И опять про Сокола или как Сашка хотел директора з

И опять про Сокола
(или как Сашка хотел директора зарезать)

* * *

В июне 1968 года, сразу после увольнения с завода ЖБИ, устроился я работать на механический завод учеником зуборезчика. Я уже рассказывал о том, что профессия зуборезчика была на механическом заводе престижной. Они хорошо зарабатывали, и устроиться зуборезчиком было непросто. Поэтому, не догуляв отпуск, полученный на ЖБИ, пройдя медицинскую комиссию, сразу вышел на работу. В это же время Сашка Сокол с моими бывшими одноклассниками, оставшимися в дневной школе, приступили к сдаче выпускных экзаменов. Забот к тому времени у него было полно, подготовка, консультации, поэтому мы с Василием Скакуном, который продолжал работать штукатуром на мелькомбинате, старались ему не мешать.
На работе определили мне наставника-учителя, одного из лучших зуборезчиков завода Ивана Андреевича Скиданова. Это был мужчина лет пятидесяти, с чёрными, густыми бровями, слегка поседевший, не очень разговорчивый. Он и со мной при первой встрече особо не разговаривал. Не стал знакомить ни с цехом, ни с участком, а просто подвёл к зубофрезерному станку, открыл кожух гитары и сказал:
– Вот эти четыре шестерни снимешь, а вот эти поставишь, вот в такой последовательности, – и, показав в какой, ушёл. Я присмотрелся. На двух осях шестерни были закреплены шестигранными гайками, тут было всё понятно. Взять гаечный ключ, открутить, снять, поставить, закрутить. С последней гайкой было сложнее. Она была круглой, с сетчатой накаткой по наружному диаметру. Я попытался открутить рукой - не хватило силы. Посмотрел прилегание к шестерне, зазора не видно, как будто выполнена заодно с шестерней. Было бы чем захватить её покрепче, можно бы было попытаться. Водопроводно-газовый ключ брать не решился, засмеют. Начнут потом звать сантехник-зуборезчик. Проработав год на производстве, видел я, как разыгрывают новичков. На ЖБИ один сварщик посылал своего вновь назначенного ученика за землёй. Тот принёс два ведра. И пошёл бы ещё, если бы не увидел свалившихся от хохота друзей своего учителя. Не знал молодой, что земля означает контакт свариваемой детали с землёй, заземление.
В моём случае тоже чувствовалась проверка на сообразительность. Взяв медную кувалдочку, чтобы не замять края гайки, я слегка постучал по ней - нет, не откручивается. Видя моё замешательство, подошёл рыжеватый зуборезчик, назвавшийся при знакомстве Игорем Харитоновым. Взял у меня кувалдочку и стукнул по гайке посильнее. Она легко подалась и открутилась от руки. Я установил шестерни, а Игорь проверил правильность их установки, зазоры между зубьями и рассказал, как надо правильно устанавливать. Он в последствии и стал моим настоящим, теоретическим наставником. Ваня Скиданов не очень то рассказывал о теории зуборезного дела. Я взял в библиотеке необходимую литературу и стал изучать. Что было непонятно, пояснял Игорь, иногда – Иван Андреевич.
Работали тогда зуборезчики, зубошлифовальщики и термисты в три смены. Зуборезчики обслуживали по четыре и более станков. Обедали на специально отведённом для этого столике, на котором оформлялись и наряды. Если на ЖБИ я чувствовал запахи сырого бетона, пропарочных камер, то здесь, на механическом, пахло железом и маслом, стальной стружкой и свежими древесными опилками, которыми уборщицы посыпали пол у основания станков.
У Сашки Сокола вскоре закончились экзамены. Он готовился к выпускному вечеру. Мы с ребятами собрались тоже сходить в школу. Поздравить бывших одноклассников и Сашку с вручением аттестатов. В фойе второго этажа были установлены скамьи для выпускников и гостей. На специально установленном постаменте за длинным столом, накрытом красной материей, расположились преподаватели, актив родительского комитета и почётные гости, руководители городской администрации и предприятий. У некоторых из них в этот день их чада тоже должны были получить аттестат о среднем образовании. Все предприятия, на которых работали родители выпускников, выделили денежные средства и приобрели памятные подарки, которые должны были быть вручены на выпускном вечере. Неприятности в Сашкином аттестате могли быть только по поведению.
Есть такой очень важный “предмет” в школьной программе, который в документе о получении среднего образования записывается: “... и при ...... поведении обнаружил следующие знания” и далее проставляются аттестационные оценки. Вместо прочёрка вписывается примерном, отличном. Это если поведение учащегося было действительно безупречным. Ну, может, немного и хулиганил, но так, чуть-чуть. Если же вместо слова отличном стояло - хорошем, это заставляло серьёзно задуматься руководителей тех учебных заведений, куда в дальнейшем поступал получать дальнейшее образование данный “хороший” абитуриент. С хорошим поведением уже не жаловали.
У Сашки могло быть не то что хорошее, а неудовлетворительное поведение. А всё потому, что его, не закончившего школу, судили, и по приговору народного суда имел он срок три года с отсрочкой исполнения, как говорят, условный срок. Получил он их за хулиганство с бочкой пива или кваса, которую они с пацанами отогнали с места стоянки и попытались опустошить. Их быстро “вычислили”, а точнее, один из своих же мальчишек, желая получить снисхождение или благодарность, попросту “сдал”. Ну а человеку, имевшему судимость, в аттестате не могло “светить” отличное поведение.
Я в тот вечер, когда должен был состояться выпускной, должен был выходить на работу в третью смену, поэтому мог на нём присутствовать до двадцати трёх часов. Все выпускники пришли нарядные. Парни - в белых рубашках с галстуками, в отглаженных брюках. Девушки - в светлых красивых, специально сшитых для вечера платьях, с головокружительными, в полном смысле слова, причёсками. Торжественное “чаепитие” должно было состояться на третьем этаже после вручения документов об образовании. Некоторые из выпускников заранее заготовили спиртное, и гораздо покрепче, чем шампанское и сухое вино, которые стояли на столах фойе третьего этажа и были официально разрешены. Мне не хотелось принимать ни того, ни этого, так как работал я на заводе ещё не более месяца, и появляться на производстве, даже в лёгком подпитии, не следовало.
Вручение аттестатов состоялось. Звучали аплодисменты и туш. А Сашке его сыграли даже три раза.
– Это наш любимец оркестра, – улыбаясь в сторону почётных гостей, заметил директор школы Пётр Дмитриевич Белозёров.
Сашка даже и не обиделся что ему не был вручен подарок.
– Значит с материной работы “не расстарались” – вот и всё, – подумал он. – Нет, так нет.
Но потом, после того, как закончилась торжественная часть, и все аттестаты и подарки были вручены, а бывшие ученики, хотя уже имели право делать это открыто, направились к школьному туалету, где они курили всю свою школьную жизнь, задымить перед застольем, Саньку остановила член родительского комитета и, оглядываясь по сторонам чтобы кто не увидел, вручила подарок, механическую бритву. Вот так, торжественно, возле туалета. Она просила извинить её за то, что получилось вот так, что она не виновата, но директор школы поручил ей выполнить сию неприятную миссию, вручение подарка.
– Подарок от профсоюзной организации, где работает мать Сани, и не вручить его они не имеют права, но в торжественной обстановке судимому ученику позволить себе не могут – так, дескать, заявил директор школы.
С этим его действием можно согласиться или не согласиться, но то, что оно было непродуманным, оскорбляющим достоинство и противоречило правилам педагогики - это точно. Санька Сокол подарок такой не принял, а посоветовал « им подавиться», а потом куда-то исчез.
Мы с друзьями, так сказать “досрочными выпускниками”, стояли на площадке лестницы второго этажа, когда услышали дикий крик с третьего этажа:
– Держите его. Он с ножом. – Кричала женщина.
После этого оттуда ветром пронёсся Соколёнок. Невысокий мужичок, находящийся в группе взрослых, чей-то родитель, кинулся вслед за Сашкой. За ним рванул и я. Бежал я спокойно, не напрягаясь, чтобы не обогнать мужичка, но когда завернули за угол школы и скрылись из глаз любопытных, я прибавил скорости и, догнав его, как бы нечаянно толкнул плечом, впечатав в стену. Он там и тормознулся.
Сокол забежал за здание интерната и, слыша за собой преследование, резко остановившись, обернулся. В руке его блеснуло лезвие ножа, но тут же, узнав меня, он спрятал правую руку за спину. Я остановился тоже и держался от Сашки на некотором расстоянии, стараясь его успокоить. Потом подошёл ближе и обнял.
– Ну их на х… Саня, – говорил я.
– Из-за какого-то … ты ещё будешь свою молодость гробить.
Мы стояли, обнявшись, и я чувствовал, что Сокол успокаивается.
– Где нож? Дай его мне, – попросил я.
Сашка показал пустые ладони.
– Нет никакого ножа.
Вскоре подбежал его двоюродный брат, Лёшка Холманский и тоже стал успокаивать Саню. Мы поговорили с Лёшкой один на один, и я попросил приглядеть за братом, так как мне вскоре необходимо было идти на работу.
– И посмотри, пожалуйста, здесь потом. По-моему, Саня нож сбросил.
Вернувшись обратно в школу, я увидел как Валерка Зверик, наш бывший одноклассник, тоже “досрочный выпускник”, прижав директора к стенке коридора, зло его “терзал”:
– Ты за что Шурика Сокола обидел?
Пётр Дмитриевич был растерян таким “дерзким” приступом бывшего ученика и что-то мычал в оправдание, что он тут не причем, так постановил родительский комитет.
Вскоре я был вынужден уйти с выпускного, надо было собираться на работу. Всю смену переживал за Сашку, а утром, после смены, зашёл к нему домой. Его мать, тётя Маша, ничего не ведая о том, как прошёл выпускной, сообщила мне, что пришёл Саня совсем недавно и сразу залёг спать.
– Ну и ладно. И хорошо, – думал я.
Потом уже Лёшка Холманский мне рассказал, что нашёл тот злополучный нож выброшенным в траву.
– Он сначала так зловеще сверкнул, – говорил Сашкин брат.
– А на самом деле оказался тупющим, столовым ножом, закруглённым на конце.
– Таким даже хоть как будешь хотеть зарезать – всё равно не зарежешь. Слишком долго до крови пилить надо, – усмехаясь, сказал Лёха.

26.06.2001 г. 00ч.25 мин.