В поиске работы

В поисках работы.

       Проезжая мимо унылых гаражей, я обратил внимание на, ни к месту жизнерадостную вывеску. Она висела над старыми ржавыми воротами крайнего бокса, привлекая внимание разнообразием палитры и необычным выбором материала. На рихтованном капоте синело небо, на его фоне два ярко красных автомобиля весело бежали по зелёной траве. Задние части были смазаны, намекая на огромную скорость. Цифры по бокам. Надписи, условно изображающие известные табачные брэнды. Кое-где проглядывали робкие ромашки. Сверху - пушистые белые облака. Солнце неуютно примостилось в правом верхнем углу. Оно было пририсовано последним - нижняя часть жёлтого круга заехала на одну из машин.
       Через всю траву, широко ступая, шло пояснение - «Аэрография». Последние буквы робко жались друг к другу.
       Ниже, уже на самих воротах, как запоздалое раскаянье - «Требуется художник».
       Я сказал себе – почему нет? Мне нужна работа. Но, назвав себя художником - не много ли я на себя возьму?
       Положим, что такое, кисти - я знаю. Умею выдавливать масло на палитру и размазывать его по холсту в нужных местах. Было желание, вот я и научился этим нехитрым премудростям. Сам, по книжкам, интуитивно, методом проб и ошибок. Коротал свободное время, копируя работы известных художников с фотографий из журналов. Получалось недурно. Во всяком случае - друзья хвалили.
- Недурно - Сказал мой друг Животовский, когда я показал ему своё последнее творение. – Это ты сам или срисовал?
       Меня всегда раздражал этот вопрос. Получалось, что срисовать - всё равно, что обмануть. Словно я сделал что-то, недостойное уважения.
- Сам – говорю, - срисовал.
- Как называется?
- Петров-Водкин «Купание красного коня».
- Долго рисовал?
- Я?... Недели две.
- Недурно. - Животовский покачал головой со знанием дела. Серьёзный человек - не привык попусту тратить слова.
       Я вышел из машины и направился к вывеске, всё ещё взвешивая свои шансы.
       Как ко мне отнесутся? Ведь я не посещал специальных учебных заведений. Не зарабатывал на продаже своей мазни. Не участвовал в выставках. Не состоял ни в каких союзах, дающих их членам право гордо заявлять при необходимости, что они художники, и если надо могут документально это подтвердить. Наверняка, и книжечки у них для этого специальные есть.
       А я что могу предъявить - Животовского?
       Я слышал, что работать аэрографом – непросто. Но я уверен - смогу научиться. Надо только решиться и попробовать. Попробовать… Чёрт, а если у меня не получиться? Как глупо я буду выглядеть.
       Я в нерешительности остановился.
       «Но если я сейчас пройду мимо - лишусь прекрасной возможности проявить себя, как личность. Может, это знак свыше. Ведь я случайно набрёл на объявление. Ни нашёл его в газете, ни услышал от знакомых, а вот так просто увидел на улице. И аэрография – вещь перспективная. Давно хотел себя в ней попробовать. Тянет меня к ней. А если тянет, значит надо слушать свой внутренний голос. Может, это моё призвание.
       Многие, кстати сказать, намеренно заглушали в себе тягу к истинному предназначению, а потом, в конце жизни, сидя где-нибудь в пыльной конторе за кипой бумаг, горько об этом сожалели. А смельчаки пили шампанское. Есть известные факты, когда человек кардинально менял свою жизнь из-за таких вот случайностей.
       Один парень учился в авиационном институте – пошёл по стопам отца. Пыхтел над физикой, не давалась она ему, хоть ты тресни. А всё из-за преподавательницы – требовательная была. Даже через чур. Так его достала, аж во сне снилась. На урок к ней шёл, как на каторгу.
       Однажды, чтобы оттянуть неприятную встречу, завернул на кинопробы. Его переодели в какое-то тряпье - свитер, шляпу. Попросили произнести пару фраз. Он засомневался, говорит – не получится у меня, не актёр я. И смущённо так улыбнулся. И в этот момент совершенно неожиданно совпал с образом главного героя в новом фильме о маниакальном убийце. Ему дали главную роль. А ведь ничего не предвещало такого удачного завершения дня.»
       
Я ещё раз прочёл объявление.
«Требуется художник».
       Аэрография конечно не кино, но и я ведь не актёр. А деньги мне нужны. В конце концов, всегда есть надежда, что мне откажут.
       Короче, я набрался храбрости и толкнул старую дверь в мою новую жизнь.
       Небольшое квадратное помещение из белого кирпича. По краям - разобранные части автомобиля. Почти лысые покрышки у входа. На стене плакат – голая девица в неудобной позе примостилась на бампере «Мицубиси Паджеро». Запах краски и какого-то растворителя. Металлический стеллаж. На нём магнитола. Гипнотическими узорами мигает индикатор. Стол с тисками, шмоток проводов, стопка журналов. На обложке верхнего я прочёл – «Учимся рисовать животных».
       Коротко подстриженный брюнет, лет двадцати пяти, смуглая кожа, выразительный нос, сидел на корточках возле снятой с «Волги» двери, она была прислонена к стене.
       За его спиной гудел компрессор. В руке блестящий тонкий, как авторучка, инструмент. От него тянулся шланг к дрожащему агрегату. Парень усердно выводил рисунок. По-моему – ишака.
- Э, простите, - говорю. – Я по поводу аэрографии.
Брюнет отложил прибор и взглянул на меня.
-Ти художник? – Послышался кавказский акцент.
       Я не ожидал такого прямого вопроса. Хотя – нет, всё-таки ожидал. Но надеялся, что пронесёт, доказать-то нечем. Я заволновался, замялся, подыскивая уклончивый ответ.
- Ну, типо того, - говорю.
- Слюшай, очен нужэн художник, да. Я Артур. Тебя как зовут?
- Саша.
- Какой твой телефон?
Я продиктовал, удивляясь скорости развития событий. Кавказец тут же записал и то и другое на плакате, над головой обнажённой блондинки.
- Знаэшь, что такое «Аэрография»?
- Конечно, мне всегда нравилось рисовать на пыльной машине рожицы и писать «Помой меня, я вся чешусь. Прости, никак я не решусь» - Пошутил я. Юмор, как я слышал, сближает.
- Ти умеешь рисоват этой штука? - Не улыбнувшись, спросил Артур
- Раньше не приходилось. А что это?
- Аэрограф.
- А-а, так вот ты какой - северный олень.
- Какой олень? – Артур сдвинул брови.
- Да это говориться так, когда… хотя неважно. Ну и как он работает?
- Нажимаешь, и краска идёт. Правда, только красная, пока. Остальные кончились, но я куплю. Не проблэма… Слюшай, всё просто. Давай пожаласта. Видишь, тут я рисоваль. А ти вон там.
       Я увидел ещё одну, снятую с машины, дверь. Ну вот, думаю, мой диплом, книжечка для предъявления.
- Не жалко? – Спрашиваю, разминая пальцы.
       Он отмахнулся, как это делают все кавказцы, мол: «Вах, о чём ты говоришь? Зачем унижаешь джигита такой ерундой?»
Я взял аэрограф.
- Наживаешь – идёт краска. Очэн просто.- Повторил Артур.
- Ясно, - говорю. – Что рисовать-то?
- Лошадь хочу.
       Ну, думаю, это ты по адресу.
       Попробовал, как работает аппарат. Краска легко вылетала туда, куда я направлял жало. Я повёл красную линию знакомой дорогой. Через несколько минут закончил. Отошёл взглянуть. Мощные ляжки, значительный круп, отточенные контуры головы - гордый вид усмирённого, но непобеждённого жеребца.
 «По-моему недурно. Да, именно – недурно.» – Подумал я, довольный собой.
- Ну, в общем, как-то так. – Говорю.
Сам отошёл в сторонку, готовый скромно принять похвалу.
       Артур сосредоточено, но не дольше десяти секунд, изучал мою работу. Потом взял инструмент и занялся своей.
       В это время в гараж зашёл ещё один кавказец. Приблизительно такого же возраста, что и Артур. Чёрные брюки, белая рубашка, сверху жилет. В руке держал чебурек. Смачно откусил, стараясь не закапать одежду маслом, посмотрел на мою работу и покачал головой.
- Нэ, нэ похожэ.
Потом подошёл к Артуру. Тот радостно приветствовал его.
- Давид, слюшай. Скажи пжалста своё мнэние. Похоже?
       Я видел, что у него получилось – рисунок безрукого калеки. Нарушенные пропорции, огромные глаза, взъерошенная грива. Композиция съехала, лишив животное ног. Какое-то лошадиное безумие.
       Изучая мазню Артура, Давид с видом знатока наклонил голову на бок. Сделал шаг назад, потом приблизил лицо почти вплотную к разрисованному металлу. И уже потом сказал.
- Ти знаешь, очень похожэ. Только знаешь, чуть-чуть совсэм не похожэ.
       Они ещё долго беседовали, не замечая меня. Я положил аэрограф и вышел на улицу. Артур мне так и не позвонил.

       *

СОБЕСЕДОВАНИЕ

Собеседование – запланированная моральная экзекуция. На которую, к тому же, ты идёшь сам, добровольно.
       Как к ней ни готовься, всё равно разволнуешься. Даже, если вроде бы всё гладко прошло. А уж если не всё гладко….
       Однажды меня собеседовали сразу 14 человек. Они сидели напротив меня за большим столом, занимаясь каждый своим делом, и выстреливали вопросы с разных сторон – успевай отвечать. Казалось, они придумывали их на ходу и даже сами не знали ответов. Некоторые звучали странно, я бы даже сказал – неприлично. Другие были просто лишены всякого здравого смысла.
Запомнился один: у Вас критическая ситуация, нужны деньги, причём в течение часа необходимо достать приличную сумму - тысяч сто… долларов. Ваши действия?
Все тут же с живым интересом уставились на меня. Я сразу оценил всю актуальность проблемы и сказал, что, вероятно, это место мне не подходит.

       А однажды меня пригласили пройти собеседование на должность водителя. Требовалось развозить алкоголь по магазинам. Зарплата ни ахти какая, зато всё необходимое под рукой
Со мной общалась девушка – коротко подстриженная блондинка в деловом костюме. Стоя в активной жизненной позиции, она отрывисто задавала вопросы. Слушая ответ, что-то резко подчёркивала на моём резюме или подписывала мелким почерком сбоку. И то и другое мне почему-то не нравилось.
       Увидев, что я знаю испанский, попросила рассказать ей что-нибудь на этом языке. Я поинтересовался: «Вы знаете испанский?». «Нет» - Коротко по деловому ответила девушка.
Зачем это? Не верит, что ли? Ну что ж – думаю, - сама напросилась.
И начал: «Какая у тебя симпатичная мордашка, да ты просто куколка, а грудь у тебя - фантастика. Я бы с удовольствием занялся с тобой…»
Дальше в красках стал описывать развитие событий, как если бы мы были жаркими любовниками, которые улучшили пару минут для свидания. Говорю, а сам в глаза ей смотрю, понять пытаюсь – она вообще в курсе, чего я несу.
       Но по ней трудно сказать – молчит, бесстрастно идентифицирует принадлежность звуков к испанскому языку. А я распинаюсь…
Где-то, в самый разгар рандеву, когда она страстно срывала с себя блузку, я вдруг услышал: «Достаточно».
       Похоже – поверила. Или до неё, наконец, дошла вся нелепость этой ситуации.