-...но нужно выпить эту бутылку текилы...
-...именно это мы и собираемся сделать...
-...мы заебошим эту бутылку до конца...
и сквозь ее пальцы пробираются его пальцы, текила разливается на пол, все смеются, а стаканы уже наполнены и бах – новая доза. какая текила? «Хосе...» а дальше я не знаю и знать не хочу. золотистая. если я скажу «хосе», меня все поймут, точно так же, если вы пробормочете слово «хосе», я пойму, чего вам больше всего на свете хочется. такую текилу встретишь в каждом баре. но мы не ходим по барам. что делать в этих скоплениях мужских неудач и много чего другого, на чём зарабатывают деньги и на что не хочется переводить эти страницы. мы просто любим «хосе...». золотистую. мы выпили снова.
вообще-то текилой я хотел закончить эту книгу. Книгу Небес. они пьют. я пью и пишу. по ходу происходит множество различных хитросплетений, материализующихся потом в хитросплетения тел. ебля. нужно вставить побольше ебли, и тогда ход событий мало того, что появится, разовьется и будет нестись сломя голову, так еще этот самый ход событий потянет за собой и автора. и все – книга сама собою готова. Нужна только ебля. потом бутылка заканчивается, я заканчиваю книгу словами из Буковски « и я вынимаю эту страницу. «она ваша». но по какой-то причине книга с текилы начинается.
- а по какому поводу мы сегодня пьем?
- мы пьем без повода.
- сегодня День Благодарения.
- завтра мы будем тоже пить.
пить… это мы делаем правильно. «ухо» текилы. два жеребца (один из них я). две девочки (одна из них моя). зеленый лимон. на Небесах его называют лаймом. соль. на Небесах она называется так же. «ухо» текилы. ровно столько, чтобы не было мало, ровно столько, чтобы не было слишком много. второй жеребец постоянно мучался по поводу девочек, которые ему не давали. он наступал на одни и те же грабли. текила позволяет обходить грабли стороной. вторую девочку не мучали ни парни, ни грабли. она была слишком худая.
ничего сверхординарного потом. я отымел свою девочку. второй жеребец никого не трахнул. другую девочку никто не отодрал. обычная бессмысленная попойка, про которую даже нечего сказать. пустая бутылка, рассыпанная соль и немножко лимонной кожуры . даже не знаю, зачем было писать об этом. но надо же с чего-то начинать...
Возможно, вся жизнь и является такой вот бессмысленной попойкой. Грабли, девочки, мутный хлебный или картофельный самогон дома (зачастую его подправляли дихлофосом), очищенный кактусный самогон здесь, на Небесах. Секс, похмелье, глупые разговоры, смелые поступки, несмешные анекдоты. Всё человеческое существование происходит в этих категориях. Не считая работы. Хотя дома бессмысленные попойки происходили и в контексте рабочего времени. В какой-то мере, мне повезло - работать я начал только на Небесах. То есть, куча энергии и времени, затрачиваемой на это дело, в моём случае окупалась нормальными деньгами. Дома бы приходилось выживать. Только работать и пить. А на Небесах, кроме этого, можно купить машину. А со временем и дом. Вот только жизнь от приобретения машины не изменится. Всё та же бессмысленная попойка... Но это вывод промежуточный. Давайте по порядку.
16 августа родился Буковски. 18 августа- Ричард Д. Джеймс (в людях- Афекс Твин). А между ними, 17 августа примостился и я. В один день с Тьери Анри и Робертом де Ниро.
Рос я мальчишкой не хилым, но и не крепким. Интересовался футболом и девочками. Хотя успеха не добивался ни в одной из этих областей. Трудно направить мяч куда следует, не имея дружбы со своим телом. Нелегко целоваться и встречаться с девочками, не зная даже, о чём с ними говорить. К тому же я много болел. В какой-то момент доктора решили, что у меня бронхиальная астма. Этот диагноз я ношу до сих пор. Даже, когда он мне уже не нужен. На самом деле никакой астмы у меня не было. Но физическая форма оставляла желать лучшего. Даже военкоммат меня отпустил, выдав на руки военный билет с характеристикой «разнорабочий подсобного хозяйства». Фактотум. Возможно, из-за этого увлечение футболом переросло в желание играть. Через некоторое время я уже играл в любительской команде, покончив, таким образом, хотя бы с одной проблемой. А красивых девушек становилось всё больше и больше.
Школу я закончил в качестве хорошего футболиста и девственника. Дальше были скитания по различным учебным заведениям. Периоды религиозного порыва. Увлечение музыкой (вернее, увлечение слушанием таковой). Игра в футбол. Жизненные перспективы не уходили за пределы кончика собственного носа.
Ровесницы обзаводились прыщами, становились отталкивающе взрослыми и прокуренными. Появлялись новые красивые девушки. Помладше. Вовремя уловив тенденцию, я лишился невинности. Жить стало гораздо уверенней.
Я всерьёз заинтересовался музыкой. Нестабильно меломанил. Это позволяло уходить из этого глупого и скучного мира, оставаясь как бы в нём.
Так же был футбол, который поддерживал необходимые кондиции. Еще в старшем школьном возрасте у меня было сходство с Буковски. При слабых бицепсах, трицепсах и всего, что выше пояса, особо выделялись сильные волосатые ноги, что являлось результатом спорта номер один. Настоящие сильные ноги самца. Большие ноги Буковски. Но не яйца.
Одноклассники женились, одноклассницы выходили замуж. Одногруппники, один за одним, попадали в капканы ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ. Многие рожали детей и окончательно выпадали из числа претендентов на СВОБОДУ. Появлялись новые красивые девушки. Развивалась и меломания - количество известных мне групп возрастало в геометрической прогрессии. Месторасположение же на карте жизненных координат было так же неясным и не угадывалось в дальнейшем. Более того, эти координаты я осознанно игнорировал. Только музыка, футбол, книги, девочки и бессмысленные попойки. Или любой другой способ ухода от этой жизни. Ибо то, что называют «жизнью» - во что вбрасывают, так как другого выбора просто нету - была для меня пустотой, огромной бесконечной пустотой, заполненной единой и беспросветной скукой.
Единственным, в чём я действительно жил, было творчество. Еще в детстве отмечали развитое воображение. Называли мечтателем. Странным мальчиком и не от мира сего. Красивым и задумчивым. С возрастом кое-что прошло, кое-что осталось.
Сразу же после школы я внезапно взялся за перо. Просто у одних из самых главных наручников общества истёк срок годности. Я резко почувствовал себя выброшенным за пределы контекстов, свободно парящим в пустоте. В это время люди рождались, работали, занимались любовью, убивали друг друга, спорили о жизни. Итог у всех будет все равно одинаков.
За год я написал с полтора десятков рассказов. Сейчас их даже не хочется перечитывать. Неимоверно увлекал сам процесс. Язык представлялся нитью жизни, разрастающейся в форме гигантской паутины. Описать можно всё, что угодно, и КАК угодно. Соединить, провести связь, придумать ассоциацию можно между любыми объектами. Вот только это еще не означает, что вы писатель.
Последний рассказ того периода, «Suicider», всё ни как не хотел заканчиваться. Несмотря на это, писаться он продолжался. Это был крик отчаяния, подполье Достоевского, самая искренняя и глубокая безысходность. Слог улучшался, объём увеличивался, но я всё больше и больше застревал в своей скорлупе. Потом, в каком-то месте, от каких-то людей, прозвучала фраза «некоторым писателям следовало бы еще слишком много читать». Интересно, не является ли ее автором Довлатов? Уж очень она соответствует его стилю. Но, как бы то ни было, нужно было срочно выползать из подполья. Трудно стать гением, если мало дышишь свежим воздухом...
«Творческий перерыв» длился три года. Или четыре? Я пытался жить нормально. Появились стабильные отношения. Существовать становилось уже не так душно. Вскоре поступил в университет. Окружающие отмечали художественное построение речи. Преподаватели хвалили за оригинальность и ругали за безалаберность. Сам процесс «получения высшего образования» проходил в пределах нормы. Я хорошо учился (несколько семестров, даже отлично), много филонил. По-студенчески выпивал и заводил знакомства с девушками. И за все это время лишь раз ручка с тетрадкой оказались в руках. Вышло три абзаца крайне туманного послания неизвестно кому. Содержание не соответствовало названию. Создавалось ощущение, что автор – стабильно выпивающий шизоид, который пишет, закрыв глаза.
Жизнь продолжалось. Футбол и музыка никуда не исчезали. К тому же появились писатели. Осилил всего Достоевского. Это оказалось приятным делом. Начал знакомиться с Кастанедой. Но девушки притягивали больше. К тому же, до мастеров слова мне было необозримо далеко. Каждый из них имел многолетний опыт – их творчество было выстрадано, их слог был выгравирован (у каждого, по-своему). Я же хотел сиюминутной славы, не имея на это никакого основания.
Университетская жизнь, преодолев экватор, понеслась вдруг так быстро, что пришлось спохватиться. Взрослые поговаривали, что именно после вуза скорость жизни начинает неумолимо возрастать. Причину этого я видел в обязательной работе. Выхода пока видно не было.
Ровесники попадали в капканы жизни. Некоторые уезжали на Небеса. И не возвращались. Потому что существует два правила :
1. все хотят на Небеса
2. никто не возвращается с Небес...
Я под эти правила не подпадал. Про Небеса узнавал, в основном, из фильмов и только плохих новостей в СМИ. Зная, как расшифровывать нашу прессу, я понимал всё с точностью до наоборот. Но отношение к этому месту было равнодушное. Какая разница, где бездействовать...
Я прочитал всего Пелевина и Воннегута, Камю. А потом случайно взялся за перо. Произошло это случайно. Мне сделали операцию на палец. Таким образом, я получил месяц заслуженного отдыха. Своевременно вычитал у Пелевина «я начал писать, потому что не хотел идти работать». Вовремя вспомнил Буковски «ничто не удержит от писательства». Посмеялся с Довлатова «от хорошей жизни писателями не становяится». И начал писать.
«Трудно избежать западни», сказал Бук. С каждой секундой приближался конец университета. И конец СВОБОДЕ - дома после вуза вы в тисках навсегда. Если только не вундеркинд, не ребенок богатых родителей или не программист. Я не попадал ни в этот, ни в расширенный список.
Поневоле задумаешься и о Небесах. Какая разница, где бездействовать. Хуже, чем дома, точно не будет. А экзистенциальная встряска (основанная, к тому же, на встряске жизненной) не помешала бы. Но шансов получить пропуск на Небеса маловато.
А ведь Довлатов именно на Небесах превратился из интеллигента в поношенных ботинках в писателя с мировым именем. Не зная небесного и не умея водить машину. И не любя какой-либо постоянной работы. В довлатовский список характеристик я попадал по всем категориям, причем расширенный.
Я старался организовывать оправданные уходы из жизни дня на два-три. И, приходя в соответствующее состояние, писал часа два-три. Мне это нравилось, сам процесс неимоверно завораживал. Иногда это было под обед, иногда во второй половине дня, иногда - после 12 ночи. Появлялось чувство самого себя в качестве со-творца жизни. Рождалось нечто новое. Причем, было спорно и непонятно, являлся я источником или проводником в рождении этого нового.
Слова дивно комбинировались. Получалось это всё чаще и чаще. Писалось заметно лучше. Зачастую, я садился с пустой головой, а часа через два вставал с большим объемом организованного текста. Всё шло само собой, как будто, так и надо. Я всерьез задумался о карьере писателя. Причем, знаменитого с первой же книги. Чтобы успеть избежать капкана РАБОТЫ.
А конец университета неумолимо приближался. Шансы получения пропуска на Небеса падали. После же вуза они равнялись практически нулю. К тому же, мое писательство все еще оставляло желать лучшего. Чем больше пишешь, чем больше читаешь, тем больше разбираешься в Слове, в Качестве, в Профессионализме. Обучение затягивалось - я реально осознавал, что насколько мой слог оригинален, настолько само слово не соответствует нужному уровню. И уровню задуманному.
Я зашел в тупик. На столе пылились 200 страниц рукописи. Роман был начат и закончен. Но дописан только до середины. Было очевидно, что мой потенциал на тот момент не соответствовал тому, чтобы дописать эту книгу. «нужна ебля». Это я прочитаю уже на Небесах.
В силу своей мечтательности и мнительности я боялся возможного плагиата, верил, что рукопись может быть украдена (как у Платонова, Маркеса, Пелевина), либо уничтожена в результате какого-нибудь несчастного случая. Ведь освободившись от прошлого груза можно написать роман заново. Если вы хороший писатель, то это отличный и реальный шанс для вас. Вот только я боялся оказаться плохим писателем...
Дома же, тем временем, нарастали волнения. Забрезжили перемены. Вернее, лишь шансы на таковые. Власть же в ответ наступала по всем фронтам. СМИ и силовики исправно делали свою высокоополачиваемую по нашим меркам работу. Одни люди стали верить и надеяться. Другие – благоразумно подготавливаться к чему-то серьезному. Остальные же дальше пили.
Мы относились ко всем трем категориям. Больше всего - пили. В расход шли разные напитки. Наша литература богата рекламами различных спиртных напитков или наркотиков. На Небесах мне торжественно и заговорчески сообщат, что у каждого спиртного напитка есть свой загон. Но я это знал и дома. Правда, висел по-буковски на пиве. Читали Замятина. Перечитывали «Мы». Восхищало то, что наш писатель в таком далеком 1921 году создал такой шедевр, писал таким языком, имел такую судьбу. Слушали только Цоя. Настроение было соответствующее – квартирно-баррикадное.
Учащались уличные акции протеста, которые превращались в демонстрации. Активизировались силовики. Засуетились идеологи. Политическая обстановка становилась нестабильной. Волнения увеличивались и однажды воплотились в палаточный городок. Мы в то время были осознанной частью тех волнений...
Палаточный городок простоял почти четыре ночи. Это был неожиданный и спонтанный островок свободы. Почему-то он все еще существовал. Мы относились к этому делу с недоверием - непризнанный гений русской литературы начала прошлого века все еще был в голове. О нем же мы ходили и говорили на этом островке. Еще о музыке. Ну и, конечно же, о политике. Правда, на четвертую ночь нас прервали десять новеньких, «построенных специально для этих революционеров» автозаков. Выбежавшие из них бойцы ОМОНа с помошью дубинок, кастетных перчаток и мата сделали из нас некое беспорядочное месиво, помесили это месиво, а затем рассортировали по автозакам, сконструированным «специально для этих революционеров».
Нас таскали по СИЗО, временным камерам, временным тюрьмам, по судам и следствиям. Вспоминается один занятный случай.
Был долгий день суда. Нас возили по разным зданиям. Все это время мы вели оживленные споры с конвоировавшими нас спецназовцами. Уставшие и довольные тем, что все позади, они позволяли нам, арестантам, быть правыми. Тем более, что под следствием оказалась, в основном, начинающая интеллигенция. К вечеру все сильно устали, но споры становились оживленнее. Омоновцы говорили громко и вежливо. Мы - обоснованно и крикливо. И тут, во время движения, спецназовцы умудрились покурить одну сигарету на двоих через люк на крыше автозака. Это была их первая сигарета за день. Не наша сигарета. Начинающая интеллигенция, нывшая весь день по этому поводу, стала делать это с еще большей настойчивостью. Суд был позади. Все знали свой срок. Реальность прояснилась. Только сильно хотелось курить. Но правила были неумолимы. И, тем не менее, нытье становилось все более громким, навязчивым и надоедающим. Тогда один из спецназовцев, виновато оправдываясь, четко извлек: «Господа! Вы - заключенные. А мы - нет. Должны же у нас быть какие-то преимущества...» Беспорядки на корабле тут же прекратились...
В камере сидели только свои. За решеткой оживленные споры о политике, религии, философии, музыке, литературе, Небесах, искусстве, начатые в палаточном городке и продолженные во время судебной волокиты, получили свое дальнейшее развитие. Благо дело, времени хоть отбавляй. И никакого наказания, ибо мы его уже отбывали. Только пить было нечего. Зато, когда сроки заключения стали известны, разрешили курить. Нас выпустили новыми друзьями. Прямо за решеткой организовывались новые «перспективные» проекты и творческие сообщества по интересам.
В то же время, началась волна раздачи пропусков на Небеса. Неожиданно для себя, я в эту волну попал. К тому же быстро этот пропуск и получил, благодаря своему случайному диссидентскому опыту. Я стал обладателем путевки на Небеса – того, о чем многие только мечтали и завидовали. К тому же дома было оставаться опасно и бессмысленно. Обнаружилось сходство с Довлатовым: «Сам уезжал [на Небеса] не ради детей. Мне хотелось заниматься литературой».
Полная смена обстановки в какой-то мере и было тем символическим сожжением черновиков - всего того, что раньше держало на месте. Стирание личной истории, жизнь заново, тяжелый физический труд – это по определению должно было способствовать прорыву в писательстве. К тому же, все хотят на Небеса. Поэтому мой отъезд выглядел даже очень взвешенным и благоразумным поступком. Правда, никто с Небес не возвращался. Это интригующе завораживало.
После Замятина был Тибор Фишер и Чак Паланник. Последний обладал уникальным слогом, который всегда держит хотя бы в минимальном напряжении. Правда, сами сценарии, особенно их развязки, вызывали легкое разочарование. Но автор «Бойцовского клуба» писал про Небеса, а это было полезной информацией перед отъездом.
Я ехал к писателям, джазовым (и не только) музыкантам, деньгам и славе. Два последних компонента были желанны лишь по причине спокойствия и отсутствия необходимости вкалывать. Правда, я не знал способов их достижения. Просто писал, не зная, к чему все это приведет.
Из прошлого я взял много сжатой музыки, несколько книг и тетрадки с рукописями. Какую-то одежду. Пару туфлей и пару кроссовок. Почти все, что было. Мой маленький итог моей маленькой жизни.
Итак, прощай мой «отпуск без конца», ибо ты слишком затянулся. Прощай промежуток времени, в который я поздно сообразил свое назначение. Прощай та часть земли, на которой я бы никогда не стал писателем. Я машу рукой без сожаления и обиды. А потом отворачиваюсь к дому спиной, чтобы больше его никогда не увидеть. Просто это было не мое место....
Итак, я на Небесах. Вступление, которое я специально растягивал, закончено, а настоящий момент (приезд на Небеса), который я оттягивал, наоборот настал.
Позади жизнь, целая жизнь, которую я неудачно жил, впереди – лист, чистый лист, который заполнится словами.
Можно начать с середины, то есть того, что происходит сейчас. Сейчас я терзаюсь вопросом, почему у меня уже две недели геморрой. Видимо, становлюсь слишком похожим на Бука. Какое-то грустное начало получается.
Что там вокруг?
Люди за окном по-прежнему живут свою глупую жизнь. “Ummagumma” по-прежнему великий альбом. А лист бумаги по-прежнему чист. Ничего нового, мистер, продолжайте толкать свой навозный шар.
Я на Небесах. Зачем? Ведь я жил слишком обособленно от толпы. Поэтому не стремился и не стремлюсь к новой Toyota Camry и обустроенного домика, хотя не откажусь от таковых, если будут деньги. Не стремился я и на Небеса. Хотя не отказался, когда предоставилась возможность.
Как и Довлатов, я жил в страдательном залоге, никогда не был инициатором активных действий. Переезд на Небеса произошел сам по себе. Хотя, скорее всего, я ехал стать Великим Писателем. Но где же тогда эти «красивые женщины»? много «красивых женщин»? Что меня сразу же удивило на Небесах, так это полное отсутствие красивых женщин. Те же, что привлекали внимание самцов на улицах, просто выглядели красиво. Это химическое состояние души и тела, но не красота подлинная.
Есть, конечно, и на Небесах свои райские уголки с миллионами кисок и упругих попок. Но я прилетел не во Флориду, Калифорнию или Вегас. Я прилетел, как и большинство, в Нью-Йорк.
Душное метро, многочасовой перелет позади - у меня нету сил сравнивать дом и Небеса. Тем более , что я еще не вышел из сабвэя.
И все-таки я здесь. Зачем? «тебе нужно выебать как можно больше баб». Вун, какая сидит напротив. Толстая, жирная и черная - настоящая свинья. Black fat pig - три слова, три слога. И она - раза в три меня больше.
Я подумал: « Черт! Теперь ведь я точно на Небесах». Дальше был только сон в поездах и метро.
Я прибыл в Стэмфорд в 5 утра. Почему Стэмфорд? Как все наши, приезжающие на Небеса, я двинулся к своему знакомому, а жил он именно в Стэмфорде. Выйдя же из электрички, я увидел, что никаких знакомых нету. Трубку он тоже не поднимал. После серии гудков виртуальная сучка что-то сказала по-небесному. Потом был сигнал к чему-то…
Есть, оказывается, еще одно правило Небес - чем больше человек здесь, тем меньше вероятность, что он тебе поможет. Потом я узнаю, что это называется еще Небесной Неизбежностью. Похоже, мой знакомый слишком рано дошел до этой стадии.
От людей на вокзале появлялись мысли о самоубийстве, поэтому я вышел наружу. От одноразового вина и пива в самолете сильно болела голова и живот. Пусть вино и было французским, но его качество, видно, существовало только в самой Франции, а за ее пределами удивительным образом исчезало. Особенно, в воздухе.
Такие мысли тоже навевали уныние, к счастью пошел дождь, который помог их сменить. Одна из главных проблем в первое время пребывания на Небесах – это жилье. У меня его, естественно, не было. Нужно будет ходить, искать какие-то агенства и прочую ерунду. Но, к счастью, уже через час, удалось наткнуться на дом, полный наших. Рядом с вокзалом. Наши низы и нелегалы. Которые оказались добрыми – дали переночевать и выпить.
В первый же вечер выставили пару ящиков «Короны» и сказали:
- Пей, ****ь!
- С удовольствием.
Это им понравилось. Пиво оказалось холодным и крепким. Настоящим. Правда, не очень вкусным. Наши же разговорились. Некоторые начали обниматься. Кто-то кого-то послал. Я вновь оказался дома.
- С днем рождения, малыш.
- Но у меня оно не сегодня.
- Уже сегодня. Сегодня ты родился заново.
- На Небесах есть только один возраст – небесный. Сколько ты существуешь на Небесах – столько тебе и лет.
Когда закончилось пиво, наши пошли и купили у мексиканцев еще. Это понравилось мне. Понемногу все разговорились.
- На Небесах нужно въебывать. Тогда чего-то добьешься.
- Но я не хочу столького добиваться.
- Нет, ты не понял, малыш. ТЫ ДОЛЖЕН ***РИТЬ! Особенно в начале… Куда бы ты ни пошел, ты должен вкалывать. А потом все придет.
Вот так вот! Вторая неприятная неожиданность после черной свиньи в сабвэе. Черт подери, я же ехал на Небеса, какая работа? Представления о Небесах и сами Небеса – абсолютно разные вещи. Картинки небесной жизни, благополучие, сытость и даже буржуйская зажранность – все это плоды постоянной работы. Вкалывать можно сколько угодно – тебе никто не запретит. Благодаря этому Небеса и стали Небесами.
Так я и осел в Коннектикуте. Место богачей и работников этих богачей. Третьего не дано. А так, как я не богач...
Есть работники с 10-миллионными состояниями. Есть богачи с 3 миллионами за душой. И те, и другие, тем не менее, остаются работниками и богачами соответственно...
Стэмфорд, городок на 120 тысяч, 40 минут на электричке-экспрессе, и вы уже в Нью-Йорке, в центре Манхэттэна.
Город Стэмфорд, "город, который работает", строит, в основном, соседний Гринвич, город богатых пидоров. Либо другие соседние города. Плюс к тому, в Стэмфорде маленький финансовый центр. Здесь, например, находится главный офис "UBS" - довольно сильной конторы...
Именно из-за этого сраного рабочего принципа сразу же закинуло на рабочий конвеер, на котором я до сих пор. По-другому на Небесах нельзя. Но тогда все еще было в диковинку. Физический труд казался разминкой, способом стать сильнее. А вечером за писательство. Вот только от длительного пребывания на стройке становишься не совсем сильнее.
В тот же вечер мне дали телефон на работу. Срочно нужны были люди, поэтому взяли сразу же. За минимальную на Небесной Стройке ставку – десятка в час. На следующий же день я оказался на малярке – на своей первой работе на Небесах. И действительно, сразу же пришлось въебывать. Только я успел выйти из машины, и понеслось. Вкалывали все – босс, супервайзор, все рабочие. Они умели вкалывать, умели работать, умели схитрить. Я – нет. Босс кричал, гонял, пот тек, тек. Как стать Великим Писателем, если практически нечем дышать. Небеса просто убивали своей адской погодой. Пекло, настоящее душное пекло. На Небесах, на настоящих Небесах. И такой погодой еще приходилось работать. Выходить в пять утра и быть через пять минут уже насквозь мокрым. А впереди еще около шестнадцати в сумме часов, посвященных работе.
На ланче я познакомился и с первым другом на Небесах – с Кафкой. Неплохое начало, сказал бы я, если бы пребывал в роли стороннего читателя своей писанины. Он сам подошел и протянул руку:
- Кафка!
- Кафка?!
- Кафка!
- Нету.
- Кого нету?
- Меня нету.
- В смысле, не понял, тебя…
- Я- Нету!
- А-а, тогда понятно…
Кафка (?) был нашим. Один из представителей многотысячной армии небесных рабочих-нелегалов. Небесных гасторбайтеров - строителей, нянь, официантов и горничных. Мы быстро нашли общий язык. Правда, времени на это было немного – наш первый польский босс на Небесах постоянно контролировал, чтобы все «напердоляли, як с курвы сыны»… Частенько он затаивался в соседней комнате, а потом выскакивал с визгом «30 секунд не был в работе».
30 секунд, твою мать…
Либо подлетал сзади, хлопал по спине и кричал «Не так», имитируя мой темп работы, «А так!!!» и начинал размахивать руками и ногами быстрее, чем способен махать нормальный человек. Одни посмеивались, другие съеживались, чтобы их не заметили. Черт, мне нужны деньги, а таким способом их можно заработать. Или не только таким. Может, поработать первое время, освоиться на месте, а там и свалить в поисках чего-нибудь лучшего.
- Думай о работе на работе!!!
Вечером я пришел без мыслей, без идей и безо всяких желаний. Нужно искать комнату, но я не особо представлял, где взять сил даже на это. Я завалился на простыню, постеленную для меня на полу. Все тело ныло, дышать было нечем. Найдя в себе силы, я вышел в подобие заднего дворика - заасфальтированная площадка с тараканами и нашими. Как всегда, много «Короны». Много наших.
- Сынок, тебе придется много въебывать!
Я не нашелся, что ему ответить…
Поиск жилья закончился на четвертый день. Наши через наших, а те, еще через одних наших. Я дома или на Небесах?
Хозяйка, тридцатилетняя наша, дважды или трижды замужем, дважды или трижды разведена. Небесный возраст- 11 лет. Когда-то она купила этот дом, и как все небесные жители вынуждена выплачивать кредит за дом почти до конца дней своих. Если не выиграет в лотерею. Недавно она вышла замуж снова, чтобы получить полный легальный статус на Небесах. Благодаря 11 небесным годам, это ей стоило 11 небесных тысяч.
У хозяйки было двое черных детей. Отца (-ов) я никогда не видел. Зато видел других подозрительных мужчин всех мастей и возрастов. На вторую ночь, с субботы на воскресенье, я услышал какие-то звуки. Копошение, стуки.
- Ты сука! – говорили по-небесному.
- Открой дверь!- говорят по-нашему.
- Нет, ты сука и потаскуха! Я тебя ненавижу!- я узнал голос дочери.
- ****ь, открой дверь и отдай телефон!- а это мама.
- Проваливай отсюда или я вызову копов, ты, сука!
Тут дверь все-таки открылась, и они начали драться. Победила, скорее всего, мама, потому что через две минуты остался только звук плачущей дочки. Телефона у нее не было. Копы не приехали. Моя комнатка была на чердаке, комната дочки - прямо под чердаком, моя простыня находилась прямо на полу, прямо над голосами этих женских существ. Что ж, я почувствовал себя в своей тарелке среди своих людей из родных низов, поэтому впервые на Небесах хорошо заснул.
На следующее утро все жильцы этого дома улыбались, как ни в чем не бывало. Все утро я проспал, потому что это воскресенье было первым днем, когда я смог, как обычно, проваляться до обеда. Мучало похмелье, мучала духота, а еще больше мучали эти улыбки. Выкурив сигарету, я двинулся по этой жаре в даунтаун. На Небесах все ездят на машинах, поэтому на меня глазели. Через пять минут я уже был насквозь мокрым- никакой разницы между выходным и рабочим днем. Один черный сквозь звуки какого-то рэпа прокричал что-то по-небесному и рассмеялся.
В самом городе можно было купить попить чего-нибудь холодненького. Были кафешки, рестораны, супермаркеты. И ни одной нормальной бабы. Ни одной сносной ****енки, способной скрасить твое существование, пусть это существование и тысяча раз небесное. Тем более, небесное существование.
Еще одна неожиданность – в штате Коннектикут не продают алкоголь в воскресенье. Вообще. Только три-четыре бара на весь даунтаун, где все-таки можно купить холодного пивка. В четыре раза дороже. Ну что ж, если цедить эту бутылку, то можно достичь необходимого состояния. Я сделал первый глоток…
Моя первая работа, к сожалению, не стала последней, как, впрочем, и мой первый польский босс не стал последним польским боссом. Вместо полувысшего, полуинтересного общества, показываемого в фильмах про Небеса, я столкнулся с абсолютно неизвестным доселе обществом наших и полунаших. Небесных наших и полунаших. В основном, строители и сфера обслуживания. Люди второго сорта. Или – люди сорта пятого по какой-нибудь другой классификации какого-нибудь другого социолога.
Мой первый польский босс, небесный возраст 13 лет, был высок, туп, по-польски визглив и легонько мешковат. Ровно настолько, насколько можно быть мешковатым от 13 лет непрерывного тупого, рабочего существования на Небесах. Тем более, шесть последних – в качестве босса. Иногда он повизгивал, иногда он покукарекивал, зато кричал постоянно. Это выводило из равновесия, ну, а если постоянно выведен из равновесия, то, сами понимаете, чего может напроисходить.
Мой первый польский босс, его звали Гжэшек, был олицотворением польского принципа работы. Запердолить, заебать, наебать, - поляк должен уметь делать абсолютно все, абсолютно любую работу. Ну а свою работу он должен делать шыбко. Шыбко, курва, шыбко- это и есть польский принцип работы. Поляк должен сделать как можно больше. Про качество умалчивается. Как советские писатели, увеличивающие объем текста ради перспективы еще пяти килограммов колбасы на рынке. Ну пусть они себе так работают, мне все равно, но когда приходиться работать у польского босса, тебя заставляют работать по такому же принципу. Вот тут и начинаются проблемы.
Кроме босса был еще так называемый супервайзер. Небесный возраст –4 года. Тоже поляк. Непьющий. Я удивился тому, насколько важную и даже экзистенциональную роль играет выпивка в жизни поляка. Она была чуть ли не главенствующим признаком, по которому они классифицировали окружающих. Не пьющий поляк – это тот поляк, который бросил пить вообще. Например, наш супервайзер. Тем не менее, у него часто краснели глаза, а лицо становилось, как у заправского алкаша. Все-таки донебесный опыт сохранится в нем, пока будет в сохранности сам хозяин.
Остальные работники – просто поляки, которые вышмачивались перед вышестоящими и имели нижестоящих. Таким образом, в своей среде, они делали медленные шаги наверх. Мелкие подлянки, клизменные улыбки, доносы и преувеличенные сплетни постоянно шли в ход. Возможно, не все поляки такие. Скорее всего, таково их меньшинство. Даже среди небесных. Но мне, почему-то, попадались только такие…
Дни проносились и превращались в прожитые недели. На следующий уикэнд я предусмотрительно запасся двумя шестерками «Хайнекена», поэтому выходные прошли, как полагается. А потом был следующий понедельник, следующие прожитые дни, следующая прожитая неделя. Следующий уикэнд и следующие шестерки пива.
Где-то на третьей или четвертой неделе мы всей фирмой поехали на три дня куда-то в штат Нью-Йорк. Ехать было далеко, поэтому мы остались там ночевать. Рабочие дни ничем особым не отличались, только что работали мы больше обычного, а по вечерам напивались пива. Босс кричал и прыгал, супервайзор краснел и мутнел, поляки выполячивались, Кафка вкалывал. Кафка был единственным человеком, достойным уважения на этой фирме. Он честно въебывал, честно получал свои деньги и не поддавался на польские ужимки. Его уважал босс, но не особо любили все остальные.
На третий день приехала подмога из точно таких же поляков, как и на фирме. Мы «заатаковали» весь дом. Во время ланча босс начал пить и всем наливать. Это продолжилось и по дороге домой. Мы отвезли одного из подмоги. Задержались у него. Допили всю водку. Поехали дальше, купили водки больше.
- Мусиш, курва, працоваць! И мусиш, курва, пить!- кудахтал наш уже пьяный польский босс.
Обычно Кафка пил немного. Либо не пил вообще. Но даже, когда получалось немного, он напивался вдребезги. Либо же вообще не пил.
Сначала мы пили, чтобы развеселить наши реальности или наши восприятия реальности. Потом мы пили, чтобы развеселить себя. Потом нас заставили пить, чтобы развеселить польского босса и остальных поляков, участников пьянки. В итоге веселил за обоих Кафка - он стал обниматься с сукой [собакой] босса (хотя до этого страдал от ...фобии). Я же, как и положено, стал грузиться за двоих. Кафка валялся на земле с собакой, поляки смеялись, я грузился. Подошёл еще один поляк, наш друг встал на ноги, все поляки выпили, Кафка был сбит с ног собакой, все поляки засмеялись, Кафка веселил за обоих, я же за обоих грузился, все поляки выпили… Невозможно угнаться за поляком. Один поляк в состоянии выпить более литра чистой водки мелкими стопарями.
Довезли нас не до самого дома. Кафка, преодолевая недостающий отрезок пешком, шатался, как и шаталось его восприятие реальности. Он существовал в орсонуэллсовской постановке своего бессмертного творения – «Процесс». Гротеск, смещение горизонтов, угловатая реальность- а все из-за того, что поляки, для которых прошедшая пьянка, в отличие от нас, была не первой и даже не сто первой, решили попробовать новую популярную водку «Ван Гог» с кофейным ароматом (пусть заебошатся все кофейные ароматы, добавляемые во все водки, в самих себе – фу, как противно!). Кафка заметил, что его окликнули. Потом он заметил, что ответил. Затем - что происходит оживлённая беседа. Наконец - что ни с кем, кроме как с самим собой, он не говорил.
А на следующий день был концерт Silver Mt. Zion. Мой первый на Небесах. Но об этом в других книгах...
Вскоре я сменил нашу с двумя черными детьми на наш-полунаш гасторбайтерский муравейник. Расположенный прямо в серединке мексиканского района. Маленький наш гадюшник в большом гадюшнике латиносском. Жить было противно, зато спать было мягче, потому что я спал на матрасе. Моем первом матрасе на Небесах.
Никаких красивых баб за полтора месяца. Лишь тут я увидел пару las putas latinas. В основном, в ста метрах от дома, около магазина на углу, где продавали наркоту всех видов. Я там старался проходить нечасто, поэтому и видел их совсем мало. Однажды мысль все-таки созрела, но потом я подумал, что мое время еще придет, и решил просто хорошо выпить.
Еще дальше на метров триста находилась абсолютно черная улица с абсолютно черным клубом. Там бывать было еще опасней, но приходилось, так как кратчайший маршрут выхода в город пролегал через это место. Один раз, в два часа дня, на этой улице, напротив этого клуба, один мекс на велосипеде решил обокрасть одну из жительниц нашего муравейника. Мекс ехал на велосипеде и думал, что сможет выхватить сумку на ходу. Действительно, наша женщина «и в горящую избу войдет, и коня на скаку остановит». Тем более, мекса на велосипеде. Правда, тому удалось скрыться.
Ничем особым жизнь на новом месте не отличалась. Я ни с кем не общался, кроме хозяйки, исправно платил ей рент, исправно выполнял свои обязанности, и меня никто не трогал. Приходил заебанный с работы, не зная и не думая, какой сегодня день, мылся и валился спать, потом вставал, начинал цедить пиво и писать. Продолжал цедить пиво и писал. Доцеживал пиво и засыпал. Завтра будет точно такой же день…
- Если ты еще раз опоздаешь, то не поедешь на работу!
- Было бы неплохо…
- Цо, курва?!
- Было бы неплохо приходить вовремя…
- Ты, курва, свои жарты брось. Сегодня будешь у меня так напердаляць…
Глядя на супервайзера, можно сделать вывод, что пьющий поляк гораздо лучше непьющего. Пьющий человек гораздо лучше непьющего?.. Супервайзер не любил Кафку и не любил меня. Он не любил всех наших, а мы с Кафкой были единственными нашими на фирме…
С утра мучало похмелье, в машине воняло краской, супервайзер не умолкал по поводу того, что счастье надо заслужить и заработать. Из его болтовни я узнал, что сегодня суббота, поэтому мы будем ответственно работать с утроенным рвением. Еще в пути он сказал, что надо делать, что это надо сделать не шыбко, а еще шыбцей. Двери машины еще не открылись, а я уже должен был напердаляць…
Бегом!
Хитрый босс организовал работу так, что в субботу надо было идти весь этаж со спреем. Сокращенный рабочий день превращался в полный, причем в еще более сверхактивный, чем обычно. Через час он уже был собственной персоной. Не здороваясь, не осматриваясь – сразу крик. Поляки привычно съежились, все привычно заработали.
Одни сэндовали, за ними пылесосили, потом шел супервайзер с контрольной проверкой, а на его наседал босс. Супервайзер старался оторваться, поэтому наседал на нас. Мне, как самому новенькому, приходилось бегать везде. Иногда мы сталкивались всей фирмой в одной комнате. Босс начинал кричать на всех. Но что-то было не так. В какой-то момент он стал придираться исключительно ко мне, а потом, через час после ланча, и вовсе выгнал. Пришлось идти пешком. Работали мы в самой богатопидорской глубине богатопидорского Гринвича. Это означало, что нужно идти пешком где-то час до той части Гринвича, где есть тротуары для пешеходов, и еще полчаса, до тех мест, где ходят автобусы. Я уже начал большие размышления о смене жизни и работы, но босс подъехал на новом дешевом Dodge Stratus и забрал назад. Просто ему срочно нужны были хоть какие рабочие руки. Ну а мне нужны были хоть какие деньги, ведь первые месяцы на Небесах у всех наших живутся с долгами, поэтому мы нашли компромисс.
Хозяйка нашего гадюшника, предприимчивая полька, намекнула, что у нее будет свободное место где-то в другом доме. Таких «других домов» у нее было 9-10. У нее никогда не было постоянного количества домов, зато их было постоянно 10 или 11. Ни больше, ни меньше- 10 или 11.
И очень скоро я переехал.
Два одинаковых дома разделял узкий проходик, который в темноте превращался в «неосвещенную часть улицы». Два одинаковых дома средних размеров с множеством комнаток малюсеньких размеров. Два сверхкомпактных муравейника, кишачие одними только поляками.
Моя комната была настоящей собачьей конурой в форме прямоугольной трапеции. В ней помещался матрас, небольшой стол и пара-тройка тел. Какой-то шутник повесил напротив матраса большое зеркало, в которое поневоле приходилось смотреть.
Не люблю я зеркал, какая разница, как выглядишь. Уже давно беспокоит проблема нехватки времени, поэтому не хочется, чтобы забота о внешнем виде занимала эти кусочки свободного времени. Ну а если напротив вашего постоянного места приземления стоит зеркало на всю стену, то поневоле приходится смотреть на самого себя и думать о том, как ты выглядишь. Кстати, вы сегодня смотрелись в зеркало?
У меня был один постоянный сосед, двухметровый поляк Чарек, который каждый день выпивал много водки, и несколько соседей на смену.
Выпивка – язык универсальный, а если на территории в 300 кв. м проживает 40 поляков, то этот язык становится универсальным вдвойне. Пить пришлось в первый же вечер. Если пить я и люблю, то пить в компаниях не очень.
А эти компании оказывались не только польскими, но и интернациональными. На Небесах можно встретить кого угодно и откуда угодно. Вот только такая вещь, как «братство народов», даже на Небесах осталась утопией. В моем новом доме, в принципе, тоже можно встретить кого угодно и что угодно. Даже «братство народов».
Уже на второй день я вновь пил с нашими. В новом доме собирались люди абсолютно разных возрастов, национальностей, статусов, уровней образованности.
- В «холодной войне» между Нашими и Небесами победили Небеса. Вот только Небеса, по-видимому, растерялись от того, что не с кем воевать. И сами могут когда-нибудь развалиться .
- Если развалятся Небеса, то миру окончательно придет каюк.
- А мне кажется, что Наши сейчас наоборот восстают из руин и скоро конкретно потеснят Небеса.
- Пока что приходится наблюдать победу Небес. После стольких десятков лет атеизма наши теперь … хотят на Небеса. Причем продолжают хотеть на Небеса.
- Небеса победили в «холодной войне» исключительно благодаря НЛП. Посмотрите, как внедрились в наши языки небесные слова, как эти слова-засланцы стали более престижными, чем наши слова. А потом всем захотелось на Небеса…
Я не люблю эти компании. Уж лучше пить в одиночку. Еще лучше – со своей писаниной. Я не люблю эту водку. Я не люблю эти разговоры. Я не люблю эти умные разговоры. Я не люблю разговоры про политику.
- А мне кажется, что Небеса сейчас испытывают так знакомую нашим эпоху застоя. Очень много похожих деталей.
- А может, Наши специально стали выпускать так много наших на Небеса, чтобы те их развалили?.
Вот видите, сколько можно создать умного, но бесполезного ****ежа. Я не люблю умный ****еж. Я не люблю бесполезный ****еж. Но просто уйти тоже не поможет – они будут мешать шумом. Не спасет даже музыка. Остается только пить.
Один из наших проговорился, что его боссу нужны люди.
- И что, меня тоже возьмет?
- Без проблем.
- У меня нету никакого опыта
- Неважно, главное - въебывай. И все получится..
Я тут же позвонил боссу и сказал, что ухожу от него. К сожалению, у меня были неоплаченные отработанные недели, поэтому пришлось еще отработать неделю.
Так что, подышав пылью, гипсокартоном, краской и польским принципом работы 2 месяца, я перешел на карпентерку, плотницкое дело, по-нашему. Новая работа оказалась сложнее в принципе, но легче для меня. Пыли и вредных веществ, которыми приходится дышать, там намного меньше. Так я думал, пока работал на улице. И в зной, и в приятный осенний день, и в морозы с влажностью и ветром на побережье.
На новой работе я познакомился и с новым принципом работы - нашим.
Запердолить, заебать, наебать.
Видно, латиносский принцип работы точно такой же. Как и узкоглазый, как и индусский.
У нового босса, небесный возраст 8 лет, не было одного глаза. Судя же по тому, как он говорил и действовал, не хватало ему не глаза, а целого полушария. Причем, то одного, то второго. В первый же день пришлось кататься с одного объекта на другой. Босс постоянно висел на телефоне - все боссы на Небесной стройке постоянно висят на телефонах. Его единственный здоровый глаз носился с дороги на воображаемого собеседника, потом на меня, потом снова на дорогу.
- Алло! Да, Хосе, да сейчас приедем. Я привезу двух ребят.
- Алло! Да! Что, ****ь, это делается за два часа. А вы целый день промудохались, да еще теперь переделывать надо. Кто за это платить будет?
- Да, бляць. Ну что там. Расставляйтесь и не ебите мозги. Нахуй! Нахуй пусть идет. Так и передай от меня!
- Алло. Yes! Of course… Because… now… you know… I Mean… sorry…
- Алло. Yes, Hose. Мы, сейчас будем, я же сказал.
Наконец телефон вроде как умолк. Глаз стал бегать только на дорогу и на меня через зеркало.
- Все меня хотят, курва, достать. Но я не дамся! Ха-ха, я не дамся! Как зовут, сколько здесь. Почему с малярки ушел.
- Там было много шума, много пыли, много бега, много поляков.
- Хе, бляць… Здесь тоже много пыли, шума и бега. А наши могут быть и похуже поляков…
А потом зазвонил телефон…
Хосе оказался одним из шести прорабов на большой стройке. Вернее, на стройке большого дома. Примерная цена- 95 миллионов. Тогда еще я не знал, что семья из троих – четверых людей может себе строить такой дворец, плевать на всех и оставаться при этом миллиардерами. Небеса, скажете вы? Но почему тогда одни живут в этих домах, а другие им эти дома строят. Заметьте, даже на Небесах. И так было всегда, как и баланс людей, вовлеченных в это.
Работа была не сдельной, а почасовой, поэтому босс радостно потирал руки.
- Сидите здесь и делайте все, что скажет Хосе. – сказал он, глядя несмотрящим глазом прямо в лицо. И тут же уехал.
Материала не было. Мой напарник, тот самый, который меня сосватал на эту фирму, не долго думая, разлегся на траве. Вокруг бегали мексиканцы и гватемальцы. Часы шли, как и деньги, которыми их надо было оплатить. Хосе ходил рядом и ничего не говорил.
- Слушай, дружище, может тут надо что-то делать?
- Ложысь, бля. Это не наша проблема. Часы все равно идут.
- Но кто-то же должен за это платить. Неужели босс заплатит за сон.
- Боссу заплатят за сон. А в итоге за наш простой заплатят хозяева.
- Что ж пусть платят.
- Спы, бля…
Мне определенно нравился первый день на новой работе. Закончился он тем, что босс привез пиво, и мы вчетвером его распили. Сегодня вечером я напишу об этом…
Мне никто не объяснял, как и что делать. Если же я задавал вопрос, доносилось:
- Шо, бля? Давай, бля, робы, бля!
Приходилось делать как-то и что-то. То одно, то второе, то третье, то четвертое. На второй или на третий день я делал много всякой работы – пылесосил, прибивал одни доски, подметал, прибивал другие доски, выносил мусор, что-то отрывал, что-то прибивал.
Потом надо было прибивать хэнгерсы – металлические коннекторы для суппорта. Я сразу же увидел, что они больше, чем доски, на которые их надо прибить, и сказал об этом.
- Шо, бля? Давай, бля, робы, бля!
Пришлось прибивать большие железяки на не такие большие доски. Оставались пустые места. Глупо, глупо, трижды глупо. Роби, бля…
Зачем я здесь? Зачем это делаю? Может уйти? Опять? Снова? Куда? На такую же другую фирму с таким же принципом другой работы? Если ли смысл менять подобное на подобное?
Пыль древесная вместо пыли гипсокартонной. Все работы одинаковы. «Одинаково неблагодарны». Жизнь устроена таким уебищным способом, что работать просто вынужден. Вынужден зарабатывать и тут же отдавать. Больше зарабатывать и больше отдавать. Отложить действительно ничего не получается. Бросить работу и оказаться на улице. Не ной, бля…
Вскоре прибежал босс,
- Шо ты робыш! Дыбыл, бля…
Потом он стал кричать на всех остальных. Крайним сделали меня. Я не собирался показывать пальцем на виноватых, потому что виноваты были все.
- Одно слово и тебе ****ец- прошептал один из них.
Что ж говорить я тоже ничего не собирался. Правда, потом можно было бы пообщаться другим способом. Но мне не хотелось предпринимать какие-либо активные действия. Это привело бы к бесполезной вражде - небесные хохлы готовы умереть за доллар и за то, что они всегда правы.
Но так как на небесных работах нету времени на разбирательства, никто их не стал устраивать. Нужно всего сделать как можно больше и как можно быстрей. Мы вновь принялись напердаляць. Зато теперь мне стали показывать как что делать. Они не были плохими людьми. Они не были подлыми. Они были какими-то странными. Дремучими. Непроходимыми.
На волне общего интереса к травокурению появился новый друг – Ницще. Тоже карпентер. Латинос. Один из представителей многотысячной армии небесных рабочих - нелегалов. Небесных гасторбайтеров - строителей. Он действительно много курил травы. Впрочем, на Небесах много людей курят много травы. Когда каждый день получаешь немалую дозу стресса, сам не заметишь, как начнешь это делать. Есть официальные цифры, есть неофициальные. И те, и другие большие. Официально это не разрешено, но на самом деле поощряется…
Мы пересеклись на стройке. Он предложил хорошо дунуть. Мы хорошо дунули. День стал гораздо лучше. Я понял, что смогу пописать сегодня вечером. А, может, прямо сейчас?…
Сам же Ницше (?) рассказывал о том, что, проснувшись в это воскресенье, в свой единственный выходной день, он первым делом сделал хорошие три тяги. В субботу он работал до десяти вечера (15 часов на стройке!), поэтому после этих трех тяг предсказуемо вырубился до вечера. Проснулся. Поел. И расстроился, что проебал единственный выходной день. Почти ничего особенного. Вот только происходит ли в вашей жизни что-либо такое не особенное?
Также я продолжал поддерживать связь с Кафкой. Но вместе два гения были нечасто. Кафка читал Ницше. Ницше читал Кафку. Но они не сошлись. Кафке не нравилась гламурность Ницше, а Ницше, в свою очередь, не переносил строгости и педантичности Кафки. К тому же Кафка не курил ничего вообще. А Ницще, как настоящий растаман, ничего не пил. Ну не сошлись Кафка и Ницше. Ничего тут не поделаешь. Великим дозволено все. Особенно на Небесах…
говорят, что от травы тупеют. что от употребления марихуаны человек теряет память, мозги и становится идиотом, которого общество держит лишь как потенциальную рабочую силу. я затягиваюсь и чувствую, как теряю память, мозги и тупею. я становлюсь идиотом и могу лишь улыбаться. потом я затягиваюсь второй раз и обретаю память и мозги. я перестаю быть идиотом, но остаюсь потенциальной рабочей силой. я затягиваюсь третий раз. а теперь позвольте сказать.
если вам за сорок, и вы не пробовали травку или вы отказались от нее и стали активным агитатором противников марихуаны, короче, если вы что-нибудь в этом роде - посмотрите честно на вашу жизнь. на ваш "прогресс". и если вы будете честны, то должны признать, что вышеперечисленное происходит от такой жизни и от такого общества. от травки тупеешь, но точно так же вы тупеете от постоянного долбилова на заводе, от звука работающих машин на стройке, от кабинетного воздуха, от восьмичасового сидения за компом на работе каждый божий будний день, от постоянных кредитных забот, от планов на жизнь, от огромного количества с каждым днем увеличивающейся информации (нужной и ненужной), от старения (а стареешь по-любому от всё увеличивающейся интенсивности этого активного якобы существования, именуемого "жизнью").
если правда то, что чем больше дубасишь, тем больше тупеешь, то правда и то, что чем меньше дубасишь, тем больше тупеешь. достаточно лишь мельком взглянуть на общество, на все Небеса целиком, чтобы убедиться в этом. а если ты не дубасишь, дружище, то точно так же тупеешь. поэтому я смазываю наручники маслом. пока что я в них...
( про ЛСД же вообще лучше помолчать. почитайте "Неудачный полет" Буковски из сборника "Истории обыкновенного безумия". лучший рассказ всех времен и народов, на мой взгляд. из пока что прочитанного. но что-то мне подсказывает, что лучше я уже не прочитаю...)
итак, вернемся как бы к травке.
проводятся масштабные исследования, пишутся многотомные книги по психологии, доказывающие постепенное отупление от травки, но никто не хочет замечать, что индивид тупеет сам. ведь если вас заботит карьерный рост, высшее образование, постоянное увеличение вашего заработка, поездка куда-нибудь, воспринимаемая вами лишь как запланированное и регулярное средство отдыха, а так же средство сбалансирования вашей деловой жизни; кредитная история, кредитная жизнь (набирать credit points, купить телевизор, который почти не буду смотреть, набирать credit points, купить хоть какую машину (главное, чтобы ездила), набирать credit points, купить нормальную машину (например, Nissan Altima восьмилетка), набирать credit points, купить отличную машину, набирать credit points, получить предложение о предоставлении вам кредита на свой дом, вся дальнейшая жизнь в кредитах и выплатах кредитов, кредитное счастье, кредитная смерть и просто смерть)- короче, если вас заботит вышеперечисленное, то вы уже сами необратимо тупеете (травка, кстати, делает (или сделает) лишь более сносным такое существование).
вы тупеете, как наркоманы из "Помутнения" Филиппа Дика. разница между робертаркторами, работающими на фермах, и вами, работающими на работах, лишь в наличии большего опыта, усвоенного целиком из социума, и, следовательно из наличия этого опыта, в способности функционировать в этом социуме. для Жизни вы одинаково потеряны.
многие бегают по утрам, плавают, преуспевают, молятся, создают "музыку", пишут "литературу". но они кажутся живыми - это всего лишь химическое состояние души и тела. ЖИВЫХ людей я встречал очень мало, зато где угодно. в основном, ЖИВЫХ людей можно определить по тем ЯСНЫМ глазам. этот взгляд не перепутаешь с подделкой у бабников и некоторых минетчиц. в основном, ЖИВЫХ людей можно определить по тому, что хорошо, очень хорошо, становится от из взгляда.
Возникает вопрос, как связаны между собой дубас и творчество? ответ напрашивается сам, но хочется привести только-что-пример. я пишу и копошусь в курительной трубке с помощью одной и той же ручки. а потом беру эту самую ручку, чтобы написать следующие слова.
нечего приписывать травке то, что происходит и без нее. как-то раз я вычитал, что за косяк человек может убить. и это очередная чушь (если только не учитывать, что черные ребята убивают за квотер [четвертак]). существует куча обоснованных доводов в пользу легализации травки. но наша книга не об этом. тем более, я против легализации, ведь тогда это общество действительно и необратимо затупеет. мы получаем возможность много работать, много зарабатывать, много тратить. и нам больше ничего не становится нужным вне этих категорий. обеспеченный человек- мертвый человек. все Небеса, весь этот мир тупеет, дружище, но если ты затянешься, тебя посадят.
для полного счастья мне хватает пару тяг, старого доброго "Гинесса" и несколько кружек зеленого чая или матэ. приходиться смазывать наручники маслом, пока не можешь снять их. Кажется, я уже не смогу запрыгнуть в поезд, идущий на Небеса. ведь я уже здесь. но, тем не менее, употребляю марихуану, работаю, провожу более 10 часов на свежем воздухе. около 10 часов в день слушаю звук различных пил, компрессоров, экскаваторов и прочей техники- слушаю эти звуки и тупею. вряд ли я смогу совершить прыжок. пусть же эти строки помогут сделать этот прыжок другим…
Моя работа, как и любая другая работа, не представляла из себя ничего интересного, поэтому не стоит переводить на нее строки. Лишние 5 килограмм говядины этим не заработаешь, как дома.
Гораздо более интересные вещи происходили в сдвоенном польском муравейнике, где я проживал. Постоянные гости на первом этаже заставляли меня всерьез задуматься о новой стратегии, с помощью которой можно было бы совмещать пьянки на работе с нашими, пьянки на первом этаже с полунашими и нашими, и пьянки в своей комнате с самим собой и своей писаниной.
Большая польская пьянка начиналась мирно. Но все это, обычно, уменьшается по мере того, как увеличивается количество выпитой водки. Несколько поляков. И две польки. Я вспомнил случай из донебесной жизни. Знакомый парень учился на ксендза и получил на четвертый год обучения возможность поехать на стажировку в Италию. Не Небеса, конечно, но гораздо лучше, чем у Наших. И первое, о чем он мне написал, это то, что ему удалось на третий день натянуть двух полек зараз. Так что я был готов к любому повороту событий.
Две польки. Темноволосая и светловолосая. Светлая удалась лицом и почти удалась фигурой. Совсем чуть-чуть полновата. Ровно настолько, чтобы быть уверенным, что такое тело точно выдержит долгую еблю. Вторая не удалась лицом, зато имела хорошую фигуру. Они пили наравне с польскими мальчиками, танцевали под бестолковую попсу и часто поглядывали на меня.
Я же сидел и просто пил, потому что лучшего способа провести этот вечер не было. светлая полька подошла и начала о чем-то говорить.
- Сколько на Небесах?
- Совсем немного.
- А откуда ты?
- Наши…
- Чем занимаешься?
- Я – писатель.
- Я не очень люблю читать. А как называются твои книги?
- Пока что нету опубликованных. Я работаю над романом.
- А-а. Может, ты и стишки пишешь?
- Да. О любви и не только. Это помогает… доводить разговоры до более конкретных дел.
- Интересно. Вот мой телефон. Позвони, если захочешь прочитать их мне…
Тем временем, польская пьянка раскочегаривалась. Начались привычные крики и ссоры. Крики и обнимания. Каким-то образом наша пьянка соединилась с пьянкой заднего двора, на котором проживало отборнейшее польское быдло. Народу стало еще больше. Порядочно пьяный, я пошел наверх, в свою комнату. Уже слишком долго я не знал женщины. Это тоже мешает… В чем? В жизни, в писательстве, в работе (упаси нас лукавый)? Для чего я живу, для чего оказался на Небесах, для чего пишу это все? Вечные вопросы, вечные не отвеченные вопросы. Одно ясно, женщина бы сейчас не помешала. У меня стоял почти весь вечер. Так что теперь никто не мог помешать представить, как светлая работает мне язычком. Как аппетитно темная выглядит сзади. Как они вдвоем ласкают друг друга.
На низу явно разгоралась какая-то драка. Бились чуть ли не все со всеми. Светлая наседала на меня очень активно. Потом начала лизать темной, а я вошел в нее сзади. Драка превратилась в крики. Включили свет и начали разбираться, почему они вообще начали метелить друг друга. Приехали копы, и тоже решили разобраться, почему произошло нарушение общественного порядка. Я лежу на обоих, одной всаживаю, а другой работаю пальчиком. Разбирательства на низу не прекращались. Я кончил им обоим на лица и стал засыпать. Кто-то постучал в дверь. Она была закрыта. Постучали еще раз. Я даже не думал открывать. Будущее стало более определенным…
Позвонил я ей через пару дней, где-то посреди рабочей недели.
- Привет! Помнишь меня?
- Ну да! Ты стишки пишешь.
- Если честно, то я пытаюсь жить. А уж потом записываю, что получается из этой жизни.
- То есть, я не понимаю…
- Сейчас я хочу прийти к тебе. Поэтому и позвонил. У тебя есть выпить?
- Ты какой-то интересный, но непонятный…можешь приезжать.
На самом деле я не приехал, а пришел. Жила она не так далеко, в той же польско-мексиканской части Стэмфорда. Открыв дверь, я увидел ее в домашнем коротком халатике. Безразличное лицо, скорей даже, там можно найти место тупости… Про ум ли вы думаете во время ебли?..
Она предложила вина. Это определенно улучшало вечер. Халатик постепенно задирался, а я туда все чаще и смелее поглядывал. Вино было неплохим и очень быстро пьянило.
- Спорим – она подошла и села рядом - я знаю, чего ты хочешь.
- Наверное, ты знаешь, и почему я пришел.
- Ты хочешь на халяву выпить.
- Я уже это делаю. К тому же, у меня есть что выпить и дома. Есть соседи…- у нее были отличные плотные ноги. Упругие, мощные, но не большие, не толстые. Красивые ноги, я не против…
- Мне кажется, ты развратник.
- Скорее разнообразник…
- А ты умеешь удовлетворять, именно удовлетворять женщин. А не просто трахаться.
- Я умею так натягивать девок, что они, в итоге, остаются удовлетворенными…
Постепенно наш разговор сменился поцелуями. Я залез рукой под халатик и стал там хозяйствовать. Потом она заработала ротиком. Делала она это с умением. Затем жадно накинулась. У меня давно, очень давно не было женщины.
- У меня уже давно никого не было…- она активно наседала на меня. Затем у нас быстро случился совместный оргазм. Мой первый небесный трах был великолепен.
Я встал и прикончил бутылку вина. Мы развалились на кровати. Через пару минут кто-то позвонил. Она накинула халатик и выбежала туда. Я не стал одеваться, думая, что она не впустит никого в свою комнату. Но тут же дверь и отворилась и вместе со светлой вошла и темная полька с той пьянки. В очень короткой мини-юбке, под которой все было прекрасно видно. Она подошла и без всяких приветствий начала оживлять меня с помощью рта. Темная полька тоже умела это.
Что ж, я действительно на Небесах, где исполняются все желания. Мой первый небесный трах продолжался. Вскоре уже обе польки, голышом, ласкали себя. Я откупорил новую бутылку вина и налил себе стакан. Польки вели себя, как профессиональные порнушные лесбиянки. Я выпил один стакан и тут же налил себе другой. Лесбиянки работали и пальчиками, и язычками. Второй стакан опустел так же быстро, как и первый. Я налил третий и выпил его сразу же. Потом долил всю бутылку. Вышло две трети стакана. Светлая лизала темной. Я прикончил остатки вина и вошел в нее сзади. Она была готова и очень горяча. Алкоголь может довести до идеальных кондиций для ебли.
Польки охотно принимали разные позы, которые сами же и навязывали. Польки вели себя, как изголодавшиеся нимфоманки. Возможно, они именно ими и были.
Мой первый небесный трах. Мой первый трах с двумя зараз. Две польки, светлая и темная, две ебливые и голодные польки. Я решил принять правила игры, поэтому уверенно и дерзко кончил им на лица. Это их только раззадорило. Похоже, я им понравился как ебарь. Мы сделали еще четыре захода…
Польские нимфоманки высосали все соки. Я остался там ночевать, а на следующий день не пошел на работу.
- Не забудь закрыть дверь…
- Я еще позавтракаю с кофе.
Ответа не последовало, и я продолжил свой сон. Вскоре позвонили с работы. Я сказал, что отравился, поэтому не спал всю ночь. К счастью, босс сам любил выпить, поэтому с пониманием отнесся к похмелью.
Проснувшись в 11 утра, я принял душ, сделал себе бутербродов с кофе и пошел домой. Мы ни о чем не договаривались, мы даже не попрощались. Но следующим вечером я взял 12-ку «Heineken» и уже через 20 минут стучался в дверь. Открыла светлая.
- Ты чего?
- Я хочу выпить.
- Так пей.
- Я хочу с тобой выпить.
- Мне завтра на работу.
- Мне тоже.
- Ладно, заходи...
На этот раз я отодрал только одну польку. Зато выжрал все пиво. Остался ночевать. Пошел на работу.
Я заставал их обоих и поодиночке. Кто из них там жил, было непонятно. Впрочем, задаетесь ли вы такими вопросами во время ебли?
Как-то раз они намекнули, чтобы я перебирался к ним. Это было неплохой идеей, но я предусмотрительно оставил пути к отступлению. Я сказал Чареку, что уезжаю на неделю. Тот был ни за и ни против. Лишь равнодушно предложил выпить.
Жизнь с двумя польками не отличалась особым разнообразием. Они хотели трахаться при малейшей возможности. Мои яйца болели, мой член ныл, к тому же я постоянно чувствовал запах ебли, запах потных тел, страсти.
На четвертый день я не выдержал. В конце концов, не только же трахаться. Они заездили меня. Хотя вышло все так, что это они меня выгнали. Как бесполезного лентяя и алкаша. Что же, я не протестовал. Никаких чувств, никаких привязанностей. Небеса ничем не отличаются от современного общества, и даже являются его неотъемлемой составляющей. Парад взаимных услуг.
- Они просто сменили ебаря, – сказал я, заходя в свой дом.
- Бабы все такие - Чарек читал глупые новости, от которых его жизнь ни капли не изменится...
- Им просто захотелось огромного черного члена…
- Лучше выпей…
В тот момент я почувствовал, что у меня есть дом на Небесах…
Вечер спасает ото дня. А потом будет следующий день. Следующий вечер. Не факт, что удачный.
Ни на какой работе не будет хорошо. Пока это будет работой. Остается только вечер. Поцеживать и писать.
Сегодня Чарек пришел с работы, как обычно, с красным лицом. В отличие от меня, когда-то он поменял карпентерку на малярку.
- Я только что выиграл полторы штуки.
- Ты ездил в казино?
- Я выпил «ухо» водки сам.
- «Ухо» зараз?
- За десять минут. Собралось 5 человек, и каждый скинулся по три сотни. Я их сделал.
Самое интересное, что Чарек выглядел, как он обычно выглядит по вечерам - слегка подпитый после работы. Я понял, что поляки давно перещеголяли наших по главному нашему атрибуту – количеству выпиваемой водки. Поляки даже больше наши, чем сами наши…
У каждого свой день. И свой вечер. Небеса славятся предоставляемой индивидуальной свободой. Но, на самом деле, у каждого свой рабочий день. И свой пьяный вечер. Никто ни к чему не стремится, потому что все уже на Небесах.
Ницще бросил курить марихуану. Из-за травы с ним стали происходить странные вещи.
- Если так дальше пойдет, то я попаду в психушку.
Что ж, от судьбы не убежишь. Даже на Небесах. Даже, если ты Ницше.
Я решил ему позвонить. Хоть как-то разнообразить реальность. Ведь не каждый вечер вы звоните Ницше.
- Привет, дружище.
- Идеальное потребление создает иллюзию, что каждый может стать сверхчеловеком. Именно поэтому Небеса – это Небеса, - друг был high и явно начитался самого себя. Это не удивительно - даже мне иногда приятно почитать самого себя.
- В принципе, с тобой можно согласиться. Но что-то мне подсказывает, что ты дунул.
- Проблема в том, что не бывает идеального потребления. Мы стараемся думать, что наше потребление идеально, а это и порождает иллюзию сверхчеловека. Я действительно дунул, - похоже, Ницше читал и Пелевина.
- Так ты же бросил!
- О, черт, я совсем забыл…
Каждый небесный житель сидит в какой-нибудь из небесных клеток. Каждый по-своему убегает от реальности. От небесной реальности. Оказывается, от небесной реальности убегают больше, чем от не небесной. Выше Небес ничего нету, а так остается еще надежда.
Я сделал очередной глоток. Пиво стало безвкусным уже с третьей бутылки. А это шестая. Трудно вырваться из жизненных капканов. А на Небесах и вовсе невозможно - все способы вырваться из капканов на Небесах являются просто частью повседневой жизни. Остаются только вечера. Поцеживать и писать. Я прикончил шестерку пива и написал об этом.
Дни становились короче, а ночи длиннее – наступила моя первая небесная зима. Я уезжал на работу в темноте и приезжал тоже. Весь светлый день проходил на работе. Кроме воскресения, когда надо закупаться, стираться, убираться и заниматься прочей ерундой. Все поляки с нашего апартмента посбегали, как крысы с тонущего корабля. Мы остались одни с Чареком – каждый со своей работой, бутылкой, проблемой. Женщин как не было, так и не было.
Чтобы не остаться без работы, босс взял на зиму за дешевку переделать дом на побережье. Сильный мороз, очень сильная влажность и непереносимо сильный ветер. Все вместе и все всегда. Только наши, полунаши и латиносы работают при таких условиях. Да еще и за такие деньги. Из-за того, что дом стоял на побережье, из дерева использовалось только ДВП. Сайдинг был цементным, а тримы – из пластика. Пластик на морозе почти не гнется, но все возможно, когда работают наши. Цементная пыль не вымывается из легких, но наши не работают с масками. Маски только для девочек, вы же понимаете. На Небесной Стройке появилась тень кризиса, начались задержки с зарплатами. Получалось, что уходить с работы было невыгодно, так как оставался без денег. Только подпитка, чтобы было чем платить за комнату, услуги. Я стал чувствовать значение слова «тиски».
Оставалось только пить, причем пить так, чтобы не помнить о том, что происходит. На Небесах только качественное пойло, и стоит оно сравнительно дешево. Каждый может позволить себе напиться. У нас на работе каждый себе и позволял напиться. Пили все. Во время ланча виски с чаем или коньяк или травяной ликер согревали и позволяли переносить убийственный холод. После работы все вышеперечисленное или водка помогали не появляться мыслям, что сегодняшний рабочий день, возможно, никогда не будет оплачен, и что мы не имеем выбора. Дома я старался догнаться с Чареком или сам по себе, чтобы уснуть. В 9-10 вечера просыпался, ел, а потом начинал писать. Я не любил думать о работе, даже волноваться, как все, по поводу задолженностей. Я не связывал свое будущее со стройкой и работой. Только временное настоящее такое. Правда, мысль, что работаешь без конца, а денег, как нету, так и не было, немного беспокоила. Ну и хрен с ним, от таких мыслей точно перестанешь писать и станешь рабочим человеком.
Где ручка, где бумага? Росчерк пера. Писанина позволяет окончательно не съехать с катушек. Единственный способ не попасть в сети этой жизни. Мысль, что когда-нибудь мне будет приятно почитать всего самого себя, еще дает силы.
Зима захватила Небеса надолго. Весной будет легче, я знаю. Но до весны еще далеко. В жизни не происходит ничего интересного. Надо что-то менять, но тиски не позволяли сдвинуться с места. От такой работы нету сил и желания что-то менять, от такой оплаты нету средств и возможностей что-то менять.
Ничего не хотело происходить - только однажды Кафка нечаянно стёр концертные фотографии одному поляку. Это означает лишь одно - на словах они грозятся «вырухать», а на самом деле дружески напоят. Кафка пил немного. Либо вообще не пил. Но тогда ему пришлось пить много. За все надо платить. Особенно на Небесах.
Стопарь за стопарем, и вот уже он валяется на диване и не может словить взглядом, зацепиться хоть за что-нибудь. Поляки смеются и пьют дальше. Все добрые, все не злые, все пьяные. И Кафка – пьянее всех.
Потом он валяется на полу и пытается зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы встать. Не удачно. Мы продолжаем пить. После нескольких неудачных попыток, его берут за руки и увозят на машине домой.
На следующий день не было никакого концерта...
Если ничего не происходит, то ничего и не произойдет. Пока сам не сдвинешься с места и не начнешь делать реальность хоть чуточку происходящей.
Я решил записаться на курсы небесного языка для эмигрантов. Это позволяло выучить язык, давало надежду вырваться из строительного дна. Лично я еще думал, что смогу потом продолжить обучение по литературной линии. А там, глядишь, и перевести самого себя на небесный язык. Кроме того, на эти курсы большинство идет, чтобы найти себе девочек и мальчиков. Короче, я сделал выбор и даже не собирался думать, правильный он или нет.
В принципе некоторые ожидания оправдались. В моей группе большинство составляли девушки, некоторые действительно неплохие. Но, не зависимо от внешности, все они были важные. Важность, за которой, на самом деле, ничего не скрывалось. Эти люди не знают, зачем живут и даже не задаются этим вопросом. Причем, не потому, что просветленные, свободные или живые. Просто пустышки.
Но об этом ли я думаю во время ебли? Об этом ли вы думаете во время ебли? Об этом ли думают во время ебли все важные девушки с моей группы?
Кстати, насчет ебли. В группе были и две польки. Обе светлые. Одна удалась и лицом, и фигурой. Вторая проигрывала в лице. Тоже важные.
Парней было мало. Пару европейцев и наш. Точно такой же важный. Точно такой же пустой. Но не дремучий – хоть это хорошо.
Курсы небесного были чем-то новым, полезной встряской, чтобы я проснулся. Так оно и случилось. Голова стала работать лучше. Я встал, оглянулся на свою жизнь и стал потом реагировать на то, что в ней происходит. Потому что последние три месяца этого не было…
- У меня ты будешь получать 12 в час.
- Это неплохо…
- Но придется въебывать.
- Я уже знаю.
- Кейсинги делать умеешь? Двери вставлять, крауны, бейсборды, тримы делать…
- Ну…
- Ладно, приходи, посмотрим.
Уже на третьем занятии мы разговорились с нашим. В результате я перешел снаружи внутрь. Это было повышением в классе для окружающих и повышением количества вдыхаемых опилок для меня. Плохо для астматика, пусть и сомневающегося в своей астме.
Новая работа требовала большей точности, концентрации, знаний, гибкости и оплачивалась большими деньгами. Я не искал карьерного роста, он сам меня нашел. Маленький подъем вверх, когда до самого верха очень далеко. Как до света в конце тоннеля у Наших. А может быть, я уже на самом верху?
Мой новый босс был, повторяюсь, нашим. Молодым нашим, таким же, как я, молодым. Он был из той категории людей, которые считают себя лучше всех и всегда правыми. Мне было трудно с людьми. А с такими людьми - еще труднее.
Он любил много говорить во время работы, а это утомляло вдвойне. Обычный небесный треп, обычный наш треп, примитивные рассуждения наших о Небесах и «жизни». Советы (!), настоятельные советы (!!!).
Вскоре я заметил, что построение его речи можно свести всего лишь к одному слову. Даже к одной букве. «Я» пролегало эдакими островками-фундаментиками по ходу всего его говорения (извиняюсь за мой небесный).
- Я читал Норбекова и считаю, что все у меня получится. А если обстоятельства будут мешать, то я верю, что в состоянии контролировать ход событий. Я сильный, я стойкий.
И такое каждый день. Причем его ****еж был вполне приемлем на Небесах, даже популярен. Небесные жители, родившиеся на Небесах, повсеместно слушали всяких старых и новых популярных практических психологов. С утра так, в машине… Наушник в ушах, одна рука на руле, вторая то берет стакан с кофе и подносит его ко рту, то размахивает в такт словам своего популярного практического психолога.
- Я это то, что я сама создаю.
- Я – победитель!
- Я сегодня проживу свой самый лучший день.
Все автомобили на Небесах имеют подставки для кофе, потому что все Небеса пьют кофе в машине. Ритм небесной жизни не дает нормальной возможности просто попить кофе, никуда не спеша. Утренняя поездка на работу на машине (обязательный компонент небесной жизни). Утренний кофе в машине во время поездки на работу (обязательный компонент небесной жизни). Утренняя порция популярного практического психолога во время поездки на работу (обязательный компонент небесной жизни).
Все эти всякие старые и новые популярные практические психологи навевают тоску. Поп-психологи. Составная часть «дешевого опиума народу». Среди них попадаются действительно хорошие ребята, которые говорят правильные вещи. Но это просто, как зарядка для тела. Является ли зарядка для тела смыслом всего вашего дня или жизни? К тому же, я никогда не буду согласен даже с самым лучшим популярным практическим психологом. Они принимают этот мир людей. Я нет.
Слушая своего нового босса, я подумал, что на Небесах, наверное, есть фабрика по переработке человеков в небесных человеков. В я-говорящих человеков. Где-то этих людей точно штампуют.
- Я хозяин своей жизни. Я делаю свое настоящее и будущее. У меня есть цель - выучить небесный язык - и я ее добьюсь. Я шарю в стройке, поэтому смогу заработать на обеспеченную жизнь. Я тот, кем я хочу быть.
Я же от таких разговоров становился опустошенным донельзя. Я не люблю работу, пыль, жизненные ****ежи. Все то, что есть на моей новой работе. Я не контролирую события и не создаю свое окружение. Я не Результат, а Постоянный Процесс. Видно, это я сам выбрал…
А окружение свое я действительно не контролировал – в наш апартмент каждый день приходили разные люди. Пили, пили, говорили, много говорили, трахались, полячились. Жить там уже надоело, поэтому, когда в группе по небесному языку подвернулся вариантик сменить жилье, я тут же согласился.
Так что теперь я бываю в польском муравейнике редко. Приятно приходить в апартмент уже в качестве гостя. Все негативные переживания, вся та теснота и угловатость остались в комнате наверху. Я туда даже не заходил. Я сижу исключительно внизу. Я только что выпил текилы. Восприятие действительности обрело свои контуры. Жить стало легче. Я вырвался из мыслей и секунд пять соображал по какому поводу нахожусь в своем бывшем доме. Происходила вечеринка наших и полунаших. Восточноевропейский интернационал с небесным оттенком. Который когда-то превратится в часть небесного интернационала. С восточноевропейским оттенком.
У меня все так происходило – смена работы, жилья, знакомых. Это были переломы. Или границы между периодами, не знаю. Я уже ждал нового друга. Вернее, я с ним прямо сейчас пью. Правда, появился он не сразу, а часам к 9 вечера. И был не карпентером, а жестянщиком. Высокий, как Довлатов, худой, как Афекс Твин. И добрые, сумасшедшие глаза. Писательские. Надо ли говорить, что его фамилия оказалась Ахматов…
Он пил редко. Но хорошо. Как Кафка. Это вряд ли меня удивляет. Настоящий «убийца с детским лицом». Как и носитель этой клички, Оле-Гунар Солскьяер. Похожий на него и внешне.
Черт, везет же мне на писателей. Видно, никуда мне от них не деться. Как и от писанины. Беда с ней – не дает мне никакого покоя. Кто-то просит у Бога стать посредственным литератором, и им становится, кто-то вырастает в Великого Писателя, ни у кого ничего не прося, кто-то не хочет работать, кто-то пишет ровно 1 час в день, кто-то просто убивает время, кто-то с помощью писанины не сходит с ума… Они все правы? Что же это такое, заставляющее подрываться, уединяться, словословить, видеть, а не смотреть, слушать, а не просто слышать? Можно ответить себе на этот вопрос (зачем писать?), чтобы отвязаться от окружающих, а можно и не отвечать. Можно писать – а можно и не писать. Можно пить – а можно и не пить. Мы выпили с Ахматовым.
Он же мне рассказывает, как однажды отметелил трех мексов. Один. Он мне рассказывает, что его любимый фильм «Олдбой», и его любимая сцена – драка в подвале главного героя со всей толпой. Видно, он хочет повторить эту сцену в своей реальной жизни. Что ж, мне по душе такая ахматовская мотивация отметеливания троих тупейших мексов. Мы выпили с ним.
Текила, если ее пить правильно, дает неповторимый эффект. По телу разливается благодушие, по голове – покой. Вы пьяны, но чувствуете себя великолепно. Если пьете правильно. И в правильном окружении.
Я демонстративно прощаюсь с польским муравейником. Никакого сожаления, никакой усталости – всему пришло свое время. Чарек равнодушно пьет со всеми. Я ему друг, но если мы не будем созваниваться, то он меня точно так же равнодушно забудет. Как и я его. Это Небеса, дружище, здесь некогда быть верным другом. Просто переехать и постепенно перестать позванивать. Это далеко не худший вариант. Это нормальный небесный вариант. Но Чарек об этом еще не знает. Зато знаю я. Лучше выпить с Ахматовым, чем думать об этом. В конце концов, пьянки здесь еще будут. Значит, будет Чарек. Значит, будет я. Значит, будут наши. Значит, будет текила. Пока не наступит Небесная Неизбежность.
Ахматов, кроме своей внешности, фамилии обладал еще одним великолепным писательским свойством – вокруг него всегда околачивались девушки, и он добродушно их водил с собой. Приводил с собой. Просто знакомые девушки, вы же понимаете…
Пока не наступила Небесная Неизбежность, мы так же собирались у Чарека в моем бывшем доме. Собирались писатели какие-то, собирались вместе Кафка, Ницше и Ахматов, собирались наши, собиралось наше быдло, собиралось польское быдло, собирались все, кто только можно, и всё, что только можно. Рецензионная телка… Не только она…
Хорошее сборище наших. Хороших наших. И хороших полунаших. Поляков.
Много говорили, много пили, хорошо пили. Курсы небесного действительно помогают. Особенно, когда есть возможность для практики. Когда есть текила.
Один поляк рассказывает, что главное в Стэмфорде – это переехать когда-нибудь за «оба моста». «Оба моста» – это хайвэй и ж/д линия с вокзалом. Через все, что они проходят, они проходят в качестве мостов. Поэтому, говоря «оба моста», вы имеете в виду всю ту разделительную линию, которую образуют higway and railway.
Кафка говорит, что главное препятствие для этого – статус. Будучи нелегалом, удобнее обитать в этих гадюшниках в мескиканско-польском районе по эту сторону «обоих мостов», а не светиться в даунтауне.
Я говорю, что моя новая комната намного больше предыдущей…
- …той, что наверху. Она находится по ту сторону «обоих мостов». У меня нету статуса. Такой же мексиканский гадюшник. Только супермаркеты под домом вот и все отличие…
- Лучше всего жить в Бриджпорте- это Ахматов.- И дешевле.
Веселое и вальяжное настроение- значит сегодня суббота. У всех суббота… Даже такие разговоры не в тягость.
Сегодня Ахматов привел с собой трех девок. Одна из них оказалась интересной, а две другие нет. С интересной я скоро оказался рядом. Она писала музыкальные рецензии в журналы, на всякие интернет-сайты. Рецензии на альбомы, рецензии на фильмы, рецензии на демки, рецензии на книги.
Прямо там она захотела, чтобы я просмотрел некоторые ее рецензии. На все подряд. Я очень плохо переношу других писателей (кроме Кафки, Ницше и Ахматова). Еще хуже я переношу критиков. Писатели хоть пишут. А эти только критикуют. Потому что сами написать ничего не могут. Но она была рецензентом, а не критиком, видимо, поэтому мне с ней было легко.
- Почему у меня не получается пробиться? Вот ты писатель, подскажи мне что-нибудь?
Она обратилась ко мне, а не к Кафке или Ницше! Была бы она мужиком, я бы ответил словами Буковски «просто у тебя нет ****енки». Но тут так не скажешь. Я даже растерялся. К тому же она мне уже нравилась. И действительно неплохо писала. В своей весовой категории…
- Может быть, я пишу рецензии, как плаксивая сучка? Поэтому дальше сайтов дело не доходит?..
- Вряд ли. Плаксивая сучка пишет с интонацией плаксивой сучки. А у тебя ее нету. Да и плаксивые сучки не пишут рецензий. Они вообще ничего не пишут.
- Да… спасибо. Давай лучше выпьем.
- Мне даже нравится, - я продолжил после опустошения стаканов - как ты пишешь рецы начинающим музыкантам. Со знанием дела и процесса. И не щадя ничье жалкое самолюбие. Ты сама играешь?
- Да, еще в начале. Только два года, как играю.
- А я три, как пишу.
- Ты старше меня на год.
- Давай выпьем.
Наверное, в жизни может и повезти. Я не искал себе девушки. Если была ебля, то это само получалось. Отношения меня пугали. Свидания и ухаживания – тем более. Нужно говорить много всякой ерунды, а я не люблю говорить много всякой ерунды. К тому же, попробуй найти себе девушку, разделяющую твои взгляды. Я привык быть один, но… ведь бывают интересные женщины.
Я понял, что текила делает свое дело, поэтому предложил выпить еще. Она согласилась. Нас не особо интересовало, о чем говорят остальные. Но вскоре пришлось и в этом участвовать. Но друг друга мы из виду не теряли.
После полуночи у Кафки в голове созрела идея подвести итоги. В итоге он понял, что в итоге пьян и, в итоге, без девушки. Кафка пил немного. Но если пил, то пил, как он сам говорит, зачетно. Так мог сказать только какой-нибудь Кафка, работающий на Небесной Стройке. Кафка сегодня пил зачетно. Он берет телефон и звонит Ницше.
- Привет!
- Черт! Я сплю!
- Ну и что! Есть дело.
- Я же сказал, что сплю.
- Мне нужна пусси! Мне надоела теснота, но я ничего не могу с этим поделать. Мне нужна пусси .
- Мне тоже нужна пусси. Но когда мне нужна пусси, я организовываю ее себе. А сейчас я сплю.
- Мне нужна пусси! Достань мне какую-нибудь пусси!
- Какую, на фиг, сейчас пусси. Я не собираюсь вылазить из постели и прерывать свой сон.
- Но ты же можешь…
- …что могу. Las putas latinas, ха-ха – так мог сказать только какой-нибудь Ницше, работающий на Небесной Стройке.
Ух ты, черт! Не каждый день на ваших глазах Кафка просит у Ницше какую-нибудь пусси. Кафка просит у Ницше какую-нибудь пусси…
- Да уж, не каждому удается увидеть, как Кафка просит ****енку на ночь у Ницше – так говорю я, работающий на Небесной Стройке.
- И не допрашивается – она нигде не работает. Она пишет рецензии. Она мне нравится.
Вскоре, пришлось отвозить Кафку на машине. Мы словили момент и незаметно ушли наверх. В моей комнате никто не жил. Зеркало было на месте. Она на мне. Я чувствовал себя прекрасно и великолепно. Одним трахом дело не закончится. Мы сразу стали отлично понимать друг друга.
Я был счастлив после оргазма. Она тоже. Заснуть можно прямо здесь. Она не будет требовать выполнять обязанности ухажера. Мы растянулись на матрасе.
В конце концов, и Ахматов работает на стройке. Таковы жестокие реалии Небес. Здесь писатели подавно не нужны. Глядя, где обитают на Небесах признанные авторитеты пера, становилось не так грустно за свою судьбу. 5 лет – срок обретения профессионализма. Мне осталось два года. Ей – три. Вместе нам будет легче…
Она сразу же согласилась переехать. Ей было все равно, где жить, а со мной жить ей было не все равно, а интересно. Так, впервые в своей жизни, я стал сожителем. Но не мужем. Пока что.
Моя свежеиспеченная малышка то работала, то не работала, пытаясь зацепиться за критику. На самом деле, она хотела играть свою музыку. Причем видела все лицемерие рок-звезд. Она была на правильном пути, но… на пути, поэтому пока что надо где-то работать. Как и я, она была нашим нелегалом на Небесах. Зато великолепно знала небесный язык. Так что мои курсы получали дома хорошую поддержку.
Новая комната была раза в четыре больше предыдущей, оплата - на пару сотен меньше, зарплата – на тысячу больше. Начали появляться деньги, началось чувствоваться появление денег. Начались ощущаться Небеса…
Да и лето настало. Много работы, много пота и… уже много денег. Можно пройтись в выходные по магазинам, купить пару красивых шмоток, потом еще пару красивых шмоток. Почувствуйте Небеса в своем сердце, почувствуйте Потре****ство. Почувствуйте новую удобную майку на своем теле, почувствуйте взгляды окружающих на себе. Почувствуйте радость, заслуженную небесную радость с заслуженной небесной ухмылкой на лице. Почувствуйте сытость, заслуженную и зарабатываемую небесную сытость. Почувствуйте, о чем я рассказываю…
Небесные шмотки шьются по всему миру. Или, правильнее сказать, что весь мир шьет шмотки для Небес? Причем, в тех странах, где это все производится, очень туго с хорошей одеждой. Здесь есть все шмотки, вся еда, вся выпивка, все машины (кроме наших), все группы и все концерты. Изобилие, райское изобилие. Доступное, если работать и работать.
Любое повышение в жизни связано с увеличением заработка. На Небесах это наступает быстрее, чем у Наших, но на Небесах и социальных каст намного больше. Поэтому небесный эмигрант (а таковых постоянное большинство на восточном побережье) как бы движется наверх, но на самом деле топчется в одной луже, не выходя за ее пределы. Зато, в каком бы верху или низу вы не находились, где-то через год через два, наступит Небесная Неизбежность. Небесная Неизбежность – это перманентная ухмылка, забывание друзей, отказ в какой-либо помощи только что приехавшим на Небеса. Это много чего нехорошего и неизбежного.
И, что самое грустное, я стал постепенно приближаться ко всем характеристикам, даже, несмотря на свою отгороженность. Этому способствовала резкая смена жизни на всех фронтах. Я так стремился изменить жизнь, что стал вовлекаться в ритм Небес. Когда каждый говорит только о себе, думает только о себе. Каждый чувствует собственную уникальность и важность. И плевать на других – да лучше подохни, мне больше вкусного останется…
Будь ты поляк, будь ты латинос, будь ты наш, будь ты индус или еврей, узкоглазый или европеец – итог один. Небесная Неизбежность.
Кстати, о латиносах, теперь я их вижу каждый день, потому что в новом доме живут только они (почти). целый улей латиносов, тесный и точно такой же бессмысленный, как все улеи в этой части Стэмфорда. много добродушных парней с «вечными мексиканскими ухмылками», много женщин, склонных к полноте, всех возрастов. одинаково ебливых и одинаково многодетных. много латиносских вечеринок. много людей и много латиносской традиционной музыки. много комнат в маленьких домах. и в каждой комнате по семейству или хотя бы по паре. и все хотят быть во главе. все хотят быть первыми. Небеса навязывают непрерывную конкуренцию. душно.
сначала во главе стояла перуанка из комнаты напротив. она живет вместе со своим мужем. гватемалец. у них есть годовалый ребенок, который постоянно кричит. перуанка хочет быть во главе, потому что она мать. в то время мы пытались найти смысл нашему пребыванию на Небесах. третья пара из комнаты у входа была отягощена бытовыми проблемами.
потом во главе захотела стать моя. я ее быстро приструнил в постели (там мы и нашли хотя бы временный смысл). моя «почему-то» стала сраться с тупой латиносской. надо было приструнить их обоих.
а потом вдруг, совсем недавно, во главе, наконец, решила стать хозяйка из комнаты у входа. пара, состоящая из черного и нашей. латиносска отягощена бытовыми проблемами. я пытаюсь писать эту Книгу Небес. наша домохозяйка во главе. приструнить их троих просто нереально.
Жизнь понеслась стремительно, правда, без моего на то согласия. Появилось много дел, потом они стали появляться регулярно. Избежать решения многих этих проблем было невозможно. Так «жизнь» стала затягивать с головой. В голову приходили только два слова «тиски» и «душно».
А ведь правда - «трудно избежать западни». Капканы расставлены повсюду - и в соблазнительном кредите на покупку жилья, и новом Scion tc, и в лоснящихся страницах всех журналов на прилавках гипермаркетов, в улыбке Папы Римского, в необходимых рукопожатиях на работе - список как всегда бесконечен.
Западня в увеличивающейся информации. Раньше была прогрессия арифметическая. Теперь явно геометрическая. Мы ебошим кучу деревьев, чтобы создавать кучу документов, которые не имеют никакого действительного значения во Вселенной. Во Вселенной документы не имеют никакого значения. Мы сами выбрали так жить. Западня в постоянных отчетах и подотчетах, западня в новых музыкальных альбомах (все больше и больше новых музыкальных альбомов), западня в новых книгах. Зато есть нескончаемая мотивация к поиску нового. Такими темпами всего интересного точно не перечитаешь и не переслушаешь. Так что радуйтесь книжные и компьютерные лузеры (а я не среди них?) - смысл есть.
Западня- это и популярность, и литературные чтения, и ЖЖ (особенно ЖЖ), союзы писателей, собрания союзов писателей, возможность многочисленных интервью, возможность стать одним из идолов, попасть на алтарь Небес, попасть в Замок Кафки. Вот что убило Дилана Томаса, вот что убивает почти каждую незаурядную личность, как только она выбьется из ежедневного говна обыденности.
Западня - это вечеринки с друзьями (например, по поводу Дня Рождения), сайты одноклассников и одногруппников; западня это даже футбол (так что будьте осторожны). Западня - это толпа в любом проявлении и виде. Ведь невозможно досконально определить словами, что такое западня, и как ее избежать. Приходится лишь стараться сохранять ясность в каждое мгновение. И кто его знает, может и у вас появится тот взгляд, как у живых людей.
А жизнь действительно понеслась. Сначала закончились курсы небесного. Никаких перспектив относительно литературы. Она здесь вообще никому не нужна. Я просто хорошо закончил курсы небесного, успев его немного выучить. И записался на их продолжение. Чтобы потом забыть на Небесной Стройке, работая вместе с нашими и полунашими.
Потом мы женились. Я никогда не хотел жениться. Сильно напрягали любые мысли о свадьбе, нарядах, множестве людей, церемониях, клятвах, кольцах, статусе мужа. Достаточно просто жить вместе. Но женитьба позволяла в будущем избавиться от нелегального статуса, поэтому мы все-таки это сделали. Спасибо Небесам – на нашей «свадьбе» никого не было, а сама она длилась три с половиной минуты. Женщина-судья сказала по-небесному какие-то заготовленные фразы, а мы – какие-то заготовленные ответы. И все. Никаких колец, никаких документов. Только статус мужа и жены. Которыми мы уже стали.
Вечером мы пили вино с двумя соседями словаками. Они не знали, что сегодня мы женились. Зато знал об этом я, видимо, поэтому очень быстро устал и так же быстро напился. Шли глупые разговоры. Потом к столу подошел скунс. Зашипел. После выделений скунса может вонять неделю на четыре квартала. А если «эпицентр» взрыва около вас… мы позволили скунсу делать все, что он хочет, и вскоре он ушел. Потом я встал из-за стола и начал блевать в кусты. Вино было калифорнийским и очень напоминало дешевое вино, популярное у Наших. Закончив блевать, я пошел прямиком в нашу комнату, где тут же заснул. Моя свежая жена осталась с одним из словаков. Тот предложил ей перепихнуться. Она отказалась. Зато пила дальше. Потом пришла ко мне. «Свадьба» закончилась. А завтра – вновь на работу.
Вскоре мы устаканили свой статус и перестали быть нелегалами. Жить стало свободней и легче. К тому же статус позволял иметь права и водить. Купили машину. Научились водить. На ней. Настала осень.
Мы неслись по небесной жизни галопом, даже не заметив лета. А оно уже закончилось. В хорошие осенние дни приходится работать, а в плохие – настроение есть только пить. Впереди маячили перспективы и планы. Впереди маячило много дел. Нужных? Из-за дел не заметишь всей жизни. А потом она незаметно закончится. Возможно, это неплохой способ полезного убивания часов, дней, месяцев и лет, но мы предпочитаем другое. Мы предпочитаем … довольствоваться тем, что у нас есть. Этого всего достаточно. И не хотеть постоянно быть еще лучше. То есть, не хотеть, чтобы у нас все было постоянно лучше. Эй, не стоять на месте! Вперед! Вперед?
Вот, вроде, обошли очередную западню…
В новой комнате помещались раскладной диван, столик для ноутбука вместе с ним самим, подставка для 200 дисков, какая-то глупая тумбочка и до 12 тел. Теперь у нас стали собираться гости различного вида, что помогало убегать от скуки и безысходности.
однажды у меня собрались художнеги, писательишки, музыканты и прочий творческий сброд. что хорошо - пили текилу. причем хорошую. пили правильно - с лаймом и солью. больше ничего хорошего не было. они трещали не переставая. каждый считал, что он лучше, каждый считал, что он лучший. они не прекращали свое бессмысленное копошение.
кроме всего прочего, они хлопали дверью. они громко хлопали дверью. они были слишком заняты своими творческими размышлениями, творческими планами, своими размышлениями о планах. как голливудские гении Буковски - «эти люди погружены в свой внутренний мир и не обращают внимания на житейские мелочи». ну что ж, я могу это понять. но он мне конкретно мешает, этот стук двери!
возможно, этот мир иллюзорен. но этот-то чертов звук двери абсолютно реален! и реален он очень громко, каким бы ни был иллюзорным весь поганый остальной мир.
вообще, эти ребята, неустанно твердящие про иллюзорность нашего мира, вызывают тошноту. большинство из попадавшихся мне были обычными лентяями. естественно, я не призываю к работе (упаси нас лукавый). дело не в этом. да, этот мир бессмысленен, жесток, непонятен. возможно, иллюзорен. но ничто не может быть реальнее «беспроблемной телки», сидящей на вас. иллюзорными будете как раз таки вы, если и в такой ситуации будете думать о просветлении.
мне быстро стало скучно, и пришлось пить текилу в одиночку со своими мыслями. возможно, они все собрались по какому-то поводу. Возможно – для обсуждения каких-то своих проблем, достижения каких-то целей. скорее всего, я был нужен как человек, у которого можно собраться. What`s it all about, в конце концов? я задаю себе эти вопросы в очередной раз, и в очередной раз вместо ответа опрокидываю еще один стаканчик. и вопрос так и уходит в очередной раз неотвеченным. так же быстро я и опьянел. исчез и Вопрос, и Ответ...
а они всё шуршали и шебуршали. возможно, поглядывали на меня. потом один из них спросил, как улучшить свой слог. я ему посоветовал два года поработать на стройке. а по тебе, дружище, камнеломня просто плачет. а вот ты, старичок, знаешь, что на рудниках просто зудит от нехватки такой рабочей силы, как вы, гитаристки с мошонками. сбор клубники, девочки. демонтаж автомобилей, мальчики. Любой коллектив на любом заводе. есть уйма мест. вам всем туда. и напоследок, тот самый еще что-то спросил. я ему прокричал:
- НЕ СУНЬТЕ РУКИ БЛИЗКО К ПИЛЕ, КОГДА РАСПУСКАЕТЕ ДОСКИ! ПАЛЬЦЫ НЕОБРАТИМО ЗАТЯГИВАЕТ В ЭТУ МЯСОМОЛКУ!
но они меня ни грамма не поняли. лишь нервно переглянулись, потом нервно улыбнулись и продолжили свою ебучую трескотню. жалкие людишки, гламурные писательишки, никчемные тряпичные художнежки, поэтэссы с яйцами. скопище уязвленных самолюбий. потом они решили сделать какой-то проект. тут же этот проект стал ЖЖ-проектом…
не люблю я ЖЖ. «отхожие места духа» - Пелевин прав. однажды я участвовал в одном таком музыкальном ЖЖ. надо было писать про музыку: концерты, диски, события и многое другое. задумка была интересная - мы не знали куда идти. мы только знали, куда можно двинуться. мы двинулись.
нет, я не против, а только за различные музыкальные и литературные ЖЖ- ведь там можно беспроблемно накачать все, что тебе нужно. но большинство ЖЖ все-таки убого. их хозяева грешат тем, что через их лайвжорналы сквозит одна и та же мысль – ОБРАТИТЕ НА МЕНЯ ВНИМАНИЕ!- будь то школьница, учитель, студент, художнег, графоман (особенно графоман), молодой специалист. а основная мысль, суть, одна - посмотрите все (как можно больше всех!), какой (-ая) я интересный (-ая).
наш ЖЖ-проект оказался таким же. вскоре я словил себя на мысли, что захожу на эту страничку с надеждой на комментарий о том, как я классно написал. это уже чересчур, поэтому пришлось пить несколько дней подряд.
это не был музыкально-литературный проект, это был неграмотный ЖЖ-проект вроде бы о музыке. о своей любимой музыке. ПОСМОТРИТЕ, КАКАЯ У МЕНЯ ИНТЕРЕСНАЯ МОЯ ЛЮБИМАЯ МУЗЫКА!
поэтому на нынешнее ЖЖ-предложение я отреагировал отрицательно, даже не ознакамливаясь с его содержанием. потом был вопрос о слогане или девизе. я им всем предложил назваться "Богемное несоответствие действительности" (БНД). они заржали - им это понравилось. эти таракашки вновь ничего не поняли. ну да ладно. когда текила кончилась, я просто повыгонял всех этих бесполезных существ.
правда, они отняли слишком много энергии, поэтому мне пришлось сильно напиться, чтобы оставаться невовлеченным. так сильно, что на следующее утро я проспал первый из двух суперматчей АПЛ - "Ливерпуль"- "Манчестер".
«Перестаньте пялиться на мои сиськи, мистер» называется рассказ Буковски. «Перестань пялиться на мои сиськи, мудак латиносский,»- должна была сказать моя девочка двум мексам в стирке. «Перестань пялиться на нее, ублюдок,»- должен был сказать я.
А еще я должен был набить морду обоим. Но мы просто пошли оттуда. Не сбежали с места боя. Чем тупее латинос, тем он безобиднее, а чем безобиднее латинос, тем меньше смысла бить ему морду, не правда ли. Безобидность не есть повод для драки. Вроде избежал очередного капкана.
осень не самая веселая пора года. я не испытываю восторга по поводу желтых листьев, как и по поводу оранжевых листьев. никакого восторга и никаких листьев. через пару недель так оно и будет.
за окном идет ***сосный дождь. мы валялись на диване, ничего не делали. мы не хотели ничего делать - нужно платить за страховку, лечиться, купить что-то пожрать, уладить пару дел, навестить друга, помыть машину, починить машину (ЭТА ШТУКА ЕЗДИТ ВСЁ ХУЖЕ И ХУЖЕ) - никакое дело не представлялось настолько важным, чтобы его действительно следовало делать.
…валялись на диване, слушали Ozric Tentacles, смотрели в потолок, валялись и ни *** не делали, поставили The Necks, занялись любовью, потом снова валялись, голые, голые валялись, на диване, ни хрена не делали, выпили по "Гинессу", поставили Morphine, валялись на диване, ни хера не делали, ни хера делать не хотелось, вдруг вспомнили, что такое морфин, дослушали трио, подняли свои ленивые задницы, вышли в патио, затянулись, улыбнулись, затянулись и вернулись, поставили King Crimson...
уже вечер, день давно закончился, значит можно сползти с дивана на пол и заняться этими словами. в последнее время происходит странная и пугающая штука - кажется, что писательство - это работа. вернее, писательство может быть работой. я просто выполнял работу. эдакий труженник слов. не профессионал. а вдруг Елинек тоже достигла этой стадии и стала просто сыпать словом без абзацев и глав. несколько сотен страниц сплошного насыщенного текста. профессионал.
в последнее время я пытаюсь смотреть на все с позиции работы и профессионализма. даже футбол. просто професисионалы в своей области. есть обычные футболисты и звезды, на которых смотрит весь мир. футболист-професиионал просто четко делает свое дело - либо забивает голы, либо пашет на бровке, либо делает сейвы, либо make play, если он плеймейкер, либо дает первый пас. и тренер - обычный управленец, менеджер по персоналу, психолог, стратег.
а писатели продуцируют слова, Слова, текст, сюжеты. они просто подкидывают упаковки смысла. действительно хороших писателей очень мало, и они редко появляются. вам и мне вряд ли удастся попасть в их число.
профессия (?) писателя избавляет от якобы необходимых, но не перевариваемых мною, например, вещей, как внимание к внешнему виду, планирование социальной жизни и карьеры, мнение окружающих, присутствие официальных праздников в жизни. считая вас писателем, окружающие снисходительно позволяют вести странный и даже вычурный образ жизни. например, выкурить трубку, написать несколько нужных строк про одноименный альбом Glenn Faria, потом включить этот альбом и начать спорить с самим собой про соответствие только-что-написанного сейчас-слушаемому. а именно, что «здесь гитара достигает той гениальности, которая проста». а на 6 треке все-таки согласиться с самим собой. что гитара гениально проста и просто гениальна. а потом сесть и писать то, что вы читаете сейчас. а как же работа, недоуменно воскликнет небесный житель? завтра утром, а пока это мое время. правда, это точно такая же ловушка - снисходительный дозвол есть лишь намек на принятие в ряд своих. только лишь в редком качестве. увидишь Будду – убей Будду, увидишь Мастера – убей Мастера, увидишь Великого Писателя - убей Великого Писателя. все это правда…
если можете искренне наблюдать закат, выдержать женщину на себе стоя 5 минут, удовлетворить двоих зараз, улыбаться долгой улыбкой да просто жить –вы еще в ловушке не полностью. а может быть и не в ней. если вы еще способны постоянно развиваться, вы способны творить. вот только тут вмешивается работа. но это завтра, слышите ЗАВТРА! а сейчас мой вечер, мое время…
действительно - трудно написать что-либо существенное. даже музыка так не звучит. все мелодии сыграны, все фразы написаны, все ходы сделаны. мы их всего лишь повторяем по-своему. сквозь свою призму восприятия. ведь массам надо подкидывать что-то отличное от прежнего. мода повторяет себя либо идет по пути полнейшей бессмыслицы. но никто ничего не замечает. огромное стадо ведут все ближе и ближе к пропасти. всё дальше от родного дома. но стадо ничего не замечает. стадо только блеет. все довольны. Небеса.
писательство действительно заманивает. а потом исчезает. ты продолжаешь писать, что-то делать, как-то жить. но на самом деле, толкаешь навозный шар.
и тут на этой странице повествования появляется какой-нибудь хиппан, хилый, неуверенный иисусик. проповедующий некие истины, имеющий некие активные политические взгляды. он говорит: "писательство не профессия, писательство- это призвание". гол-красавец, с 30 метров в "девятку". но в исполнении рядового футболиста низшего дивизиона. который таковым и останется. почему-то хочется ответить своему герою: "он **** Салли". он по-прежнему ебет Салли, старичок...
в этом мире, переполненном информацией, очень трудно удержаться на плаву, сохранить ясный взгляд. мы не помним всей информации, зато получаем увеличивающиеся дозы новой. зачастую мы не хотим узнавать новую информацию, потому что приходим заёбанные с работы, мы хотим отдохнуть, но от мысли, что это никогда не закончится, мы не отдыхаем полностью, а лишь работаем более уставшими. отпуск дает небольшую передышку, это, как кофе-брейк, но иногда фургончик уезжает прямо перед твоим носом. мы глушим ноющие внутри нас вопросы всякой дрянью, алкоголем, наркотиками, верой, шоппингом, той же работой. мы не хотим знать всей информации. мы не хотим ясно смотреть. мы просто не знаем, как это. а ребята, управляющие миром, делают старые ходы, продуцируя еще больше бессмыслицы. никто ничего не замечает. ай, надоел уже, не грузи, я слишком устал. создается впечатление новизны, прогресса и якобы действительной жизни. матрица has you. а заебанный индивид обретает смысл в этом мнимом прогрессе. стадо просто идет. мы живем в этом сне, в этом потре****ском раю и даже не знаем, что такое жизнь. матрица действительно has you, дружище...
я только что закончил писать. вокруг обычная пустота. диван. моя девочка. от мысли, что это никогда не закончится, невозможно отдохнуть. и только когда пишешь, она полностью исчезает. исчезают проблемы, эта мнимая конкуренция, суетное копошение. исчезает проблема "закончится-не закончится". происходит ЖИЗНЬ. только, когда пишешь- отдыхаешь. правда, и здесь тиски скоро сжимаются - от усталости после работы, от такого отдыха вскоре и устаешь. и тем не менее, слова сыплются из меня, писательство невозможно остановить, "everybody writes"- я вспоминаю Кобба, героя фильма "Following" .
все так же блекло звучит музыка. ни хера не хочется делать, ничто не представляется хоть сколько нибудь важным, чтобы это делать. есть мысль, от которой невозможно отдохнуть полноценно. есть бессмыслица. и есть писательство, от которого все вышеперечисленное исчезает.
"искусство- это быть выжатым лимоном". я выжал из себя все, что только можно и даже больше, поэтому ложу ручку с тетрадкой до лучших времен и взбираюсь на диван к моей девочке. второй раз за день должно получиться великолепно. все движки разогреты. к тому же это единственный способ ("куда вы деваете вечера?"), кроме писательства, быть осмысленным, а потом отрубиться, дабы не страдать очередную ночь от бессоницы...
Постепенно, рабочий ритм втягивает. Если вы работаете не много, то кубический сантиметр шанса остается. Но мне приходится въебывать, поэтому сохранить этот сантиметр все труднее и труднее.
Мой босс решил продолжить курсы небесного языка на более высоком уровне. Закончив и их, он уперся в ту же проблему, что и я - настоящее Небесное Образование стоит таких денег, которых нету ни у него, ни у меня.
Но я забегаю вперед. Поэтому, можно забежать и назад. Мой босс хотел казаться крутым парнем. Но был всего лишь важным. Как и все в группе. Правда, упорно не хотел это замечать, поэтому с несуществующей обоснованностью пытался склонить одну гламурную цыганку к серьезным действиям. Та же, почему-то, никак на него не реагировала. Зато давала понять, что не против этих действий со мной. Правда, она была слишком важной, поэтому ничего не предпринимала первой в этом направлении. Я же «не знал, кто прав, кто не прав», поэтому был равнодушен к любому мнению, слово «крутость» было всего лишь словом, а любое слово можно просто написать где и когда считаешь нужным, поэтому я был одет не плохо, но хуже всех; гламурная цыганка была безразлична, поэтому я тоже не предпринимал никаких действий. Зато предпринимал их безуспешно мой босс, который не привык проигрывать. И очень злился, видя, что она виртуально трется об меня. И что я никак этим не пользуюсь.
Почти на любой работе, к сожалению, есть люди. И все, что с ними связано. Почти на любой небесной работе есть я-говорящие человеки. А у них есть одна особенность – возрастающее чувство собственной правоты. В любом месте и по любому поводу. Все это, возможно, являются некими стадиями Небесной Неизбежности. Хотя скорее, ее развития. Я прав?
- Я ПРАВ! Ты должен слушаться босса и отбросить всю свою гордость. Может, ты достоин и лучшего, но на данный момент ты работаешь на меня. Поэтому должен слушаться меня. Понял?
И так почти каждый день. И что он нашел в той гламурной цыганке? А теперь, из-за нее, приходиться мучаться на работе. Все навалилось вместе (несчастья всегда наваливаются вместе). Осень, скука и беспросветность, исчезновение всякой мотивации, нарастание напряжения на работе, следующее из этого ощутимое понижение качества работы, переход временной границы, до которой я мог терпеть его музыку. Радио – это телевизор без картинки. По крайней мере, отупляет так же. Все лучшие хиты дня сегодняшнего! По два-три раза на день! Такие же, как вчера и как тридцать позавчера назад. Такие же, как послезавтра и как через тридцать завтра!
- Я создаю активную рабочую атмосферу! Радио помогает тебе просыпаться. Потом принять протеинчика. Я создаю свое здоровое и сильное тело. Активный физический труд этому способствует. Сделай погромче…
Еще громче…
На самом деле, все эти фишки по повышению мотивации труда направлены на выжимание из вас, господа рабочие, еще большего количества жизненных соков. Еще больше мотивации, радость от работы, работа как семья, как дом, как жизнь. Я терплю, я просто терплю. Есть строчки, есть ручка – они помогают. Помогут ли они уйти с работы окончательно?
День Благодарения – это праздник, который мы не празднуем. Зато можем с кем-нибудь собраться и выпить. Появились намеки зимы. На днях закончится очередная осень. В жизни не происходит ничего интересного. Только приходят разные люди. Выпить. Избежать неприятных мыслей.
День Благодарения. Последний хороший день последней трети или четверти того года. Мало гостей. Один малыш и Кафка со своей подругой, которую он не трахал.
Стоит обратить отдельное внимание на взаимоотношения Кафки и выпивки. Обычно, Кафка пил нечасто. Немного и неизменно. Напивался. Домой его отвозили на машине.
Пару раз Кафка бросал пить. Потом начинал. Снова бросал. Снова начинал.
Бросал на полном серьёзе. «Мусиш, курва, працовать! И мусиш, курва, пить!». Приходилось начинать. Напиваться. Домой его неизменно отвозили на машине.
Недавно Кафка бросил пить. Поэтому сегодняшним вечером он «не с нами»… Зато с нами его новая девушка, которую, он, правда, не трахает. Она много читала, ничего не писала (что, несомненно, хорошо), интересовалась всякой дрянью, косметикой и модой. Самое главное, она любила выпить. Как и малыш. Мы открыли бутылку.
Два жеребца. Две девочки. Одна из них моя. Жалко, что не обе. И Кафка. Который не пьет и не трахает свою девушку. Мы осушили стаканы первый раз за вечер.
Кафка пребывал в одном из своих подавленных состояниях, когда неимоверно плохо, но никаких действий по выходу из этого состояния, почему-то предпринимать не хочется.
- Невозможно попасть в Замок. Никак. Сколько не старайся, как ни крути, но выше определенной планки не прыгнешь.
- Наш небесный эмигрант всю жизнь топчется на одном месте. Единственный прогресс – бытовой. То, что есть изначально у любого небесного жителя. Все наши здесь жертвуют собой ради обеспеченной жизни своих детей. Ничего больше не остается. Правда, дети будут типичными небесными жителями. Надо выпить.
- Везет же всяким папенькиным детям - это вступает малыш. - Вырастают на всем готовеньком, и не надо вкалывать. Только радуйся жизни и получай, что хочешь.
- Да хрен с ними, с этими мажорами. На Небесах понимаешь, что красивая жизнь существует. И красивая жизнь проходит мимо. Если не наделен выдающимися способностями, то так и будешь топтаться у входа.
Мы пили текилу и болтали. Я со своей девочкой. Малыш, решительный, но наивный. Девушка Кафки, которую он не трахал. И сам Кафка, угрюмый и непьющий.
Он называл ее Иностранкой. У малыша, похоже, появились на ее счет определенные задумки. Правда, он отличался стабильной нерешительностью по поводу девушек. И девушки стабильно уходили к другим парням. К папенькиным детям. С машинами. С деньгами. С обеспеченным будущим. Со знанием, как обращаться с телками.
- Эти ублюдки в большинстве своем ничем не лучше. А даже хуже. Они побеждают чисто за счет денег. Не своих – малыш постоянно наступал на одни и те же грабли с бабами. Текила позволяет обходить многие грабли стороной. Но мы ее мало выпили. Уже больше…
- По-моему, нет ничего плохого в том, что у тебя есть папа, который может купить квартиру, машину и обеспечить тебя. Другое дело, как ты этим распоряжаешься. Я бы не отказался от этого. Безо всякого стыда. Большую часть жизни приходится тратить на суетное бытовое копошение. А в этом случае не пришлось бы.
- Злость к мажорам появляется из-за зависти. Обычно. Все примитивно и просто, – похоже, Кафка заметил, что малыш решительно пытается произвести впечатление на его девушку, которую он не трахает.
- Нет. Просто мажоры ублюдочны. И все, - малыш этого не заметил. Зато заметил я.
- К сожалению, правы вы оба. Материальная обеспеченность позволяет не тратить время и энергию на вещи, на которые эти время и энергию регулярно тратишь, не имея средств. Так что я был бы только рад богатому папеньке. Или крупному выигрышу в лотерею. Другое дело, что мажоры, в большинстве своем действительно ублюдки. Лучше выпить.
Выйдя на улицу, мы обнаружили, что сегодня полнолуние. Сегодня красиво. Нас было пятеро. Я и моя жена, Иностранка, Кафка, который ее не трахает. И малыш, который с удовольствием бы это сделал. Иностранка не проявляла никаких качеств или характеристик. Много молчала, много курила и пила. Проявляла ко мне неподдельный интерес. Мне она тоже нравилась. Жизнь стала так скучна, что даже надоела моя малышка, которая была идеальным вариантом для меня. Как и я для нее.
День Благодарения. Праздник, который не происходит в наших сердцах и душах. Мы просто собрались, чтобы выпить. И делаем это великолепно. И правильно. В какой-то момент я осознал, что происходит чуть ли не идеальное распитие текилы. Такое, что больше вряд ли когда повторится. Малыш и Кафка занялись спором, в котором никто не побеждал. Я остался с обоими телками. Обе были не против. Но я женат только на одной. Правда, это меня, почему-то мало беспокоило.
Великолепное состояние. Идеальные пропорции выпивки и закуски. Полнолуние. Девочки. Разговоры. Именно с этого вечера начинается эта книга Небес. Теперь я понял почему. Потому что именно с этого вечера она и начинается. Именно на День Благодарения, после шести часов распития текилы, в голову пришла мысль написать книгу про Небеса. Именно тогда я заметил, что есть другие телки. Например, Иностранка. Другие телки тоже могут хотеть тебя.
Такое иногда происходит в моей жизни. Появляется задумка произведения. И обязательно рядом девушка. Обязательно не моя. И обязательно чувство легкого возбуждения. Не знаю, что от чего зависит – задумка от девушки (или от испытываемого к ней возбуждения) либо легкое возбуждение от задумки. Они просто появляются вместе. И все.
Мы пили до самого утра. Хотелось растянуть приятное мгновение максимально долго. Потому что оно больше не повторится.
Может, виной всему Луна. А может, и нет. Кафка остался топтаться там, где он и топтался. Я отымел свою девочку. Никто не отодрал Иностранку. Малыш тоже остался неудовлетворенным. Но что-то, без сомнения, произошло. Успело произойти. Пока не закончилось содержимое бутылки.
На следующий день, в субботу, у моего первого польского босса была грандиозная попойка по поводу того же Дня Благодарения. Кафка продолжал не пить.
- Мусиш, курва...
- ...не мушу!
Кафка к стопарю не притронулся. Даже типичный польский босс и типичные поляки не могли его заставить сделать это.
В воскресенье он проснулся от тяжёлого похмелья. Голова трещала, сушило и даже подташнивало. Происходила экзистенциальная трагедия. Мир не был таким прочным, как обычно. Пришлось прилечь на пару часов, чтобы день наконец-таки начался.
Поэтому Кафка берёт телефон, набирает мой номер и говорит лишь одно слово – «неизбежное». И ложит трубку. Больше она ему не нужна...
Как и мне – ни один телефонный номер не спасет от неизбежности. Неизбежно воскресенье, неизбежно заканчивающееся воскресенье, неизбежен понедельник. Каждый по своим норам дожидается неминуемого начала рабочей недели. На Небесах не знают, как жить в воскресенье вечером. Я тоже не знаю, поэтому стараюсь заглушить это чувство неминуемости всеми способами. Ничего нового. Ничего интересного. Возможно, надо попробовать с Иностранкой. Зачем? Или начать писать. Если бы получалось. Выпить? Единственное, что возможно на данный момент…
А за окном, тем временем, начиналась зима…
Наше пребывание в этом доме отметилось некими жизненными успехами, и неким поднятием по социальной лесенке. Что же касается нас самих - мы мутно следовали по неизбежному пути. Тут я и начал писать эту книгу Небес.
Вначале было много сил и энергии. И Результата. Потом, на стыке осени и зимы, когда постоянно сыро и холодно, я стал хиреть и худеть. День Благодарения был последним хорошим днем в году. Бессоница стала обычным явлением. Я становился меньше, как в рассказе Буковски. Зараза, неизвестная и невесть откуда взявшаяся, донимала меня. А жестокая зима только набирала обороты.
Естественно, исчезла почти вся энергия. Я с трудом передвигал ноги на работе. Написать что-нибудь вечером считалось большой удачей.
Когда ничего не хочется делать. Впереди целый вечер. Потом ночь. Утро. На работе можно убить 12 часов жизни ежедневно. Половина жизни уходит на работу. Но пока впереди целый вечер, и делать нечего и делать ничего не хочется…
Но если с вами ваш друг (а мой друг всегда со мной), а рядом лежит беспроблемная телка (а рядом лежит именно беспроблемная телка), то можно осмысленно и приятно провести целый час. Я тебя натяну, детка. Да, я хочу, чтобы ты меня затрахал. Я тебя отдеру, моя девочка. Да, отдери меня. Отдери меня, как шлюшку.
А после этого часа можно лежать голышом и интересно подумать. Или вспомнить. Мой друг, его зовут Иисус Дзен (его зовут Иисус Дзен!). Ну так вот. Однажды, я ему начал жаловаться на жизнь. Я ныл и индульгировал, как самый жалкий писательишко, как те ребята из «БНД», по поводу своего затупа. А мой друг, его зовут Иисус Дзен, говорит мне, затуп, брат, вещь преходящая. Ты посмотри, как люди живут. Вот это затуп.
Мой друг прав. Ведь самое ужасное и изощренное наказание, которое только можно представить - это находиться в толпе людей, слушать их разговоры, мнения, советы, слушать то, как они «решают» «проблемы». Вот где настоящий затуп.
А на работе продолжалось нарастание напряжения.
Трудно с людьми, которые считают, что они всегда правы. Возможно, их этому учат популярные практические психологи, возможно - небесная жизнь. Если я-говорящий человек считает, что он всегда прав, то он либо извивается в оправданиях, позволяющих ему оставаться всегда правым, либо попросту не замечает своих ошибок, несоответствий.
Мне окончательно надоела моя работа, босс и его радио. Но, как известно, отличительное свойство болота в том, что ты настолько затянут в то, что тебе не нравится, что не испытываешь желания что-то менять. Надо окунуться в ведро с холодной водой.
- Поработаешь у моего знакомого поляка. Его зовут Лешек. Это должно тебе пойти на пользу, а то в последнее время, я смотрю, что-то у тебя не клеится. Поработаешь на улице - все-таки смена обстановки. Тем более, у меня пока что работы мало, а так без работы сидеть не будешь. Скажем так, я тебя оддалживаю.
Оддалживаю…
Я научу тебя работать так, как я хочу. Если ты не будешь работать так, как я хочу, то я заставлю тебя работать так, как я хочу. Если ты и дальше не будешь работать так, как я хочу, то я сделаю так, чтобы ты мне приносил пользу. Если ты мне не будешь приносить пользу – я тебя оддолжу. В любом случае я прав и я контролирую ход событий.
Именно такая последовательность воздействий происходила со мной. Закончилось все оддалживанием. Это одна из форм хозяйствования над субъектом, вернее, одна из форм продолжения хозяйствования над субъектом. Ты как бы переходишь на другую работу, но по-прежнему принадлежишь старому боссу. Тот может больше о тебе не вспомнить, если ты не нужен. Либо позвать в любой момент. Оддалживание является модным способом избавления от рабочих, которым нужно платить, но не хочется.
В моем случае все было не так страшно. Просто не было работы в ближайшее время. И босс сплавлял своих людей по знакомым, чтобы, в случае следующего дома, вернуть в свои объятия, как ни в чем не бывало. Таким образом, я отправлялся в новое и неизвестное, не имея уверенности в том, что не вернусь опять в старое и я-говорящее.
Но пока что я не в я-говорящем мирке, а вновь в мире шыбко-курва-шыбко. Мой второй польский босс. Его зовут Лешек. Небесный возраст - 4 года.
Он был маленьким и лысым, крикливым, как все поляки, визжащим и кудахтающим, как все поляки, и хитрым, как все поляки. Настолько хитрым, что умудрился стать боссом, не имея особого понятия о Небесной Стройке и стройке вообще. Естественно, на фирме просто обязан был быть супервайзор. Не красноносый, а просто усатый. Точно так же ничего не знающий о стройке. Было еще пару незначительных поляков, наших и Педро-мексиканец. Педро разбирался в строительном деле, правда, почему-то не хотел применять свои знания. Как и не хотел приезжать на работу не то, что вовремя, а хотя бы не на три часа позже.
В такой ситуации я выходил единственным человеком на фирме, который мог сделать хоть что-нибудь. Мне предоставили относительную свободу действий (полная свобода к работе не имеет абсолютно никакого отношения), чтобы я с помощниками работал и приносил пользу. Свобода действий не распространялась на вставание по утрам и другие важные действия. Зато дышать стало немного легче. Правда, я вновь вернулся на улицу. Как раз в зимнее время. Ничего не поделаешь – либо дыши опилками и гипсокартоном, либо мерзни на морозе с влажностью. Уж лучше морозы с влажностью зимой и убийственная духота летом, чем пыль. Для меня.
Какая-то смена действительности. Не по содержанию, а вновь по форме. Но все равно так долго продолжаться не могло. Моя зараза не исчезала, каким-то мистическим образом появлялись на пустом месте проблемы, связанные со счетами и техникой. И с деньгами, ведь все ради них и делается. И тут выпала возможность смотаться на пару дней в Висконсин. Я надеялся таким способом обновить реальность по содержанию.
В Висконсине мы только пили, отдыхали и катались на лыжах. На лыжи я встал впервые, и это дело мне очень понравилось. Выпивки было много, и она была хорошая, поэтому только там мы смогли принять правильное решение- сменить жилье. В обычной ситуации в то время, на принятие такого решения у нас бы просто не хватило энергии.
Латиносы сверху громко слушают свою отмороженную музыку. Латиносская традиционная музыка – это 4 разных аккорда в 4 разных комбинациях. Играется на одном и том же синтезаторе в одном и том же ритме. Весь дом слушает эти примитивные мелодии. Здесь все свои. Кроме нас. А еще бывают, начинают ногами топать. Причем, заметьте, мы им никогда ничего плохого не делали. Просто старались вообще не соприкасаться с этим миром. А вот что вышло – нас «выгоняют» за то, что мы живем иначе. Поэтому приходится громко включать что-нибудь свое, причем такое, чтобы заглушало латиносов не столько по звуку, сколько по сути. Например, The Mars Volta, мы были на их концерте. Тот длился три часа без биса, три часа громчайшего звука, от которого на пару дней полностью исчезла моя зараза. Под такое музло нам приходится делать все. Иначе придется слушать латиносское порево с постоянно фальшивыми народными голосами. А под такое ни заснуть, ни сосредоточиться, ни потрахаться нельзя.
Как видите, наш переезд был правильным шагом, запланированном, кстати, в правильном месте. О правильности решения свидетельствует и то, что комната нашлась сразу же. Ее кандидатура возникла прямо в Висконсине, а договор состоялся сразу же по приезду оттуда. Точно такой же по размеру дом, только жили в нем не 25 латиносов с 10 детьми, а всего лишь два полунаших и один наш. Поспокойнее район. Рассуждаю как типичный наш небесный обыватель.
Но вернемся как бы к сейчас….
Сейчас мы собираемся переезжать вновь. На любом другом месте будет лучше, чем на нынешнем. И, в то же время, нигде не будет лучше по-настоящему. Просто, примерно раз в девять месяцев, я меняю место жительства, работу, друзей и машины.
Поэтому можно спокойно сидеть в своей комнате. Ближайшее будущее определено, я всего лишь доживал оставшиеся дни. Вечера проходили однообразно. Слева от меня моя малышка и какой-нибудь фильм на лаптопе, справа за стенкой душ, в котором латинос наяривает под струей. В это время его жена пытается усмирить их полуторагодовалого сына, который только ревет и ревет. Есть еще пара из черного и нашей - этот дом, сплошной сумасшедший улей, полный сумасшедших обитателей, и мы с радостью съебываемся отсюда.
По этому поводу произойдет грандиозная пьянка в подвале нашего нового жилища, где находится стол для настольного тенниса, стол для настольного футбола, бар, пару диванов и сломанный поляками во время новогодней пьянки бильярдный стол. Мы сматываемся отсюда очень скоро, сматываемся с радостью из этого дома, полного отмороженных латиносов и других людей, точно таких же отмороженных, потому что САМИ соглашаются жить такую жизнь (латиноский полуторалеток уже два часа без перерыва ревет, как резанный. заткнуть его можно только с помощью сна. или заебошить. сверху - конкурс "мексиканская песня года"). Я включаю Soft Machine. Много альбомов сугубо Soft Machine. Так проходят последний вечер и ночь в этом доме.
Новая жизнь началась стремительно. Первое, что мы сделали с новыми соседями - это напились Jagelmeister. Выпивка является универсальным языком, а ее богатейший выбор на Небесах лишь «усугубляет» ситуацию.
На следующий день была та самая пьянка. На ней ожидалось Запланированное Лишение Невинности малыша. Того самого, что не отодрал Иностранку. Имея качество приглашенного гостя, он притаскивал с собой девку для одной только цели. Первый раз ему не хотелось с любовью. Первый раз ему хотелось тупой девки. А тупую девку можно хотеть только с одной целью - отпендюрить, трахнуть, засадить, натянуть, отодрать, вставить, отыметь, задрать ноги или, как говорит сам малыш, "выебать".
Запланированное реальным не стало. Вместо того, чтобы сделать все, как надо, малыш приволок с собой грабли. И, естественно, наступил на них. Зато пили до утра, сломали и тениссный стол. Пришли какие-то друзья, Кафка, Ницше, Ахматов и Иностранка, которая привела с собой знакомого. Нашего нового знакомого. Похожего на Бука. Только одним качеством – количеством выпиваемого пива ежедневно. И больше ничем. Обычное небесное быдло. Наше. Он мешал выпивку с наркотой и был неплохим парнем. Поначалу. Потом смешивание начало давать знать о себе. Если человек в течение какого-то времени постоянно и напивается, и, параллельно, укуривается в хлам – это даром не проходит.
Знакомый обладал даже неким солидным имиджем в кругу наших эмигрантов, опытом, умением говорить с человеком из любого круга. Но на наших же глазах этот имидж будет становиться продырявленным. Затем – облезлым. А вскоре и вовсе развалится, явив на удивление всем идиоматическую быдлосуть.
Быдлосуть постоянно нажирается и становится быдлом. Неинтересно.
Но это все будет происходить постепенно. Сейчас он, как ни в чем ни бывало, пытался казаться интересным. В кругу наших и полунаших. Псевдобуковски пытался спорить о литературе с Кафкой, Ницше, Ахматовым. И Нету. Затем давал девушкам советы по поводу современной моды. Спорил с поляками про качество различной выпивки. Размахивал руками. Жестикулировал. Кричал. Был заметен.
Сразу видно, что не новый друг, а псевдо-кто-то. Каким образом он очутился здесь? Ах, да, его привела с собой Иностранка. Вот, кстати, она подходит ко мне. Мы выпили по текиле.
- Ты вроде, как пишешь.
- Ну, налетами…
- Вот ты пишешь, как Буковски…
- Ну, не совсем…
- И пить приходиться столько же?..
- Пить приходиться столько, сколько хочется. Это может быть много, это может быть мало. А может и вообще не быть. Какая разница?
Стоит заметить, что с Иностранкой я уже знаком. И даже пару раз разговаривал. У нее так до сих пор и не было пехаря. Возможно, таковым мог стать Быдлобуковски, но он предпочитал напиваться. Его крики были слышны из любого участка.
Иностранка была странной как минимум. Постоянно с разными парнями, которые ее даже не обнимали. Поедает меня глазами. Много молчит. Много читает. Много пьет. В моей жизни определенно появляется что-то новое. Надо выпить с ней вместе.
- Что ты чувствуешь, когда пишешь? Радость, удовольствие, оргазм, высирание, пытку, мучения…
- Когда пишешь, то видишь сквозь стены, сквозь время. Ручка и листики – два инструмента, с помощью которых можно быть богом и создавать реальности. Я чувствую расширенную и полноценную жизнь. Но в последнее время, меньше.
- Это Небеса. Они затягивают своей вечной работой и кредитами.
- И я о том же. Неужели хоть кто-то согласен со мной. Все как будто ослепли и не видят в каком огромном Капкане обитают.
- Но ведь назад пути нет.
- Да, к сожалению. Остается пить, писать да девок драть.
- Жаль, что ты уже женат – она повернулась и легонько поплыла. Она знала, что я на нее смотрю сзади. Она шла не соблазнительно и не убого, не усредненно и не обычно. Я смотрел, как завороженный, дыхание сдавило, ноги стали легонько подкашиваться…
Подошла моя девочка.
- Ты смотришь на чужие жопы!
- Так хоть не скучно.
- Ко мне тут пытался клеиться тот друг Иностранки. А она, как я вижу, в это время, пыталась клеить тебя. Давай выгоним их обоих на *** отсюда.
- Давай лучше подымемся наверх и оставим этих людей с самими собой.
Концерт Эрика Трюффа можно смотреть после травки, а можно и безо всякой травки – все равно он великолепен. Но лучше с травкой. А еще лучше – со своей малышкой.
Потом она меня оседлала. Мы слились и были одним целым. Вот только я почему-то представлял Иностранку. Потом, словил себя на мысли, что больше хотел, чтобы на мне была Иностранка. А внизу – моя малышка. Но не сказал об этом.
А вдруг она уже с кем-то. Вдруг уже не здесь. Какой-нибудь полунаш хмырь повезет на своей гоп-гоп-BMW и потом натянет, как очередную телку. И выкинет назад в этот мир. А вдруг она сама себе нашла какого-нибудь гопаря на 350Z. Но я вновь не озвучиваю свои мысли.
Моя малышка, тем временем, начала испытывать некий бесконечный оргазм, что можно объяснить воздействием алкоголя и травы. Мои мысли вертелись вокруг возможных действий Иностранки. Моя девочка стонала, не стесняясь никаких соседей. Все они были на низу, если еще сами не нашли себе телок. А может, этот стон слышит Иностранка. И знает его причину. А может, она уже в одной из соседних комнат? Мне послышался ее стон. Или это был стон моей малышки. Я перестал чувствовать границу между реальностью и вымыслом. Подо мной извивалась Иностранка. По всему дому разносились различные стоны. Моя девочка чуть не плакала. Я не выдержал и кончил.
- На самом интересном месте - она была явно разочарована.
Я же опустошен. И запутан. Мне опротивел секс. Опротивели женщины. Все. Нужно уединение. Или просто поспать. Не поможет. Нужно срочно увидеть Иностранку. Поможет. Или еще больше запутает. Писать. Это я делаю уже давно. Не поможет. Увидеть Иностранку. Поможет. В чем. В ней ли причина или во всей жизни.
В голове начали появляться сцены из Иностранки и Буковски. Только я не мог понять, был ли это настоящий Бук или его быдлоподражатель. В конце концов, если есть Кафка, Ницше и Ахматов на Небесах, то почему бы не быть там и Буку. Привет, Бук, как дела, старина. Да, у меня нет ****енки. Возможно, зря я затеял все это с писаниной. А ты уже попробовал эту девочку? Вскоре Буковски (?) сменился на парочку поляков. Потом появились тупорылые польки. Наши. Моя малышка. Все были раздеты и готовы к действиям. Все приступили к действиям. Моя девочка даже не смотрела в мою сторону. Мы были не знакомы. Я искал глазами Иностранку. Но она исчезла. Много тел, много голых тел. Много доступных тел. Но Иностранки там не было. Почему-то, мне было известно про это. И я провалился в сон, даже не подозревая об этом.
реальность по содержанию не поменялась.
я просто работал, работал, работал… и еще раз работал. Небесная Стройка успокаивается только на небесные праздники. даже воскресения используются для Небесной Стройки, как только предоставляется такой шанс. один дом, второй дом, третий дом, развалить дом и построить на его месте новый, достроить что-то в уже построенных домах – вариантов бесконечное множество, поэтому все работают, все радуются и проживают таким образом целые жизни. как верно заметил еще у Наших мой друг-философ (один из самых великих и непримиримых) "что-то отнимает энергию". и этим "чем-то", на мой взгляд, является РАБОТА, само наличие таких компонентов в жизни, как "ежедневное хождение на работу", "коллективы" с их отрицательной энергетикой. многие мои сверстники отрицательно относятся к такому явлению, как работа. самые умные и сильные пашут со всех сил СЕЙЧАС, чтобы были деньги на безработное (и, соответственно, беззаботное) существование ПОТОМ. они въебывают, что есть сил; эти силы, энергия, уходят, материализуются, в этих деньгах (какие эмоции, отрицательные или положительные, вы испытываете, держа деньги, кэш, наличку, в руках?), а деньги дают надежду на это самое безработное существование в неком запланированно-обозримом будущем. и относительное спокойствие. можно даже использовать работу для воспитания в себе некоторых желаемых личностных качеств...
другие же работают, потому что не имеют выбора (а таких абсолютное большинство). кажется, что они не смиряются с работой, но работают. и как только у них появится возможность выбора - они попробуют. иные работы избегают. это те самые 30-летние студенты, имеющие три-четыре диплома абсолютно различной величины и достоинства. это самые большие лентяи на свете. короче, одни используют, другие просто вынуждены, третьи избегают - но никто с работой не смиряется как с экзистенциальной единицей.
сразу же оговорюсь - речь идет о моих друзьях, да и то в возрасте, когда жизнь еще кажется похожей на жизнь. вскоре жернова закрутятся, потом могут появятся дети, и внезапно ощутишь себя в полностью в тисках. всё, мой друг, ты один из всех. можно констатировать еще одно поражение и еще одну победу- жизнь засадила тебе по самое не хочу.
для меня в последнее время КАЖДЫЙ рабочий день - это пытка. ведь просто работать - это вредно для здоровья и просто убийственно для ЖИЗНИ. а вот ПОработать - это совсем неплохо как для первого, так и для второго. но, видимо, мой срок поработать вышел.
если жизнь становится только работой - это ужасно. на стройке много таких 50-летних. их жизнь только работа. засыпают в 9 вечера, и уже в полпятого утра на ногах. весь их осознанный день посвящен работе. и только полтора часика жизни в виде усталого сидения за телевизором. дружище, тебя наебали. тебя наебали по поводу всей твоей жизни.
довольно неприятно наблюдать процесс исчезновения жизни у молодых или констатировать факт уже исчезнувшей жизни у стариков. я радуюсь каждому незапланированному выходному дню (дождь, снег, сильные морозы). к тому же навыпрашивал в последнее время ***ву тучу просто запланированных выходных. ведь это шанс пожить. в житейском плане, день не получается полноценным (дождь, снег, сильные морозы). зато какое-то время (до начала своего рабочего дня) под рукой будет моя малышка, если повезет, - хороший футбольный матч, зеленый чай, обязательно зеленый чай. а вечером можно засесть и за игру словами. день будет удачным в моем понимании жизни. согласен, у каждого свое понимание и проживание жизни. но эти ребята, жизнь которых подчинена только работе, на их тревожно смотреть. они не знают, что делать в незапланированный выходной день. попытки подобрать подходящие упаковки смысла, попытки неудачные: незапланированный и ненужный шоппинг, уборка квартиры, сидение за телевизором, приготовление чего-нибудь вкусного. но ничто не способно скрыть этого вялого и растерянного телодвижения - ребята действительно не знают, что им делать.
на всех местах меня упрекали в отсутствии должной концентрации на работе. и приводили в пример вышеупомянутых ребят-работяг. ребят, которые думают только о работе на работе. ребят, которые так и не могут решить проблему незапланированного выходного дня. смотри, дружище, он даже во сне думал о решении этой проблемы. а ты все витаешь в своих небесах. бумагомарака. ты должен РАБОТАТЬ целиком. тогда только в жизни добьешься чего-то. по-другому жить нельзя!
Тем временем, несмотря на бесконечные вариации Небесной Стройки, начался Небесный Кризис. Связано это было с тем, что Небеса живут по принципу «побыстрей и побольше заработать или получить то, что я хочу». Реализация этого принципа возможна лишь с помощью кредитов и электронных денег (и, конечно же, въебывать). То есть, Небеса предоставляли из себя мыльный пузырь, карточный домик на песке. И когда-то он должен был взорваться. И взорвался.
Зато я постепенно становлюсь небесным жителем. Кофе с утра в машине, подставка для кофе с утра в машине. Неужели скоро придется слушать популярных практических психологов?
Небесный Кризис коснулся, прежде всего, Небесной Стройки. Так что я оказался в незавидном положении. Куда-то исчез усатый супервайзор, лысый босс выгнал Педро-мексиканца и всех полячков, не смотря на их выполячивания. Остался только я и поляк Анджэй. Облагороженный работой человек. Примечателен он тем, что однажды захуеболил михуила.
дело было так. однажды я назвал украинца Мишу михуилом. а на следующий день уже Анджэй решил его так назвать. Анджэй подошел к Мише и крикнул прямо в лицо : "эй, ты, ***бол!" он думал, что говорит слово "михуил". он думал, что говорит слово "михуил", но произносил, почему-то, слово "хуебол".
ну да ладно.
Анджэй никогда меня не слушал, только старался, чтобы слушали его. Он не воспринимал всерьез ничего из мною сказанного, а только любил повторять "вот я в твои годы", "когда тебе будет за сорок", "ничего ты еще о жизни не знаешь". И ничего по сути. Ничего о Жизни...
Анджэй не замечает, что его существование на Небесах становится все убыточнее и убыточнее. но не возвращается. никто не возвращается с Небес. зато Анжэй замечает, что становится озлобленным. приходится прибегать к помощи бензодиазепинов. а это- спокойствие идиота.
Босс начал пить регулярно. Платил переменно. На работе же он почти не появлялся. Я благоразумно стал приезжать на час позже. И уезжать на полчаса раньше. Никому до этого не было никакого дела. Так было немного легче. Но не легко.
Я приехал с кофе для себя и Анджэя. Никто не собирался начинать работать. Босс еще даже не проснулся. Середина утра…
- Все люди свиньи и ***, - зато уже проснулся Анджэй.
- Я тоже не переношу людей.
- Нет, ты меня не понял. Все люди – СВИНЬИ И ***!
- Может быть.
- Не может быть, а точно! Все люди такие.
- И ты?
- И я, и даже ты. Это неизбежно. Все ***, и сам хуем становишься.
- Все зависит от воспитания и самого человека. И от жизни, которую он прожил.
- Что ты мне ***ню мелешь! Что ты знаешь о жизни! Человек человеку волк, знаешь такую поговорку. И это правда.
- А как насчет человек человеку человек?
- На ***! Даже не пытайся спорить со мной на эту тему. Я уже обжегся много раз, пытаясь жить, как человек. Все на хуй. Все ублюдки, и я тоже ублюдок.
Они все пообжигались, эти люди. Удивительно. И одинаково. Обжегся и я. Только что. Правда, не жизнью, а кофе.
- В этой жизни приходится ориентироваться только на деньги. Без них никак. Все существование закручено на этих бумажках. Хорошо хоть, на Небесах этих денег больше, чем где-либо еще.
Я обжег свой язык, поэтому не хочу говорить. Тем более об этом. Зато Анджэй разошелся.
- Я работал всю жизнь. И всю жизнь буду работать. Я дал этому миру взамен себя двух детей. Я поставил их на ноги, и кормлю их до сих пор. Везде трудно, хорошо там, где нас нету, знаешь эту поговорку?
- Знаю.
- А чего такой хмурый.
- Я не хочу работать.
- О, это ты загнул. Без работы никак, как это не работать? – похоже, сам Анджэй растерялся, представив жизнь без работы.
- Как это без работы? Здоровый сон, вкусная еда, путешествия.
- Путешествия? Зачем путешествовать. Что я там не видел. Так ведь для такой жизни тоже деньги нужны. А где ты их найдешь?
Вопрос завис в воздухе. Говорить о том, что я пишу, нету никакого смысла.
- В жизни надо только работать. Никому не верь. Все ***, и ты хуем будь - по-другому нельзя. Вот увидишь, поживи столько, как я. Без денег никуда, поэтому никому не верь. и без работы никак. в жизни нужно работать. бери пример с меня.
БЕРИ ПРИМЕР С МЕНЯ!!!
мудрость рабов. безысходность и тупик. люди все время наступают на одни и те же грабли. зачем они все делают то, что они делают?! зачем они бессмысленно проживают свои жизни, засоряют планету и всё ближе подходят к тому, чтобы её уничтожить. зачем они зарабатывают эти деньги. что мешает им жить и отдыхать когда-нибудь. планы на жизнь и дети? они живут ради детей, которые будут жить ради своих детей, которые будут ради своих... пресловутое сохранение вида. сквозь все это могут пройти какие-нибудь упаковки смысла. а могут и не пройти.
мне демонстрируют эти примеры праведной рабочей жизни, но я вижу только растерянное брожение по своей комнате в незапланированный выходной день, полпятого утра, готовка на кухне. и телевизор. ничего из того, что я хотел бы видеть в жизни своей...
Иностранка позвонила сама:
- Не желаешь помочь?
- Смотря что…
- Надо встретить одного парня в JFK.
- Когда?
- Завтра вечером.
- Хорошо.
Поездки разноображивают скучную жизнь. Тем более, я проведу время с Иностранкой. Неважно, кого там надо встречать, зато до аэропорта мы будем только одни.
Весь следующий день я думал о следующем вечере. Что ей сказать. Быть самим собой. Хочется ли мне на самом деле предпринимать какие-то активные действия. Или и дальше жить по-старому, в страдательном залоге? «Бездеятельность – единственное нравственное состояние».
Но все мои планы и цитаты оказались пустым словом, потому что Иностранка была с каким-то нашим. Лицо умеренно, но регулярно выпивающего человека. Кусочек харизматичной внешности. Они не были вместе. Но оба сидели на заднем сиденье.
В дороге не происходило ничего интересного. Я решил «сконцентрироваться на баранке» и просто наслаждаться ездой, благо на Небесах наконец-таки предоставилась такая возможность.
В аэропорту нам пришлось ждать довольно долго. Я сразу же нашел бар и взял себе виски с колой. Бары всегда являлись спасительными местами в сиуациях, в которых быть не хочешь, но вынужден. Либо не имеешь возможности из этой ситуации выбраться. Когда надо тупо ждать. Бары были для меня красными или синими крестиками на карте местности, будь то цветочная ярмарка в Филадельфии, музыкальный клуб в польском Гринпоинте, мажорный музыкальный клуб в Манхэттэне, горнолыжный курорт в Висконсине, парк атракционов в Нью Джерси, Бостон, просто Бостон, паром из Порт Джефферсона в Бриджпорт – куда бы не забросила жизнь, можно найти спасение. В баре.
Попивая дринк, я изредка поглядывал на толпу и радовался, что не являюсь ее частью. Хотя бы в данный момент. Гораздо чаще я посматривал на Иностранку и невнятного нашего, которого она по какой-то причине взяла с собой. Он явно имел к ней самое отдаленное отношение. Поэтому на его счет можно было не беспокоиться. Возможно, это был родственник будущего небесного жителя. Сама же Иностранка хоть и обладала некой женской красотой, но была немного среднего рода. Качества мужчины и качества женщины сочетались в ней равномерно, и даже во внешности это можно было заметить. Мне лень останавливаться на деталях, тем более, Иностранка сама мне не дает сделать этого. Она подходит, безразлично садится рядом и спрашивает:
- Купи мне выпить.
- А почему ты не попросишь этого у парня с тобой?
- Потому что я прошу это у тебя.
Она даже пила безразлично. Смотрела безразлично. Курила. Я попытался о чем-то с ней поговорить. Она давала короткие и безразличные ответы. Вскоре и мне стало все безразлично – несколько дринков после напердоления этому способствуют. Я был женат, но сидел в баре не со своей женой. Так безразлично.
В какой-то момент стало понятно, что ситуация настолько безразлична, что можно хотя бы сходить в туалет. Иностранка безучастно смотрела в стакан. Ее невнятный спутник почти спал.
Туалеты были еще одной радостью на Небесах – они везде, и везде их много. И все они бесплатные. Если сильно хочется – ищите вокзал, фастфуд, кафешку. И быстро найдете – в околоньюйоркской area их больше, чем самих жителей.
Придя назад, я обнаружил Иностранку все так же безразлично сидящую со своим стаканом. Ее спутник куда-то исчез.
- Мы уезжаем.
- Куда, домой?
- Да.
- А как же тот парень, которого мы должны были встретить?
- Он не прилетел.
- А твой спутник.
- Он не поедет с нами.
- Ну… хрен тогда с ними.
На обратном пути я был настолько уставший, что даже забыл, что имел какие-то планы на счет ее. Сама она просто молчала и даже не слушала музыку, которая играла. Я знал, что дома будут мною сильно недовольны. Ну и что. Безразличием можно решить кучу проблем, в том числе и эту. Правда, у меня закрадывались смутные сомнения насчет ее друга, которого я видел впервые. А вдруг я его видел последний раз. Хотя, это все чушь – никто с Небес не возвращается. Я отвез Иностранку, приехал домой, поругался с женой и лег спать.
Все пошло немного не так. Новый друг оказался не Буковски, а всего лишь его быдлоподражателем. Непонятно зачем и почему в жизни появилась Иностранка. Да и на новой работе я пропахал не 9 месяцев, а где-то пять.
- Я тебя оддалживаю- все, что мог выговорить мертвецки пьяный Лешек.
Увы, все повторяется. Только это оддалживание было классическим – он задолжал две небесных штуки. Я решил не расстраиваться, а использовать эти незапланированные выходные, чтобы отдохнуть. Скоро новый босс, скоро новая работа, скоро вновь работа, которую я не хочу. Но вынужден. Вынужден? Что заставляет меня работать, не получать деньги и дальше работать. И дальше не получать деньги. Что заставляет всех на Небесной Стройке так жить?
Незапланированные выходные - отличное время. Уже на третий день можно достичь стадии ясности ума. Мне должны две небесных штуки. Оказывается, мой небесный возраст уже два года. Два рабочих года, которые пролетели, как две затяжки. Поэтому я повременю с затяжкой третьей и затяжкой четвертой - уж очень не хочется продыметь всю жизнь. Как говорится в одной социальной рекламе «затяжка затягивает». Стоит признать, что эту рекламу создал человек, знающий все нюансы активного потребления травы. Да и затяжка в этой рекламе явно небесного оттенка. Только на Небесах затяжка действительно затягивает. Как, впрочем, и все остальные небесные прелести.
Вторая тяга жилась быстрее первой. А ведь скоро настанет время третьей. Четвертой. Пятой. Последней…Здешние бывалые говорят, что жизнь пролетела за пару секунд (подозреваю, что так говорят все бывалые). Большинство сожалеет о потерянных годах... Правда, я не уверен, что если им дать шанс, то они проживут свою жизнь по-другому. Все те же "пару секунд"...
Они же, то есть бывалые, говорят, что жизнь стала житься за "пару секунд" именно после университета, после пту, - короче, с того момента, как они пошли на работу. С того момента, как они стали зарабатывать деньги, когда на лице появились снисходительность и усталость, а в голове- ощущение взрослости и взросления, и взгляд свысока в сторону окружающих, которые точно так же смотрят свысока на тебя и всех остальных.
Раньше я верил в чудеса. И даже замечал их в окружающем мире. Мое восприятие захватывало те другие мирки, которые обыденное сознание предохранительно называло чудесами. Пока не появилась работа. И не исчезли чудеса. А затем и вера в них. Плохи мои дела - если угораздит заболеть какой-нибудь серьезной дрянью, то я подохну, потому что должен буду подохнуть. А вот если бы осталась вера в чудеса, то я бы победил эту хворь. Пусть даже и должен был подохнуть. Плохи мои дела…
Мой очередной польский босс. Его зовут Пшешек. Очередная польская фирма.
Гжешек, Лешек и Пшешек. Три слова, три польских слова, три польских босса. На Небесах (?).
Три босса, все немного разные, но, в основном, похожи друг на друга. Я уже успел заметить поразительное сходство между всеми небесными поляками. Я уже знал, что на новой фирме полячки будут шушукаться за спиной и делать маленькие подлянки. Полячки именно это и делали.
Босса звали Пшешек, небесный возраст 13 лет. Он был маленьким и коренастым. Таким же визгливым, но еще более глупым, чем все поляки до этого. На фирме не было супервайзора, только три, четыре или пять двоюродных братьев Пшешека. И я, непонятно кто и непонятно зачем.
Босс не стал знакомить ни с кем, а сразу же раскричался:
- Мусиш, курва, напердяляць!
Я начал привычно въебывать. Пшешек подлетел, выхватил доски и завизжал:
- Не, курва! Мусиш абсолютне напердяляць!!!- после этих слов он взял длиннющую и тяжеленную доску.- Будешь подавать их на крышу. Все сорок штук.
Несмотря на то, что напердаляць и въебывать на разных языках означают одно и то же, Пшешек видел разницу в этих словах. Только этим можно объяснить его недовольство моим въебыванием.
Это был самый тяжелый вид карпентерки – фрэйминг. Фрэйминг, кроме всего прочего, подразумевает и демолейку – разрушение дома, поверхностное, частичное или полное. Так как на фирме у Пшешека работали точно такие же глупые поляки, как и он сам, то не использовалось никаких масок, очков. Это было еще хуже, чем на любой малярке. Мне пришлось подпиливать рафтерсы (доски, на которых держится крыша), не имея доступа к ним. Для выполнения этой работы существовала только одна поза, и голова была около самых рафтерсов. Все опилки, вся труха летели прямо в меня. Через пару часов я с трудом дышал и смотрел.
- А почему вы не используете маски или очки?
- Зачем?- засмеялись поляки.- Маски только для девочек. Ты мужик или баба плаксивая? Хотя, может, с очками было бы и лучше…
На самом деле босс экономил на масках и очках для работников. А так как работники были поляками, то они не осмеливались просить это необходимое и привыкли к тому, что было. Либо никто из них вообще не задумывался о масках и очках, потому что это girls stuff. И никто не видел связи между такой работой и постоянным ухудшением здоровья, которое они называли «аллергией». Без комментариев. И без желаний. Там работать.
Я как-то дотянул этот день, а потом пришел домой, не зная даже, что делать. Можно выпить, можно дунуть, но в этот вечер не хотелось даже этого. Ничего не хотелось – мой первый день на новой фирме оказался излишне энерговыматывающим. Жизневыматывающим. Все дни будут такими? Вся жизнь будет такая? Неужели все эти люди знают про это и продолжают эту псевдожизнь? А на мое восклицание лишь снисходительно отреагируют как-нибудь? Неужели?..
я открыл первую бутылку и посмотрел на часы. 8.30. очередной бессмысленно прожитый день. куча еще точно таких же. например, завтрашний. 8.30 – в такое время у Довлатова "в ланчеонетте на углу жарили бекон". Или будут жарить - не важно. Важно то, что я никогда не попаду в это книжное место, созданное обвораживающими словами Довлатова. Да и сам Довлатов, если вы помните, не попал в тот ланчеонетт. Страхуил захотел по-нашему…
На счастье, пиво хоть как-то смогло разбавить реальность. Значит, сегодня получится избежать катастрофических мыслей и переживаний. Но проблемы не исчезают. Еще пива! Большинство проблем не является на самом деле проблемами, а лишь инструментами, благодаря которым человек крутится, как белка в колесе. Зачастую проблемы порождают еще проблемы, и занятость человека становится чуть ли не тотальной. По-моему, и фатальной. Черт, еще пива! Выпивка или травка не решают этих проблем. И не улучшают мир. Или тебя самого. Выпивка или травка нейтрализуют проблемы. И окружающий мир. Уже завтра с утра колесо вновь закрутится, и белке вновь придется бессмысленно бежать. Но на момент выпивки все останавливается. Имея возможность одноразовой остановки мира, я не собираюсь от нее отказываться. Мир не изменяется ни с остановкой мира, ни без нее. Но во время этой остановки хоть происходит … остановка. Еще пива!
каков день, таков и вечер. либо напиться - либо спать. какой сегодня день? понедельник? или среда? или это продолжается вторник? какая разница- еще один день. рабочая неделя на исходе или только начинается? четверг или пятница? или уик-энд? суббота или воскресение?..
таким образом, за пару минут сомнений я успеваю прожить целую неделю. ну и что- еще одна неделя. плеер сдох, и получается послушать только один альбом Rabih Abou- Khalil вместо двух. как раз останется второй на завтра. или на сегодня? какой сегодня день?! какое сегодня сегодня? сегодня ли сегодня?..
я взглянул на часы. ну да, конечно, уже 11.58. в промежуток между 11.55 и 12.05 меня часто посещают подобные мысли...
Семь утра. Ровно семь утра – во столько нужно появляться у Пшешека на стройке. Ни полсекунды позже. Иначе кузены-полячки звонят и говорят об этом. С радостью. С искренним негодованием – как это можно опаздывать на работу. По какой-то причине, этому компоненту уделялось просто огромное внимание.
Поразительным образом в их взглядах смешивались заискивание, ложь, трусливость, угодливость, недалекость, грубость. В действиях тоже.
Напердяляць!- и понеслось.
Пшешек был настолько умен, что критиковал работу по принципу шыбко-курва-шыбко. Хотя сам работал по методу шыбко-курва-шыбко. Все в их действиях и разговорах указывало на то, что идеал, к которому они стремятся – это сделать побыстрей. А не получше. Начиная со своей первой польской фирмы и первого польского босса, я заметил это. Но у Пшешека данные польские качества были непомерно развиты. И видны невооруженным глазом.
Первым делом они звонят боссу и говорят, что будут делать.
- Ну, то мы будем ставить стенки в правой части дома. А слева доделываем крышу, плайвудики бум-бум-бум, окна.
Плайвудики-бум-бум-бум – это была их любимая фраза. Они всегда называли тот масштаб работы, который никогда бы не выполнили. А босс, обычно, еще добавлял. Взгляды кузенов становились растерянными. Они не знали за что браться. Правда, они знали, как браться.
- Напердаляць!
- Шыбко!
- Шыбко, курва, шыбко!
- Шыбко, шыбко, бум-бум-бум!
Во все стороны разлетались опилки и слова. Происходила быстрая работа.
Я работал в паре то с одним, то со вторым кузеном. Все работали одинаково. Сначала мы быстро ставили один ряд стенок. Потом быстро брались за второй. Затем шли распиливать часть первого ряда и быстро исправлять только что быстро сделанное. Потом быстро продолжали второй ряд. Третий. Быстро исправляли весь второй ряд. Быстро начали четвертый. Вновь исправляли второй. Быстро продолжали четвертый. Вновь что-то исправляли.
Кузены и Пшешек не замечали, что работая в два раза спокойнее и с умом можно сделать все в два раза быстрее. И безо всяких поправок. Ребята, к сожалению, умеют работать только по методу шыбко-курва-шыбко. Они не привыкли думать. Они привыкли делать. А потом думать. Как наши. Вернее, еще больше, чем сами наши. Повторяю, поляки еще больше наши, чем сами наши.
Они сами шли на кофе-брейк минуты на три позже и уходили работать раньше. Сами, без кнута, без криков Пшешего. Я не успевал съесть то, что имел с собой. Никакого перерыва, если вспомнить значение слова перерыв.
- Мусиш абсолютне напердяляць! - это уже приехал сам босс со своими криками.
Мы еще толком не доделали стенки, но после кофе-брейка пришлось разделиться, чтобы начинать бить плайвудики-бум-бум-бум. Они, кстати, уже были начаты на днях.
Пшешек кричал всегда и много. Как все поляки. Вернее, еще больше, чем любой польский босс. Своими криками он создавал атмосферу боязливости и послушности. И абсолютного напердолення. Поляки с готовностью принимали правила игры и, закатив глаза, участвовали в этом ритуале поклонения абсолютному напердолению. Бессмысленному. Воздев руки, они выкрикивали свои короткие молитвы шыбко-курва-шыбко.
Плайвудики бум-бум-бум.
После полудня мы закончили одну из крыш. Оставалось еще несколько мест, не закрытых плайвудом. Как раз прискакал босс.
- Окна, - чуть не просипел он. Похоже, на тот момент, он так перезлился, что начал задыхаться от злости. - Окна. Зачынайце окна. – вот и все, что он смог выдавить из себя.
Мы принялись за окна, которые тоже были уже начаты. Вчера начаты. Какие-то из кузенов переместились на крышу – добивать плайвуды. Иные – еще мучались на стенках. Осанна абсолютному напердоленню.
Мы еще не доставили все окна на первом этаже, как прибежал босс с гениальной идеей.
- Вы же можете вставить то одно окно по центру! То, самое высокое! Вы же только что забили плайвудами весь тот участок! А ну, курва, марш на крышу!
Вся гениальность идеи состояла в том, что быстрым исполнением какого-то небольшого трудного участка работы можно скрыть в общем медленный темп таковой. Да, очередное «шыбко-курва-шыбко» на моих глазах вызывает недовольство вышестоящих темпами и особенно качеством работы. Я это видел раньше – вижу это и сейчас. Глупо. И неизбежно.
То окно было на самом верху. Довольно тяжелое - стоя не на ровном полу, а на досках потолка, я взял его, а затем подал в отверстие наружу. Там, на самом верху лестницы стоял кузен, который вынул окно и вставил в отверстие снаружи. Окно влезло, но стояло неровно. Кузен кричал что-то на меня. Я делал все, как мог, но окно прочно уперлось в одну из досок рамы для самого себя. Кузен что-то кричал, потом вынул окно и начал кричать.
- Ну цо, курва, ест!
- Оно уперлось в одну из стенок!
- Цо! Як это! Не пердоль! Давай еще раз попробуем! Шыбко!
И вновь окно вставляется только тем путем, которым оно вставляется. И вновь упирается в одну из досок. В ту самую, как вы поняли. Я что-то прокричал кузену. Кузен что-то прокричал мне. На доски залез Пшешек.
- Цо тут происходит!- лицо было красным.
- Тут доска мешает.
- Яка ешчэ доска.
- Вот эта.
- Не пердоль. Курва, еще не вставили это окно. Курва! Fuck! А ну вынимай окно наружу!
И окно вынимается наружу. Кузеном, который очень устал, стоя на лестнице, постоянно поддерживая нелегкое окно.
- ВЫНИМАЙ, КУРВО!- его голос никогда не сорвется. Потому что Пшешек тренирует его каждый день. – А теперь давай опять вставляй.
И окно в третий раз вставляется тем единственным путем, которым оно может вставиться в эту слишком тесную для него раму.
- КУРВА! ПОЧЕМУ ЭТО ОКНО ТАК НЕРОВНО СТОИТ! КУРВА!!!
- Оно упирается в эту доску.
- ВИЖУ!
- Эти блоки в раме сделаны неправильно. Те, что слева, одного размера, те, что справа совсем другого.
- ВИЖУ! ЭЙ, ДАВАЙ ВЫНИМАЙ ЭТО ЧЕРТОВО ОКНО!
И окно в третий раз за день вынимается. Кузеном-поляком, который еле способен уже сделать это. Пшешек принялся мерять эти блоки.
-Курва, кто это делал! Эти блоки разных размеров. Смотри, разница центра рамы окна с центром крыши 7 дюймов. Это недопустимо. Абсолютне недопустимо. Так возьми и переделай эти блоки. Шыбко. Прямо сейчас. БЕГОМ!
Пшешек сам не знал, как сделать и переделать. Зато он босс и в своей фирме может позволить кричать и приказывать с видом знатока.
- Эй, возьмите кто-нибудь окно – снаружи, на самом верху лестницы, все еще стоял кузен с окном на плечах…
Через какое-то время мы переделали и поставили это окно. Разница между двумя вышеупомянутыми центрами не исчезла, как это должно быть, а стала равна полутора дюймам. Но ведь на самом верху, кто туда полезет. На самом верху смотрят только птицы, вы же понимаете.
На ланч пошли на семь минут позже. Я хотя бы успел все съесть. Правда, не особо почувствовал это – вся фирма гудела и ****ела во время ланча, как муравейник. Про отдых во время перерывов на этой фирме мне, видимо, придется позабыть.
После ланча Пшешек, скорее всего, осознавал, что до конца дня оставалось уже не так много. А сделано так же не совсем много. Глубокий вдох. Финишный рывок. Он быстро подавил во мне своими криками всякие остатки воли. Я принял невольно их веру и стал адептом абсолютного напердолення. Вечером я должен буду пожалеть об этом, но эта мысль, почему-то не останавливает меня.
- НАПЕРДАЛЯЦЬ! КУРВА! ШЫ-Ы-ЫБКО, до ***! – он кричал, как резаный, носился, как подстреленный. Происходила какая-то кульминация их обряда.
Глаза начинали болеть. Приходилось много пилить. Приходилось пилить постоянно. Опилки летели и не думали заканчиваться. При таком раскладе, скоро какая-то из этих опилок прилетит прямо в глаз. Потом вторая. Третья. Невозможно увернуться от них, если пилить приходиться постоянно. А еще этим надо дышать.
Эта проблема решается почти полностью с помощью защитных масок и очков, но girls stuff категорически запрещался на этой фирме. Мусиш просто абсолютне напердаляць!
В самом конце дня мне надо было залезть на крышу первого этажа у входа. Все лестницы были заняты. Лешек подлетел и прокричал:
- Что стоишь! Почему ничего не делаешь?!
- Все лестницы заняты.
- ЧТО-О-О! А стремянки. Тоже, хочешь, сказать, все заняты?
- Но тут нету ровной поверхности.
- ШЫБКО! Я сказал. Не философствуй. НАВЕРХ!
Я принес стремянку и попробовал ее поставить. Это как-то получилось. Но вот залезть на нее было трудно – стремянка сразу же начинала падать. Через пару минут я ухитрился подняться на ней до середины. Мимо проходило три или четыре кузена.
- Давай, курво, давай!
- Шыбко, fucken!
- Малыш, я не собираюсь из-за тебя задерживаться!
- Ты же понимаешь, что тебя ждет, если мы задержимся!
Мне удалось залезть почти до самого верха. И даже схватиться за крышу обеими руками. Вот только склон крыши был таким, что это не помогало. В тех случаях, когда стремянка выпадает у тебя из-под ног. Закономерно выпадает. А потом падаешь и ты. С высоты второго этажа на спину. Ты можешь успеть увернуться и упасть на бок. На задницу, самое сильное место организма, наиболее наполненное мышцами. А можешь и не успеть сгруппироваться. Что будет в таком случае, я не знаю. И не хочу забивать голову тем, что не произошло.
Осознав, что цел, я закурил. Руки дрожали, ноги тоже.
- Эй, ты – один из кузенов говорит очень осторожно.- Ты, это самое, надо быть осторожней.
- Ты же смотри куда лезешь.
- Дождался бы нормальной лестницы.
- Попросил бы у нас.
И тут я не выдержал и зарядил последнему почти в нос. Тот вначале опешил, но ответил мне слева. Я зарядил два подряд хороших удара в челюсть, но нас тут же разняли. Я закурил новую сигарету. Рабочий день закончился. Но не закончился день. Впереди время, которое мне отводится для личной жизни.
Вот и вечер, во время которого я жалею, что так перестарался днем. Я не могу нормально смотреть и думать. Трудно дышать. В голове проносятся тысяча различных мыслей. Ни одна мысль не является законченной, ни одна мысль не является даже начатой. Ни одна из этих мыслей не является и нужной! Но они обсадили меня со всех сторон. Состояние полномыслия на очередное полнолуние. Не продуктивное состояние.
Я мечтаю о нормальном дне. Свободном дне. Дне, который я проживу, как хочу. The day I tried to live. Когда можно встать в 11. Вкусно и неторопливо позавтракать, зная, что некуда спешить. Заняться всем, чем только пожелаешь. Потому что все это в удовольствие. Когда хочешь пить (или не пить). Когда хочешь дуть (или не дуть). Вкусно готовить. Писать (или не писать). ЖИТЬ.
Но все образы такого настоящего дня пронизаны одной идеей – полное отсутствие работы (не физического труда или нагрузок). Полное отсутствие не только в конкретно этот день, а и в дни последующие. И заразы. Она появилась как протест организма на постоянную работу. Возможность поспать днем (или не поспать). Возможность куда-то ездить. Я мечтаю о свежем воздухе, вкусной еде, здоровой жизни, свободной жизни, сексе-столько-сколько-захочу. Я мечтаю…
Небеса, скажете вы. Неправда, скажу я. Видимо, придется отложить лучшую жизнь до лучших времен. Которые когда-нибудь не наступят…
Я лежу с закрытыми глазами, потому что они болят так, что можешь их держать только закрытыми. Я так устал, что даже музыка воспринимается, как набор пластмассовых звуков. Нет, так дело не пойдет. Это, что ж получается, с помощью работы, этот мир забирает большую часть жизни, и вечером жить просто не получается, потому что все жизненные силы на этот день остались на работе. В моем случае, с глазами на вечер уже ничего не поделаешь. Можно просто лежать с закрытыми глазами, а потом рано уснуть. И поспать девять часов ночью. Отдохнуть. Иногда я именно так и буду делать. Но сейчас я знаю, что не усну, а проваляться несколько часов без смысла тоже не хочется. Остается только дунуть. Благодаря травке, музыка будет восприниматься не как набор пластмассовых звуков, а как музыка. Не на весь вечер, наверное. Но на пару альбомов хватит. А потом здоровый сон.
И так будет каждый день…
- Ты не хочешь зайти?
- А… когда вообще зайти - я опешил не на шутку - и куда.
- Ты хочешь зайти?
- Ну можно… зайти. Сказать честно, в последние часы я был занят, поэтому не думал специально, чтобы зайти.
- А в последние дни?
- Думал – честно признался я.
- Тогда заходи…
Это то, что я помню. Еще помню, что была суббота. А как я очутился в Доме На Углу – нет. Получается, все началось с Иностранки. Я поехал к ней, а потом… очутился здесь.
Дом На Углу – знаменитый наш гадюшник. Самый знаменитый наш гадюшник не только в Стэмфорде, но и во всей околице. Дом действительно располагался на повороте одной улицы в саму себя. Поворот на 90 градусов. По этому углу-повороту каждый день проезжала хоть раз колонна пожарных машин, копы здесь тоже постоянно ошивались, ну и латиноские любители Need For Speed тестировали этот поворот в своих воображаемых мирках. Именно в этом доме я ночевал, кстати, первые свои ночи. Именно там мне нашли первую мою работу. Но тогда я еще не знал всю значимость этого дома.
Здесь мне бы в любом случае нашли бы и жилье, и работу, так как в Доме На Углу собиралась и циркулировалась почти вся информация о наших. И не только. Здесь были и крысы, и тараканы. И только наши. Довольно неприятно было очутиться вновь здесь. Я даже забыл дорогу к этому дому. Не вспомнил и сейчас. Потому что не помнил, как попал сюда.
Это был апартмент Быдлосути. Были еще сама Иностранка, какая-то деваха и еще какая-то деваха. Я слишком мутно воспринимал происходящее. Звучал развратный блюз, и все были в похожем состоянии. Я понимал, что вроде как пришел с Иностранкой. Значит, эти две девахи доставались Быдлодругу. Тот, по ходу, мешал выпивку с наркотой.
- Лучше не мешай виски с ЛСД.
- Разве у меня есть выбор?
Эти фразы показались мне очень знакомыми. Возможно, я их слышал раньше. Возможно, это поможет мне вспомнить, как я очутился здесь. В Доме На Углу, в апартменте у Быдлобуковски, с Иностранкой и тупыми телками, которые смешали виски с ЛСД вслед за хозяином. Но я чувствовал безразличие к поискам ответов. Безразлична была и Иностранка. Но тоже, под каким-то кайфом.
Я никогда не смешивал виски и ЛСД, но сижу с людьми, делающими это. Я не помню, как очутился здесь, значит, возможно, сам мог сделать так. Но я был способен только продуцировать мысли безо всякого эмоционального реагирования. Безразличие к происходящему, безразличие к последствиям, безразличие к тому, как я сюда попал. Наверное, я докатился. Правда, сам не знаю, до чего докатился. В жизни наступают моменты (популярные практические психологи называют их кризисами), когда исчезает и вера, и надежда во все, что только можно верить и надеяться. Правда, я уже не вчера перестал во что-либо верить и надеяться. Просто жить. Но просто жить обычно сразу получается. Но через какое-то время прежних ресурсов на настоящую жизнь начинает не хватать. Происходит масштабная перестройка всей структуры. Должна происходить. Но состояние, когда нету никаких ориентиров, за которые можно было бы ухватиться, может слишком затягиваться.
В апартменте было сильно накурено. Нами в том числе. Ненавижу места, в которых элементарно нечем дышать. К тому же, мы все пятеро, в данный момент курим. За время, которое я здесь, мы посмотрели пару глупых вещей по телевизору и завели пару точно таких же разговоров обо-всем-ни-о-чем. Но это, почему-то, не раздражало.
- Я себя чувствую, как на Небесах.
- Ты и есть на Небесах, - усмехнулся Быдлодруг.
- В последнее время, это были не Небеса, а какой-то пустой, проходной буферный мирок. Причем, уже давно так.
Мне никто не ответил.
- Больше всего я бы хотел куда-нибудь съездить. Но это невозможно – никто с Небес не уезжает. Место, которое называют Небесами, уже в своем названии подразумевает тот факт, что оттуда не возвращаются. Никто, никогда и никуда. Это западня, причем Западня окончательная. И на фиг мне сдались эти раи. Я хочу европейских телок…
- …здесь они есть – ответили Быдлодруг и Иностранка хором.
- …настоящих европейских улочек…
- …здесь они есть…
- …настоящей нашей еды…
- … здесь она есть.
Да, черт, на Небесах все есть. Но почему-то изобилие не делает счастливым.
- А ты что, хотел бы уехать? – удивился Быдлосуть. – Неужели в твоей голове уже созрела такая мысль.
- Было бы неплохо съездить куда-нибудь. Даже, например, домой.
Иностранка и Быдлобуковски нехотя рассмеялись. Две телки засмеялись вслед за ними.
- Так ведь с Небес никто не возвращается.
- В том то и дело…
Эти двое вновь рассмеялись. За ними и телки.
- А если бы была возможность вернуться с Небес, - впервые за вечер я услышал Иностранку, – ты бы вернулся?
- Да, я хочу нормальной жизни. А не райской.
- А откуда ты знаешь, что нормальная жизнь лучше райской? - Быдлосуть.
- Так это же очевидно. Тебе нравится небесная жизнь?
- Мне жизнь вообще не нравится. Разницы никакой.
Это заставило призадуматься. В голове оставались образы двухлетней давности. Быдлодруг мог быть и прав. Но давайте рассуждать по-небесному – я всегда прав.
- На самом деле с Небес можно вернуться. Уехать. Потерять, покинуть рай.
С Небес можно вернуться!!! Этот факт вверг бы меня в шок, если бы я был в нормальном состоянии. Но я не в таковом. Правда, отлично понимаю, о чем они говорят.
С Небес можно вернуться, повторяю вслух. Две телки, по ходу начали быть в состоянии блаженной тупости. Я же по-прежнему в безразличии. Быдлосуть предложил дунуть. Ко всему принятому еще и дунуть! Я никогда бы не согласился на это, если бы не та дрянь, под которой я находился. Мы все дунули. В комнате стало еще накуренней. Тем не менее, Быдлобуковски после это сразу же закурил.
Девахи подсели ко мне. Иностранка внимательно посмотрела на это. Я ощущал полнейшее безразличие по этому поводу. Тем временем, девахи продолжали начатое. Быдлодруг воспринял это как сигнал к действию и сел к Иностранке. Та не сопротивлялась. Я тоже.
Происходящее не спеша происходило. Что я здесь делаю с не своей женой, которая, к тому же, и не со мной? Что я здесь продолжаю делать?
Быдлосуть встал и, пошатываясь, сделал один шаг. Потом – второй.
- Что-то меня штормит не по-детски, – и вновь сел.
Это показалось мне искренне смешным, но я, почему-то не захотел смеяться. В любом случае, он бы меня не услышал, так как заснул прямо в своем кресле. Мне показалось, что Иностранка сказала:
- Всем пока.
Я помню это? Или уже забыл? Скорее всего, забыл. Раз не помню. И позволяю девахам делать со мной то, что они хотят. Вскоре, они начали меня раздевать. Я безразлично соглашался. Куда, кстати, подевалась Иностранка? Но две наших не дают мне оглядеться. К тому же я перестаю понимать, что происходит вокруг.
Не знаю, как долго это продолжалось. Потом дверь комнаты открылась, вошла Иностранка и отстранила двух потаскушек. Затем помогла мне одеться. Мы вышли на якобы свежий воздух.
- Как я сюда попал?
- Я тебя привезла. Я же тебя и увожу.
- Но почему я сюда попал?
- Ты согласился сюда ехать.
- Но почему я согласился сюда ехать?
- Откуда я знаю?!
Она была как компьютер- всезнайка, которому надо формулировать вопросы идеально точно. Писанина, в принципе, частенько требует того же.
- Послушай. Ты прекрасно знаешь, что я был под какой-то дрянью. Весь вечер. Последнее, что я помню, - как приехал к тебе. Что было потом? Ты дала мне какой-то наркоты?
- Ты сам согласился, когда я предложила. Я спросила, «хочешь», ты ответил «разве у меня есть выбор». А то, что тебе память отшибло, так я ни при чем.
С предельной ясностью я понимал ее правоту. И ничего не мог вспомнить. До чего дошло с теми девахами, я даже не хотел спрашивать.
- В следующий раз, когда я соглашусь на эту дрянь, не давай ее мне.
- Хорошо.
- Удивляюсь с Быдлобуковски. Как он еще на ногах стоит от смешивания выпивки и наркоты.
- Он – циклик.
- В смысле, циклик – это смесь алкаша и наркомана.
- Нет. Циклик, разве ты не слышал? Еретик по-другому.
- Еретик? Причем здесь Святой Престол.
- Просто… он сам возвращался с Небес домой.
- Он был дома?! После Небес?! Так значит это правда.
- Что?
- Что можно вернуться с Небес?
- Да!
- Он вернулся с Небес? Но почему он здесь?
- Потому что он вернулся на Небеса. Неужели непонятно.
- А ну да… - компьютере-всезнайке надо задавать вопросы предельно четко и ясно. – Но если он смог вернуться с Небес, то почему он тогда не остался дома, почему вернулся опять на Небеса, с которых он сбежал навсегда.
- Феномен цикликов.
- То есть?
- Попадая домой после Небес, не можешь принять то, что принимал до Небес. После рая нету другого рая. После Небес нету дома. Ты действительно опускаешься с Небес на землю. И испытываешь самое большое разочарование в своей жизни. Катастрофическое разочарование.
- А тот невнятный парень, которого мы подвозили в аэропорт. Он… тоже… домой полетел?
- Да.
- И он, тоже вернется.
- Скорее всего.
Мы долго молчали. Я даже не заметил, как мы ехали. Похоже, дорога к Дому На Углу по-прежнему останется загадкой для меня.
- На самом деле, второе правило Небес звучит «Никто с Небес не возвращается (если только на Небеса)». Но потом вторую часть убрали, чтобы у небесных жителей не возникало лишних мыслей. Счастье нужно контролировать. Рай нужно обезопасить. Чтобы он оставался раем.
- Откуда такие познания? И говорливость?
- Я сама циклик.
Удивляться я буду завтра. Когда буду приходить в себя. Потому что за сегодняшний вечер мне пришлось бы удивляться больше, чем я могу.
- У нас будут большие проблемы с твоей женой. Лучше подумай, что ей сказать.
- Я скажу, что сваливаю с Небес. Навсегда. Поэтому напился.
Приехав домой, я действительно сказал, что сваливаю с Небес. Навсегда. Поэтому напился. А теперь пришел домой. Просто поспать.
Самое ужасное время недели – воскресный вечер. Осознание приближающегося начала рабочей недели – его не заглушишь ничем. Оно не дает спать по ночам, оно не дает трахаться с желанием, пить с удовольствием. Каждая ночь с воскресенья на понедельник – пытка. Либо я не сплю, либо отрубаюсь, продолжая снить, что не сплю.
а вот оно и «долгожданное» завтра. вставать не хочется, но если я не подымусь и не пойду на работу, нечем будет платить за рент. Да и день может пройти впустую, так лучше уж заработать на все необходимое, чем тупо проваляться, не написав ни строчки. Именно заработать, а не работать. Упаси лукавый, если в голову приходит мысль просто работать. Это помогает дисциплине, да и выбивает из головы всю дурь, оставшуюся со вчерашнего вечера. А вечером сегодняшним придет новая дурь. Новая трубка и новые строчки. Жизнь, как же без этого, как же без жизни…
(один наш знакомый в Нью-Йорке, на вопрос, чем он занимается, ответил: "изучаю философию и литературу").
да уж, так оно и есть - кто-то беспросветно работает, а кто-то просто "изучает философию и литературу" безо всякой необходимости работать. когда-то я сам занимался примерно тем же - изучал психологию. дело оказалось бесполезным. но приятным. вначале работать необходимости не было. потом стало не хватать денег...
денег не хватает и сейчас. Небеса живут в жестком, как тиски, темпе получения денег - оплаты счетов-и-всего-остального. если вы активничаете, вкладываете все силы в это - вы можете преуспеть. для примера можно привести тот факт, что, если вы по уши в кредитах и счетах, и неплохо зарабатываете - вам снижают налоги. я в эти болотные трясины залазить пока не хочу. я и не активист, но обстоятельства сложились так, что пришлось въебывать два месяца с выходными только по воскресеньям. как следствие, казалось бы, материальное положение должно было улучшиться. но тут в дело вмешиваются небесные поляки, которые платят зарплату. вроде бы, ты эти деньги честно заработал, вроде бы ты их заочно имеешь. но стоит полякам позадерживать выплату денег, как все это обессмысливается. ведь ты должен выплачивать вовремя, а тебе...
итак, я оказался в тупейшей ситуации - работать за free и пить не просыхая, чтобы просто поддерживать свое существование. даже дома было легче. может, попытаться. Иностранку после того вечера я ни разу не видел. обычный уход с работы не имеет смысла - я терял последний шанс получить заработанные деньги. к тому же, в виду Небесного Кризиса, все места на других фирмах и компаниях были жестко поделены, поэтому такой вариант, к тому же, оборачивался улицей и голодным существованием. так я тоже, вряд ли что-нибудь успею написать. поэтому я работаю, работаю, работаю...
как только часть задолженности погашалась, возникала регулярная необходимость оплаты кучи счетов. как только задолженность погашается еще - нужно платить кучу счетов и налоги. да, да, небесные налоги - это реальность, причем нам пришлось платить сравнительно много, если посмотреть на это дело в процентах от заработанного. нам прямо сказали - вы не выплачиваете кредиты за жилье, за машину, за вторую машину, за домашний кинотеатр, за что-нибудь еще - вы не активист, значит ваша процентная ставка выше. таким образом, даже то, что осталось отложенным, ушло на налоги. мы остались ни с чем - а на работу идти все равно надо.
возможно, труд облагораживает человека. я даже поверю тому, что именно труд сделал из обезьяны человека. но не работа! работа отупляет и уводит человека все дальше от жизни. я пробовал, искренне пробовал, нормально работать и включить работу в мою жизнь. увы, но в таком случае я тупею и не могу писать. и лишь музыка напоминает мне о чем-то сокровенном. подозреваю, что, если так будет продолжаться и дальше, то вскоре у меня заберут и музыку.
уже пару месяцев я работаю почти безо всяких выходных. на самом деле, есть единственный выходной - воскресенье. но в субботу вечером, по окончании рабочей недели, происходят, обычно, грандиозные пьянки с точно такими же рабочими рабами. мой единственный выходной, воскресенье, я сплю до обеда, потом, с трудом соображая, делаю какие-то бессмысленные дела, и потом наступает вечер. остается только дунуть и слушать музыку. если повезет - пописать. выходной?
Подъем - в полшестого утра, дома - в полседьмого, душ, приготовить пожрать, приготовить вялую ссобойку, послушать альбом, посрать и почитать, дунуть, послушать еще один альбом, почитать, послушать и непроизвольно заснуть в одном из трех последних вариантов. я так должен жить, потому что так живут все? и если я захочу жить по-другому, то все не дадут мне иначе?
сегодня в полдень начался дождь. намечалось два сокращенных рабочих дня - сегодня до обеда и завтра с кофе-брейка. это означает, что сегодня я бы смог посмотреть «Милан» - «Арсенал», а завтра поспать лишних три часа, но босс позвонил и сказал ехать в какой-то дом, там намечалась инспекция через два дня и место под крышей, где можно было бы работать. КАК РАЗ НА ЭТИ ПОЛТОРА ДНЯ!!! это означало, что мои сокращенные рабочие дни превращались в сверхурочные - никакого отдыха, никакой музыки, никакого творчества. к уже имеющейся усталости. и я еще должен был радоваться вместе со всеми кузенами, что есть работа и деньги, которых, почему-то давно не платят…
правда, никто не знает, что у меня припасена бутылочка рома в машине, чтобы переносить такие случаи. именно благодаря ей и с ней, я умудрился написать эти строки.
возможно, эти ребята специально отнимают энергию и время, обрезая любые пути к убеганию. дома все было иначе, но ведь понятно - Небеса идут впереди планеты всей. значит, вскоре это будет и дома. что "это"? жесткие тиски, капканы - либо ты въебываешь и вклиниваешься в этот баланс денег, либо нет. во втором случае ты вскоре оказываешься на улице.
эти тиски повсюду, на Небесах их ***ва туча. необходимость работать и зарабатывать, чтобы чего-то достичь, втягивает в тотальный механизм - вы становитесь обычным пропускателем денег. одним из многих миллионов точно таких же вокруг. как будто без этого вы будете себя чувствовать непричастными ко "вселенскому пульсу". самое удивительное, что вы и не избавляетесь от тисков. большинство не хотят, ну да ладно с этим большинством, вот вы, например, вроде бы хотите вырваться из всего этого, но не вырываетесь. злитесь, ноете, жалуетесь на такую жизнь. и продолжаете жить такую жизнь.
иногда кажется, что деньги живые, деньги - паразит, вирус человечества. уж больно разумно он распространяется с помощью нас. вас используют всю вашу жизнь. а потом выбрасывают.
говорят, настоящий писатель остается писателем при любых жизненных обстоятельствах. ну что ж, вчера мне пришлось написать стихотворение на куске финишной доски. к тому же она оказалась белого цвета. в итоге получилось Настоящее Произведение Искусства.
мне хочется взорвать все дома, которые строятся на сегодняшний день на Небесах, искренне расстрелять всех поляков, наших и латиносов, строящих эти самые дома. этот народ, эти люди - они слишком быдло. небесное быдло - это помесь мещанства, рабской рабочей идеологии и бизнес-ориентации. человек человеку волк, без денег жить нельзя, мусиш, курва, працоваць, trabajo, dinero, manana, trabajo. устаешь не от самой работы, устаешь от этого непрерывного рабочего ****ежа, я могу спокойно поработать целый день в одиночку (а потом отлично пописать), но так работать не дают, донимая своими глупейшими разговорами, показывая свою дерьмовую идеологию. устаешь сильно. так, что не можешь ходить вечером. или смотреть.
они знают модели машин, мотоциклов, лаптопов, они знают, где находятся магазины и ликершторы поблизости, а также, - где находятся ликершторы в городах подальше, где им или их знакомым приходилось бывать. но они не знают, что в Стэмфорде, штат Коннектикут, "городе, который, работает" (впрочем, они и не знают, что Стэмфорд- это " город, который работает"), городе, в котором они живут, жил и "король свинга" Бенни Гудмэн. они не знают ни одной (!) группы из соседнего Нью-Йорка, они не знают, что существует "NY downtown scene".
точка не понимает, что такое трехмерное пространство. точка даже не понимает, что такое прямая. точка и все. в их среде главный герой - тот, кто в большей степени прохвост, тот, кто громче шутит. попробовать рассказать точке об измерении четвертом?..
бессмысленно поправить дела - изменить мир к лучшему, совершать какие-то перевороты, бунты. но подчиниться этому миру, смириться с существующим положением вещей - бессмысленно вдвойне. если не абсолютно бессмысленно. остается только писать, пока есть силы писать. и надеяться. пока есть силы надеяться...
Эта суббота должна была быть особенной – один из кузенов, самый противный и визгливый, сказал вчера, что приезжать нужно аж на 9 утра. Два часа лишнего сна! Я радуюсь, что мне выдали два часа лишнего сна, но, вроде бы, эти часы принадлежат мне и так…
На объекте уже стояли кузен, еще один кузен, пару мексов и прораб. Я вышел из машины.
- Почему так поздно, дружище?
- Эй, во сколько надо быть на работе?
Тот визгливый ничего не говорил, только показывал пальцем на часы. Я понял, что меня наебали. Подозревал я это еще вчера, но решил, что лучше будет поспать два лишних часа. Любой небесный строитель на моем бы месте приехал вовремя.
Я подошел к визгливому и ударил его со всей силы под дых. Не давая времени на ответ, - по носу. Затем по голени. И второй ногой – по лицу. И пошел назад к машине. Мексы бы не вмешались, билдер тоже был не поляком, а второй кузен помог бы лишь в случае успешного для него исхода драки. А так он был трусливым, как и все поляки.
Я сел и поехал оттуда. На душе было легко. Они мне остались должны. А теперь, еще и вряд ли заплатят. Но зато я больше никогда не увижу Пшешека и его кузенов. Работа на его фирме была настолько адской, что я даже забыл, что, вроде как, на Небесах.
Никогда машина не ехала так хорошо. Она просто летела. Или это летел я сам? Я чувствовал себя отпустившим тормоза. Я чувствовал неизвестность и неуверенность в завтрашнем дне. И легкость. Давно пора было кинуться в плавание без спасательного круга.
Я прилетел домой и первым делом лег спать дальше. Выспавшись как следует, приготовил и съел вкусный завтрак, сварил и выпил вкусный кофе. В окружающем мире витала непривычность. Неужели и я уже не знаю, что делать с незапланированным выходным днем? С незапланированными выходными днями…
Я тоже знаю, где находится ближайший и не только ликершторы. Я поехал в ближайший. Повторяю, на Небесах богатейший выбор бурбона, текилы, пива, вина (особенно вина), коньяков, водки. Каждый может найти свой вкус убегания от этого мира. И это не реклама, это правда, небесная правда.
Мой выбор на этот момент прост – джэкдэниэлс с колой. После третьего стакана я почувствовал нечто, похожее на просветление. Мои руки отвыкли от писанины. Все-таки, я не плотник, хотя ничего не имею против этого ремесла. Пусть каждый будет на своем месте. При том, что нету лучших или худших мест. Есть подходящие для каждого. И не подходящие.
Около трех часов дня позвонила Иностранка.
- Ты еще обо мне помнишь?
- Ты уже пьян.
- Я сам себя уволил, а потом сам себя напоил.
- Неважно. Я уезжаю.
- Куда?
- Ясно же, что не на Небеса.
- А куда, на Новые Небеса? Или на Западные?
- К Нашим.
- Не понял.
- Я уезжаю домой.
- Да… я наверное рад.
- Я рада, что ты рад, – и бросила трубку.
С бабами почти постоянно так – не знаешь, что они выкинут в следующий момент. Я смешал остатки виски с колой в нужных пропорциях и сделал очередной глоток. Что будет дальше? Что делать сегодня? Что делать потом? Писать?..
Увы, но Небеса довели до максимального обессмысливания не только бытовые удовольствия, обычные жизненные цели (покупка машины, хорошая работа, покупка дома), но и всякое творчество. Даже если вы и хороший писатель - ваше место среди миллиона других он-лайн писателей. Не писателей в абсолютнейшем большинстве. Если вы писатель выдающийся - ваше место среди миллиона других он-лайн писателей. Писателей никаких, по правде говоря.
Кто-нибудь еще читает книжки? Особенно новые? Кому-нибудь это нужно? Особенно новые книжки?
Для кого писать? Зачем? Всегда ли гении признаются (даже посмертно), или вся эта канитель определяется счастливым стечением обстоятельств? Но ведь и счастливые стечения обстоятельств должны быть заслуженными. Счастье надо заслужить. Хотя я не против везения…Так что выход один – продолжать писать, продолжать жить- кидать слова на бумагу, двигаться наощупь, быть посещаемым (извините за мой небесный). Писать для читателя, который может быть тебя никогда и не узнает. Или он только что принял Первое Причастие. Или писать просто. В ничто писать. Наощупь. Вслепую. Честно. Без единой мысли об отдаче. Это и есть самое честное творчество - добровольное и бескорыстное. Колбасить. И радоваться. Ну и что. Писать дальше. Наверное, заметят. Ну и что…
Иногда…
Иногда достаточно лишь взять ручку, и все случится само собой. Бесспорно, многое делает трава, но без этого чувства… стоит только взять ручку в руку, как мир изменяется – ты видишь сквозь стены, ты вспоминаешь прошлое, будущее – это слова, которые ты извлечешь, телки – это игра, в которую тебе везет, жизнь – это писанина, которую ты пишешь.
Ничто не удержит от писательства, кроме тебя самого. Никто не отнимет желания писать, кроме тебя самого. Ну или кроме смерти и какой-нибудь противной болезни. Хотя истинного творца болезнь не остановит. Дома я знал парализованного художника, который рисовал, держа кисточку во рту. Качество его картин только улучшалось. Когда я перестану писать, когда не смогу нарисовать ни строчки – пиши пропало. И то, не я «пиши».
Они сидели там, наверху, и вели свои глупые разговоры. Моя жена и мой друг. Мне было трудно сидеть в своей собственной комнате и слушать их бесполезный треп, который не давал сконцентрироваться. Поэтому пришлось спуститься на первый этаж. Я сбежал от своей собственной жены. И оставил, кроме того, ее с другим мужиком. Ну да ладно, я спокоен, к тому же, планировал заняться этой писаниной. Садясь за бумагу, получаешь несравненное удовольствие. Только тогда можно почувствовать себя свидетелем подлинной жизни. Ни секс, ни наркотики, ни улучшение кредитной истории, ни повышение заработка – а это: ручка и бумага. Либо ноутбук, как кому.
В последнее время, вечерами, мы сидели каждый за своим компьютером. Каждый со своими наушниками. Общались друг с другом с помощью электронных ящиков. Никаких ссор, никаких конфликтов, никаких поводов для возникновения взаимной неприязни. Любовь еще (уже?) не жила три года. Просто у каждого внезапно появилась куча дел, идей и интересов. Нам некогда было поцеловать друг друга. Да, на Небесах это происходит повсеместно. Но кто сказал, что все небесное должно происходить и с нами.
Я - вечнорабочий на Небесах, потому что у меня нету выбора. Я смазываю наручники, потому что не могу пока их снять. Но никто не может отнять желание писать. Когда буквы скачут, прыгают, соединяются, и вдруг ты изумленно перечитываешь только что написанное. Да, там есть огрехи, да тут режет ухо, да тут звучит фальшиво - я все это завтра поправлю - но сегодня ты счастлив, как никогда, ты ЖИЛ!
Но что нужно людям, зачем они снуют туда-сюда, заслоняя пространство. Теперь мы живем и не по ту, и не по эту сторону «обоих мостов». Мы живем между мостами. С одной стороны нашего дома – хайвэй I-95, идущий по всему Восточному побережью. От Флориды до Мэйна. С другой стороны – ж/д магистраль точно такого же значения. Четыре колеи вместо обычных двух. Потому что движение на обоих магистралях довольно оживленное. Мы затиснуты между двумя двухсторонними потоками транспорта, людей, жоп, ртов, ***в, интриг.
В детстве я мог часами сидеть в окне и просто смотреть на улицу. Еще больше нравилось наблюдать за поездами. С друзьями мы любили выбираться к железной дороге, играться во что-нибудь, шашлычничать, выпивать, портить девочек. Но меня в таких прогулках больше привлекали проходящие поезда – в их движении, в их внешнем виде было что-то магическое и мощное. С годами это осталось- украдкой взглянуть на новую модель паровоза, постараться проследить весь проходящий поезд. Небеса удивили многими фишками в этой области. Только здесь мы увидели поезда, обгоняющие друг друга (четыре колеи все-таки). Многоуровневые ж/д развязки, ж/д перекресток со светофором в чикагском метро.
Но что им всем надо? Что мотивирует их передвижения, которые создают шум, мешающий писать? Слишком дорогой ценой даются эти часы вечером. Но чтобы они появились, нужно прожить кучу бессмысленных днем. Даже по выходным. Про дни же рабочие лучше не говорить. Те часы, которые убиваешь на работу (ибо не знаешь пока другого способа заработка ), могут забрать и весь день.
Я не уверен в завтрашнем дне. Но, если я уверен в завтрашнем выходном, вечер превращается в праздник.
Но что нужно людям? Чего хочет вся эта толпа в церкви, на хайвэе, в молле, на концертах. Что заставляет их всех трахаться, кричать, строить планы на жизнь, плести любовные интриги, вести политические игры. Люди никогда не узнают, что такое правда. Ведь самая жестокая правда, которую только можно представить, - это правда жизненная. А мало кто по-настоящему жил (многие люди умирают, так и не прожив хотя бы секунды из своих семидесятилетних существований!).
Если так будет продолжаться и дальше, то я тоже не проживу ни секунды со своей жизни. Быстро собравшись, я завел машину и поехал. Иностранка оказалась дома. И открыла входную дверь.
Я ничего с собой не брал. Зато у нее оказалось просто великолепное вино. Почему я здесь? Если из-за нее, то почему не предпринимаю никаких действий. В конце концов, плюс выпивки именно в том, что такие мысли как появляются, так и исчезают. А вслед за мыслями исчезает и беспокойство.
- Чего пришел?
- Не знаю. Выпить. Попрощаться.
- Пей. Пока…
- Я не работаю. Не зарабатываю денег. Мне должны. И не платят. Это Небеса?
- Это жизнь.
- Дерьмо собачье. Жизнь, Небеса – все дерьмо. Я хочу свалить отсюда. Навсегда.
- Ха-ха – ее смех не был искренним. Он был искренне грустным. – Я уже видела таких смельчаков. Ты хочешь назад?
- Да. Я хочу свалить с Небес.
- Для того, чтобы уехать с Небес, нужны два компонента – абсолютное отчаяние и знание людей, которые могут тебе помочь в отъезде.
- Не говори мне слова «абсолютное».
- Но у тебя его нет.
- Зато есть человек, который мне поможет.
- Откуда такая уверенность? Если у тебя нету абсолютного отчаяния, то я тебе не помогу.
- А откуда такая уверенность, что у меня нету абсолютного отчаяния? Я выгляжу счастливым?
- У тебя есть машина, жена, деньги на сытую жизнь, скоро появится новая работа, а если ее не станет, то ты найдешь следующую. Это неизбежно, и ты на это соглашаешься. Писаниной не проживешь.
- Та жизнь, которую ты описала, уже может вызвать абсолютное отчаяние.
- Но не вызывает. Ты предпочитаешь пить. Курить траву. У тебя никогда не появится абсолютного отчаяния.
- Зато уже появилось желание ехать домой.
- А что дома? Ты там был после Небес? Ты хоть знаешь, что испытываешь, когда приезжаешь домой после Небес? К тому же, покинувшим Небеса назад дороги нет.
- Я буду жить.
- Как? Голодно? За нищенские деньги? У тебя не будет машины. Ты себе даже не сможешь позволить так пить. Да у Наших и нету такой выпивки. У Наших нету даже десятой части небесного изобилия.
- Срал я на это изобилие.
- Это ты сейчас так говоришь. Я так тоже говорила. И в итоге вернулась.
- Так ведь путь назад заказан.
- Тебе лучше не знать, как попадают назад на Небеса. Не смотря на полный запрет, заметь. You know what I`m talking about? Это страшно!.. Если ты покинешь Небеса, то уже никогда не будешь таким, как прежде. Это же Небеса, как ты не понимаешь! Человек не может принять какой-нибудь иной мир после рая. Такова человеческая природа. Она не дает тебе возможности быть свободным. За всю историю Небес никто из решившихся уехать не оставался дома. Все возвращались. И становились цикликами. Заблудшими. Обесмысленными. Большинство спивается и подсаживается на что-нибудь. Но спиваться они начали уже дома. Где их никто не принимал. Ты думаешь, у тебя остались дома друзья? Только в одном случае друг остается другом – если он тоже приезжает на Небеса.
Закончив свою тираду, Иностранка допила бокал и наполнила его вновь. Вина сегодня хватит, хоть это радует.
- Кроме всего прочего, те, кто приезжает на Небеса второй раз, не испытывают никакого небесного восторга. Они не радуются приезду. Они просто убегают из дома. Феномен цикликов заключается в том, что любой переезд только ухудшает их жизнь. Они мотаются туда-сюда и уже никогда не найдут свое место. В то же время, они не могут принять то, что есть на данный момент. Ты хочешь этого?
- Я и так живу подобным образом.
- Не надо, это просто ребяческий поиск нового, тяга к приключениям. Это не приключение. Это самоизгнание из рая. Навсегда. Даже, если ты вернешься, то Небеса будут просто местом. Очередным местом. Но еще не факт, что ты сможешь вернуться.
Не смотря на выпитое вино, в голове сохранялась ясность. Ясность к восприятию всего, сказанного Иностранкой. Осознание ее правоты. И моей ситуации. Ясность и неизбежность. Я всю жизнь мечтал о прорыве. И попал на Небеса. Где стало понятно, что прорываться больше некуда. Выше некуда. Все книжки пишут неправду. Чтобы завлечь на Небеса. Все песни не искренни. Они заставляют тебя привыкнуть к ритму небесной жизни. Все картины лгут – их рисуют, чтоб рай казался раем.
Есть путь на Небеса. И есть путь назад –в бездну. Я допил свой стакан, встал и поехал.
Куда?
На Новые Небеса. 40 минут от Стамфорда на электричке не экспрессе, только в обратную сторону, - и вы на Новых Небесах. Но я ехал на машине. И думал.
Жизнь представлялась полным говном. Как и политика. Как и шоу-бизнес. Как семейные отношения. Как патриотизм, как религиозная одержимость, как жертвование жизнью нынешней ради предполагаемой жизни после смерти.
Я не могу принять эти упаковки смысла в качестве Смысла, в качестве смысла жизни. Я не могу принять смысл жизни в ней самой. Я не могу искренне наслаждаться закатом, зная, что завтра надо вставать на работу. Мне не хочется поддерживать себя в хорошей форме, высыпаться, зная, что вся эта «хорошая форма» пойдет на очередной рабочий день, не оставив даже ничего мне самому.
Я могу искренне улыбаться, искренне наслаждаться вкусом итальянской кухни, мексиканской кухни, бразильской кухни, вкусом свежего кофе, крепкозаваренного матэ, вкусного бельгийского эля, искренне прыгать, искренне радоваться только лишь в том случае, когда на 100% уверен в завтрашнем выходном.
Это все иллюзия – птички, поющие в четыре голоса, зеленеющие деревья, полчаса свежего воздуха весенним утром. А ты, солнце, не свети так ярко,- неправда все это! Особенно, когда стек уже третий пот. Я не могу наслаждаться красотой природы, ибо вся небесная природа для меня, каждый кусочек всего пропитаны потом небесного напердоления.
Увольнение с работы не сделало (как это планировалось) меня свободным – для этого необходимо избавиться не только от работы, но и жены, машины, книг, дисков, компьютеров, выпивки, травы, шмоток и прочих небесных прелестей. Надо избавиться от Небес. Но не все так легко.
Жизнь раздваивалась на жизнь небесную и жизнь ненебесную. И обе поджизни были еще хуже жизни, из которой они произрастали. Невозможно принять уровень жизни у Наших после двух лет небесной жизни.
Новые Небеса. Ничего особенного. Такой же город, только чуть больше Стэмфорда. Знаменитый Йельский университет, студенты, студентки, все стремятся получить лучшую профессию, чтобы построить лучший дом. Рестораны, бары, телки, богатые и не очень богатые упыри, которые хотят их трахнуть. Что я здесь делаю? С Новыми Небесами соседничают Западные Небеса. Но я туда даже не поехал. Разницы никакой.
Я решил съездить на побережье. Благо дело, «оба моста» тянутся по нашей территории вдоль залива. Так что пляжей здесь в каждом городе хоть отбавляй. «На Небесах только и говорят, что о море»? Неправда! Everything здесь is about money. Преимущество прогулок по пляжам после полуночи – здесь можно побыть полностью без людей. Правда, сегодня суббота. Найдя с третьей попытки пустынное побережье, я присел.
На том конце виднелся другой штат. Вода была спокойной. Успокаивающей. Она звучала. И по ее звуку было понятно, что мои проблемы никак не изменят этот звук, отливы и заливы. Вода будет звучать дальше. Жаль, что я не вода, а человек, очередной человек, не царь, а враг природы, очередное бессмысленное существо со своими очередными бессмысленными проблемами. Я не звучу. А вода, наоборот, будет продолжать звучать.
И тут я понял, что все мои немотивированные поездки имеют под собой лишь одну цель – доказать, что на Небесах можно жить. Можно мне жить. Продолжать жить.
Я сел обратно в свою машину и поехал к Иностранке. Еще одна немотивированная поездка. Ее не оказалось дома. Я звонил несколько раз. Подождал возможных копов. Те не приехали. Значит, ее действительно нету дома.
Я взял курс в Дом На Углу. Правда, не знал точной дороги. Не помнил. Все это очень странно. Но не удивляет. Состояние было таковым, что на удивление не было сил и ресурсов. Через полчаса я понял, что действительно не знаю, как туда проехать. Ее телефон молчал. Ну и черт с этим домом, черт с этой Иностранкой.
Сегодня я выпил достаточно. Достаточно, чтобы не мучаться ночью от заразы. Завтра – выходной, возможно, послезавтра – тоже. Впереди обещают быть ночи, полные здорового сна. Лучше закончить главу на хорошей ноте, чем продолжать ее до бесконечности и бессмыслицы…
Ницше любит повторять, что в каком бы месте он ни был, ему не требуется искать траву – она сама его находит. К сожалению, нечто подобное происходило со мной. Только я не о травке.
Буквально на четвертый день работа сама меня нашла. Очередной босс, очередной наш, очередной молодой. Небесный возраст – четыре или пять лет. Новая работа не была только карпентеркой, а гораздо более многоуровневой, и требовала частого принятия новых, нестандартных решений. В принципе, похоже на писанину. Возникают же ситуации, которые требуют выразить себя так и такими словами, как ты до этого не выражал никогда. Но выражаешь. Впервые в своей жизни. Иначе не сможешь двигаться дальше.
Платили лучше, платили постоянно. К тому же подсказали способ и место, с помощью которых можно было выбить долг у Лешека и Пшешека. Моим преимуществом был мой статус. У польских боссов его не было.
Я уже вспоминал выше о сходстве людей одной национальности на Небесах. Новый босс был таким же я-говорящим, но умным. Он знал и интересовался той работой, которую он делал. Уже в первое воскресенье он позвонил мне:
- Готов к работе?
- Так сегодня же выходной.
- Ну да. Но ты готов к работе?
- Не знаю. Завтра постараюсь быть готовым. А сегодня мой день.
- ОК. Я просто спрашиваю.
- ОК. Я просто ответил. Просто пока еще продолжается выходной, я не хочу никаким образом вспоминать о работе.
Тогда разговор прекратился. Но в следующее воскресение он начался опять. Босс ориентировался в погоде и ее прогнозах, поэтому, даже если и шел дождь, то это не означало, что сегодня выходной. На работу мы могли поехать даже в два часа дня. Все втроем - ровно столько людей вместе со мной работало на фирме. Это тоже было большим плюсом.
Я решил научиться переносить работу, раз мне пока что приходиться это делать. Самое главное – иметь уверенность, что работа в твоей жизни – явление временное. Которое ты сможешь преодолеть. Как? На этот вопрос каждый отвечает сам себе. Это самое главное. Потом я решил воспринимать работу не как работу, а как физический труд. Облагораживающий человека. Что греха таить, стройка мне очень сильно помогла в писанине. Она помогает и телу, если его защищать. На этой фирме работали не глупые люди, поэтому использовались маски, очки и прочий stuff.
Наверное , эти правила можно продолжать. Но не в этой книге.
Третьим человеком на фирме был Фостер. Он сам создавал повод для насмешек над собой. Парень был недалеким, за полгода так и не запомнил, как и что надо делать. Это был пример нашего человека советских времен. Достоевский «человек с попыткой на мысль». У него 20 могло равняться и 22 и 23. Он до сих пор мог спрашивать как резать доски, как снять размер. К тому же он еле двигался… Что-то это становится похожим на рассуждения рабочего человека...
Я опять был не самым последним в иерархии работников. Это радовало. Я быстро научился переносить работу. Это помогало сохранять больше энергии. Жизнь изменялась к лучшему. Но ЖИЗНЬЮ она не становилась. И не было видно, как она может таковой стать.
Вставать рано не хочется. Пусть на работу не на семь утра, как у Пшешека и везде. Но вставать все равно не хочется. На новой работе была возможность немножко опаздывать. Я с радостью пользовался ею. Сегодня я проживу свой самый лучший день… Нет, не пройдет.
Возможно, причина в заразе, которая и этой ночью заставила просыпаться. Зараза любит захватить меня на пару дней, заслоняя все остальное. Возможно, причина в выпивке. Или в траве. Хотя, скорее всего, виновата работа. Пусть она и лучше, чем была раньше, но она не прекращается ни на минуту. Все человеческое существование крепится на работе, и вырываются из этого единицы. Да мало кто и хочет вырваться. Особенно на Небесах, где работа гарантирует сытое существование в определенной касте. Лишь только…работай. Кто-то напишет роман, кто-то песню, и они не работают. Теперь я даже не могу понять, заслуженно ли они не работают. Счастье надо заслужить. Вот только где приземлишься по жизни после достижения счастья?
Но что-то я заговорился. Пора вставать. Хотя, полежу-ка еще десять минут. Еще десять. Еще пять. Еще пять. Ну… и еще пять. Помнится, Быдлобуковски рассказывал, что на свою работу он приходит на три часа позже. Вставать для него точно такая же проблема. Только его небесный возраст равен тринадцати годам. Меня ждет подобная участь?.
В конце концов я решил, что было бы неплохо сделать зарядку, выпить вкусный кофе и, заодно, послушать KTU. Сегодня это сработало, поэтому я уже на ногах.
Едучи в машине, слушая KTU, попивая вкусный кофеек, только что великолепно размявшись, ем творожок, я понимаю, что окончательно проснулся. Сегодня я вытерплю этот день.
- Почему опоздал?
- Так получилось.
- Тебе придется компенсировать это работой.
- ОК, я буду въебывать.
- Это мне нравится.
На самом деле босс не злился, потому что сам опаздывал, поэтому понимал меня. Часов в десять он поедет и купит еще кофе для всех.
- Чтоб аж дым из жопы шел!
Лучше сразу найти такую работу, чтобы быть одному. Фостер достанет своим тупым жизненным ****ежом, а босс – умным рабочим. На фирме нас всего трое, поэтому такой расклад вполне возможен. После полудня босс стал работать с Фостером.
- Почему ты такой потный?!
- Э-э. Ну так жарко...
- ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ ПОТНЫЙ?!
- Ну так это. Так ведь жарко же.
- ТЫ ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ, А НЕ ПОТЕТЬ! Понятно?
- Хорошо... – голос Фореста звучал очень неуверенно.
- ТЫ ДОЛЖЕН НАЧАТЬ НАКОНЕЦ-ТАКИ РАБОТАТЬ ПРЯМО СЕЙЧАС!
Я уверен на все двести процентов, что Фостер ни грамма не понял, как это “работать, а не потеть”. Не понял этого и я. Странно, зачем только держат таких? Неужели людям необходимо самоутверждаться за счет других?
После ланча я уже работал с боссом в паре. Фостер то появлялся, то исчезал. Создавал видимость работы.
- Я вчера написал очередной стих. Трава, кстати, на загоны пробивает, не знал? Бля, не помню толком уже. Там что-то было типа
Давайте повыгоняем всех бесполезных существ
И будем справедливо работать
И построим таким образом Настоящие Небеса
И будем на них счастливо жить…
Как тебе?
- Я не разбираюсь в литературе.
- То-то. Я еще и стихи могу писать. Теперь я понимаю, почему эти поэты, художники и кто там еще, бегут, как только их посетит вдохновение.
- Зачастую они лукавят и просто обращают на себя внимание.
- Да?..- рассеянно проговорил он - может быть. Никогда, кстати, не пробовал писать? Это помогает в работе. Творчество заставляет твою голову думать. Обязательно отдам своих детей в музыкальную школу. Попробуй начать писать. Лучше работать будешь…
Но через час он вновь вернулся к разговорам.
- Люди вообще не понимают, что они делают.
- Они всегда так жили.
- И я о том же. Небеса предоставляют каждому возможность добиться того, чего он хочет. И что мы видим. Повсюду тупицы, никто не хочет работать, а черные просто тупо плодятся.
- Некоторые не хотят чего-то добиваться.
- Придурки. Как так можно жить? Как вообще люди живут? Жрут сладкое, мучное, жирное. Они же знают, как они вредят такой едой своему организму! И продолжают жрать...
Босс относился к еде как к набору химических элементов. Протеинчик с теинчиком на завтрак. Кофеинчик на кофе-тайм. Много белка, немного жиров на обед (никаких углеводов!).
Однажды я ему предложил холодного молока.
Он скривился.
- На, ебни кальция!
Он согласился.
Работать с ним было приятно, потому что он был умен, знал работу и любил ее. Но, как и любой я-говорящий человек, он всегда был прав. Даже, когда не был.
- Ты неправильно отрезал доску.
- В смысле. Вчера мы делали именно так.
- Не знаю, как ты делал. Срез должен идти по ширине всей доски.
- Но ты же вчера сказал, что не по всей.
- Я не мог такого сказать. Доска должна срезаться по всей ширине.
- ОК.
Я не мог так сказать. Либо все свалить на Фостера. Дурачок даже не поймет, в чем он виноват. Дурачок привык быть виноватым. Правда, меня это ни капли не задевает. Похоже, я привык к работе. Настолько привык, что не вижу даже что еще можно написать о ней. Скорее всего, просто нечего. Я приземлился на той работе, с которой пока не хочется улетать. Вот и все.
Эта книга близится к завершению, я это чувствую. Все произошедшее почти произошло. Скоро придет время новых книг. Если получится. Но, наверное, получится. А в этой книге должны произойти только те события, которые вытекают из произошедшего. Но не сейчас.
Сейчас мы с моей малышкой в Калифорнии. Туда не «выпала возможность съездить». Мы осознанно и запланировано полетели в «шоколадный штат». Мы заработали и отложили деньги на поездку. Как настоящие нормальные небесные жители. Калифорния оказалась более похожей на Небеса, чем Коннектикут. По крайней мере, там не душно. Там есть пальмы, океан. Там же я нашел и Замок Кафки. Он находится в Голливуде, Беверли-Хиллс – во всей этой небесной киноиндустрии. Место, куда не попадают, но попасть стремятся. Обитателей которого люди сами обожествляют. Толпе всегда надо кого-то обожествлять. А потом с радостью смеяться, когда обожествленные будут валяться в луже. Ничего нового.
Остается только пойти на пляж, быть сбитым трехметровой волной, а потом развалиться на великолепном песочке. У меня есть деньги, есть работа, есть малышка. У меня будут деньги, будет работа, будет малышка. Приятный ветерок обдул все тело. Знаете, пожалуй, я останусь на Небесах. Как говорит тот самый философ у Наших (наверное, самый великий и непримиримый) счастье заключается в обычных бытовых мелочах. Вернее, в отсутствии необходимости тратить свою энергию на бесполезные мелочи. Мне особо некуда ехать, а в любом месте будет хуже, чем на Небесах. На то они и Небеса, все-таки. Пусть здесь не все гладко. Но лучше не придумаешь. Я выбираю меньшее зло. А потом иду прямо в океан. Волна накрыла меня с головой…
- Привет – ее голос я узнаю в любом состоянии.
- Привет. Ты как-то пропала.
- И собираюсь пропасть навсегда. Ты мне поможешь?
- В чем дело.
- Завези меня в аэропорт.
- Прямо сейчас?
- Прямо сегодня. Вечером.
- Хорошо.
Нет, все-таки не все в моей жизни еще решено. Вроде бы, я по-прежнему люблю свою малышку, вроде бы мы с ней счастливы. Но тут появляется Иностранка, вернее, напоминает о своем присутствии… Если бы она сама ко мне проявляла нечто, гораздо большее обычной заинтересованности – было бы легче. Я бы кинулся в этот омут с головой, и потом бы, наверное, жалел о содеянном. А так, я вновь почувствовал острую необходимость к чему-то и полную неопределенность в своей жизни. Музыка, звучащая на тот момент, не давала никакого ответа, поэтому я собрался и поехал к ней. Зачем? Сам не знаю.
На сей раз она была дома.
- Еще не вечер
- Зато я уже здесь.
- Хочешь побыстрее от меня избавиться?
- Хочу побыстрее решить проблему.
- А что за проблема?
- Да… так…
Лишь только я её увидел, как понял, что мне будет грустно без нее. До этого не было грустно, а после этого – будет.
- Почему некоторые люди все-таки уезжают с Небес?
- Потому что они циклики.
- И почему они возвращаются?
- Потому что они циклики, - мне будет очень не хватать этого компьютера-всезнайки, – у меня осталось еще две бутылки вина. Я не собиралась их брать с собой.
- Значит я как раз кстати.
Вино было безвкусным. Как и оливки. Как и сыр.
- Мне будет скучно без тебя.
- Мне тоже.
- Но ты ведь когда-то вернешься.
- Нет, я уезжаю навсегда. Ты меня больше никогда не увидишь.
- Никогда не говори никогда.
- Я не вернусь на Небеса. Я ненавижу это место.
- Не все Небеса такие, как Коннектикут. В Калифорнии, например, все по-другому.
- В любой части Небес главное – это деньги. Просто где-то больше-меньше солнца, воздуха, тех же денег, побережий, лесов, городов, ферм - ты меня понимаешь.
- А что дома?
- Не знаю. Но здесь я точно не хочу быть.
- У Наших нет многих вещей, которые здесь являются parts of everyday life.
- Ну и черт с ними.
- Так почему ты все-таки сваливаешь отсюда?
- Я не хочу быть на Небесах. На обычной земле гораздо лучше.
- Чем?
- Естественностью.
- Фигня это все. Через несколько лет там все будет так же, как и на Небесах.
- Я уйду в монастырь.
- Зря, это не поможет.
- Буду жить в лесу.
- Все леса повырубают, чтобы на Небесах хватало бумаги и материала для строительства новых домов.
- Тогда я выпью яду, приму морфия и полечу на дельтоплане над водой. Умирать счастливой.
- Классно.
Наверное, все закономерно. Наверное, все правильно. Мы могли быть вместе. Но чуть-чуть опоздали. И она уезжает от меня. А что еще остается? Бабы только усложняют жизнь. Лучше просто пить вино. А оно, кстати, почти закончилось.
- Пора ехать.
- Так поехали.
В пути мы почти не говорили. Поразило почти полное отсутствие вещей у нее. У того невнятного парня, кстати, тоже почти ничего с собой не было. Все небесные вещи крутятся только на территории самих Небес.
В аэропорту было многолюдно. Встречали приезжающих на Небеса. Идиоты, зачем вам всем сюда! Оставайтесь в своих домах! Незнание – блаженство. Верьте в свой «свет в конце тоннеля», а не выходите из него! Эти улыбки встречающих (если таковые есть) и приезжающих – неужели вы не знаете, что они скоро превратятся в небесные улыбки?!
Но никто меня не слышит, потому что я не сказал ни слова из вышеподуманного. Иностранка уже давно была в своем привычном безразличном состоянии. Много курила. Пила.
- Ты еще пишешь?
- Стараюсь.
- Мне будет приятно прочитать дома твою книгу.
- Небесный автор, которого ты хорошо знала?
- С которым я вместе пила.
- И только?
- Нет – она подошла и легонько меня поцеловала. – Мне тебя будет не хватать.
- Мне тебя тоже.
- Но так будет лучше.
- Я знаю.
И вот она встала и пошла. Своей походкой. Эти секунды, когда она приближалась к турникету, казались вечностью. Потом она скрылась. Даже не обернувшись. И больше я ее никогда не увижу. Когда-то в жизни приходится говорить никогда.
Иностранка равнодушно появилась в моей жизни и точно так же равнодушно из нее исчезла. Скоро она будет равнодушно у Наших. Когда-нибудь, она равнодушно обо мне вспомнит.
Возвращаться домой не хотелось. На Небесах есть ночные бары. В одном из них я и оказался. Напился. Ночевать меня везли на машине. К знакомому. Я остался в Нью-Йорке.
- Мне как раз нужен был кто-нибудь, кто бы присмотрел за апартментом на следующие две недели.
- Мне как раз нужно было место, где можно побыть одному две недели.
- Только…это… ведь я тебе доверяю.
- Потому что знаешь, что мне можно доверять.
- Ну да. Кстати, я на Флориду. Что-то в последнее время я перестал чувствовать, что нахожусь на Небесах.
- У меня были похожие проблемы. Я поехал в Калифорнию. Разница не по существу.
- Да… не знаю. Я попробую. Там есть дешевые кубинские шлюхи. Я всегда мечтал засадить кубинке.
- Удачи. Я присмотрю за апартментом.
- Но я не уезжаю прямо сейчас.
- Можешь уезжать прямо сейчас.
- А хотя… могу и сейчас.
- Давай.
Первым делом я пошел в ликерштор. You know…
После нескольких стаканов наступило хорошее состояние. Пил я правильно. А то в последнее время было несколько неправильных текилопитий. Я даже забыл это блаженное состояние. Мой друг хочет кубинских шлюх. Кафка хочет какую-нибудь пусси. Ахматов – работу, на которой можно больше зарабатывать. Ницще ничего не хочет. У него есть травка.
И тут я понял оба правила Небес. Все здесь остаются, потому что получают все виды возможных наслаждений и удовольствий. Каждому свое, и каждый свое находит и получает. Находит расширенное свое, зарабатывает на это и получает. Дом, машина, концерты, стабильный хороший заработок, постоянное наличие денег на выпивку, свобода слова, кубинские шлюхи, травка, обеспеченность, защищенность, наркотики, вторая машина (семейный внедорожник), возможность улыбаться небесной улыбкой и чувствовать себя своим, чувствовать обоснованность своей небесной улыбки, уверенность в завтрашнем дне, денег, побольше денег, возможность убивать время на шоппинг – только работай на каком-нибудь рабочем месте, и все постепенно приходит. Сытый, тупой, мертвый человек – винтик в функционировании Небес - он припоминает прошлую жизнь и лицо его в недоумении. Ах да, снова за работу, некогда. Вроде живой, но исчезнувший, сытый небесный человек – он даже не задумывается о какой-либо иной жизни. Сыто. Лениво. Неповоротливо. Зачем? Небеса.
Я растворяюсь на земле обетованной, я исчезаю среди себе подобных – живых, но уже исчезнувших.
В следующий раз я предусмотрительно закупился наперед. Все-таки, пить в одиночку, не соприкасаясь с людьми – это довольно неплохо.
Я представлял все места на Небесах, на которых удалось побывать. И на которых побывать не удалось. Я представлял Наших. Все места – одновременно существующие. И одновременно бессмысленные. Везде все одинаково. Реальна только тщетность бытия. Не само бытие, а именно его тщетность.
В носу стоял запах детского сада, своего детского сада. Типичный совковый детсад. Тусклый свет. Я чувствовал запах больницы, запах всех этих бесполезных лекарств. Тусклый свет. Тусклый свет детсада, больниц, школ, университетов в 8 утра и любого, абсолютно любого нашего официального заведения в 8 утра.
И в этом тусклом свете Иностранка. Уже в тусклом свете. Несколько дней назад я мог до нее дотронуться, а теперь навсегда лишен такой возможности. Образ Иностранки, вначале живой, стал постепенно становиться менее осязаемым. Уже на второй день там стало темно. Вернее, появился этот тусклый свет.
Интересно, как исчезает чувство, и исчезает ли оно вообще? Либо оно оседает в какой-то части тела?… Я не понял и не пойму, почему в моей жизни появилась Иностранка, а потом навсегда исчезла. Я только понимаю, что в моей жизни появился этот тусклый свет.
Зато получилась эта Buk of sky. «Она почти ваша» – потерпите еще пять минут.
Что-то мне подсказывает, что все мое творчество до этого момента - Book of sky, все мое творчество в обозримом будущем - Book of sky. Все, о чем я писал и напишу в ближайшее время, каким-то образом затрагивает Небеса. Я сюда уже попал, остался (никто не возвращается с Небес), услышал «***сосный дождь» Буковски, встретил Кафку, Ницше, Ахматова, подсел на траву, полюбил «Гиннесс», пью текилу, «жую свой завтрак, доски, пилы»…
Место, куда все стремятся, и откуда никто не возвращается. И никто не задает вопроса «почему». Райские кущи? И никто не замечает, что Небеса и есть западня. Самая главная и окончательная Западня. Потре****ский рай, где все есть.
Раз эта книга должна уже заканчиваться, то пусть это произойдет.
Я пил две недели. Пил вечер, ночь, пока не вырубался. Ближе к утру приходилось бежать к унитазу и блевать. После этого я выпивал пару пива и вновь валился спать. В обед, когда наконец-таки, мог встать, я выпивал шестерку «Гиннесса». За первой шестеркой шла вторая. За ней – третья. После шестерок – текила…
Не помню, как все закончилось. Но я оказался на улице. Восплаленное сознание направляло шаги в неизвестном направлении. Было утро и утро было морозным. Зато выглядывало солнце.
Вскоре какие-то часы на улице известили меня о времени. 8.25. И угол рядом. Ну что ж, подождем. В конце концов, разницы не было никакой.
8.29.
8.30.
8.31
Ничего не происходит. Ничего не произошло. Ни на каком из углов в Манхэттэне не появился этот ланчеонетт, в котором «в полдевятого утра жарили бекон». Тебя наебали. Правда, я уже это знаю.
Пришлось продолжать дальше свое бесцельное путешествие. Моя зараза исчезла. Покинула меня навсегда. Почему-то я знал это наверняка.
Куда идти, я не знал, но куда-то шел. Не было ни одной причины, способной вызвать какую-нибудь эмоцию. Люди, как тени, проходили возле меня, толкались, уступали дорогу. Сигналили машины. Ах, да, я же в Манхэттэне, который хорош тем, что даже утром позволяет растворить свои проблемы в многоголосном хороводе автомобильных клаксонов.
Улицы были по-прежнему опустевшими из-за отъезда Иностранки и переполненными из-за того, что они... действительно переполнены. Отупляющее безразличие – на Небесах я навеки. И ничего не изменится.
Как долго я так бродил – не знаю. Логика в маршруте отсутствовала. В конце концов, я подошел к какой-то многоэтажке. Входная дверь открылась, выпустила молодую пару и клерка, и впустила меня. Поднявшись пешком на седьмой этаж, я постучался в какую-то дверь. Что руководило моими действиями, не могу понять. Постучал еще раз. Потом надавил. Дверь оказалась незапертой. Я вошел.
Был слышен женский смех. Еще один. Женский. Войдя же в комнату, я услышал и мужской.
Да, все так и есть. Две бабы и один мужик. «Ухо» текилы на столе. Ровно столько, сколько нужно. Не хватает только меня. Я подошел к столу. Стакан наполовину полный. Или наполовину пустой. Какая разница. На Небесах или у Наших. Какая разница. Я просрал свой шанс покинуть Небеса. И теперь Небесная Неизбежность неизбежно наступит. Поэтому я смело подхожу к столу. Жесты и движения уверенные. Я смазываю ямку между первым и вторым пальцем лаймом, а потом насыпаю туда соль. Беру стакан в руку. Слизываю соль.
Ваше здоровье!..
buk of sky
© Copyright: Дмитрий Нету, 2008
Свидетельство о публикации №208100700112
Свидетельство о публикации №208100700112
Рецензии