Слово пастыря

Среди своих коллег по Святой Инквизиции отец Мартин славился тем, что ни одна попавшая в его руки ведьма не уходила от справедливого возмездия. С его точки зрения, ни людская молва, ни святая церковь не могли ошибаться, поэтому каждая женщина, на которую поступил донос и даже каждая, которую по какой-то причине отец Мартин мог заподозрить в колдовстве (например, одна женщина пряталась в доме каждый раз, когда видела приближавшегося к ее дому инквизитора – ясно же, что ведьма – потому и была немедленно арестована, пытана и сожжена) была ведьмой и должна была сознаться и пройти очищение болью, страданием и огнем.

Если обвиняемая вела дурной образ жизни, то, разумеется, это было доказательством ее связи с дьяволом; если же она была благочестива и вела себя примерно, то ясно, что она притворялась, дабы своим благочестием отвлечь от себя подозрение в связи с дьяволом и в ночных путешествиях на шабаш.

Если подследственная обнаруживала страх перед церковным трибуналом, то было ясно, что она виновна: совесть ее выдавала. Если же она, уверенная в своей невиновности, держала себя на допросе спокойно, то не было сомнений в том, что она виновна, ибо ведьмам свойственно лгать с наглым спокойствием. Если она защищалась и оправдывалась против возводимых на нее обвинений, это тоже свидетельствовало о ее виновности; если же она молчала, то это было уже прямым доказательством ее виновности...

Если пытаемая дико вращала глазами, для трибунала это значило, что она искала глазами своего дьявола; если же она с неподвижными глазами оставалась напряженной, это значило, что она уже нашла своего дьявола и смотрела на него, Если она стойко переносила пытки и не сознавалась, это значило, что дьявол ее поддерживал и что ее необходимо терзать еще сильней. Если она не выдерживала и под пыткой испускала дух, это значило, что дьявол ее умертвил, дабы она не сделала признаний и не открыла тайны.

Поэтому каждая женщина считалась априори виновной и задача отца Мартина состояла только в том, чтобы заставить ее покаяться и признаться в колдовстве (разумеется, под пыткой, иначе никакими силами нельзя было заставить демона злого, душу ее захватившего, проявить себя), а затем наилучшим образом очистить душу женщины через очищающее пламя костра и предваряющее аутодафе очищение болью и страданиями на пыточных снарядах.

Если чутье подсказывало отцу Мартину, что та или иная женщина была ведьмой, но на нее не было ни одного доноса и она успешно проходила даже длительное испытание иглой, инквизитор сам выдвигал против нее обвинения (ибо Откровение Божие говорило ему, что он не мог ошибиться).

Обычно он обвинял женщину в том, что к ней по ночам в камеру приходит дьявол и имеет с колдуньей плотскую связь. Или что она летает из своего подвала на шабаш. Ведь именно так, с его точки зрения и обстояло дело, просто бестолковая стража плохо следила за колдуньей. «Дрыхла, небось» - с негодованием думал отец Мартин. «Или пьянствовала».

Одна обвиняемая очень удивилась таким словам и пробовала защищаться, говоря, что была прикована тяжёлыми цепями за ноги к стене и стража не спускала с неё глаз. Отец Мартин быстро нашелся и ответил, что дьявол совершил мгновенную подмену и, приняв её облик, занял её место, пока она веселилась на сборище ведьм.

Женщина растерянно спросила у священника: “Почему же я тогда вернулась на место?”,

Но у отца Мартина был ответ на любые ведьминские козни. Он улыбнулся, и победоносно ответствовал: “Такова воля Божья. Бог не может позволить дьяволу взять верх. Поэтому он и заставил злого духа вернуть тебя в руки правосудия.”

Поэтому не удивительно, что все двести пятьдесят две женщины, арестованные его инквизиционным трибуналом, взошли на костер. Кто покаявшись и признавшись (то есть, на самом деле, оговорив себя и других), кто так и не признав своей вины (впрочем, последних были единицы, ибо в пыточном деле человеколюбивый и кроткий монах-францисканец преуспел весьма).

Первые сжигались на быстром (или относительно быстром) огне и погибали, обложенные вязанками хвороста, вторые умирали долго и жутко на костре из сырых дров, который к тому же специально перемешивали, чтобы сбить пламя.

При этом отец Мартин все же был не совсем доволен. Освященный католической церковью трактат «Молот Ведьм» гласил: «Ведьмы заслуживают наказаний, превышающих все существующие». Понятно, почему – злой дух, овладевший ведьмой был столь силен и, по мнению святых христианских богословов, так сильно жег ведьму изнутри адским пламенем (как бы уравновешивая внешний жар), что даже сожжения живой на быстром огне было, по мнению отца Мартина, совершенно недостаточно для полного очищения души ведьмы от злого демона.

Разумеется, отец Мартин уже давно понял, что каждая ведьма должна была пройти очищение огнем на костре живой и в сознании, ибо только когда женщина жива, злой дух был восприимчив к воздействию очищающего пламени. Поэтому уже почти два года в его приходе (впрочем, как и в Италии, и в Испании), женщин сжигали на кострах только живыми.

Да и до этого отец Мартин приказывал душить женщин перед сожжением не часто, поэтому из двухсот пятидесяти двух сожженных им женщин только шестнадцать перед сожжением были задушены.

И все равно, отец Мартин подозревал, что, несмотря на все усилия святой христианской церкви и все искусство палачей, некоторые особо упорствующие ведьмы так и уходят в загробный мир, не избавившись от демона, который тащил их души прямиком в ад – на вечные муки и страдания и святой христианской церкви так и не удавалось спасти их души, хотя старательными и умелыми палачами и удавалось держать нераскаявшуюся ведьму на медленном огне живой и в сознании до двух часов.

К сожалению, формально смертный приговор выносили и приводили в исполнение светские власти, которые в силу природного немецкого консерватизма упорно держались за старинный порядок сожжения на медленном огне, при котором осужденная погибала, стоя на костре из сырых дров, несмотря на все более и более очевидную неэффективность этого способа казни для спасения души грешниц, попавших в лапы злых демонов.

В других приходах местные власти были более прогрессивны и более восприимчивы к искренним и человеколюбивым просьбам святой христианской церкви, неустанно пекшейся о спасении души христиан, по слабости или незнанию попавших в цепкие лапы врага рода человеческого.

В одном из приходов приговоренную к медленному сожжению женщину привязывали к верхушке высокого столба, так что языки пламени не доставали ног женщины и позволяли значительно удлинить процесс очищения души грешницы от злого демона, тем самым резко повышая вероятность успеха этого святого дела.

В селе Линдгейм, вняв неустанным просьбам христианской церкви о необходимости более глубокого очищения нераскаявшейся ведьмы, чем это позволял традиционный способ сожжения на медленном огне, догадались приспособить для сожжения ведьм старинную каменную башню.

Во внутренней части толстой стены башни была ниша почти пятиметровой высоты. Осужденную подвешивали за руки на цепях и разводили под пятками костер. Жар пламени устремлялся в ввысь по узкой нише, причиняя казнимой невыносимые страдания, но смерть заставляла себя долго ждать. Женщину фактически не сжигали, а коптили на медленном огне. Казнь могла продолжаться до пяти часов!

Был и другой, по мнению отца Мартина, также весьма прогрессивный и эффективный с точки зрения спасения души и изгнания злого духа, способ сожжения на медленном огне. Осужденную привязывали к столбу и вокруг нее, на некотором расстоянии от столба выкладывали круг из дров, так что женщина оказывалась внутри огненного круга и фактически жарилась, избегая непосредственного контакта с пламенем.

По мнению отца Мартина, такого очищения было бы вполне достаточно для изгнания даже самых зловредных и неистовых демонов и злых духов и оно вполне гарантировало попадание в рай даже самой закоренелой и зловредной ведьмы. Но, увы, местные власти ни в какую не хотели менять установленный их отцами и дедами порядок, а слишком уж давить на светскую власть осторожный отец Мартин все же не решался.

Известно было ему, что один очень уважаемый им инквизитор, усердно ратовавший за более ретивое и последовательное преследование ведьм и за более эффективные методы очищения и спасения грешных душ, возвращаясь ночью в свою келью, поскользнулся и на крутых ступеньках сломал себе шею. Причем поговаривали, что не без посторонней помощи.

Другого нашли повешенным под балкой собственного дома с запиской о самоубийстве, что страшно всех удивило, ибо не мог благочестивый христианин, тем более инквизитор, совершить самоубийство – тягчайший грех перед Господом. И тоже поговаривали, что помогли «добрые люди» ретивому борцу с колдовством покинуть этот грешный мир, а почерк на записке ловко подделали.

И еще одна проблема была у отца Мартина. Как ни был он уверен, что быстрого огня иногда бывает недостаточно для очищения раскаявшихся ведьм – явно слишком силен был демон, несмотря на раскаяние – закон это запрещал. Раскаявшуюся ведьму можно было сжечь, только плотно обложив вязанками хвороста – при этом смерть наступала довольно быстро; и не от жара пламени, как надо было бы для очищения и спасения ее души, а от отравления продуктом сгорания - угарным газом.

Поэтому отец Мартин с радостью встретил изменение регламента пыток – и введения дополнительных пыток в качестве дополнительного (к костру, разумеется) очищения грешницы. Теперь у него были все необходимые инструменты для честного и добросовестного выполнения своей работы – спасения души заблудших грешников от козней дьявола – и верного служения Святой Апостольской Христианской Церкви и Господу нашему Иисусу Христу.

Теперь главное было – не ошибиться и суметь максимально точно подобрать для каждой несчастной грешницы правильный набор дополнительных пыток, чтобы гарантировать ее очищение. Отец Мартин не боялся переборщить – в таком важном и ответственном деле, как борьба с дьяволом и спасение души человеческой от вечных мук адовых лучше было «перебдеть», чем «недобдеть». «Чуть больше» очищения все же лучше для души грешницы, чем «чуть меньше».

Но все же отец Мартин стремился к максимальной точности очищения, ибо истово желал максимально добросовестно служить Господу и Святой Церкви и максимально точному исполнять Волю Божью в спасении душ грешных.

Поэтому и молился он Всевышнему исступленно и ревностно, дабы снизошло на него Откровение Божие о том, каким должно быть очищение каждой души грешной в соответствии с силой демона, в этой душе поселившегося. И, разумеется, сие вдохновение на него снисходило – и очень быстро, поэтому отец Мартин всегда мог вынести каждой осужденной приговор и добиться четкого и неукоснительного его выполнения – и от палача, и от жертвы. За что и постоянно возносил хвалу Господу нашему Иисусу Христу.

Извращенный ум, черная душа и пустое сердце этого изувера в рясе, редкостного даже по весьма высоким стандартам Святой Инквизиции и кальвинистского «церковного гестапо» были не в силах понять, что служил и молился отец Мартин не Всевышнему и даже не Иисусу Христу (хотя оба эти персонажа, разумеется, несли немалую солидарную ответственность за тот беспредел, уже уверенно переходивший в ксеноцид, который охватил Западную Европу).

Сатанинская мертвечина окаменевших догм полубессмысленных (а местами – так и просто безумных) книг так называемого Священного Писания (Библии то есть), изрядно дополненная безумными бреднями законченных шизофреников, параноиков и социопатов – Отцов Церкви и христианских богословов – наглухо запломбировала канал общения отца Мартина со Всевышним и доступ священника к истинно спасительным энергиям Высшего Плана и Божественной Любви. Поэтому и слышать он не мог Всевышнего, а мог – только демонов и других ужасных или, в крайнем случае, просто сильно подозрительных существ земного астрала.

И молился монах-францисканец даже не Дьяволу и не Сатане (представлявшим не реальные существа астрального плана, а лишь удобные для теоретических построений мыслеформы). Нет, на самом молился отец Мартин вполне конкретному демону, точнее, Демону. Ужасному и кровавому Демону садомазохизма, точнее – Демону Танатофилии (чувству извращенной псевдолюбви к самому процессу умирания человеческого тела). И именно от этого демона получал инструкции для своих чудовищных садомазохистских и садомазохистских сценариев (которые через сотни лет люди назовут звучным словом «снафф»)..

Иными словами, отец Мартин уже давно был законченным параноидальным маньяком-садистом с явными признаками хорошо развитой шизофрении. Но сделали его таким не дурная наследственность и не неблагополучная семья и даже не плохая компания (хотя за всю историю человечества трудно было найти компанию хуже, чем святая инквизиция и христианская церковь), а точное и ревностное исполнение заповедей Иисуса Назарянина, пришедшего в тридцатом году нашей эры в Иерусалим «спасать» человечество – с катастрофическими для этого самого человечества результатами.

Ничего удивительного – ведь Новый Завет был не чем иным, как вселенским манифестом суицидального мазохизма (поскольку в качестве высшей добродетели проповедовал отказ от всего земного и Преображение путем мученической смерти и перехода в загробный мир). Иными словами, танатофильский сценарий с точки зрения жертвы-мазохиста.

В свою очередь, Ветхий Завет был не менее вселенским манифестом, но уже патологического садизма (ибо читался как подробный отчет о массовых убийствах во имя Божие самим Богом-садистом, кровавым людоедом Моисеем, не менее кровавыми палачами Иисусом Навином, царем Давидом и иже с ними, а также публикой помельче), пещерной религиозной нетерпимости и чудовищного мракобесия. Другими словами, танатофильский сценарий с точки зрения палача-убийцы (садиста, то есть).

Таким образом, эти две части Библии – Священного Писания христиан – представляли собой две половинки гигантской атомной бомбы вселенского масштаба, которая должна была взорваться и уничтожить всю западноевропейскую цивилизацию, реализовав программу ксеноцида, которую принес человечеству Сын Божий – добрый и любящий пастырь из Назарета.

Человечество четко разделилось на две половины – на тех, кто должен был убивать во имя Божие (то есть Власть, движимую людоедскими садистскими энергиями Ветхого Завета) и тех, кто должен был умирать во имя Божие (то есть подданные, движимые суицидальными мазохистскими энергиями Нового Завета). Нужен был только замыкатель для приведения в действие этого чудовищного механизма.

Замыкатель этот предоставил еще один «добрый пастырь», всем своим авторитетом и авторитетом Христа и Отца Его – Бога-садиста - призвавший подданных подчиняться власти (ибо, дескать, она от Бога) - людоед-фарисей Савл/Павел, чья хрупкая психика не выдержала картин массовых убийств, преследований и пыток христиан под его чутким руководством и «одним щелчком» перевела его в лагерь своих бывших злейших врагов. С точки зрения психологии, кстати, не такая уж редкость – экзальтированным людям свойственно почти мгновенно переходить из крайности в крайность.

Соединение чудовищных импульсов Ветхого и Нового Завета родило и укрепило Демона Танатофилии, который немедленно начал свою чудовищную разрушительную работу по массовому уничтожению человечества и человечности.

К этому добавился еще один разрушительный аспект – сексуальный. Заявления христиан о том, что плотская любовь грешна и что она должна быть заменена любовью к Богу показывают лишь их пещерное невежество в самых элементарных вопросах человеческой психологии и энергетического устройства человека.

Жизнь без плотской, чувственной любви к представителю противоположного пола (или того же пола – для гомосексуалистов и лесбиянок) – это все равно, что питание без белков или углеводов, только вызывает мутации – и чудовищные - не в теле человеческом, а в душе. «Сублимация» полового влечения в любовь к Богу – это безумные бредни убогих выродков в сутанах, как огня боящихся всего человеческого и, прежде всего, чувственного и физического влечения.

Как бы ни старались убогие и недалекие христианские священники – женоненавистники доказать обратное, это влечение должно было как-то реализовываться, воплощаясь в определенные ритуалы и сценарии. Причем, как правило, в отношении к женщине (хотя священники, рожденные гомосексуалистами, с гораздо большим удовольствием пытали, истязали и сжигали мужчин).

Заявления недалеких и безграмотных христианских изуверов-богословов о сублимации сексуального влечения к женщине в любовь к Богу говорили только об их абсолютном незнании даже самых элементарных основ энергетической структуры человека.

Человек состоит из семи тел, и лишь одно из этих тел является «плотным», т.е., физическим. Все остальные – «тонкие» (энергетические). При этом только три из у человека и Бога являются общими (т.е., именно через три этих тела человек может любить Бога – при этом вовсе не факт, что человеку это вообще нужно), а чувственное и эмоционально влечение к женщине – «зона действия» трех других тел. Поэтому утверждать, что человек может силой воли заменить любовь к женщине любовью к Богу – это все равно, что утверждать, что силой воли можно превратить красный цвет в синий.

Все вышеизложенное оставляло христианским монахам и священникам только один путь удовлетворения своих эмоционально-сексуальных потребностей – путем «виртуального совокупления» с обнаженной женщиной через реализацию сатанинского танатофильского садомазохистского сценария (т.е., путем «черной мессы» - систематического и все более изощренного истязания и постепенного разрушения женского тела, завершавшегося ритуальным зверским убийством-жертвоприношением на «священном костре» - жертвеннике Демону Танатофилии). Говоря современным нам языком, «изощренные снафф-сценарии».

Причем, как и в случае всех остальных серийных маньяков-убийц, стремление к удовлетворению своих сатанинских и извращенных эмоциональных и сексуальных потребностей и реализации фантазий, с течением времени выродки в рясах полностью теряли контроль за своими действиями и превращались в покорных слуг Демона Танатофилии, одержимых бесов, требовавших и пожиравших все новых и новых жертв, но в масштабах, неслыханных даже для самых «заслуженных» серийных убийц.

При этом христианские садисты в сутанах четко делились на две категории – «ветхозаветные садисты» и «новозаветные садисты». Для ветхозаветных садистов, к которым, в частности, относился покойный отец Фридрих, «виртуальное совокупление» с их жертвой было актом расправы, «виртуального изнасилования» (которое, впрочем, с учетом повсеместно применявшихся пыток половых органов женщины было очень даже реальным), причем изнасилование это, пусть и «виртуальное», совершалось в особо извращенной форме и с особой жестокостью.

Для «ветхозаветных садистов» истязаемая и казнимая женщина была прежде всего преступницей, совершившей тягчайшее преступление перед Богом, которую нужно было – в полном соответствии с духом и буквой людоедского Ветхого Завета – всячески презирать, ненавидеть и «втаптывать в грязь». И, разумеется, наказывать и казнить – беспощадно, с неистовой ненавистью и особой жестокостью – в качестве «воздаяния за грехи» перед Богом.

 «Новозаветные садисты», ярким представителем которых был отец Мартин, были гораздо более тонкими натурами. Для них «виртуальное совокупление» с обнаженной женщиной в камере пыток и на костре было не изнасилованием, а актом любви, во имя которой совершалось «очищение грешной души от демонов». Поэтому в процессе этого жуткого «снафф-сценария» они как бы «зомбировали» мучениц, своей «ангельской кротостью», «христианской любовью» и «духовной заботой», давая им что-то вроде «духовного анальгетика».

Отец Мартин считал «ветхозаветных садистов» страшными грешниками, ибо в своем рвении к наказанию злейших преступниц против Бога и человечества и «воздаяния за грехи» те присваивали себе право выносить и исполнять приговоры, на которые, вообще говоря, имел право только Господь.

Кроме того, «ветхозаветные садисты» совершенно не заботились о спасении души грешниц и даже – о ужас! – отказывали им в исповеди и святом причастии, тем самым обрекая женщин, уже прошедших через немалые страдания на этом свете, на адские муки в загробном мире. Это, по мнению отца Мартина, было не меньшим преступлением против Бога, чем колдовство, ибо позволяло дьяволу забирать души заблудших грешниц с собой в ад.

Поэтому и обличал и преследовал отец Мартин «ветхозаветных садистов» неустанно, а одного – особо ретивого - по имени отец Фридрих – так и вовсе отправил на очистительный костер.

Впрочем, для бедных женщин не было принципиальной разницы между «ветхозаветными» и «новозаветными» садистами – и те и другие обрекали их на чудовищные муки и мучительную смерть на костре. Психологически с «новозаветными садистами» было, разумеется, легче – те хоть не топтали несчастную женскую душу и предоставляли хоть какое-то утешение и давали хоть какую-то надежду на избавление от мучений – пусть даже и в загробном мире, после мучительной смерти на костре.

Катерина стояла у стены маленькой и грязной тюремной камеры, прикованная к стене за запястья поднятых кверху рук. По полу, пища, бегали крысы. Казалось, еще немного, и они начнут обгрызать ступни несчастной девушки, которой так и не вернули обувь. Все тело дико болело от вчерашнего бичевания и пыток.

Хотя инструкции по искоренению колдовства и не позволяли содержать ведьм в одиночном заключении из опасения, что колдунья может совершить самоубийство, отец Мартин не всегда строго следовал этому «руководящему документу» христианской церкви. Он был убежден в силе воздействия Слова Пастыря даже на одержимых демонами грешниц и был уверен, что даже подстрекаемые злым духом, они будут достаточно тверды в вере для того, чтобы не брать столь тяжкий грех на душу и не обрекать себя на вечные мучения в геенне огненной.

Не так давно в камере содержались еще пять узниц, но одна умерла под пытками, другая скончалась в камере, не выдержав пытки огнем, двух других сейчас пытали (в тюрьме одновременно работали три комиссии по борьбе с колдовством) а пятая вчера взошла на костер и погибла на медленном огне.

Поэтому Катерина стояла у стены в полном одиночестве. Она была готова к любым пыткам и любой казни – вплоть до самой долгой и мучительной – на медленном огне. Искренняя и набожная христианка, ревностная католичка, на свято верила в безошибочность действий святой христианской церкви и что только в церкви и с ее заботливой помощью Катерина сможет избежать мук адовых.

Ведь даже самые страшные мучения после признания могут длиться всего несколько дней – не больше. А даже самая ужасная смерть на медленном огне – не более двух часов. Это все же лучше, чем гораздо более страшные вечные муки в аду.

Катерина, конечно, втайне от самой себя (то есть от ревностной католички и благочестивой христианки в себе), мечтала о том, чтобы ее больше не пытали, а перед сожжением задушили веревочной петлей или кожаным ремнем, как это было принято во многих других приходах.

Но она знала отца Мартина и уже успела пообщаться с ним, поэтому знала, что о ее «сообщниках по колдовству» ее будут допрашивать и, скорее всего, встряхиванием – жестокой, изуверской пыткой, которая травмировала весь костно - мышечный аппарат верхней части тела, при этом плечевые суставы выбивались из суставных сумок и требовали вправления, веревка впивалась в руки настолько, что до кости прорезала кожу и мясо запястий, причиняя нестерпимую боль.

Сомнения были у девушки и насчет того, что ей удастся избежать сожжения живьем (на ее памяти всех приговоренных к костру жгли живыми, если не случалось «накладок», как неделю назад с Маргит и Гертрудой) и дополнительных пыток.

«Но» - сказала Катерина себе – «нужно быть истиной католичкой, твердой в вере и с благодарностью и любовью вынести все муки, ведь все это делается любящей и заботливой Церковью ради ее же, Катерины, пользы. И не только простить подруге, оклеветавшей ее под пыткой, но и быть ей благодарной, иначе злой дух, угнездившийся в Катерине, обязательно утащил бы ее душу в ад.»

Поэтому Катерина была искренне благодарна и отцу Мартину, сумевшему разглядеть в ней столь глубоко запрятавшегося духа злого (кто знает, может быть, она действительно летала по ночам на шабаш и совокуплялась с дьяволом и порчу наводила, только потом злой дух заставил ее все забыть), и Святой Церкви, и палачу, неустанно и трудолюбиво очищавшему ее тело.

Она искренне, как и подобает христианке и верной служанке Господа нашего Иисуса Христа, любила своих судей и палачей и искренне молилась за их здравие и успех в их нелегкой и самоотверженной борьбе с Врагом Рода Человеческого. А также во славу и за успех своих пыток и последующей казни.

Дверь в камеру отворилась и появился отец Мартин.

«Здравствуй, дочь моя» - нежно, ласково и любяще обратился священник к Катерине.

«Здравствуйте, святой отец» - с трудом ответила Катерина. От вчерашних пыток и ночного стояния у стены в одной позе с вытянутыми вверх руками ее плохо слушался язык.

«Я пришел объявить тебе решение Святой Церкви о твоем очищении от злого духа и помолиться вместе с тобой за спасение и очищение души твоей».

У Катерины заколотилось сердце. Сейчас она узнает, что ожидает ее перед смертью. И какой будет эта смерть.

Отец Мартин понимал, что перед объявлением приговора осужденную следует максимально успокоить и ободрить. Поэтому он начал именно со слов одобрения и успокоения смертницы.

«Смирись с наказанием, дочь моя, ибо оно есть очищение от духа злого» - с любовью и заботой произнес священник. «Краткая и преходящая боль избавит тебя от вечных мук. Радуйся, что тебя схватили и судили. Ты избавишься, наконец, от демона и не погрязнешь окончательно в грехах. Будь благодарна судье. Он делает для тебя и спасения твоей души больше, чем кто бы то нибыло на этой земле»

Девушка немного успокоилась, но ненадолго. Отец Мартин начал зачитывать приговор. Он читал по памяти – как и все священники, инквизитор обладал феноменальной текстовой памяти и мог цитировать Библию наизусть целыми книгами.

 «Грехи твои и преступления твои перед Господом Нашим и бессмертной душой твоей велики и тяжелы» - начал священник.

У Катерины упало сердце. Она поняла, что легкой смерти не будет. И что дополнительных пыток перед смертью не миновать.

«Однако, так как ты раскаялась и во всем призналась добровольно, ты будешь сожжена на быстром огне».

«Меня задушат? Перед этим…» - с надеждой спросила несчастная смертница.

 «Нет, дочь моя» - покачал головой священник «для спасения твоей души от вечных мук адовых мы должны сжечь тебя заживо».

«Боже» - вырвалось у несчастной Катерины. «Почему? И за что?»

«Слишком силен дух злой, охвативший тебя. Если мы просто удушим тебя петлей, то злой дух не покинет твое тело и унесет твою душу в ад.»

«Дабы добрые христиане убедились в том, что ты действительно женщина и в том, что твое тело действительно горит, ты будешь сожжена обнаженной».

Катерине стало плохо. «Все-таки меня сожгут живой» - с ужасом подумала она. Кроме того, для благочестивой христианки, которая должна была даже заниматься сексом с мужем и рожать детей в рубахе, такое наказание было особенно тяжелым и оскорбительным.

«Далее» - продолжил инквизитор. «Свои показания против сообщников твоих ты должна будешь подтвердить под пыткой встряхиванием».

«Господи» - простонала про себя несчастная мученица. «Все-таки встряхивание».

«После этого во имя очищения твоего ты будешь подвергнута пытке подвешиванием с тяжелыми грузами на ногах, во время которой тебя будут сечь розгами, пороть плетьми и прижигать подмышки перьями с серой.

Затем ты пройдешь пытку водой и растягивание на дыбе»…

Катерине казалось, что она сойдет с ума. Выслушивать ЭТО было выше сил любой женщины, даже самой благочестивой христианки.

«Далее» - бесстрастно продолжал отец Мартин. «Согласна ли ты, дочь моя, что в силу тяжкого греха – совокупления с дьяволом – твои срамные места должны пройти дополнительное очищение?»

«Да» - прошептала Катерина. Она поняла, что сейчас услышит нечто совершенно ужасное.

«Правильно, дочь моя» - победоносно продолжил отец Мартин. Ночной кошмар, явление Белой Агнессы, приговор Люцифера и явление Других его явно ничему не научили. Он по-прежнему был «в своем репертуаре».

«Поэтому ты пройдешь бичевание своих срамных мест, пытку сидением на испанском осле с тяжелыми грузами на ногах, прокалывание грудей раскаленным шилом, а также прижигание срамного места перьями с серой.

В день казни тебе в срамное место введут Фаллос Сатаны» варварскую конструкцию, представлявшую собой искусственный половой член, утыканный шипами. «Перед самой казнью, перед тем, как быть привязанной к столбу для очищения огнем, тебе у этого же столба дадут двадцать и семь ударов бичом по обнаженной спине, ягодицам и бедрам.»

Катерина разрыдалась. Какой бы благочестивой христианкой она не была и как бы не верила в справедливость ожидавших ее мук, но то, что она услышала о своей дальнейшей судьбе, было просто выше ее сил. А ведь это был далеко не самый худший вариант… Других женщин ожидали куда более страшные пытки и мучения…

Отец Мартин смотрел на плачущую девушку и думал, что это пройдет. Ведь она была искренней христианкой и понимала, что все, что ей назначила Церковь было назначено ей для ее же блага – во имя спасения ее грешной души, в укромных уголках которой угнездился Злой Дух, который, если бы не вмешательство святой христианской церкви, обязательно утащил бы ее душу в ад, несмотря на все ее похвальную христианскую кротость и благочестие.

А выжечь этого Злого Духа, этого демона, этого врага рода человеческого из его «окопа» можно было только запредельной, нечеловеческой Болью и очищающим огнем святого костра. Но ничего. Отец Мартин свято – и не без оснований – верил в силу Слова Пастыря, укрепленного Духом Святым, который путем рукоположения передавался в церкви из поколения в поколения от самых ее истоков – от святого Апостола Петра, а тому – от самого Спасителя, Господа Нашего и Сына Божия Иисуса Христа.

Он был уверен, что этого Слова будет достаточно, чтобы уже сегодня вечером, вознеся молитву во славу предстоящего истязания и очищения болью и страданием; во славу Господа Нашего Иисуса Христа, во имя которого, именем которого и во исполнение Завета которого и проходило очищение души грешницы; в благодарность и во славу святой христианской церкви, святой инквизиции и палача, усердно и с ангельской любовью и кротостью спасавших заблудшую душу от духа злого и вечных мук адовых, Катерина сама, добровольно и без принуждения с искренней благодарностью церкви и палачам за спасение ее души разденется донага, покорно подставит заведенные за спину руки палачу, который свяжет их в запястьях, пропустит через них веревку и вздернет бедную девочку над полом, выворачивая ей локти и плечи.

Чтобы затем привязать к ее ногам каменные гири почти того же веса, что и Катерина и поднять к потолку – для последующего «встряхивания». А затем сама будет садиться на «испанского осла» и подставлять свои прекрасные и грешные груди для прокалывания раскаленным шилом.

Он ошибался. Он не знал, да и не мог знать, что вечер этого дня Катерина проведет не на дыбе в камере пыток в ужасных мучениях от вывернутых кверху рук и от привязанных к ее хрупким стройным ножкам тяжелых грузов, а под добрыми, любящими и целебными ладонями люденов, которые быстро излечат все ее душевные и телесные раны.

А отец Мартин, напротив, проведет эту ночь в чудовищных, разрывающих его душу кошмарах, а следующую вечернюю зарю встретит, раскачиваясь в веревочной петле на балке ворот монастырской тюрьмы, со связанными за спиной руками и большим пергаментом на груди (прибитом к его телу шилами для протыкания женских грудей), на котором углем будут начертаны жестокие, но справедливые слова:

«Я нес людям смерть – и Смерть пришла за мной…»

А потом за его черной, грязной, мерзкой и богопротивной душой придут Другие…