7. Златоуст и гусеница

Да не о чем, собственно, и рассказывать: однажды в веселом городе Сновче о двух воротах, четырех храмах и трех трактирах появился златоуст.
Скорее всего, он притопал со стороны Яцековых ворот; старый Майцуш и его бугаи-зятья из Туманской слободки славятся тем, что пропущенное ими отребье потом приходится отскребать от мостовой, а то и вовсе в корзинки складывать, чтобы выбросить в ров. Ну и потом, Коронные ворота, что выходили на Белый тракт, уже неделю как стояли запертые на оба засова в связи с починкой механизма подъемника.
Так и не через стену же сигать – в этаких-то новомодных панталонах и еще вот с лихо заломленным, хоть и запылившимся да выцветшим беретом на вихрах! Хотя…
Но к чему это мы?
Ах да, о златоусте. Ну, тертый был калач – прошел по всей Кожевенной, и даже не запачкался. Выше пояса, я имею в виду. Из горожан, верно: видно птицу по полету, тут подчас и сам зазеваешься, пока поймешь, откуда плеснут, да куда отскакивать… И так уж выпала чужаку карта – притопал он аккурат в трактир Старого Здена. В «Лису», ага. И, стало быть, спрашивает: не здесь ли проводится турнир, о котором он прослышал?
Вот только выговор у него – как у последнего деревенского олуха с Пригорок, да еще и шепелявит безбожно. А у Здена, коли знаете, всегда рассиживались хоть с полдюжины орчат. И в то утро тоже никуда не делись, хотя и стоило, задним числом рассуждая. Хм, хм, так один из орков-то возьми да и начни: сепелявых нам тут и подавно не надо, штупай, тоблый селовек, в швою норку и жри швою гушеницу на завтлак, куды ж тебе на тулниле шоштязаться-то?
Не совру уж, что говорил златоуст, а только одно точно – недолго совсем это было. Подошел к орчатам и ну что-то им втолковывать, а минуту спустя – я там за кружечкой сидел в углу – гляжу: трактирщик так осторожненько сползает под стойку. Ну, прислушался я, да поздно было уже. Умолк чужестранец-то и обратно к стойке потопал. Гляжу на орчат – а орчата… рыдают! Не знаю уж, из каких краев выходец был златоуст, кто уж надоумил его так поступать с живыми… ну, а хоть и не людьми!.. того и не измыслю. Но по мне, орка лучше и честнее было бы вовсе пришибить, даже до смерти, чем вот так. Точно так же решили и пара завсегдатаев, что в обнимку с кружками по стеночке до двери добрались и, не переводя дух улепетнули вдоль улицы, разбрызгивая грязь.
Но и гусеницы, как потом выяснилось, златоуст не забыл. То ли и впрямь откуда-то с Залесья родом, то ли к сердцу принял, не вникая в смысл обиды.
Подошел так тихонько, за стойку заглянул – пользуясь случаем, ломанулись в дверь две девицы, что сидели поближе к выходу, - и спросил: добрый хозяин, а нету ли у Вас пивка с гусеницей жареной, притомился я с дороги, да и горло село. Выполз Зден, поглядел на златоуста – понял ведь уже, что за птаха! – потом на орчат рыдающих, и уж то ли решил, что орчат сейчас кормить гусеницей станет захожий кудесник, то ли, что самого хозяина попотчевать вздумал…
В общем, бухнулся на колени и взмолился: как хошь, но помилуй и не карай строго – нету у меня жареных гусениц. А как же тогда вон те ребята, подивился златоуст, советовали мне гусеницы отведать?
Не серчайте на них, выдавил Зден, понимая, что сейчас вот прямо тут с ним и приключится самая скверная штука во всей невзрачной и неказистой жизни. Да будет уже, махнул рукой чужак и облокотился о темный, провонявший пивом и капустной похлебкой брус. Парни никогда не видали хороших златоустов. Понимаю. Но вот – не дело гусеницей-то ругаться. Полезная тварюшка, сказал, гусеница. Из нее ж много чего хорошего народиться может.
Зден сглотнул так, что это услышали даже под самыми дальними столами – ну, и я услышал, кгхм, само собой. А затем завопил так, что посыпалась сажа с потолка. Немедля явились две полусонные девки – Ядвижка и Марыська, которые тут же вновь растворились в сумрачных далях кухни «Лиса», где, как обычно, что-то готовилось из ничего, попирая все принципы нидерфизики. В эту же секунду в обратном направлении – в сторону улицы – попытался скрыться захожий алхимик, укрепив меня во мнении, что является он самым что ни на есть шарлатаном, а выходит, хорошее дело я сделал, надув его на пару целковых.
Куда же Вы, заметил алхимика златоуст, повернувшись всем телом, куда же Вы, коллега? Составьте мне компанию, развлечемся ученою беседой. Вздох облегчения был столь шумен, будто вновь вернулась позапрошлогодняя буря. Под шумок пара доброхотов принялась вытаскивать рыдающих орчат поближе к порогу, где, насовав под ребра, обирала и выталкивала наружу, прибавляя, в общем-то, поводов для рыданий.
Алхимик подошел и сел. Остальные расслабились – кое-кто похрабрее даже выткнул голову над столешницей.
Бают, здесь будет турнир, налегая на злополучный свой акцент, переспросил чужак. Алхимик кивнул, чудом не зажмурившись. А где? Да вот тут, вот через полколокола... алхимик замер, наблюдая нечто за дальним концом стойки. Присмотревшись, я заключил, что, судя по габаритам и конфигурации, это не иначе как Зденов кулачище. Мы с ним бывали не единожды представлены друг другу, так что я хорошо знал норов этого орудия членовредительства.
Благодарствую, коллега, кивнул златоуст, которому в этот миг принесли заказанное пиво и комья чего-то наспех прожаренного. Вряд ли это были гусеницы, однако уже насчет улиток или крыс я бы не поспорил. Присоединяйтесь, улыбнулся златоуст шарлатану, правда, вот насчет пива... В этот момент алхимик молча закрыл уши руками и рухнул на пол, притворившись мертвым.
Златоуст, судя по всему, был достаточно привычен к эдаким инцинденциям. Равнодушно поглядев на скоропостижно скончавшегося, он начал заупокойную. Чем только прибавил горестей Здену – алхимик воскрес незамедлительно и тут же пронесся сквозь залу и выпрыгнул в окошко. Запертое. Вынесши и слюду, и всю раму до кучи.
В этот миг оба наши златоуста, Хмерень и Заткайло, величаво вошли в двери «Лиса». Позади них толпились тощие и оборванные златоусты из деревень: Скрызь, Влась, Чугастер и Полкопомпик, полные решимости надрать задницу если не в смысле состязания фаворитам такового, то хотя бы буквально – друг другу с горя. Знакомая это история...
Ну, дальше-то я из-под стола не вылезал, потому как боязно, да и вообще. А когда Хмерень велел захожему мастеру убираться поскорее – я и уши заткнул, не ровен час... только поздно было.
А только у Здена до сих пор пресмыкается по клетке на заднем дворе мужик, почитающий себя гусеницей. Второго-то, Заткайла, пришлось в кутузку запереть – больно быстро ползал, а до капусты невмерно охоч оказался.
Ну, а я... а что я? Я теперь подати взимаю – кто хошь заплатит, когда увидит, что его гусеница говорящая досматривать собралась.

Виталий Негода