Бестия

Инженер-строитель Кранин подъехал, расталкивая машиной ранних прохожих, к самому подъезду. Нервничая, потому что кто-то уже отъезжал от другого подъезда и надо было уступать дорогу, подождал, когда выйдет его жена. Обычно он выходил и открывал перед ней дверцу, затем закрывал за ней, садился на место и ехал, замечая как восторгались этим действием женщины и крутили пальцем у виска мужчины, но тут поспешить бы надо - заблокировал выезд. Поэтому когда жена неторопливо вышла из подъезда и кривляющейся походкой подошла к машине, он только открыл ей дверцу изнутри, не выходя. Жена постояла у открытой дверцы, фыркнула, повернулась и нервной ещё более ломаной походкой ушла обратно. Вот неприятность! «И откуда только такие… запросы?» - с раздражением подумал Кранин, отогнал машину на стоянку и пошёл домой выяснять отношения.
Жены в комнате не было. По сквозняку он понял, что открыта дверь на балкон и прошёл туда. Опершись на перила и глядя куда-то в пространство там стояла и нервно курила его дражайшая. «Вот жена! День ворчит, ночь верещит – разбейся, да сделай!» - со злостью подумал он.
- Леонора?
- Сексуально! - лишь искоса презрительно она поглядела в его сторону и, пустив в пространство струю дыма, отвернулась: - Сексуально!
Подобно своей литературной предшественнице Эллочке-Людоедочке, этим одним-единственным словом, заимствованным из телевизионных шоу, принятым там для выражения одобрения или осуждения, уважения или пренебрежения, восторга и недовольства, Леонора и пользовалась для выражения любых своих мыслей и чувств.
Их семейный союз был столь же противоестественным, как союз пчелы и мухи, чего в природе нет и быть не может, но случается у людей. Каждый день взбрык по какому-нибудь поводу! Вчера шум подняла за то, что он не заметил - она в какой-то новой тряпке. «Идёт или нет?» - спросила его. Только идиот может сказать, что не идёт! Что-то поправит едва заметное в причёске и начинает: «Ты что, не видишь, что я была в парикмахерской? Почему не говоришь, что я красива?!» Да потому, что врать язык у него не поворачивается сказать, что как была, так и есть жаба. «Настоящая женщина ни в чём не должна себе ограничивать!» Тьфу!... Или: «Дорогой, ты помнишь какой день у нас сегодня?» Сколько ехидства вкладывала его дражайшая в далёкое от чувств слово «дорогой», полагая, что застала супруга врасплох, но не тут-то было. «Конечно помню!» – с готовностью, не задумываясь, всегда отвечал Кранин, лихорадочно соображая что бы это мог быть за день сегодня: число, день недели, и как он соотносится с их прошлой и настоящей жизнью. В этот день они когда-то познакомились друг с другом? Или когда они встретились с их общими друзьями Пыговыми? День рождения тестя, тёщи? Или кого-то из этих Пыгивых?... Жена его большой мастак по этой части – фиксирует дату какого-нибудь мало-мальки значимого события, о котором все уже давно забыли и вдруг призывает всех отметить его. Больше всего её, кажется, радовало то, что все вдруг с радостью вспоминали об этом и тут же соглашались, что надо это событие отметить.
 Он предполагал уже каким предстоит быть сегодняшнему вечеру. Далеко не сексуальный! А ведь вскоре ещё предстоял день рождения жены, всегда вызывавший у него нарастающий, по мере приближения, ужас. Она уже предупредила заранее, что не желает иметь в виде подарка принадлежности одежды, тем более кухни и быта. Ей невозможно было подобрать парфюм - его малочувствительному носу не удавалось уловить всей тонкости её изменчивого восприятия духов – сегодня одно, завтра другое… Неумолимо приближался день, когда всем будет показано – вот он, ни на что не способный её муж. Даже высказать надлежащим образом поздравление якобы не может! Последнее, он мог признаться самому себе, действительно было так, потому что единственное, что бы он мог искренне пожелать своей супруге в день её рождения – это приступ мигрени. Чтоб не приставала к нему.
Вечером так всё и произошло, как Кранин предвидел. Скандал возник сразу, как только он появился дома. «Бестия! Чтоб ты подавилась своими сигаретами!» – во время выяснения отношений пронеслась у него мысль и он понял, что если подобные мысли приходят в голову всё чаще, то пора бежать, надо разводиться.
- Всё! Хватит, надоело! – вскочил он. – Ухожу!
И вышел на улицу. И тут только сообразил, что идти ему некуда. В задумчивости, не зная что делать дальше, он сел в скверике на скамью, где просидел не один час, поёживаясь от холода, с тяжёлыми мыслями о своей загубленной жизни.
Тут то и подошёл к нему Вован, которого он принял как своего спасителя:
- Женский норов и на свинье не объедешь! – выслушав его исповедь, заключил Вован.