Похмеляйнен

       (Продолжение. Начало см. рассказ "Ли-иго")

       Солнышку, уже высоко стоящему над вплотную подобравшемуся к пустынной Энгурской дороге лесу, было скучно… Порезвиться и поиграть явно не с кем. Странно, но в будний рабочий день эта часть Видземе как-то подозрительно обезлюдела... Может, проворные и быстрые на подъём Зайчики кого найдут?
       И они нашли!

       * * *
       «А времени-то уже порядком!»
       Солнечный зайчик от бившего прямо в окно мансарды яркого света разрезался рамным переплётом на две неравные части, первая, меньшая из которых, ласково согревала лицо, но заставляла прижмурить только что открывшиеся глаза...
       Нет, друг, лучше уж вот так, грей эту щёку. Другой и тепла подушки ещё хватит!
       А второй зайчик, вот он, светлым ромбиком на полу. Пылинками, танцующими в прозрачной полоске, что протянулась к нему от окна, бессловесно взывает к ещё непроснувшейся совести:
       - Вставайте, вставайте, лежебоки, Солнышко уже высоко!
       - Щас, щас... Оглядеться-то хоть можно?! - и взгляд медленно переместился к противоположной, наклонной стене мансарды.
       На придвинутой к ней кровати, не подавая признаков жизни, тяжёлым влажным снопом лежал Витка...
       Да-аа... Круто ребята отметили Лиго… Если бы не Андрис, навряд ли Витька этим утром добрался бы до лесничества. Правда, и тот был чуть тёпленький! Но на ногах, пусть и нетвёрдо, стоял. Да и этого кадра ведь волок от самой стоянки волынских вальщиков! А это не километр... И не два, пожалуй…
       По-гу-ля-ли парни! Да он дышит-то хоть?!
       - Ды-ышит!
       И сразу вспомнилась прошлогодняя таксационная практика, которую проходили в Лисино.
       Проходили всей толпой, вместе с иностранцами, среди которых было и несколько вьетнамцев.
       Вот уж трудоголики... Всё что-то копошатся, чертят... Наши уже давно свои мерные вилки в кучу свалили и ползают по поляне, залитой солнечным светом, рассеянным густой листвой подлеска. На буйном, зелёном травяном ковре, от комаров диких, дисциплине не обученных, отмахиваясь, землянику собирают. А эти всё с высотомером носятся! Чудики… Кто ж те данные с фактическим состоянием насаждения по лесоустроительным картам-таблицам сравнивать будет? Да и было то лесоустройство, как тогда Главный лесничий рассказывал, лет пять-шесть тому… Ну, и плюс – минус десять процентов. Стандартная таксационная погрешность! Как и опытному таксатору, зачем студенту высотомер и мерная вилка? А тем более буссоль? Пол, палец и потолок – вот главные инструменты студента! Чу-удики, в общем…
       И ещё… Наши там землянику, чернику. А эти... Ну, просто повёрнутые на грибах! И – режут всё подряд! На земле, на дереве… И не важно – живое дерево, или пень трухлявый! Всё подряд! Белый, так белый, обапок, так обапок, опёнок, так опёнок, мухомор…
А вечером всё это грибное богатство – по кучкам. Это – сюда, это – сюда, это… И каждой кучке – своя судьбина. Эту – неделю отмачиваем, ежеутренне воду в алюминиевом тазике меняя, эту – в трёх водах отвариваем, эту – помыли, крупной солью густо и под пресс… Такое впечатление, что ядовитых грибов для этих вьетнамцев, ну, нету просто!
Поселили всю мужскую часть толпы в деревянном бывшем царском охотничьем домике зелёненьком.
       При царе, наверное, на втором этаже были жилые комнаты для венценосных охотников и их свиты, а на первом – бо-о-ольшуший зал, где всей немаленькой компашкой, сложив в уголке оружие, снаряжение и добычу, можно было сесть за составленные в ряд огромные столы, как в фильмах про рыцарей показывают, да закусить, чем Бог и кухня походная Его Величества послали. Ну, мож и выпить маненько, залихватски привирая и нещадно перебивая друг друга, рассказать, как и на кого кабан этот выскочил и чуть на клык не поднял, а тут из нового аглицкого карабина – «ба-аах –бах»! А он же, гад этакий, да по царской маме, и бежит, и бежит… Когда и перезарядить успели…
       Да и руки, спину, промёрзшие под жёстким, пронизывающим ингерманландским ветерком, погреть у знатно протопленного и время от времени уже не страшно постреливающего неспешно тлеющими полешками камина…
       Ну, камин-то в позапрошлом году уже не топился, да и кто его топить в лето будет, а вот штук тридцать армейских панцирных кроватей в зал вместилось. Или чуть меньше. Но ровно по количеству мужской составляющей потока.
Так и разместились в одном помещении всем кагалом, как единое небольшое воинское подразделение. Взвод тот же…
       По той ли, иной причине, но как-то так сразу повелось, что за полчаса до ежедневной утренней побудки вставала с вечера, по очереди назначаемая, пара дневальных, и готовила всё то, что тридцати харям для утреннего туалета потребно. Носила с колодца воду, разливала её по рукомойникам…
       И когда всё было готово, один из дневальных оставался у двери, что отделяла зал от умывалки, а другой, крадучись, на цыпочках, всем своим видом выказывая предельную осторожность, подходил к одному из мирно посапывающих вьетнамцев, наклонялся к нему, по возможности максимально приблизив своё чутко настроенное ухо к груди спящего, и на мгновение застывал, прислушиваясь…
       Никто уже не спал. Не открывая глаз, зал ждал развязки.. .
       Для порядку и пущего эффекта подождав секунду-другую, второй дневальный выдыхал громким, хорошо слышимым в застывшей тишине зала шепотом:
       - Ды-ы-ыышит!
       И зал взрывался дружным хохотом…
       - Подъёо-о-ом!- никому не нужно, запоздало кричал первый дневальный от дверей умывалки…

       * * *
       Подхохмить что ли Витьку? Поорать во всю дурь и силу молодых лёгких?!
       Да что ему та хохма сейчас?! С бодунища ведь и не поймёт, что то не просто крик бесполезный, а хохма... Хохма, она ж зрителя требует… Себе для себя – зачем? Ладно, пусть дрыхнет… А самому-то... Пора, пора… Вон, и желудок уже требовательно урчит! Где там «Поморин» в тумбочке?

       * * *
       И бутылки! Как раз можно будет сдать. Денег к концу практики оставалось уже в самый-самый обрез…
       Видно разбуженный звоном посуды зашевелился Витька…
       - Доброго утречка, морда опухшая!
       Да уж поря-аадком… Вон, встань, в зеркало посмотри...
       Ладно, лежи, лежи, а то увидишь свою мордень, так с перепугу и Кондратий ещё хватит! И что я тут один делать буду?
       Вчера в Министерстве вроде бы обещали посодействовать в отводе делянки под проходные рубки. Так что готовься! Теорию нормирования ещё не забыл?
       Что, что? Ну, нет уж… Спасибо, добрый ты наш! Три года я здесь ждать не намерен… Отводят так отводят. Нет, так гори оно всё синим пламенем вместе с этой хвалёной финской техникой!
       Вы что вчера пили-то? Да-аа… Хороша, видно, была горилка! Ты хоть помнишь, как до лесничества дошёл, чемпион всей Латвии и ближайших окрестностей по литрболу?! Спиртсмены…
       «Кто-кто»? Да ты! А-аа…
       Ещё кто? Совсем после горилки память отшибло?! Вовку вчера питерским отправил на соревнования по бабслею!
       Ха-ааа… Витька… Ты это то видел? Вот, смотри! Через костёр прыгал? Ага! Да ты по нему просто ходил! Неспешным шагом. Обе штанины понизу насквозь прожжены… И вот... И вот.. Спички в гляделки вставь!
       Ты за свой Rifel сколько в Апраксином фарце отдал? Сотку? Считай, что её вчера в костёр выбросил…
       Ну-ну... Заработаем… В прошлом году ребята из Коми знаешь сколько привезли? Ноль без всяких палочек! Проели больше, чем заработали. Их на отделочные работы бросили... А там расценки… Мизер! Опалубкой вообще не занимались. Бетонных работ не было.
«Куда – куда»… За кудыкину гору! Я ж твой аппетит богатырский знаю. Отлежишься – ложкой по столу стучать начнёшь. А дома, вон, посмотри, сухой корочки хлеба нет... Ни одной! Не говоря уже о целых трёх.
       Кстати, пиво ты выпил?
       Вчера угостили…
       В Смарде думаю сходить. В сельпо. Не ближний свет... Ты можешь что-то другое предложить?! Поскольку других предложений в повестку дня не внесено, голосовать не будем? Спасибо, родной! Ой, уважил... Конкретные пожелания будут? Банку солёных огурцов? Трёхлитровую? И от Смарде её переть?! Да-аа... Рассольчик тебе точно, не помешает. Нет, Генадьич… Твоё лечение мне слишком дорого обходится. Ну, ладно. Хоп! Я пошёл…

       * * *
       Почти на самой середине недовольно поскрипывающей деревянными ступенями лестницы - нос к носу с поднимающимся навстречу лесничим:
       - Привет, Янис!
       - Привет! Ты куда? В Смарде? В сельпо?
       Какое сельпо, Ал? Лиго! Сегодня по Латвии никто не работает! А тут такое дело…
       С рижской метеостанции позвонили. Во второй половине дня грозу обещают...
       Сам в Тукумс звякнул, у них уже накрапывает. Да в окно выгляни! С той стороны туча идёт…
       Траву дня два, как скосили. Надо бы сгрести. А то погниёт!
       Вот такое вот сено! Самое обычное – трава луговая сухая. План, Ал! План! Весной – по берёзовому соку…
       Перед глазами, никто и не просил, а всплыла стоящая под навесом, у сарая, желтая металлическая бочка из-под кваса.
       Уже в первый день пребывания в усадьбе было установлено, что в почти пустой, как стукнешь, потревожено-гулко и сердито отзывавшейся ёмкости, где-то на дне плескался сводящий скулы кисляк уже начинавшего подбраживать берёзового сока. «Сверхплановый, что ли?» Прямо возле бочкового крана, из которого в городскую жару и в других местах за деньги наливают хлебный напиток, стояла эмалированная кружка и любой из обитателей, посетителей или работников лесничества мог отцедить в неё потребное количество резко взбадривающего светлого, слегка мутноватого напитка.
       -.. летом – по брусничному листу и вот,- между тем, понемногу успокаиваясь, продолжал Янис,- по сену, ближе к осени – по желудям на зимний подкорм кабанам.
       Да этих плановых заданий! Уже почти экономисты. И сами знаете!
       Ал… Выручайте... Не найти мне сегодня, в праздник, людей… Вот, Ансису, леснику, дозвонился... В течение часа должен подъехать. Может он кого найдёт?
       Витька-то дома? Давай, поднимай!
       Сначала у лесничества сгребём, а там, Ансис с машиной будет, и лесным займёмся! Перекусить? Только по быстрому! Чайник уже вскипел и от вчерашнего застолья что-то осталось...
       И уже стремительно скатываясь вниз по лестнице, не оборачиваясь:
       - На кухне! Сам посмотри!

       * * *
       Янис с тестем уже были на луговине. Их грабли, ритмично поднимавшиеся и снова опускавшиеся в другом, доступном им месте, споро очищали луговину от уже подвявшей травы.
       - Ал! Возьми грабли у тестя, - и что-то громко по-латышски старику,- Вилами-то, небось, не умеешь?
       - Я умею!
       - Ви-итя… За грабли крепче держись! Смотри не упади… Греби, греби...
       - Не выпендривайся, Витька... Греби потихоньку... Ты как, в норме?..
       - Ничего... Терпимо...
       - Кстати, Янис, анекдот про «греби-греби» знаешь?
       - Потом, Ал... Потом... Давай, греби...
       Первая, прохладная капля неожиданно ударила по лицу. Её товарки видимо были где-то на подходе... Все дружно заработали. Каждый своим инструментом.

       * * *
       Минут через сорок, когда на краю почти убранной луговины, ближе к усадьбе, уже свеже высилась небольшая копёшка, во двор лесничества стремительно влетел и, резко затормозив, остановился, как вкопанный, видавший виды, порядком обшарпанный тентованный козлик. От него раз, другой, ударил сильный и тревожный звук сигнала.
       - Всё, табань! Тесть тут и сам управится. Инструмент с собой! Пошли!
       - Лаби!** Брата прихватил? На праздник приехал, Айварс, или как? Знакомьтесь – Ал, Виктор. Ансис. Айварс. Кладите пока инструмент в багажник, я щас, в дом на минутку…
       Пока Ансис откидывал тент, пока поудобней укладывали инструмент в нишу за задними сиденьями, точно, Янис уже выскочил из дому с небольшой холщевой сумкой в руках.
       - Ну как, сзади там не тесно? Терпимо? Трогай!
       Куда ехать Ансис, видимо, знал. От Тукумской развилки повернули на Смарде, но, не доезжая посёлка, съехали на грунтовку. Сзади металлическим звоном отозвался инструмент, по окнам захлестали ветки, изредка оставляя на лобовом стекле и боковых зеркалах свои немудрёные подношения. Ещё немного - и остановились.
       Перед удивлённой мордой козлика, как спокойное зёлёное лесное озеро, раскинулась большая поляна, оправленная густым сосняком. Накатывающими волнами прибоя, в открытое окно машины вливался свежий, с приятной прохладцей, воздух, настоянный густым и терпким запахом мёртвой травы с небольшой примесью влажной лесной прели и опавшей хвои…
       - Янис, смотри, - туча то... Вроде на Энгуре поворачивает?
       - Да... Пожалуй... Ну, и неплохо. Как раз и перекусить успеем! Голодные, небось?
       - Есть манёхо...
       Желудок уже не просто урчал, а нагло и настойчиво напоминал о своём существовании.
       Сразу после сыгранного в мансарде подъёма, спускаться на кухню Витька наотрез отказался, а одному идти туда, греметь чайником и громко чавкать остатками послелиговской роскоши, в то время, как народ уже вовсю ломтил на луговине, было совестно. Вовремя!
       Тем временем Янисова холщовая сумка перекочевала под кусты, что росли у самого края поляны, отделяя её от стоящего рядом по-молодому стройного сосняка. Из сумки вынырнул старый номер «Советской Латвии» и уже на него взгромоздилась нехитрая снедь: почищенная и разрезанная на несколько частей луковица, разваленная крупными ломтями круглая буханка серого подового, толстые пластинки благоухающего тминным ароматом сыра и… И! Мечта голодного студента! Большая стеклянная банка самодельной тушёнки из мяа-аса лесного кабана!
       Что, ещё не всё? Последней на импровизированный газетный стол торжественно прошествовала, ведомая крепкой янисовой рукой, запотевшая бутылка «Столичной»… «Из холодильника, наверное»…
       - А стаканы?
       - Ансис! Только мне не рассказывай, что у тебя в бардачке нет стаканов! Не надо! Я не парторг, а ты не на собрании. Давай, давай! Только два?! Придётся по очереди. Ты б их вытер, что ли! Да вот, оторви газетки...
       Ну, что, ребята, давайте... Как за что? За праздник.. За Лиго!
       - Эй, Витька… Ты что? Как не будешь?! За их праздник... Обидятся... Что, совсем плохо?
       - Хреново, Вить? Что вчера-то пил? Самогонку? С украинцами? Ну, понятно...
       Нет, Вить, надо! Знаешь, есть такое слово «надо»!
       А через «не могу»? Сам, как с вечера перепьёшь, утром глаза б мои на неё не глядели, от одного запаха просто выворачивает, думаешь – «Не-ее, никогда.. Больше – ни-ког-да в жизни! И росинки маковой, а не то что сто грамм...
       Янис, долей ему манёхо, на опохмел тут маловато…
       Вот… И дал бы сам себе зарок: «Всё! Больше – ни грамма!»,- но ведь знаешь, что так-то нельзя! Нельзя, Вить…
       Организм такую муку просто не выдержит! Сердце может остановиться…
       Вон, старого Модриса помните? Вот-вот! Не дала старуха ему с утра на опохмелку и всё! Вот тебе и «что-что»… Снесли мужика на кладбище. А ведь ещё крепкий старик был... До последнего на шишкосушилке работал…
       Так что давай, давай, Витя... Выдохни, отвернись в сторонку. И-ии… Не вдыхай! В уголок рта её, в уголок… Потихоньку так... Вот-вот-вот... Молодчина! Ну? Как пошло? Хорошо? Но обещает вернуться?
       Э-эээ… Витька! Ты добро-то не переводи! Приляг, приляг... Да не на спину, дурень! На бочок, на бочок... И дыши ровненько... Не части... А ты что думал? Оно сразу отпустит? Полежи, полежи...
       Ну, что, Янис, давай и нам капни чуток, на донышко...
       - Э-ээхх… Хороша водочка!
       - Хороша... А ведь какой только дряни народ не пьёт…
       Вот, ещё в училище на ремзаводе на практике был, так там, в цехе, не знаю уж для чего, клей БФ нужен. Получишь его на складе, ведро целое оцинкованное, на участок притаранишь, мастер сразу – в литровую банку отлил малость, чтоб потом по детали, для виду, соплями размазать, остальное – на станину, под сверло высокооборотистое.
       Станок включил, маховичком, маховичком сверло то вращающееся в ведро, клеем почти до краёв наполненное, и опустил.
       А бригадой всей, - на перекур.
       Покурили, покалякали с полчасика, политическое положение в мире обсудили, встали. Пошли, станок выключили, сверло со здоровенным комком какой-то желтоватой, на вид резиновой, гадости – в бак для мусора, а что в ведре осталось - по кружкам разлили. Конфеткой занюхали и – за работу. План перевыполнять...
       - Эт что! Я вот под Плесецком, в Мирном, служил. У нас в казарме, у выхода, жестяная пятилитровая банка сапожного гуталина стояла. Утром по лестнице – вниз, щёткой из банки той гуталина схватил, отскочил, чтоб другим не мешать, по сапогу щёткой – «вжик – вжик», и - на построение...
       Так вот, у нас сержант–сверхсрочник был. Он, как утром в наряд заступал, брал в столовой два куска обычного чёрного хлеба. Только просил на хлеборезке, чтоб нарезали потолще, мол, хлеб он очень уж любит. На один кусок гуталин, прям из банки этой, что у входа, намазывал, вторым накрывал и - в тумбочку.
       Дневальному - кулак под нос, смотри, салабон, мол, головой отвечаешь!
       Днём-то суета разная, да и офицерского глазу хватает. Ну, а вечером, после переклички, офицеры по домам, в части отбой, всё спокойненько...
       Сержант - те куски из тумбочки, нижний – в ведро помойное, срезанные с верхнего остатки гуталина – туда же, а верхний, чистенький, - в рот. Как стакан водяры залудил и хлебушком чёрненьким зажевал.
       Да вот так, смекай, Студент! Гуталин армейский – на спирту. Спирт жидкость летучая, легкоиспаряемая. Испарение куда идёт?! Правильно – вверх! Влага, как жидкость более тяжёлая, куда течёт? Всё ведь понимаешь!
       А хлеб, вот. Посмотри, он же, как губка пористая… Поры эти, весь, до капельки, испаряющийся за день спирт в себя и впитали. И выпивка тебе, и закуска сразу… Ну, а жидкость, если какая и оставалась в гуталине, так в нижний кусок ушла, потому и на помойку полетела…
       Янис… Там для второго круга что осталось? Ну, так плесни, чтоб донышко прикрыть!
       - Витька… Витя…
       - Да не буди ты его. Пусть поспит. Ему это как раз и надо. Тем более, что свой добавок он за первый раз уже и выпил.
       - Ну, Ал... За вас! Спасибо, помогли! Не перебивай! Щас, сделаем, не убежит уже оно. Непогода, видать, и вправду, на Энгуре ушла. Да и Ансис с Айваром – вот они. В восемь рук… Сделаем!
       За вас, парни! Спасибо…
       Давайте, учитесь, немного уж... Инженерами становитесь. Хорошими инженерами! А не так – тяп-ляп…
       - И помните, никогда не забывайте, – производство оно, как армия на сержанте, на технике держится!
       - И за вас, мужики! Спасибо… Как за что? Сюда ведь, как ехали, нас всё «Зелёными Янисами» пугали… А мы, оказывается, вместе... Вот, одно дело делаем...
Ну, долго мы её в руках греть будем?! За вас!
       - За вас!
       И к газете дружно потянулись четыре руки. Которая за куском хлеба, которая за долькой луковичины, которая за ломтиком сыра…
       - Вот, Янис… Одно ведь дело делаем... Мы вам план спасать помогаем…
       А у самих ведь план практики горит. Гори-и-ит!
       Да нет, по общей части мы формы отчётности в конторе переписали. Для анализа хватит! А вот индивидуальное задание по расчёту норм времени для финской техники...
       Новой, этой, которая по сортиментной технологии работает...
       Как у тебя всё просто!
       Да как я расчёт сделаю, если техники той и в глаза не видел? А ведь мне замеры сделать для нормирования нужно! Хронометраж там. Фотографию рабочего времени. Рабочего.. Понимаешь, Янис, ра-бо-че-го.. Техника работать должна! Но работает-то она где-то! Место рабочее и условия для работы подготовлены должны быть.
       А мы, вот уже месяц, как Министерство уговорить на отвод делянки под проходные рубки не можем! Месяц почти! Скоро уж и практике капут, а у нас в этом деле ещё и конь не валялся...
       - Ал! Ну, ты даёшь! Причём тут Министерство? Оно что ли делянки отводит? Делянки,- то Ансиса забота. Кстати, у тебя под проходные что есть?
       - Да есть. В шестнадцатом квартале, помнишь, надо бы уже и рубить...
       - И что мешает? Почему не рубим?
       - Янис! А с кем я тебе делянку ту отводить буду?! Хайрис в отпуске, а Эдвина ты за свой счёт на неделю отпустил...
       - Мужики! А мы? А мы-то на что? Уже и не считаемся совсем?! Технологическую практику ещё прошлым летом отмантулили. По чесноку. От звонка до звонка. Вон, с Витькой месяц, между прочим, на строительстве лесовозных усов отработали. Почётную грамоту получили. Само собой! И премию...
       - Вот, бери парней! В понедельник с ними отведёшь? Нет, лучше во вторник! А в понедельник вы - в Бабите, в контору. Прям с утра! Ловите Главного инженера, пусть в среду на шестнадцатый квартал перебрасывает форвардер. То уж и забота ваша, и интерес, чтоб перебросил. А к среде как раз бригада Блюдиньша всё в тридцать четвёртом закончит, я у них был дня два тому, им там аккурат до вторника работы…
       - Янис! Давай всё-таки отвод на понедельник... Во вторник мы, как и говоришь, - с утра, в контору. А, если с Главным что не срастётся, мы сразу же прямым ходом – в Министерство, к Бакису.
       Во вторник Вовка должен из Питера вернуться. Он с Бакисом умеет разговаривать.
А не получится, так не пропадёт отведённая делянка... Уедем, без нас рубки проведёте... Ну, и вспомните о нас лишний разок... Может даже и добрым словом!
       - Добрым, добрым! Каким же ещё?! Уговорил! Понедельник, так понедельник… Ты как, Ансис? Ну, и нормально! За работу что ли?
       Да пусть спит! Здесь тенёк, не сгорит…

       * * *
       Часа через полтора, разбудив бодренько вскочившего Витьку, скопнили последний кусочек поляны, остававшийся неубранным вокруг его лежанки...
       

       * * *
       Вечером, обнажившись по пояс и демонстративно, на зрителя, поигрывая мышцами, с азартным «хэканьем» Витька – «Янису на зиму»,- колол дрова. Было бы кому демонстрировать! Зрителей почти и не было... На крылечке, сыто и лениво жмурясь на уже не яркое, но ещё тёплое заходящее солнышко, одну из последних за день сигарет покуривал Ал. Ну, изредка, в сарайку, к животине и обратно, по своим хозяйственным делам споро пробегала Илзе…

       * * *
       А грозы в тот день так и не было…


       *Похмеляйнен - национальный финский праздник, почему-то празднующийся преимущественно мужской составляющей мирового сообщества. Точной датировки не имеет, отмечается по мере возникновения таковой необходимости.
       **Лаби (латышск.) - хорошо

07-08.05.2008