Аня

Вот передо мной часовенка. Заброшенная, всеми покинутая, — прямо посреди дороги, тоже заброшенной. Она вся покрылась мхом, как и моя душа. Тут, возле неё, я ещё так недавно молился. Здесь, совсем недавно, встретил её… Одинокую, печальную, виновато всему улыбающуюся, — своей душе, своей девичьей грусти, своей жизни. Она не говорила, но я понял. Её обидели. Обидели за то, что поверила и всего лишь пожелала быть счастливой… Я прочёл по её глазам. Меня ведь тоже обидели. Точно так же, любовью. Она молилась. И я молился. Каждый о своём, но об одном и том же.

Он ей говорил, что любит её изумрудно-карие, живые глаза, её пухленькое, милое личико. Говорил, что хочет прижаться к розовеньким щёчкам, что грезит целовать почти ещё детские, невинные губы. Она верила. Верила всему. Каждому его слову. И виновато улыбалась. Он медленно, с наслажденьем, гладил её чёрные блестящие волосы и всё чему-то смеялся.

Прошло время. Он забыл, она — нет. Она ему доверилась, а он её обманул. Жестоко. Для него она была только «одной из…», он для неё — первым и единственным. Он уехал, не простился: однажды, внезапно, как и не было его. Он остался лишь в её воспоминаниях, его имя сохранилось в воздухе только потому, что слетело с её почти ещё детских губ.

А ведь я знал её и раньше. Не помню откуда, но знал. Определённо. Сомнений быть не может. Она представлялась мне весёлой, беспечной, хохотуньей. Она казалась мне любознательной, незлобивой. А он её обидел. Просто так, — потому, что возжелал, потому, что почувствовал себя сильнее её, потому, что он — парень, юноша.

Она поправила белый, тоненький платочек, что нежно покрывал её голову, и ушла. Далеко, — не оборачиваясь и без намерения вернуться. Она ушла, а я отчего-то позвал её по имени, будто она всё ещё находилась у часовенки: «Аня! Аня!..» Но в ответ лишь тишина.

А где-то далеко-далёко, за тридевять земель, сидит, быть может, парень. Одинокий, печальный, виновато всему улыбающийся, — своей душе, своей мужской грусти, своей жизни. И, быть может, в одиночестве, за очередным стаканом пива он поймёт, почему он теперь несчастлив. Поймёт, что мог бы быть счастливым, как могла из-за него быть счастливой и она. И, быть может, он тихо позовёт её по имени, в пустоту: «Аня! Аня!..» Но в ответ отзовётся лишь тишина.

Август, 2008