Нелегал 1944

Карл Юрген Шольц сидел за столиком одного из многочисленных летних кафе, коими изобиловал бернский парк Кляйне Шанце и читал свежий номер Berner Zeitung.

Он вот уже почти восемь месяцев наслаждался тишиной и покоем своей новой жизни в благословенной Швейцарской Конфедерации. Его никто не беспокоил – ни РСХА, ни НКВД, ни ГРУ, ни МИ-6 (которое, по идее, вообще-то должно было быть обеспокоено потерей одного из своих самых ценных агентов в Третьем Рейхе). Видимо, он никому из них не был нужен.

Пока не нужен.

Шольц совершенно не сомневался в том, что эта его «швейцарская идиллия» рано или поздно закончится (слишком уж уникальными были его профессиональные способности), причём, как водится, в самый неожиданный и неподходящий момент. Поэтому он так высоко ценил свой в некотором роде вынужденный «бессрочный отпуск» (больше похожий на вынужденную эмиграцию), которым его «наградил» его нынешний номинальный шеф – рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер за успешную реализацию операции Райнерсбург-2.

В дополнение к бриллиантам к его Рыцарскому кресту и званию бригаденфюрера СС и генерал-майора полиции.

Внимание Шольца привлекла небольшая заметка в разделе зарубежной криминальной хроники.

Согласно информации, полученной нашим корреспондентом в Вене из надёжного источника в венской криминальной полиции, 8 апреля 1944 года в венской тюрьме скоропостижно скончался Бруно Людке 1909 года рождения, обвинявшийся в убийстве в 1928 – 1943 годах не менее пятидесяти женщин в различных городах Германии и Австрии (по мнению источника, общее число его жертв могло достигать 85 человек). Хотя, по словам источника, Людке сознался в совершении пятидесяти убийств он, вероятнее, всего, был бы признан невменяемым и, таким образом, был бы помещён в психиатрическую лечебницу до конца своих дней.

«Скончался, как же…» - усмехнулся про себя Шольц. «Где угодно, только не в Третьем Рейхе. Его просто признали умалишённым – да и то лишь для того, чтобы избежать публичного скандала. Ведь в Третьем Рейхе просто не может быть такого, чтобы кто-то безнаказанно убивал людей на протяжении пятнадцати лет. А потом, в соответствии с Euthanasieprogram[1] посадили в герметичную камеру или в герметичный же фургон Kaisers-Kaffee-Geschaeft[2], которые накачали СО[3]. Откуда через непродолжительное время вынули уже его труп, который в тот же день сожгли в ближайшем крематории. А был ли он на самом деле умалишённым или нет – это уже никого не интересовало».

Шольц был знаком с «делом Людке», хотя и весьма поверхностно. Но даже это поверхностное знакомство, которое состоялось в августе сорок третьего во время его беседы с шефом V отдела РСХА (криминальной полиции рейха) группенфюрером СС и генерал-лейтенантом полиции Артуром Нёбе (имевшей, надо сказать, лишь косвенное отношение к многоэпизодным[4] убийцам), вызвало у Шольца серьёзное сомнения в виновности Людке.

Проще говоря, пользуясь его умственной отсталостью и внушаемостью, арестовавший его 18 марта 1943 года амбициозный венский Kriminalkommisar[5] Хайнц Франц «повесил» на него значительную часть нераскрытых убийств и в Австрии, и в Германии, а затем добился признания его невменяемым, чтобы избежать суда, который практически наверняка оправдал бы Людке (ибо для вынесения обвинительного приговора германский уголовный суд требовал предоставления столь же надёжных доказательств вины обвиняемого, как, например, английский, американский или швейцарский).

Шольц допил кофе, бросил на стол несколько монет – плату за кофе и газету, поднялся и, не торопясь (он мог себе это позволить), направился вглубь парка.

К долгим пешим прогулкам и вдумчивому, философскому созерцанию природы он пристрастился ещё в Японии, в которой сие занятие было значительной частью и религии, и философии, и культуры. Жизнь в Англии, изобиловавшей прекрасными парками, только укрепила это пристрастие.

Напряжённый ритм работы в абвере на тринадцать лет практически полностью лишил Шольца этого удовольствия и во теперь он – уже который месяц – с наслаждением навёрстывал упущенное.

Он выбирал для прогулок максимально удалённые и безлюдные уголки парка, ибо чем меньше людей его видели, тем лучше. Вполне естественное желание для человека, живущего хоть и в знакомой, но всё же в чужой стране пусть и по безукоризненно надёжным, но всё же по фальшивым документам.

Нападений он не боялся – и потому, что уже давно освоил привычку «оглядываться сразу через оба плеча» и научился «спиной чувствовать» опасность за десятки метров (иначе бы он просто не выжил); и потому, что прекрасно умел справляться с практически любой опасностью, которая могла поджидать его в этом тихом бернском парке.

Даже голыми руками, не говоря уже о «Вальтере РРК», удобно расположившегося в мягкой кожаной поясной кобуре под лёгкой «артистической» курткой Шольца. В кармане куртки лежало разрешение на право скрытого ношения пистолета. Фальшивое, конечно, но железобетонно надёжное.

Эту женщину Шольц заметил сразу - сквозь всё еще редкую весеннюю листву. Среднего роста, ярко-рыжая, одетая в светлое лёгкое пальто и длинное, почти до лодыжек чёрное платье, она даже не шла, а плыла над узенькой тропинкой. На её шее алел длинный шёлковый шарф.

А затем он увидел мужчину. Который сразу ему не понравился. Даже очень не понравился.

Точнее, ему не понравился не мужчина, а его поведение. Точнее, то, как он двигался. Совсем точнее – как он следовал за женщиной.

То, что он не шёл сам по себе, а именно следовал за женщиной, Шольц понял сразу. Его достаточно хорошо учили и искусству слежки, и искусству обнаружения слежки – и за собой, и за объектом (например, чтобы понять, нет ли за связником хвоста), поэтому он сразу заметил; впрочем, скорее, почувствовал невидимую нить, связывавшую женщину и мужчину. Филёра и объект.

Впрочем, на просто филёра и объект это было непохоже. Слишком уж сосредоточенным и беспечным было поведение филёра. Было очевидно, что его совершенно не заботило, что объект – или кто-то другой может его заметить. Но на преднамеренное обнаружение себя (с целью запугивания объекта) это тоже было непохоже, ибо в этом случае обычно используют не одного, а двоих филёров, причём отнюдь не столь субтильной наружности, которая была у этого. Да и ведут себя в этих случаях филёры совсем по другому – нагло, вальяжно и даже как-то снисходительно.

А этот было похож… И тут Шольцу стало не по себе.

Этот был похож на охотника; на хищного зверя, постепенно подбиравшегося к жертве. Чтобы решительным прыжком схватить её за горло. И умертвить.

«А вот этого не будет» - решительно пообещал себе Шольц. «Не в мою смену»

И бесшумно двинулся следом за охотником.

Клаус Ланг уже ничего не замечал вокруг себя. Для него существовала только эта женщина. Он шёл за ней, как очень голодная собака бежит за куском мяса. Он уже не мог себя контролировать. Он хотел только одного – убить её. Задушить – жестоко и безжалостно. Тем более, что – как удобно – у неё на шее красовался ну просто очень удобный для этого шёлковый шарф. Да ещё и ярко-красного цвета при этом.

Повинуясь овладевшему им демону, он перешёл с быстрого шага на бег. В три прыжка догнал женщину, правой рукой закрыл ей рот, чтобы не кричала, левой обхватил её тело, плотно прижав руки к корпусу, чтобы не дёргалась. Он проделывал это уже столько раз, что его движения были доведены до автоматизма.

Умелой подсечкой сбил жертву с ног, поволок в кусты.

Страшный удар обрушился на него словно из ниоткуда. В голове вспыхнул огненный шар – и Клаус Ланг провалился в темноту.

Шольц помог женщине подняться с земли.

«Вы не ранены?» - участливо спросил он.

«Да нет… вроде» - неуверенно пробормотала женщина, отряхивая траву и песок со своего пальто. «Всё произошло так неожиданно…» - зачем-то добавила она. «Спасибо Вам» - она подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза Шольцу. «Вы спасли меня…»

Её лицо… было просто сногсшибательно прекрасным. Правда, скорее демонической, чем ангельской красотой. Таких женщин Карл Юрген Шольц встречал… пожалуй, не более трёх раз за всю свою жизнь. Причём одной из них была его мама.

Нападавший лежал на спине всё ещё без сознания. Его лицо показалось Шольцу странно знакомым. В голове мелькнула безумная мысль.

«Неужели…»

Сколь бы безумным ни было это предположение, его было просто необходимо проверить.

«Извините» - бросил он женщине. Затем опустился на корточки, сунул руку в карман пиджака несостоявшегося насильника, вытащил оттуда паспорт гражданина рейха.

Раскрыл на первой странице и прочитал:

Клаус Бастиан Ланг

«Понятно…» - с тоской подумал Шольц.

«Вы его знаете?» - спросил он женщину.

«Впервые вижу. А что?»

Вместо ответа Шольц вернул паспорт в карман нападавшего, который начал приходить в себя. Затем одним ловким движением перевернул его на живот, вынул из кармана куртки наручники и умело защёлкнул их на запястьях пленника.

Наручники Шольц носил при себе постоянно – на тот случай, если непрошенный визитёр или визитёры будут плохо себя вести и их придётся либо зафиксировать в одной точке пространства на длительное время, либо если будет о чём с ними «поговорить по душам».

Шольц перехватил взгляд женщины, брошенный на наручники. Взгляд её был… странным. Каким-то сладострастным.

«Очень интересно» - подумал Шольц. «Это что ещё за чудеса?»

«Вы из полиции?» - то ли с облегчением, то ли с тревогой, то ли с надеждой спросила женщина.

«В общем, да» - ответил Шольц. Тем более, что это было почти правдой. «Только не из швейцарской»

«А из какой же?»

«ReichsSicherHeitshAuptamt. PCXA. Главное управление имперской безопасности германского рейха»

«Понятно…» - несколько даже разочарованно протянула женщина.

«Ни черта тебе не понятно» - зло подумал Шольц. Но промолчал. Вместо этого сказал:

«Но в бернскую полицию нам с вами придётся обратиться. Причём немедленно.»

«А без этого никак нельзя?» - обеспокоенно спросила женщина. Судя по её виду и тону, с которым она это сказала, общение с бернской полицией явно не входило в её ближайшие планы. И в более отдалённые тоже.

«Теоретически можно» - спокойно ответил Шольц. «Но не думаю, что это будет правильным решением. Видите ли, этот… даже не знаю, как его назвать. Что не человек, так это точно. В общем, за четырнадцать лет в Мюнхене и других городах Германии он задушил тридцать шесть женщин. Вы едва не стали тридцать седьмой. Впрочем» - поправился он – «число его жертв может быть и больше. Намного больше»

«Боже!» - всплеснула руками женщина. И тут же недоверчиво спросила (видимо, наслушавшись небылиц про РСХА) «Вы уверены?»

«Более, чем» - подтвердил Шольц. «Этот… негодяй был одним из подозреваемых по соответствующему делу, которое контролировал сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Следственной группой руководил лично начальник Kriminalpolizei – пятого управления РСХА группенфюрер СС Артур Нёбе…»

Сделав многозначительную паузу, Шольц продолжил

«Все его жертвы были похожи на Вас, freulein…» – Шольц уже заметил отсутствие на пальцах женщины обручального кольца - «примерно Вашего возраста, среднего роста, классического телосложения, рыжие, хорошо и со вкусом одетые… если удавалось обнаружить их одежду…»

Эта подробность женщине явно не понравилась.

«Все преступления совершались около дорог… или тропинок; все жертвы были задушены одним способом – скрученной в жгут косынкой, туго стянутым пучком травы или…» - Шольц сделал ещё одну паузу – «шарфом»

Эта подробность произвела на женщину надлежащее впечатление. Как и ожидалось.

 «Если Вы согласитесь обратиться в полицию и подтвердить, что он напал на Вас, то у них будет основание, во-первых, его задержать и, во-вторых, выдать его по запросу Крипо в Германию… где его ожидает вполне заслуженная гильотина. А если нет… то его отпустят. И он продолжит убивать. Возможно, убьёт и Вас…»

Это подействовало. Женщина кивнула.

Клаус Ланг между тем полностью пришёл в себя и уже не лежал, а сидел на холодной земле.

«Вставай, пошли…» - обратился к нему Шольц.

Убийца подниматься даже и не подумал. Вместо этого продолжал сидеть, с ненавистью глядя на Шольца.

Шольц наклонился над ним, взял за локоть, потянул вверх. Ланг упёрся.

Шольцу это начало надоедать. Поэтому он ловко раздвинул ноги пленника и крепко ухватил того за «причинное место». Клаус Ланг взвыл.

«Дальше будет хуже» - предупредил Шольц.

Пленник нехотя поднялся.

«Вперёд» - коротко приказал Шольц.

Через несколько минут они подошли к красной телефонной будке, коих в этом парке было немало.

Шольц усадил пленника рядом с будкой.

«Присмотрите за ним» - бросил он женщине. «Будет дурить – дайте по голове. А я пока позвоню в полицию»

«С удовольствием» - неожиданно кровожадно ответила женщина. Судя по всему, до неё наконец дошло, чем для неё могла закончиться её сегодняшняя прогулка, не попадись она вовремя на глаза Карлу Юргену Шольцу.

«Можно и без удовольствия, но достаточно сильно и эффективно» - поправил её Шольц.

«Не волнуйтесь, сумею» - уверенно ответила женщина. Даже, пожалуй, слишком уверенно. Даже как-то профессионально.

«Любопытно» - подумал Шольц «Что же это за птица такая? Ладно, это подождёт. Потом разберёмся»

Шольц вошёл внутрь будки. Дверь закрывать за собой не стал – мало ли что. Снял трубку, бросил в прорезь монетку, набрал давно выученный наизусть номер.

«Полиция города Берна, отдел убийств» - раздался в трубке меланхоличный голос. «Сержант Леман слушает. Чем могу быть Вам полезен?»

«Вы можете мне быть очень полезны, сержант, если позовёте к телефону начальника вашего отдела Рудольфа Штайнера» - с нескрываемым сарказмом ответил Шольц.

«По какому вопросу?» - заученно осведомился Леман.

«По вопросу задержания подозреваемого в покушении на убийство женщины в парке Кляйне Шанце»

«Кто говорит?» - ещё один заученный вопрос

«Это я скажу только старшему комиссару Штайнеру»

После продолжительной паузы в трубке раздался суровый, уверенный голос:

«Старший комиссар Штайнер слушает. С кем я говорю?»

«Вам большой привет от Вашего коллеги Маркуса Швайнштайгера» - спокойно ответил Шольц.

«Вы один из его сотрудников?» - уже несколько теплее осведомился Штайнер. Он уже не один десяток лет поддерживал близкие приятельские отношения с Маркусом Швайнштайгером – начальником отдела убийств криминальной полиции Мюнхена.

«Нет, я его родственник»

«Вы…»

Шольц резко прервал его.

«Не по телефону, Herr Steiner. Я жду Вас в западной части парка Кляйне Шанце, недалеко от озера у телефонной будки. Со мной женщина и… в общем, увидите. И возьмите с собой двух-трёх полицейских. Машина повместительней тоже не помешает»

«Хорошо, сейчас буду»

Штайнер повесил трубку.

Шольц вышел из будки. Закрыл дверцу, посмотрел на пленника. Тот покорно сидел, прислонившись спиной к будке, безучастно уставившись куда-то вдаль.

Немногочисленные прохожие не обращали никакого внимания на происходящее, по-видимому, считая, что они наблюдают какую-то полицейскую операцию. Что было не так уж и далеко от истины.

Шестиместный полицейский «Мерседес» - чёрный, без каких-либо «опознавательных знаков» - появился через двадцать три минуты.

Уже стемнело, поэтому водитель не стал выключать фары.

Из машины выбрался высокий седовласый мужчина с аристократическими чертами лица.

«Вы Рудольф Штайнер?» - обратился к нему Шольц.

«Да. А Вы…» - начал было старший комиссар бернской полиции.

«Отойдём» - прервал его Шольц.

Старший комиссар понимающе кивнул. Они отошли на несколько шагов – за пределы слышимости их разговора.

«Вы – Карл Шольц, племянник Маркуса…» - не столько вопросительно, сколько утвердительно произнёс Штайнер.

«Да» - спокойно подтвердил Шольц.

«Вы здесь по заданию РСХА или…?»

«Или» - усмехнулся Шольц. «Я, скажем так, нахожусь здесь в бессрочном отпуске»

«Не поладили с шефом?» - участливо спросил комиссар.

«Что-то вроде того» - усмехнулся Шольц. «Мне, скажем так, порекомендовали покинуть пределы рейха. На неопределённый срок»

«Понятно» - кивнул Штайнер, как известно, не испытывавший особых симпатий к нацистскому режиму. Что Шольца полностью устраивало.

«Можно узнать, в каком Вы чине?» - спросил комиссар. «Просто из любопытства»

Шольц давно решил «играть в открытую» (впрочем, особого выбора у него и не было), поэтому спокойно ответил:

«Бригаденфюрер СС и генерал-майор полиции»

«Ого!» - уважительно произнёс Штайнер. «Впечатляет»

«А меня – не очень» - подумал Шольц. Но промолчал.

«А это кто?» - осведомился комиссар, кивнув в сторону пленника, которого полицейские уже поставили на ноги. Наручники, правда, снимать не стали.

«Это Клаус Бастиан Ланг» - ответил Шольц. «Подозревается – и не без оснований – в убийстве как минимум тридцати шести женщин в различных городах Германии период с 1929 по 1943 годы»

«Это что – новый Карл Денке[6] или Карл Гроссман[7] ?» - удивился Штайнер

«Похоже на то» - кивнул Шольц.

«И что нам с ним делать?» - спросил комиссар.

«Снимите показания у женщины… я даже имени её спросить не успел. Да, кстати, если вы что-нибудь нароете на её счёт, я Вам буду очень признателен»

«Вот как?» - удивился Штайнер.

«Да нет, это просто… на всякий случай» - успокоил его Шольц. «В общем, её показания дадут вам основание заключить Ланга под стражу. Тем не менее,» - Шольц сделал паузу «немедленно, как только вернётесь к себе в контору, позвоните в Берлин, в РСХА, лично группенфюреру Нёбе. Он работает допоздна, так что ещё застанете. В крайнем случае, его найдут… Его номер…»

«Я знаю» - перебил его комиссар бернской полиции. «Дальше»

«Сообщите ему о том, что вы» - на последнем слове Шольц сделал ударение «задержали Ланга. Он будет просто в бешеном восторге. Запрос на выдачу Ланга вы получите практически немедленно – по телеграфу. После чего…»

«Не волнуйтесь, никакой волокиты с нашей стороны не будет» - быстро ответил Штайнер. «Ланг – гражданин рейха, а не Швейцарии, дело чисто уголовное, а не политическое, поэтому выдадим без всяких бумаг. Из рук в руки. Это не тот повод, чтобы ссориться с РСХА…»

«И…»

«И никаких следов ни его ареста, ни Вашего участия в этом деле, разумеется, не останется» - успокоил его Штайнер.

«Спасибо» - произнёс Шольц. «Как Вы, наверное, догадываетесь, я здесь под именем вовсе не Карла Юргена Шольца…»

«Догадываюсь» - усмехнулся комиссар. «А спасибо в первую очередь Вам. Не возьми вы этого… красавца, на меня и моих ребят свалилось бы, как минимум, ещё одно нераскрытое убийство. А, возможно, и не одно…»

«Это точно» - подумал Шольц. «А то и не один десяток»

За последний год своих «художеств» Ланг убил двенадцать женщин. И это только по данным Крипо. В действительности жертв могло быть гораздо больше.

Пожав друг другу руки, они вернулись к красной будке. Сержант Цондрак уже закончил опрос женщины.

«Показания подписали?» - спросил Штайнер, обращаясь к ней.

«Подписала» - кивнула она.

«Тогда можете быть свободны. И о сегодняшнем инциденте никому ни слова. Это в Ваших же интересах. Вас подвезти до дома?»

«Если этот господин,» - она указала на Шольца, «согласится проводить меня домой, то нет»

Шольц пожал плечами. Ничего против этой идеи он не имел. Не то, чтобы он был без ума от этой особы – вовсе нет, просто ему было интересно, что же это за кыся такая… Почему она так сладострастно смотрела на его наручники. И так кровожадно – на совершенно беспомощного Ланга. Что-то здесь было не так. И его очень сильно интересовало, что именно.

«Согласится» - кивнул Шольц.

«Отлично!» - обрадовался Штайнер, которого перспектива доставлять свидетельницу домой никогда особо не радовала. Особенно если таковая была хороша собой, а соответствующий полицейский – совсем ещё «зелёным».

Он ещё раз пожал руку Шольцу, а своим полицейским кивнул на Ланга:

«Забирайте»

«Пойдёмте» - обратилась женщина к Шольцу. «Я живу почти на границе парка. Здесь недалеко»

«Не боитесь?» - осведомился Шольц.

«С Вами - нет» - категорично заявила женщина. «Кстати, меня зовут Магда» - представилась она.

«А меня - Гюнтер». Из врождённой осторожности Шольц решил не сообщать ей ни имени, под которым он жил в Швейцарии, ни, тем более, своего настоящего имени.

«Ну вот и познакомились» - задумчиво констатировала Магда.

Они двинулись по аллее в направлении её дома. Через несколько десятков метров Магда нежно, но, вместе с тем, твёрдо и решительно взяла его под руку.

Что существенно ограничило его доступ к «Вальтеру» в поясной кобуре. Это Шольца совершенно не устраивало.

«Одну минуту» - обратился он к Магде. Слегка отстранившись от неё, он извлёк «Вальтер РРК» из поясной кобуры, переложил в правый карман куртки.

«Теперь я точно ничего и никого не боюсь» - улыбнулась женщина.

Они шли через тёмный парк молча, что Шольца полностью устраивало. Ему было не до разговоров; хотя он и не сомневался, что «снаряд дважды в одну воронку не падает», по крайней мере, за один вечер, но всё же, как говорится, «бережёного бог бережёт». Поэтому, хотя Магда крепко прижималась к нему, он не испытывал к ней никаких чувств – ни романтических, ни, тем более, сексуальных.

Все его чувства исчезли, остались только напряжённый слух (зрение в темноте парка помогало мало) и ещё одно – шестое – чувство, которое не раз спасало ему жизнь, предупреждая об опасности за несколько мгновений до её появления «во всей красе». И ещё ощущение рубчатой рукоятки «Вальтера РРК», который он сжимал в правой руке в кармане куртки, готовый в любую секунду пустить в ход это очень эффективное и надёжное оружие. А стрелял Шольц отлично, с двадцати метров сбивая из РРК влёт ворону.

Выйдя из парка, они перешли улицу, повернули направо, потом налево и поднялись примерно до середины уютной улочки, на которой уже давно селились представители «верхней части» бернского «среднего класса».

Магда остановилась у симпатичного двухэтажного домика, окружённого уютным садиком. Типичное жилище одинокой женщины.

«Это мой дом» - улыбнулась Магда. «Зайдёте?»

Увидев, что Шольц колеблется (более близкое знакомство с Магдой, как и вообще с кем-либо в Берне, в его планы совершенно не входило), она пояснила:

«Я понимаю, что это глупо… но… я просто всё ещё боюсь. Очень боюсь. Не покидайте меня…» - в её голосе явно чувствовалась мольба.

«И ещё…» - неуверенно добавила она, «… мне нужно с Вами поговорить…»

«Чем дальше, тем интересней…» - мрачно подумал Шольц, совершенно обоснованно не ожидая от этого разговора ничего, кроме ещё одной головной боли. Возможно, сильной и длительной. Возможно, очень сильной и очень длительной.

«Зайду» - в свою очередь, улыбнулся он. В сложившихся обстоятельствах это было, пожалуй, наименьшим из зол. Если он сейчас оставит её одну, то неизвестно, что она может «выкинуть»… и чем это для него обернётся. Не зря ведь страх называют «восьмым смертным грехом». А тут хоть всё будет под его контролем…

Магда открыла дверь, впустив его в дом. Они прошли в просторную гостиную. Магда включила свет и элегантным движением предложила ему присесть на роскошный кожаный диван, покрытый великолепным шерстяным рыжим пледом (явно из очень дорогой шерсти). Сама, сняв в коридоре пальто, уютно устроилась в мягком кресле из того же комплекта напротив дивана.

Впервые за время их всё ещё очень краткого, но уже чрезвычайно насыщенного событиями знакомства, Шольц получил возможность как следует её рассмотреть. И то, что он увидел, ему очень понравилось (как и практически все мужчины-Львы, Шольц был ярко выраженным эстетом).

Его новая знакомая была, безусловно, чрезвычайно эффектной женщиной. И выглядела сногсшибательно, несмотря на пережитый только что эпизод, который, если бы не своевременное вмешательство Карла Юргена Шольца, мог бы закончиться для неё плачевно. Совсем плачевно.

Как для тридцати шести женщин до неё. И, возможно, для гораздо большего их числа.

Лет тридцати или около того; среднего роста, стройная, изысканно и со вкусом облачённая в длинное – до лодыжек - чёрное шерстяное платье, плотно облегавшее её безукоризненное тело, перехваченное широченным кожаным поясом с огромной золотой пряжкой-бабочкой. Длинные, стройные ноги, обутые в изящные чёрные туфли на высоком каблуке, восхитили бы, пожалуй, и Родена[8]. Алый шёлковый шарф на необычайно женственной шее…

Огненно-рыжие волосы, уложенные в изысканное каре, правильной овальной формы лицо; огромные, бездонные, завораживающие карие глаза с длинными ресницами, тщательно и со вкусом накрашенные ярко-алой помадой пухлые чувственные губы, элегантно вздёрнутый носик, тщательно сформированные брови, изящные, очень женственные и, вместе с тем, сильные и ловкие руки; тонкие чувственные пальцы, увенчанные длинными ногтями выкрашенными в ярко-алый, под цвет помады, цвет…

Неудивительно, что Клаус Бастиан Ланг на неё «клюнул».

Созерцание Магды доставляло Шольцу огромное, мало с чем сравнимое эстетическое удовольствие. Что же до удовольствий иного рода – романтических или сексуальных – то Карлу Юргену Шольцу было, мягко говоря, не до этого. Совсем не до этого. Хотя у него было весьма обоснованное подозрение, что его новая знакомая была бы не против. Очень даже не против.

Он только что раскрылся, назвав своё настоящее имя пусть и дружественному, даже очень дружественному, но полицейскому. В чужой стране, в которой он проживал хоть и по безукоризненным, но всё же по фальшивым документам (что, строго говоря, по швейцарскому законодательству, было уголовно наказуемым деянием). Тюремное заключение ему, конечно, не грозило (по такому мелкому поводу ссориться со всё ещё могущественной РСХА в Швейцарии никто бы не стал), но вот попросить покинуть территорию Швейцарской конфедерации в 24 часа (или в 48, или в 72), его вполне могли.

Это не стало бы для него катастрофой (на этот случай у него в тайнике была припасена значительная сумма наличных денег в разных валютах и безукоризненный ирландский паспорт, «сработанный» на этот раз в соответствующем отделе не абвера, а МИ-6). Но всё равно было бы неприятно. Даже очень неприятно.

Кроме того, как известно, «что знают двое – знают все». Поэтому после его откровенности с Рудольфом Штайнером вероятность того, что в самом ближайшем будущем к нему заявится кто-нибудь из известных аббревиатур – РСХА, НКВД, ГРУ или МИ-6 с предложением, от которого будет очень и очень трудно отказаться, возросла десятикратно. Это было, как говорится, не смертельно, но, естественно, спокойствия ему не добавляло.

Зачем он это сделал? Зачем вмешался и спас Магду – понятно (а как, собственно, ещё должен был поступить мужчина в его ситуации?). Да ещё и кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. А вот зачем сдал Клауса Ланга бернской полиции – а, в конечном счёте, своим формальным работодателям в РСХА?

В тридцатом в Берлине в подобной ситуации он просто убил нападавшего, сломав ему шею. Но то был тридцатый год, а не сорок четвёртый. И Берлин, а не Берн. И убил он просто нацистского штурмовика, а не маньяка, на кровавом счету которого было минимум тридцать шесть жертв. И свидетелем тогда была безымянная еврейская девушка, которая в те годы и в том месте и не подумала бы обратиться в полицию, хотя, строго говоря, на её глазах произошло убийство. Заведомо превышавшее пределы необходимой обороны. А не обеспеченная, холёная швейцарская подданная…

В общем, на этот раз о физическом уничтожении нападавшего не могло быть и речи (это в самое ближайшее время организуют либо в Моабите, либо в Плетцензее, либо в Бранденбурге). Отпускать его тоже было нельзя – маньяк всё-таки. Поэтому выбора у Шольца, собственно, и не было.

Теперь нужно было ждать последствий. В полном соответствии с народной мудростью, гласящей, что ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным…

А тут ещё этот разговор. С пока ещё совершенно непонятным содержанием и ещё менее понятными последствиями.

В общем, было от чего загрустить. И было совершенно понятно, что в этих обстоятельствах – ещё не совсем, но уже почти чрезвычайных, Карлу Юргену Шольцу было совсем не до романтики и не до секса.

Тем более, что внебрачный и добрачный секс был, строго говоря, смертным грехом – нарушением шестой (или седьмой, в зависимости от варианта канонического списка) заповеди Господней. «Не прелюбодействуй». А эту заповедь без непреодолимой надобности Шольц старался не нарушать.

В данный момент не то что непреодолимой, а просто никакой надобности в нарушении этой заповеди не было.

«Хотите что-нибудь выпить?» - обратилась к нему Магда. «Вино, коньяк, виски, водка, кальвадос…»

Шольц помотал головой. Алкоголь он не употреблял уже давно (если только этого не требовала работа). А требовала этого его работа крайне редко; обычно она требовала прямо противоположного – в любой момент быть готовым стрелять, вести автомашину или мотоцикл (случалось, хотя и редко, что и самолёт), вести рукопашный бой…

Употребление алкоголя всему этому, мягко говоря, не способствовало.

«Кофе?»

Как многие из тех, кто прожил достаточное количество лет на Туманном Альбионе, Шольц предпочитал чай. Но сегодня он не хотел вообще ничего. Встреча с Клаусом Лангом воскресила в его памяти воспоминания, мягко говоря, плохо совместимые с приёмом внутрь чего-либо. Даже безалкогольной жидкости.

«Нет, спасибо»

«Вы уверены?» - недоверчиво посмотрела на него Магда.

«Уверен» - улыбнулся Шольц.

«А я выпью» - обращаясь скорее не к нему, а куда-то в пространство, заявила Магда.

Поднялась с кресла, подошла к буфету, достала из него початую внушительных размеров бутылку коньяка, налила в бокал изрядное количество коричневой жидкости. Залпом осушила бокал. Поставила на столик.

«Неудивительно» - подумал Шольц. «После такого-то удара по нервам…»

Магда вернулась в кресло.

«Скажите, Гюнтер…» - медленно и как-то неуверенно начала она, «почему они это делают? Им это нравится?»

«Такие, как он?»

«Ну да»

«Почему они?»

«Потому, что я читала… про Людке. Наверное, есть и ещё… такие же»

«А вот насчёт Людке это вовсе не факт. Скорее, наоборот – скорее всего, казнили всё-таки невиновного» - подумал Шольц.

Но разубеждать Магду не стал. Тем более, что таких действительно хватало – и в Германии, и в других странах. К сожалению. «Ганноверский мясник» Фриц Хаарман[9], «Дюссельдорфский вампир» Петер Кюртен[10]…

«Как человек религиозный – я католик латинского обряда - я считаю, что они делают это потому, что одержимы соответствующими демонами…» - спокойно ответил Шольц.

«То есть, они не контролируют себя? Не могут не убивать?»

«Да нет, всё-таки не хотят. Не хотят оказать демону сопротивление, достаточное для того, чтобы он отступил. Хотя могут»

«Могут?» - недоверчиво спросила Магда.

«Сами по себе, скорее всего, нет. На определённой стадии человек уже не может сопротивляться демону. Но если заручиться Божьей помощью, то… то всё возможно. В том числе, и победа даже над такими демонами»

«И что же он должен был сделать, чтобы… чтобы победить этого демона?»

«Почему это её так интересует?» - удивлённо думал Шольц. «Нет, я конечно всё понимаю – стресс, женское любопытство и всё такое… И всё же… непонятно»

Шольц пожал плечами.

«Обратиться к священнику. Исповедаться. Затем, если он уже совершил убийство – прийти с повинной и сдаться властям… чтобы смиренно принять заслуженное земное наказание за совершённые злодейства»

«Но это ведь значит… пойти на верную смерть» - прошептала Магда.

«Это гораздо лучше, чем вечное пребывание в Аду» - отрезал Шольц.

«А что такое Ад?» - неожиданно выпалила Магда. «Извините,» - добавила она. «я совершенно не религиозна. И мало что знаю о христианстве. Хотя и крещена в лютеранской церкви»

«Как говорила святая Тереза Авильская[11],» - ответил Шольц, «Ад – это то место, где очень больно, очень страшно и никто тебя не любит. И это длится вечность»

По лицу Магды было видно, что она ничего не поняла.

«Представьте себе самый страшный кошмар, который Вам когда-либо снился. Вспомните самую сильную и ужасную боль, которую Вы когда-либо чувствовали. И самое глубокое и безнадёжное одиночество. Затем усильте в тысячу раз и представьте себе, что это длится вечность, Это и будет Ад»

Подействовало.

«Да, лучше уж гильотина…» - протянула Магда. Затем продолжила.

«А эти демоны… как они вообще овладевают людьми? При рождении?»

«Очень странно.» - подумал Шольц. «Говорит, что не религиозна… и, вместе с тем, такой интерес к демонологии… Ничего не понимаю»

Пришлось вспомнить занятия в воскресной школе. Ох, и давно же это было…

«Иногда при рождении. Но гораздо чаще люди сами их к себе в душу пускают»

«Это как?»

«Грехами своими. Нежеланием соблюдать заповеди Божьи. Гордыней, похотью, алчностью, завистью, гневом, ленью. И страхом. К счастью, мир так устроен» - добавил он, «что демоны просто не могут войти в душу человеческую без согласия – явного или неявного – самого человека…»

«Значит, он…»

«Да, я думаю, что в какой-то момент своей жизни он впустил к себе в душу ужасного, чудовищного демона. Демона смерти. И пошло-поехало…»

«Ему это нравилось? Нравилось убивать и насиловать?»

«Наверное. Хотя бывает и такое, что и не нравится, а всё равно не может сдержаться. А почему Вы спрашиваете?»

Пора было покончить со всеми этими загадками, которые Шольцу, надо признать, порядком надоели.

 

[1] Программа эвтаназии (нем.). Программа физического уничтожения психически больных и других «неполноценных элементов», осуществлявшаяся в нацистской Германии по личному приказу Адольфа Гитлера в 1939 – 1945 годах

[2] «Кофейня Кайзера» (нем.). Надпись, которая в целях маскировки наносилась на так называемые газенвагены («душегубки»)

[3] Моноксид углерода. Смертельный газ, который использовался в газовых камерах и в так называемых «газенвагенах», применявшихся в нацистской Германии для осуществления программы эвтаназии

[4] Термин «серийные убийцы» появится лишь спустя десятилетия – в 70-е годы ХХ века

[5] Комиссар полиции (нем.)

[6] Один из самых страшных серийных убийц, жертвами которого стали более 40 человек. Покончил с собой в тюремной камере 22 декабря 1924 года.

[7] Ещё один серийный убийца, виновный в убийстве более 50 женщин. Покончил с собой в тюремной камере в 1921 году, не дожидаясь гильотины

[8] Франсуа Огюст Рене Роден – французский скульптор; один из величайших скульпторов XIX века (и не только)

[9] Серийный убийца, совершивший как минимум 24 убийства. Суд над ним стал одним из первых процессов над серийным убийцей в истории. Хаарман был признан виновным и гильотинирован 15 апреля 1925 года

[10] Серийный убийца, признанный виновным в девяти убийствах и девяти покушениях на убийство. Приговорён к смертной казни и гильотинирован 2 июля 1931 года

[11] Монахиня-кармелитка (1515-1582), одна из наиболее выдающихся католических мистиков. Одна из всего трёх женщин, признанных католической Церковью Учителями Церкви (наряду со святой Екатериной Сиенской и святой Терезой из Лизьё)