Глава 8. Арина

       Глава 8. Арина.
 
       " - Нет, невыносимо. - Она устало посмотрела на свои пальцы, нервно вертящие карандаш. Перевела взгляд на книгу в другой руке. Чёткие графитовые линии. Два предложения. Всего два. Почти неосознанно, неровно подчёркнуты. Ею. Только что.
       - Этого быть не должно. Совсем никогда. - Она часто разговаривает сама с собой. Шёпотом. А "совсем никогда" вышло почти вслух. И такое, детское. Совсем, совсем, совсем. Никогда.
       Она захлопнула книгу, и швырнула её под диван. Блондинки нет дома, у её друга кто-то там умер, и она ему уже неделю вытирает сопли. "Блондинка". Только так звала она её про себя. Это в лицо её не так уж трудно назвать убожеством или дрянью... Да и как только вообще она её в лицо не называла. А внутри - только так. Шутливо-ласково. Блондинка.
       И хорошо она поёт. И чай у неё вкусный. И кофе она классно варит. И тело у неё роскошное, сильное и восприимчивое. Ведь грубо ласкала, а всё равно... Её тело гораздо умнее её. Сама она ведь думает чёрт-те что, насчёт того, почему Арина не стала раздеваться. Не придёт же ей в голову, что Арина дрожала вся, как мышь. И если бы позволила Блондинке себя ласкать... Случилось бы то, что "совсем никогда". Назвала бы её милой, любимой - и ещё кучей нежных слов. Не просто слов - чувств.
       - Я же видела, - жалобно сказала она собственному отражению, - я видела, что она смотрела на меня, в ванной. И ничего не сделала, притворилась, что не вижу. И вообще я слишком мало делаю. Я не стану её любить, и ей не позволю любить меня. И вообще... Любовь придумали мужчины, чтобы получать в своё распоряжение тела красивых женщин. А у меня нет необходимости кому-то лгать. Себе, Хельге, Блондинке. Никому не буду. Я неэмоциональна, и далека от всякой чепухи, типа алых роз и розовых сердечек.
       Это был своего рода аутотренинг. Она каждый день внушала себе, что нечувствительна, честно цинична, и даже - что вообще должна была родиться парнем. А пальцы в это время гладили шрамы на запястьях. Ладонь к ладони. Как будто хранилось всё её прошлое в непрочной коробочке из рук. Копилка для слёз. Как у Блондинки. Чёрная бархатная шкатулка, в которую надо складывать записки. Специальные, со слезами. Когда грустно, нужно написать об этом записку. И положить туда. Закрыть свои слёзы в чёрную шкатулку.
       Арина не помнила, откуда она знает про копилку слёз. Главное - она знать этого ужасно не хотела. А оно зналось, помнилось, как и то, что она к Блондинке ненависти никогда не испытывала. Помнились ещё Блондинкины объятия, в прошлую пятницу, на улице. Она не нашла сил вырваться, не нашла сил на язвительные фразы. Она сумела изобразить хотя бы тень презрения только после горячего душа. Хотелось совсем не этого, хотелось прижаться голодными губами к её мокрому рту, и чтобы горело всё синим пламенем.
       Девушка со вздохом резюмировала, что к Хельге она так не тянется. Но тут же нашла этому тысячу и одно оправдание, среди которых было что-то на тему запретного плода, что-то на тему возраста Хельги и Блондинки, вполне определённые Блондинкины бесстыжие глаза, и совершенно неопределённый Блондинкин размер груди. Собственно, грудь у Блондинки практически отсутствовала. Имелся нулевой размер, который, к несчастью для Арины, сводил её с ума.
       А кто такая Хельга? Рыжая девушка, которой иногда Арину хочется. А если Хельге чего-то хочется, она это получает. Арине подумалось, что надо бы куда-нибудь девать Блондинку, когда приходит Хельга, а иначе это кончится тем... Короче, чем-нибудь нежелательным, она предпочла не додумывать.
       - В кучу. - Негромко сказала девушка, не сразу сообразив, кому. Оказалось - мыслям.
       Куча медленно, лениво, но собралась.
       Она одиночка. Ей никто не нужен. С Хельгой - спать. Блондинку - презирать, но терпеть. И стереть графитовые линии в книге, а то ещё Блондинка увидит.
       Вытащив книгу из-под дивана она принялась листать страницы в поисках двух злосчастных предложений.
       "Я всегда буду её любить. Но она никогда об этом не узнает."