Оно из Грязного

Жило-было оно. И было оно странным. И звали его Женя.
Оно жило в деревне Грязное, чьё название говорило само за себя. Деревня располагалась неподалёку от Чернобыльской АЭС, и оно по имени Женя являлось последствием аварии восемьдесят шестого года. Оно родилось через год после взрыва реактора от дяди и тёти, которые не захотели эвакуироваться. И не было у него пола. Точнее, было два пола. Чтобы не думать – не гадать, как назвать сие чудо, мужским или женским именем, родители окрестили его Женей. По паспорту – мужик, Евгений, а так – оно.

Женя ненавидело родителей. За то, что не эвакуировались. За то, что не избавились от него, когда оно было в животе. За подаренную жизнь, напичканную страданиями и косыми взглядами. Все в деревне знали о том, кто есть Женя. Покоя ему не было, оно с завистью смотрело на других детей, у которых не было рук или глаз. Лучше б его уродство заключалось в отсутствии каких-то органов, чем в наличии... Это не так позорно! Оно не думало ни о девушках, ни о парнях. Ему были противны все деревенские подростки. Женя одевалось в мужскую одежду, носило короткую стрижку, во всём старалось подражать соседским ребятам, даже пушок на лице отпустило. Но мальчишки не принимали его в свои игры. Оно было изгоем.

И вот Жене восемнадцать лет! Оно не стало думать о том, что дальше делать. Куда идти учиться, ведь в Грязном не было ВУЗов. Оно собрало манатки и поехало в Москву. Жить. Начинать новый этап своего многострадального существования, но на этот раз с нового листа. Там, на серых улицах, заполненных спешащими людьми, никто не спросит, кто ты. Там, в столице, кишащей безразличными минами, его простоватое лицо затеряется в гуще других провинциальных лиц. И главное, никто не узнает о его поле. Евгений Котов. Пол – «М». И никаких вопросов. И никаких косых взглядов. На парня оно вполне смахивало, приходилось немного утягивать грудь эластичным бинтом, но общий вид ничем не выдавал женского начала. Голос высоковат – ну что же, не всем же баритонами щеголять.
Никаких вопросов. Простите, не всем быть широкоплечими атлетами. Ну, маловато тестостерона, что уж там. Сейчас даже в моде женоподобные юноши.

Оно заходило в поезд, целуя на прощанье плачущую мать.
-Обещай вернуться, деточка... – причитала та.
-Хорошо, мам, – отвечало оно, зная, что никогда не вернётся.
Пожало руку отцу. Поезд тронулся.

Даже в поезде оно почувствовало свободу. Полную свободу новой жизни. В купе с ним ехала девушка. Украинка, видимо. Тоже в Москву собралась. Женя почувствовало дрожь в коленях, как перед чем-то новым, неизведанным. Ведь все восемнадцать лет оно видело одни и те же лица, слышало до дырок затёртые голоса... А тут – девушка, не похожая на зачуханных деревенских девчонок. Ухоженная...
-Привет! – прервала его раздумья девушка. – Давай знакомиться?! А то ведь сутки целые вместе ехать.
-Да... – сухо произнесло оно, чувствуя, как щёки начинают гореть, покрывая лицо слоем пунцовой краски.
-Что «да»? – засмеялась девушка. - Меня Ира зовут. А тебя? Да что ты застеснялся-то?
-Я - Женя... – ответило оно, боясь, что сердце выпрыгнет наружу. Девушка была очень красива, Женя заметило это даже с опущенной головой.
-Будешь самогон?
Оно вообще как язык проглотило. Тем временем девушка достала бутыль с мутным содержимым, одноразовые стаканы. Поставила на качающийся столик. А Женя смотрело в окно. На родную деревню, уползающую за горизонт. На восемнадцать лет позора, скрывающиеся за бугром под ритмичную музыку колёс.
-Держи! – Ира протянула ему стакан. – За знакомство!
Оно не поняло, зачем стукаться стаканами, а ещё оно никогда не пило самогон, и вообще ничего, кроме домашнего вина. В Грязном не жаловали традиций: тостов, брудершафтов.
- Вздрогнем! – Ира выпила залпом, закусив неизвестно откуда взявшимся солёным огурцом. Протянула остаток огурца Жене. Женя хлебануло стакан самогона и не поморщилось. Не знающие гадости не знают, что это гадость. Небитый ремня не боится. Закусило огурцом. Вот он, вкус свободы. Вкус огурца и самогона. И запах грубоватых духов девушки, царящий в купе. Голова закружилось, оно почувствовало необычайную смелость и взглянуло девушке прямо в глаза. Они были карими, крупными, как вишни, обрамлёнными кистями густых ресниц. «Какие красивые глаза...» подумало оно. Ведь в Грязном не было таких глаз. Все глаза были тусклыми и затравленными. Серыми. А эти... Эти глаза напомнили Жене о женщинах из фильмов и реклам, красивых женщинах, казавшихся мифическими. Трудно поверить, что на земле есть единороги, если всю жизнь прожил в свинарнике.
-Между первой и второй... – бодро продекламировала Ира. Выпили ещё.
-Знаешь, - сказала девушка чуть заплетающимся языком. - Что-то ты не очень многословен.
-А что сказать? – безнадёжно сказало оно. – Еду вот в Москву. На работу устраиваться.
-А кем ты работать-то хочешь?
-Не знаю пока... На стройку, может, пойду.
-А я хочу попробовать устроиться в модельное агентство.
-У тебя всё получится! – уверенно произнесло оно. – Ты красивая.
«Франкенштейн, - думало Женя, вспомнив о недавно прочитанной книге. – Господи, я ведь Франкенштейн... Чудовище, выползшее неизвестно зачем из своей вонючей берлоги... Она... Она такая красивая, а я... Кто я? Я ведь даже не знаю, кто я». Алкоголь заставил его мозг вернуться в прошлое, вспомнить детские обиды и унижения, заставил его усомниться в своём будущем. Оно чувствовало себя монстром рядом с этой красивой женщиной.
Они выпили ещё.
-Красивая... – задумчиво произнесла она. – А что толку, что я красивая? Меня муж бросил... – на её глазах появились слёзы. То ли она действительно переживала, то ли самогон дал о себе знать.
-Я никогда не видел таких, как ты... Таких красивых женщин.
-Да хватит тебе... – смущённо произнесла она, наливая ещё по стакану. Выпили.
-Ты тоже симпатичный.
Его щёки снова загорелись. Господи, да ведь ему никто никогда такого не говорил... «Симпатичный»! Ему хотелось заплакать от счастья, но оно решило, что это будет слишком по-женски. И оно мужественно опрокинуло ещё один стакан самогона. Ощущение было странное. Оно ведь никогда не напивалось. Всё было так же, только тело было слишком расслабленным. И мысли слишком отвлечёнными. Оно ехало из родного дома в другой город, оно прощалось с «Грязной» жизнью навсегда, но голова была забита только девушкой. Ни родителями, которые плакали на платформе, ни своей проблемой, терзающей его все восемнадцать лет. Только девушкой, её духами и глазами, её аккуратными пальчиками, держащими огурец.
-Как он мог тебя бросить? – спросило оно.
-Ушёл к другой, – её голос становился спокойнее, мягче.
-Разве есть кто-то красивее тебя?
-Ха! – горько усмехнулась она. – Да миллионы!
Оно взяло Иру за руку, само до конца не понимая, что творит.
«Господи, это же сон, прекрасный сон... – думало оно. – Ну пусть я посплю ещё немного... Только бы не проснуться...». За окнами поезда уже было темно, только станции проносились огоньками в черноте стекла. Целый водоворот в голове. Её глаза, огни станций, её рука в его руке... И что дальше? ЧТО ДАЛЬШЕ-ТО?! ВЕДЬ НИЧЕГО ЖЕ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ...
Ира сидела напротив, не отдёргивая руки, и смотрела Жене прямо в глаза. А потом резко вскочила и налетела на него с поцелуями...
Оно не умело целоваться. Оно видело много фильмов, и попыталось воспользоваться ими как научным пособием. Пьяный язык не хотел шевелиться. Но они целовались, как могли.
-Ты мне нужен, сейчас... – шептала Ира. – Мне нужно как-то забыться, понимаешь... Выкинуть его из головы... Мужа...
Оно было в ужасе. Мысли лихорадочно вертелись в его голове. Оно хотело её всем телом и душой, но что будет... что будет, когда она увидит... Что сказать? Как отказать ей?!
-Ира! – пьяным голосом пробормотало оно. – Ира, не надо! – оно чувствовало, как её руки лезут под рубашку... Сейчас она обнаружит грудь...
-Ира, стой же! – оно попыталось убрать Ирину руку... Было бы мужиком – хватило бы сил. А так... её рука только соскользнула... Туда. Рука Иры ТАМ. В ШТАНАХ. Всё, нет пути назад. Привет, позор, от которого бежим. Снова добрый вечер...
Ира отшатнулась. В неё как будто кипятком плеснули.
-Ты... – улыбнулась она. «Господи, - крутилось в голове у Жени, - Только не смейся, пожалуйста... Удивись, испугайся... Не смейся, прошу...». – Ты гермафродит? А что же сразу не сказал?! – её улыбка расползалась всё шире и шире. – А я-то, дура... – и она засмеялась. Господи, ну зачем? Может, потому что пьяна? «Она сейчас всем расскажет, - шептал его внутренний голос. – И не будет новой жизни. Все снова узнают, кто я...». Хохот был громким, обезоруживающим и обессиливающим. Но оно нашло в себе силы. Немного другие, с дрожью в пальцах, но силы пришли к нему. Любимое лицо показалось ненавистным, красота сияла уродством...
-Замолчи! – оно схватило Иру за шею и принялось душить. Оно видело в девушке всех сверстников из Грязного, чей смех до сих пор стоял в его ушах. Оно смотрело в мертвеющие глаза Иры... Больше не жалко её, не жалко её жизни, её чудесного голоса, хрипящего между его пальцами. Не жалко тепла её шеи, пульсирующего под его ладонями, ничего не жалко, если под угрозой его новая жизнь. Жизнь, где оно больше не оно, а он.
Господи, она же ведь мертва... Ира мертва!!!!! Что я наделало?! Я ведь и правда Франкенштейн...
Оно выбежало из поезда на ближайшей станции, забыв сумку с деньгами и документами. Да и к чему они теперь? Вот она, новая жизнь. Жизнь убийцы. Жизнь в бегах... Как там теперь лежит её красивое тело? На полке? Или упало, когда я убегало? Интересно, его уже нашли? Или оно пока просто остывает?
Господи, да о чём же я думаю, ведь жизнь-то моя кончилась... Я убийца... Лучше б оставалось просто гермафродитом...
Оно бежало по безлюдному лесу, всё дальше и дальше от железнодорожных путей, в глубину чащи, и думало: «И всё же я мужик... Смог постоять за себя...»