Человек-жертва

С давних пор на земле торжествует человек-жертва. О нём писал Ницше как о "последнем человеке". Этика человека-жертвы предельно проста, основана на страхе, боязни.., а потому крайне негативна, злобно-саркастична и тошнотна. Человек-жертва полон презрения ко всему, в чём есть хоть малейший намёк на величие. Так великие эпохи воспринимаются исключительно с ракурса маленького человечка, придавленного лаковыми сапогами кафкианских кошмаров к липкому от крови плинтусу туберкулёзного барака. И тем не менее при малейшей возможности научные или социальные достижения этих эпох, приправленные кровью жертв, с величайшим удовольствием разносятся в клочья бешенным стадом ****ых пигмеев, одержимых своей "справедливостью", которая есть всего лишь низведение реальности до приемлемого ими уровня бесконфликтного усреднённого прозябания.
Человек-жертва никогда не воспримет всерьёз необходимости самопреодоления или возможности постижения вселенной через ужас, боль, горе. Трагическое непонятно ему, удобоваримы только мелодраматические сопли. Никогда он не примет даже в шутку теории иерархичности реальности, как внешней так и внутренней. Не сможет войти в свой персональный ад, кошмар, страшный сон - а без этого нет никакого движения. Потому человек-жертва стремится к стабильности, неподвижности, поражён ленью, покрыт плесенью и пылью (не случайно наверное пыль и плесень так нравятся эстетам). И каждый шаг, требующий усилий, становится пыткой. Даже поход до ближайшего магазина за вином превращается в полное опасностей и ужасов приключение. В тёмных углах таятся дегенеративные приблатнённые морды с выкидухами и компактными арматуринками, а освещённые места контролируются зоркими мусорами, имеющими слабость к беззащитным прохожим. Человек-жертва лишён радости битвы (пусть это даже будет банальная уличная потасовка), радости победы, радости превращения боли и страха в чистый экстаз, ликование, торжество.
Человек-жертва настолько хорошо обосновал для себя необходимость спасаться бегством при любом намёке на опасность, что даже при отсутствии опасности рефлективно находится в состоянии бегства и готов при любом удобном случае впасть в паралич, прикинуться жмуриком, окаменеть, слиться с материей. Или просто спиться, упокоиться в жалости к себе, в бесстыдном хроническом индульгировании, созерцать сладкие лживые грёзы об утраченных возможностях, загубленных талантах, титанических потенциалах... Это индульгирование откровенно читается во всех размышлениях современного человека о трагических моментах истории, о диктаторах и о героях, ложащихся грудью на амбразуру.
Даже история Христа подаётся предвзято. Из мистерии самопреодоления, трансформации, христианство превращается в блеклую конфессию тотального Культа Жертв . К Христу питается не восхищенная бхактическая Любовь, а жалостливо-сентиментальная симпатия. Он не Царь Славы, а какой-то болезненный иудей Иешуа, угодливо юлящий задом перед Пилатом.
Человек-жертва однако вовсе не урод, не мутант, не итог зловещих экспериментов мировой закулисы (увы!), не временная болезненная промежуточная человеческая порода, человеко-болезнь. Он знаменует собой смерть Человека.
Человек мёртв...