой, словно чужой.

- Мама, что значит умер? – Поинтересовался я уже дома, стараясь не разнюниться. Пусть мамка не думает, что я плакса.
- Умер, сынок, значит, нет его больше на свете, - всхлипывая, тихо выдавила она.
- Как нет? Мы же его видели?
- Он неживой.
- Почему неживой? – Требовательно поинтересовался я. – Что значит живой и неживой?
Почему взрослые всегда говорят банальности, не объясняя смысла. А ты ломай потом голову, думай, что они имели в виду.
- Никогда не будет он смеяться, говорить, дышать, любить девушку, воспитывать своих деточек, - продолжила мамка и, вдруг, всхлипнув, зарыдала в голос. – Господи, горе-то какое!
Тут мне стало невмоготу, и я заревел во весь голос, непонятно чем напуганный.

Смерть… Что это такое?
Виделось мне нечто черное, злое, огромное, бродит на цыпочках рядом с тобой и порыкивает, а уж если куснёт, пришло твоё время.
Весь день я шатался по квартире, озадаченный явной несуразностью сегодняшнего события и разобиженный на весь мир. Идти гулять я не решался, хотя у подъезда никого не осталось, но что-то злое там обитало, и смысла не было зря рисковать, не дай бог, тоже укусит. И засунут меня неживого в тот ящик, а я жить хочу и играть в казаки-разбойники.
Отец с Аркашкой вечером попытались вызвать меня на разговор, но я забился с книжкой в угол и сделал вид, что читаю. Они отстали. Читать тоже не хотелось, но я упорно смотрел в книгу и видел «фигу».
День наконец-то прошел, и я пораньше улегся в постель, стараясь побыстрее заснуть. И вроде бы все ничего, но в какой-то момент в уши ударит жуткий рык, а в ноздри проникло зловонье. Открыв глаза, я чуть не заорал от ужаса и неожиданности, прямо за деревьями прятался огромный тигр. Рыжий, яркий как солнце, черные полосы по всему телу, не идет, а крадется, к прыжку готовится. Рычит… Пасть оскалена, глаза сощурены, с клыков, что с мой палец, слюна капает, шерсть дыбом, а хвост как у бешеной собаки по сторонам болтается. Вот-вот бросится.
«Бежать! Бежать! - Приказал я себе, а ноги словно ватные, шагу ступить не могут. - Боже!… Откуда он такой взялся?! Он же меня сожрет! Точно сожрет!!!».
От ужаса я заорал, громко, с надрывом: - А…а….а!!!
- Что?! Ванечка, что?!
«Мамка! Слава Богу, мамка, не тигр!» - а она, знай, меня за плечи трясет и волнуется. Отец с Аркадием рядом, бледные, перепуганные. А тигр?… Где же он?… Где?.. Неужели спрятался?…
Попытался я себя в руки взять, успокоиться, а не получается. Даже по сторонам смотреть страшно, наверняка, затаился где-то поблизости, выждет время и бросится, стоит только моим уйти, хана мне.
Отец почувствовал мое состояние и принялся успокаивать, а я ни в какую, им хорошо, они того тигра не видели.
Поглядел я на свой коврик с гномиками, что у меня над постелью весел, и удивился, добрые гномики, веселые, деревья большие, как настоящие, и трава… высокая с меня ростом. Присмотрелся я повнимательнее, может он там притаился или уже ушел?
- Милый, что с тобой?
- Тии…г…р, - стуча зубами, едва выговорил я.
- Где тигр? – Удивился отец.
- Т…а…м, - тыкнув пальцем в коврик, сообщил я. Отчего-то стало очень холодно, словно в ледяную воду упал как прошлой зимой.
- Пойдем, парень к нам в койку, а то весь дрожишь.
- Хо…л…од…но, - поделился я.

***

Именно с того случая и начались все мои неприятности.
С тех пор мне частенько снятся дурные сны, и порой они сбываются, или я себя сам программирую по их наводке. Не знаю, но это и неважно, а тогда я целый день зубами стучал и на день откосил от школы. Детская психика частенько не готова к встрече с неизбежным, и ей лучше не знать всей правды о таинственных силах, способных за один момент растоптать или породить живое, и принять без сбоя вечную истину бытия.
Никто ещё не ответил, что есть жизнь или смерть, все, правда, гадают, а толку чуть. Я готов продать свою душу дьяволу, только бы он шепнул мне словечко об этом. Я, конечно, не Фауст, и прекрасно понимаю, что дьявол – игра человеческого воображения, но что такое жизнь?
Какие бы определения не давали данному состоянию ученые или служители церкви, никто из них не докопался до истины, сия тайна скрывается за семью печатями. Но я верю, найдется святой человек и вымолит у Всевышнего зернышко истины, и будет та истина настолько не похожа на наши домыслы, что мир перевернётся в мгновение ока.
Ладно, хватит городить чепуху, сейчас все мои рассуждения выеденного яйца не стоят, не о том нужно думать.

НАКОНЕЦ-ТО

После смерти Сергея я впал в почти коматозное состояние. Мне не хотелось слушать, говорить. То, что раньше вызывало бурю эмоцией, больше не трогало, я словно умер понарошку. Даже на допросах, когда следователь орал и тряс меня за грудки, я молчал как рыба, всё мне было до лампочки. Я понимал, что жизнь продолжается, что она никуда не девалась, но я начал воспринимать ее по иному. За свою непредсказуемость она разом потеряла всю свою привлекательность и стопроцентную надежность.
Видимо мои чудачества дошли до руководства этой богадельни, и ее начальник захотел со мной пообщаться. Он долго и нудно объяснял, что у Сергея оказалось слабое сердце, и оно не выдержало всех свалившихся на него несчастий. Я слушал и молчал, слова тут были совершенно ни к чему. Наконец, убедившись, что с головой у меня точно не всё в порядке и «бессмысленно метать бисер перед свиньями», он, повозмущавшись, отправил меня в камеру.
Потом приезжал какой-то важный чин. Тоже пытался меня разговорить, много расспрашивал об учебе. Что-то я ему отвечал, но беседа не задалась. Он качал головой, тяжело вздыхал и продолжал свой бесконечный, нудный разговор. И как им не надоедает по два часа переливать из пустого в порожнее?
После последней встречи они решили подстраховаться, и дали наконец-то добро на свидание с домашними, видимо, побоялись, что я могу выкинуть нечто подобное. Два несчастных случая с молодыми подследственными за пару недель - многовато. И дня через три пожаловал Аркадий. Расспрашивал о житье, бытье, рассказывал о предпринятых им шагах, но даже с ним я не смог отключится от дурных мыслей, и был сам не свой. Говорить я ему ничего не стал, что зря волновать? Им и без того горя хватает, я расстарался. Так что поболтали немного, и остался я снова со своею тоской. Конечно, держался как мог, но мысли в голову лезли разные, иногда, вдруг, хотелось броситься на охранника и разом порешать все свои проблемы. Одно останавливало, если до смерти не убьет, сам себе подпишу приговор и, причем, надолго.
Дня где-то через три Михей что-то пронюхал и нежданно-негаданно объявил, что меня отпускают и, вроде, как за отсутствием состава преступления.
Откуда узнал, не сказал, но я ему сразу поверил, он не из тех, кто «горбатого лепит».
Аркадий потом рассказал, что тех мужиков из кафе, что вызвали наряд, он после долгих мытарств уговорил забрать свои заявления, и остался я тет-а-тет с Петровым. Тот долго не хотел идти на попятный, требовал правосудия и справедливости, но Аркадий нашел одну общую знакомую со стороны его тещи. И она то ли уговорила его не губить мою молодую жизнь, то ли припугнула чем, не знаю, но через пару дней он сдался. Теща – что танк, ей под гусеницы лучше не попадать.
Одним словом, ждал я и надеялся, как-никак уже месяц с лишним на нарах торчу, скоро стану опытным зеком, пора и честь знать.
Так и случилось. Как-то ранним утром отконвоировали меня с вещами не на допрос, а к начальнику смены, парню лет двадцати трех, может чуть-чуть постарше, вполне приличного вида, явно из интеллигентной семьи. И понял я, что моим мытарствам пришёл конец. От нетерпения я почти подпрыгивал, так хотелось дыхнуть воздухом свободы, а он, как назло, решил «повыпендриваться», и принялся меня наставлять на путь истинный, пенять на мои проступки и доказывать, что насилие до добра не доводит. Я стоял как последний дурак и кивал головой, убеждая его, что меня сюда больше калачом не заманишь. Наконец, он закончил:
- Ладно, парень, ступай и не дури больше, а то наплачешься.
- Не буду. До свидания, - попрощался я.
- Не до свидания, а прощай. – Поправил он меня. – Чтобы ноги твоей здесь больше не было, заруби себе на носу!
Это он правильно сказал, «умные на чужих ошибках учатся, а дураки на своих».
Посмотрел я на него и, не сдержавшись, спросил: - Вот человек умер, и что?… Так и забудут, был человек, и нет его?
- А ты что хотел? – Нервно отозвался он. – Тут тебе не санаторий.
- Ему же еще восемнадцати не было, вся жизнь впереди…
- Да, если не он ту девчушку изнасиловал и порезал, а так, - он тяжело вздохнул, - для него это лучший выход. Иначе на зоне он сам на себя руки наложил бы, там таких не прощают.
- А если не он?
- Он! Не он! - Возмутился лейтенант. – А я что могу сделать?
- Вы тут работаете,… а люди тут умирают.
- Вот что, парень, хватит чушь молоть. Топай на волю и больше не попадайся. То, что ты видел, не самое страшное. Здесь такое бывает… - Лейтенант провел ладонью по лбу. Затем взглянул на меня и неожиданно выдал: - Думаешь, мне легко! А что делать? Жена беременная, дочери два года, вот и мыкаюсь. Как пришел, такого насмотрелся, месяц спать не мог, а теперь притерпелся. Учти, лучше сидеть на хлебе и воде, чем здесь тусоваться. Что бы тебе в жизни не обещали, чем бы не заманивали, не переступай черту. Ты молодой, у тебя вся жизнь впереди, просто, прими это, как данность, и живи, Туманов, будь человеком, и всё постепенно забудется. Иди, тебя ждут.
Кивнул я ему по-товарищески и пошел себе.

СОН

Закончив все формальности, я наконец-то переступил порог. И замер… У ворот стояла она и несмело улыбалась дрожащими губами.
Кровь ударила в виски, в глазах зарябило, но незнакомая ранее сила заставила расправить плечи, и я уверенно направился к ней и Аркадию.
- Привет. Заждались? – Улыбнулся я, не давая волнению прорваться наружу.
- Привет, каторжанин. Скучать не будешь по этому месту? – Улыбнулся Аркадий, прижимая меня к груди. – Поехали, родители с ума сходят. Мать столько всего наготовила, от одной мысли слюнки текут. Хотела с нами поехать, но отец не пустил, побоялся, что она прямо тут от волнения в обморок рухнет. С ней остался, картошку чистит и успокаивает по мере надобности.
- Поехали, - отозвался я, подходя к знакомому БМВ. – Как в университете дела? – Поинтересовался я у Ольги. – Меня еще не исключили?
- Еще нет, но могут, если часто в тюрьму попадать будешь, - попеняла она мне.
- Каюсь, виноват, больше не буду, - отозвался я. – Одного раза больше, чем достаточно. Спасибо тебе, - заглянув ей в глаза, серьезно поблагодарил я. – Честно говоря, не ожидал…
- Я тоже, - отозвалась она.
- Все, поехали, - вмешался Аркадий, - дома наговоритесь. Тем более вот-вот хлынет, вон туча какая. Быстро в машину, и так тощий, как скелет, одни глаза остались, намокнешь и заболеешь.
Я влез на кожаное сидение и прикрыл глаза, тепло, хорошо, домом пахнет… и Ольгой.

Дома такое было, что до сих пор, как вспомню, страшно становится. Увидев меня, мать чуть сознание не потеряла, бросилась ко мне, обняла, и, ну, рыдать. Отец рядом стоит, глаза прячет, слезы скрывает.
Он у меня молодчага. Вырос в детдоме, отца с матерью если и видел, то крохой. Вспоминает красивый сад и отца молодого, как он его на руках подбрасывает, ему тогда год - два было. А что с ними сталось, покрыто тайной. Время тогда неспокойное было, кого назначали врагом народа, кого предателем, а кого, просто, беляком затаившимся. Так он и вырос в детдоме. Потом война началась, их эвакуировали, детдом разбомбили, а он лет в семнадцать попал на фронт. И артиллеристом был, и разведчиком, а после войны окончил техникум, институт, стал инженером-конструктором по миговским движкам. Наш сосед, дядя Сережа, его графом зовет, больно вид у отца благородный, и держится он достойно, и рисует он классно. Его картинами все стены в квартире увешаны. Как он все это освоил? Ума не приложу. Ведь за его спиной никто не стоял. Надеюсь, я в него пошел. В него-то, в него, да вот он такого как я сроду не выкидывал.
Обнял я мать, поцеловал, и к отцу.
- Прости, - прошептал я. – Бес попутал.
- Что было, то прошло, - отозвался отец. – Только в другой раз головой думай. Договорились?
Кивнул я и прижался к его груди как когда-то в детстве. Понял я, вот оно счастье, рядом, нечего искать; нужно ценить то, что есть, и только тогда всё в этой жизни будет как надо. А дурь, что порой толкает на чудовищные глупости, гнать нужно поганой метлой из самого дальнего уголка своей души.

Принял я душ, переоделся в чистое, и почувствовал себя человеком. Только зеркало расстроило, такое показало, что мама не горюй. Волосы в тюряге отрасли, и торчали как солома в разные стороны, придавая мне вид оголодавшего художника с запавшими щеками и торчащими скулами. И глаза не мои, бесенята в зрачках пропали, что всегда светили как два огонька, и оттого взгляд казался тусклым, словно погасшим.
Махнул я рукой на эти мелочи и пошел к своим, и так заждались, в ванне я не менее часа просидел, никак вылезти не мог. Это вам не тюремная баня, а настоящая ванна с горячей водой.

Мать с отцом ещё не поверили до конца, что я, наконец-то, дома, и все наши муки окончены. Охали, вздыхали, обнимали, и только Аркадий вёл себя более или менее разумно. Он и предложил сесть за стол, а то всё остынет. Мамка тут же за голову схватилась, и мы наконец-то расселись. Ольга почему-то оказалась напротив меня, но возмущаться я не стал, успею еще.
В тюрьме я частенько себе представлял, как дома наброшусь на мясо, картошку, все разом умну, а сел за стол, нет аппетита, и все тут.
Родители принялись меня тормошить, расспрашивать про житье-бытье мое тюремное, интересно им, видишь ли. Пришлось односложными фразами отбиваться и глупые шуточки отпускать, не рассказывать же им правду, либо не поверят, либо долго потом спать не смогут. Но сейчас они были счастливы, и болтать я мог всякую ерунду, на каждую дурацкую шутку они заливались радостным смехом. Ольга и та улыбалась, ласково на меня поглядывая, а я сидел как пень, боясь поднять на неё глаза. Умом-то я понимал, вот она рядом, моя мечта, моя фея, красивая, умная, добрая, но внутри ощущалась незнакомая пустота, как будто сердце осталось в Бутырке.
Ольга что-то почувствовала и оттого загрустила.
- Пойду я, не буду вам мешать, - начала она прощаться.
- Что ты, Оленька, - вмешалась мать. – Это наш общий праздник, спасли мы нашего мальчика, вместе спасли. Побудь еще немного, а то, не дай Бог, он опять что-нибудь выкинет.
- Да уж, - буркнул Аркадий, - Мальчик,… хорош мальчик. Если, мать, будешь его за пацана держать, он вам точно таких перлов навыкидывает, мало не покажется.
- Да, ладно вам, - вмешался я. – Не берите в голову, больше ничего не будет, я теперь многое понял, буду учиться и только учиться, никаких тебе перлов.
- Да ну? - Улыбнулся Аркадий.
- А ты, Оля, останься, пожалуйста. – Попросил я ее. - Не пугайся, что я сегодня дикий, за месяц с лишним отвык от нормальных людей.
Посмотрела она на меня и так ласково улыбнулась, что сердце, вдруг, больно кольнуло.
- Пойдем, я тебе модели кораблей покажу. – Предложил я неожиданно. - Мы их с Аркадием с детства собираем. Он, правда, лет семь, как от этого дела отмазался, а я последний где-то месяцев пять назад закончил, настоящий эсминец, даже пушки стреляют. – Похвастался я, а потом испугался. У меня в комнате обычно такой бедлам, что мало не покажется, но, слава Богу, мамка без меня всю помойку убрала, и вид у комнаты оказался вполне презентабельным, книги на своих местах, и все дюже умные. Обежал я глазами корешки и сам себе подивился. В последнее время что-то меня на серьезное потянуло: Ницше, Шопенгауэр, Андреев, Макиавелли, а между ними Бальмонт, Брюсов, Ахматова и учебники, учебники, учебники...
Окинула Ольга полки взглядом, а потом выдала:
- Ну, ты и врун, Иван!
Неужели опять начинается?
- С чего ты взяла? – Ошарашено поинтересовался я.
- Ты же, правда, стихи любишь,… ты же не врал мне, - со слезами в голосе выдала она, – Как же так?
- Не плачь, а?… - Попросил я ее. – Скажу тебе правду, до знакомства с тобой я поэзию на дух не переносил. Вот только Шекспира, Блока и Северянина уважал, а после нашей встречи частенько искал успокоения в призрачных словах, так что накаркал как последний дурак. Не наврал бы, не полюбил, - улыбнулся я.
- Опять врешь? – С подозрением поглядывая на меня, поинтересовалась она.
- Угу, - откликнулся я, и мы весело расхохотались.

***

Часов в двенадцать наши наконец-то начали готовиться ко сну. За Аркадием заехала Светлана и увезла моего спасителя. У нее малыш приболел, и она не смогла надолго вырваться. Заскочила на пару минут, расцеловала меня и была такова. Олю они с собой прихватили, обещали подбросить до дома. Хотел я ее проводить, но мать встала насмерть, не пущу, говорит, и все тут, только через мой труп. Пришлось уступить. Попрощался я с ними и пошел к себе в комнату. Взял какой-то детектив и улегся в койку.
Ох, хорошо, никто в ухо не храпит, потом не воняет, коленом в бок не толкает. Хочешь – спи, хочешь – читай, кайф, а не жизнь. Полистал я немного книжонку, и минут через десять накатило непреодолимое желание поспать на белых простынях, под теплым одеялом и на мягкой подушке. Погасил я свет, зевнул и как-то разом провалился.

- Нет, ты не понял! - Ударил в уши визгливый голос, стоило мне только заснуть.
Собеседник явно находился совсем рядом, и спросонок я решил, что всё еще в камере, а орет кто-то из нашей братии. Эх, накостылять бы ему за такую подлянку. Но осмотревшись, я понял, что ошибаюсь, я уже дома, и чужака здесь не должно быть. Но голос был, и, присмотревшись, я обнаружил напротив в собственном кресле мелкого, лысоватого типа в дешевом, темном костюмчике. Уличный фонарь освещал его фигуру достаточно четко.
«Интересно, с кем это он, и откуда тут взялся? – Я огляделся вокруг, но кроме нас двоих в темноте никого не было. – Значит со мной», - констатировал я факт.
- Думаешь, вырвался на свободу, и все позади? Ха! - Мерзко хмыкнул он, – Не понимаешь, что самое интересное начинается.
- Что вы тут делаете? – Выдавил я с трудом. – И кто вы такой?
- Кто я, это не суть. Суть в другом, кто ты?

Честно говоря, очень хотелось спать, а спорить желания не было, и потому я решил честно ответить на все его вопросы и побыстрее с ним распрощаться.

- Туманов я, Иван, - представился я и добавил: - А вас кто сюда впустил?
Его глаза как-то странно блеснули, и он выдал несусветную чушь: - Совесть твоя.
«Что за дела? Какая совесть? У меня, что крыша поехала?» - Забеспокоился я.
- Слушайте, ступайте туда, откуда пришли, - попросил я его, - Спать очень хочется. «Только чертовщины мне не хватает. Все остальное уже было», - пришло мне в голову.
- Было, точно было, но то ли еще будет, - неожиданно закончил он мою мысль. – Вон Сергей хочет с тобой пообщаться.
- Сергей… - выдохнул я, ощущая, как сердце рухнуло ниже пупка.
- Что забыл своего дружка по несчастью? Ты, может, и забыл, а он тебя помнит, хорошо помнит. - Повторил он и, оглянувшись, позвал: - Иди сюда, тут твое место.
От жуткого страха мгновенно заледенели ступни, сердце забилось, как сумасшедшее, на мгновение показалось, что я умираю, и тут рядом с лысым обозначилось бледное, измученное лицо Сергея.
- Привет, - поздоровался он.
Горло враз пересохло. В ответ я только кивнул головой.
- Выпустили? – Поинтересовался он.
- Выпустили, - разлепил я губы. – Но ты же умер. – Констатировал я факт.
- Умер, - согласился он. – И что же мне теперь совсем пропадать? – Напряженно поинтересовался он.
- А я то тут причем? Оставь меня в покое! – В панике выдал я. – Что тебе нужно?
- Да ничего, - пожал он плечами. – Только поговорить не с кем, вот я и пришел.
- Но ты же труп! – Вскричал я. – Ты же ходить не можешь!
- Почему? – Очень естественно удивился он. – Не болтай ерунды, если надо, я многое могу.
- Раз ты такой сильный, уходи, умоляю тебя. – Взмолился я, ощущая себя букашкой на раскаленной сковородке. Его мертвецкий взгляд причинял мучительную боль, он словно жег мою шкуру, втыкаясь как горящая сигарета.
- Не проси, ничего не выйдет. У нас много общего, мы с тобой одной веревочкой связаны, куда ты, туда и я.
- Нет! Не согласен! Убирайся вон! Ты мертвый, а я живой! Разошлись наши дорожки.
- В камере ты был добрее, - сокрушенно покачал он головой.
- Конечно, добрее. В камере ты был живой! – Не сдавался я. – Ты пойми, тебя нет, совсем нет! Ты труп, твоё место в земле!
- Как это нет?… Что же я приведение? – Ухмыльнулся он.
- Во-во, сам понял. Катись куда-нибудь вниз или вверх, там твое место.
- Как это, вниз или вверх? Что ты имеешь в виду?
- Ад,… рай, - отозвался я, и почему-то вдруг понял, что лучше этими вещами сейчас не шутить. Раз такая ерунда твориться, нужно вести себя поумнее.
- Ах, вот ты о чем? Хочешь в ад? Будет тебе ад! - Пообещал он с угрозой в голосе. – Думаешь, раз чистеньким вышел, все позади? Как бы не так, я тебе такое устрою, ты еще пожалеешь, что вместо меня не умер.

От его слов мне стало совсем не здорово. Пора было кончать наше свидание.
- Слушай, катись, откуда пришел, - предложил я ему. – Я тебя знать не знаю, и знать не желаю.
- Нет, Ваня, так нельзя, - неожиданно вмешался недоросток.
Я совсем забыл о его присутствии, а он тем временем продолжил. – Ты же пошел по его пути, вот и послушай, что он тебе скажет, а то потеряешься. Он тебе все расскажет, всему научит, и что надо, покажет. - От его противного визгливого голоса заболели виски. Терпение было на исходе, кулаки сами собой сжались, еще секунда, и я вцеплюсь кому-то из них в горло.
- Уходите оба, а то хуже будет, - пригрозил я.
- Кому? – Улыбнулся Сергей. – Мне хуже быть не может. Ему? - И он кивнул на темного типа, - Не получится, силенок у тебя маловато.
Я переводил ошалелый взгляд с одного собеседника на другого.
Что-то такое было в их лицах, что волосы вставали дыбом, а по коже бежали мурашки. Пора было кончать балаган.
Я оперся на локоть и крикнул погромче: - Пап…
Из горла вырвался слабый писк, но и этого оказалось достаточно.
Нежданно-негаданно из-под кровати взметнулся огненный смерч и зверем бросился на меня. «Пожар!» – Мелькнула жуткая мысль, и я закричал, громко, надрывно: - А!… А!… А!…
Глаза открылись, и я уставился в темноту.
По-прежнему я лежал в своей комнате один одинешенек, а в окно заглядывала полная луна.
В панике я нащупал кнопку и включил ночник. Рядом никого не было, только мокрая от пота майка и ледяные ноги напоминали о жутком кошмаре.
«Сон, - понял я, - дурацкий сон, надо же было такому привидеться. Так можно и не проснуться». Я встал и направился на кухню. Горло совсем пересохло. Сделав пару жадных глотков, я обратил внимание на свою руку. Она мелко, противно дрожала.
«Расклеился, как девчонка», - попенял я себе. Поставил стакан на стол и задумался. Спать совсем расхотелось. Я, конечно, понимал, что мне привиделся обычный кошмар, но облегчения эта мысль не приносила. Хорошо хотя бы, что мой крик никого в доме не разбудил, а так бы пришлось объяснять, что случилось.
А на самом деле, что?

Я задумался.
Видимо, смерть Сергея больно меня задела. Конечно, почти невозможно себе представить, что человек, с которым ты общался еще пять минут назад, мертв, тем более молодой, полный сил. Ведь ничто не случилось, он не подавился косточкой, не упал с двенадцатого этажа, его никто не стукнул бутылкой по голове…
Блин, и придет же такое в голову. Что же мне теперь руки на себя наложить из-за глупой выходки? Ведь все обошлось, все живы и здоровы. И что я себя корю? Знакомые ребята не единожды дрались, а некоторые по серьезному, а потом не ныли, а хвастались своими подвигами, демонстрируя ссадины и синяки. А я чем хуже? Ну, не там подрался, ну, попал, куда не стоило попадать, но это же все. Ведь ничего плохого не случилось, все живы и здоровы. Нужно выбросить из головы все эти глупости и не раскисать как сопливая девчонка, а то стыда не оберешься, засмеют.
«Все хорошо. Все хорошо», - принялся я убеждать себя, и минут через пять полегчало. Можно было ложиться спать.

Слава богу, остаток ночи я провел без приключений. Ни лысый в сером костюме, не мертвый Сергей больше не появлялись.
Утром я проснулся со страшной головной болью. От попытки пошевелиться сводило виски. Казалось, что голову стягивают железным обручем, и с каждой секундой его диаметр становиться все уже и уже.
Собрав силы в кулак, я встал, и направился в ванну.
«Ну и рожа», - удивился я, посмотрев на себя в зеркало. Глаза красные, лицо бледное, губы аж голубые.
- Проснулся? – Услышал я сзади счастливый голос и обернулся. - Ой!… Что с тобой?… Заболел? – Перепугалась мать.
Она вытянула руку и дотронулась до моего лба.
- Ты весь горишь. – Заволновалась она. - Немедленно в постель!
Честно говоря, спать мне не хотелось, но спорить не было сил, и я подчинился.
Мать тут же притащила градусник и засунула мне в подмышку.
- Тридцать девять и девять, - объявила она минут через пять. – Нужно вызвать врача.
- Зачем… Денек полежу, и все обойдется, - возразил я. – А так тащись потом в поликлинику. Давай пока не будем, - попросил я.
- А если у тебя что-нибудь серьезное, вдруг заразу там подцепил?
- Да какая там может быть зараза? Продуло, и все. – Не сдавался я.
- Ладно, пока подождем. Сейчас аспирин тебе дам, и посмотрим, спадет ли температура. Если нет, позвоню в поликлинику.
- Давай свой аспирин, - согласился я. – И что-нибудь от головы, а то раскалывается, словно мне кто-то камнем по ней жахнул.

Часа через два слегка полегчало, но сил не прибавилось. Пытался я книжку по физике почитать, но мать углядела, и чуть не убила. Только койка меня и спасла, и температура, конечно. Она хоть и спала, но не до конца. Так что пришлось еще аспирин глотать.

Моя болезнь меня успокоила. Мой кошмар, наверняка, от температуры привиделся. Может, ночью у меня и все сорок градусов были. Успокоил я себя и заснул как младенец.
Открываю глаза, а рядом Оля сидит, смотрит и улыбается.
Неужели опять сон?!
- Привет, - говорю. – Это ты?
- Я… А кто же еще? – Удивилась она.
- Руку дай, - попросил я. Больно ночной кошмар натуральным вышел, ни в жизнь не поверил бы, что бывают такие глюки.
Она протянула руку.
- Теплая, - улыбнулся я. Слава богу, это она, а не чудесное видение.
- Как ты себя чувствуешь?
- Уже хорошо. Только не знаю, пойду ли завтра в институт, мать раскричится.
- Какой тебе институт с такой температурой. Тебе минимум неделю нужно в постели провести, вон глаза какие.
- Красные? – Поинтересовался я.
- Угу.
- Ничего, день, другой, и все пройдет.
- Тебе нужно к врачу. Я и Вере Терентьевне сказала, мало ли что может случиться. Ведь там жизнь не сахар? – Она вопросительно посмотрела на меня. – Что молчишь?
- Ох, не сахар, - улыбнулся я. – Был бы сахар, вы меня оттуда калачом не выманили бы.
- Нет в тебе серьезности, Иван. – Она строго взглянула на меня. – Все бы шутки шутить, пора за ум браться. Мне на кафедре сказали, будь ты понастойчивее, мог бы на олимпиаду в Корею поехать. Хвалят тебя.
- Не бери в голову, - скривился я.
Её подход меня здорово покоробил, видит, что бледный как смерть, глаза как у кильки с температурой, а она мне на вид всякие глупости ставит. Шла бы себе домой и учила кого не лень, не до неё сейчас.
- Ладно, - догадалась она, - Сейчас не это самое важное, главное выздоравливай, а как поправишься, будь посерьезнее, я тебе помогу, если нужно, у меня по всем предметам пятерки, - похвасталась она.
Честно говоря, мне стало смешно, и я выдал:
- Тогда объясни мне, пожалуйста, теорему сложения вероятностей и что-то у меня с формулой Бейеса не идет.
Она побледнела прямо у меня на глазах, а вся самоуверенность враз испарилась.
- Формулу Бейеса,… - пробормотала она. – А мы ее не проходили.
- Как же так? – Продолжал я гнуть свою линию. – На третьем курсе в теории вероятности…
Она смешалась.
- Извини, я не думала, что ты такой умный, не зря Марсель весь Бауманский из-за тебя на уши поставил.
- Не бери в голову, - попросил я ее. – Я сам справлюсь, я ведь мужчина.

- Ребятишки, - вмешалась тут мать, приоткрыв дверь, - давайте обедать. И ты, Ванечка, если сможешь, попробуй встать. А то с утра маковой росинки во рту не было, если не сможешь, я тебе сюда принесу.
- Спасибо, мам, я встаю. – Пообещал я.
- Не обижайся, пожалуйста, - попросила Ольга. – Просто до тебя я общалась с самыми обычными ребятами…
- А я? – Удивился я. – Чем я необычный?
Она пожала плечами и встала.
- Я тебя на кухни подожду…
- Постой, - остановил я ее, придержав за руку. – Что во мне такого необычного? Скажи, пожалуйста.
- Ты какой-то весь неправильный, понимаешь, весь…
- Это как? – Обалдел я от её слов.
- Будь на твоем месте Андрей или Сергей, они пахали бы изо всех сил и хвастали бы на всех углах своими успехами, а ты…
- Что я?
- Не поймешь, когда ты шутишь, когда серьезен, что у тебя в голове.
- Если честно, я сам не знаю, - попытался я шуткой разрядить обстановку. – Ладно, пошли обедать, а то мамка сейчас ругаться начнет, что у нее все остыло.

Вот так я выбрался из той передряги, спасибо Аркадию и Ольге.
Сергея и того лысого беса я долго потом не видел, но туман от нашей встречи долго давал о себе знать резкой болью в висках и мерзким бормотанием неизведанной сущности в мозгах.
 

Часть II


ВРАЧ

Да, похоже, я снова влип и влип по полной программе. Единственное, в чем я был абсолютно уверен, что оставить в беде Ольгу и ребят я не мог, характер у меня скверный, но я не трус, и пусть тот потный тип не смотрит на меня как на подлеца. Могу поверить, что по пьяни я мог украсть машину и сесть за руль, но за жизнь Оли я, не задумываясь, отдам свою. И тут словно молния сверкнула в мозгу: «Что с Оленькой?» - я запаниковал и принялся барабанить кулаками в дверь. - Откройте! Откройте! – Орал я, колотя изо всех сил, пока, наконец-то, на пороге не появились санитар и доктор.
- Что случилось? – Поинтересовался врач, отстраняя санитара и входя в палату. – Вам плохо?
- Выпустите меня немедленно, я должен узнать, что случилось с моей девушкой! Вы не имеете права удерживать меня в больнице. – Заявил я, кипя от злости и нетерпения.
- К сожалению, Иван Александрович, не имею права. Вы подозреваетесь в разбойном нападении на отдыхающих и угоне их машины. Кроме того, случилось еще несколько нехороших событий, и наши правоохранительные органы хотят основательно побеседовать с вами.
От его слов я онемел.
- Раз…бойном на…падении… - Пролепетал я.
- Не знаю, точно ли я запомнил, но, по-моему, звучит это именно так, и мне даны указания внимательно приглядывать за вами и пресекать любую вашу попытку обрести свободу. В случае вашего неподчинения, я обязан известить милицию.
- Бог мой! Вы хотите сказать, что я напал на людей, пытаясь завладеть машиной?
- Иван, извините, не знаю, я говорю с чужих слов. Лучше поговорите со следователем, завтра он снова приедет, и возможно, до того времени вы что-то вспомните, а пока вам необходимо успокоиться.
В шоке я присел на кровать.
- Я не должен был вам ничего рассказывать, но меня изрядно беспокоит ваше состояние. Мне не хочется пичкать вас транквилизаторами, достаточно будет, если вы возьмете себя в руки. Память скоро восстановится…
- Когда? Когда восстановится? – Вымученно поинтересовался я.
- Это знает один лишь бог, а вы должны держать себя в руках. В таком состоянии вы не сможете себя контролировать, и последствия могут быть самыми не предсказуемыми.
- Делайте, что хотите, только дайте мне позвонить домой.
- Обсудим этот вопрос позже.
- Вы совершаете преступление! – Не выдержав, раскричался я. – Где это видано, больше месяца держать человека в больнице, не сообщая его родным!?
- Успокойтесь, Иван, я делаю все возможное, чтобы помочь вам.
- Вы хотя бы можете передать весточку моим родным?
- Нет, Иван.
- Почему!? – В полный голос возмутился я.
- Не настаивайте, пожалуйста, вам придется потерпеть еще некоторое время. До бесконечности так продолжаться не может. Единственное, что могу вам сообщить, ваши родные в курсе, ваш брат уже просил о свидании. Думаю, если не сегодня, то завтра вы с ним встретитесь. Так что не переживайте зря, все будет хорошо, и ваши обиды на мои действия или действия местных властей не имеют под собой никаких реальных оснований. Причина вашей изоляции в состоянии вашего здоровья.
После этих слов у меня отлегло от сердца. Значит Аркадий здесь и знает, где я, и что со мной, а раз так, он обязательно прорвется, ему не привыкать.
- Спасибо вам, - с видимым облегчением поблагодарил я собеседника.
Моя встреча не оказалась безрезультатной.
- Набирайтесь сил и не думайте о плохом. Поверьте мне, все наладится, больше думайте о своём здоровье. Тем более мы получили информацию из компетентных источников, что однажды вы уже попадали в поле зрения правоохранительных органов, и дело тогда не довели до суда. Ведь так?
Ожидая ответа, он уставился на меня. Сказать мне было нечего, я только кивнул головой.
- И к психиатру вы тоже уже обращались. Не так ли?
- Да, обращался, и что с того? Разве это запрещено? От большой загруженности у меня бывали срывы, тем более ничего серьезного не обнаружили. Только переутомление. Это преступление?
- Нет, Иван, это не преступление, просто, наводит на некоторые размышления. Раз у вас серьезные психические отклонения, необходимо приложить определенные усилия, чтобы разобраться в сегодняшней ситуации. Тем более я не знаю, что вы натворили и в каком состоянии находились в момент нападения на семью с двумя детьми.
- Я напал на детей? – От ужаса я чуть не рухнул. Сердце глухо запрыгало в груди.
- Я не знаю подробностей. Вам нужно серьезно поговорить со следователем. Знаю только, что вы отобрали ключи и угнали машину. В тот день после полудня погода резко ухудшилась, и случилось много плохого, пострадали люди.
От его слов капельки пота выступили у меня на лбу, в висок словно вонзилась игла, и я вскрикнул от нестерпимой боли.
Врач тут же оказался рядом. Он схватил мою руку и принялся считать пульс. Меня ломало всё сильнее и сильнее, и в тот момент, когда мне показалось, что я вот-вот умру, он требовательно заявил:
- А теперь, Иван, твоя память восстанавливается, вспомни, что произошло в тот день.
Я замер, пытаясь поймать ускользающую мысль, но, увы, усилия себя не оправдали, память молчала. Я сидел сгорбившись на кровати, ощущая себя совершенно разбитым.
- И что теперь будет? Мне придется долгие годы лежать в вашей больнице, пока вы решите, что я не опасен для общества? – Едва слышно поинтересовался я.
Такая перспектива мне совсем не улыбалась.
- Ну, зачем вы так сразу. Если решат, что в момент совершения преступления…
- Преступления!? – В панике перебил я его.
- А вы ещё этого не поняли?
- Бог мой… - прошептал я. Худшие мои опасения начинали сбываться. Не доверять собеседнику причин у меня не было.
- Так о чём я? Ах, да,… так вот, если нам удастся убедить прокуратуру, что в момент преступления вы находились в невменяемом состоянии, вас освободят от уголовной ответственности, и вами будут заниматься врачи. Вас не привлекает подобная перспектива?
- Мне нужно посоветоваться с братом. Он юрист и знает все эти тонкости лучше меня. Только скажите, почему у меня странно работает голова? Как будто на неё одет жесткий обруч и периодически он начинает давить на затылок и виски?
- Вас привезли в достаточно тяжелом состоянии. У вас была обширная гематома височной области.
- От чего?
- От сильнейшего удара. Мне нужно выяснить, какие последствия в настоящий момент присутствуют, кроме амнезии, что и так понятно, и предложить оптимальный путь излечения. Надеюсь, тут наши цели совпадают?
Он внимательно посмотрел на меня. Делать было нечего, и я кивнул.
Тогда он продолжил: - Вас преследуют по ночам кошмары?
Задав этот вопрос, он впился в меня глазами - буравчиками. Ему было интересно, как я отреагирую на его предположение.
В первый момент мне не хотелось распространяться о своих проблемах, не то место, но, секунду подумав, я решил, что хуже от этого не будет, а совет квалифицированного специалиста может пригодиться.
- Бывает, - отозвался я и замолчал.
- А галлюцинации присутствуют? – Продолжил тем временем вопрошать он.
Не знаю, можно ли назвать галлюцинациями мои сны, больно натурально они выглядят, и потому ответил:
- Нет, только сны, но очень натуральные, особенно, если случается какая-нибудь неприятность.
- А что конкретно вам снится? – Заинтересовался он.
- А почему вас интересуют подобные мелочи? – Ответил я вопросом на вопрос.
- Моя прямая обязанность, как врача, помочь вам. Так что давайте просто поговорим о том, что вас волнует и мешает жить. Поверьте, использовать полученные сведения вам во вред я не собираюсь. Существует врачебная этика и медицинская тайна, и я всё ещё верю в клятву Гиппократа.
- Хорошо, - отозвался я в некотором раздумье. – Сны бывают самые разные, но очень натуральные. Порой мне снятся умершие, и, проснувшись, я подолгу прихожу в себя, убеждаю, что с покойниками невозможно разговаривать.
- Вы в этом уверены? – Заинтересовано перебил он меня.
- Нет, Александр Васильевич, я не псих, - с кислой улыбкой сообщил я. – Так что не пытайтесь меня подловить.
Он удовлетворенно кивнул головой, а затем продолжил:
- А что ещё?
- Да все, что угодно, и бог, и дьявол и разные морды, от которых хочется забиться под одеяло и никогда оттуда не вылезать.
- И как давно вам снятся кошмары?
- Да… порядочно, - в некотором раздумье протянул я. – По-моему… где-то с детства, после того случая, как я увидел покойника лет в семь.
- Ясно… А голоса вы слышите?
- Голоса? – Переспросил я.
- Да. Как будто кто-то разговаривает с вами, дает советы, пытается в чем-то убедить? Вроде, как у вас в голове, но не вы?
- Александр Васильевич, в чем вы пытаетесь меня убедить? – С легким возмущением вопросил я. - Я уже объяснял вам, что я не шизофреник. Конечно, когда пашешь сутками напролет, бывает, что в голову всякая дребедень лезет. Вы сами человек образованный, наверняка, частенько засиживаетесь допоздна, и знаете, что бывает от переутомления. Но день - два отдыха, и всё встаёт на свои места. Покажите мне хоть одного абсолютно нормального человека, который не видит цветных снов, и хоть раз в жизни не просыпался в холодном поту от жуткого кошмара.
Я уставился на него, ожидая ответа.
- Да, Иван, тут я с вами спорить не буду, но вы тоже поймите меня. У вас явно присутствуют психические отклонения, и я пытаюсь выяснить их симптомы. Конечно, последствия длительного отсутствия дыхания и травма головы сыграли свою отрицательную роль, но мне кажется, дело не только в этом. Человеческий мозг – тайна за семью печатями, и без вашего содействия мне не разобраться.
По какой-то причине вы не желаете быть откровенным. Вам нужна серьезная медицинская помощь, иначе, может так случиться, что болезнь начнёт прогрессировать, и тогда вы пожалеете, что сегодня отказались от моих услуг. Поверьте, я врач, и хороший врач, и готов вам помочь. Так что давайте, отложим наш разговор до утра, а вы отдохните и подумайте, может, стоит поделиться со мной своими проблемами. Тем более, хочу вам сообщить, что я закончил московский вуз, недавно защитил кандидатскую диссертацию и сейчас работаю над докторской. Возможно, эти сведения нас как-то сблизят, - с улыбкой сообщил он.
- Бог мой!... А что же тогда вы здесь делаете? – Ошарашено поинтересовался я.
- Моей жене нужен здешний воздух,… по здоровью, - с тяжелым вздохом сообщил он, - вот мы сюда и перебрались лет десять назад. А сейчас, вроде как, привыкли, и в Москву уже не так тянет, - улыбнулся он. – Так что давайте снова вернемся к нашим баранам. Отдохните, а завтра продолжим наш разговор.

***

Всё утро я ломал голову, что стоит говорить врачу, а что нет, и пришел к выводу, что действовать буду по ситуации, и когда в палате после завтрака появился санитар, я почувствовал определённое желание пообщаться с человеком своего круга.
- Пошли, - достаточно спокойно предложил парень лет двадцати пяти кавказкой наружности в белом халате.
Я встал и направился к двери, но буквально через минуту осознал, что ведет он меня не к Александру Васильевичу, а в другое крыло здания. От нехорошего предчувствия я напрягся, но делать нечего, пришлось шагать, ладони от напряжения вспотели. Хуже всего было то, что мне так и не удалось восстановить потерянные события, и я ощущал себя полностью беззащитным.
Затем санитар приоткрыл дверь и предложил:
- Входите.
Я переступил порог…
В первую секунду я ничего не понял, а потом…

- Аркадий! – С радостным криком я бросился к брату.
- Иван! Слава богу!

Мы обнялись. Я почувствовал, как предательская слеза защипала глаза.
- Бог мой, наконец-то! Я уже думал, вы меня никогда не найдете, так здесь и останусь до конца жизни.
- Не говори глупостей, - оборвал меня Аркадий. – Человек не иголка, его труднее потерять, хотя с тобой не всё так просто. – Он чуть натянуто улыбнулся. – Не бритый, лохматый, ну и видок, словно у кактуса. Помнишь, в первом классе?
В первый момент я не понял, о чем он, а потом, вспомнив былое, весело захохотал, и все напасти разом сгинули, на душе стало легко и спокойно. Аркадий рядом, он здесь, он поможет, с ним я не пропаду, а кактус,… кактус…
Это отдельная история.

КАКТУС

Лет семнадцать назад, даже чуть больше, я выкинул очередной фортель, и в тот раз жертвой моей неуёмной энергии оказался Аркадий. Ангелом я никогда не был, а судьба регулярно подкидывала мне кучу возможностей отличиться, причем не только в хорошем, но и в самом сомнительном плане.
Вот и тогда в первом классе моя выходка нашла своих почитателей. Одноклассники Аркадия долго подшучивали над нами обоими, а потом эта история разошлась по всей школе. Правда, смеялись по-доброму, но Аркадий переживал некоторое время, ну, а я чувствовал себя, просто, героем.
Теперь обо всём по порядку.

Мать у меня учительница, и из-за своей занятости не всегда успевала забирать меня из школы, и пару раз в неделю Аркадий вынужден был брать меня с собой на последние уроки из-за её постоянного страха, что я не дойду живым и здоровым до дома.
Сидеть в одиночестве пару лишних часов в школе мне не очень-то улыбалось, и потому брат брал меня на последние уроки с собой. Учителя смотрели на моё присутствие в классе сквозь пальцы, они уважали Аркадия, и его забота о младшем брате лишь поддерживала их хорошее мнение о нем. Друзья Аркадия относились ко мне неплохо, и я с удовольствием проводил с ними время, нам было о чем поговорить. Но в тот день звезды не так встали, и потому случилось то, что случилось.
На том памятном уроке я сидел на предпоследней парте прямо за Аркадием и Андреем, слушая несусветную чушь. Следом за мной расположился Димка, парень из соседнего подъезда.
Прикольный был малый, весельчак. Тогда никому и в голову не могло прийти, что через несколько лет, повзрослев, он станет моряком – полярником. Переберется на жительство в Мурманск и превратится в настоящего морского волка. Правда, по-прежнему будет частенько навещать своих стариков и рассказывать нам морские байки. Весельчаком он так и остался. Видимо, кому, что на роду написано, так тому и быть. А в детстве окружающие считали его баламутом, озорником. Порой он такое творил, что хохот стоял на всю школу.
Как-то на новый год он снегурочкой нарядился и по всем знакомым прошелся.
Он уже тогда под метр восемьдесят был и спортом серьезно увлекался. Оттого его ножки в рыжих колготках и в ботинках сорок пятого размера под белым платьицем чуть выше колена сражали наповал. Он еще на голову косичку прилепил и корону с блёстками натянул. Какая-то бабка его как увидела, чуть в обморок не упала. Он ведь из подъезда в подъезд в одном платьице бегал, хорошо, что на улице плюсовая температура держалась, а так замерз бы.
Отец, открыв дверь, полчаса успокоиться не мог, хохотал как сумасшедший, а Димка, знай себе, песенку про елочку тянет и конфеты выпрашивает.
Он в таком виде и классного руководителя отправился поздравлять, физика, Сергея Семёновича. Так тот от смеха аж икать начал, а Димке, что с гуся вода, гони конфеты и смейся хоть до утра.
Правда, в тот злосчастный день он без своего напарника остался, Коли Смирнова. Тому тоже палец в рот не клади. Высокий, светлый, голубоглазый, одним словом ангел, а не пацан, но такие номера откалывал, мало не покажется. Вот они друг перед другом и старались, кто кого перещеголяет. Весело с ними было, не то что с Аркадием. Больно серьёзным он был даже тогда, чётко знал, что ему нужно, и вёл себя соответствующе. Как - никак через год заканчивал школу, и потому старался изо всех сил, шёл на золотую медаль. А у меня впереди был десятилетний срок, и радости мне это не добавляло. Я прекрасно понимал, что теперь придется долго умное лицо делать. Правда, толку от этого чуть, то ли родился я бестолковым, то ли в мозгах у меня уже в детстве ролики за шарики зашли, но порой на диктанте в двух предложениях я по пятнадцать ошибок сажал.
Зоя Филипповна, наша учительница, в первый раз от удивления дар речи потеряла. Долго охала, ахала, вздыхала, моего брата в пример приводила, какой он умный, грамотный и хороший, а мне, что с гуся вода. Я, ведь, старался, писал, а результат превзошел все ожидания. Две, пять ошибок любой дурак посадить может, а вот пятнадцать… не каждому дано. Круто, чертовски круто.
Правда, порой мне удавалось невозможное, и я гордился честно заработанным трояком. Но в тот день мне почему-то не повезло и я, как обычно, схватил очередную двойку, ошибок наделал целую кучу и чувствовал себя настоящим героем.
Конечно, вечером мать скажет все, что она обо мне думает, но это же вечером, а пока можно развлекаться, как-нибудь отверчусь. Скажу, например, что голова болела или тошнило, мать и даст слабину. А мой брат тем временем, отличник хренов, в пику мне, без конца тянул руку, зарабатывая свою очередную пятерку. Сравнивая наши успехи, я начинал заводиться.

- Туманов. – Строго спросила учительница моего брата.
Какой это был предмет, хоть убей, не помню, но это и не важно.
- Да, Мария Ивановна…
Она задала ему какой-то пакостный вопрос, и он с честью вышел из трудной ситуации. Он всегда все знал и знал на пять.
- Вань, а, Вань? – Вдруг услышал я шёпот и, обернувшись, понял, что это Димка.
- Ну, что тебе? – Поинтересовался я, ожидая подначки.
- На, угости брательника.
Я протянул руку и чуть не заорал. Какая-то гадость больно уколола меня в палец.
- С ума сошел! – Зло прошипел я, показывая Димке кулак.
Глянув на руку, я увидел на ладони маленький кактус. Хоть и маленький, но колючий до ужаса, такой точно не съешь, а коли съешь, мало не покажется. Неделю на горшке проведешь, и ёжика в лучшем случае родишь.
- Давай, давай, вот хохма-то будет. Когда следующий раз вскочит, ты ему подарочек на стул положи.
- Тише! Что там у вас? – Строго остановила нас Мария Ивановна.
Я сделал умное лицо и замер. Не хватало ещё, чтобы меня и отсюда выгнали, тогда точно мать вечером уши оторвет.
Долго я не размышлял и решил подложить Аркадию «свинью», в другой раз будет знать, как умничать.
Вскочил он, отвечая на очередной вопрос, и принялся уверенно болтать несусветную чушь, а я напрягся, вот он, час икс.
Сейчас-то я понимаю, что тогда я ему просто завидовал. Он был уже взрослый, серьёзный человек, у него в дневнике стояли одни пятерки, и его постоянно ставили мне в пример и родители, и учителя. Кому такое понравится?
Потому-то, не долго мучаясь, я решил расставить все точки над «и».
Выбрав момент, я привстал и осторожно опустил кактус на стул. Ладони от напряжения вспотели. Представив себе, что сейчас будет, я едва не передумал, но обмануть чужие надежды я не посмел. Такое в мальчишеской среде никогда не прощалось, и потому, собрав волю в кулак, я замер. Ребята сзади тоже притихли.
Аркадий, как всегда четко ответив на поставленный вопрос и получив очередную пятерку, сел.
- Ой!!! – Раздалось буквально через мгновение. Он вскочил, с трудом сдерживая крик.
- Что такое, Аркадий?
- Я тебе сейчас голову оторву! – Возмущенно прошептала жертва, суя мне кулак под нос. Ребята тем временем прыснули, только Андрей, друг Аркадия возмущенно покрутил пальцем у виска.
- Что с головой туго? – Хохотнул Димка.
- Это у тебя туго, - отозвался Андрей.
Андрюшка – лоб под два метра, всегда был братовым подпевалой, и потому он аж позеленел от сочувствия.
- Немедленно прекратите! – Вновь взвилась Мария Ивановна.
Мы затихли, и в это время зазвенел звонок. Я напрягся, понимая, что Аркадий на тормозах это дело не спустит. Он весь красными пятнами пошел, словно рак вареный, и без конца потирал рукой исколотый зад.
- К следующему уроку прочитать пятый параграф и ответить на все вопросы. Через две недели контрольная, - строго предупредила Мария Ивановна, а затем, посмотрев на Аркадия, заявила: - От вас, Туманов, я такого не ожидала, серьезный молодой человек, но сегодня вы меня огорчили.
Все свободны.

После ее слов у меня возникло сильное желание залезть под парту и просидеть там до лучших времен. Да и Аркашка выглядел как-то не очень, словно ему не пятерку, а двойку поставили, и цвет лица у него был не тот.
- Пошли, тупица, - рыкнул брат. – Сейчас я тебе голову оторву, мелкий пакостник.
- Да, хватит, Аркадий. Что к парню привязался? Это его Димка подучил, он и кактус принес. – Вступился за меня Андрей.
Этого я никак не ожидал, но на безрыбье и рак рыба.
- А ты, Иван, следующий раз головой думай, зачем на скандал нарываться? – Тем временем продолжил он.
- Больно было? – Вежливо поинтересовался я, готовясь, случись что, выскочить за дверь.
- Я тебя сейчас мордой об этот кактус повожу, тогда узнаешь больно или нет, - уже без прежней злости пригрозил брат.
Слава богу, кажется, пронесло.
- Я не у тебя спрашиваю, - возразил я, - А у кактуса. Ты его бедненького, наверняка, раздавил.
- Вот поросенок, - усмехнулся Аркадий. – Ладно, пошли домой, ботаник несчастный. Держи свой кактус, сам его тащи или девай куда хочешь. Я теперь на кактусы долго смотреть не смогу, до сих пор вся задница чешется. Хорошо, что сегодня физкультура была, и я спортивные штаны снять не успел. А так, честное слово, голову оторвал бы.
Я ему не поверил.
Правду сказать, Аркадий всегда был добрым, на самом деле, добрым, и даже когда грозил, делать ничего не делал. Не зря его в школе любили, и девчонки, и мальчишки, и даже учителя. Повезло мне с братом, честное слово, повезло, и сейчас, вспомнив этот случай, я понял, самое страшное уже позади, раз Аркадий здесь, всё будет хорошо.

ОСОЗНАНИЕ

- Не надеялся, что ты так быстро прилетишь. - Заявил я, стараясь не сильно выпячивать свою радость. - Кто тебе позвонил?
- Милиция, они выяснили, кто ты такой, и сразу с нами связались. - Отозвался Аркадий.
- Разве тебе не друг Гиви звонил? – Ошарашено поинтересовался я.
- Нет, а кто такой Гиви?
- Есть тут один, - отозвался я. – Значит, позвонили домой и до полусмерти напугали родителей.
- Они уже давно напуганы. Известие, что ты жив, для них праздник, едва отговорил отца лететь со мной. Мы тут были месяц назад, тебя разыскивали и уехали «не солоно хлебавши». Мать все глаза выплакала, из церкви не вылезала. Теперь всем говорит, что ее молитва услышана.
- Бедная, - прошептал я. Сердце заныло, на глаза навернулись слезы.
- Хорошо, что хорошо кончается. Ты жив, и это самое главное. Как ты себя чувствуешь?
- Сносно, - отозвался я, - Только не помню, что тут с нами случилось, память потерял. Помню, как приехали, разбили палатки, а дальше всё,… как будто корова языком слизала.
- Ты и шторма не помнишь? – Удивился Аркадий.
- Шторма? – Удивленно повторил я.
- Вы же попали в самый эпицентр. Всех нашли, а тебя нет, мы решили, что твое тело унесло в море.
- А с ребятами что, с Олей? Все здоровы? – С замиранием сердца поинтересовался я.
Лицо Аркадия помрачнело. Я напрягся, ожидая ответа.
- Не знаю, как тебе это сказать… - Он потер лоб рукой и, приняв решение, едва слышно произнес: – Они все погибли.
- Как погибли! – Вскрикнул я. – Что ты говоришь?! – Желудок свело дикой судорогой. Я прижал руки к груди, пытаясь удержать рухнувшее вниз сердце.
- Море вынесло их тела в радиусе двух километров от вашего лагеря, - сообщил Аркадий, с трудом выдавливая из себя каждое слово. – Только тебя не нашли…
Постепенно его слова начали доходить до меня.
- Нет! – Закричал я. – Такого не может быть! Я не верю!!!
Жуткий стон вырвался из горла, меня затрясло. Аркадий подскочил и крепко обнял меня за плечи. В неистовстве я скинул его руки и метнулся к дверям. - Выпустите! Выпустите меня отсюда!– Орал я, ударяя кулаками по металлической двери, пытаясь снести её с петель. – Гады, что вы делаете! Отпустите меня!
Аркадий попытался оттащить меня, но не тут-то было. Развернувшись, я оттолкнул его, и он словно перышко отлетел к противоположной стене. Что было дальше, помню с трудом. Я орал как резанный, когда в палату ворвались два санитара и врач. Потом навалилась темнота, и всё куда-то пропало.

***

- Как вы себя чувствуете? – Услышал я озабоченный голос и с трудом приоткрыл глаза.
Надо мной склонился Александр Васильевич, пытаясь какой гадостью с запахом нашатыря вернуть меня в нормальное состояние. Секунду я смотрел на него, а потом слезы градом полились у меня из глаз.
- Поплачьте, батюшка, поплачьте, легче будет, - не скрывая сочувствия, посоветовал он.

Не знаю, что со мной случилось, но от страшного известия я вспомнил все потерянные события.
Сердце разрывалось на части, хотелось умереть, и разом избавиться от, вдруг, образовавшейся пустоты. Ведь ровно через месяц мы собирались пожениться, Оленька ждала ребенка, и я разом потерял не только ее, но и нашего малыша, что должен был появиться в начале будущего года. Правда мысль о ребенке скользила где-то глубоко, не так сильно задевая меня, как мысль о расставании с любимой женщиной. Слишком много она для меня значила, слишком многим я ей обязан, и слишком сильно я её любил, чтобы хоть на секунду забыть о постигшем меня горе.
Александр Васильевич кинул на меня оценивающий взгляд и, обернувшись, позвал:
- Заходите, Аркадий Александрович, и объясните вашему брату, что так нельзя. Иван, поймите, в жизни неизбежна только смерть, и сегодня, завтра или через сто лет все мы обязательно умрем. Постарайтесь взять себя в руки, всё уже случилось, а вам нельзя так убиваться, вы слишком слабы. Если бы я предвидел подобные последствия, я запретил бы вашему брату рассказывать правду. Нужно было подождать еще несколько дней.
Аркадий сел на край кровати, и принялся поглаживать меня по голове как когда-то в детстве.
Как всегда в момент сильнейшего эмоционального взрыва я ощущал нестерпимую боль в левом виске. Мысли в голове путались, сознание странно мерцало, хотелось избавиться от него вовсе, лишь бы на мгновение забыть о постигшей меня утрате.
- Успокойся, Иван, успокойся. – Уговаривал он меня. – Если с тобой что-нибудь случится, мать не переживёт. Мы тебя очень любим. Ты должен держаться, не доводи себя до беды, пожалей нас. - Его слова заставили меня вспомнить о матери, об отце.
Я и так причинил им много боли, нельзя заставлять их страдать еще больше. Случись, что со мной после того, как они узнали, что я жив, и они не переживут второго удара. Хватит смертей, нельзя думать только о себе.
Брат молчал, понимая, что я борюсь с собой, и мне нужно время.
Мне наконец-то удалось взять себя в руки, и я произнес, старясь придать голосу нормальное выражение:
- Если бы я тогда не напился как свинья и остался с нею, она была бы жива.
- Или, что более вероятно, вы погибли бы вместе, - отозвался он. – Слишком сильной была волна, старожилы не помнят такой непогоды на своём веку. Тем более место для лагеря вы выбрали не самое удачное, расположись вы правее или левее, и все могло бы закончиться по-другому. Сделать они ничего не могли, их разметало словно щепки. Твоё отсутствие спасло тебе жизнь…
- Не надо мне такого спасения. – Прервал я его. – Как я теперь жить буду…
- Вань, остынь, ты же мужик. Нельзя распускаться, ты должен бороться. Представь, что пережили отец и мать, они чуть с ума не сошли, когда услышали о том, что вы все погибли, а твоё тело не найдено. Пожалей их.
Аркадий был прав, почему-то своим близким и любимым я приносил только горе, а теперь еще и смерть. Эта мысль на секунду поглотила меня, но я удержался.
- Ты прав, - согласился я. – К тому же мне нужно как-то оправдаться перед здешней милицией. Объяснить им, что я отнял машину ради спасения людей. Ребята не знали, что надвигается шторм, а я услышал в автобусе предупреждение по радио и понял, что нужно срочно их предупредить, постараться их как-то вывезти. И ведь не одна собака не остановилась, что я только не делал, махал руками как сумасшедший, почти на коленях ползал.
- Ничего, это не самое страшное, с ущербом я как-нибудь разберусь, и пострадавшие заберут свое заявление о нападении и угоне. Обстоятельства тебя оправдывают, и следователь не должен злобствовать.
- Честно говоря, мне теперь всё «по барабану», единственное стариков жалко. Не повезло им с сыном.
- Иван, что ты городишь? – Возмутился Аркадий. – Ты хоть понимаешь, что несешь?
- А что? Тюрьма – смена обстановки, а так я, просто, сдохну как паршивая собака. Мне себя не оправдать, – Зло, скривив губы, отозвался я. – Ей вода заливалась в легкие, не давала дышать, а я,… я…
Я попытался сдержаться, но, увы, ничего не вышло, из губ вырывался мучительный стон. Боковым зрением я обнаружил рядом Александра Васильевича и тут же почувствовал болезненный укол в бедро. Я попытался попенять ему на настырность, но сил сказать хоть слово у меня не нашлось, глаза сами собой закрылись, и я провалился в тартарары.

РАЗГОВОР С ПОКОЙНИКОМ

- Какие люди! – Услышал я рядом гнусный голос и тут же сел в постели.
Ну, конечно, опять Сергей, мой ночной собеседник. Только за время, прошедшее с нашей последней встречи, он значительно возмужал, и уже не казался таким тощим и измученным. Глаза его странно мерцали в темноте. Казалось, что кто-то сзади держит свечу, и свет пробивается сквозь прорези его глаз, придавая ему сходство с монстром, восставшим из ада.
- Уходи. – С внутренней дрожью попросил я его. – Тебе нечего тут делать.
Беседы с ним меня всегда пугали, а в данный момент я боялся просто-напросто не совладать с собой. Больно въедлив он был, обнажая мои слабые стороны. Частенько мне нечем было крыть его насмешки и нападки. А сегодня я заранее признавал своё поражение, понимая, что сил справиться с ним у меня не найдется.
- А я и не спорю, - откликнулся он. – Просто хотел сообщить, что видел сегодня твою пассию и немного с ней пообщался.
Ужас сдавил сердце.
- Что ты несешь?! – с трудом владея собой, воскликнул я.
- Красивая женщина, - сообщил он, звучно причмокнув губами. – И что она в тебе нашла, рыжий слабак? Ей нужен мужчина покрепче, ты не годишься на эту роль.
- Не твоего ума дело. Уходи туда, откуда пришел. – Заводясь, приказал я.
Порой он слушался и, поохав, убирался восвояси, но сегодня он явно настроился по-боевому.
- Тебе бы только меня прогнать, а я тебе весточку принес. Ольга там одна мучается, вот я и решил помочь твоей женщине, - продолжил тем временем он. - Нечего ей в одиночестве свой век вековать, так и старухой можно остаться.
- Что ты несешь? – Прервал я его.
- Как что? – Удивился он. – Бросил молодую, красивую девушку на произвол судьбы, а сам сбежал в безопасное место. Разве мужчины так поступают?
- Молчи, проклятый! – Выкрикнул я. И как он ухитряется найти именно тот мозоль, наступить на который больнее всего?
- Женщина должна ублажать мужчину, рожать ему детей, дарить своё тело. А уж для красивой женщины не бывает другой судьбы. Конечно, тут ещё важен хозяин, его сила, могущество, он должен поставить её на место, в бараний рог согнуть, чтоб и мысли не возникало о ком-нибудь, кроме хозяина, а от тебя толку чуть. Ты не мужчина, а тряпка, ничтожество, забиваешь себе голову чёрт знает каким дерьмом, грёзы рождаешь в душе, а от жизни прячешься, как зелёная гусеница, всё бы тебе в бирюльки играть. Вот и доигрался, погубил её, молодую, красивую, а она жить хотела, любить, сына твоего под сердцем носила. Придется мне теперь его признавать. Думаешь, легко?
Гнев, что с каждым словом нарастал в моём сердце, в этот момент перехлестнул через край. Вскочив с кровати, я метнулся к нему в неистовом желании ухватить за шею и давить, давить, пока эта паскуда не захлебнется собственными словами и рвотой.
Не тут-то было.
Он мерзко, надрывно захохотал.
Эта нежить обладала удивительной способностью исчезать с глаз долой, появляясь буквально через мгновение где-нибудь за спиной. И только его отвратительный смех бил в уши с разных сторон, болью отдаваясь в мозгах и доходя до самой печёнки.
У меня засосало под ложечкой.
- Ты, видно, не понял, Иван, что дело-то сделано. Просто, по старой дружбе я решил поставить тебя в известность. Отныне она моя, и только я буду решать, чем ей жить и с кем там у нас общаться.
- Не городи чепухи! – Оборвал я его. – Ты умер пятнадцать лет назад, и у тебя не хватит силёнок распоряжаться чей-то судьбой.
- Зря ты так. – Остановил он меня, с силой ударяя себя в грудь и демонстрируя свои бицепсы. – Разве не видишь, щенок, теперь я мощнее, и справлюсь с тобой и такими как ты без всяких хлопот. Так что давай приходить к консенсусу, а то мне уже надоело лясы с тобой точить, пора браться за дело. Либо ты уступаешь мне её по доброй воле, и она моя, пока ты не заявишься, либо я её забираю с собой… навсегда.
- Куда? – Выдохнул я помертвевшими от ужаса губами.
- Туда, куда ты меня посылал. Что скажешь?
Он уставился на меня своими мерцающими глазами, внося сумятицу в голову. Его губы мерзко подрагивали, открывая редкие, острые зубы. Весь его вид вызывал отвращение, доходящее до тошноты.
- Убирайся в ад! – Заорал я, бросаясь на него с кулаками.
Уверенный в своих силах он не исчез как обычно, а лишь толкнул меня в грудь, и я, отлетев в угол комнаты, больно ударился головой о спинку кровати.
За долгие годы общения он напитался моею неуверенностью в собственных силах и теперь чувствовал себя хозяином положения.
- Ну что ты волнуешься? Уступи мне её по дружбе, долго на свете белом ты не задержишься, я то вижу. Я давно за тобой приглядываю, просто решил не мешать, вдруг, повезёт, и будем мы с тобой вдвоем мыкаться. Я то думал, ты вот-вот заявишься, но ты меня огорчил, и тут не дошел до точки. Нет в тебе мужского начала, тряпка ты, а не мужик, нытик, хлюпик, дерьмо одним словом, и баба тебе не нужна, не по шавке кость. Отдавай её мне, а я тебе местечко нагрею, побудешь с год подранком, а потом я тебя к себе возьму.
- Нет! – Закричал я, вновь бросаясь на него. Но, увы, и эта попытка закончилась провалом. Двумя руками он бережно оттолкнул меня в сторону, и я с грохотом рухнул на пол.
- Она еще почти теплая, чуть живая. Приятно прикоснуться к только что отошедшему человеку, тем более к женщине, и посмотреть, что там у неё внутри. – Радостно сообщил он мне.
Стыд, обида, ненависть ударили в голову. Лежать перед своим врагом в раскоряку недостойно мужчины. Это слишком унизительно. Моё уязвленное самолюбие заставило меня встать и вступить в борьбу, а он, угадав мои мысли, подстегнул меня:
- Закончим драку, ты проиграл. А хочешь поиграться, давай, только в салочки, попробуй, догони. Только спеши, а не то опоздаешь. Спеши! – Вновь повторил он. – Иначе я за себя не ручаюсь. Всё думаю, какие у неё точёные ножки, так бы и съел. А глазки… Пальцем надавишь, и чувствуешь, здесь билась жизнь. Кайф! – Мечтательно закатив глаза, причмокнул он синюшными губами. – Тебе то что… Ты в удовольствиях ни черта лысого не понимаешь. – Вновь прошелся он по мне и закончил: - Ладно, некогда мне с тобой разговаривать, хлюпик несчастный, пора браться за дело. До встречи…
- Стой! – Крикнул я, ощущая гнев, ужас, отвращение.
Тишина была мне ответом. Он исчез, растворился, как дым.
Я продолжал сидеть на полу, обхватив голову руками. В мозгах тихо звучало: - Ты потерял её, потерял, найди в себе силы отпустить её, иначе сам сдохнешь.
Сознание слабо возмутилось последним предположением: - Нет уж, руки на себя я не наложу, не на того напали.
- А что мне на тебя нападать? Захоти я тебя увести прямо сейчас, и ничто ты не сделаешь. Ты же воск, гуталин, ничего в тебе нет, лишь пустота и мрак, лепи, что хочешь.
- Кто ты? – Выдавил я.
- Сам знаешь, мы с тобой не раз обсуждали твои достижения, и сегодня ты доказал, что не зря я за тебя беспокоился. Незачем тебе убиваться впустую, пора дело делать, иначе он отымет её у тебя.
- Кто?
- Ты разве забыл о Сергее?
Ужас переполнял меня. Казалось, что тело уже не моё, что оно не желает меня слушаться, а с замиранием сердца ловит каждое слово, что звучит у меня в голове.
- Посмотри, какие у тебя ногти, словно у женщины, такие же длинные, только потверже. Вот и воспользуйся ими, порви себе вены, что тебе стоит. А не можешь ногтями, так зубами, перегрызи. Боли ты не почувствуешь и, наконец-то, будешь с ней, твоей Оленькой, а то она о тебе забудет, быстро забудет, желающих у нас хоть отбавляй приютить бедную девочку. – Настырный голос проникал в самую суть, подавляя мой разум и даря непроглядную темноту. Говорить я не мог, ощущение беды наполняло всё моё существо. Но где-то в самой глубине билась мысль, что нельзя поддаваться дьявольскому зову, что все поправимо в этой жизни, за исключением смерти.
- Кто ты? – Вновь спросил я.
- Я тебе всё объясню, но позже, а пока тебе нужна помощь, сам ты не справишься, тебе нужна забота. – Голос неуловимо изменился, в нём прозвучали нотки сочувствия, и мне захотелось как-то откликнуться на доброту незнакомца, но его последующие слова погасили мой порыв. – Страшна не смерть, а пустота, что окружает таких как ты. Расставшись с жизнью по собственной воле, ты совершишь поступок и одним ударом перерубишь «гордеев узел». Такое решение не дается легко, но только я могу подарить тебе ту судьбу, что ты заслуживаешь. Отдыхай, пока не буду к тебе приставать.

ДОПРОС

- И что вы, батенька, на полу лежите? – Услышал я знакомый голос.
Александр Васильевич подхватил меня под мышки и потянул вверх. С его помощью я забрался на кровать и почувствовал, как страх постепенно отпускает. Я осмотрел свою комнату. Кроме врача, рядом никого не было, правда резь в глазах мешала рассмотреть дальний угол, и в полумраке там мог затаиться давешний собеседник.
- Что у вас с глазами, Иван Александрович? Что-то вы мне сегодня не нравитесь, а с вами желает переговорить следователь. Они ждут. Вы сможете?
Я молча кивнул головой.
- Уверены?
Я опять кивнул.
Он дотронулся рукой до моего лба.
- Нет, вы мне не нравитесь. Ваш брат тут, пусть он решает, можно ли вас допрашивать в таком состоянии.
Он вышел из палаты и буквально через минуту появился Аркадий.
- Что с тобой? – Заволновался он. – Выглядишь ты паршиво.
Я махнул рукой и добавил:
- Не переживай, пустяки, снилась всякая дрянь. Пойдем, поговорим, я тут больше не хочу оставаться, эти стены давят на меня. Они должны меня отпустить. Такое возможно?
- Возможно, под подписку о не выезде. Но тебе лучше пока оставаться в больнице, ты еще очень слаб.
- Ты тоже считаешь меня сумасшедшим?
- Что ты несешь? - Возмутился Аркадий. – У тебя последствия кислородного голодания и в любой момент может потребоваться помощь врача.
- А не кажется тебе, что мне просто нужен свежий воздух и родные лица. Ты не представляешь себе, что я чувствую, сидя под замком в этой дыре, без права переброситься парой слов с нормальным человеком. Ты думаешь, моё лечение заключается в полной изоляции? – Усмехнулся я. Раздражение росло, и где-то на задворках я услышал знакомый шёпот.
- Согласен, не самое лучшее место. – Сдался Аркадий. – Попробую тебя отсюда вытащить. Поможете, Александр Васильевич? – Обернулся он к доктору.
- Состояние пациента внушает некоторые опасения, но Иван прав, хватит держать его взаперти. Если милиция возражать не будет, я пропишу курс лечения, и с богом. Возможно, на воле ваш брат быстрее пойдет на поправку, главное – никаких волнений.
- Спасибо, но пока мы делим шкуру не убитого медведя, сначала нужно убедить милицию, что ты не представляешь угрозы для общества. – Улыбнулся Аркадий и продолжил: - Ладно, пошли на допрос, там подпишешь документы. Я буду твоим адвокатом, со следователем я уже договорился. Надеюсь, ты не возражаешь?
- Нет, - отозвался я и в первый раз за долгое время улыбнулся ему в ответ. На душе полегчало.

***

- Ну, что, Иван Александрович, как ваше состояние? Мы можем с вами поговорить? – Поинтересовался уже знакомый мне следователь. Правда, настроен он был уже не так воинственно.
- Спасибо, все нормально, - отозвался я.
- Аркадий Александрович готов выступить вашим защитником. Вы не возражаете?
- Я согласен.
- Ну что же, тогда приступим. Зовут меня Юрий Павлович, я назначен следователем по вашему делу. Первый вопрос, каким образом вы попали ранним утром на трассу Сочи-Адлер? Насколько я знаю, ваш лагерь располагался на берегу в паре километров от Гагр.
- Да, вечером мы добрались до побережья, поставили палатки и решили отпраздновать наш приезд. У нас были кое-какие запасы провизии и немного вина, привезли из Москвы. Девушки приготовили классный ужин, и мы отлично проводили время. Вода была теплой, море спокойным, светили звезды, брызги переливались блестящей мишурой, и мы ощущали себя в раю. – Воспоминания сжали сердце. Ведь нет ничего проще, как вновь попасть в ту же обстановку, но проклятый разум твердил: «Никогда такого не повторится!».
- И что же? – Прервал следователь затянувшееся молчание.
- Я обычно не пью, мне нельзя, но тут бес попутал. Больно хорошо на душе было, и я пригубил немного вина…
- Почему вам нельзя? Вы лечились от алкоголизма? – Вмешался следователь.
- Нет…
- Подожди, Иван, я отвечу на этот вопрос, - остановил меня Аркадий и продолжил: - Его организм не выносит спиртного, у него такое с подросткового возраста. Стоит ему выпить самую малость, и он полностью утрачивает чувство реальности, впадает в состояние аффекта и ведет себя как буйно помешанный.
- Вот как… - Протянул следователь. – А вы обращались к врачам?
- Обращались, - отозвался Аркадий. – Толком они ничего не определили, но предположили, что у него нарушена выработка какого-то фермента, расщепляющего алкоголь, - на секунду он задумался, - Не помню как называется, но это и не важно сейчас. Короче, пить ему, просто, нельзя.
- И вы, Иван Александрович, зная это, все-таки не совладали с собой?
- Да, - отозвался я, ощущая себя последним подлецом. – И Оленька просила не делать этого, а я её не послушал. – При последних словах будто ком встал в горле, и я засипел, а затем хрипло закашлял.
Юрий Павлович схватил стакан, наполнил его водой из бутылки и в спешке протянул мне. - Выпейте.
Кое-как я проглотил несколько глотков, и кашель прекратился, но жизнь отчего-то потеряла всю свою привлекательность. Только сейчас я понял, что не смогу себе простить ту глупую выходку, не пей я тогда, мог бы что-нибудь придумать, и, возможно, Ольга и ребята были бы живы. А так они думали не о спасении своих жизней, а обо мне, дураке: куда я девался, не свалился ли в воду, не упал ли со скалы. Вина накатила страшной тяжестью. Такую пытку я не испытывал никогда в жизни, мне хотелось умереть.
- Успокойтесь, Иван Александрович, слезами горю не поможешь. Не хотелось бы вас осуждать, но думать нужно было тогда, а сейчас продолжим наш разговор, - одернул меня следователь.
Конечно, он был прав, но его слова доходили до меня с трудом.
- Иван, постарайся взять себя в руки, ты должен через это пройти, - вмешался Аркадий. Я не отреагировал на его слова, и он продолжил: - Если ты не в состоянии сейчас говорить, как твой адвокат я попрошу прекратить допрос.
- Нет! – Выкрикнул я, не замечая, как напрягся следователь. – Я буду говорить и говорить именно сейчас! – С неприкрытым отчаяньем в голосе громогласно объявил я.
- Как вы думаете, Аркадий Александрович, стоит ли нам продолжать беседу, или дать возможность подозреваемому прийти в себя?
- В чем вы меня подозреваете?! В чем?! – Вскочив со стула и оттолкнув его ногой метра на полтора от себя, заорал я. – Вы должны обвинять меня в убийстве самого дорогого на земле человека, я сам себя обвиняю и пощады не жду!
- Так, мне всё ясно, отложим наш разговор до другого раза. – Жестко прервал меня Юрий Павлович.
- Согласен, - кивнул головой Аркадий.
- А я нет! – Выкрикнул я и почувствовал, как брат обхватил меня за плечи.
- Хватит, Иван, успокойся. В таком состоянии ты не сможешь отвечать на вопросы. Тебе нужно прийти в себя, подумать, что случилось в тот день, и спокойно обо всём рассказать. Возьми себя в руки, пойдем, поговорим. Тебе нужно высказаться, и тебе полегчает. Пойдем, Иван, прошу тебя, пойдем, - обнимая меня за плечи, продолжил он меня уговаривать. Его заботливый голос, всегда действующий на меня успокаивающе, вызывал странную неприязнь. Мне казалось, что и он настроен против меня и, просто, делает вид, что заботится, а сам только и думает, как бы поскорее от меня избавиться.
Я с силой оттолкнул брата.
- Не подходи ко мне, Иуда! – Выкрикнул я. Кровь бросилась в голову, и вместо лица Аркадия передо мной мелькнуло ненавистное лицо Сергея.
«Сейчас я ему устрою! Поганый мертвец, вечно под ногами путается».
Собрав всю свою ненависть, я бросился на врага и изо всех сил сдавил ему горло.
- Иван, что ты творишь? – Услышал я сдавленный голос брата, и в ту же секунду следователь и его помощник повисли у меня на руках. Еще через мгновение они оттащили меня от Аркадия.
Обессиленный я рухнул на пол. Я видел над собою три фигуры, но осознать, где я, и что это за люди, я не мог. Они едва слышно о чем-то переговаривались, а я лежал, прикрыв глаза. Мне хотелось заткнуть себе уши, и хоть на мгновение остаться наедине, лишь бы не видеть их неприятных лиц.
Дыхание медленно восстанавливалось, и постепенно до меня доходило, что минуту назад я пытался убить брата. Меня затрясло.
- Ваня! Ваня, что с тобой? – Услышал я голос Аркадия, склонившегося надо мной. – Что на тебя нашло?
От стыда я закрыл лицо ладонями. Жить не хотелось.
- Юрий Павлович, побудьте с ним, а я приглашу врача. – Попросил Аркадий следователя, - Надо что-то делать, я за него боюсь. – И он быстро ретировался.

Александр Васильевич появился почти мгновенно. Присев и обхватив мою кисть, он на мгновение замер, а затем заявил:
- Я говорил, что его нельзя беспокоить, говорил вам или нет? – Жестко поинтересовался он. В тоне его звучали обвинительные нотки. – Теперь его нужно довести до палаты и дать успокоительного. Неизвестно к чему приведет вся ваша самодеятельность. Если больному станет хуже, я вынужден буду сообщить в компетентные органы. К чертовой матери ваши допросы! Парень такое пережил, ему год нужно восстанавливаться, а вы со своей грёбаной кражей проржавевшей «Волги» чуть его в гроб не вогнали! Аркадий Александрович, а вы то куда смотрели, уж на вас то я рассчитывать могу? Неужели вы не понимаете, что Иван чудом выжил, и сейчас его нужно беречь как «зеницу ока»?
- Я не понял, что ему так плохо. – Виновато отозвался Аркадий.
- Нужно было прервать допрос.
- Извините, Александр Васильевич, что не доглядели, - вмешался следователь. – Больше нам тут нечего делать, мы пойдем. Я вам позвоню уточнить, когда мы сможем подъехать и закончить разговор.
- Звоните, только учтите, выздоровление затягивается, и я не скоро дам своё согласие на вашу встречу с больным. Его необходимо поставить на ноги, а потом делайте, что хотите, а то ведете себя как инквизитор.
- Ну вы уж чересчур, Александр Васильевич, он сам как ненормальный на брата набросился.
- А вы что хотели? Думаете, я зря вас к нему больше месяца не подпускал? Он болен, серьезно болен, и, что с ним будет, я сейчас сказать не могу.
Александр Васильевич и Аркадий подхватили меня под руки и бережно повели по коридору. Отчего-то их излишняя заботливость вызывала во мне чувство неприятия. В какой-то момент я вырвался у них из рук и, прижавшись к стене, заявил:
- Не трогайте меня, я сам пойду.
- Хорошо, Иван, только не спеши, тебе пока лучше не падать, - согласился Аркадий.
Я сделал шаг и почувствовал, что ноги пока держат. Осторожно, ведя рукой по стене, я двинулся вперед. Они как тюремщики не отставали от меня ни на шаг.
Наконец я добрался до своей палаты и дождавшись, пока откроют дверь, заявил:
- Оставьте меня в покое! Я никого не хочу видеть, мне нужно побыть одному.
- Ты уверен? – С сомнением спросил Аркадий.
- Уверен. – Отозвался я, направляясь к кровати.

НАКАТИЛО

Слава богу, наконец-то я остался один, и мог подумать обо всём без помех.
Память наконец-то вернулась, и передо мной воочию развернулись события того страшного дня. Словно на большом экране возникло её лицо. Сначала счастливое, а когда я налил себе пол кружки вина, обеспокоенное и раздраженное. Словно Мегера она набросилась на меня.
- Иван, не пей! Тебе нельзя пить, ты сам знаешь. – Её тон вызвал у меня протест, и я заявил: - Что ты мне указываешь? Я уже вышел из детсадовского возраста, и могу как все нормальные люди выпить немного вина.
Ольга пожала плечами и отвернулась, а я поднес кружку к губам и проглотил залпом то несчастное пойло.
Зачем? Бог мой, зачем?
В первую секунду я почувствовал, как приятное тепло растекается по телу и уже хотел порадоваться, что алкоголь утратил надо мной свою власть, но тут Сашка довольно нагло подмигнул моей девушке, и кровь бросилась мне в голову.
- Какого черта ты ей подмигиваешь? – Оттолкнув его от Ольги, зло поинтересовался я, а затем повернувшись к ней, заявил: - Перестань ему строить глазки, а то я сейчас ему все зубы пересчитаю!
- Иван, ты совсем сбрендил? – Удивился Сергей.
- Сережа, извини, пожалуйста, - вмешалась Ольга, - Ему нужно малость остыть, и всё пройдет.
- Ах, он уже Серёженька! - Продолжил я тем временем заводить себя. – Сейчас я этому Серёженьке покажу, где раки зимуют! – Обозленный я бросился на него. Он пропустил первый удар и растянулся на песке, потирая челюсть рукой.
- Мозгляк! – Гордо заявил я и продолжил, обращаясь к Ольге: - И ты переметнулась к этому слабаку?
- Иван, прекрати! – Одернула она меня. – Иди, умойся холодной водой и веди себя как человек, иначе я тебя знать не желаю.
- Вот как, - ухмыльнулся я. – А я желаю! – Нагло заявил я и, приблизившись к ней, обхватил её за талию, притянул к себе и впился поцелуем в губы. Она попыталась оттолкнуть меня, но не тут-то было, силенок у неё явно не доставало.
Ребята, видя, как она яростно отбивается от меня, подтянулись поближе. Кто-то уже занялся Сергеем, а Руслан и Николай схватили меня за плечи.
- Хватит! – Почти мне в ухо гаркнул Колька, - Совсем сбрендил! Ведешь себя как дикарь.
Они постарались оттащить меня от неё, но не тут-то было. Когда я в пьяном угаре, справиться со мной, практически, невозможно. Я раскидал их почти играючи. Но когда на меня навалилось пять человек, я спекся. Кто-то в спешке заехал мне в грудь, и на мгновение у меня перехватило дыхание. Я упал.
- Ребята, хватит! – Крикнула Ольга, бросаясь мне на выручку. Встав на колени, она прикоснулась к моей щеке и ласково проговорила: - Ну и дурачок ты, Иван.
Лежать поверженным перед любимой женщиной на глазах у всех оказалось выше моих сил, и не знаю, что на меня нашло, я выдал как последний дурак: - Сука!!!
От неожиданности она обомлела, в её глазах вспыхнула боль. За время нашего знакомства я себе такого не позволял.
- Иван, ты совсем лишился ума? Как тебе не стыдно? Извинись немедленно! – Потребовал Руслан. Он уже несколько лет был моим другом и еще ни разу в жизни не говорил со мной таким тоном.
- А ты, поганец, заткнись! – Выдал я, вставая. Сами собой кулаки сжались. Мне захотелось броситься на всю эту братию и показать им, кто здесь хозяин, но мокрые от слез глаза Ольги меня удержали. Видимо, вина я выпил недостаточно, чтобы совсем лишиться головы, и потому, заявив во всёуслышанье: - Идите вы к еб…ной матери! – Я развернулся и зашагал в сторону от моря.
Где-то с полчаса я ругал ребят последними словами, меня подмывало вернуться и надрать им задницы, а заодно поставить Ольгу на место, слишком много она себе позволяет.
Небо начало хмуриться, задул нешуточный ветерок. Где-то на западе переливались молнии, и грохотал гром, но мне, дураку, всё было нипочем, и я продолжал упорно шагать неизвестно куда. Затем хлынул дождь. Буквально за минуту я промок до нитки и от ураганного ветра малость остыл.
Наконец я добрел до какой-то дороги и остановился, не зная, что предпринять. Солнце уже спряталось за холмами, и, как всегда на юге, враз наступили сумерки. Темнота, хлесткий дождь, иногда переходящий в град, подействовали на меня отрезвляюще, и я начинал понимать, что опять наломал дров. Возвращаться в темноте я не решился, погода не располагала к пешим прогулкам, ветер просто валил с ног, и я уселся на камень при дороге, со слабой надеждой, что меня подберет какой-нибудь чудак. Возможно, с ним удастся договориться, и он пустит меня переночевать, а завтра вернусь, покаюсь, и, авось, меня простят. Прошло не меньше десяти минут до того, как я услышал лязг какого-то драндулета. Наконец-то, а то так и околеть недолго, от холода зубы упорно выбивали дробь. Я выскочил на середину дороги и принялся размахивать руками. Водила допотопного автобуса сжалился надо мной и остановился. В салоне я оказался единственным пассажиром.
- Как ты здесь очутился? – Обернувшись ко мне прокричал он. Радио орало на всю катушку.
- Случайно, - отозвался я. – Мы компанией отдыхаем здесь, на берегу. Я отправился погулять, и тут началось светопреставление. Возвращаться в такую погоду не очень хочется, без меня ночь перебьются.
Вода хлестала по лобовому стеклу, щетки уже не справлялись. Казалось, каждую секунду на нас выливали тонну воды. Даже обгоняющие нас автомобили с включенными фарами были почти не различимы.
- Тебе повезло, парень, что я тут проезжал, а так бы точно схватил воспаление легких. Вон, весь дрожишь. Надо тебе чуть-чуть выпить, согреешься. – Посоветовал он, одной рукой держа баранку, а другой протягивая початую бутылку коньяка.
От одного её вида меня замутило.
- Спасибо, я как-нибудь так.
- Вот молодежь, ни черта не понимает, пей, говорю, а то жалеть будешь. – Приказал он, суя мне бутылку в руки. Спорить с ним у меня не хватило сил. Открутив пробку, я сделал хороший глоток, и почувствовал, как тепло побежало по клеточкам.
- Глотни еще, хуже не будет, ты же не за рулём, - продолжал указывать он. Мне уже море было по колено. Я приложился еще раз и ощутил себя совершенно счастливым.
За окном бушевала непогода, а я зло рассуждал про себя: «Ага, узнаете по чем фунт лиха. Природа отыграется за меня. Промокните, до нитки промокните, будете потом сопли по мордам размазывать».
В этот момент бравурная музыка стихла, и громкий женский голос с ужасающей четкостью произнес: - Все, кто в данный момент находится на побережье в районе города Гагра поспешите отойти от моря на расстояние не менее километра. К берегу приближается большая волна. Особенно это касается отдыхающих, расположившихся рядом со скалами, у вас не больше десяти минут. Немедленно уходите.
В первую секунду я не понял.
- Что она сказала? – Прокричал я.
- Волна идет, волна убийца. Кому-то сегодня не повезет. – Откликнулся водитель. – Но ты успокойся, до нас она, точно, не доберется.
- А как же ребята? Ольга? – Воскликнул я. До меня наконец-то дошло, что на том пляже между скалами они как на ладони.
- Слушай, друг, - бросился я к водиле, - Давай, разворачивайся, вернемся за ребятами, а то их море утащит.
- Ты, парень, в своём уме? Что я тебе спасатель? – Опешил он. – Меня туда сейчас на аркане не затащишь, и тебе нечего там делать. С морем шутки плохи, особенно в такую погоду.
Его отказ поверг меня в шок. Я бросился на него, стараясь вырвать руль, но я себя переоценил. Он лишь оттолкнул меня, и я отлетел на пару метров, больно ударившись о передние сиденья. Ногой я за что-то зацепился и по ступенькам скатился к самым дверям.
- Курва, у тебя, что с головой не всё в порядке? – Зло спросил он, останавливая машину. – Я к тебе по-хорошему, а ты как последняя сволочь?
Он встал и направился ко мне.
Да, я себя явно переоценил, даже в автобусе, пригнув голову, он производил внушительное впечатление.
Его мускулистая рука нажала на дверь, и она со скрипом открылась. Ногой он подтолкнул меня в спину, и я свалился на асфальт.
- Пошел вон, придурок, а то еще что-нибудь выкинешь, - заявил он и дернул дверь на себя. Через мгновение автобус отъехал, а я остался лежать в луже под проливным дождем.

Обида и злость душили меня. Попал как последний пацан, нужно было уговорить мужика, а я набросился на него с кулаками. Что же теперь делать?
Я сел на дорогу и осмотрелся по сторонам. За дождем не видно ни города, ни деревни, придется ловить кого-нибудь на шоссе.
Бог словно услышал мои молитвы, послышался шум автомобиля. Я быстро вскочил и, чуть ли не подпрыгивая, принялся размахивать руками. Вид, конечно, у меня был не очень, что в такую погоду и не удивительно, водитель темной иномарки обратил на меня внимания не больше, чем на бревно, валяющееся на дороге. Объехав меня, он быстро скрылся за пеленой дождя.
Еще пара машин пронеслась мимо, не останавливаясь. Я начинал заводиться. Мысль, что Ольга и остальные в опасности, а я как дурак машу руками, не в состоянии ничего предпринять, унижала моё мужское достоинство. Я должен появиться перед ними как спаситель, и тогда мой имидж не пострадает. А так по пьяной лавочке натворил черт знает что, и неизвестно теперь, что она обо мне думает. Вернее, известно, что думает, и от этого на душе «кошки скребут».
Наконец послышался рокот еще одной машины, и я, не раздумывая, выскочил на середину проезжей части. Будь, что будет, но проехать мимо я ему не дам.
Видимо, моя встрепанная фигура, размахивающая руками, напугала водителя тарахтящей «Волги», и он в метре от меня остановился.
Я бросился к окошку.
- Слушай, друг, такое дело, срочно нужна помощь, - затарахтел я. – Там, на берегу, мои друзья, они в опасности, им нужна помощь.
- Извини, не могу, у меня жена, ребенок. – Отозвался парень лет тридцати худощавого телосложения.
Я заглянул в салон и обнаружил там девочку лет пяти с двумя тощими косичками, завернутую в плед, и её маму в мокрой футболке с капельками воды на волосах.
Вид у обоих был довольно испуганный и продрогший.
- Но они же погибнут! Как ты этого не понимаешь! На твоей совести будут жизни восьми человек. – Продолжал я взывать к его совести.
- Здесь моя семья, и, хоть убей, я не буду рисковать жизнями дочери и жены. Именно за них я несу ответственность. – Без тени сомнения заявил он. – Попробуй, может, удастся остановить еще кого-нибудь. – Принялся он меня подбадривать, намериваясь улизнуть.
- Ну уж нет! Хватит с меня! – Зашелся я в крике. – Это вас пожалеют и пригреют, а на меня они плюют, а там погибают мои друзья, моя любимая женщина! – Я рывком распахнул дверцу машины и схватил этого мозгляка за рубаху. Вытащить его наружу не составило труда. Он оказался на пол головы ниже и в два раза легче меня. Женщина закричала в машине, ребенок зашелся плачем.
Тряхнув мужика за грудки, грозно я заявил: - Где ключи!
- Отпусти меня! – Заорал он. – Там ребенок!
- Ничего с твоей доченькой не случится, моя девушка тоже с ребенком, и если я опоздаю, никогда его не увижу. Так что гони ключи и проваливай. – Саданув его челюсть, потребовал я.
Женщина выскочила из машины и повисла на мне сзади, пытаясь оторвать меня от мужа. Не тут-то было. Под действием коньяка сил у меня было хоть отбавляй. Я отмахнулся от неё словно от кошки, и она рухнула на дорогу. Вырвав у мужика ключи, я вскочил в машину, и, ни секунды не думая, вставил ключ в замок зажигания и повернул. «Волга» затарахтела.
- Оленька! – Крикнула женщина, и только тут я понял, что ребенок еще в машине. Родное имя отдалось болью в душе. Повернувшись, я схватил плед вместе с девочкой и, открыв дверцу, поставил её на асфальт. – Забирайте! – Крикнул я. – Вас кто-нибудь подберет, а машину я вам верну!
От выигранной битвы адреналин побежал по жилкам, и я ощутил себя всемогущим. Главное теперь успеть!

Всё хорошо, но за рулем я сидел не больше двух раз в жизни, и не очень хорошо разбирался, какая педаль зачем. Но тут каким-то шестым чувством, мне удалось переключить скорость и нажать на газ. Нужно было еще развернуться, и я принялся рьяно крутить руль. Не знаю как, но в кювет я не свалился, и автомобиль побежал по дороге, правда, не слишком резво. Я посмотрел в зеркало заднего вида и обнаружил, что униженный папа держит свою драгоценную дочурку на руках, прикрывая вымокшей насквозь курткой, а бедная женщина стирает пледом кровь с его губ. И даже тут у меня в душе ничто не шевельнулось, совесть спала.
Я давил на газ изо всех сил, машина ревела, но ехать быстрее отказывалась.
Нужно сделать что-то еще, понял я и посмотрел на рычаг. Там было что-то нарисовано, и, вспомнив слова Аркадия, что у механической коробки несколько скоростей и есть сцепление, я, нажав на педаль, передернул рычаг. Каким-то чудом мне удалось перескочить сразу на четвертую скорость.
«Волга» лихо припустилась по шоссе. Я ощущал себя чародеем, способным победить любое чудовище. На спидометр я не смотрел, а лишь всё сильнее и сильнее давил на газ. Лобовое стекло заливала вода, и я ехал почти наугад, виляя от одного края шоссе к другому. Где включаются щетки я не знал, а этот поганец их выключил, или они совсем не работали, и потому я видел не дальше метра.
Главное теперь было успеть. Сколько прошло времени с тех пор, как объявили тревогу, я не знал, но затуманенный мозг не терял уверенности, что всё идет как надо. Жаль, что меня никто не видит, а так бы оценил мою находчивость.
В какой-то момент я почувствовал, как автомобиль пошел на разгон. Дорога явно вела вниз, значит скоро увижу море. Я посильнее нажал на газ и почувствовал, как колеса рассекают воду, а затем осознал, что машина уже не едет, а планирует по воде. Попытка нажать на тормоз не удалась, автомобиль летел сам по себе. Я не успел испытать страха, и первый же поворот стал для меня последним. Меня выкинуло с шоссе и поволокло под обрыв. Машина билась колесами, пузом, а затем завертелась как колобок. В какой-то момент я шарахнулся головой о руль, и мир померк...
 Ощущение удара болезненно отозвалось в голове.
Я осознал, что нахожусь не в угнанной «Волге». Стон вырвался из губ, меня затрясло. Ощущение, что я опоздаю, переполняло меня. Вскочив, я бросился к двери и принялся колотить по ней изо всех сил, не переставая при этом орать: - Оля!!! Оля!!! Выпустите меня!!! Выпустите!!! Гады!!! Гады!!! Всех порву!!!
Дверь, наконец, открылась, и я метнулся наружу. Не тут-то было. Два дюжих санитара подхватили меня под белы рученьки и поволокли к кровати. Я вырывался, орал, даже кусался, но всё оказалось напрасным. Ко мне метнулся еще один санитар, и я почувствовал болезненный укол в бедро.
Некоторое время я еще бушевал, но силы постепенно оставляли меня.

А ВОТ И Я

- Ну и как ты себя чувствуешь, болезный ты мой? – Услышал я надтреснутый старческий голос.
Открыв глаза я обнаружил у себя на кровати странную особу в черном атласе, из-под которого там и сям выбивались кроваво красные вставки. Её мясистое лицо зеленоватого оттенка не привлекало добротой, а массивный нос с широкими ноздрями и большой бородавкой на правой ноздре придавал ей мужеподобный вид.
Испуганный я сел, опираясь на подушку.
- Кто вы такая? Что вы тут делаете? – Нервно поинтересовался я. Её необъятные размеры, скрытые столь непривычным нарядом, внушали нешуточную тревогу. Я протянул руку и коснулся её платья, надеясь, что наваждение тут же рассеется, не тут-то было. Старуха улыбнулась и довольно проворковала: - Трогай, милок, трогай. Хуже будет, если я тебя потрогаю.
То ли её тон, то ли взгляд или сами слова задели нужную струнку, меня охватил ужас. Губы сами собой зашептали: «Отче наш, иже еси на небеси…».
Она смотрела на меня и улыбалась. Казалось, моя молитва доставляет ей радость. Она кивала в такт моим словам, не собираясь прятаться или уходить.
- Не хочешь узнать, чем ты привлек меня, грешную, в эту юдоль боли и плача?
Я прикрыл глаза, признавая, что рядом моя смерть. Открывать их мне не хотелось. Если пришёл мой последний час, пусть он не будет слишком страшным.
- А ты, Ванечка, трус. – Проворковала она. – Если бы Оленька знала, что ты из себя представляешь, она сейчас была бы жива.
От её слов сердце сжалось. Я смотрел на старуху, не понимая, что ей от меня нужно, зачем ворошить прошлое? Делай своё дело и убирайся откуда явилась, не стоит бередить незажившие раны.
- А ты что думал? Бросил девчонку в беде и всё, живи себе припеваючи, влюбляйся в следующую и твори, что душа пожелает.
Я упорно молчал, и она продолжила: - Нет, милок, так не бывает. Не дам я тебе забыть дитя божье, не избавишься ты от мучений, чтобы ты не делал, а пока посмотри, как она о тебе тосковала, надеялась, звала тебя, умирая. Авось, вынесешь для себя хоть какую-то пользу, а коли не сможешь, придется нам познакомиться ближе. Я не зверь, понимаю, как она мучалась, взывая к Господу нашему и моля о спасении. Как я её жалела, как жалела… - И она покачала головой. – Чуть не плакала, что пришлось забирать. – Продолжила она. – А ты в это время геройствовал, думал лишь о себе и мечтал предстать перед нею и остальными во всей своей красе и заслужить благодарность и восхищение, спасенных тобой недоумков и слабаков. Видела я тебя, видела, – и она погрозила мне скрюченным пальцем, с длинным, обломанным ногтем. – Придется мне тебя поучить и изгнать гордыню, и тогда я оставлю тебя в покое, и будешь ты жить как изгой, осознающий свою греховность. Ждет тебя, Ванечка, трудное время, не позавидуешь. Радуйся, милый, радуйся, я даю тебе еще один шанс! – И тут на стены комнаты накатила ужасающая волна, играючи смывая их к чёртовой матери. И я увидел ребят, как они перепуганные забегали, не зная, что предпринять. Море, что еще час назад казалось ласковым как котёнок, вдруг, превратилось в кромешный ад.
Град, потоки воды, льющие с неба, камни, летящие на головы, и ураганный ветер свирепствовали как заводные. Палатки снесло буквально за пару минут. Ветер тут же раскидал спальники, расшвырял вещи по пляжу. Ольга, Аня и Оксана пытались их как-то собрать, но шквалистый ветер тут же раскидывал вновь сложенную кучку. Ребята старались укрепить колья и вновь соорудить хоть какую-то защиту от дождя.
- Где же Иван? – Воскликнула Ольга. – Не дай бог, уснул где-нибудь под скалой, и засыплет его камнями.
- Так ему и надо, в другой раз подумает, как себя вести, - отозвалась Оксана.
- Зря ты так, он не виноват, ему пить нельзя, - Откликнулась Ольга, стараясь догнать улетающее полотенце.
- Пусть и не пьёт, раз ему нельзя, он же не ребенок, - поддержала подругу Аня.
Её слова вызвали у меня мгновенную злость, но я углядел далеко в море огромную массу воды, что с рёвом неслась к берегу, и тут же пришел в себя и заорал: - Уходите! Уходите!
Из горла вылетел глухой, шипящий звук. Я попытался помахать руками и как-то привлечь их внимание, но, увы, попытка не удалась. Мои руки не слушались меня, а продолжали лежать на кровати, словно ватные. Ужас наполнил сердце, я понимал, что сейчас произойдет, и не мог этому помешать.
Волна налетела как зверь. С диким грохотом она пролетела по пляжу и ударилась в скалы, мир завертелся в тысячах брызг. Ольга, девчонки, ребята пропали из глаз.
Я орал, орал как резанный, но голоса своего не слышал. Только шум воды и раскаты грома грохотали в жуткой темноте, рассекаемой ударами молнии.
Вода отхлынула. С щемящей тоской я вгляделся во мрак, надеясь обнаружить живых на берегу, но там было пусто и чисто, волна не оставила даже следов от нашего лагеря.
Сердце оборвалось, мне показалось, что я умираю, но тут я услышал родной голос: - Ребята, ребята, где вы? – И углядел Ольгу, барахтающуюся метрах в двадцати от берега.
- Плыви! Плыви! – Крикнул я ей, и Оленька, словно услышав меня, яростно заработала руками. Где-то рядом с ней мелькнуло еще две головы, и они тоже устремились к берегу. Больше никто не вынырнул, но самое главное – моя девочка была жива. Мне показалось, что самое страшное уже позади, еще минута и она выберется на камни.
Я рвался ей на помощь, но неизведанная сила не давала мне даже шевельнуться. Пот лил с меня в два ручья, хотелось упасть в эту воду и либо выбраться вместе с Ольгой на берег, либо вместе уйти на дно.
В какой-то момент я почувствовал радость, до берега оставалось всего ничего.
Я шептал: - Давай! Еще чуть-чуть, давай! – И не сразу заметил, как за её спиной появилась вторая волна, больше, чем первая. Я завыл, теряя от ужаса рассудок, а вода набросилась на мою девочку, завертела и потащила с огромной скоростью к скалам, с грохотом налетела на них и отхлынула. Следом пришла еще одна, но уже не такая большая, и море, вдруг, почти успокоилось.
Я искал её взглядом, молил Бога, чтобы увидеть её хоть на мгновение, и тут я заметил в метрах пятидесяти от берега тело. Оранжевую майку я узнал почти сразу и тут же воспрянул духом. «Раз она держится на поверхности, значит жива». Я напряг зрение, и кровь застыла у меня в жилах.
На её голове зияла огромная рана, вода вокруг покраснела, а искривленные руки подпрыгивали на волнах в самом неестественном положении. Она безвольно покачивалась на воде, а губы шептали: - Ваня! Ваня! Спаси!
Меня словно сжигал огонь, сердце рвалось наружу, но я лишь смотрел и беззвучно орал во весь голос.
Так продолжалось еще пару минут, а потом волна накрыла ей голову, и на одно мгновение она пропала из моих глаз, но вскоре вновь показалась, еще на минуту, и, едва слышно кашлянув, начала погружаться в пучину.

Тело свело жуткой судорогой, я почувствовал нестерпимую боль и заорал во весь голос, и тут же провалился в ледяную воду.
 
Часть III

ВОЗВРАЩЕНИЕ
 
- Он в таком состоянии уже больше суток, - послышался знакомый голос.
- Что у него с губами? – Взволнованно спросил кто-то еще.
- По-видимому, он их искусал в кровь. Мы обнаружили его в жутком состоянии, мышцы напряжены, пульс почти не прощупывался, несколько часов боролись за его жизнь, кое-как откачали, но он всё еще без сознания, и что тут можно сделать, ума не приложу.
- Спасибо, Александр Васильевич, теперь это мой вопрос. Жаль, что меня не было в городе, а связь у вас паршивая, дозвонись вы до меня, я бы сразу вернулся. – Отозвался, по всей видимости, Аркадий.
- А может и к лучшему, что вы ничего не видели, он бы вас не услышал, а вы бы себе нервы портили.
- Мои нервы сегодня не так важны, - улыбнулся Аркадий.
- Это вы зря, себя беречь нужно, и так похудели за последние дни и выглядите усталым.
- Спасибо, Александр Васильевич, за сочувствие, теперь, надеюсь, всё позади, обвинение снято. Владелец «Волги» забрал своё заявление, и мы можем отравляться домой, если вы, конечно, дадите добро на перелёт. Покажу Ивана московским светилам, пусть что-нибудь делают, а может через пару дней само пройдет. Всё-таки дом, родители, привычная обстановка, комфорт.
- Честно говоря, сомневаюсь, дай бог, чтобы чуть-чуть отпустило. – Голос смолк, а затем взволнованно продолжил: - Мне кажется, он нас слушает. Смотрите, у него ресницы шевелятся. Видите?
- Иван, Иван, ты меня слышишь? Отзовись. – Склонившись над постелью, взволнованно попросил брат.
Я попытался открыть глаза, и с некоторым усилием мне это удалось, правда, отвечать совсем не хотелось. Я посмотрел на Аркадия и вновь закрыл глаза.
- Слава богу, наконец-то он пришел в себя. Был бы у нас томограф, посмотрели бы в чём причина его амнезии и нынешнего состояния. Возможно, там опухоль после удара или сгусток крови. Конечно, вам нужно вести его в Москву, там разберутся, а тут мы связаны по рукам и ногам, без аппаратуры поставить точный диагноз невозможно.
- Не переживайте, Александр Васильевич, вы сделали всё, что могли, он жив, и это самое важное.
- Вам удалось узнать, кто его спас?
- Три подростка, они прятались от урагана в пещере, когда почти им на головы рухнула машина и ушла под воду. Рискуя собственной жизнью, они полезли спасать горе-водителя. Долго не могли открыть дверь, её заклинило от удара, потом догадались выбить стекло, вытащили Ивана, а он уже не дышит. Хорошо, что у одного из них отец спасатель. Он научил парнишку делать искусственное дыхание и массаж сердца. Как-то они его откачали, а потом побежали за помощью. На станции ему сделали укол, загрузили в машину и тут же повезли в больницу. Вот так-то, Александр Васильевич, Иван в рубашке родился, живым из такой передряги выбрался.
- Да, молодцы ребята. Я в такую погоду ни за что бы в море не полез, плаваю плохо. А они, просто, герои.
- Спасибо им, - отозвался Аркадий.
- К каким нам его готовить? – Долетел до меня голос врача.
- Часам к двум. Самолет у нас в семь, но пока доберемся, лучше не рисковать. Иван, - вновь обратился он ко мне, - Слышишь меня? Завтра возвращаемся домой. Подай какой-нибудь знак, что ты понимаешь, о чем я говорю. – В голосе брата звучала мольба.
На мгновение сердце наполнилось жалостью, и я, с трудом разлепив губы, прошептал: - Не переживай, всё хорошо.

***

Дорога домой в памяти у меня почти не отложилась. Помню Аркадия и какого-то парня. Они бережно усадили меня в машину. Помню, как довели до вокзала, поддерживая под руки, и долго убеждали тамошнего служителя, что я в полном порядке и без проблем долечу до Москвы. Аркадий размахивал какими-то бумагами, доказывая, что врачи дали своё согласие, и мне жизненно необходимо добраться до Москвы, и уже там получить квалифицированную помощь. Работник аэропорта сдался и допустил нас на посадку. Так я оказался в самолете и проспал весь перелет.
Аркадий растолкал меня, когда мы приземлились и помог выйти из салона. На летном поле у самого трапа стояла машина скорой помощи, а вокруг неё нервно расхаживали мать, отец и Светлана. Аркадий и стюардесса осторожно спустили меня по трапу, и я попал в объятья родителей.
Их волнение, счастье и слезы радости давили на нервы, я не заслуживал любви и подобной встречи. Хотелось забиться в узкую, темную щель и там доживать свою никчемную жизнь. В глубине души я понимал, что они пережили, и прощал их радостную навязчивость, но чувство вины не давало ответить им тем же, и оттого я особенно сильно ощущал собственную неадекватность.
Светлана что-то поняла и вмешалась. Её защита пригодилась мне как никогда раньше, еще бы пара минут, и я заорал бы во весь голос.
Меня посадили в машину и в сопровождении Аркадия куда-то повезли. В момент прощания даже у отца заблестели глаза, он попытался справиться с собой, но я их заметил. Меня замутило. Всё в автомобиле странно завертелось, и если бы Аркадий не подхватил меня под руку, я упал бы с сидения.
Ехали мы достаточно долго. Больше всего на свете мне хотелось тишины, а не этого кошмара с привычными московскими пробками.
Добравшись до палаты, я без сил упал на койку и тут же провалился в серую мглу.

***

Дни тянулись бесконечной чередой. Меня таскали на бесконечные обследования, беседы с врачами, уколы. Толку от всей этой беготни я не видел, пора было выбираться оттуда, и я решил переговорить с братом или отцом.
Домашние меня не забывали, холодильник ломился от снеди. Съешь я хоть половину принесенного ими, точно, получил бы заворот кишок, но есть я, практически, разучился, да, и спал с большим трудом.
В самый неподходящий момент, когда сон накрывал своей пеленой перед глазами возникало захлебывающееся лицо Ольги с разбитой головой, из которой текла кровь, тут же смываемая водой. Я вздрагивал как от удара, и сон покидал меня на пол ночи. Через какое-то время всё повторялось сначала, пока вконец измученный её беспрерывной смертью я ни зажигал ночник. При свете мука казалась менее страшной. Тут же приходила сестра и поила таблетками или вводила иглу. На какое-то время я проваливался в забытьё, но затем всё повторялось сначала. Ощущение, что я доживаю последние дни, росло. И потому, когда появился Аркадий, я безапелляционно заявил:
- Забери меня отсюда, или мне конец. Больше я не могу находиться в четырех стенах, мне нужен воздух.
- Иван, врачи не готовы тебя отпустить, ты почти не ешь, не спишь, и твоё состояние внушает им серьезные опасения. – Отозвался он.
- Думаешь, они знают с чем борются? – Усмехнулся я.
- Пока еще нет, лечение продвигается трудно, но ты уже разговариваешь и почти шутишь, не всё потеряно.
- Они никогда не смогут вылечить меня. Я проклятый, и обязан сам разобраться со своими напастями. Если хочешь видеть меня живого, вытащи меня отсюда, если нет, оставляй тут. Еще несколько дней, и она меня заберет, - с содроганием сообщил я.
- Кто? – Не понял Аркадий.
- Смерть, мы теперь друзья. Она частенько напоминает о себе.
- Что ты несешь? – Возмутился Аркадий. – Молодой парень, тебе жить и жить, а ты городишь всякую чушь.
- Как знаешь, - отозвался я. – Она предупредила, что времени почти не осталось. Мои ахи, охи ей порядком надоели, и она не желает больше ждать.
- Ты понимаешь, что говоришь? – Ошарашено поинтересовался Аркадий. – Услышь тебя психиатр, он сразу решил бы, что ты его пациент.
- Думай, что хочешь, я тебя предупредил. Не всё так просто в этой жизни. «На свете многое есть, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам…».
- Что ты пытаешься мне объяснить?
- Важность данного момента. Не знаю, хочу ли я жить, но умирать без покаяния страшно. Зло, что я совершил, привело к страшным последствиям, и моя смерть на белой постели под присмотром врачей меня не оправдывает. Не знаю, веришь ты в бога или нет, но я почти не сомневаюсь, что гореть мне в аду долгие лета.
- В чём ты виноват? В чём!? – Воскликнул Аркадий. – Останься ты там, и был бы еще один труп. Что ты мог сделать?!
- Как минимум, умереть вместе с ней, как максимум, спасти её и других. Вот и всё, что от меня требовалось. А теперь наши пути разошлись. И еще, я мечтаю побывать на её могилке и попросить о прощении. Это моё последнее желание, подумай, пожалуйста, об этом.
- Иван! Я от тебя с ума сойду! – Вскричал Аркадий, вылетая из палаты.
 
***

- Даже не знаю, что вам и сказать, - проговорил врач, руководитель нейрохирургического отделения. – По результатам томографии мы выяснили, что в височной доле присутствует гематома, но её размер не опасен для жизни. Операция в такой ситуации не рекомендована. Курс лечения даёт положительные результаты, но не так быстро, как нам бы хотелось. Если он прервет лечение, результаты могут быть самыми пагубными.
- Он хочет выписаться, и я не могу насильно удерживать его здесь, - отозвался Аркадий.
- Согласен, держать пациента против его воли незаконно. Утром я объясню ему ситуацию, и, если добровольно он не захочет продолжить лечение, будем готовить к выписке.
Аркадий молча кивнул и направился в палату к брату.

- Иван, ну, как ты? – Присев на стул, чуть раздраженно поинтересовался он.
Его голос прервал очередное страшное видение, и, вернувшись в реальность, я посмотрел на Аркадия. Из-за рези в глазах я не мог надолго сфокусировать взгляд, но решил, что не стоит напрасно его беспокоить, и потому отозвался: - Неплохо.
- Боже мой! Что с тобой? – Разглядев меня, вконец перепугался он. – На тебя даже смотреть страшно!
- Я тебя предупреждал, - отозвался я.
- Они что издеваются надо мной, говорят, что ты выздоравливаешь?
- Почему издеваются? Я выздоравливаю, только по-своему. – Усмехнулся я. – Теперь недолго осталось, и всё будет позади. Как я хочу побыстрее обрести покой.
- Ванька, немедленно прекрати. Всё! Хватит с меня! Я пошел тебя выписывать, через час ты будешь дома.
- Аркаш, а Аркаш?
- Что? – Замер он у порога.
- Ты знаешь, где похоронена Оля?
- Знаю, я был на похоронах.
- Давай, сначала заедем к ней, - взмолился я.
- Заедем, только позвоню Светлане, чтобы она вещи твои привезла, иначе ты околеешь, осень на дворе.
- Спасибо, брат, - поблагодарил я его, и он тут же помчался к врачу. А у меня в сердце затеплилась надежда. Нет, мучительная боль и тоска не прошли, но, как ни странно, добавили мне сил.
Спустив ноги с кровати, я встал. Очень хотелось посмотреть, что твориться на улице, и я направился к окну. Первые шаги дались с трудом, ноги противно и мелко дрожали, сказывались отсутствие сил и тренировки, но я справился и всё-таки добрёл до окна.
Листья почти все опали и прикрывали разноцветным ковром больничную территорию. Большинство деревьев стояли голые, только на некоторых ветках там и сям трепетали на ветру пожелтевшие листочки. Закрытое тёмными тучами небо наводило некоторое уныние, но отсутствие дождя радовало, одним словом, стояла обычная осенняя погода.
Тут распахнулась дверь, и в палату почти влетели врач и Аркадий. Я обернулся к вошедшим.
- Ты встал? – Ошарашено поинтересовался брат.
- Да, ты уладил формальности?
- Вы же говорили, что он при смерти? – Возмутился врач. – А покойник, оказывается, ходит?
- Да, как видите, просто, вам не удалось залечить меня до смерти.
- Что у вас с глазами? – Профессионально поинтересовался врач.
- Не волнуйтесь, уже лучше. Вы же знаете, что от слез краснеют глаза.
- Но я не видел, чтобы вы плакали, и медсестры мне не докладывали. – Отозвался он.
- Не обязательно лить слезы. Глаза также болят, когда плачет душа.
- У вас сегодня боевое настроение? – Нахмурился врач.
- Конечно, как-никак к выписке готовлюсь. И когда это случится? – Строго спросил я.
- Всё уже готово, сейчас привезут ваши вещи, и вы можете быть свободны.
- Иван, не заводись, Светлана уже едет. – Вмешался Аркадий. – Съешь что-нибудь на дорожку, а то на тебя смотреть страшно, кожа и кости. Ну, ты хитрец, как же ты меня напугал.
- Не только тебя, я и себя напугал. Но теперь всё позади, а есть я пока не хочу.

Минут через двадцать приехала Светлана, взволнованная и явно довольная. Я быстро оделся и, опираясь на руку Аркадия, покинул больницу.

КЛАДБИЩЕ

Ленинградка как всегда оказалась забита под завязку, мы больше стояли, чем ехали. С такой черепашьей скоростью мы не скоро доберемся до места. Но всё плохое когда-нибудь кончается, и мы наконец-то свернули на Староперепечинское шоссе. Еще пять минут, и Аркадий затормозил. Он и Светлана вышли из машины, а я застыл, не в силах шевельнуться, мне не хватало воздуха.
- Идешь? – Склонился брат к окошку. – Уже четыре. Через час они закрываются.
- Да, да, сейчас, - отозвался я, с трудом отрывая зад от сидения.
Каждый шаг давался с трудом, одеревеневшие ноги не желали слушаться. Вот она – моя Голгофа, сейчас я отвечу за всё, что натворил. Животный страх шевелился как червь в животе, скручивая кишки в железный комок.
- Тебе нехорошо? – Перепугалась Светлана, подхватывая меня под руку.
- Мне так, как должно быть, - отозвался я.
- Ты побледнел, - поддержал жену Аркадий. – Давай, перенесем это мероприятие на завтра, а сейчас поедем домой. Тебе нужно поспать, отдохнуть, поесть, а то ветер дунет и унесет, и поминай, как звали. – Попытался пошутить он.
- Езжайте, - отозвался я. – Ты уже тут был, так что это моё мероприятие, а я доберусь, не переживай.
Брат на мгновение замер, почувствовав скрытую агрессию в моих словах, а затем заявил:
- Как знаешь. Можешь отправляться один, мы тебя здесь подождем.
Я удивился его покладистости, но подобный подход меня не устраивал.
- Тогда покажи, куда мне идти, - попросил я.
- Как скажешь, - отозвался он, пожав плечами. - Пойдем, провожу, а ты, Света, побудь, пожалуйста, здесь. Я сейчас вернусь.
В её глазах мелькнуло понимание, и она, кивнув головой, направилась к машине.
«Светлана, Светлана, до чего же ты хороший человек», - подумалось мне.
Аркадий, не обращая на меня внимания, зашагал к воротам, то ли обиделся, то ли ему надоели мои выкрутасы. А может ему тяжело находиться рядом со мной?
Последняя мысль поубавила мою злость. «В чем они виноваты, он и Светлана? Другое дело я. Нельзя перекладывать свою вину на чужие плечи». Последняя мысль отрезвила меня и, нагнав его, я поинтересовался:
- Далеко еще?
- Уже близко, - отозвался он, бросив на меня изучающий взгляд.
- Не переживай, выдюжу, - попросил я его, пытаясь улыбнуться. Почувствовав моё состояние, он обхватил меня за плечи и на мгновение прижал к себе.
- Держись, Ванька, иначе пропадешь и её предашь, и память о ней, - севшим голосом попросил он.
- Её я уже предал, - отозвался я, - Ей не важно, что я еще натворю.
- Зря ты так. Не буду говорить о том, что нас ждет на том свете, но подумай сам, стоит ли уважения человек, теряющий человеческое достоинство, пусть, даже от потери любимой? Твоя слабость унизила бы её.
Я дернулся как от удара. В чем-то он был прав, но рассуждать в данную минуту я не мог.
- Дошли, - сообщил он мне. – Вон, третья могила её.
«Боже мой, здесь моя Оленька», - и я замер как вкопанный, не в силах сделать ни шагу. Видимо, злость на Аркадия, Светлану и весь мир давала мне какую-то силу двигаться к цели, а сейчас она покинула меня, и я ощущал себя ходячим трупом. Я посмотрел в направлении руки Аркадия, с трудом сдерживая стон.
Весь погост покрывали свежевырытые могилы, ожидающие своих жильцов.
- Спасибо, - выдавил я из себя. – Можно, я пойду к ней один?
- Конечно, мы будем в машине, - отозвался Аркадий и быстро зашагал прочь.

Безумный страх обуял меня, еще несколько шагов, и она будет рядом, я почувствую присутствие самого дорого человека на Земле, и она, конечно же, будет знать, что я рядом, я пришёл, пусть с опозданием, но пришёл.
Мурашки побежали у меня по спине, ладони тут же вспотели. «Возьми себя в руки», - приказал я себе.
Легко сказать, но трудно сделать. Сердце прыгало как сумасшедшее, кровь стучала в висках, мне казалось, что я вот-вот упаду. Словно пьяный я сделал несколько шагов и остановился, ощущая, что воздух не попадает в легкие. Я начал задыхаться. Перед глазами возникло её лицо, губы что-то прошептали, и ветерок донес до меня: «Как же я тебя ждала, Ванечка».
Неожиданно защипало в глазах, и я по-детски всхлипнул.
«Боже мой, как же я буду без тебя жить?» - прошептал я, направляясь к ограде.

Всю могилу покрывали венки, там и сям лежали совсем свежие живые цветы. Её явно не забывали. Один венок накренился, по-видимому, от ветра и нарушил печальную симметрию скорбного места. Автоматически я поставил его как надо, и тут мои глаза столкнулись с её взглядом. Рядом с резным деревянным крестом прямо на металлической подставке располагалась яркая фотография улыбающейся Ольги. Мне показалось, что еще секунда, и она заговорит, но, увы, время шло, а она молчала.
Её глаза, улыбка – моя жизнь. Она не нужен мне без неё, я как дерево без корней. «Господи, забери меня!» - взмолился я и рухнул прямо на цветы, венки.
Не знаю, сколько времени я так пролежал, сердцем надеясь, что жизнь истекает из моего тела капля за каплей, но, увы, я обознался. Голоса Аркадия и служителя привели меня в чувство. Они явно направлялись в мою сторону, мило о чем-то беседуя.
Не желая привлекать внимания постороннего человека, я поднялся и прислонился к ограде. Мне не хотелось оставлять её тут одну, но, делать нечего, придется.
- Иван, нам пора, уже шестой час, - сообщил, подходя, Аркадий. – Поехали, а то мать с отцом тебя заждались. Пожалей стариков. Ой! – Воскликнул он, оценив мой внешний вид. На брюках, куртке, руках и даже лице грязь прекрасно выделялась в вечернем сумраке. – Что с тобой? – испугался он.
- Поскользнулся, - соврал я.
- Ладно, отмоем, в машине есть вода. Здесь уже отключили, как-никак зима на носу. Пойдем, - предложил он, явно не поверив мне.
Служитель стоял чуть в стороне, не вмешиваясь в наш разговор.
Я кивнул, и мы зашагали к выходу.

ИВАН-ЦАРЕВИЧ И СЕРЫЙ ВОЛК

Оказавшись дома, в первый момент я почувствовал облегчение, наконец-то меня все оставят в покое, но не тут-то было. Сначала родители мучили меня своей радостью, а потом своим беспокойством.
Растительное существование, что я вел в течение недели с момента выписки из больницы, обеспокоило их не на шутку. Мне не хотелось никого видеть и ни с кем общаться, часть меня умерла, но покрасневшие глаза матери и сумрачное лицо отца не давали мне отгородиться от мира и потому выводили из себя. «Ну, что они ждут? Что им от меня нужно? Смотрят как на больного и вечно вздыхают. Надоело мне всё!» - Злился я, замечая их пристальные взгляды. А когда заявились Аркадий и Светлана, я чуть с ума не сошел.
- Вызвали на подмогу? – Поинтересовался я, сумрачно поглядывая на них с дивана.
- Нет, прилетели по зову сердца, - с доброй улыбкой отозвалась Светлана, не давая Аркадию проявить своё раздражение.
- И долго ты будешь сидеть в четырех стенах? Не пора ли тебе, молодец, выбираться на свет божий? Мать говорит, из Университета обзвонились, а ты даже к телефону ни разу не подошел. Она уже не знает, что и отвечать. – Вмешался Аркадий.
- Послать их куда подальше, пусть оставят меня в покое. – Буркнул я.
- Ну, ты, парень, даешь, - покачал головой Аркадий. – Диссертация почти готова, а ты решил спрятаться в раковину и поставить крест на своей судьбе. И что же ты собираешься делать, когда тебя выгонят из аспирантуры?
- Не знаю.
- Хочешь сидеть на шее у родителей, пусть они тебя кормят, поят до самой старости, так? – И он уничижительно посмотрел на меня.
В чем-то он был прав, но все его нападки оставляли меня равнодушным. Я пожал плечами и равнодушно сообщил:
- Побуду еще несколько дней дома и сгину.
- Как сгину? – испугалась Светлана. – Ты понимаешь, что говоришь?
- Меньше всего на свете мне хочется обсуждать с кем бы то ни было свою дальнейшую судьбу. Оставьте меня в покое. – Заявил я и откинулся на подушку, давая понять, что разговор окончен.
Светлана и Аркадий быстро переглянулись, и она продолжила:
- Понимаю, тебе нужно время, чтобы прийти в себя, но думать нужно не только о себе, но и о других людях, тем более самых близких. Тебе станет легче, если ты вгонишь в гроб отца или мать?
От её слов сердце ухнуло вниз и на секунду как будто остановилось. Злость на себя, Светлану, жизнь на мгновение захватила меня.
- Убирайтесь вон! – Крикнул я. – Не желаю вас видеть!
- Иван, напиши, пожалуйста, заявление на академический. Я отвезу его в аспирантуру, и делай что хочешь, - вмешался Аркадий. – Потом решишь, стоит ли тебе продолжать учебу или найдешь другое занятие, а пока сделай, что прошу. Пусть родители хоть чуть-чуть успокоятся, а то на них смотреть жалко.
Как всегда он был прав, и я, до боли сцепив зубы, спустил ноги с дивана. Шаркая, подошел к столу и, желая, как можно быстрее проводить незваных гостей, небрежно набросал необходимый текст на листке.
- На, - протянул я его Аркадию, - А теперь, если все вопросы решены, оставьте меня в покое.
- Вань, а ты не хочешь немного пожить у нас на даче? С завтрашнего дня обещают хорошую погоду, все удобства в доме и там, просто, красиво. Мне кажется, тебе надо сменить обстановку. – Неожиданно предложила Светлана. У Аркадия от неожиданности глаза полезли на лоб.
- А есть еще кто-нибудь в доме? – поинтересовался я.
- Никого, - отозвалась она, - Мы тебя привезем и сразу же уедем, будешь сам ковыряться. Ах, да, кошка бездомная к нам иногда заходит, мы ее подкармливаем. Она не нахальная и к тому же рыжая. Вот и вся компания.
«А что? – подумалось мне – Почему бы ни попробовать? Там, во всяком случае, меня оставят в покое».
- Не боишься такому типу как я свою собственность доверять, вдруг, я пожар устрою? - С усмешкой поинтересовался я.
- Нет, дача у нас застрахована, так что твори, что хочешь, - рассмеялась она. Аркадий продолжал удивленно смотреть на нас обоих. – Завтра в десять будь готов, мы за тобой заедем. – Уверенно заявила она. – Всё, Аркадий, пошли, Ивану нужно отдохнуть, а мне пора в сад за Виталиком. – Распорядилась она и потянула Аркадия за руку. Не сопротивляясь, он последовал за ней.

***

- Вот ключ, всё остальное мы тебе показали, наслаждайся жизнью, отдыхай, народу тут мало. Дом стоит в стороне, так что никто тебе не будет мешать. Магазин через дорогу, если что добежишь, но холодильник мы забили под завязку, так что неделю протянешь, а в субботу мы приедем тебя проведать. Все. – И, чмокнув меня в щеку, Светлана направилась к дверям.
- Если что, звони, тут же приеду, - добавил Аркадий и последовал за женой.
От их напора я очумел. Их деловитость и решительность рассыпали меня в прах. Когда захлопнулась дверь, я без сил опустился на стул.
Забытое чувство усталости нежно завладело моим мозгом и телом, и впервые за долгое время я почувствовал, что засыпаю прямо на стуле. «Могу свалиться. Лучше не рисковать», - решил я и направился в спальню. Каким-то образом Светлана успела застелить постель и даже снять покрывало. Откинутый угол одеяла ласково манил: «Ложись, я тебя приглашаю», - не споря, я улегся на мягкие, белые простыни.

«Хватит спать», - пришла мысль в голову, и словно по команде я открыл глаза.
Меня окружала мягкая темнота. Потянувшись, я почувствовал жуткий голод. Электрический будильник на тумбочке показывал десять минут пятого. От неожиданности я присвистнул. «Ничего себе, восемнадцать часов проспал! - удивился я и направился в баню, но через пару шагов притормозил. – Нет, сначала несколько бутербродов и чашку кофе, а то не доживу», - и чуть ли не бегом метнулся в кухню.
Да, Света не обманула, холодильник они забили под завязку. Чего там только не было, но я остановился на докторской колбасе и сыре. Отрезав хороший ломоть от французского батона, я тут же сделал два не хилых бутерброда. От одного запаха рот тут же наполнился слюной. Вода еще не закипела, и пока я ждал, один бутерброд кончился. Второй повторил его судьбу, пока кофе варился.
 Пить пустой кофе мне не хотелось, и я повторил с бутербродами. Минут через десять появилась забытая сытость, и я отправился умываться.
Запах свежих осиновых досок доставлял удовольствие, и я, не раздумывая, тут же залез под душ. В первый момент от ледяной воды перехватило дыхания, и, с трудом сдержав крик, я пулей выскочил из-под резвой струи.
На второй раз получилось получше, но больше минуты я не выдержал. «К вечеру протоплю баню и пропарюсь», - решил я, не зная, чем себя занять. Завтракать, не хотелось, слишком рано, и я решил осмотреть окрестности. Натянув куртку, я выбрался на крыльцо.
Трудно описать удивительную красоту еще ночного, но уже предутреннего, чистого неба в деревне.
Миллиарды звезд висели над головой, и казалось, подмигивали. Огромная яркая луна светила почти рядом, я различал на ней даже кратеры. Свежий прохладный ветерок тут же взлохматил волосы и распахнул куртку, добираясь до костей.
Странное спокойствие овладело мной. Куда-то пропала боль, что последнее время разрывала меня на части. Исчезли злые мысли, что не давали хоть на минуту забыть о своих грехах. Мне хотелось поклониться той красоте, что окружала меня. Не знаю, кто её создал, но если это бог, спасибо ему.
Я простоял достаточно долго, надеясь, что вот-вот увижу восход солнца, но осень есть осень, и через какое-то время пришлось вернуться в дом. Опять захотелось есть.
После завтрака я включил DVD и поставил диск с записью первого концерта Чайковского. Усевшись в кресло, я поплыл по волшебным волнам музыкального моря. Через какое-то время густая темнота посерела, и, сделав звук погромче, я направился на крыльцо.
Усевшись на ступеньки, я вытащил кем-то забытую в прихожей пачку сигарет и закурил, но тут же закашлялся. Решив не сдаваться, я продолжал причмокивать губами, почти не пуская дым в легкие.
 От первой в жизни сигареты голова слегка кружилась, и я ощущал удивительную легкость во всём теле. Мягкая музыка ласково обволакивала, а гаснущие звезды улетали в космические дали.
Восток поголубел. Казалось, что кто-то освещает снизу небольшую тучку, заставляя её играть всеми оттенками голубого и серого.
Где-то минут через двадцать показался кусочек золотого диска, разгоняя в стороны нависший сумрак. Ощущение нового рождения охватило меня. Я смотрел, не отрывая глаз, и не мог наглядеться. Непривычное чувство преклонения перед создателем столь величественной красоты охватило меня.
Я давно уже не думал о Боге, не до того было, но в этот миг сознание странного единства со всем сущим охватило меня. Стало стыдно за только что выкуренную сигарету. Я же не себя травил, а весь мир, раз мы едины, всё моё – его, а всё его – моё. И муку, что терзает меня, я должен разделить с создателем, иначе – смерть. Никто мне не поможет вернуть Ольгу, она ушла навсегда, но во имя жизни я должен прогнать тот мрак, что впустил в своё сердце.

***

После второго плотного завтрака я решил побродить по округе, тем более погода, как обещала Светлана, удалась, солнышко пригревало по-летнему.
Не успел я сделать нескольких шагов, как в уши ударил громкий колокольный перезвон. «Где-то рядом церковь, нужно сходить и поставить свечку за упокой её души», - подумалось мне.
Болтаться по деревне не хотелось, и я направился через садовую калитку, куда глаза глядят. Невдалеке я обнаружил небольшое озеро, за ним другое, побольше.
Ветвистое дерево на другой стороне сразу же привлекло моё внимание своим глубоким, обгорелым дуплом. По всей видимости, старый дуб уже умирал, но его мощь восхищала, тем более других деревьев поблизости не было. Лес располагался чуть дальше.
Я спустился к воде и, опустив руку, тут же осознал, что лето закончилось. Купаться мне расхотелось, и я направился вдоль озера.
Трава уже поблекла, но в отдельных местах она доходила до пояса. Из-за неё я не сразу заметил, что мне навстречу несется как угорелая девчонка лет четырех. Налетев на меня, она возмущенно закричала: - Ты кто?
- Иван, а ты кто?
- Рита, - представилась она, нечетко выговаривая букву «р».
Её задорная рожица с двумя торчащими непонятно куда косичками напомнила мне Пеппи Длинный чулок. Не долго думая, она дернула меня за руку и, крикнув: - Бежим! – Помчалась вперед.
Берег озера находился рядом, она бежала под горку, и я испугался, что она с разбегу влетит в воду.
- Стой! – Закричал я и метнулся за ней, продолжая кричать: – Стой! Там вода!
Мне бы удалось её поймать, но меня опередили.
- Рита, стой! – Строго приказала миниатюрная девушка лет шестнадцати. – Дядя правильно говорит, ты сейчас свалишься в воду.
- Он не дядя, - отозвалась девчонка, притормаживая.
- А кто же он? – не поняла девушка. – Иван-царевич, - откликнулась Рита, - На сером волке. – Хмыкнула она. Девушка растерялась. Затем на её юном лице мелькнуло смущение, - Извините, - проговорила она и добавила: - Рита такая выдумщица.
- Ничего страшного, - отозвался я, рассматривая собеседницу. «По всей видимости, сестра, - решил я, - Тот же овал и глаза такие же чумовые, на пол лица».
- Рита, пойдем, не будем дяде мешать.
- Мама, я же сказала, он не дядя, он – Иван-царевич! – возмутился ребенок.
- А где же его волк? – улыбнулась юная мама.
- Там, в траве, - отозвалась девчушка, махнув рукой в сторону заросшего луга. – Он травку кушает.
- Нет, - вмешался я, - Волк травку не кушает.
- А что же он кушает? – удивилась Рита.
- Зайцев, лис, оленей, - отозвался я.
- А вот и нет! – Не согласилась Рита. – Хорошие волки только травку кушают.
Юная мама, улыбаясь, слушала нашу перепалку.
- Что же он – корова? Только корова траву кушает. – Заявил я.
- Лошадка тоже травку кушает, а волк у Ивана-царевича как лошадка, потому-то он травку и кушает. Что ты, дядя, не знаешь? – Уверенно проговорила она, хлопая своими кукольными ресницами и поглядывая на меня как на Иванушку-дурачка.
- Не спорьте с ней, бесполезно, - вмешалась мама, - Она всё равно вас убедит, а если вы не согласитесь, то потеряете в её глазах уважение и станете самым обычным дядей. У нас только так.
- Да, - протянул я. – Серьёзное предупреждение. Прости, Рита, я от тебя своего волка спрятал, вдруг, ты к нему подойдешь, и он тебя напугает. Мой волк, на самом деле, сейчас травку кушает, я его попастись отпустил.
- Я волков не боюсь, - безапелляционно заявила девочка. – Они добрые.
- А ты со многими знакома? – поинтересовался я.
Ребёнок, понимая, что попал в ловушку, обернулся к матери и заявил: - Мама, пойдем домой, я тоже кушать хочу.
Девушка рассмеялась и, покачивая головой, согласилась: - Пойдём, спорщица.
- До свидания, - строго проговорила Рита. – Раз волк обедает, мне тоже пора. Я потом приду, ты тут будь. – Распорядилась она.
- До свидания, - попрощалась мама, беря дочь за руку.
Пряча улыбку, я помахал рукой.
Знакомство с юной мамой и её дочерью доставило мне удовольствие, а состоявшийся разговор поразил своей новизной.

Оставшись один, я присел на траву и задумался.
День сегодня удался на славу, один восход что стоил, а ребенок, просто, чудо как и его мамаша. И тут в голову пришла неожиданная мысль: «Возможно, у меня была бы такая же девочка, распорядись Бог по-иному нашими судьбами».
- Оля… Оля… - прошептал я. – Почему ты ушла?
«Вёл себя как негодяй, а теперь ноешь. – Прозвучал в мозгах саркастический голос. – Умрите вы вместе, лежали бы сейчас рядышком на кладбище, а ныне ты живой, а она гниёт в черной земле. Восхищайся, восхищайся природой, детьми, только помни, твой не рожденный ребенок никогда не назовёт тебя папой».
«Что же мне теперь верёвку на шею, и поминай, как звали?» - Сжав зубы, я опустил голову, и неожиданно взгляд сфокусировался на толстой книжке, что лежала в траве. Рука автоматически перевернула несколько страниц, и глаза уперлись в название «Иван-царевич на сером волке».
«Забыли, - понял я, - нужно вернуть. Но кому? Как их найти? Поспрашиваю в деревне», - решил я, вставая.
Оставлять книгу на берегу не хотелось. За ночь она отсыреет, а если начнется дождь, дело совсем «труба». Рита такой пакости не заслуживает. Вспомнив о девочке, я заулыбался, боль незаметно отпустила.

По дороге домой я внимательно смотрел по сторонам, надеясь узнать у деревенского, где живут мои новые знакомые, но никто не попался. Место оказалось удивительно тихим и пустынным. «Придётся сходить к магазину, там должны быть люди. Как – никак деревня, а не дачные участки», - убедил я себя.
Я занес книгу в дом и направился на розыски.
Далеко идти не пришлось. Прямо напротив располагался аккуратненький двухэтажный дом, выкрашенный в густой зелёный цвет вплоть до крыши. Во дворе пожилой мужчина в ватнике колол дрова.
Я подошел к забору и поздоровался. Он оторвался от дел и посмотрел на меня. Чистые голубые глаза, круглое лицо и серая кепка, прикрывающая короткие, светлые волосы располагали к себе.
- Не подскажите, где я смогу найти девочку Риту лет четырех-пяти или её маму? Они у озера книгу забыли, нужно вернуть.
- Как всегда, - усмехнулся мужчина. – Вечно всё теряют, то игрушки, то книжки. Они вон в том доме живут, - сообщил он, указывая на небольшой домик на другой стороне деревни. – А вы к кому-то приехали? – поинтересовался он.
- Да, к Аркадию и Светлане, они ваши соседи. Я брат Аркадия.
- Так вы Иван? – Удивленно спросил он.
- Да, а что не похож?
- Нет, просто, очень они за вас переживали, на Аркадии лица не было, когда им сообщили о вашей пропаже. Тут деревня, все обо всех знают, - пояснил он. – Очень рад, что всё обошлось. Меня Виктор зовут. – Протягивая руку, представился он.
- Иван, - отозвался я, пожимая натруженную, мозолистую ладонь.
- Если что понадобится, говорите, поможем.
- Спасибо, - поблагодарил я. – Пойду, отдам книгу, а то Рита расстроится.
- Да уж, боевая девчонка, - улыбнулся Виктор.

Я зашел в дом, забрал книгу и направился на поиски новых знакомых.
Вспомнив об Иване-Царевиче, я заулыбался. Очаровательная девчонка, выдумщица, умница и отстаивает свои фантазии как абсолютную реальность. Из таких как она вырастают неординарные люди, лишенные комплексов и ненужных сомнений.
Через несколько минут я дошел до указанного дома и, пройдя по дорожке, поднялся по деревянным ступеням, и постучал в дверь. Она распахнулась сама собой, но войти без приглашения я постеснялся, неудобно вламываться в чужой дом без позволения хозяйки.
- Кто там? – Услышал я откуда-то из глубины знакомый голос.
- Иван-царевич, - отозвался я. – Книгу вам принес. Вы забыли.
Занавеска над проходом распахнулась, и появилась Ритина мама.
- Заходите, только закройте дверь, не выпускайте тепло, мы только что затопили. – Попросила она.
В джинсовых шортах, белой майке, светловолосая девушка выглядела очаровательно. Тоненькая, маленького роста она производила впечатление подростка, а ее миндалевидные глаза цвета морской волны с густыми черными ресницами и яркими точечками внутри хрусталика освещали мир радостью и добротой.
- Спасибо вам за заботу. – Поблагодарила она, принимая книжку из моих рук.
- Не за что, - отозвался я, собираясь уходить.
- Мама! Мама! Кто там? – Раздался знакомый голосок.
- Дядя, - отозвалась девушка. – Мы у озера книжку забыли, добрый дядя нашел и принес.
Раздался быстрый топот детских ножек, и Рита вылетела ко мне, чуть не запутавшись в занавеске.
- Рита, осторожнее! Опять карниз сломаешь, - попеняла мать дочери, но та, не обращая внимания, налетела на меня.
- Ура! Иван-царевич пришел! – Радостно закричала она, прыгая вокруг меня на одной ножке.
- Рита, прекрати! Что это такое?
- Мама, мамочка, давай, его покормим, а то он голодный. Волк поел, а он нет. Тебе его жалко?
От неожиданности я покраснел, а девушка смущенно рассмеялась.
- Извините, но вам придется у нас пообедать, иначе будет скандал.
- Рита, спасибо тебе за заботу, но волк принес мне хлеба и масла, ему лиса дала. – Начал я отнекиваться от приглашения настырной девчушки, присаживаясь перед ней на корточки. – Я поел и теперь сыт, а если еще что-нибудь съем, волку тяжело будет нести меня через поля и леса.
От неожиданности ребёнок онемел. Она смотрела на меня, хлопая глазами, не зная, что сказать.
- Дядя, а дядя, ты правду говоришь или обманываешь? – Прищурив глаза, строго поинтересовалась она.
- Конечно, правду. Обманывать не хорошо.
Губки её плотно сжались, бровки нахмурились, и совершенно неожиданно для меня девочка разразилась плачем.
- Убегайте, - посоветовала мама.- Я её успокою, или говорите, что обманули, и оставайтесь обедать.
- Спасибо, но мне не удобно, - отозвался я.
- Напрасно, у нас борщ и жареная картошка с опятами. Сами насобирали, пальчики оближешь.
Я растерялся. Огромные слезы и трясущиеся губки ребёнка лишали меня твердости, но просто так заявиться и напроситься на обед к малознакомым людям крайне неприлично.
- Рита, а Рита, не плачь, пожалуйста, давай завтра на озере встретимся, я тебе волка принесу, большого, почти настоящего.
Слезы прекратились, и глаза высохли как по команде.
- Правда? – Шепотом поинтересовалась девочка.
- Правда. Приходи завтра, я тебя буду ждать. – Пообещал я.
- Всё, Рита, иди, обедай, а я дядю провожу.
Девочка внимательно посмотрела на меня и на цыпочках направилась в дом.
- Где же вы волка возьмете? – С жалостью поинтересовалась мама.
- Пока не знаю, но что-нибудь придумаю, - отозвался я с некоторым сомнением.
- Давайте, я завтра заболею, и мы не пойдём на озеро, - предложила она.
- Нет, так нельзя, - не согласился я. – Ребенка нельзя обманывать. Не переживайте… - и тут до меня дошло, что я не знаю имени мамы. – Не подскажите, как вас зовут, а то я не знаю, как к вам обращаться.
- Настя, - отозвалась девушка. – Анастасия.
- Не волнуйтесь, Анастасия, хоть в лесу, но поймаю волка, - усмехнулся я и направился к дверям.

***
 
Несмотря на все мои старания на Шаховской волка не нашлось, я оббегал все магазины, но всё оказалось впустую. Пришлось ехать в Волоколамск, но и там, как назло, было всё, что угодно, не было только волка. Не зная, что делать, я расстроился, но тут в голову пришла мысль, позвонить Аркадию. Свой мобильный я не взял, и пришлось искать почту. Отстояв очередь, я набрал его домашний телефон, но к аппарату подошла Светлана. Услышав мой голос, она перепугалась.
- Иван, что случилось?
- Света, у вас волк есть?
- Волк… Какой волк? – Удивилась она. – С тобой всё в порядке?
- Мне срочно нужен волк, я Рите обещал. – Сообщил я.
- Ах! Рита! – Рассмеялась Светлана. – Она и до тебя добралась?
- Добралась, - обреченно сообщил я. – Я все магазины на Шаховской и в Волоколамске облазил, а тут как назло ни одного волка. Я сейчас приеду, поищи, пожалуйста, волка, иначе я пропал.
- Ясно, найду. Ты в Волоколамске?
- Да, сейчас поймаю машину и часа через два буду у вас.
- Договорились. Жду, - откликнулась Светлана.

 Аркадий чуть не умер от смеха, услышав мою историю. Он хотел довести меня до дачи вместе с волком, но я отказался. Время было уже позднее, а ему с утра на работу. Он подкинул меня до вокзала, и я успел на последнюю электричку.
Народу в вагоне оказалось немного, и я оказался в центре всеобщего внимания почти с полутораметровым волком в руках.
Светлана каким-то чудом оторвала в Детском мире на Кузнецком удивительно красивого зверя с огромными веселыми глазами, в кепке и в брюках клеш как в «Ну, погоди».
До дачи я добрался где-то во втором часу ночи, усталый, но чертовски довольный собой.

Видимо, из-за раннего подъема, бурного дня и беспокойного вечера я порядком вымотался и на следующий день чуть не проспал наше свидание. Но радостный колокольный звон вырвал меня из объятий Морфея.
Пулей умывшись, в обнимку с волком я припустился на озеро. Позавтракать я не успел и по дороге сильно пожалел, что не взял с собой хотя бы ломоть хлеба. Подходя к месту встречи, я услышал громкий голос:
- Рита, перестань капризничать, еще рано. Говорила тебе, позавтракай, позавтракай, а ты – опоздаем, опоздаем. Видишь, пришли чуть свет, а дяди нет.
- Мама, а, вдруг, он не придет? – Всхлипывая, спросила девочка.
Анастасия на мгновение замолчала, а потом, оценив ситуацию в мою пользу, уверенно заявила: - Придет, дядя хороший. – И тут появился я с игрушкой.
От неожиданности Рита замерла. У неё не было сил бежать мне навстречу, настолько её поразил размер волка.
При полном молчании я приблизился к ним и поздоровался. В ответ обе кивнули мне головой, не в силах произнести ни слова.
- Не нравится? – Испугался я.
- Это мне? – Прошептал ребенок, неуверенно протягивая руки.
Я протянул ей игрушку, понимая, что своим весом волк может запросто её опрокинуть.
- Он очень большой, ты его удержишь?
- Конечно, - уверенно отозвалась она, - Давай, давай. – Нетерпеливо потребовала Рита. Глаза её загорелись восторгом.
Прижав к себе зверя, она принялась гладить его по черному чубу, повторяя: - Ты мой, мой, мой...
- Вы с ума сошли, - заявила Настя, покачивая головой. – Неужели вы в Москву ездили?
- Пришлось, - отозвался я, испытывая облегчение и радость, что мои труды оценены по достоинству.
Рита оттащила волка на пару метров от нас и, приподнявшись на цыпочки, что-то зашептала ему в ухо.
- Мне неудобно принимать от вас такой подарок, - сообщила Анастасия. Она уже справилась с собой, и лицо её неожиданно стало строгим.
- Анастасия, волка я подарил не вам, а Рите, так что не лезьте в наши дела, - улыбнулся я. – Знали бы вы, что мне стоило его раздобыть. Уже собирался идти в лес и ловить живого, а вы говорите такие слова, я чувствую себя почти что героем.
Настя не выдержала и рассмеялась.
- Мама, мама, пойдем домой, Эльф кушать хочет. Он со вчерашнего дня голодный.
«Хорош Эльф» - подумалось мне.
- Ты спасибо дяде сказала?
Девочка подняла на меня светящиеся счастьем глаза. – Спасибо, Иван-царевич. Я тебя люблю.
- Пожалуйста, - отозвался я, жалея, что Рита не моя дочь. – Пойду завтракать, - добавил я, - Чуть не проспал нашу встречу, пришлось спешить. Тебе помочь дотащить Эльфа до дома? – Предложил я девочке.
- Нет, он сам пойдет, и ты с нами пойдешь, если он устанет, ты ему поможешь.
Анастасия покачала головой. – Рита как тебе не стыдно, Иван хочет кушать, а ты его не отпускаешь.
Девочка подняла на меня, вдруг, погрустневшие глаза и, протянув мне волка, предложила: - На, неси, только быстро, а то вы оба голодные.

Как назло, по дороге нам попалось человек пять. И каждый замирал на какое-то мгновение, видя нашу процессию.
Сдав волка с рук на руки, я направился к себе. Хотелось, побыстрее заскочить в дом и поплотнее закрыть дверь, но, как нарочно, возле дома Виктора я столкнулся с высокой, статной женщиной лет шестидесяти. Её вид и манера держаться внушали уважение. «По-видимому, жена», - решил я и, поздоровавшись, прошел мимо, но спиной еще долго ощущал её внимательный взгляд.
 
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Плотно позавтракав, я решил поваляться часок в постели, а потом протопить баньку. Вчера не получилось, попробую сегодня. Выходить на люди я поостерегся, хватит с меня одного сумасшедшего дня.
Стоило залезть под одеяло, и я сразу же провалился в сон. Свежий воздух влиял на меня благотворно.
Проснулся я от какого-то странного ощущения. Мне показалось, что кто-то без конца повторяет: «А она хороша, по-настоящему, хороша». Эти слова крутились у меня в голове еще какое-то время. Я постарался припомнить, что же мне привиделось, но, увы, сон выскочил из головы. Осталось только ощущение бесконечного разговора с Анастасией и Ритой.
Выбираться из постели мне не хотелось, и минут двадцать я валял дурака, наслаждаясь тишиной и обсасывая свою встречу с мамой и дочкой. В конце - концов мне надоело без конца возвращаться мыслями к сладкой парочке и, выбросив свои приключения из головы, я занялся баней.
Что такое печка я не знал, и потому первые мои попытки оказались не слишком удачными, хорошо хоть Светлана показала, как открывать задвижку. Минут десять мучений, и, наконец-то, послышался долгожданный треск дров. Радостный я затолкал побольше поленьев в печь, и огонь почти сразу потух.
Пришлось начинать всё сначала, но я поумнел и на этот раз не слишком спешил. Все получилось, ура!
Натаскав побольше дров, я занялся обедом. Яичница с ветчиной оказались как нельзя кстати. Конечно, хотелось жареной картошки с грибами, но, увы, я сам вчера отказался от разносолов, за что и поплатился. Попал «как кур в ощип» в расставленную ловушку.
Сидя за столом, я наслаждался солнечными лучами, проникающими в столовую. Затем пришло в голову, что не стоит сидеть в помещении, пора выбираться на солнышко. Взяв тарелку и стан с молоком, я отправился в беседку, что стояла в палисаднике. Удобно устроившись, я принялся наслаждаться жизнью.
Хорошая погода разбудила бабочек и стрекоз. Они порхали вокруг, прогоняя осеннее настроение. Птичье чириканье напомнило весну, и жизнь вновь показалась простой и безоблачной. Каким-то чудом я словно очутился в сказке.
Как городской житель я безразлично относился к деревне, и теперь начинал понимать, что лишал себя удовольствия. Молодцы Аркадий и Светлана, правильно сделали, что купили дачу.
Оторвавшись от яичницы, я подбросил дровишек в печку и понял, что топку пора заканчивать. Вода уже закипела, и густой пар заполнил всё помещение.
Выскочив как ошпаренный на улицу, я вернулся к прерванному обеду. Спешить было некуда, и потому я смаковал каждый кусочек. Допивая молоко, я услышал мужской голос: - Здравствуй, Иван. Приятного аппетита.
- Спасибо, - откликнулся я.
 - Не будешь возражать, если я зайду? – Спросил Виктор.
- Заходите. – Откликнулся я.
Подойдя к беседке, он уселся напротив.
- Как отдых?
- Хорошо, - отозвался я, наслаждаясь солнечным теплом.
- Баню, смотрю, затопил. Молодец, попариться для здоровья полезно.
Мы поболтали о том, о сём, я уже собирался прервать наш разговор, сославшись на дела, но тут Виктор неожиданно заявил: - Вера говорит, что она тебя сегодня с Настей и Ритой видела. – Я непонимающе уставился на него, в голову пришло: «Им-то какое дело?».
- Вера - моя жена. - Продолжил он в некотором смущении. - Иван, я не должен вмешиваться, но я уважаю твоего брата и его жену, и тебя, и потому хочу предупредить… - Он тяжело вздохнул. – К Насте поначалу тут многие дорожку мостили, а Илья, он в четырехэтажке за магазином жил, - Виктор махнул рукой, - Тот свататься собирался. Она не замужем. Бегал за ней как собака. Так его однажды в поле нашли, избитого, переломанного всего. Не знаю, ходит ли он сейчас, после больницы долго на костылях скакал, а потом квартиру продал и уехал.
- Кто же его так? – Заинтересовался я.
- У Насти мужик есть, отец Риты. У него свой дом на том краю, - махнул он рукой. – Не дом, а целый дворец. Когда он тут живет, захаживает к ней, а она к нему бегает. Сам крутой, и машины у него крутые. То ли артист, то ли художник, не знаю. Лучше держись от неё подальше, целей будешь.
- Спасибо, Виктор, но у меня и в мыслях не было за Анастасией приударить. Просто, Рита вчера очень плакала, я её пожалел, и пришлось подарить ей игрушку.
- Я что? Я ничего, только этот бандит разбираться не будет, изуродует и поминай, как звали. Ладно, - он резко вскочил. – Пойду я, а то тебе в баню пора, простынет. – И быстрым шагом он двинулся к калитке. Я остался сидеть, хлопая глазами.
Мне стало не по себе. Неужели человеческое отношение к ребёнку вызывает подобные пересуды. Махнув на всё рукой, я отправился в баню.
После состоявшегося разговора пар не казался таким уж обжигающим, но минут через пять пот покатил с меня градом. Выскочив в предбанник, я глотнул холодного кваса, немного очухался и вернулся назад. «Да, похоже, я перестарался, без привычки здесь сдохнуть можно. Ничего, посижу еще немного и распахну дверь в предбанник», - решил я.
Меня хватило где-то на полчаса, а потом даже квас перестал помогать. Я открыл дверь и залез на полку повыше.
Выпустив жар, я почувствовал себя человеком, расслабился и начал получать удовольствие. Правда, где-то в глубине сознания продолжала крутиться мысль о Насте. Я не мог сказать, привлекла ли она моё вникание как женщина, я не задумывался о серьезных отношениях, но сон то мне привиделся с её участием.
Последняя мысль обожгла меня. «Неужели за пару месяцев я способен позабыть Ольгу? Её губы, улыбку, взгляд… - Висок заломило. – Нет, не предам свою любовь еще раз, её смерть и так на моей совести. – Пришло мне в голову, и тут же вклинилась похабная мысль: – Что же теперь в монастырь идти? Раз не желаю общаться с женщинами, мое место именно там», - я растерялся. Головой я, конечно, понимал, что отсутствует сам повод для подобных домыслов, но какая-то часть сознания продолжала упорно обсасывать мысль о моих стараниях сблизиться с Настей.
«Нет, так нельзя, завтра схожу в церковь и поговорю со священником, иначе у меня, точно, крыша съедет».
После принятого решения совесть умолкла, и я перестал корить себя за грешные мысли.
Нет, я никогда не был по настоящему верующим, но книги, размышления и общение с некоторыми интересными людьми, допускающими существование Господа нашего, частенько подталкивали меня к поиску Бога. Серьезно я не думал о вере, не до того было, но случившаяся трагедия перевернули мир с ног на голову, и мне, просто, необходимо было найти защиту. Найду ли я её у Бога? Конечно, вопрос, но попытаться стоит. Завтра пойду в церковь и всё расскажу священнику, вдруг, что-нибудь посоветует.

***

Распаренный я забыл все свои злоключения. Давно мне не было так хорошо.
Весь вечер я провел у телевизора, просматривая всякую дребедень до часу ночи. Укладываясь спать, я улыбался, вспоминая веселые моменты из только что закончившегося фильма. Спать я улегся в прекрасном настроении и почти сразу провалился в сон.

Через какое-то время я проснулся в легкой панике. Уши уловили чей-то проникновенный голос, прозвучавший совсем рядом.
Долгие годы ночных кошмаров не приучили меня к неожиданным встречам, каждая новая становилась очередной проверкой моих выдержки и психического здоровья.

Кто тут? Я осмотрелся.
Так и есть, справа от меня лежала голая Анастасия, подложив руки под голову, и пристально меня рассматривала.
Такое со мной случилось впервые. Не зная, как себя вести в подобной ситуации, я растерялся.
- Привет… - наконец озадаченно промычал я, прикрывая её одеялом.
Губы девушки плотно сжались, глаза недобро блеснули. Не такую встречу она ожидала, но что я ей мог дать?
- Привет. Ну, и когда мы будем это делать? – Вызывающе поинтересовалась она.
- Что? – Ошарашено спросил я. Возникло сильное желание, выбраться из постели и бежать от этого места как можно дальше.
- Вот это, - отозвалась она и, отбросив одеяло, навалилась на меня всем телом.
Днём она казалась худенькой и легкой, а сейчас я почувствовал непереносимую тяжесть, ещё секунда, и меня расплющит.
- Нет, Настя, нет, - отталкивая её от себя, попытался отбиться я, но не тут-то было. Она склонилась надо мной, губы впились в мой рот, и больше я ничего не мог сказать. Горячие руки забегали по моему телу, вызывая жар и истому.
Её неугомонный язык оторвался от моих губ и забегал по груди, спускаясь всё ниже и ниже. Я застонал. Всепоглощающая мысль, что я совершаю преступление, улетучивалась с каждой секундой. Мои руки схватили её атласные груди и принялись сладострастно ласкать. Она застонала, выказывая желание, и я прижал её к себе, готовясь совершить непотребное. Меня не мучило, что зубы её причиняют мучительную боль, оставляя на моей груди крошечные ранки, а жилистые руки горячи как огонь.
- Теперь ты мой! – Услышал я над самым ухом.
Плоть моя рвалась в бой, я не мог больше сопротивляться. Схватив её за плечи, я потянул Анастасию в сторону, желая оказаться сверху. Не тут-то было, её руки вдавили меня в подушку.
Ощущение собственной беспомощности вызывало протест. Женщина не должна чувствовать себя господином в момент близости. Я попытался её оттолкнуть и почувствовал, как что холодное скользнуло по груди. От неожиданности я дернулся и открыл глаза. Господи, мою грудь пересекал длинный хвост, поросший колючей шерстью.
- Боже! – Заорал я, отталкивая партнершу. Ужас прибавил мне сил, и мне наконец-то удалось спихнуть её с себя.
Прямо над собой я обнаружил жилистое тело, с выступающими ребрами и волосатой грудью. Я перевел взгляд на лицо партнерши, и увидел в бледном лунном свете узкое мужское лицо без возраста с подбородком, поросшим редкими, рыжеватыми волосками, в редкой, давно немытой шевелюре просматривались костяные наросты, явно напоминающие рога.
- Уходи! – Простонал я.
- Ну, уж нет, - с издевкой отозвался он. – Слишком долго я тебя облизывал, чтобы теперь так просто уйти. Ты мой, будем друзьями, - предложил он. – Соглашайся, всё равно ты в моей власти.
Его лицо не вызывало панического ужаса, но в нём присутствовало нечто, внушающее отвращение. Особенно в темноте выделялись мерцающие зрачки узких глаз и выступающие скулы, придающие ему вид обтянутого кожей черепа.
Он зашептал, протягивая ко мне руки: - Иди ко мне, милый, иди, будем вместе. Я тебе нужен, ты знаешь. - Губы его раскрылись, обнажая острые, узкие зубы. Он закусил губу и потянулся ко мне.
Закрыв лицо ладонями, я по привычке взмолился: - Господи, помилуй меня, грешного! – И в тот же миг мрак расступился, словно кто-то включил ночник.
Разведя пальцы, я обнаружил прямо над собой мерцающую мягким золотистым светом фигуру. Я замер в восхищении, ужас разом пропал. «Бог! Нет, ангел!» - Пришло мне в голову. Захотелось коснуться его хоть одним пальцем, но, увы, он так же быстро исчез, как и появился. Даже разглядеть его как следует я не сумел, мешали брызги света. Фигура чёрта тоже пропала, но мне показалось, что ненадолго.
Только теперь я осознал, с кем столкнулся, и запаниковал, меня затрясло.

ХРАМ

Как ни странно, после всего случившегося я заснул почти сразу, и проспал часов до девяти. Проснувшись, сразу вспомнил вчерашний кошмар. С одной стороны, отвратительная сущность пыталась принудить меня к сожительству, а с другой, спасение пришло, откуда не ждали.
Тот жилистый, с козлиной бородкой и хвостом, по всей видимости, чёрт, а светящаяся фигура, точно, похожа на ангела-хранителя. Раньше я, конечно, с ним не встречался, но кто это мог быть еще?
Назвать всё это дурным сном, язык не поворачивался, тем более на груди остались следы острых зубов с капельками засохшей крови. Обнаружив их, я перепугался. Теперь мне не удастся внушить себе, что ангелов и чертей не бывает, а сны бывают разными.
Не завтракая, я помчался в церковь. Впервые в жизни я испытывал насущную необходимость рассказать Богу о своих проблемах.

Возле магазина пожилая женщина показала мне дорогу, и буквально через десять минут я оказался рядом с церковной оградой. Миновав калитку, я бросился к дверям, судорожно дернул ручку и в тот же миг испытал чувство острого разочарования, увы, божий храм оказался закрытым.
Натолкнувшись на препятствие, я рассвирепел. Так не должно быть! Двери храма всегда должны быть открыты для страждущих!
Взвинченный возникшим препятствием я забарабанил кулаками по дверям, и неожиданно они распахнулись.
- Что тебе надо? – С явным неудовольствием поинтересовался мужик лет сорока пяти в заляпанной краской рубахе и спортивных штанах с пузырями на коленях.
- А где священник? – Удивился я.
- Зачем он тебе? Приходи завтра утром в восемь, он служить будет.

Провести еще одну такую ночь мне не улыбалось, но делать нечего, меня тут не ждут. Махнув рукой, я собрался уходить, но тут меня остановил зычный голос: - Что случилось, раб божий? – И в дверях появился мужчина в такой же вымазанной рубахе. Его борода, манера говорить и весь вид не оставляли сомнения, я встретил того, к кому стремился.
- Вы священник? – Всё же уточнил я.
- Да, отец Александр.
- Мне помолиться надо.
- Надо? – С ударением спросил он.
Я кивнул головой, ощущая, как заалели щеки.
- Заходи, раз надо. Зовут-то как?
- Иван, - глухо отозвался я.
- Заходи, Иван, - пригласил он, отступая в сторону.
Я прошел в храм. По виду его хозяина становилось ясно, что тут ведутся ремонтные работы, но увиденное удивило меня сверх меры. Прямо над алтарём нависали леса. На них там и сям валялись кисти, тряпки, стояли ведра. Сразу становилось понятно, что священник и его подручный не просто красили стены, а готовили основу для росписи. Свободный участок справа уже покрывал лик Христа. Его пристальный взгляд пронзил меня до самых костей. Я вздрогнул и остановился, ощущая непривычную слабость во всём теле.
Вспомнив порядок, я перекрестился, глядя в глаза Бога.
- Не той рукой, раб божий Иван. Креститься положено правой рукой, смотри и повторяй.
Он размашисто перекрестился и отбил поясной поклон. Я последовал его примеру.

Последний раз в церкви я был еще ребенком и в те времена делал всё возможное, чтобы отбиться от столь тяжкого бремени. Но пару раз в год: на Пасху и Рождество, мать вставала на смерть, и мы ездили куда-то в Тушино. Из церкви она выходила сама не своя, мягкая и одухотворенная. В такие минуты я мог бы просить у неё жареную Луну в горошке, и она безропотно обещала бы мне её купить. Правда, до такого нахальства я не доходил, всё хорошо в меру.
Даже тогда я не знал, что и как делать в церкви, а за столько лет забыл всё окончательно, и сейчас ощущал себя последним идиотом.
Потоптавшись возле икон, я окончательно растерялся, не зная, на какой из них запечатлен лик Христа, и как мне донести до него свои муки и страхи.
- Полегчало? - Поинтересовался отец Александр.
Молча, я пожал плечами. Не знаю, что выражало моё лицо, но священник, приобняв меня за плечи, предложил: - Рассказывай.
Я посмотрел ему в глаза и тяжело вздохнул.
- Нет мира у тебя в душе, - продолжил он. – Тебе нужна помощь. Если я не смогу помочь, Господь тебя не оставит, говори всё, что наболело, и да будет воля Его.
Запинаясь на каждом слове, я поведал ему о гибели Ольги, аварии и больнице, о своей встрече со смертью. С каждой минутой говорить становилось всё легче и легче. Казалось, слова разрушали тот непроницаемый кокон, что я возвёл вокруг себя.
На лице отца Александра отражалось неподдельное сочувствие. Он сопереживал каждому моему слову и не пытался скрывать свои чувства, а когда я дошел до вчерашней ночи, он начал креститься, шепча: - Свят… Свят… Свят…
- Отец Александр, что же мне теперь делать? – Под конец нервно спросил я.
- Тяжкие испытания выпали на твою долю, но Господь отмеряет каждому по силам его. Молись, раб божий Иван, и спасешь свою душу.
- Я не умею.
- Этой беде мы сможем помочь, - отозвался священник. – Подожди меня. – Почти приказал он и быстро отошел. Появился он буквально через минуту, держа в руках какую-то книжицу.
- На, - он протянул мне её. «Молитвослов» - прочитал я название.
- Читай каждый вечер и утро молитвы, но и этого мало. Тебя искушает Диавол, ты должен исповедоваться и причаститься. В воскресенье будет служба, приходи к восьми и не завтракай. Сегодня и завтра попостись, мясо и масло не вкушай, вина не пей, и, дай Бог, Господь отпустит твои грехи.

Еще несколько минут он учил, как нужно молиться, креститься и отбивать поклоны. Я внимательно его слушал, иной раз повторяя за ним. К его словам я отнёсся очень серьезно, мне хотелось хоть как-то успокоить свою душу.
- Да, раб божий Иван, а ты крещен? – Неожиданно прервал он урок. - Крещен, - успокоил его я, и он продолжил. Озадачив меня по полной программе, уже другим тоном он поинтересовался: - А чем ты здесь занимаешься?
- Отдыхаю, здоровье поправляю.
- Ясно, бездельничаешь, одним словом. Так ты здоровье не поправишь и от дум своих не избавишься, Искуситель тебя не оставит. Нужно делом себя занять, найди что-нибудь в доме или огороде.
- Уже осень, и в огороде делать нечего, а в доме Светлана и Аркадий уже всё сделали. Они мне руки оторвут, если я что-нибудь испорчу. – Сообщил я.
- Ясно, – протянул он. – Тогда будешь мне помогать. Дел у нас невпроворот, пара рук лишней не будет. Так что иди, переоденься и приходи, я тебе послушание дам.
Я оторопел от столь неожиданного предложения. Видимо, моё лицо выразило всю бурю чувств, так как отец Александр улыбнулся и продолжил: - Мы храм своими руками восстанавливаем. Я у раба божьего Дмитрия на побегушках, он иконы рисует, а я кисточки подаю. Ты-то меня и заменишь. Дело не хитрое, но душе и телу полезное, так что не ерепенься, а делай, как сказал.
- Как скажите, отец Александр, только переодеться мне не во что, могу сразу приступить к работе.
- Нет, так не годится, должна быть одежда для работы и для отдыха, сейчас я тебе что-нибудь подберу.
Оставив меня у иконостаса, быстрым шагом он вышел из церкви, а я пока решил осмотреть церковь. Дмитрий торчал на лесах, и не обращал на меня никакого внимания. Чувствовалось, что он весь в работе.
Не спеша, я последовал вдоль стен, останавливаясь у особо приглянувшихся икон. Возле образа Девы Марии я замер. Что-то такое присутствовало в её лице, глазах, что моё сердце глухо забилось. Рука сама поднялась и сотворила крестное знамение.
- Пресвятая Дева Мария, помоли Господа нашего обо мне грешном… – прошептали губы, и я вновь перекрестился, глядя на икону. – Плохо мне, Матерь Божья, одолевают мысли тёмные. Избави меня от нечисти, Царица Небесная. – Закончил я, вспомнив о посещении чёрта.
Я понимал, что ночные гости мне, просто, привиделись, а моё воспаленное воображение и травмированная психика сыграли со мной в кошки мышки. Царапины я нанес себе сам, когда увидел во сне возбужденную Анастасию и впал в похоть. Вот и всё объяснение кошмарным видениям, что вчера меня так напугали.

- Не помешаю? – Услышал я рядом голос отца Александра.
Я отвел глаза от лица Девы Марии и посмотрел на священника. От моего взгляда его лицо посерьёзнело, и он заявил: - Ты веруешь! Спаси тебя Бог! – Перекрестил и протянул мне ворох вещей. – На, переоденься.
- Спасибо, - поблагодарил я и, спрятавшись за арку, начал раздеваться.
Забытое чувство умиротворения завладело мной, разрывая оковы, добровольно одетые на собственную душу. И так за последнее время я превратился из уверенного оптимиста в заядлого пессимиста, и мои горести нашли благодатную почву в излишне ранимой и слабой душе. От пустых мучений толку не будет, пора распрощаться с унынием.

Да, штаны отца Александра мне изрядно велики, он же на пол головы меня выше и в обхвате раза в два шире, но ничего, если их подпоясать веревкой и закатать до колен - вполне впору.
Переодевшись, я осмотрел себя, - «Ничего, сойдет», - решил я, направляясь к алтарю.
- Дмитрий, - прокричал я, - Готов приступить к работе. – Говорите, что нужно делать.
Он оторвался от уже, как мне показалось, законченного лика Спасителя, и несколько секунд непонимающе смотрел на меня, наконец, вернувшись в наш мир, распорядился:
- Залезай сюда, будешь мне кисти подавать и краски смешивать, а если еще хоть слово пискнешь, я тебя без разговоров отсюда сброшу. Учти на будущее.
Я обалдел от такого наскока, но делать нечего, «назвался груздем, полезай в кузовок».

Часа три я метался по деревянному настилу как проклятый. Дмитрий требовал то одно, то другое, а я по своему незнанию, постоянно совал ему что-то не то. Как ни странно, все мои ошибки он сносил с ангельским терпением, даже не отвлекаясь от работы.
Когда мои силы были уже на исходе, снизу раздался мягкий голос:
- Мужчины, пора обедать, батюшка приглашает к столу.
Опустив голову, я обнаружил крохотную женщину в шерстяном платье и светлом платке.
- Идем, матушка, идем, - откликнулся Дмитрий, - спасибо тебе за доброту. – Спускайся, - распорядился он. – Не будем заставлять людей ждать, и к тому же есть очень хочется.
В полном согласии с ним я пулей слетел с лесов.
Я думал, что ошибся, и жена священника на самом деле повыше, чем мне показалось, но внизу я обнаружил, что она на самом деле крохотная и чем-то напоминает старинную куклу с удивительно добрыми глазами, круглым лицом и перепоночками на запястьях пухлых рук. Её ярко рыжие волосы выбивались из-под платка и завитушками окружали шею.
«Бог мой, мы с ней одной крови, - обрадовался я, - Она тоже рыжая и даже рыжей меня».
- Здравствуйте, Иван, - представился я.
- Мария, - отозвалась она, поглядывая на меня снизу вверх с ласковой улыбкой. – Мы с тобой одним цветом, пойдём, вот дети будут рады, что не одни мы рыжие, и москвичи такими бывают, а то их бедных совсем задразнили. – Её круглое лицо с аккуратным носиком-пуговкой и ямочками на щеках осветилось удивительной добротой. Вокруг пухлого рта располагалось несколько смешливых морщинок, подчеркивая её отзывчивость. Одним словом, она мне очень понравилась.

Дом священника располагался за церковной оградой. В прихожей мы переобулись в вязаные тапочки и вошли в столовую.
Во главе большого деревянного стола восседал отец Александр. Он возвышался над всеми как непреступная скала, а по сторонам располагалось семь ярко рыжих головок, одна другой меньше. Причем детишки вели себя чинно и серьезно, хотя самому маленькому было не больше трех.
- Входите, друзья, - пригласил отец Александр, - Присаживайтесь, откушаем, что Бог послал.
После короткой молитвы мы приступили к трапезе.
Хозяйкой Мария оказалась отменной, щи я уплел за пару мину и тут же получил добавку. Картошка с домашними малосольными огурчиками и жареными грибами напомнила мне пищу богов, а домашние лепешки заканчивались у меня очень быстро. В какой-то момент мне стало не удобно за своё обжорство, но матушка явно получала удовольствие от моего отменного аппетита, и смущение тут же прошло.

После обеда мы отдохнули с полчасика и вернулись в храм. Время до вечера пролетело почти незаметно, и, когда Дмитрий велел спускаться, я расстроился.
- Не переживай. Приходи завтра после десяти, служба как раз закончится, и будем работать. А рисовать ты не пробовал? – Поинтересовался он. – Мне подручный нужен. Ты парень сообразительный, справился бы.
- Нет, - покачал я головой, - Вот отец рисует, а я никогда не пробовал, даже в детстве не любил краски. Пачкаешься очень.
- Что-то я сегодня твоего отвращения не заметил, - возразил Дмитрий. – Значит так, зайдем попрощаться к отцу Александру и матушке Марии и пойдем ко мне. Я посмотрю, что ты можешь. Мне почему-то кажется, что ты краски чувствуешь. Один раз так неправильно смешал, что делай я, получилось бы хуже.
Я не понял, похвала это или упрёк, но промолчал.

Дом Дмитрия располагался на другом краю деревни, и мы шли минут десять, болтая о том, о сём. Он рассказал мне про отца Александра. Тот оказался бывшим афганцем, и после возвращения из армии решил стать священником. Храм восстановлен его руками и хлопотами, жители села, конечно, помогали, но без отца Александра его никогда бы ни отстроили столь быстро и так здорово.
Дмитрий познакомился с ним в Москве, а позже купил тут дом. Лучшего места для работы, по его словам, нет. А расписать стену он предложил сам, хочется, чтобы молящийся, войдя в церковь, испытывал благоговение.
Так, разговаривая, мы добрались до высокого, кованого забора, окружающего белый двухэтажный особняк с мансардой и изящным парадным входом и несколько других зданий поменьше.
У ворот располагался домик сторожа, и они распахнулись перед нами словно по волшебству. Мы прошли по аккуратной дорожке, выложенной разноцветной плиткой. Чувствовалось, что его участком занимался хороший дизайнер. Названия многих деревьев и кустарников я не знал, но их вид и расположение радовали глаз.
- Красиво, - поделился я своими впечатлениями.
- Спасибо, - отозвался Дмитрий, сворачивая в сторону. – Пройдем через ту дверь, там ближе.
Дверь оказалась открытой, и мы оказались в доме. Уже начинало темнеть, и в доме царил полумрак. Подробностей на первом этаже я не успел рассмотреть, мы сразу же поднялись в мансарду. Не зажигая света, он направился в глубину мастерской и прошел за ширму, приглашая меня последовать за собой. Там оказалось что-то похожее на кабинет, мне, во всяком случае, так показалось.
- Садись, - пододвигая стул к дубовому столу, предложил он. – Сейчас я что-нибудь найду, а ты попытаешься это изобразить.
- Дмитрий, спасибо за доброе мнение о моих художественных способностях, но живопись с детства не люблю. Отец в детстве затаскал по Третьяковке, и я до сих пор думаю о картинах с ужасом.
- Попытка не пытка, получится – хорошо, а не получится – куда деваться, значит, не твоё. Ты ещё молод, и можешь пробовать себя, где душа пожелает. Так что не ерепенься, сейчас рисовать будешь, - сообщил он, ставя передо мной статуэтку оленя и доставая лист бумаги. – Изобрази сохатого, - протянул он карандаш.
«Делать нечего, придется заниматься ерундой. Ну, какой из меня художник?» - подумал я и приступил к работе.
Достаточно долго я возил карандашом по бумаге, пытаясь хоть как-то придать своим каракулям вид оленя, но увы, все попытки оказались напрасны.
Дмитрий подходил пару раз и, посмотрев на мои художества, возвращался в кресло, не говоря ни слова. Намучившись, я заявил: - Пора заканчивать, нет у меня способностей, хватит заниматься ерундой.
- Как скажешь, - неожиданно согласился он. – Хочешь бокал красного вина?
- Помилуй бог, - нервно отозвался я.
- Что так, не уж-то лечился?
- Нет, я не пью.
- Почему, мама не разрешает? – Пошутил он.
- Если бы, - отозвался я. – Пару раз в жизни выпил, один раз в тюрьму попал, голову человеку проломил, второй, потерял любимую женщину с не рожденным младенцем.
Дмитрий потрясенно смотрел на меня. – Да, парень, теперь ясно, почему тебя в церковь потянуло. Будешь пить чай с булками, а я вино.
- Спасибо, Дмитрий, тебе отдохнуть нужно, не беспокойся из-за меня. – Отозвался я.
- Сиди, - приказал он. – Я тебя целый день эксплуатировал, дай хоть как-то отблагодарить, тем более беспокойства мне никакого. Похвастаюсь, у меня экономка есть. Так что через пару минут всё у нас будет, отдыхай. – Он взял телефонную трубку и распорядился: - Машенька, сделай нам твоего чайку, мой гость трезвенник и от пьянства отказывается.

Лицо Дмитрия неуловимо изменилось. Дома он явно помолодел, больше сорока я ему не мог дать. Дневная строгость исчезла, на губах гуляла довольная улыбка, он расслабился. Но общения, по-видимому, ему не хватало, иначе что бы ему так на меня кидаться.
Игривый тон Дмитрия настроил меня на появление очаровательной девушки, являющейся одновременно его музой. Каково же было моё удивление, когда вошла приземистая женщина лет тридцати с подносом в руках. Её строгое лицо и поджатые губки не оставляли сомнения, она твёрдо знает своё дело и делает его хорошо.
Одной рукой она ухитрилась убрать со стола, расстелить скатерть, расставить снедь и напитки и незаметно исчезнуть.
Я поднял на Дмитрия удивленные глаза.
- Не смотри на меня так, скоро я предложу ей руку и сердце и буду жить как «за каменной стеной», - заявил он.
От его слов у меня отвисла челюсть.
- Закрой рот, я пошутил. Но если серьезно, она молодец, и я ей благодарен за заботу. Ладно, пей свой чай, ешь булки и бутерброды, а то одни глаза остались. Того и гляди, сквозняк с лесов сдует, отвечай потом за тебя.
- Спасибо, - поблагодарил я, - И яростно набросился на бутерброды с икрой, рыбой, колбасой и еще чем-то вкусным. Заев всё это булками, я ощутил сытое блаженство, мне захотелось «на боковую».
- Спасибо за угощение, Дмитрий, пойду я. От обжорства у меня глаза закрываются.
- Оставайся у меня, ляжешь в гостевой, - предложил он.
- Спасибо, но соседи разволнуются, пропал на целый день, и утром обещал брат с женой приехать. Увидят, что дом пуст, с ума сойдут. – Отказался я.
- Жаль. Ну, да, ладно, пойдем, провожу. – С бокалом в руке он направился к ширме.
Уже стемнело. Двигаться в темноте по незнакомому помещению мне показалось не безопасно, и я попросил включить свет.
Сделав шаг, я замер, у меня перехватило дыхание, вдоль стен стояли картины.
- Что застыл?
- Можно посмотреть? – Попросил я.
Дмитрий пожал плечами, недовольно нахмурив брови, но, подумав мгновение, все-таки разрешил: - Ладно, смотри, только здесь смотреть не на что. Часть я не закончил, а готовые никуда не годятся.
Спорить я не стал, и направился к одной из них, сразу привлекшей взгляд.
- А у тебя, парень, губа не дура, - услышал я за спиной. – Она мне тоже нравиться, правда, нужно небо немного затемнить, такого света в лесу не бывает.
- Бывает, на верхушках. – Не согласился я. - Она прекрасна.
Я испытывал странные ощущения. Сама собой на губах появилась улыбка, и отчего-то захотелось плакать.
- Иван, что с тобой? – Забеспокоился Дмитрий, наблюдая за мной.
- Дмитрий, ты великий художник. – Заявил я.
- Не городи ерунды, - прервал он меня. – Я художник, и только художник, а до великого мне как до звезд.
Я не стал с ним спорить, а пошел дальше. Некоторые холсты стояли повернутые к стене, другие, закрытые полотнами, но с меня хватило и тех, что я видел.
- Ты здорово изображаешь солнечный свет, я его, просто, вижу.
- Если долго мучиться, что-нибудь получится, - усмехнулся он. – Иной раз полгода бьешься, а толку чуть.
В дальнем углу стояло полотно с ликом Христа. Чем-то оно неуловимо отличалось от той росписи, что я уже видел в церкви. Я остановился, пытаясь осознать, что тут не так, и неожиданно обнаружил, что рот Спасителя здесь выписан более четко, и отвлекает взгляд. В церкви его глаза заглянули мне в самую душу.
- Правильно сделал, - сообщил я. – Что? – Не понял Дмитрий.
- Глаза там выразительнее, а рот не так важен.
- Стой, парень. Что ты из меня дурака делаешь? - Возмутился он.
Я растерялся. – Извините, я сказал не подумав.
- Не в этом дело. Ты видишь как художник, а рисовать не хочешь. Так не годится. Всё, сегодня иди спать, но так просто я с тебя не слезу, предупреждаю, завтра будешь облачка рисовать, и никуда тебе не деться, рисуй хоть до Нового года.

Добрался я до дома уже в районе десяти и сразу же завалился спать. От непривычной работы мышцы ломило, но заснул я, буквально, за пару минут.

ЗАСТОЛЬЕ

- Эй, соня, ты собираешься просыпаться? – Разбудил меня голос Аркадия.
С неохотой я открыл глаза и обнаружил рядом с кроватью его и Светлану.
- И что вам не спиться? – Недовольно буркнул я. – Заявились ни свет, ни заря.
- Ванечка, уже десятый час, вставай, а я пока завтрак приготовлю, - предложила Светлана.
Вид у обоих был довольный. Я решил сдаться. – Ладно, встаю. А что у нас на завтрак?
- Манная каша и печенье с клубничным джемом. – Отозвалась Светлана.
- Нет уж, тогда я сплю, ешьте сами, на здоровье.
- Вот привереда, - рассмеялась Светлана, - Ладно, придумаю что-нибудь другое, например, жареного палтуса и картофельное пюре со сливками.
- Слава тебе, Господи, а то манная каша, фу, гадость какая!
 Рассмеявшись, она и Аркадий вышли из комнаты, а я пулей помчался умываться.

- Отлично выглядишь, - сделал Аркадий мне комплемент за столом. – Чем планируешь заняться? Светлана хотела шашлыки на обед устроить, а потом мы уедем, чтобы не мешать тебе наслаждаться жизнью.
- Пойду в церковь, - отозвался я.
На веранде воцарилась тишина. Я посмотрел на, вдруг, замолчавшего брата и рассмеялся. Мои слова его явно шокировали.
- Не бойся, я тут познакомился с одним художником, он там в церкви стену расписывает, и я обещал ему помочь. – Успокоил я его. – Правда, толку от меня чуть, но я ему нужен, хотя бы, как зритель. Так что я сейчас уйду, а часа в два вернусь, и Дмитрия на шашлыки приглашу, если ты не против. А то мне не удобно, он вчера меня так накормил, что по дороге домой я боялся животом за что-нибудь зацепиться.
- С Дмитрием я знаком. – Задумчиво сообщил Аркадий, - Приглашай, только учти, он человек сложный, будь с ним поаккуратнее.
- Не понял?
- У меня с ним шапочное знакомство, но деревенские считают его бандитом, думают, что он Илью изуродовал.
- Так Дмитрий отец Риты? – Удивился я.
- Точно. После того случая я наводил в Москве про него справки. Говорят, талантлив, очень талантлив, правда, ставит земные блага во главу угла, и горяч ни в меру. Чуть, что не так, лезет в бутылку.
- Да, - протянул я, - Убил на повал, и Виктор меня предупреждал, чтобы я от Анастасии подальше держался, но он ведь сейчас церковь расписывает, а ты говоришь, что крохобор?
- Это не я говорю, так хорошо я с ним не знаком. Мне он кажется нормальным мужиком, интеллигентным, интересным, доброжелательным, так что приводи его на обед, узнаем получше.
- Договорились, если он, конечно, захочет. Его в церкви мать Мария и отец Александр подкармливают.
- Ты уже со всеми перезнакомился, молодец, - удивился Аркадий. – Ладно, иди, а то на творчество у тебя времени не хватит, художник ты наш. – Подколол он меня.
- Издевайся, издевайся, - отозвался я, натягивая кроссовки. – Художника обидеть легко.

***
 
 - Дмитрий подойдет попозже, если сможет. – Сообщил я, присаживаясь к столу. – Он в шоке.
Аркадий отвлекся от мангала и, поглядывая на меня с улыбкой, поинтересовался: - От чего? Не дай бог, ты проявил все свои способности, тогда я ему, точно, сочувствую.
- Вот, вот, я ему тоже говорил, - подтвердил я, - а он рисуй, рисуй и всё тут. Я и нарисовал. У нас валерьянка есть?
- Иван, ты, правда, что-то нарисовал? – Вступила в разговор Светлана, поливая маслом овощной салат.
- Ты сейчас из бутылки всё масло выльешь, - остановил я её. – А ты, - повернулся я к Аркадию, - за мясом следи. Грызи потом из-за тебя угольки.
- Свет, он совсем обнаглел! Командует нами как пацанами. Давай его голодным оставим? – Подколол меня Аркадий.
- Жалко, - отозвалась та, - Посмотри, какой он худенький. У него сил маловато, вот он и пытается привлечь к себе внимание, дети всегда себя так ведут.
- Ну, наехали, так наехали. Я им о серьёзном, а они меня знай мордой об стол возят. Может, валерьянка мне нужна, а не Дмитрию. Думаете, я не переживал, сотворив такое?
- Ладно, Пикассо, не изображай из себя Ван Гога, всё равно не поверим. Лучше сходи на кухню за салфетками. – Попросил Аркадий.

Минут через пять шашлык прожарился, и мы втроём уселись за стол, предварительно зарыв картошку в углях.
- Подаю шашлык, а то остынет, - распорядился Аркадий, - К тому же я сомневаюсь, что у Дмитрия хватит сил дойти до нас. Представляю, что он пережил, осознав с кем связался.
- Нет, не представляешь, - послышался голос из-за забора, и через мгновение появился Дмитрий. – Если бы не отец Александр, из нас двоих, точно, кто-нибудь до шашлыка не дожил бы.
- Здравствуйте Дмитрий. – Поздоровалась Светлана. – Присаживайтесь и рассказывайте, поверьте, вы найдете благодарных слушателей в моём лице и в лице Аркадия. Уж, мы-то знаем, на что способен Иван.
- Спасибо, - поблагодарил художник, устраиваясь рядом со мной, - Не знаете вы на что он способен. Это вино? – Тыкая пальцем в бутылку, спросил он. Аркадий кивнул. – Тогда налейте.
Аркадий разлил всем вино, не забыв налить мне сока.
- Можно, я скажу тост? – Испросил согласия Дмитрий. Затем он встал и выдал: - Предлагаю тост за величайшего художника нашего времени Ивана Туманова! – Голос его дрогнул. – Да, да! Не смотрите на меня так, я в своём уме. У него, конечно, нет опыта, и он не может правильно нарисовать даже муху, но он может то, что никогда не смогу я и тысячи других, как бы мы не убивались. – Он залпом опустошил бокал.
Аркадий и Светлана переводили удивленные взгляды с него на меня, от неожиданности забыв про вино.
- Дмитрий, вы серьезно? – Не веря ушам, поинтересовался Аркадий. – У него с детства способностей к рисованию не было. Я за него горшки и собак рисовал.
- В детстве, может быть, и не было, а теперь есть. Извините, но давайте есть, у меня совсем сил не осталось, развезет от бокала вина. – И он набросился на мясо.
Аркадий пригубил вино и отодвинул от себя бокал.
- Что так? – Заметил Дмитрий.
- Мне за руль.
- Напрасно, давайте, надеремся до поросячьего визга, такое дело нужно отметить, - предложил Дмитрий. – Он сегодня тучу нарисовал… Так у него не туча получилась, а нечто такое, словно в ней ангел скрывается, аж, вся светится. И форма, и цвет, умереть, а не встать.
- Дмитрий, неужели всё так серьезно? – Поинтересовалась Светлана, подкладывая ему салата.
- Серьезней не бывает. Как же ты её нарисовал? – Обернулся он ко мне.
Я пожал плечами. – Не знаю. Только темную тучу мне не хотелось рисовать. Рядом с Господом темноты быть не должно, вот я и представил себе душу Оленьки там, на небесах, и спрятал её за тучкой, светлой.
- Не светлой, а сияющей. – Поправил меня Дмитрий. – И кто такая Ольга? – Поинтересовался он.
- Девушка, которую я люблю больше жизни. Она умерла и теперь на небесах, а я тут маюсь, на земле. – Сердце ухнуло в груди. На мгновение мне показалось, что оно сгинуло навсегда, но увы, я обознался.
- Ты потерял любимую?
Молча, я кивнул головой.
- Тогда всё ясно. – Протянул он. – Давайте, помянем её. Наливай, Аркадий, и Ивану налей.
 - Не надо, - отказался я. – Я её каждую минуту поминаю, а вино больше в рот не возьму, алкоголь для меня враг на все времена.
- Как скажешь, - согласился Дмитрий, почувствовав мою неуступчивость в этом вопросе.

Где-то через полчаса Дмитрий заметно опьянел, да и Аркадий был хорош. Держались я и Светлана. Она, правда, тоже чуть-чуть усугубила, но вовремя спохватилась и перешла на сок.
Картошка уже дошла, и мы рьяно на неё набросились. Аркадий ел её прямо в очистках, и минут через пять выглядел как трубочист. Дмитрий последовал его примеру, результат был, примерно, таким же.

- Здравствуйте! Приятного аппетита! – Прозвучал от калитки приятный женский голос. Аркадий тут же вскочил и радостно воскликнул: - Анастасия! Как раз вовремя, заходи.
- Спасибо, не получится, сейчас Рита проснется, и будет скандал.
- Так берите её с собой, Дмитрию нужна ваша помощь. Я прав? – Обернулся Аркадий.
Тот с сомнением пожал плечами. – Не думаю, что у неё что-то получится, но пусть попробует. Ладно, бери Ритку и приходи, - разрешил он, недовольно скривив губы.
Его отношение к девушке и ребенку почему-то меня задело, но я промолчал. Что от выпившего человека требовать?
На лице Анастасии промелькнула неподдельная радость. – Сейчас одену её, и мы придем. – Отозвалась она и побежала домой.
- Нужно Рите что-нибудь вкусненькое принести. – Захлопотала Светлана.
- Надо же, углядела, - недовольно пробурчал Дмитрий. – Специально мопед не взял, а она все же учуяла. Не знаешь, Аркадий, откуда у женщин такой нюх?
- От любви. Женщина, если любит, способна на многое. Сам-то, наверное, об этом знаешь?
- Женщины, они разные. Не знаю, любит она меня или смотрит на меня как на источник дохода.
- Зря ты так, - не согласился Аркадий, - Анастасию я давно знаю, она еще девчонкой была, когда мы сюда приехали. Она хороший человек, и любит тебя, а дочкой ты должен гордиться, чудо девчонка.
- Уж очень она хочет меня охомутать, а мне нельзя семью на шею вешать. Какой я после этого художник?
- Нет, Дмитрий, тут ты не прав. Она же будет твоей моделью, музой, Анастасия создана на эту роль.
- Вот пусть и будет музой, а то очарование пропадет очень быстро. Сам знаешь, какие они становятся, стоит им только штамп в паспорте заполучить.
Мне надоело слушать их пьяные разговоры, и я отправился на помощь Светлане.
Когда мы вернулись назад, Дмитрий накалывал на шампуры оставшийся шашлык, а Аркадий занимался его жаркой. Чувствовалось, что мужчины потихоньку приходят в себя.
Не успел я поставить клубнику со сливками на стол, как раздался строгий голосок, и кто-то сзади обхватил меня за ноги: - Иван-царевич, почему не приходил? Мы скучали, и я, и Эльф.
- Извини, Рита, дела были.
- Так, - прервал Дмитрий наш разговор, - Ты и здесь успел. Я смотрю, она в тебе души не чает. Что же ты такое для неё сделал?
Рита не дала мне ответить, она обошла меня и встала перед отцом, словно защищая меня: - Он хороший, не такой злой как ты, он мне Эльфа подарил.
- Рита, как тебе не стыдно, разве Дмитрий не дарит тебе подарков? – Вмешалась Настя. – Извинись и больше так не делай.
Девчонка надула губки и недовольно посмотрела на отца, а потом неожиданно выдала: - Извини, Дмитрий, я больше не буду говорить, что ты злой.
Он расхохотался. – Нет, Ритка, ты прелесть! Настоящая женщина, и вся в своего отца.
Напряжение спало, и мы уселись за стол. Анастасия устроилась рядом с Дмитрием, а Рита залезла ко мне на колени.
Аркадий принес шампура с готовым шашлыком, и мы продолжили угождать своим желудкам. Мясо оказалось сочным и в меру прожаренным. Настя старательно ухаживала за Дмитрием, подкладывая ему лучшие кусочки. Вино она лишь пригубила и перешла на сок.
Глядя на них, создавалось впечатление, что он принимает её заботу как нечто должное, а она ведет себя так потому, что он ждет от неё именно повышенного внимания к собственной персоне.
Светлане не понравилась его спесь, и она вступилась за девушку: - Настя, ты сама хоть что-нибудь съешь, а то всё остынет.
- Спасибо, сейчас Дмитрия накормлю и поем, а то неделю будет помнить, что остался без заботы и призору.
- Неужели такой капризный?
- Ох, Светлана, вы себе даже не представляете, что такое художник.
Меня здорово удивил её сарказм. Из-за своей хрупкости и нарочитой беззащитности она производила впечатление женщины, полностью растворяющейся в своей любви к мужчине.
- Не пугай меня. – Отозвалась Света.
- Вам то нечего бояться, надеюсь, ваш муж не художник?
- Муж то нет, а вот у Ивана, по словам Дмитрия, способности прорезались. Мы по этому поводу тут и собрались.
Настя бросила на меня внимательный взгляд и на её губах тут же заиграла улыбка.
Прислушиваясь к их разговору, я аккуратно кормил Риту клубникой. Она сидела, прижавшись ко мне и довольно причмокивала. Нам было хорошо.
- Наверно, и художники бывают разными, но почему-то к Дмитрию приезжают все такие же, как он сам.
- Какие же, моя милая? – Недовольно скривив губы, встрял он в разговор.
- Закомплексованные, - отозвалась Настя. – Боятся всего, а особенно друг друга, мечтают о славе, а в себя верят слабо, вот и прячутся за высокими заборами.
- Как же ты меня не любишь, - раздраженно заявил Дмитрий. – Я же тебе нечего плохого не сделал, разве только Риту.
- За Риту спасибо, а про любовь, давай, сегодня не будем.
- Почему? Это твоя любимая тема!
- Дмитрий, выпьем за любовь! – Прервал готовую разгореться сору Аркадий.
- Наливай, - отозвался тот, отталкивая руку Насти с куском шашлыка от своей тарелки. – Сама ешь.

Где-то через час подул холодный ветерок, и Анастасия засобиралась домой. Рита упорно отказывалась слезать с моих колен, но, как только в дело вмешался Дмитрий, она, чмокнув меня в щеку, молча сдалась. Я удивился такой покладистости, но промолчал.


РАБОТА

С утра у меня не на шутку разболелась голова, но утро есть утро, и нужно было вставать.
Приняв ледяной душ, я почувствовал себя человеком и отправился поднимать народ. Светлана уже хлопотала на кухне, а Аркадий, накрывшись одеялом с головой, не отзывался на все мои попытки разбудить его. Наконец, мне это надоело, и, наобещав ему кучу всяческих неприятностей, я удалился.
Он появился минут через семь, опухший и непохожий на себя.
 - Да, вот наглядное подтверждение вреда пьянства, - прокомментировала Светлана, - Иван, посмотри на своего брата и никогда так не делай. Боюсь, что его нельзя сегодня сажать за руль, придется вести самой.
- Ну, нападайте на меня, нападайте. Неужели человек не может один раз в год напиться до поросячьего визга?
- Может, но лучше обойтись без этого. – Отозвалась Светлана. – Ладно, иди в душ, и давайте завтракать, а то дома нас четвертуют. Бабушка уже звонила, беспокоилась всё ли у нас в порядке.
- Ты, надеюсь, ей ничего не сказала? – Заволновался Аркадий.
- Сказала, что мы вчера чуть-чуть перебрали и решили переночевать тут.
- Слава богу, - отозвался он, не совсем уверенно ковыляя к дверям.

После завтрака они почти сразу уехали, и я вновь остался один.
Вчерашняя вечеринка оставила у меня на душе неприятный осадок, дело не в том, что Аркадий и Дмитрий слишком набрались, было что-то другое, что не поддавалось рациональной оценке. Возможно, легкий запах скандала. Слишком категорично вел себя Дмитрий, давая понять Насте, что она и девочка ничего для него не значат. По видимому, Настя уже привыкла к такому отношению, но со стороны его поведение выглядело через чур нахальным, если не сказать наглым. Особенно жалко становилось Риту, ребенок не заслужил отцовского пренебрежения, и потому желание идти в церковь, практически, отсутствовало. Тем более, сегодня воскресенье и там служба. По договоренности с отцом Александром, я должен был причаститься, но вчерашнее обжорство закрыло передо мной эту дверь. Придется перенести обряд на следующую неделю, и я занялся наведением порядка в доме. Неделя моего проживания и вчерашняя тусовка явно бросались в глаза, пыли и мусора скопилось достаточно.
Когда мне оставалась одна кухня, я услышал стук. Отворив дверь, нос к носу я столкнулся с Дмитрием.
- И долго ты собираешься прохлаждаться? – Налетел он на меня.
- Почему прохлаждаться? Я навожу порядок, мы вчера тут насвинячили.
- Кончай, у меня ни черта не клеится. Ты мне нужен, - заявил он. От такого наскока я обомлел. Почувствовав, что переборщил, Дмитрий сменил пластинку: - Давай я тебе помогу, говори, что нужно делать, а потом пойдем в церковь.
- Что же, заходи, - пригласил я его, - Помоешь на кухне пол, а я пока мусор вынесу.
Без разговоров он принялся за уборку. Его покладистость меня доконала.

Минут через двадцать, когда мы всё закончили, я переоделся, взял пару булок с маком, и был готов. Прямо у калитки стоял мопед.
- Садись сзади, домчу за пару минут, - предложил он. – А хочешь, садись за руль, сам попробуешь. Зверь, а не машина.
- Спасибо, я лучше пассажиром, так у нас больше шансов добраться до места живыми и здоровыми. – Отказался я.
- Странный ты парень, любой другой ухватился бы за моё предложение двумя руками.
- Я не экстримал и не умею водить ни машину, ни мопед, ни самокат.
- И желания нет? – Продолжил он меня допрашивать, усаживаясь на мопед.
- Слабое когда-то было, но давно пропало.
- Ладно, поехали. Держись крепче, а то упадешь, и ищи тебя потом в канаве, - предупредил он, поддавая газу.

У церковных ворот мы столкнулись с расходящимися прихожанами. В толпе женщин мой взгляд сразу выхватил знакомое лицо. Соседка Вера кивнула мне головой, давая понять, что она меня признала.
Дмитрий, поставив на площадке перед церковью мопед, нагнал меня, и мы вместе направились к церковным дверям.
Обнаружив его рядом со мной, Вера нахмурилась, не пытаясь скрыть свою неприязнь. Отношение сельчан к художнику задевало меня, я не верил, что Дмитрий способен на злодейство, и, желая раз и навсегда расставить все точки над «и», я заявил:
- Дмитрий, местные считают, что это ты избил Илью до полусмерти из-за Насти. Слышал?
- Как не слышать, - отозвался он. – Едва отбился от нашей доблестной милиции. Каждый из деревенских посчитал своим долгом указать на меня как на основного злодея. Хорошо, что у меня алиби было. Тогда в Москве выставка проходила, и я там целую неделю как белка в колесе крутился.
от сердца у меня отлегло, значит, не он.
- Слава богу, - отозвался я. – А то как-то не по себе, ты и вдруг человека изуродовал.
- Неужели ты переживал из-за такой малости? – Насмешливо поглядывая на меня, поинтересовался он.
- Ха, хороша малость, насколько я знаю, парень даже ходить не может. – Возмутился я.
- Не будет по ночам по бабам бегать! – Зло бросил Дмитрий. – В этом мире за всё нужно платить, только многие хотят и ягодку съесть, и косточкой не подавиться. Поделом ему.
Его настрой не на шутку меня насторожил, но я промолчал. На людях он наплевательски относится к Анастасии и ребенку, а сам, оказывается, ревнует. Странно это всё.
- Всё, хватит болтать, пора за дело браться. – Прервал он мои размышления. – Пойдем, покажу в чём загвоздка. - Он подвел меня к холсту и тыкнул пальцем в голову. – Не поверишь, у меня чёрт не получается, слишком инфантильным выходит. Что я только не пробовал, толку чуть.
- Он у тебя, вообще, на черта не похож.
- Что ты несешь? – Возмутился Дмитрий, - Подумаешь, спец по чертям.
- Тогда не приставай, раз не желаешь слушать.
- А какие они по-твоему? – Пошел он на попятный.
- Дай карандаш и бумагу, попробую, но не обещаю. Только, будь добр, уйди куда-нибудь минут на двадцать, - попросил я.
Мне сразу вспомнилась та неприятная морда, что я видел во сне. Закусив губу, я принялся возить карандашом по бумаге.
Сначала у меня получилось нечто невообразимое. Мне стало смешно, и я уже хотел завершить свою первую и единственную попытку изобразить что-то стоящее, но тут странное состояние пришло на смену игривой дурашливости. Рука сама забегала по бумаге, сердце гулко забилось в груди, в голове не осталось ни одной мысли, а перед глазами возникла та давешняя отвратительная рожа.
Сколько времени так продолжалось, сказать не берусь, но в какой-то момент я почувствовал, что за спиной кто-то есть, и этот кто-то тяжело сопит мне в затылок. Рука сжала карандаш так, что он сломался, и я резко обернулся, готовый дать отпор.
Дмитрий отшатнулся.
- Парень, очнись!
Я потер рукой лоб и посмотрел листок, что стоял на подрамнике.
Дрожь пробежала по телу.
На меня смотрели те самые глаза с той же ненавистью и издевкой. Обломки карандаша выпали из руки, и я судорожно перекрестился, отодвигаясь от рисунка.
- Всё, делай, что хочешь, а мне нужно глотнуть воздуха, - охрипшим голосом заявил я, направляясь к дверям.
За порогом я уселся на лавке и подставил лицо под солнечные лучи. Меня пробирал озноб.
Через пару минут появился Дмитрий и сел рядом. Он что-то говорил, но я его не слышал, не мог сосредоточиться на словах.
- Черт побери! Ты меня слышишь?! – Почти крикнул он. Я очнулся и посмотрел на него. – Слава богу! Сколько ты хочешь за свой рисунок? – Озадачил он меня.
- О чём ты?
- Ты в порядке? – Заволновался он.
- В полном, - отозвался я, отогреваясь на солнышке. – А что это ты не работаешь? Приволок меня в церковь, а сам штаны просиживаешь.
- Иван, у тебя все дома или крышу снесло? – Продолжал переживать он.
Не понимающе, я посмотрел на него.
– Ты рисовал и нарисовал. Твой эскиз стоит хороших денег, и я должен заплатить тебе, поверь, я не буду обирать тебя.
Мой удивленный взгляд сразил его наповал.
- Пойдем, - вскочив с лавки, дернул он меня за руку. – Пойдем, я тебе покажу, что ты сотворил. – И он потащил меня в церковь. Я не сопротивлялся.
Он подвёл меня к тому самому листу, где я пытался что-то изобразить, и тыкнул пальцем. Я вгляделся в дело рук своих.
- Бог мой! Как живой! – Вырвалось у меня.
- Вот, вот живой. Понимаешь, живой? Я никогда так не смогу! – Выкрикнул он. – Я хочу тебя растерзать, разорвать на кусочки и готов руки твои целовать! Ты понимаешь, что ты сделал? Чёрт тебя побери!
- Не надо, не ругайся. Мне как-то не по себе. Пойду я домой, ладно?
- Я тебя отвезу, а то еще куда-нибудь свалишься, ты не в себе, тебя нельзя одного отпускать.
- Не занимайся ерундой, - остановил я его. – Мне нужно прогуляться и подышать свежим воздухом, а то эта рожа мне на нервы действует.
- Где ты его видел?
- Во сне, - отозвался я. – Отвратительное создание. Дай, Бог, никогда его больше не видеть.
- Ну уж нет, ты его завтра начнешь на стену переносить, - прервал меня Дмитрий. – Ты будешь моим напарником. - Я ошалело смотрел на него. – Не смотри на меня так, а то в глаз дам. Ладно, отправляйся домой, я тоже пойду, напьюсь и спать завалюсь. Нужно как-то очухаться, а то руки на себя наложить хочется. Всё, ступай! – Толкнул он меня в грудь. Я поспешил унести ноги.


ПОЖАР

«Нет, глупости всё это. Какой из меня художник? Курам на смех, - крутилось в голове, – Просто, то лицо вспомнилось, нет ни лицо, рожа; вот и всё, такое не скоро забудешь», - волоски на руках встали дыбом.
Я залез под одеяло и, прочитав молитву из «Молитвослова», закрыл глаза.
К вечеру то ли от волнений, то ли от каких-то неясных переживаний, а может, просто, от ощущения, что я не такой как все, а по-настоящему неординарный человек, накопилась усталость. Голова работала плохо, глаза закрывались, и я пораньше улегся в постель, но, увы, стоило лечь, как желание спать сразу пропало. Незнакомое напряжение изнутри не давало расслабиться, словно черви в голову заползали дурацкие мысли о моём будущем, славе, выставках, поклонниках.
Где-то часа через два я начал заводиться, мне хотелось выбросить всю эту чушь из головы, но моя гордыня не желала сдаваться. То она пела мне дифирамбы, то рыдала во весь голос о моём неуемном желании поскорее умереть и поставить крест на своей судьбе.
В больнице я подумывал о такой возможности, но в последствии отказался от подобного исхода. А сейчас сознание словно на блюдечке подсказывало мне самое простое решение всех моих проблем. Сделай я шаг и тут же увижу Олю, расскажу ей о своих достижениях, покаюсь в грехах, и на том свете будем мы вместе. А что мне еще нужно?
Эта мысль овладела сознанием и подталкивала меня к действию. Я спустил ноги с койки и включил ночник. Неожиданно свет разогнал жуткий туман, подталкивающий меня к совершению самого страшного для человека греха. Глаза упали на «Молитвослов», лежащий на прикроватной тумбочке, и я схватил его, как утопающий хватается за соломинку.
Первый раз в жизни я молился с надеждой о спасении. Светлый образ моего ангела-хранителя, оживший в душе, поддерживал меня, даря мысль о прощении. Мне уже не казалось, что с жизнью пора расставаться, что-то должно быть ещё впереди, а от глупых домыслов о славе и поклонниках мне хотелось избавиться как от проказы. Это он, тот чёрт, что живёт во мне и толкает меня в черноту мертвой ночи внушает мне непотребное. Я не сдамся, не сдамся!
И тут странный звон, внушающий панику и тревогу, прервал мою молитву. Я бросился к окну, но ничего не увидел, а звон продолжал привлекать внимание, он звучал всё настойчивее. Как будто кто-то часто колотил по металлической трубе.
Я бросился к двери, распахнул её и выскочил на крыльцо.
В темноте ночи на южной стороне села, прямо через дорогу пылал огромный костёр.
«Пожар! Пожар! Бог мой! Дом Анастасии горит. – Метнувшись в дом я натянул чьи-то штаны, висевшие на крючке и набросил на плечи телогрейку. Сунув ноги в чьи-то сапоги, я бросился к её дому.
Народ бежал со всех сторон. Люди громко кричали, кто-то тащил ведро, кто-то канистру с водой, я влился в общую толпу.
- Господи, горе-то какое! – Услышал я рядом и, подняв глаза, разглядел Верино лицо. Пламя освещало всё вокруг яркими красноватыми бликами.
Молча кивнув ей головой, я поспешил к воротам, обгоняя её и Виктора.

Дом пылал уже основательно. Кто-то притащил шланг и, подключал его к колонке метрах в двадцати от дома. Остальные строились в ряд, готовясь передавать ведра с водой от пруда к дому.
- Где Настя, Рита? – Крикнул я, подбегая к нескольким мужикам, ошалело глядящим на пожирающий огонь.
- В доме, - отозвался один. – Где же им еще быть? Угорели, небось.
- Пожарных вызвали? – Продолжал я задавать вопросы, ощущая как жар нагревает лицо.
- Вызвали, - отозвался другой, - Серега звонил, скоро будут. Они от Шаховской едут.
Вид горящего дома, пляшущие языки пламени внушали ужас. Мысль, что женщина и ребенок не дождутся спасения, рвала сердце на части. Я метнулся к крыльцу.
- Стой, дурак! Погибнешь!!! – Заорал кто-то, пытаясь схватить меня за рукав и только сдергивая с плеч телогрейку. Не обращая внимания, я подбежал к дверям и дернул за ручку.
Дверь не поддавалась. Жар лизал голое тело, но я со всего размаха ударил сапогом в дерево. Она вылетела как игрушечная, и из дома навстречу метнулось обжигающее пламя, причиняя невыносимую боль. Я отскочил.
- Стой, Ваня! Стой! – Услышал я голос Виктора и почувствовал, как его руки заботливо накидывают мне на обожженное тело телогрейку. – Оденься, а то сильнее обожжет.
- Я должен вытащить Риту и Настю, - сообщил я, практически, не ощущая боли.
- Погибнешь, - сообщил он.
- Все равно, не оставлю их в беде, - заявил я, готовясь метнуться через огонь внутрь.
- Стой! – Услышал я строгий голос. – Воды сюда! – Распорядилась Вера. – Снимай куртку! – Приказала она мужу. – Ему нужно голову обмотать, а то сразу обгорит и задохнется. – Виктор молча подчинился.
Пока меня укутывали всевозможными способами, огонь перекинулся на крышу. Пламя лизало её как голодный дракон. Наконец на меня вылили несколько ведер воды и, перекрестившись, я бросился к дверям, на мгновение замерев на пороге. Страшно было ступать в огонь, но мысль о девочке придала мне сил, и я шагнул.
Вода сделала своё дело, и в первый момент жара я почти не почувствовал.
Коридор еще не пылал, но дышать там было нечем. Я повыше подтянул воротник Викторовой куртки и двинулся дальше.
Буквально через несколько шагов на кухонном пороге я обнаружил неподвижное тело. «Настя, - понял я, - Где же Рита? Но её надо вытащить, иначе она задохнется», - и подхватив неживое тело, я двинулся в сторону выхода, ощущая, как дым разъедает легкие и глаза. Сорвав с головы чью-то шапку, я натянул её на Настю и прыгнул через огонь, ощущая как горят волосы.
Без сил я упал рядом с девушкой. Кто-то вылил на меня ледяную воду, и я осознал, что еще жив.
Над нами хлопотали люди, пытаясь привести меня и девушку в чувство. Я сделал несколько глубоких вздохов, и мне полегчало. Настя не приходила в себя, а меня гнала в дом страшная картина перед глазами, как маленькая выдумщица умирает в мучениях от пожирающего её пламени.
Я встал. Меня слегка пошатывало, но в целом всё было в порядке. Я вновь направился к дому.
- Не пущу! – Преградила мне путь Вера.
- Рита, она там, - тыкнул я пальцем в сторону дома.
- Он вот, вот завалится, - поддержал жену Виктор. – Сам погибнешь и её не спасешь.
- Я пойду, - сообщил я, не вступая в спор.
Вера сорвала с себя платок и обмотала мне голову, оставляя только глаза. Шерсть противно прилипала к мокнущей, обожженной коже, причиняя невыносимую боль.
Кто-то нацепил на меня толстую куртку, по материалу чем-то похожую на робу пожарника.
- Воды! – Как и в первый раз распорядилась женщина. – Детская справа, в самом дальнем углу. Ступай! – Разрешила она, перекрестив меня на прощание. Я улыбнулся ей обожженными, потрескавшимися губами и пошёл в ад.

Огонь уже распространился по коридору, и каждый шаг казался последним, но я продвигался вперед благодаря защите, одетой на меня добрым самаритянином. Куртка шипела, от неё валил пар, но я был жив. К сожалению, я не знал дома, и двигался наугад, пока наконец не уперся в полыхающую стену.
Ужас сжал сердце. Вот дверь которая мне нужна, но добраться до неё не представлялось возможным. Пылал весь правый угол. Платок хоть и помогал, но кашель рвал легкие на части.
Сжав кулаки и спрятав в капюшон голову, я бросился плечом вперед, надеясь выбить полыхающую дверь. Под моим весом она развалилась на кусочки, и я упал в комнату.
В кромешном дыму, лишь слегка освещаемом пламенем из коридора, я не сразу разобрался что к чему, но огонь до комнаты еще не добрался. Проснулась маленькая надежда, что Рита жива, только бы не задохнулась.
Необходим было глотнуть воздуха, от дыма мутилось сознание, и я опасался, что не успею добраться до девочки. «Нужно открыть окно», - решил я и на ощупь добрался до противоположной стены, играющей красными бликами. Рука нащупала ткань. «По всей видимости, занавески», - решил я и дернул тряпку вниз. Я не ошибся. Искать шпингалет не представлялось возможным, и я саданул кулаком по стеклу, предварительно натянув на руку рукав от куртки. Посыпались осколки, и воздух рванулся в комнату, мгновенно раздувая огонь.
- А…а…а…а! – Заорал я.
Пламя метнулось ко мне, освещая огнем детскую кроватку, со свернувшимся на ней детским тельцем.
Чтобы добраться до ребенка, необходимо было прорваться сквозь огненную завесу. Но это и было не всё, откуда-то сверху посыпались горящие доски, и верх дома противно заскрипел. Ждать дальше не имело смысла, не раздумывая, я метнулся к Маргарите и подхватил её из последних сил, не надеясь на спасение. Но Бог, видно, решил по-другому, и я выпрыгнул в коридор, преодолевая стену огня. Куртку пришлось расстегнуть и засунуть туда бездыханного ребенка. Из последних сил я двигался по коридору, не обращая внимания на дымящуюся одежду, обожженные руки и лопающиеся на лице кожу. Сапоги уже расплавились на ногах, и каждый шаг причинял жуткие мучения. Но у меня на руках был ребенок, и я продолжал пробираться к дверям. Пылали не только стены, пылали потолок и пол, сверху летели искры, падали куски обоев, деревянной обивки. Дом стоял из последних сил.
Наконец-то, показалось освещенное пламенем крыльцо. Я шагнул в спасительный проем, и в этот момент дом накренился, мерзко пискнул и начал заваливаться на мою бедную голову. Из последних сил я шагнул в проём и, ощущая нестерпимый жар, отбросил от себя Маргариту. Это последнее, что я помню. Потом навалилась чернота, и мир исчез.

КОНЧИНА

Монотонное покачивание привело меня в чувство. Оно не походило на рывки движущегося автомобиля, слишком осторожное, а напоминало нежное убаюкивание материнских рук. Конечно, я не помнил таких подробностей, но меня всё устраивало, и открывать глаза не хотелось. Я расслабился, отдавшись на волю людей, отвечающих за мою жизнь. Их я не видел и не слышал, но раз я до сих пор жив, они, точно, успели вовремя. Пусть делают своё дело, а мне нужно отдохнуть.
Но, увы, блаженство продолжалось недолго. Убаюкивание неожиданно прекратилось, и меня до костей пробрал могильный холод. Встревоженный, я открыл глаза и обнаружил себя на медицинской каталке, небрежно брошенной поперек темного, сумрачного коридора. Хорошо хоть вдали маячил источник неяркого света, и я решил двигаться именно туда. Там должны быть люди. Надо же, бросили меня в промозглом коридоре и разбежались, а я подыхай тут в одиночестве. Отдам Богу душу, и что тогда?
- Не Богу, а Дьяволу, - ударил в уши надтреснутый голос.
Я обернулся и обнаружил за спиной пару расплывчатых фигур.
- Кто здесь? – Воскликнул я в панике.
- Твои верные почитатели, - послышался в ответ сарказм.
Мне было не до шуток, и я возмутился: - Мне самому идти или вы меня довезете? Я обгорел на пожаре, а врача нет. Вы собираетесь меня лечить или будете дальше шутки шутить?
- Что-что, а лечить мы тебя, точно, не будем. Тебя уже вылечили, так что хватит валяться, спускай ноги с кровати и топай за нами. – Слова этого типа порядком меня удивили. Значит я долго валялся без сознания, раз ничего не помню.
Я присел на каталку, и меня порадовала необыкновенная легкость во всём теле и отсутствие боли. «Надо же, и, вправду, вылечили». Спустив ноги, я спрыгнул на щербатую плитку и не почувствовал опоры. Глянув вниз, я не обнаружил своих ног. В панике я обернулся к каталке и с трудом удержался от крика. Там лежал я, жалкий, обгорелый, в черных лохмотьях.
«Умер, я умер! - Понял я. – Так вот как оно бывает. А что за типы тут торчат? На ангелов они определенно не тянут».
- Черти мы, самые обыкновенные черти, просто приоделись для встречи столь дорого гостя. Так что двигай лапами, нам недосуг тут прохлаждаться, тебя там друзья заждались, - заявил один из них и на последней фразе мерзко хихикнул.
Я обомлел и пару секунд стоял как истукан, а потом, уперев «руки в боки» пошел на них.
- Я вам сейчас устрою, шутники хреновы! – Пообещал я, надвигаясь на первого. Тот даже не дернулся, и я прошел сквозь него как нож сквозь масло.
- Не надоело истерики закатывать? – Поинтересовался второй. Его голос звучал приятнее, но прозрачное изможденное лицо с вывернутыми ноздрями внушало отвращение. - Кончай саботажничать, всё равно не поможет, идем, а то самое интересное пропустим.
Сердце ухнуло в пятки, вернее возникли подобные ощущения. Я, конечно, читал про вне телесный опыт и в юности допускал существование ада и рая, но происходящее здесь убивало на повал.
Нет, такого не может быть, я не заслуживаю ада, я жизнь спасал, чужую жизнь. Попытка вспомнить молитву не удалась, то ли от страха, то ли от неожиданности меня словно заклинило.
- Сам пойдешь, или помощь нужна? – Настойчиво вопросил с вывернутыми ноздрями, приближаясь ко мне. Глаза его замерцали желтоватым отливом, и словно по команде я повернулся, и зашагал вперед, не думая ни о чём. Только где-то на самом дне трепетал безвольный ужас.
Мы продвигались вниз и вперед минут семь, и свет наверху казался всё слабее и слабее. Я оборачивался иной раз, желая бросить на него прощальный взгляд, но он не исчезал.
В какой-то момент мне захотелось заплакать как когда-то в детстве. Я вспомнил мать, отца, Ольгу и в шоке от всего происходящего в голос закричал: - Господи! Помоги!
- Хватит орать, - оборвал мой крик первый сопровождающий, - Мы почти пришли. Вон твой дружок, он тебя до места доставит, так что прощай, Ванюша, не знаю, встретимся ли снова. – И он со своим спутником растворился как дым.
Я сжался в комок, не ожидая хорошего.
- Привет! – Воскликнул величиственный тип, внушающий трепет своими габаритами. Мне показалось, что я лилипут перед лицом Гулливера, и каково же было моё удивление, когда я признал в этой величественной фигуре моего сокамерника из Бутырки.
- Сергей? – Удивленно промямлил я.
- Он самый, - развел тот губы в довольной улыбке. – Надеюсь, ты не будешь вонять из-за ерунды и простишь мне те детские шалости, что я откалывал в прошлом. – Он склонился и заглянул мне в глаза. – Простишь, - уверенно заявил он, махнув рукой, - Ты слишком напуган и не будешь качать права. Пошли, приведём тебя в божеский вид и отправим по назначению. – Добавил он.
- Как это по назначению? – С дрожью в голосе поинтересовался я.
- Скоро узнаешь, чуть-чуть осталось. Не переживай, всё наладится, докажешь хозяину, что ты парень серьёзный, и будешь как я. Правда, не сразу, придется побаловаться с серым товаром и попотеть, заманивая слабых людишек в наш лагерь. Но трудного тут ничего нет, за халяву кое-кто из них готов отказаться от бабушкиных сказок и притчей о нравственности. Так что не бери в голову, справишься, я тебе помогу, и ты в долгу не останешься. Я прав? – И он глянул на меня злобными, мерцающими пуговками.
Сил на ответ у меня не нашлось, слишком много страшного и неожиданного вокруг. Радости всё случившееся не доставляло, но не орать же как псих во весь голос, что меня волокут в ад?
От этой мысли меня передернуло, я почувствовал, что ещё шаг или два и возврата не будет.
- Нет, - неожиданно заявил я. – Мне тут нечего делать, я не желаю становиться таким как ты.
- Брезгуешь? – Зло прозвучало в ответ.
- Господи! Святый Боже, не отправляй меня в гиену огненную! Я искуплю все свои прегрешения! – Взмолился я. Слова полились, словно я читал их по бумаге, вспомнились молитвы, услышанные в детстве. Если бы мог, я заплакал, всё внутри завибрировало, словно натянутая струна под ударом смычка, и свет, что казался таким далеким, вдруг, приблизился ко мне. А с другой стороны надвигалась тьма, желающая сожрать мою бедную душу, и заставляя меня всё усердней взывать к Богу. Страх исчез, появилась странная тяжесть, подталкивающая вглубь.
- Опять фортели выкидываешь? - Прозвучал незнакомый голос. Я вгляделся в надвигающуюся тьму и обнаружил там темно-серого типа. Его лысый череп светился в отблесках далёкого света, а глаза пылали неприкрытой ненавистью.
«Бог мой, неужели спутник Сергея из моего детского сна? – Пришло мне в голову. – Вот где свидеться довелось».
- Узнал, проказник, узнал, - погрозил он мне пальцем, растягивая губы в довольную улыбку и обнажая острые зубы. – Хватит пугать народ, плюнь на себя пропащего и пойдем с нами ради забавы.
- Ну уж нет! – Заявил я, ощущая странную силу.
Сергей уже не казался тем исполином, что я увидел в момент нашей встречи. Я развернулся и двинулся к свету, ощущая как мягкое тепло согревает мне душу.
- Стой! – Заорал лысый.
- Тебе не уйти! – Вторил ему Сергей, - Так и будешь болтаться между небом и землей. Поверь, никому ты не нужен, лишь мы тебя ждали и верили, что сойдутся наши дорожки.
- Не лги! – Прозвучал мелодичный голос, и наступающая тьма словно ударилась о стекло, издавая противный скрежет металла по стеклу.
Лысая морда в тот же момент исчезла, Сергей метнулся в свой черный угол. Тьма рассеялась, и мягкий свет залил узкий туннель.
- Ванечка, зачем ты пришел?
От неожиданности я чуть не вскрикнул. Господи, Оля! И она появилась передо мной, улыбаясь своей нежной улыбкой и протягивая руки.
Я прижал её к себе, покрывая любимое лицо поцелуями и шепча: - Оля… Оленька… Оля…
- Ванечка, любимый, тебе еще рано, ты должен вернуться, она не пришла за тобой.
- Кто? – Не понял я.
- Смерть, - отозвалась Ольга. – Тебе пора возвращаться.
- Ну уж нет, никуда я больше не пойду. – Не согласился я. – Только ты мне нужна. Прости, любимая, что не спас тебя.
- Глупенький, тебя ангел уберег, а так и тебя бы не стало.
- Ну и пусть! – Выкрикнул я. – Мы были бы вместе, а без тебя я жить не хочу!
- Не обманывай, у тебя всё впереди, и ты должен уйти. Ты нужен им и должен жить.
- Никуда я не пойду!
- Ванечка, любимый, не надо так, прошу тебя. – Взмолилась она. – Ты у меня герой и должен завершить начатое.
- Не понимаю… - Прошептал я.
- Рита, Анастасия, - отозвалась она, - Без твоей помощи они пропадут. Иди, родной и живи, мы еще встретимся. Господи! – Вдруг, вскричала Ольга. – Убери её! – И я увидел над головой ту старуху с бородавкой на носу в черном атласе с красными вставками, что встречал в своих кошмарах.
- Значит, пришла, - чуть испуганно прошептал я.

Но неведомая сила неожиданно вырвала Ольгу у меня из объятий и потащила меня прочь и куда-то вверх.

ЭПИЛОГ

С трудом открыв глаза, я увидел над собой белый потолок.
- Доктор, он пришел в себя, - прозвучал довольный голосок.
- Наконец-то, а то я уже начал опасаться, что этого никогда не случиться. – Отозвался баритон. – Как себя чувствуете, молодой человек? – Услышал я, и обнаружил рядом довольно молодое, мужское лицо с явной сединой на висках. Его глаза с нескрываемым удовлетворением смотрели на меня.
- Хорошо, - разлепил я губы.
- Теперь пойдете на поправку, и мы вас быстро поставим на ноги, а то совсем нас замучили. Знали бы вы, что нам пришлось пережить, бились за вас изо всех сил. Случись что, и нас разорвали бы на кусочки. Сельчане ходят сюда толпами, и интересуются как наш герой.
Я непонимающе уставился на него.
- Вы помните, как спасли женщину и ребенка?
«Ха, помню ли я? Конечно, помню, такое не так просто забыть».
- Помню, - отозвался я. – Как они? – Забеспокоился я.
- С ними порядок, а вот вы нас напугали, но теперь я спокоен. К вам тут и телевиденье, и журналисты приезжали, даже по телевизору показывали. Ах, да, мама ваша тут, она прилегла на полчасика отдохнуть, нужно ей сообщить радостную весть.
- Подождите, пусть хоть немного поспит, - остановил я его. – Она уже в возрасте, ей тяжело.
- Как вас увидит, сразу полегчает, она от вас ни на шаг не отходит уже неделю. Лидочка, - обернулся он к медсестре, - Позови, пожалуйста, Таину Борисовну, пусть порадуется.

***

Одним словом, смерть и на этот раз отказалась от меня. Конечно, ожоги слегка подпортили внешность, но хирург обещал, что месяца через два струпья отвалятся, и я буду как новенький. А если придется, поставят пару заплаток откуда-нибудь с задницы, и заживёт всё как на собаке.
К счастью Риту я уберег, хоть и таскал её как дурак туда, сюда через огонь. Она, и Настя наглотались дыма, их едва отходили, но всё обошлось, а меня уже на крыльце завалило обломками. Хорошо, что пожарные быстро приехали и вовремя вытащили. Хотя не знаю, что лучше, мог бы остаться с Оленькой, но лучше не рисковать, мог бы провалиться в тартарары, и поминай как звали. Тот лысый мертвяк с Сергеем не зря по мою душу явились. Неужто почуяли родственную душу? Не дай бог, бррр, помилуй Боже!

На следующий день я узнал, что поджог устроил Дмитрий, Аркадий рассказал. Я ему сначала не поверил, но оказалось, что есть доказательства, и Дмитрий уже сознался. Он почему-то решил, что ему не хватает вдохновения, а гибель дочери и любимой женщины выведет его на новые вершины творчества. Его в Институт Сербского на экспертизу отправили. С одной стороны, жаль мужика, а с другой, сволочь он, надо же было такое устроить, чуть две жизни ни загубил и мою в придачу. Если его признают вменяемым лет на восемь загремит, но я сомневаюсь, у него друзей много, отмажут, и Аркадий так считает. Главное, чтобы он Настю и Маргаритку в покое оставил. Натерпелись они от него, а последняя выходка, просто, кошмар, ребенок до сих пор от одного его имени вздрагивает. Придется теперь за ними присматривать, и Маргаритка с меня слово взяла, что я не оставлю её и маму без защиты. Она мне даже волка подарила, правда, на время, пока я в больнице лежу, а потом заберет, а то он без неё сильно скучает. Вон, лежит, пол кровати занимает, и убрать рука не подымается, ребёнок от сердца оторвал.
Светлана – молодец, сообразила купить ей такого же, как был до пожара, и даже чуб ему подпалила, чтобы выглядел как живой. Рита от радости разрыдалась и сразу пошла на поправку. Теперь ежедневно меня навещает и проверяет, не обижаю ли я её Принца, вовремя ли кормлю и гулять отпускаю. Боится, что убежит волк в лес и не вернется. Вот так и живём. А если серьезно, не знаю я, что видел и что меня ждет, но жить нужно, и жить как следует. Вот выздоровею и пойду учиться в иконописную мастерскую, отец Александр похлопотал за меня, и нужно дописать ту стену в храме, вдруг, Дмитрий надолго сгинет. Так что дел невпроворот, успеть бы всё.


Конец