Огненный шторм 1943

5 августа 1943 года

Берлин

Берлин был ещё практически нетронут бомбёжками, но Шольц понимал, что это ненадолго. Хотя его основной «зоной ответственности» в абвере был Восточный фронт, он был в курсе основных событий, происходивших в стане западных союзников СССР. Поэтому он был прекрасно осведомлён о результатах англо-американской конференции в Касабланке, на которой, в частности, было принято решение о резкой активизации бомбардировок Германии британскими и американскими стратегическими бомбардировщиками.

Не в последнюю очередь потому, что они из кожи вон лезли, чтобы доказать (в первую очередь, самим себе), что и они вносят хоть какой-то вклад в военные действия против Третьего Рейха. «Дядюшке Джо» доказывать это было бессмысленно, да и просто невозможно, ибо и ежу было понятно, что с Германией по сути, всерьёз воевал только СССР. А западные союзники – так, при сём присутствовали.

Что, естественно, злило их до невозможности. До полного затуманивания здравого смысла. Отсюда и соответствующая запись в касабланкской декларации, определившая цели стратегических бомбардировок:

Необходимо настолько расстроить и разрушить военную, хозяйственную и индустриальную мощь Германии и так ослабить моральный дух ее народа, чтобы он потерял всякую способность к военному сопротивлению

Декларация была принята в январе – и уже через полгода союзники приступили к её практическому выполнению. То есть, к массовому истреблению гражданского населения Германии с воздуха. Причём истреблению максимально варварскому – зажигательными бомбами и «огненным штормом».

Ничуть не стесняясь, премьер-министр Уинстон Черчилль заявил, выступая в Палате общин:

Могу сообщить, что в этом году германские города, гавани и центры военной промышленности будут подвергаться такому огромному, непрерывному и жестокому испытанию, которое не переживала ни одна страна

И слово своё сдержал. Для «показательного уничтожения» был выбран Гамбург. Операцию – тоже нисколько не стесняясь – назвали «Гоморра». 27 июля сразу после полуночи королевские ВВС обрушили на город десять тысяч тонн фугасных и зажигательных бомб. Утром на смену британским «Ланкастерам» и «Галифаксам» прилетели «Летающие крепости» и «Либерейторы» янки, которые прицельно бомбили не только жилые здания, но и спасателей и пожарных... Ночью опять прилетели самолёты Его Величества. Утром – снова американцы. И так несколько дней подряд.

Военнослужащим вермахта было законодательно запрещено состоять в какой-либо политической партии. Этот закон не отменили даже после того, как НСДАП осталась единственной легальной политической партией рейха (нацисты не осмелились его отменить, ибо это вполне могло оказаться последней каплей для вермахта, и так относившегося к нацистам без особых симпатий). А в том, что германские вооружённые силы одним махом могли смести этот режим, никаких сомнений у правящей нацистской верхушки, естественно, не было.

Поэтому Шольц был крайне удивлён, когда получил приказ явиться на политзанятие в большой зал собраний офицеров абвера.

Политзанятия проводил не партаппаратчик, а штурмбанфюрер СС в измятой фельдграу[1] с нашивками медицинской службы, который только что вернулся из Гамбурга, где все эти дни почти без отдыха вытаскивал с того света раненых и обожжённых – почти исключительно гражданских – стариков, женщин, детей…

Он не сказал не слова – просто дал команду показать документальные кадры, снятые в Гамбурге во время и сразу после бомбёжки. А затем кратко прокомментировал.

Шольцу, наверное, навсегда врезалась в память жуткая картина:

«Представьте себе медленно нагревающиеся стены подвала и людей – стариков, женщин, детей, грудных младенцев - умирающих от этого чудовищного жара. После налёта в одном из убежищ наши спасатели обнаружили волнистый слой пепла на полу и лужи застывшего алюминия в углу. В алюминии признали расплавившуюся кухонную посуду, а в слое пепла - останки примерно двухсот человек»

Шольц был не столько разведчиком (хотя и им тоже), сколько диверсантом – специалистом по различного рода «спецоперациям». На Восточном фронте (и за линией такового) бывал не раз и повидал многое. Поэтому удивить его было сложно. Но то, что он увидел на экране… и то, что затем услышал от штурмбанфюрера…

Несколько дней в Гамбурге бушевал огненный шторм. В городе кипели асфальт и хранящийся на складах сахар, в трамваях и домах плавились стекла. Люди – мужчины, женщины, старики, дети - сгорали заживо, обращаясь в пепел, либо задыхались от ядовитых газов в подвалах собственных домов, пытаясь укрыться от бомбежек. Тысячи были погребены под руинами. Столб дыма достигал высоты четырёх километров.

Люди бежали из города в одних пижамах и ночных рубашках. Психиатрические клиники были переполнены потерявшими память и обезумевшими от ужаса.

Партаппаратчик всё-таки выступил – сразу после штурмбанфюрера. Это был партайгеноссе Эрих Кесслер – один из сотрудников секретариата Карла Кауфманна – гауляйтера Гамбурга. Он просто – и необычно для партработника кратко – зачитал страшную, просто чудовищную статистику. Пятьдесят восемь тысяч убитых, сожжённых и пропавших без вести. Двести тысяч раненых, обожжённых и искалеченных. Разрушено больше половины зданий города. Более миллиона человек потеряли кров.

За восемьдесят с небольшим часов.

Затем пришёл черёд «своего» - подполковника Мартина Адлера – начальника «британского» отдела. И вот тут-то Шольц (как, наверняка, и все остальные присутствовавшие на политзанятии) испытал настоящий шок.

Он думал, что после документальных кадров и комментариев штурмбанфюрера и после ужасающей статистики, озвученной Эрихом Кесслером, ничего более ужасного быть просто не могло. Как же он ошибался!

Одним из достоинств подполковника Адлера (коих было немало) было редкое умение сообщать даже самые нехорошие (и даже ужасные) новости совершенно бесстрастно, без малейшего намёка на эмоции.

«Как вы, наверное, догадываетесь» - начал он – «нашим доблестным люфрваффе и зенитной артиллерии удалось сбить около полусотни вражеских бомбардировщиков…»

«Немного» - подумал Шольц. «Процентов пять – не больше».

Шольц ошибался. На самом деле, союзники потеряли всего чуть более двух процентов самолётов. Не в последнюю речь благодаря собственной изобретательности – передовые самолёты сбросили огромное количество алюминиевых полосок, практически полностью «ослепив» немецкие радары.

«При этом» - продолжал подполковник – «нам удалось взять в плен более сотни вражеских лётчиков…»

«А вот это хорошо» - обрадовался Шольц, всегда предпочитавший брать противника живым. «Хотя и очень странно. Странно, что эти «орлы» вообще до земли долетели. И уж вообще удивительно, что до сих пор живы. Ибо за такие «художества» они вполне заслужили сожжение заживо. Причём исключительно на медленном огне. Или сдирание кожи живьём. Или посажение на кол. А ещё обвиняют нас в жестокости к военнопленным…».

«… от которых удалось получить чрезвычайно ценную информацию»

«Неудивительно» - усмехнулся про себя Карл. «Им просто предложили свободный выбор – либо они рассказывают всё, что знают, либо их освобождают из-под стражи. В центре Гамбурга. При большом стечении местного населения».

«Эта информация имеет огромное пропагандистское значение…»

«Очень интересно» - удивился Шольц. Такого поворота он совершенно не ожидал.

«… поэтому она вскоре будет обнародована доктором Геббельсом…»

«Не к ночи будь помянут…» Шольц мысленно перекрестился, ибо и рейхсминистра пропаганды лично, и его безумные бредни он на дух не переносил. Хотя и был согласен с тем, что доктор Геббельс был оратором от бога. Скорее, впрочем, от дьявола.

«Тем не менее, по причинам, которые хорошо всем вам известны…»

«А вот это смело» - с уважением подумал Шольц, ибо прекрасно понимал, что имел в виду подполковник. «Очень даже смело»

«… было принято решение распространить эту информацию на политзанятиях и офицерских собраниях в вермахте и СС до того, как она будет официально обнародована»

«Естественно» - усмехнулся про себя Шольц. «Кто ж этому брехуну поверит… особенно в нашем донельзя циничном вермахте. И уж особенно в совсем уж циничном абвере. Даже если для разнообразия «бабельсбергский бычок[2]» в кой-то веки скажет правду…».

«Информация получена от полковника британских ВВС Уолтера Брэдли…» - Адлер сделал многозначительную паузу.

«Скорее всего, уже покойного» - сделал вывод Шольц. «И поделом. Туда ему и дорога. В Ад, то есть.»

«… который, скажем так, пользовался особым расположением командующего бомбардировочной авиацией Королевских ВВС маршала авиации Великобритании Артура Харриса…»

«Точно покойный» - подумал Шольц.

«… и поэтому располагал максимально полной информацией о стратегии и тактике стратегической бомбардировочной авиации ВВС Великобритании и их союзников – американской Восьмой воздушной армии. Эта информация, по моему мнению – и мнению адмирала Канариса – является исключительно важной и должна быть доведена до сведения каждого немца – и военного, и гражданского…»

«Очень любопытно» - Шольц был явно заинтригован.

«Начнём с личности самого маршала Харриса. Не знаю, известно ли вам, что ещё задолго до того, как его подчинённые приступили к массированным бомбардировкам рейха, сей джентльмен получил от своих же подчинённых характерное прозвище Мясник»

«Теперь знаем» - подумал Шольц. Эта информация была для него новостью. И весьма неприятной. «Хороший мальчик. Душевный. Просто лапочка»

«Это прозвище» - бесстрастно продолжал подполковник «маршал Харрис получил ещё в конце двадцатых годов, после того, как, будучи командующим британской авиацией в Ираке и Индии, сжёг дотла зажигательными бомбами не один десяток деревень, жители которых чем-то обидели правительство Его Величества…»

«Например, возмутились грабительскими налогами» - подумал Шольц. «Или чудовищным мздоимством правительственных чиновников. Обычное дело»

«Вместе с их жителями, естественно» - добавил подполковник.

«Хм… а вот здесь уже, как говорят в России, чья бы коровка мычала… У нас, как бы это помягче сказать, у самих рыльце несколько в пушку. Правда, масштабы явно не те. Куда нам до правительства Её величества…»

Одной из спецопераций, успешно проведённых Шольцем и его отрядом, была ликвидация одного особо зловредного партизанского отряда (скорее, впрочем, крупной разбойничьей шайки), попортившей немало крови как оккупантам, так и местным жителям. При подготовке этой операции Шольцу пришлось впервые лицом к лицу столкнуться с реалиями оккупированной территории, в том числе, и с приказом фельдмаршала Кейтеля от 16 сентября 1941 года, который, в частности, гласил, что «человеческая жизнь в Советской России в большинстве случаев не имеет никакой цены и что необходимого устрашающего действия можно добиться лишь с помощью исключительно жестоких мер. Искуплением за жизнь каждого немецкого солдата… должна служить в общем и целом смертная казнь 50-100 коммунистов». Поскольку в реальности отличить коммуниста от не-коммуниста было довольно затруднительно, де-факто под «коммунистами» понималось просто гражданское население.

И многозначительно добавлял: «способы этих казней должны еще увеличивать степень устрашающего воздействия на население». В целях борьбы с «коммунистическим повстанческим движением», разумеется. Которое в подавляющем большинстве случаев было просто фикцией. Ибо подавляющее большинство так называемых «партизанских отрядов» были либо кадровыми диверсионными отрядами НКВД, в полном составе заброшенными «с той стороны», либо банальными разбойничьими шайками, которые всегда и везде обильно произрастали на благоприятной почве, сформированной военными действиями и оккупацией.

Приказ выполнялся неукоснительно (немецкая дисциплина всё-таки), включая и «способы этих казней». Например, сожжение деревень вместе с их жителями. Заживо.

Шольц вспомнил меморандум, который он получил в апреле для ознакомления (ему это полагалось, как говорится, по должности). Меморандум о результатах проведении операции Винтерзаубер. Зимнее колдовство, то есть.

«Не знаю насчёт колдовства» - подумал Шольц после прочтения меморандума – «но без дьявола здесь точно не обошлось»

 Операция Винтерзаубер официально называлась антипартизанской (то бишь, карательной) и проводилась в феврале-марте 1943 года в треугольнике Себеж — Освея — Полоцк в Белоруссии, а также в некоторых районах Псковской области.

Операцию проводил воистину «дьявольский интернационал», основу которого составляла печально известная штурмовая бригада Ваффен-СС «Дирлевангер» — антипартизанское спецподразделение СС под командованием оберштурмбанфюрера Оскара Дирлевангера, отличавшегося (как и многие другие офицеры СС) и незаурядным личным мужеством (он всегда лично вёл солдат в бой и был несколько раз ранен), и нечеловеческой жестокостью.

Бригада «Дирлевангер» представляла собой что-то вроде «штрафбата» для уголовников и комплектовалась соответственно – из преступников, осуждённых за тяжкие преступления (убийства, грабежи, изнасилования и т. д.).

Вела себя эта «публика» соответственно. То есть так, что её откровенно презирали (хотя и вынуждены были терпеть – за постоянную готовность и идти в самое пекло, и делать самую грязную работу) даже высшие руководители СС и полиции на соответствующих оккупированных территориях. Не говоря уже о боевых частях СС, сражавшихся на Восточном фронте – те так просто им даже руки не подавали.

Бригаде «Дирлевангер» были приданы подразделения, укомплектованные немногим лучшей публикой – восемь латышских батальонов, 2-й литовский батальон, а также 50-й и 118-ый охранные батальоны, сформированные из бывших военнослужащих РККА. Как они друг с другом уживались – непонятно. Но уживались, что говорило о незаурядном командирском таланте оберштурмбанфюрера Дирлевангера.

С чисто военной точки зрения результаты операции были малопонятными – из меморандума было крайне трудно понять размер ущерба, нанесённого партизанским соединениям. А вот удар по гражданскому населению был нанесён страшный. Во время этой операции было разграблено и сожжено полторы сотни деревень, в том числе вместе с людьми были дотла сожжены деревни Амбразеево, Аниськово, Булы, Жерносеки, Калюты, Константиново, Папоротное, Соколово, Хатынь…

Но до бомбёжек деревень зажигательными бомбами эсэсовцы не додумались. Фантазии не хватило. Хотя с технической точки зрения это было вполне осуществимо. Более, чем. И куда безопаснее.

Адлер между тем продолжал.

«Теперь поговорим о деятельности этого джентльмена и его подчинённых. В течение первых нескольких лет войны – примерно до середины февраля прошлого года – у противника на Западном фронте не было какой-либо чёткой стратегии использования дальних тяжёлых бомбардировщиков. У русских такой стратегии нет до сих пор. В силу – к счастью для нас - отсутствия у них дальней авиации как таковой».

Это было чистой правдой. Хотя в августе – сентябре сорок первого советская дальняя авиация и совершила с десяток налётов на Берлин, но сбросила всего около сотни тонн бомб (за все налёты) и в результате потеряв практически все самолёты. Британцы и янки сбрасывали по нескольку тысяч тонн за ночь.

«На протяжении первых лет войны среди союзнических генералов шла ожесточенная борьба между сторонниками точечных и ковровых бомбардировок. Первые (в основном американцы) полагали, что надо наносить точечные удары по самым уязвимым точкам военной и промышленной инфраструктуры: заводам, электростанциям, складам горючего, железнодорожным мостам и узлам. Вторые (в основном, англичане) считали, что урон от точечных ударов может быть легко компенсирован, и делали ставку на массовое уничтожение городов, на терроризирование населения.

Сначала казалось, что сторонники точечного бомбометания одержат победу. Ибо политики были явно на их стороне. В первый же день войны - 1 сентября 1939 года - президент США (тогда ещё формально нейтральных) Рузвельт обратился к главам вступивших в войну государств с призывом не допустить шокирующих нарушений гуманности в виде смертей беззащитных мужчин, женщин и детей и никогда, ни при каких обстоятельствах не предпринимать бомбардировки с воздуха гражданского населения незащищенных городов.

С ним был согласен тогдашний британский премьер Чемберлен, который в начале 1940 года публично заявил, что правительство Ее величества никогда не будет нападать на гражданских лиц. В том числе, и с воздуха… собственно, других способов нападения на наше гражданское население у британцев нет. И не будет»

«Это очень спорное утверждение» - подумал Шольц. «Война на два фронта никогда ничем хорошим не заканчивалась. И эта война исключением уже точно не будет. Как бы нас не убеждали в обратном наш великий бесноватый фюрер и его бабельсбергский бычок».

Это было не совсем верно. Ибо Адольф Гитлер мог быть (и был) фюрером германской нации. Но вот фюрером лично Карла Юргена Шольца он быть никак не мог. Ни при каких обстоятельствах. И не был. Ибо Карл Шольц был, скажем так, сам себе фюрер. Причём чуть ли не с момента достижения совершеннолетия.

«К сожалению» - с презрением произнёс подполковник, «в отличие от нашего доблестного люфтваффе, и британские, и американские лётчики оказались просто трусливыми и подлыми шакалами. Если наша авиация – несмотря на тяжёлейшие потери – бомбила и продолжает бомбить исключительно военные цели – заводы, доки, порты, аэродромы, радары, морские конвои…»

Это было не совсем так. Хотя не так уж и далеко от истины.

«… после первых же тяжёлых потерь, нанесённых противнику нашими доблестными зенитными частями и люфтваффе…»

«Он имеет в виду Дармштадт. Дармштадт, Швайнфурт и Регенсбург. Заводы по производству подшипников. Там мы действительно задали жару – и янки, и томми» - злорадно усмехнулся Шольц.

Эта операция была типичным примером «стратегической мудрости» американцев. Они очень быстро узнали, что в рейхе имеются всего три завода по производству подшипников (без которых никакая война невозможна). И решили, что смогут одним ударом выиграть войну, лишив противника этих самых подшипников. Поэтому летом 1942 года бросили все силы на дневной налёт на эти города. Потеряли треть самолётов. Заводы, естественно, остались целёхоньки.

«… пилоты противника либо сбрасывали бомбы абы куда, либо просто отказывались летать на бомбёжку точечных целей, которые были, по их мнению, слишком хорошо прикрыты нашими средствами ПВО – самолётами и зенитками…»

«Очень мило» - удивился Шольц. «Отказывались летать. За это у нас в люфтваффе расстрел на месте полагается. Одно слово – демократия…»

«… поэтому эти трусливые недочеловеки…»

«В этом он, пожалуй, прав» - мысленно согласился Шольц. Хотя расовую теорию нацистов считал бредом сивой кобылы в лунную ночь. Точнее, бредом бесноватого фюрера.

«… у которых не хватает смелости сойтись, как мужчина с мужчиной, в честном бою с нашими доблестными люфтваффе, решили «воевать» с нашими женщинами, стариками и детьми. Точнее, безжалостно их истреблять. Причём ужасными, варварскими, бесчеловечными методами»

Адлер сделал паузу и продолжил:

«14 февраля 1942 года британские ВВС получили так называемую «Директиву бомбежек по площадям», которая предусматривает нанесение ударов практически исключительно по жилым кварталам с целью уничтожения нашего гражданского населения. Главной целью всегда должен быть центр города. Все старые немецкие города наиболее густо застроены к центру, а окраины их всегда более или менее свободны от построек. Поэтому центральная часть городов особенно чувствительна к зажигательным бомбам…

В развитие этой директивы на следующий день командующий британскими ВВС сэр Чарльз Портал отправил маршалу Харрису записку, в которой прямо указал: «Я полагаю, Вам ясно, что Вашими целями должны быть районы жилой застройки, а не верфи или заводы по производству самолетов. Не можете бить по заводам – бейте по рабочим. Их уничтожение столь же эффективно, как уничтожение заводов и фабрик»

«Да-а, яснее не скажешь» - с презрением подумал Шольц. «Докатились мои работодатели… до того, что стали не лучше Адольфа Великого. Тот хоть по национальному признаку решает – кого уничтожать, кого миловать. А эти – всех скопом. Нацисты, не нацисты, противники режима, остарбайтеры – неважно. Убивайте всех…»

Он вдруг с ужасом вспомнил фразу, с которой сталкивался неоднократно. Эту фразу (если верить историкам) произнёс в 1209 году папский легат Амальрик Арно, когда его спросили, как во время штурма города Безье отличить еретиков, против которых, собственно, и воевали крестоносцы, от «добрых католиков», которых в городе ещё оставалось немало. Легат якобы ответил: «Убивайте всех – Бог на том свете отберёт своих!».

Правда это или вымысел, но вот только крестоносцы вырезали всё население Безье. Все двадцать с лишним тысяч. До последнего человека. И это, увы, исторический факт.

«И вот теперь… Неужели за семьсот лет мы так ничему и не научились? Кроме всё более и более совершенных способов убийства себе подобных?»

Подполковник сделал паузу. Затем продолжил:

«У нас есть основания считать, что Артур Харрис является маньяком-садистом, который получает почти сексуальное удовольствие от организации и осуществления массовых убийств сотен и тысяч людей, причём с максимальной жестокостью…»

«Только этого не хватало» - обеспокоенно подумал Шольц. «Нам и своих маньяков хватает. Более, чем».

«Сотрудник нашего посольства собственными ушами слышал, что ответил маршал Харрис полицейскому, остановившему его за превышение скорости. Когда полицейский предупредил маршала, что тот может ненароком убить человека, если будет ехать слишком быстро, Харрис только усмехнулся: Я каждую ночь убиваю тысячи. Одним больше, одним меньше… какая разница»

«Это он врёт» - решил Шольц. «Скорее всего, сотрудник этот подслушал эту байку в какой-нибудь пивнушке. Впрочем, в каждой байке есть доля истины. А эта очень и очень похожа на правду».

«Ибо только маньяк-садист мог придумать технологию огненного шторма. Технологию сожжения живьём сотен и тысяч людей. Безоружного, беззащитного гражданского населения. Стариков, женщин и детей»

Голос подполковника был по-прежнему бесстрастным. Шольц мог только догадываться, чего это ему стоило.

«А в этом он, пожалуй, прав. Только маньяк-садист мог додуматься до такого» - подумал Шольц. «Наши творят ужасы из военной или иной необходимости; их жестокость, даже чудовищная рациональна, а этот… действительно маньяк»

Адлер между тем продолжал:

«С точки зрения этого «теоретика бомбовой войны», каждый крупный немецкий город с населением от ста тысяч человек сам по себе является бомбой, «пороховой бочкой», к которой нужно лишь правильно поднести фитиль.

Наши города крайне восприимчивы к огню. Наши дома преимущественно деревянные; чердачные перекрытия в них — это готовые загореться сухие балки. Если поджечь в таком доме чердак и выбить окна, то возникший на чердаке пожар будет подпитываться кислородом, проникающим в здание через выбитые окна, — дом превратится в огромный камин. Каждый дом каждого города потенциально являлся камином — надо только помочь ему превратиться в камин»

Шольц прекрасно это понимал. И от этого понимания ему стало очень и очень нехорошо. Он был человеком неробкого десятка; даже очень неробкого, но сейчас – впервые за много лет ему стало по-настоящему страшно. От возможных и, похоже, неизбежных последствий «разработки и внедрения» этой воистину дьявольской технологии.

«Технология огненного шторма и есть технология превращения каждого нашего города в огромный камин» - голос подполковника был по-прежнему размеренным и бесстрастным.

«Оптимальная технология создания «огненного шторма» выглядит следующим образом. Сначала выбирается город, минимально защищённый средствами ПВО…»

«То есть, имеющий минимум военных объектов – а ещё лучше, вовсе их не имеющий. То есть, являющийся исключительно гражданским объектом» - зло подумал Шольц. «Вот подонки…»

«Затем нужно дождаться установления жаркой и сухой погоды…»

Именно такая и стояла в Гамбурге в конце июля. Причём небывало жаркая и небывало сухая.

«Первая волна бомбардировщиков сбрасывает на город так называемые воздушные мины — особый тип фугасных бомб, главной задачей которых является создание идеальных условий для максимально полного и быстрого поджога города зажигательными бомбами, начинёнными белым фосфором»

«Господи!» - с ужасом подумал Шольц. «Маньяк, садист, массовый убийца и серийный поджигатель. Как таких только земля носит? И какой же идиот догадался дать в руки этому маньяку спички – всю бомбардировочную авиацию Его Величества?»

Этим идиотом был, естественно, сэр Уинстон Черчилль. Именно он подписал приказ о назначении Артура Харриса на эту должность. И полностью поддерживал его во всех его «начинаниях». Не будь поддержки Черчилля, не было бы и «огненного шторма». И Гамбург остался бы целым и невредимым.

Шольц не знал, да и не мог знать, что ещё в 1940 году психиатр, тайно нанятый руководством британской контрразведки МИ5 (которая собирала – на всякий случай – досье на всех сколько-нибудь заметных политических, деловых, общественных и иных деятелей Соединённого Королевства), в своём строго засекреченном отчёте вполне обоснованно и компетентно указал, указал, что тогда ещё не премьёр Уинстон Черчилль имеет явную маниакальную склонность к убийствам…

«Воздушные мины – это цилиндры длиной три с половиной метра, содержащие до двух с половиной тонн взрывчатки, которые высыпаются на город и взрываются от соприкосновения с землей, срывая с крыш черепицу, а также вышибая окна и двери в радиусе до одного километра

«Вскрытый» и «выпотрошенный» таким образом город становится идеальной мишенью для зажигательных бомб, высыпающихся на него сразу же после обработки воздушными минами. При достаточном насыщении города зажигательными бомбами в городе одновременно вспыхивают десятки тысяч пожаров. Всё ещё в основном средневековая застройка наших городов с ее узкими улочками помогает огню перекидываться с одного дома на другой. Перемещение пожарных расчетов (тех, которые выжили при бомбёжке) в условиях всеобщего пожара, естественно, крайне затруднено. Особенно хорошо должен загораться город, в котором нет ни парков, ни озер, ни рек, а только высушенная веками плотная деревянная застройка»

«Как Гамбург. Или Любек» - подумал Шольц.

«Одновременное возгорание сотен домов создаёт на площади нескольких квадратных километров тягу небывалой силы. Весь город превращается в печь невиданных размеров, засасывающую в себя кислород из его окрестностей. Возникающая тяга, направленная в сторону пожара, вызывает раскалённый до восьмисот градусов Цельсия ветер, дующий со скоростью двести пятьдесят километров в час и поджигающий на своём пути всё, что может гореть. И даже то, что при обычных условиях гореть не может. Гигантский пожар высасывает кислород из бомбоубежищ, обрекая на смерть от удушья даже тех людей, кого пощадили бомбы. Нетронутые ни бомбами, ни огнём подземные помещения превращаются в братские могилы»

«Боже праведный!» - ужаснулся Шольц. «Это не Артур Харрис – это Дьявол во плоти. Это сам Сатана, пришедший на землю, чтобы создать на ней Ад»

И, судя по Гамбургу (точнее, по тому, что от него осталось), немало в этом преуспевший.

«К сожалению» - продолжал подполковник, «Артур Харрис обладает необыкновенной способностью влиять на людей и подчинять их своей воле. Или, по крайней мере, склонять к сотрудничеству»

«Обычное дело для маньяка - садиста» - подумал Шольц. Его дядя по матери был начальником отдела убийств криминальной полиции Мюнхена и эту публику знал не понаслышке.

«Поэтому ему удалось привлечь к совершенствованию своей дьявольской технологии лучших британских ученых: математиков, физиков, химиков. Инженеров-оружейников, пожарных, строителей… Британские пожарные дают ему советы относительно того, как затруднить работу своих немецких коллег. Английские строители делятся наблюдениями о технологиях возведения немецкими архитекторами противопожарных стен… чтобы найти наиболее эффективные способы их разрушения».

«И всё для того, чтобы сжечь живьём как можно больше женщин, стариков и детей» - мрачно подумал Шольц. «С люфтваффе в воздухе схватиться кишка тонка. Не говоря уже о вермахте и СС на земле. А про кригсмарине в море я вообще молчу. Только при соотношении сил десять к одному – не меньше. И эта «публика» берётся нас учить морали и нравственности! И человечности. Особенно человечности».

«Британские эксперты рассчитали, что в полусотне крупнейших городах Германии проживает двадцать два миллиона рабочих, которых, в соответствии с доктриной Харриса, необходимо либо уничтожить, либо искалечить, лишив возможности работать, либо лишить крова над головой…»

«Да…» - мрачно подумал Шольц. «А я-то наивно думал, что хуже наших «архитекторов окончательного решения еврейского вопроса» ничего быть не может… Как же я ошибался. Куда до них кровавому Генриху[3]… Да он просто мелкий хулиган по сравнению с ними…»

«Очень печально» - с неожиданной грустью в голосе произнёс Адлер, «что нашлись немцы – к счастью, только единицы, которые испытывают такую ненависть к нашей стране и её фюреру, что одобрили эти варварские бомбардировки…»

«О господи,» - ужаснулся Шольц. «И кто же этот…» у него просто не нашлось подходящего определения.

«Некто Томас Манн, жалкий бумагомаратель, ныне живущий в Лондоне, которому прогнившие западные демократии присудили так называемую Нобелевскую премию по литературе в 1929 году…»

«Ещё одно подтверждение известной истины, что и гений может быть редкостным подонком» - со злостью подумал Шольц.

«Выступая по радио после бомбардировки своего родного Любека, этот изменник и отщепенец заявил, обращаясь к нашему народу: Немецкие слушатели! Неужели Германия полагала, что ей никогда не придется платить за те преступления, что она совершила с момента своего погружения в варварство?»

«А ещё немцем, небось, себя считает» - возмутился Шольц. «Германия-то тут причём? Конкретные преступления совершали и совершают конкретные люди. Вот с ними и разбирайтесь. А в чём виноваты грудные младенцы и малые дети, которых трусливые стервятники Артура Харриса сжигают живьём? Вот Сталин – тот ещё тиран и убивец – а совершенно правильно сказал: Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся. Хотя оснований для мщения у него несравнимо больше, чем у томми»

«Мало того,» - с грустью продолжил подполковник, «в разговоре с другим бумагомарателем, отщепенцем и изменником – Бертольдом Брехтом – ныне тоже обитающим в Англии, Томас Манн заявил, что полмиллиона гражданского населения Германии должно умереть».

«М-да» - подумал Шольц. «ну и времена, ну и нравы… Кругом одни маньяки. Что «с той стороны», что «с этой». Один хочет истребить пять миллионов евреев, другой – полмиллиона немцев (хотя и сам вроде бы немец). Третий вообще хочет живьём сжечь чуть ли не всё население Германии… И куда податься несчастному немцу… Хоть в монастырь уходи…»

Уходить в монастырь Шольц, естественно, не собирался. Более того, он уже стал составлять собственный «чёрный список». Благо что-что, а убивать людей он умел великолепно. Только по одному – и по заслугам. После очередного задания за пределами Германии (а в том, что такое последует – и скоро, он ни на секунду не сомневался) он позволит себе небольшую задержку… с посещением Томаса Манна (пуля в затылок) и, разумеется, лично Артура Харриса. Этого он сожжёт живьём. Как тот сжигал женщин, стариков и детей в немецких городах.

В отличие от всяких там харрисов Шольц не получал ни малейшего удовольствия от убийства. Хотя убивал он людей давно и (в последнее время) много. Первый раз он убил ещё в 1927-м году, в Мюнхене, когда был дома на каникулах. Убил штурмовика, который насиловал и убивал еврейских девушек. Убил, защищая еврейку, имени которой он даже не знал. И не узнал. Убил прямым ударом шоку-цки прямо в сердце. А затем сломал штурмовику шею – для верности.

Это было сугубо рациональное решение, ибо штурмовик и не скрывал своих намерений относительно еврейской девушки – подростка. И был страшно удивлён, что Шольц – немец! – не прошёл мимо, а… что именно сделал Шольц, штурмовик так и не успел понять. Шольц убил его слишком быстро.

Шольц убивал только тех, кого должен был убить в соответствии с полученным заданием и ровно с той жестокостью, которая была необходима для достижения цели. Ровно то же самое относилось и к методике получения информации. Если можно было достичь цели, не убивая и не мучая, Шольц не убивал и не мучил. Если нельзя, то… понятно.

Сожжение живьём Артура Харриса станет актом «уличной справедливости» - и только. Хотя Шольц и был католиком (причём, на удивление, весьма ревностным), в некоторых вопросах он оставался человеком сугубо ветхозаветным. Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь, смерть за смерть. И сожжение живьём за сожжение живьём…

Подполковник Адлер взял со стола листовку.

«Эти листовки британские самолёты разбросали над Гамбургом после окончания налёта». И начал читать – всё тем же спокойным, размеренным, бесстрастным голосом:

Мы выбомбим Германию — один город за другим. Мы будем бомбить вас все сильнее и сильнее, пока вы не перестанете вести войну. Это наша цель. Мы будем безжалостно ее преследовать. Город за городом: Любек, Росток, Кельн, Эмден, Бремен, Вильгельмсхафен, Дуйсбург, Гамбург — и этот список будет только пополняться…

Дата: 31 июля 1943 года

Подпись: маршал авиации Его Величества Артур Харрис

«Идиоты» - подумал Шольц. «Полные идиоты. Кретины. Придурки. Маньяки, садисты, ублюдки – это понятно. Но какие же они идиоты! Как можно не понимать, что в стране, накачанной по самые уши нацистской пропагандой, такие методы будут иметь только обратный эффект. Прямо обратный. Нация ещё сильнее сплотится вокруг своей нацистской верхушки, рабочие будут пахать только больше и интенсивнее, а солдаты, лётчики и моряки будут сражаться с удвоенной, утроенной, удесятерённой энергией… И изобретательностью»

И уже сражались. На следующий же день после Гамбурга одуревших от столь «головокружительного успеха» янки понесло на Дармштадт. Днём. Без эскорта истребителей. На их беду, фоторазведчики «москито» за день этого не заметили хорошо замаскированный аэродром, на котором базировалось три десятка «Густавов[4]».

Каждый «Густав» Ме-109G-6 был вооружён новейшей тридцатимиллиметровой автоматической пушкой МК-108 и имел бак с водно-метанольной смесью, которая позволяла на короткое время резко увеличивать скорость самолёта.

Янки считали, что летящие плотным строем («коробочкой») «летающие крепости», с их мощным вооружением (каждый В-17 нёс двенадцать скорострельных крупнокалиберных пулемётов «Браунинг»), неуязвимы для истребителей противника. Они были жестоко разочарованы.

Маленькие, вёрткие «мессеры», включив водно-метанольный форсаж, на огромной скорости атаковали «летающие крепости» спереди-снизу, практически в «мёртвой зоне» стрелков «крепостей», которые не успевали даже заметить противника (не говоря уже о том, чтобы вести прицельный огонь).

Сблизившись с бомбардировщиком на убойную дистанцию в сто – сто пятьдесят метров, бесстрашные пилоты люфтваффе открыли убийственный огонь из своих МК-108. Для того, чтобы свалить «летающую крепость» или «либерейтор» вполне хватало пяти фугасных снарядов или одного-двух осколочных (если последние удавалось всадить в топливный бак бомбардировщика). У самолёта меньшего размера трёхсотграммовый снаряд просто отрывал хвост.

Боекомплект каждой МК-108 составлял шестьдесят снарядов.

Из ста двадцати «летающих крепостей» янки в тот день потеряли половину. На оставшихся шестидесяти до половины лётчиков были убиты или ранены.

Слово снова взял партайгеноссе Кесслер.

«Теперь стало окончательно ясно, что нам объявлена война на уничтожение. Целью врага является полное уничтожение нашего гражданского населения. Англичане и американцы не остановятся, пока не уничтожат немецкий народ до последнего человека…»

«Похоже на то… к сожалению» - с ужасом подумал Шольц. «Они что там, на Даунинг-стрит, совсем с ума посходили? Или сэр Уинстон окончательно спился? Или с сигар на травку перешёл? Забористая, должно быть, травка… если такое в голову приходит…»

«Поэтому» - продолжал партайгеноссе Кесслер – «у нас остаётся очень простой выбор – победа или смерть. Либо мы победим, либо – погибнем. И не только мы с вами, но и наши матери, отцы, сёстры, жёны дети. Наше поражение приведёт к гибели всего немецкого народа. Помните это, товарищи»

И всё. Никаких лозунгов, никаких истеричных призывов. И даже никакого обычно обязательного «Хайль Гитлер» под занавес.

* * *

После «политзанятия» Шольц вернулся в свой небольшой, но всё же отдельный кабинет, полагавшийся ему и по званию полковника, и по должности офицера по особым поручениям, подчинённого непосредственно шефу абвера адмиралу Канарису.

Настроение его было просто отвратительным. Хуже некуда. Ему казалось что его, как ему казалось, вполне устойчивый, несмотря на весь окружавший его кошмар, внутренний мир вдруг рухнул, рассыпался на мелкие кусочки. Причём Карл Юрген Шольц, несмотря на незаурядные интеллектуальные способности и изобретательность, не имел ни малейшего представления о том, как эти кусочки даже просто собрать (не говоря о том, чтобы склеить).

До сегодняшнего дня Шольц чувствовал себя довольно комфортно (или он только обманывал себя?). «Двойные агенты» работали либо на себя (обычно ради денег), либо на своего «основного работодателя» - за идею, или (что было весьма нередким явлением) из страха, что «работодатель» обнародует компромат на агента (что неизбежно закончится для последнего либо смертью, либо длительным тюремным заключением).

Полковник абвера Карл Юрген Шольц работал на МИ-6[5] за идею. За идею человечности.

При всех своих многочисленных и неприятных недостатках Соединённое королевство всё-таки было наименьшим из зол по сравнению как с нацизмом, так и со сталинизмом (Шольц использовал имел этот термин, поскольку мог убедительно и неопровержимо доказать, что сталинский режим не имел с коммунизмом практически ничего общего).

Недостатки Великобритании Шольц был готов терпеть, хотя они его и не радовали, но он категорически не принимал ни «расовое безумие» нацистов (не говоря уже о массовых репрессиях против евреев и инакомыслящих), ни чудовищную эксплуатацию населения СССР во имя гегемонистских устремлений «красного императора» Иосифа Сталин.

Шольц считал, что режим, издававший и исполнявший законы, согласно которым человека можно (и даже нужно) было лишить работы, имущества, гражданства, свободы и даже жизни просто за его или её национальность, не имел права на существование.

Как не имел права на существование режим, лишивший своих граждан права на свободу предпринимательства, сделавший их покорными и бессловесными рабами огромной, чудовищной и бездушной государственной машины и всеми силами стремящийся лишить всех без исключения своих подданных самого главного – надежды на спасение души. Чтобы гарантировать им Ад – и в этой жизни, и после неё.

Режимы, породившие Освенцим и Дахау, СЛОН[6] и Катынь, должны быть уничтожены. Точка.

А поскольку и тот, и другой режим, представляли собой весьма внушительную силу, в том числе, и военную – то уничтожить их можно было только силой. В том числе, и военной.

Единственной такой силой в 1943 году была англо-американская коалиция, тон в которой задавало правительство Её величества. Хотя стратегию лучше всего сформулировал американец – сенатор от штата Миссури Гарри Трумэн.

В июне сорок первого, выступая в сенате США во время обсуждения просьбы Черчилля о предоставлении помощи СССР в начавшейся войне с Германией, сенатор произнёс фразу, которая полностью соответствовала убеждениям Карла Шольца:

Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, нам следует помогать России; если будет выигрывать Россия, нам следует помогать Германии, и пусть они как можно больше убивают друг друга.

То, что после этого Трумэн добавил: хотя мне не хочется ни при каких условиях видеть Гитлера в победителях, дела не меняло. Ибо видеть Сталина победителем (по крайней мере, в долгосрочной перспективе), сенатору от штата Миссури тоже совсем не хотелось.

Это было жестоко, но честно. И, с точки зрения полковника Шольца, совершенно правильно.

Вот уже почти полтора десятка лет Карл Юрген Шольц исправно и ощутимо вредил сталинскому режиму, попутно снабжая правительство Его величества информацией, утечка которой нередко наносила весьма чувствительный ущерб режиму нацистскому. А совсем недавно Шольцу представилась возможность нанести Адольфу Гитлеру сотоварищи колоссальный ущерб своими собственными руками – которой он немедленно и с удовольствием воспользовался.

После того, как в июне сорок первого СССР стали союзниками в войне против Гитлера, Шольцу пришлось стать куда более аккуратным в своих операциях против СССР, ибо теперь, нанося ущерб сталинскому режиму, можно было причинить вред – и весьма значительный – и правительству Её величества (чего Шольцу, разумеется, вовсе не хотелось). Поэтому приходилось умело лавировать. До сегодняшнего дня, вроде бы, получалось.

Сегодняшнее политзанятие в одночасье изменило всё.

После того, что он увидел и услышал на политзанятии, правительство Его величества стало для него столь же (если не более) бесчеловечным, как и сталинский и нацистский режимы. Поэтому он больше уже не мог работать на них.

Оставалось работать на себя. Точнее, на ту же самую идею человечности. Только уже в одиночку. Или почти в одиночку.

«Господи!» - взмолился Шольц. «Наставь меня на путь истинный! Укажи мне путь, по которому мне надлежит следовать, чтобы бороться со Злом и защищать человечность! Покажи мне, что я должен делать, чтобы теперь – после всего того, что я увидел, услышал и узнал – я мог столь же эффективно, как и раньше, выполнять свой обет! Во имя Сына Твоего, Иисуса, молю тебя…»

 

[1] Дословно «полевая серая» - полевая форма войск СС серо-зелёного цвета

[2] Презрительное прозвище Йозефа Геббельса, полученное им за широко известные сексуальные эскапады

[3] Одно из прозвищ рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера

[4] Меssershmitt-109G (“Gustav”) – в 1943 году основной истребитель люфтваффе

[5] Служба внешней разведки Великобритании, известная также как Secret Intelligence Service (SIS) или просто Intelligence Service

[6] Соловецкий Лагерь Особого Назначения – лагерь для политзаключённых в СССР