Детство - Kindheit рассказы школьника продолжение

       2) ПИОНЕРСКИЕ ЛАГЕРЯ

       Раньше пионерские лагеря организовывали в нашем районе при школах. Туда попадали все: и дошкольники, и школьники, и пионеры. Впервые я попал в пионерский лагерь летом, еще до того, как пошел в первый класс. Лагерь был в школе в селе Чадаевка. Палаты, где мы жили, располагались в классах. Была там и столовая, где мы питались. Кто там был из моих сверстников, я не помню. Мы ходили в походы: в поле, в лес, на реку Медведицу. Лето было жаркое и мы часто купались. Я плавать еще не умел и поэтому, однажды, попав в какую-то ямку, нырнул и стал тонуть. Спасла меня одна большая девочка, которая была старше меня и умела плавать. Она вытащила меня на берег и никому об этом не сказала, но после этого она взяла надо мной шефство и постоянно опекала меня.

       Второй раз я попал в пионерский лагерь после первого класса. Пионерский лагерь был в Бахметьевской школе. Там мне не понравилось. Жили мы в школе, в классах. Мальчики отдельно от девочек. Завтракать, обедать и ужинать ходили в столовую, которая находилась на станции, напротив железнодорожного вокзала. Ходить было сравнительно далеко. Я все время опаздывал на построения, из-за чего пионервожатая была ко мне не равнодушна. Пока идешь в толпе (считалось, что строем) по пыльным улицам, то часто на пути попадалось много интересного. То спичечный коробок с незнакомой этикеткой, то пустая пачка из-под сигарет или папирос с заманчивым названием. Поэтому в карманах моих штанов постоянно находились коробки, пачки и, конечно, остатки табака. В это время я не курил, тем более в лагере, так как боялся, что за курение меня могут из пионерского лагеря.

       Однажды дотошная пионервожатая около столовой вывернула мои карманы, подумав, что я таскаю из столовой в лагерь, то есть в школу, куски хлеба (какой позор!). Вместо кусков хлеба пионервожатая обнаружила пустые пачки и спичечные коробки. Я ей не смог ничего доказать, что собирал все эти предметы ради любопытства. Она верещала и вопила на всю Бахметьевку, пока мы не дошли до школы. Там собрали срочно линейку и заклеймили меня, как злостного курильщика, строго предупредили, а в виде наказания не взяли в кино. После просмотра фильма меня наказали еще круче. Сняли штаны и зашили карманы, посчитав, вероятно, это самым строгим наказанием.

       Проведенным пионервожатой дознанием, установить и доказать мою причастность к курению не представилось возможным, хотя одна кляузная крыса – девчонка, пыталась меня оклеветать и твердила, что я курю и якобы заставлял курить ее. Ей не поверили. Но за кляузы и вранье она не дожила с нами смену и ее проводили домой из лагеря на неделю раньше срока.

       В связи с такими обстоятельствами об этом лагере у меня самые мрачные воспоминания. В свободное время мы играли в сирени в барском саду и около церкви. Церковь была полуразвалившаяся, без крестов. Были двери и ворота, которые постоянно находились на замках. От взрослых мы узнали, что за замками склад с зерном.

       На следующий год, уже будучи пионером я был в пионерском в селе Федоровка. Там тоже была школа, были классы, в которых мы жили. Столовая была во дворе. Пионервожатые очень ласковые и доброжелательные. Мы часто ходили на экскурсии на природу, на реку Медведицу, в лес. Больше всего мне заполнилось то, что рядом со школой жил какой-то самобытный художник. Был он очень добрым и никогда нас не прогонял, когда мы приходили к нему домой и смотрели, как он рисует или лепит что-то из глины. У него дома было очень много всяких картин и скульптур, которые он сотворил сам. Он проводил с нами занятия по рисованию и лепке. В лагере мы проводили выставку рисунков и изделий из глины, которые сделали своими руками. Жаль, что в памяти моей не отложилось, кто был этот народный умелец-художник. В этом лагере я научился правильно рисовать.


       3) ОПЯТЬ В ДЕРЕВНЕ

       Вот я уже и ученик. Приехал в деревню к деду с бабкой на каникулы. Хвастаться успехами на школьном поприще я не стал. Так как я уже умел считать, писать, определять время по часам, дед стал выделять мне денег, чтобы я ходил в нардом (так назывался сельский клуб) посмотреть какой-нибудь фильм. Кино ставили, когда приезжал киномеханик с кинопередвижкой. Около нардома заводили двигатель, который громко ревел и был слышен из любого конца деревни. Если заводили движок, то все знали, что привезли кино или будет спектакль. В кино я покупал билет один или два раза. В основном деньги шли на покупку табачных изделий. Дед об этом догадывался, но сильно не ругался, сам такой. В клуб мы проходили на фильм по-разному, то когда движок заглохнет, и свет потухнет, то во время смены очередной бобины, то взрослые проведут под фуфайкой. Главное проникнуть в зал. Там на лавках сидели взрослые, а все дети сидели и лежали на полу перед первым рядом. Их уже никто не выгонял. Когда был взрослый фильм, а дети не допускались, то мы все залазили на фундамент (по-простому завалинку) и смотрели кино через окна. Звук был плоховатый, но изображение на экране было видно хорошо. Все сеансы летом начинались очень поздно, когда на улице была сплошная темень. Окна занавесками не закрывались, и мы могли смотреть все фильмы. Одно неудобство: стоять на завалинке, да и от земли высоко.

       Спектакль в первый раз я смотрел через окно. На сцене живые люди, показывают как в кино, разговаривают, жестикулируют. На этот спектакль нам – ребятишкам, места в зале не хватило. Зрители приходили со своими табуретками, скамейками. Мы все смотрели спектакль через окна по очереди, так как всем сразу места у окон не хватало. Мне тогда было очень интересно и странно смотреть, как играют артисты. «Смотри, смотри, целуются!» Для меня это было непонятно. Как они могут целоваться на глазах у всех. В перерыве спектакля мы бегали толпами за героями, которые целовались. Им не было стыдно. Спрашиваем у главного героя, будет ли он жениться на той, которую целовал? Он нам со смехом отвечает, что может сейчас поцеловать ту девушку на улице. Мы рты пораскрывали. А они вышли в перерыве на свежий воздух на крыльцо. Парень отдает нам сигарету и, подойдя к девушке, целует ее. Она смеется. А мы «ох», да «ах». Но главное, что он нас принял за взрослых, сигарету дал докурить. А мы, гордые, - бычок пустили по кругу и обсуждаем происходящее.

       Домой возвращался я из нардома очень поздно. Бабка иной раз ждала около дома. «Свет в нардоме уже не горит, движок не работает, а тебя все нет» Каждое лето, после окончания очередного класса, я обязательно приезжал в родную деревню. Даже после смены в пионерском лагере меня тянуло к деду с бабкой.
       
       4) ПОДЗЕМНЫЙ ХОД

       Как-то однажды осенью, когда мы играли около ели у бывшего барского дома (там в то время был райком партии), разговорились про старину. Все были начитаны. Сомневались: как же так может быть, дом есть, в котором жил помещик, а где же подземный ход, через который помещик убегал от тех, кто сделал революцию. Ведь должен же быть из усадьбы какой-нибудь выход. Мы начали обследовать территорию вокруг дома, косогор около мельницы и пришли к выводу, что подземный ход должен быть и выходит он около мельницы. Одно место нам показалось подозрительным, так как земля в этом месте якобы провалилась. Земля провалилась, значит, ход был, и он завален. Высчитали, откуда может идти ход. Ход должен идти из дома через подвал, если он есть, и напрямую, мимо ели, к мельнице. Обследование местности около бывшего помещичьего дома показало, что земля еще в одном месте провалилось. Входа в подвал снаружи мы так и не нашли. Решили обследовать изнутри. Искали вход в подвал изнутри помещения, но не могли найти. Стали спрашивать потихоньку у взрослых про подвал. Один дед проболтался, что где-то, что-то обвалилось, и перед войной подвал замуровали. Так, что хода туда никакого нет. Это нас заинтересовало еще больше.
       Продолжая обследование фундамента, мы обнаружили рыхлую землю. Подкопав немного, увидели кирпичную кладку. Вот он – вход в подвал! Здесь и будет подземный ход. Мы решили запастись свечками, фонариками, спичками и маленькими лопатками. И вот в один вечер Сашка, Левка и я раскопали поглубже землю у фундамента и стали разбирать кирпичную кладку. Долго мы ее разбирали, пока часть кладки вдруг не провалилась внутрь. Это было окно в подвал. Посветили фонариком. В лучах света виднелось какое-то помещение. Расширив лаз, мы по очереди спустились в отверстие. Внутри было просторно, тепло. Мы начали обследовать помещение, в которое проникли. Помещение оказалось просторным подвалом, в котором в одной стене было два окна, заложенные кирпичом. Через одно окно мы пробрались внутрь. Второе окно было вероятно таким же, как и первое, потому что находилось рядом с первым на одном уровне. В противоположной стене была тоже кирпичная кладка, но она находилась на уровне пола. В правой стене не было заметно никаких изменений. В левой от окна стене было большое отверстие, похожее на дверной проем. Мы прошли в этот проем. Перед нами предстало еще одно подвальное помещение без окон и видимых следов других входов и выходов.

       Была еще одна дверь, которая вела в третье помещение. Войдя туда, мы услышали голоса. Стало очень жутко. Мы выключили фонарики и оказались в полной темноте. Откуда-то доносились мужские голоса. В голову лезли всякие мысли: о замурованных членах семьи помещика и об убиенных людях, которых прятали в подвале. Мы решили бежать отсюда сломя голову, но что-то остановило нас, и мы прислушались. Двое или трое мужчин разговаривали между собой о каких-то дровах. Не будут же привидения разговаривать о дровах. Хотя к меня мелькнула мысль, что разговор идет о дровах, чтобы нас поджарить.

       Пересилив страх, мы слушали разговор дальше, и до нас дошло, что это разговаривают где-то в райкоме наверху и нам слышно через потолок (пол). Так мы и решили, что из внутренних помещений можно проникнуть в подвал через отверстие в полу, возможно Дверь, которую со временем забили.

       Вернулись в первое помещение, где было что-то подобие кирпичной кладки. Обследовав эту кладку, мы решили ее расковырять. Часов ни у кого не было. В темноте время летит незаметно. Батарейка у одного фонарика села, второй фонарь светил еле-еле. Левка предложил выбираться из подвала, а потом еще раз спуститься сюда, заменив батарейки. Когда мы выбрались наружу, была полная темнота. Кое-как замаскировав отверстие, мы кинулись по домам. Что было у каждого дома, я догадался по себе. Пришлось нам немного повременить с обследованием подвала, пока наши матери не успокоились. Левка с Сашкой отказались от следующего похода, а Сашка отдал мне на время свой фонарик. Вместо Левки пошел его брат Валерка. Мы решили с ним провести экскурсию в подвал в один из выходных дней, чтобы меньше попадалось народа.

       Взяв покрепче железки, мы с Валеркой проникли в подвал и приступили к разбору кирпичной кладки, где, по нашему предположению, мог быть подземный ход. Кладка оказалась очень прочной и достаточно старой, так что мы даже пытались прекратить попытки ее разрушить. Но всякий раз начинали снова. Наконец мы проковыряли отверстие в кладке, и на нас дохнуло сыростью, землей и холодом. Разобрав еще немного, чтобы пролезла рука, мы посветили в отверстие фонариком. Был действительно какой-то ход. Свет фонарика упирался в груду осыпавшейся земли. Ход был обвален сверху. Тут я и вспомнил провалившуюся землю недалеко от стены здания в сторону мельницы около ели. Ход был, но он осыпался, и пролезть через него не было возможности. Да и не было того запала, который был вначале. Теперь только начинаешь задумываться, а зачем это все мы делали, что хотели найти, и кому, что доказать. Вероятно, влияние романтики детства не покинуло меня до сих пор.

       Рассказав всей нашей группе о результатах проведенных мероприятий, мы доказали себе, что ход все-таки был и, возможно, кто-то им пользовался. Через некоторое время здание разрушили, ель спилили (к сожалению), а на этом месте в настоящее время построили поликлинику.
       5) ЗА ЕЛКАМИ

       В летнее время я со своими друзьями детства часто пропадали на горе, которую мы исходили вдоль и поперек. По горе проходит дорога. Если идти по ней, то можно прийти к местечку, где из-под земли бьет ключ под названием Студенный. От этого ключа необходимо пройти через два оврага и попадаешь в сосновый лес. Летом можно дойти туда, просто прогуливаясь. Однажды зимой перед Новым годом мы вспомнили про этот лес. Можно было где-то достать елки в другом месте, но у нас возникло желание принести елки домой именно из этого леса. Да и родственники дома обрадуются. В один из выходных дней перед Новым годом мы отправились в путь. Возглавляли поход мы с Валеркой. С нами увязались младший брат Валерки Левка и Сашок. Кроме них с нами в поход пошли две собачки-дворняжки Сашкина и Валеркина.

       Взяли мы с собой санки, чтобы вести елки. Вышли мы в обед. Снегу было очень много. Мы с Валеркой по очереди прокладывали дорогу, собаки весело скакали рядом. Бодро прошагали до конца горы. Вдалеке на горизонте зеленелась полоска соснового леса. Постепенно проложили дорогу до Студенного. Дальше началось самое трудное. Необходимо преодолеть два оврага, которые занесены снегом. Пробовали их обойти. Шли вдоль оврага, пытаясь найти место, где снегу поменьше, но все дальше удалялись от соснового леса. Тогда решили идти напролом. Через первый овраг перебрались на исходе сил. Левка с Сашком запросились домой. Потребовалось немало усилий, чтобы уговорить их продолжить путь. Наконец они согласились. Пройдя еще немного, дошли до второго оврага, за которым возвышался сосновый лес.

       Надо было решаться на последний бросок. Собаки тоже устали и не хотели идти впереди. Спустились в овраг мы с Валеркой первыми. Снегу было в наш рост и даже еще больше. Мы утрамбовывали ногами снег, чтобы остальным было легче пройти. Помогая друг другу, используя санки, вставая на плечи, мы кое-как выбрались из оврага. Младших поднимали на руки и подталкивали сзади, чтобы они выбрались наружу. С собаками поступали так же.

       Перед нами находился густой сосновый лес. Стояла тишина, нарушаемая лишь нашими восторженными криками: мы выбирали себе елки. Все елки были огромные и нам не под силу срубить такие большие деревья. Да и зачем такие большие елки, если их не поставишь дома. Наконец, решили залазить на деревья и срубать вершины. Первая елка удачно опустилась по веткам в снег. Но нам надо было четыре елки или, по крайней мере, три (Валерка с Левкой могли и одной елкой обойтись). Необходимо выбирать елки с хорошими вершинами, чтобы забираться на них. Но елки попадались, то корявые, то без сучьев внизу, так что залезть было невозможно. Ходили, ходили мы по сугробам, нашли еще одну елку. Стало смеркаться, а нам еще необходимо проделать обратный путь через овраги, через поле и по горе. Младшие уже заныли, захныкали. Наконец выбрали еще Сашке елку, корявую, небольшую, и двинулись в обратный путь.
       Елки сложили на санки и повезли к оврагу. Спустились нормально, зато выбираться было очень тяжело. Необходимо было вытащить Левку и Сашку, собак, санки и елки. Затем выбираться самим. Елки никак не хотели выбираться из оврага, то и дело сваливались вниз. Нам приходилось спускаться вниз за ними. Все-таки один овраг мы преодолели. С трудом поползли по своим следам к другому оврагу. Стало заметно темнеть. Второй овраг мы преодолели быстрее, чем первый. Наверное, уже набрались опыта. После второго оврага решили не идти по старым следам, так как надо было обходить к лесу на дорогу. Нам захотелось срезать угол и пойти напрямую через поле. Мы не учли того, что раньше шли по старым следам, и снег был не таким глубоким, а теперь через поле мы прокладывали дорогу по глубокому снегу. Стало темно. Путь освещала только луна (хорошо, что она еще светила).

       Левка стал спрашивать, водятся ли здесь волки. Мы, чтобы подбодрить себя и его, конечно, этот факт отрицали, хотя сами не знали. А они вероятно водились. Не успели мы дойти до середины поля, как собаки стали жалобно скулить и прибиваться к нашим ногам. Мы прибавили хода и стали оглядываться. Вначале нам показалось, что где-то далеко позади за нами следом идет собака. Наши собаки скулили.

       Мы поняли, что за нами движется не собака, откуда ей взяться зимой в чистом поле, да и наши собаки своим видом показывали, что чего-то боятся. Остановились и стали осматриваться. От соснового леса по нашим следам медленно продвигалась собака или волк. Со стороны поля, параллельно ей, двигалась еще одна собака. «Волки!» Из двух елок, обломав ветки, мы сделали дубинки. У меня был маленький дедушкин топорик. Мы решили отбиваться от волков и не давать себя в обиду. Одну елку все-таки оставили, привязав ее к санкам. Решили ее бросить в самый последний момент, когда волки станут нападать на нас. Бросив елку в волков, мы выигрывали бы некоторое время. Так мы шли, громко разговаривая, рассуждали и строили планы, как будем отбиваться от волков.

       Приближалась кромка леса, по лесу дорога с нашими следами, идти будет легче. Постоянно мы оглядывались назад. Волков теперь стало трое. Они медленно двигались за нами, и дошли уже до середины поля. Остановились на том месте, где мы делали себе дубинки. Видимо посовещавшись, как легче на нас напасть, они разошлись. Двое пошли за нами, но увеличили скорость, что мы сразу заметили. Третий волк ушел в сторону, видимо решил нас обойти сбоку и выйти нам навстречу. У нас похолодело в груди, и мы быстрым шагом вошли в лес по лесной дороге.

       Теперь волков не стало видно, как мы не оглядывались. По-видимому, они бежали где-то по кустам, чтобы выйти нам навстречу или наперерез. На наших собак уже не было никакой надежды. Они дрожали всем телом, поскуливая и озираясь по всем сторонам. Сами мы, дрожа от страха, уже не так громко разговаривали, а вскоре перешли на шопот, чтобы лишний раз не привлекать внимание волков своими голосами. Так мы выскочили на косогор, и перед нами раскинулась панорама ночного поселка. Скатившись кубарем с горы, мы оглянулись назад. Из темного леса засветились зеленые огоньки, и послышался вой волков. В селе поднялись все собаки. Наши собаки тоже осмелели и, подбежав к ближайшим домам, стали лаять.

       Так закончился наш поход за елками. Целую елку мы отдали Сашке. Он больше всех испугался и долго не мог прийти в себя от страха. У Валерки с Левкой родители привезли и поставили елку, а я довольствовался вершинкой от своей дубинки. Хоть маленькая, но елочка. Брат был очень рад.


       6) НОВАЯ КВАРТИРА


       Когда я пошел учиться в пятый класс, тяжело заболел дедушка. У деда случился паралич, и его из деревни привезли в Лысые Горы. В больницу почему-то не положили. Привезли деда вместе с бабкой к нам. Мы стали жить в нашей однокомнатной квартире впятером. Я со своим братом, которому было пять лет, мама и бабка с больным дедом. Рядом с нами через огород находился дом, в котором проживали две семьи. В одной семье жил мой друг Гешка. Но они вскоре переехали в другой дом, а там стал жить дядя Миша с семьей. Из соседней квартиры хозяева осенью куда-то переехали, и по счастливому стечению обстоятельств, нам дали эту квартиру. Мы перенесли деда прямо на кровати в соседний дом. Кровать, на которой лежал дед, была привезена из деревни.

       В этот год и в эти дни, когда мы перетаскивали деда, запустили первый спутник. Я объяснял деду про спутник, но он был болен, и ничего понять не смог. Однако позже просил, чтобы его выносили на улицу, где он с жадностью смотрел в небо, надеясь увидеть спутник. Я так и не смог убедиться, видел ли дед спутник.

       От старых хозяев нам осталась собака, которую те не взяли с собой. Вначале она тосковала, убегала, и ее несколько дней не было дома. Потом она появилась и стала жить у нас. Это была великолепная овчарка. Звали ее Джульбарс. Мы с братом подружились с ним. После октябрьских праздников умер отец Гешки. Через несколько дней умер наш дедушка. Когда принесли гроб на кладбище, Джульбарс тоже пришел с нами. После торжественных речей гроб забили и опустили в могилу. Когда из могилы выбрались мужики, принимавшие гроб, туда прыгнул Джульбарс. Он стал царапать гроб, словно требуя, чтобы не закапывали человека. Пришлось дяде Мише спускаться в могилу и доставать оттуда собаку. Все стали шушукаться, что скоро еще кто-нибудь умрет. Но никто у нас не умер, а бабушка пережила деда на семь лет. Джульбарс дня два ходил на кладбище, где сидел у могилы деда.

       Собака оказалась очень преданная и прожила у нас около двух лет. Однажды ее украли и увезли в деревню, где посадили на цепь. Однако она через месяц вернулась домой, как-то освободившись от цепей. После вторичной кражи Джульбарс уже не вернулся. Жил он у нас под коридором. Коридор был с высоким фундаментом, и под ним было достаточно пространства, чтобы могла жить собака. Зимой Джульбарс с удовольствием позволял запрягать себя в санки и катал моего младшего брата Валеру. А тот очень любил, когда он его катал. Если Валера падал с санок, то Джульбарс возвращался, зубами аккуратно брал его за шиворот и возвращал на санки. Никогда он не причинял боли. Когда я возвращался из школы, он встречал меня и нападал, играя. Я падал, притворялся, что мне больно. Пес носом поднимал меня, облизывал, якобы просил прощения.

       В нашей новой квартире была комната – зал, отгороженная перегородкой, спальня, кухня. В кухне стояла русская печка с галанкой, в которой были плита и духовка. Из деревни привезли сундук, и я стал на нем спать, как в старые добрые времена в деревне, когда я был у деда с бабкой. В холодное время года я спал на печке. Она была маленькая, игрушечная, поэтому ее удлинили (рядом с печкой поставили стол, а на нем стоял фанерный ларь для муки, а сверху стелили мне ложе).

       Бабка спала в спальне, а мама с Валеркой на кровати в зале. В зале был еще сундук, в котором были наши вещи. Стояли два стула, а на стене в углу репродуктор – радио. У бабушки в спальне в углу стоял черный угольник, на котором находился дедушкин сундучок, в котором теперь находились документы и бабкино лекарство. В ее спальне в уголке на стене висела маленькая иконка боженьки. Икону большую не разрешалось иметь в доме, где проживали член партии и пионер. Мама была членом ВКПб, а я был пионером. А в коридоре был огромный чулан, в котором находились вещи, перевезенные из деревенского дома от деда с бабкой. Были там и часы с боем, которые кроме деда никто заводить, пускать и налаживать не мог. Часы «пришлось» мне разобрать на игрушки, которые были раздарены друзьям. От часов ничего, кроме воспоминаний, не осталось. Переживала за часы только одна бабка. Она говорила, что часы им подарили на свадьбу родители моего деда. Вот такие были дремучие часы.

       Во дворе нашего дома был полуразвалившийся сарай и плетневый туалет. Погреба не было. В зале отрывалась в полу одна доска, в подполье хранили мы картошку и тыквы, а большего у нас ничего и не было. Солить было нечего и не в чем, ни бочки, ни кадушки у нас не было. Варенье в стеклянных банках под бумагой стояли под кроватью.

       Со временем в зале у нас появился буфет–сервант, где находилась столовая и чайная посуда. Но это появилось гораздо позже. А до этого посуда была на кухне, на полке и в столе. Жировать не приходилось. Немного выделяли муки от колхоза, но хватало ненадолго. Потом со временем нам выкопали погреб во дворе перед входом. Там мы хранили картошку. Потом приобрели кадушку, в которой солили вначале капусту вперемешку с помидорой и огурцами, а потом приобрели маленькую кадушку для засолки помидоры и огурцов. Капусту стали солить отдельно. Зимой погреб заносило снегом, так как не было погребки.

       7) В БИБЛИОТЕКЕ

       Так как я научился рано читать, то меня постоянно тянуло к книгам. И особую любовь к книгам привила мне мама, которая в дни моего детства работала в библиотеке. Когда я сознательно стал разбираться в литературе, меня допустили в книгохранилище, где я проводил очень много времени. В библиотеке была лестница-стремянка, которая служила для того, чтобы доставать книги с верхних полок стеллажей. Книг в хранилище было очень много. Я постепенно стал разбираться в отделах, где какая книга лежит. Через некоторое время я уже знал, где находится историческая литература, где приключения и про шпионов, где классика и произведения зарубежных писателей. Для меня классификация литературы, которой пользовались в то время библиотеки, была понятной. Мне все равно казалось, что самые хорошие книги находятся наверху, под потолком. Там я отыскивал такие шедевры, что можно теперь только завидовать.

       Было очень много литературы, напечатанной в первые годы советской власти, и даже еще до революции. Это были географические сведения, научные трактаты о природе, животном мире. Я все удивлялся, почему не печатают в настоящее время таких книг. От научно-популярных книг я перешел к историческим и художественно-историческим книгам. Теперь я уже знал, где какие книги лежат, и с удовольствием выполнял просьбу библиотекарей найти ту или иную книгу. Если я ее читал или смотрел, то давал читателю краткую аннотацию книги. Когда я перешел к приключенческому жанру, то сидел на лесенке под потолком и читал книги запоем.

       Иногда я брал книги домой. Записывали в абонементную карточку книги, и я приносил ее домой. Если не учились, то все свободное время я проводил за книгой. Интересные книги читал и ночью, взяв фонарик под одеяло.

       В детской библиотеке я прочитал уже все книги, которые мне нравились. Остальные я перелистывал и откладывал в сторону. Так, что в детстве я прочитал все те книги, о которых сегодня только мечтают, так как они почему-то не переиздаются. Иногда, когда я заходил в книгохранилище, мне казалось, что сейчас увижу на столике в углу, накрытую платком голову профессора Доуэля, так глубоко в память залегла эта книга. С пиратами я витал где-то под потолком на лесенке, как на мачте с парусами. Со шпионами и разведчиками лучше всего было разбираться за письменным столом, где можно было сосредоточиться и представить себя на месте того или иного героя.

       В исторических книгах я всегда был на стороне «наших», то есть выбирал себе по вкусу героя и поддерживал в мыслях его действия и поступки. Было, как в кино, когда сам решаешь, как тебе в дальнейшем поступить. Конечно так, как поступает герой. Иногда наши мнения не совпадали, и я с разочарованием читал, как он (герой) поступал в книге. Про себя я проигрывал варианты поведения, как бы я поступил в том или ином случае. Было очень интересно и мне нравилось участвовать во всех перипетиях моих героев.

       
8) НА РЫБАЛКЕ

       Когда мой братишка Валера подрос, я стал брать его на речку, где кроме купания можно было ловить рыбу. Как всегда вначале необходимо было накопать червяков, что мы и делали у старой соседской конюшни. Удочек хороших не было. Делали удилища из клена или пакленника. Выбирали ровное и длинное, но чтобы были легкие. Для Валеры я сделал удилище из орешника, кусты его росли вдоль Медведицы в том месте, куда я обычно ходил на рыбалку. Поплавки сделал из камыша-куги, который высох. Крючки и леску выменяли у татарина-старьевщика, который принимал старые тряпки и в обмен давал всякие нужные мелочи: лампочки и батарейки к фонарикам, леску, крючки к удочкам. Сделав заранее запас крючков, накопав червей, рано утром мы с ним отправились на Медведицу. Над рекой клубился туман, как пар над кипящей водой. На реке было необходимо выбрать место на берегу, чтобы было меньше кустов. В противном случае будет не рыбалка, а сплошное распутывание лески с кустов. Да еще и порвать леску можно. Но вот место выбрано. Червяков на крючок насаживал я сам. У Валеры червяки убегали и не хотели налазить на крючок. Жаль, что они не издавали голоса, а то на реке был бы сплошной крик и писк. Я учил Валеру, как правильно забрасывать леску в воду. Так подробно рассказываю об этом потому, что так было только в первый раз, когда Валера пошел со мной на рыбалку. В следующий раз он уже вполне самостоятельно управлялся с червяками и удочкой.

       В первый раз всегда очень интересно. Забросил удочку и смотри на поплавок. Вот он начал дергаться. «Вов! У меня клюет!» и дерг удочкой. На крючке ничего нет. Так повторялось несколько раз. Валера уже начал расстраиваться, что ничего не поймает. Но и мне не удавалось поймать ни одной рыбки. Потом, вдруг, поплавок у Валеры дернулся, его повело в сторону:
       - Поплавок утонул!
       - Тяни быстрее!

       Валера, как обычно, потянул за удочку, но леска не тронулась с места. Я подумал, что зацепилась за траву. Валера закричал, что там кто-то сидит и тащит в воду. Не успел я к нему подбежать, как он все-таки вытащил большую рыбу на берег. Она сорвалась с крючка и стала прыгать по песку, приближаясь к воде. Валера бросил удочку и набросился на рыбину. Он успел ее прижать всем телом на самой кромке песка у воды. Тут уж и я пришел к нему на помощь.

       - Поймал, поймал! Это я поймал! – радостному крику не было предела. Валера так обрадовался, что перестал ловить рыбу и сидел, гладил свою рыбину. Рыбу мы насадили на кукан, и я опустил кукан в речку. Валера все переживал, не убежит ли его рыба, и постоянно проверял кукан, на месте ли она. Я еще поймал несколько плотвичек и окуньков, да Валере еще окунька. Но что по сравнению с пойманной рыбиной наш улов. Сосед дядя Миша дома сказал, что Валера поймал жереха.

       Больше ловить рыбу не хотелось. Валере необходимо было кому-то рассказать о пойманной рыбе, но на реке кроме нас двоих никого рядом не было. Пришлось нам собирать удочки и двигаться в сторону дома. Я нес удочки, а Валера – улов. Всем, кто нам попадался, он рассказывал, как поймал эту большую рыбу. Дома он восторженно рассказал маме, потом повторил соседу дяде Мише в подробностях, как он поймал эту рыбу. Думаю, что эта рыбалка и пойманная рыба останется навсегда у него в памяти.

       На рыбалку мы ходили еще много раз, но такого улова больше не было. Ходили мы с Валерой еще на рыбалку, когда ставили колышки. К небольшому колышку привязывается крепкая леска, большой крючок и грузило (обычно большая гайка). Когда я смотрю на эту гайку, то вспоминаю классика, у которого злоумышленник откручивал гайки с железной дороги для использования в качестве грузила. В качестве наживки использовались вьюны, которых выкапывали из ила под железнодорожным мостом в Медведице. Днем мы накапывали несколько вьюнов, по количеству колышков. Вьюнов сажали в маленькое ведро с водой и ставили в прохладное место, пока не собирались на рыбалку. Вечером, когда начинало смеркаться, можно было идти ставить колышки. Насаживали вьюна на крючок и забрасывали леску с наживкой подальше в воду. Колышек втыкался в дно метрах в двух-трех от берега. На берегу делалась заметка, где стоит колышек. Поставив все колышки, мы возвращались домой часов в одиннадцать вечера. Утром, едва начинало светать, необходимо было идти проверять колышки, чтобы никто не успел проверить раньше нас.

       Однажды мы с Валерой, как обычно, накопали вьюнов и вечером отправились ставить колышки. Комаров было много. Все комары были кусачие, а мы, наверное, очень вкусные. На реке было тихо. Журчит вода, иногда раздастся сильный всплеск, как будто кит или акула трепещут или играют. Вероятно очень большая рыба. Со слов односельчан в нашей реке водились очень большие сазаны и сомы. Сомов ловили, а вот сазанов я в Медведице я не видел. Поставили шесть колышков (вьюнов накопали только шесть). Маму мы попросили разбудить нас пораньше. Валера встал сразу, как только его позвали. Для него это было в первый раз.

       Когда мы шли по дороге к реке, еще только кое-где стали собирать коров в стадо. На Медведице мы решили вначале проверить ближние колышки и опять оставить их в реке, пока не вернемся назад по пути домой. Проверили первые три колышка, ничего не было. Вьюны были еще живые, и мы забросили вновь. Четвертый колышек с первого захода найти не смогли. Пошли, сняли пятый и шестой. Пришли, стали искать четвертый. Уже отчаявшись найти, я хотел выходить из воды, подумав, что его уже украли, как вдруг в воде ногой нащупал леску. Стал вытягивать ее. Мне показалось, что вытаскиваю кусок травы с камышом, так было тяжело и трудно тащить. Но, когда подтащил к берегу, Валера закричал: «Там рыба!». Я сам убедился, что вместе с травой мы тали вытаскивать на берег сома. Был он хороший и по размерам и по весу.

       На остальные колышки попался только один крупный окунь, но гораздо меньше сома. Валера весь дрожал, когда выпутывал из травы пойманного сома. Нести сома он решил сам. Взвалили сома на плечо, хвост сома волочился по земле. Пришлось мне помогать ему нести, так как одному ему нести было тяжело. Так и несли по очереди. Когда никого нет, нес я. Как только кто-то появлялся навстречу, Валера перекладывал сома себе на плечо и гордо вышагивал под восхищенные взгляды людей, которые непременно спрашивали, кто, где поймал. Валера с гордостью отвечал: «Это мы с Вовой поймали на колышек!» Дома, конечно, все были рады нашему улову. Хватило и уху сварить и пожарить.

       9) ДЖАЗ – БАНДА

       После седьмого класса я дружил с Анатолием, по кличке Джон. К его соседям на лето приехал из Саратова внук Леха. Мы ходили вместе в лес, на Медведицу, на стадион, который был под горой. Собирались мы обычно на погребке у Лехиной бабушки. Погребка представляла собой сарай напротив их дома. Там мы проводили много времени. Рассказывали друг другу различные истории, обсуждали просмотренные фильмы. Однажды мы посмотрели какой-то фильм про джаз. Сидели, обсуждали его. Лешка предложил организовать свою джаз-банду. От бабушки он принес мандолину, Джон принес балалайку. Ударных инструментов было, хоть отбавляй: кастрюли, тазы, кружки, бутылки. Играть, конечно, никто не умел, но желание исполнительства было большое.
 
       Кроме блатных песен, мы знали еще современные, эстрадные. Исполняли их как могли. Начинали «Мы идем по Уругваю, ночь хоть выколи глаза…», потом много блатных песен и, наконец, завершали песней «Ой, ты рожь…» Различные были песни. Названия и содержание многих песен в памяти не сохранились. Какофония звуков: сочетание треньканья на балалайке и мандолине с ударами по кастрюлям и тазам создавало «музыку». Голоса были разные, орали, кто, как мог, но в такт музыки или мелодии песни. На мандолине играл Леха, соло на балалайке Джон, Вовка Васильков и я на «ударных» и солисты. Кому как, а нам нравилось. Мы составляли репертуар, учили песни, которые плохо знали, тренировались в исполнении. Вначале слушателей у нас не было. Вернее невольными слушателями были все, кто проходил мимо переезда.

       Слышались вопли и шум, и недоумевали, откуда могли доноситься эти звуки. Дверь от лишних глаз мы закрывали на крючок изнутри. Но за лето у нас появились настоящие слушатели, зрители и болельщики. К Лехиным бабке с дедом откуда-то приехали родственники – девчата. Они стали первыми зрителями и слушателями. Потом приходили другие девчата, которые проживали недалеко от нашей «избушки», где мы давали бесплатные концерты. Иногда на речку мы приходили охрипшими и дня два могли только играть. Хорошо еще, что не все сразу хрипели, а то иначе не было бы никаких слушателей. Так продолжалось только одно лето, когда приезжал Леха Хрусталев. Он уехал, сарай – избушку стали закрывать на замок, а нас лишили места выступления.


       10) УЧЕБА. МНЕ 16 ЛЕТ

       Незаметно, год за годом, я удаляюсь от своего детства. После окончания седьмого класса нас покинуло много учеников. В основном уехали в Саратов поступать в техникумы и училища. Остались самые стойкие, те, кому суждено окончить среднюю школу, а именно – одиннадцать классов. Учился я посредственно. То есть были у меня различные оценки. Двоек за год я получал не особенно много, все их исправлял. Двоек не было по истории, по русскому языку, еще по многим предметам. Со второго класса до десятого я просидел за одной партой с Генкой Савкиным по кличке «Белый». Учился он, как и я, но немного похуже.

       Урок литературы. Творчество Максима Горького. Период раннего творчества, рассказы. Олег Григорьевич Вилков - преподаватель по литературе. Ищет в классном журнале «очередную жертву». Мы с «Белым» прижались к парте. Книгу нам девчата не дали посмотреть ни перед уроком, ни на уроке. А мы, как всегда, не "успели" выучить данную тему. Первый – я.
«Дед Архип и Ленька». Не читал я ни одной строчки из этого произведения. Выхожу к доске. Начинаю повествование: «Жил был дед Архип. Был у него внук Ленька. Жили они очень бедно, дед ловил рыбу, а внук ее продавал. На это и жили. Родители Леньку бросили, и он воспитывался у деда». Сам лихорадочно думаю: «А для чего же Горький написал этот свой рассказ?»
       – Все?
       Я мнусь, тяну с ответом.
       – Садись, два!
       Сажусь на место. «Белый» облегченно вздохнул: «Бомба в одно место два раза не попадает». Он ошибся.
       – Савкин.
       Он побледнел, но виду не подал. Выходит к доске.
       – Знаешь, рассказывай.
       – Знаю. Дед Архип жил с Ленькой. Не работал, собирал милостыню. У деда была жена – старуха Изергиль. - Так все складно получалось.
       – Садись, два!
Генка идет на место и кулаком грозит девчатам.

       На следующем уроке мы тянем руки. Все выучили. Рассказали и про деда, и про Леньку, и про старуху Изергиль, и про Данко. Обои получили по четыре балла.
Осенью 1960 года меня приняли в комсомол. В райкоме комсомола все вначале прошло нормально, но когда узнали, что мне еще нет пятнадцати лет, решили отложить выдачу комсомольского билета. Комсомольский билет я получил в мае 1961 года. Задержался немного.
       Все мы очень любили уроки химии, особенно, когда проводили химические опыты. Здесь можно было «химичить», как хочешь, лишь бы сделать практические работы. Учительница – Грибанова Людмила Николаевна вела у нас уроки химии. С ней было очень интересно. Поэтому ее уроки посещали все.
       Всем нравились уроки физики, которые вел Егоров Федор Маркелович. Он был одновременно и классным руководителем с восьмого класса. Довел нас до выпускных экзаменов. Кроме уроков физики Федор Маркелович вел кружок радиолюбителей, в котором в основном были мои одноклассники.
       Коробов Иван Афанасьевич вел историю. Также историю и обществоведение вел Поляков Дмитрий Кириллович, он же был и директором школы. В старших классах он вел кружок радиотелеграфистов, так как сам был военным радистом. В этом кружке были желающие ребята из нашего класса, занимались с большим увлечением. Каждый представлял себя разведчиком и зуммером исполнял такие "точки-тире"... Уроки Дмитрия Кирилловича посещать было очень интересно. Очень занятно он рассказывал любую тему.
       Свои 16 лет я встретил в 9 классе. Получил первый паспорт в милиции. В этот год, когда мне исполнилось 16, я написал заявление о приеме меня в добровольную народную дружину. У нас в школе была специализированная дружина из старшеклассников, кому исполнилось 16 лет. При райкоме комсомола существовал оперативный молодежный отряд из дружинников, которые, наравне с охраной общественного порядка на улицах и в общественных местах, помогали сотрудникам милиции в раскрытии преступлений. Мы ходили с красными повязками в клубы, на танцплощадки, следили за порядком во время проведения мероприятий в общественных местах, на улицах, школах, на стадионе, где в летнее время собиралось очень много молодежи.

       На танцах в нашем ДК за порядком следили мы, то же было и на вечерних киносеансах, куда разрешалось проходить тем, кто дежурил. Часть дружинников находилась при дежурной части милиции. Они выезжали вместе с сотрудниками милиции на вызовы и происшествия. На танцплощадке в красном уголке конторы бурения в пос. Нефтяников дежурили ребята – работавшие на промысле и в бурении. Мы ходили туда только на танцы.
       После окончания 9 и 10 классов мы проходили практику в колхозе в Бутырках, где на берегу реки Медведица был сооружен молодежный трудовой лагерь. Жили мы в палатках, питались в своей столовой, работали на участке, который закреплен за школой. Было в нашем распоряжении два трактора, на которых мы обрабатывали землю, привозили воду для полива на нашу школьную плантацию. Работали в две смены. С утра, пока не было жарко, и после обеда, когда жара спадала. Остальное время проводили на реке, купались, загорали. На тракторах умели ездить все: и девчата и ребята. После окончания 10 классов нам выдали удостоверения трактористов-машинистов широкого профиля. Никаких чрезвычайных происшествий и аварий у нас не было допущено.

       Взрослые доверяли нам, как себе. Этим мы гордились и считали себя взрослыми. В первый год директором лагеря в первую смену был Бекетов Юрий Петрович, во второй год – наш классный руководитель Егоров Федор Маркелович. С ними было очень хорошо. Они умели разумно проводить с нами досуг. Рассказывали очень интересные истории из своей жизни, организовывали вечера, танцы. В свободное от работы время мы могли ходить на рыбалку, отпрашивались, если кому надо было срочно появиться дома, но это редко было. Иногда на выходные все уходили домой. Тогда в лагере оставались только дежурные.

       После лагеря в свободное от «работы» время мы часто с утра собирались на площади около Дома Культуры. Обычно к нам подходили и взрослые. Дело было в том, что в те времена был большой дефицит на табачные изделия. Мы собирались на площади, чтобы решить, где достать курево. Собирали деньги, и от взрослых тоже, на сигареты, папиросы. Ездили на мотоцикле по району по сельским магазинам, скупали, где могли, табачные изделия, которые к вечеру раздавали согласно составленным спискам. Нам доставалось тоже от общей массы. Ездил на мотоцикле обычно Витька Соколов, а его напарником и покупателем был в основном я. Объездили мы все деревни нашего района, бывали в Калининском, Жирновском, Красноармейском, Саратовском и Аткарском районах. Так, что все населенные пункты нашего района я знал хорошо. С собой брали рюкзак и ехали полевыми дорогами, где проехать ближе. Теперь многих сельских населенных пунктов в глуши нашего района уже нет.

       Весной, когда сходил снег, самое сухое место было на железной дороге, куда выходило к вечеру все двигающееся население Лысых Гор. Был своего рода проспект. Мы его называли «Бродвеем». Пока светило солнце гуляли и взрослые и дети. Когда начинало смеркаться на «Бродвее» оставалась одна молодежь. Молодые люди ходили, встречались, целовались, влюблялись. Ближе к ночи мы собирались на железнодорожном мосту, где слушали песни, исполняемые в сопровождении гитары. Иногда орали сами песни собственного сочинения под гитару. Мы были уже взрослей и организовали «джаз-банду» на железной дороге. Ходили по линии и горланили песни только весной. Когда просыхали дороги и дорожки, молодежь уходила с железной дороги.

       Ближе к осени и осенью вечерами мы собирались в Доме Культуры, где организовывали танцы или кино.

       11) ЭКЗАМЕНЫ, ВЫПУСКНОЙ ВЕЧЕР.

       К экзаменам за среднюю школу я стал готовиться после нового года. Когда стало тепло, я уходил на гору и на лоне природы повторял то, что учил одиннадцать лет. Вокруг пели птички, ползали всякие пресмыкающиеся. Ужей я ловил руками, складывал в кеды, играл с ними, ложил за пазуху. Иногда приносил в школу на консультации, где, конечно, был шум и гам от них.

       А мне нравилось носить ужей за пазухой. Иногда приносил их в ДК на сеанс кино. Вот там было действительно интересно. Можно было предположить, что почувствует женщина или девушка, которая смотрит фильм, разулась и ноги выдвинула вперед. Проползает мимо уж, чувствует запах из обуви и заползает туда немного отдохнуть. Женская нога медленно входит в обувь, и …кинотеатр наполняется дикими воплями. Ведь никто не знает, что это уж. Думают, что змея и поднимают крик. Все вскакивают на сиденья кресел, зажигается свет в зале. Начинают разбираться, что к чему. Уж может уползти в какую-нибудь щель, и паника становится напрасной. Свет гаснет, фильм продолжается, а уж опять выползает на простор, и…паника начинается снова. Кто приносил ужей в дом культуры – неизвестно. Но за весну и начало лета такое раза три происходило. Если бы узнали, кто занимается таким хулиганством, то наверняка со мной что-нибудь бы сделали. Когда начались экзамены, мне уже некогда было заниматься ужами, и я перестал их приносить в ДК или школу.

       Экзаменов я не боялся. Первым экзаменом было сочинение. Его я написал одним из первых, не выходя на перерыв. Я вышел на улицу и направился в туалет. В школьном мужском туалете на чердак было отверстие, в которое я по просьбе трудящихся, то есть соучеников, положил тетради со своими школьными сочинениями. Когда я зашел в туалет и решил избавиться от тетрадей, то на месте их не обнаружил. Как я узнал позже, когда нам раздали темы сочинений, из зала, где мы писали сочинение, вышел Олег Григорьевич, наш преподаватель по литературе, и изъял тетради из тайника. Он неоднократно принимал экзамены и знал все уловки учеников. Мне после экзаменов он признался, что забрал мои тетради, но назад мне их так и не вернул, сказав, что они останутся в школьном музее. Вероятно в том музее, где для учителей показывали разновидности шпаргалок, и показывались места, где их можно было прятать. Так это было или нет, я уточнять не стал, но свое мнение о музее у меня сложилось и существовало длительное время.

       Остальные экзамены проходили как-то сами по себе. Сложностей они у меня они не вызывали. Я не говорю, что я знал все предметы на «отлично», но, по моему мнению, программу средней школы я усвоил и знал. Единственная нелепость возникла у меня со сдачей экзамена по немецкому языку. Немецкий язык у нас принимали три преподавателя. Один из них – Надежда Федоровна, вышла и отсутствовала при сдаче мной экзамена. Два других учителя, один из которых Олег Григорьевич, гоняли меня по всему курсу, особенно по разговорной теме. Экзамен я сдал на «хорошо», но в аттестат о среднем образовании Надежда Федоровна мне выставила «удовлетворительно». Из чего она исходила, я не знаю, но «трояк» в аттестате у меня не убрали. (Через десять лет после окончания школы я сдавал иностранный язык при поступлении в Академию МВД СССР. Вступительный экзамен по немецкому языку я сдал на «отлично».) Надежда Федоровна, вероятно, помнила этот случай всю жизнь и переживала все время. В 2004 году, на встрече выпускников, за год до своей смерти, она заплакала и попросила у меня прощения за свою ошибку, которую допустила сорок лет назад. Я не смог долго обижаться на НФ и простил ее.

       Торжественная часть и вручение аттестатов происходило в присутствии родителей и наших учителей в актовом зале нашей школы. Неофициальная часть, где были только ученики и Федор Маркелович, проходила в Доме пионеров. Оттуда мы пошли на выпускной вечер в школу.
       Во время выпускного вечера, я, как всегда, занимал свое место в кабинете, где располагался радиоузел, и находились магнитофон, проигрыватель, По просьбе любого я ставил любую мелодию или песню. Рассвет мы ходили встречать на Лысую Гору, возвратились оттуда, и наш вечер продолжался. С нами длительное время находился наш классный руководитель Егоров Федор Маркелович. В наше гулянье и танцы он не вмешивался. Выпускной вечер продолжался до утра. Когда люди уже пошли мимо школы на работу, из окон еще раздавалась музыка. На выпускном вечере мы договорились встретиться в будущем через двадцать лет. Встречи состоялись два раза: через двадцать и сорок лет.