Глава 11. В положенный срок уходить на цыпочках

       Soundtrax: Hagalaz’ Runedance “ Frigga’s Web”
       Rain Fell Within “ In my dreams”


Глава 11. В положенный срок уходить на цыпочках


Последний автобус войны уходил в восемь тридцать. Она опаздывала ровно на одну жизнь, ее собственную.

- Ты хотела бы сбежать отсюда?
- Я бы ползла по битому стеклу, чтобы выбраться из этого города.

Лезвие длиной с кратковременную агонию, проникающий в сердце, между шестым и седьмым ребром, кровь пузырится, как газировка, взгляд мутнеет и уходит, холодильник заглотнул тело не подавившись – так все и кончится когда-нибудь, Кристина. Мне было видение. Звезды смертны.

Я стоял на потресканном радиоактивном бархате Neverland под кровавыми облаками горя и сорными цветами пронзительных молний. С запада выл ветер перемен голосами девяти моих гончих псов – на больших квадратных мордах ложь старых шрамов, острые уши слушают будущее, в глазах – осколки мироздания и угли судеб.

Она бросила мне вызов. Хей, трупнолицая госпожа Тоска. Я дам ей то, чего она заслуживает. Я дам ей невыносимую боль.

Дженни рухнула на обожженные ладони земли. Подбородок упал на грудь, беззащитная шея нацелена на поцелуй стали, на коленях перед господином вымолишь ли ты прощение, гордая?

Но она еще нужна мне, я запускаю ей в ухо черную змею контроля. Тварь блокирует ее матрицу, превратив самостоятельность в запертого зверя, беснующегося в клетке зависимости. Пес говорит: Насилие – неудачный способ подчинения. Причинишь боль – потеряешь человека. Но я не верю Псу. Никому, до конца. Доверие – уязвимость. Любовь – уязвимость. Добро пожаловать в реальный мир. Снаружи одно, внутри другое.

Я разыскал в ее глазах покорность и ослабил поводок, позволил ей смириться с потерей. Сколько твоих лет нанизано на кровавую нитку моей судьбы?

Ночь падет и укрывшись звездным плащом
Я войду в твои сны повелителем тьмы
И на пальцах моих будут когти-ножи
Я вспорю твой живот снизу вверх. Расскажи
Мне об ангелах-тварях крылатых зари
Я хочу увидеть тебя изнутри...

Ее боль становится размером с алую вселенную, боль пожирает реальность и время и все вокруг, усыпав их обглоданными костями законы привычной физики. Она теряет сознание и сползает по неприступной стене, царапая когтями безмолвный пластик. Сквозь злопыхательства ментальных сумерек она воспринимает открывающуюся дверь и руки, втаскивающие ее внутрь молниеносным рывком привыкшего ко всему человека. Крелл забрасывает Молли на пневмокушетку, пришпиливает ей на горло и запястья клешни портативного реаниматора. Недоуменное урчание последнего дает ему несколько стуков сердца передышки, возможность собраться с мыслями. С какого ты света, девочка?

Она бледнее иных постояльцев морга, но так ее даже легче воспринимать, уже прошло сорок часов, как он свыкся со смертью персонажа «девушка моей мечты». Показатели жизнедеятельности дают некоторую надежду, со свистом в кровь входят стабилизаторы и прочая необходимая дрянь, Молли стонет, так жаловался бы потревоженный во сне котенок, ее дыхание постепенно выравнивается и призрак румянца робко прогуливается по ее щекам туда-сюда. Несколько секунд вприпрыжку, но ведь для кого-то они вечность...


- Ты моя, - со стороны я возможно кому-то не страшен, но таких единицы по эту сторону портов. – Наконец-то ты моя, - чувство сродни приходу.
Ветер сюрреализует мир, зомбированный танец вокруг гроба кинетической пустоты, разрывы беспредельных полей данных в оранжевом кислотном мареве.

«Будет лик его бледен и ужасен, и мать всех скорбей омрачит его чело, и люто будет зарево его глаз. В черном и красном и серебряном – когда он глянет тебе в душу смерть покажется благословением, пламя в его руках так безжалостно».

С грохотом раскалывается мозаика неба. Радуга искр складывается в причудливый узор, жалкая тень самоубийцы вырывает у меня поводок и запускает покоренной в ухо свое огненное щупальце.


Молли вдруг начинает визжать и биться, ее зрачки втягиваются внутрь, обнажая белки глазных яблок и пепел веков, она кусает свои губы, зверея от боли и плюясь кровью и горячей пеной. Нечеловеческой силы удары разбивают Креллу лицо, ногти оставляют на его коже белые царапины, тут же вспыхивающие влажно-алым. Он наваливается на нее всем телом и прижимает инъектор к вене. Двойная доза транка выбрасывает женщину в отупелое пространство, предшествующее коме.


Контроллер издыхает на песке, его черные конвульсии в лужице мгновенно запекающейся крови станут еще одним эпохальным наброском художника по имени жизнь. Бешенство затопляет мое существо тяжелой алой водой, от рева ярости сходят с ума планеты и измерения сворачиваются в клубки, щелчком мысли я отшвыриваю назойливую бестию в сторону, перемалывая ему разом все призрачные кости. К его скулящим останкам устремляются мои псы с шестивековой жаждой убийства в зубах. Добить.

- Я снова оставлю тебя в живых, неблагодарная крыса, - говорю я агонизирующей матрице Покойника. – Но на этот раз для вечных страданий. – и заношу руку для последнего удара...

Дети грома. В термоядерной вспышке лилового, слепящим светом соткана она и тут же расщепляется на несколько зловещих фигур, устремляющих ко мне свою ненависть. Знакомые твари - семь златооких фей. Макияж в стиле готик, я знаю вас по именам, ипостаси Кремниевой Девственницы – Дидра, Таци, Волюспа, Маэдра, Рила, Кристалина и Ницу. Катаны в их обнаженных руках плетут кружева загадочных танцев крови, они чертовски опасны, моя смерть – их второе имя.

Неизбежность битвы, я харкаю кровью в тенях скользящих грифов... Ойра! Я собираю всех доступных слайдеров в вертящееся колесо огня. Безбрежная мощь властелина тьмы... в глазах моих неизменно убийство.