Анна

Анечка, маленькая, миленькая девочка. Собирает в кулачек слюньки-сопельки. Обнажена не по погоде. На розовых некогда сосках, покрытых инеем, синеют замершие капли воды, поблескивая в тусклом свете лампы. В комнате летают птицы: снегири, синицы, на подоконнике мёрзнут воробьи, спрятав головы в перья, жмутся друг другу, чирикают. По полу в комнате рассыпаны их, птичьи, фекалии. Но они похоже скорее не на птичьи, а на фекалии овец и коз: круглые черные горошины, некоторые, слипшиеся между собой, образуют комки, как снежки, но больше горошин отдельно лежащих. Эти одинокие горошины, как маленькие трупы зверей и кажется, они тоже что-то шепчут. Мы сидим с Анютой на голом кожаном диване, наши стопы посинели от холода, вмерзли в кафельный пол. По нашим венам медленно ползет, как червяк по асфальту летом, после «грибного» дождя, морфий. А на улице земля покрыта мертвыми, как подушка после ночи волосами. И кто-то идет и, как грибник палкой разгребает листья, разгребает трупики. Мы очень замерзли и кутаемся в плед. Пожухла трава и совсем не видно бродячих собак. Неслышно их задорного лая по утрам. Только одиноко стоящие машины вдоль бордюров. Мы сидим на диване и сосем из трубок розовый сок. Возбуждения нет. Нас вообще не тянет друг другу, не влечет. Мы просто жмёмся от холода. Жмёмся от холода и всасываем этот безвкусный напиток, не способный утолить ни жажду, ни голод.
Больше никаких вливаний!
По сырым стенам вьется вьюн. Холод в квартире, а он распустил розовые цветки. В коридоре от дверей до ванной комнаты пробка – перевернулся бензовоз. К луже, как к водопою звери, сбежались наши друзья и дышат ядовитыми парами. Многим уже хорошо и они ведут не принуждённую беседу с собой. Кто-то звонит родителям, сказать, что задержится после уроков и придет домой попозже.
У нашей соседке, когда она нагибается, видны белые трусы и на них желтые пятна мочи. Иногда, если присмотреться, можно рассмотреть черные паховые волосы, что оплетают промежность, как вьюн на сырой стене. Она уже не молода, но еще не плохо выглядит. Однажды, я сидел на кухне и пил чай, а она вот так же, как сейчас, нагнулась, и я увидел это в первый раз, как вижу это сейчас. И так же как сейчас, я испытал возбуждение. Но если сегодня я могу с этим справится, то тогда совсем растерялся. Смотрел на эти желтые пятна, на ее зад, на эти пробивающиеся сквозь ткань волосы. Не заметил, как это заметила она. Сегодня к мочевым каплям прибавилась полоска коричневого цвета других выделений. Она, соседка, меня больше не влечет. Теперь меня привлекает ее подросшая дочь. Фигурой она пошла в мать, но пятен на белье я не замечал, то ли она более чистоплотна, то ли просто не носит белое белье.
Мы сидим в дыму и вдыхаем его всеми легкими. Плывет картинка перед глазами. Нам хорошо. Это последняя сессия. Анна говорит, что больше не сможет со мной дышать этой дрянью. Она хочет нового человека. У нее внутри набухает почка и скоро она распустится и заплачет, наполнит комнату криком. Скоро вместо дыма, мы будем дышать крик, будем слышать его, любоваться им.
Но я думаю это еще не конец.