Кузя

Я жил на верхнем этаже небольшого трехэтажного дома с уютным двориком. В полутора метрах от балкона, выходящего на тихую, всю в зелени улицу, каждый год, на растущей выше дома акации, селились дикие голуби. Приятно было наблюдать, как они вили гнездо, как ворковали друг с другом, как откладывали яйца, как вылуплялись из них птенцы. Как они выкармливали их, как голубята росли, набирались сил, учились летать. Потом я немного в стороне от балкона приколотил скворечник, и там поселились скворцы. И тоже было приятно наблюдать за ними, слушать, как они меняют голоса, подражая пению разных птиц, как притаскивают гусениц своим птенцам, как те кричат, требуя пищи. Как потом сами становятся большими и начинают летать. Скворцы старались прилетать в скворечник, когда на балконе никого не было. Голуби же относились к нам спокойно и не пугались. Идиллия закончилась, когда нам подарили уже взрослого сибирского кота по имени Кузя. Кот был красавец, нечего сказать. С длиной лоснящейся шерстью, черно-белой окраски, с симметричным рисунком. Первое, что он сделал, это побил всех котов в окрестности и стал полновластным хозяином двора. Подрали его, правда, основательно, но без этого никакая драка не обходится. Почти каждый день мы начали находить возле своего порога птичьи перья, в основном голубиные. Запретить охотиться мы ему не могли, но чтобы оградить наших голубей от его посягательств, я прикрепил на ствол акации, где гнездовались голуби, на высоте двух с половиной метров, железный обруч, с торчащими во все стороны металлическими прутьями - специально изготовил на работе. Не нравился он нам тем, что «ходил по гостям», как к себе домой и оставался там сколько хотел. К соседям перебирался очень просто: Прыгал с балкона на соседский подоконник, а с него уже на их балкон, дверь на который летом была всегда открыта. С их балкона на следующий таким же образом. Я все переживал за наших голубей и скворцов. Достать их Кузя не мог, но часами просиживал на перилах и пристально смотрел то на одних, то на других. Я все надеялся, что птицы к нему привыкнут, казалось к этому и идет. Но однажды произошла какая-то перемена, и я не сразу сообразил какая. Дошло лишь несколько дней спустя. Голуби и скворцы не выдержали стресса. Голуби бросили гнездо с недосиженными яйцами, а скворцы оставили своих еще неоперившихся скворцов и слетели навсегда. Знал бы заранее, что такое может случиться, не выпускал бы Кузю на балкон, но теперь уже было поздно что-либо предпринимать. Потом с Кузей начались проблемы. Первым возник сосед по площадке. Он стал требовать, чтобы мы изменили имя коту, потому что его сына тоже зовут Кузя. Потом начали роптать жильцы нижних этажей нашего и другого подъездов. Кузя, когда спускался по этажам вниз, почти на каждую дверь ставил свои вонючие метки. Жидкость стекала с двери на порог и далее, в квартиру. Соседи каждый раз отмывали все с хлоркой, и из миролюбивых и доброжелательных, становились все более агрессивными и неуправляемыми. Наконец, терпение их лопнуло, и они предъявили ультиматум: или мы куда-то заносим кота, чтобы его здесь никогда не было, или он его убьют. Как я ни пытался отучить Кузю делать свои метки, и носом тыкал, и лупил, бесполезно, он все привык делать по-своему. Пришлось принять решение занести его куда подальше, т.к. никто из знакомых взрослого кота к себе в квартиру брать не захотел. Посадил в сумку, занес далеко, в пригород, за железнодорожную станцию, по которой день и ночь ходили поезда. Выпустил в одном из частных двориков. Появился Кузя через полгода, весной. Я узнал его сразу, ошибиться было невозможно. К себе не подпускал ни меня, ни других. Во дворе появлялся редко, да и то, мимоходом. В основном обитал в соседних дворах. Рылся по мусоркам, таскался с беспризорными кошками, лидерство среди котов не отстаивал, но и себя в обиду не давал. Жил как бы сам по себе. И никому не доверял. Если кто и пытался подкормить, то он брал еду только когда все уходили. На меня смотрел как бы мимо, сквозь, не задерживая своего внимания. Я для него не существовал. Мы стали совершенно чужими.