Дорога в Ауровиль. Глава 1. Начало

…настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Большинство людей вообще не слышали об этом городе.
Большинство из тех, кто слышал, кроме названия почти ничего не знает о нем.
Многие из тех, кто там побывал, расскажут об экологическом рае, месте всеобщего достатка и духовного развития.
А другие просто скривятся и небрежно бросят: "Ничего интересного. Я бы не хотел там жить".
Кто-то, проведя там несколько месяцев, уезжает разочарованный.
Кто-то возвращается туда вновь и вновь.
Кто-то остается там навсегда.


1. НАЧАЛО.

Я смотрю на стоящий посреди комнаты чемодан и думаю о том, что скоро его, перелетевшего через горы, пустыни и моря, понесет из аэропорта к стоянке такси какой-нибудь индус, а я, стараясь не отстать, буду говорить ему, что об услуге не просил и денег платить, не намерен. Скоро этот чемодан пропитается запахом Индии, продуется ветрами и покроется красной пылью дорог.
Билеты куплены. Заявление об увольнении с работы лежит в отделе кадров.
Зачем я туда еду? Что меня там ждет? Ответить на первый вопрос я попытаюсь ниже. Ответ на второй, как пел старина Дилан, «is blowing in the wind...»
Много-много лет я играл музыку. Начал я ее играть в четыре года по настоянию родителей и сам большого желания быть музыкантом не испытывал. С детства меня привлекали более героические профессии: военный, шофер, спортсмен, мореплаватель...
А еще с детства я много читал. Я читал гораздо больше своих сверстников. Я читал постоянно, в любых возможных ситуациях: в транспорте, в туалете, в ванной, с фонариком под одеялом, на уроках, на лекциях, на репетициях оркестра, в нарядах и в почетном карауле. Даже сейчас жена жалуется своим подругам: «За столом, если нет газеты или журнала под рукой, он читает этикетки продуктов».
В восемь лет я читал Носова и Гоголя, в десять - Дюма и Мопассана, в двенадцать - Стругацких и Бальзака. Осилив Шекспира с Достоевским, я стал читать все подряд: поэзию, эзотерику, фантастику, философию, детективы, рассказы о путешествиях, античных авторов, битников, киберпанков, членов Союза писателей и самиздатовский андеграунд.
Мне захотелось стать писателем. Но уже тогда стало жалко годы, потраченные на музицирование - тем более, что у меня неплохо получалось. Музыка долго и упорно сопротивлялась проявлению литературного таланта в моем лице
Двадцать лет работы в лучших группах страны, участие в записях альбомов, которые до сих пор покупают, а песни из которых до сих пор регулярно крутят по радио, признание коллег, неоднократно в различных изданиях называвших меня лучшим инструменталистом, привели... к невозможности достойно содержать семью.
В восьмидесятых, в начале моей карьеры, музыканты были богами, элитой общества, причем достаточно высокооплачиваемой. Теперь они превратились в обслуживающий персонал, нечто вроде официантов. Президент на всю страну объявил, что ему нравится отечественная попса, после чего население в основной своей массе перестало интересоваться другими жанрами. Практически единственным способом прилично заработать остались корпоративные вечеринки, где добравшееся до финансов и ресурсов вчерашнее «никто» снисходительно позволяет "лабухам" потешить себя. Концертная деятельность стала малопривлекательной.
Некоторое время, проведенное в качестве звукорежиссера на различных студиях, не добавило здоровья, денег и положительных эмоций. Результаты редких интересных работ исчезали в никуда. Основное время тратилось на исправление кривой игры и убогого пения современных «звезд», а также тех, кто старается стать таковыми. О художественных задачах речь, как правило, не шла.
В общем, с музыкой решено было завязать ввиду отсутствия таковой. Поскольку свято место, как известно, пусто не бывает - а организм все еще требовал интеллектуальной и творческой нагрузки, - было решено заняться литературой.
В юные годы я пробовал писать и писал довольно много. В то время, когда коммунисты с большим успехом душили рок-музыку (а некоторых музыкантов даже сажали), у меня уже возникало желание окончательно перейти на писательскую стезю. Я рассуждал так: даже если мои книги не будут издавать, они все равно никуда не исчезнут – рано или поздно хорошее произведение дойдет до читателя, а значит, время будет потрачено не зря. Для реализации же музыкальных идей требовалось разрешения властей.

Когда в свое время меня забрали в армию, там вдруг образовалось достаточно много свободного времени, которое я посвящал пробам пера. Оказалось, что армейская служба совершенно не затрагивает мозг - можно маршировать, копать яму, красить забор, драить пол и при этом изобретать сюжет и придумывать характеры для будущей книги. А во время ночного дежурства, когда никто не мешает, раскрыть тетрадь и записывать придуманное, складывая слова в новую историю.
Но тут случилась перестройка, и рок-н-ролл попер изо всех щелей. К моменту моего дембеля даже «тяжелый металл» - дьявольский оскал западной культуры – прописался в филармониях. Мы бросились завоевывать этот мир. Опьяненные свободой молодые организмы требовали, чтобы все было, как «у них» - «sex, drugs and rock-n-roll», - правда «драгз» нам в основном заменяли крепкие спиртные напитки. Следуя правилам игры, мы чудили по полной программе - ставили на уши персонал гостиниц, водя девок табунами, круша унитазы, заблевывая ковры и выкидывая телевизоры из окон.
Справедливости ради надо отметить, что к собственно музыке отношение было трепетное. Не стараться играть и звучать лучше считалось дурным тоном. Прокатчики-продюсеры всерьез обсуждали художественные достоинства коллективов и всем, кто профессионально подходил к работе, давали шанс. Нам казалось, что еще немного, и наша музыка (а равно, как и наша жизнь) обретет такое же качество и значение, как и на "проклятом" западе. Однако в этот момент в стране кончились продукты.
В связи с необходимостью быстрого построения капитализма, про музыку на некоторое время вообще забыли. Многие музыканты рванули на запад, некоторые сменили профессию, кто-то затаился.
Решив снова заняться литературой, я написал сценарий и послал его на вовремя подвернувшийся конкурс сценаристов «Хартли Меррил Прайз». Совершенно неожиданно для себя, я оказался в числе десяти номинантов и был приглашен в Дом кино на торжественное вручение премии. Премией была, во-первых, денежная сумма в десять тысяч долларов (большие деньги по тем временам), а во-вторых, поездка на месяц в Америку в школу Роберта Редфорда. Я сидел в первом ряду среди известных на всю страну сценаристов и писателей в окружении полного зала киношной богемы, держа на коленях выданный организаторами здоровый букет белых роз. Сама премия мне не досталась - впрочем, думаю, это было бы уже слишком.
Затем население вдруг вспомнило о музыке - правда, несколько вяло, без былого энтузиазма. Музыканты потянулись на гастроли, появилась возможность что-то заработать. Мы записывали альбомы, играли концерты, но со всех сторон все больше и больше, размножаясь, как тараканы в грязной кухне, наступали «фанерные» попсовики. Отечественный рок-н-ролл постепенно тоже деградировал, обретя почетное звание «говнорок», и на том и успокоился. Отдельные попытки создать что-то неглупое и интересное иногда еще предпринимаются, но за тотальным торжеством пошлятины разглядеть их не представляется возможным.

Помню, на дворе стоял тысяча девятьсот девяносто первый год. Я работал в ансамбле композитора и гитариста Константина Никольского. Впрочем, слово «работал» для того времени не очень подходит. На самом деле мы перебивались, как могли, от одного случайного концерта до другого. Редкие гастроли проходили в экстремальных условиях. Было в порядке вещей, когда после выступления администраторы вдруг исчезали в неизвестном направлении вместе со всеми деньгами, а иногда и с билетами на поезд или самолет. Не единожды мы выбирались из разных барнаулов и чимкентов на перекладных, благодаря лишь жалости проводниц или помощи местных жителей. Как-то летели в багажном отделении самолета. Один раз, брошенные в пустующем загородном доме отдыха под Днепропетровском, чудом поймали такси на трассе, чтобы доехать до вокзала. Нас было восемь человек вместе с сумками, инструментами, электроорганом и ударной установкой. Каким образом мы умудрились залезть со всем этим в обычную «Волгу» - для меня до сих пор загадка.
У всех были маленькие дети, поэтому каждая следующая работа воспринималась, как манна небесная, несмотря на постоянную угрозу быть обманутыми.
Выступления проводились порой в совершенно неожиданных местах - например, в цирках или школьных спортзалах. Несколько раз играли на свадьбах у бандитов.
В тот раз нам предстоял концерт в Московском планетарии.
После настройки мы прошлись по холлу. Планетарий произвел интересное, но ветхое впечатления Глобусы небесных тел стояли пыльные, и даже метеориты имели какой-то подержанный вид.
Затем мы вернулись в небольшую комнату, выполнявшую функцию гримерки. До начала концерта оставалось совсем немного времени, когда распахнулась дверь, и в комнату ворвался Редькин. Это был наш администратор - человек выдающихся способностей. Обладал, например, потрясающим даром убеждения.
Помню, как-то уезжали мы на гастроли. Сели в поезд. Поехали. Никольский начал рассказывать о концерте Билли Джоэла, на котором был вчера. В купе зашел Редькин. С минуту послушал. Потом сделал круглые глаза и воскликнул:
- Какой концерт? Не было же вчера концерта! Отменили его!
- Как не было? - растерялся Костя.
- Так не было, - уверенно сказал Редькин. - У него аппаратура не пришла.
Мы с сомнением посмотрели на Никольского. Он потом говорил, что в тот момент в голове у него промелькнула мысль: «А может, действительно никакого концерта не было?»
В общем, уникальный человек был Саша Редькин. Правда, использовал свои способности далеко не всегда там, где это было нужно. Идея провести концерт в планетарии, думаю, принадлежала ему.
Влетев в гримерку, он воскликнул:
- Народу - полный зал!
- Вот видишь! - сказал Никольский. - А говорите, музыка никому не нужна. На самом деле все наоборот. Работать просто надо хорошо. А не отговорки придумывать - почему концертов нет.
Редькин ощетинил усы.
- Костя, родной, ты не понимаешь! Здесь же планетарий! Сюда ходит тонкая интеллектуальная прослойка! Таких мест в Москве - раз, два и обчелся.
Зал был действительно полон. Мы сыграли несколько песен. Получили хорошую порцию аплодисментов. Затем приступили к самой известной. Я сыграл вступление. Никольский спел первую фразу: «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант...»
В этот момент в зале быстро и плавно погас свет. На потолке зажглись звезды.
«...Расправил нервною рукой на шее черный бант...» На второй фразе взошла Луна.
Клавиш не видно было вообще. Сидевшие в зале люди тоже растворились в темноте. Было ощущение, что играем мы ночью где-то в чистом поле, неизвестно для кого. Ускоренные движения небесных сфер создавали ощущение полного бреда. Организм вошел в ступор, и только пальцы шевелились как-то сами по себе, без участия мозга.
В конце песни небо посветлело, и состоялся красивый рассвет. В зале материализовались зрители. На последнем аккорде они встали со своих мест и долго и торжественно аплодировали нам...
- Костя, родной, ты не понимаешь! - оправдывался после концерта Редькин. - Это новое слово в искусстве! Ты видел, какой успех?!


Дав зарок не издавать больше музыкальных звуков, я торжественно состриг длинные волосы и снова потянулся к перу. Разумеется, необходимо было подумать и о хлебе насущном. Я устроился в крупную контору, занимающуюся торговлей аудио оборудованием. Мои обязанности заключались в разработке и проведении политики закупок, продаж и рекламы, а денежное вознаграждение складывалось из небольшого оклада и ежеквартальной премии, представлявшей из себя процент прибыли по вверенным мне направлениям. Премия эта, как показывал опыт коллег, могла получаться достаточно внушительной. То есть, наблюдалась вроде бы прямая зависимость заработка от результатов деятельности.
Я с головой окунулся в работу, надеясь самоотверженным трудом поднять свое благосостояние: разрабатывал рекламные материалы, публиковал статьи, проводил семинары для дилеров. Я допоздна засиживался в офисе, игнорируя перекуры и обеденные перерывы. Когда подоспело время получать премию, вдруг обнаружил, что продажи по моим направлениям упали. Расстроившись от такой несправедливости, я сбавил обороты. В самом деле, зачем стараться, лезть из кожи вон, если мои заработки при этом уменьшаются? Есть у меня зарплата, что-то еще капает сверх того – зачем мне надрываться? Все равно ведь с голоду не помру.
В следующие три месяца я снизил активность, по сути, занимаясь только делами, которые требовали завершения. Очередная премия оказалась в два раза больше! Обнаружилась странная закономерность – чем меньше работаешь, тем больше получаешь денег. В дальнейшем, желая убедиться, что это не случайность, я ради научного интереса попробовал еще раз поработать – результат заставил отказаться от дальнейших экспериментов.
Я не знаю, почему так происходит. У меня нет этому рационального объяснения. Возможно, это неистребимое наследие советской эпохи, доведенное до абсурда в наше время. Ведь те, кто действительно что-то создает, кто своим трудом обеспечивает жизнь общества, те, кто сеет, пашет, строит, лечит – самые низкооплачиваемые категории населения. В нашей конторе люди, от которых действительно зависит прибыль и само существование фирмы, годами сидят на одной и той же должности, изредка получая небольшую прибавку к жалованию, а чаще – грамоты (еще один потрясающий по своей лицемерности пример наследия «совка»). Те же, кто ни хрена не делает и мало что понимает, двигаются вверх по карьерной лестнице с головокружительной скоростью. Единственное, что для этого необходимо – умение держаться солидно и сохранять умное выражение лица.
Я перестал вообще что-либо делать. У меня появилась куча свободного времени: я мог сидеть в Интернете, читать книжки (естественно с монитора, так как внешние приличия заставляли сохранять вид озабоченного работой человека). Сначала я обрадовался такому положению дел, решив посвятить освободившееся время своим литературным опусам. Оказалось, что это практически невозможно. В отличии, как ни странно, от армии, офисная обстановка совершенно не способствует творческому процессу. Разговоры коллег, телефонные звонки и вопросы по электронной почте постоянно отвлекают и не дают сосредоточиться. Да и сама атмосфера, аура окружающего пространства, подавляет духовные вибрации и действует угнетающе. Я просто ничего не делал. Премиальные росли в геометрической прогрессии.
После нескольких месяцев такого «овощного» существования, я вдруг почувствовал, что на меня беспросветным облаком наплывает бескрайняя, всепоглощающая лень, заполняя собой все мое существо. Мелкие дела, которые все-таки возникали иногда, я каждые раз откладывал, всеми силами пытаясь оттянуть их выполнение до последнего. Временами ловил себя на том, что мне лень даже идти домой после окончания рабочего дня. Не то, чтобы мне не хотелось покинуть опостылевший офис, а просто сознание необходимости оторвать задницу от стула и переместить тело в пространстве вызывало непреодолимую апатию. Мне стало страшно. Перспективная в денежном отношении работа превращала меня в парализованного инвалида.
И я решил бежать. От этой дебильной работы. От этой дебильной музыки, преследующей отовсюду. От этого государства, которое никак не может перестать воровать. От дебильной бытовухи, которая в России, наверное, самая дебильная. От пробок на дорогах, от давки в метро, от вонючего воздуха, опостылевшего климата, от погони за деньгами и от бесплодной суеты.