Глава 16. Вторая ошибка бога

       Часть 2. Серебряные слезы, кровавые поцелуи...

Мы сражаемся и умираем, делим что-то в этом призрачном мире, блуждаем в тщетных поисках близости, сквозь пепельный ветер пустыни, сквозь четыре четверти заката...
Раны затягиваются, время проходит. Сколько? Его считают те, для кого это имеет значение. Смертные.

 
       Soundtrax: Dark Sanctuary ‘ L’envers du miroir’
       Poeta Magica ‘Morrigu’s Song’

Глава 16. Вторая ошибка бога

Линованное пространство будущего, зонд в желудке, стальные швы на трахее судьбы, блюя кровью нерожденного сына она вынуждена познать мир таким, каков он есть – безжалостным. Вот твоя свобода – задыхается в моем кулаке, симптоматично, но тебе решительно плевать. Твои доводы – шаг в аэрокосмос, непознанное, лестница обрывается болью ли, сном ли, смертью?
И вспоминал о даме скорбных стилей, перебирая кишки струн среди тусклой поры осени. Трупанутая посредством внутренней идеи мисс К., фенциклидин сделает тебя дебилкой за два скоротечных месяца, компрендо?

Холод. Ветер бросает снег горстями, стелятся по земле извивающиеся бледные черви, погребальной музыкой скребет по обмороженной коже разреженный воздух. Клоформы застыли в низкотемпературной гримасе, лопаясь, судорожно сочась темной заиндевелой технической жижей, словно кровью, не сохраняя больше жизненную температуру, грозя переохлаждением. Оружие, сменившее функцию на орудие пытки методично бьет по ребрам, узорчатыми паутинками ползет лед по металлу стволов, бронежилетов, касок. Кажется, что скоро лапки мороза дотянутся до микросхем процессора боевых рефлексов и он затихнет, мигнув синим огоньком на краю мозга, обессиленный многодневной гонкой. На полдороги к обреченной земле, след в след, счет шагам перевалил за миллион, кажется, что внутренности набиты когтистым льдом, каждый вдох – ценой в жизнь, гипнотически-бесконечный транс, белое безмолвие глотает их, одного за другим...

Охотники отрезали им путь к отступлению, залп вертолетов поддержки выжег в снегу периметр будущей могилы, регулярные войска ЛС, закованные в углепластик и титан, устанавливали цену жизни наемников. Война – это аритмичные танцы мертвых, где первоначальные цели, благородные либо преступные, всегда заменяются банальной схваткой на выживание, естественным отбором, определяющим сильных и хитрых на сите удачи. Обыденность смерти, ее обыкновенность определяет психоматрицу солдата, это – синдром Ареса.

Пехота живет среди трупов. Трупы справа, трупы слева, трупы под нами. Через сто пятьдесят метров пуля не пробивает замерзшее тело, своих и чужих кладут как укрытие, продолжая игру, в которой зубы стучат от страха...

Они были повсюду, шли по красному снегу, отрубая головы резаками, на сувениры, шутник Дигби, изжеванный взрывной волной, Кэп, уткнулся лицом в землю, снайпер вытянул его душу, как нитку, худышку Берту держит за волосы один из черно-серых, нож-пила на миг застывает в верхней точке траектории, по лезвию тянется багровая капля размером с море, со звоном колется пасмурное небо, «Викинг» впрыскивает ей «желтого дракона», ускоряя рефлексы до скорости света, Гроза вскакивает на колени, ярость переполняет разум алым туманом, когда логика дремлет глубоко внутри, не детерминируя больше поступков. Крупнокалиберные очереди ее РП разрывают окружающий кошмар на части, осколки зеркала, осколки тел и амуниции, слезы крови, чужих-своих-чужих. Она кричит, вкладывая в крик вековую усталость, вселенскую боль, бессмысленность и утраты и ненависть к миру... Наконец шальные сестры находят ее сердце...

Гроза проводила недобрый сон стоном, пот страха и памяти впитался во тьму, она лежала в одиночестве, между утром, которого не хотела, но которое неминуемо и прошлым, цеплявшимся за подол с настойчивостью нищенки. Дом, эхом отзываясь на состояние хозяйки вывел на потолок релакс, чернильная бездна космоса опрокинула на голову тысячи звезд, по-королевски высокомерных, по-королевски недоступных. «Вдова» успокаивающе холодила бедро.
Пара месяцев времени, она опять выкарабкалась из капкана старухи, хотя сад Гесперид был также фантомен, как край мира. Койл растворился почти бесследно. Цепь неких событий вызывала у нее смутные догадки, но пока связать их воедино она не могла. Затяжная бессмыслица бытия грозила поворотными событиями, выл вестями ветер где-то в предсердии, тревожно пахло войной. Об этом еще не кричали на улицах, сеть по прежнему пребывала в феерическо-кумарном стазе, но проницательные хомосы уже сворачивали дела.

Те жалкие крохи заседаний совета, что проходили в эфир были полны зловещих знамений даже для Грозы, равнодушной к политической ситуации. Грызня и демонстрация грубой силы являлись главными составляющими этих трансляций. Уже сам факт цензуры настораживал. Круглосуточное сетевое вещание давно стало нормой, заменив и вобрав в себя телевидение прошлого, смикшировав в своих мегабитных потоках индивидуальности оно предало забвению само понятие «частная жизнь» и таким образом дало реактивный импульс развитию технологий защиты информации. Для с-журналистов не существовало границ, моральных и физических – боевые действия, интимные подробности, скелеты в шкафу, катастрофы и прочая, часто патологическая, экзотика – они являлись неотъемлемыми свидетелями всего происходящего. Если бы бог решил создать мир сейчас за его потугами наблюдало бы несколько миллионов скептически настроенных критиков, сопя в спину, давясь фастфудом и комментируя происходящее фразами типа «Я бы все сделал по другому...».

Соответствие инфы истине всегда было под вопросом, с рождения Локи человечество его любимая игрушка. Пес говорил «Хочешь знать что происходит – слушай сеть. Все что будет казаться правдой – ложь. Все что будет казаться ложью – правда».

Анонимные и частные узлы пестрели слухами, один невероятней другого – от падения гигантского метеорита (на этот раз наверняка) и новой атаки Морских до тотальной эпидемии. Вновь в моду вошли абстрактные культы. Потерявшие было всякую связь с действительностью церкви стремительно набирали силу за счет хлынувших в их лоно ищущих смысла и успокоения. В аппендиксе богов – Копье и в других Вольных полисах задирали друг друга и всех остальных регвойска корпов, пока ограничиваясь поножовщиной и не применяя тяжелое вооружение. Искины отмалчивались, то ли не желая учавствовать в дрязгах смертных, то ли по другой причине, ведомой только им. Напряженное ожидание копилось над городами, запекалось багровыми сгустками закатов, ползло метастазами смога, поражая все больше людей безумием. Взрыв был неминуем. Требовалась крошечная искра.

«Щепка в бушующем десятибалльном море» – эта мысль запоздало пришла на ум. Ее осведомленность о реально происходящем вокруг была иллюзорна, как и эти звезды над головой. Даже о Койле, с которым провела достаточно долго, она фактически ничего не знала. Она чувствовала, что без этого знания все ее попытки влиять на события, стать их эпицентром окончатся крахом. Она ненавидела горький привкус осознания того, что от тебя ничего не зависит, этот бронепоезд проносится мимо на огромной скорости и для того чтобы оказаться внутри необходимо обладать рычагом, тормозом, даже если за его активацией последуют переломы и падения с верхних полок.

С собственных слов он был независимым разработчиком психоматриц, подписавшим контракт с Триадой. Случайно он совершил какой-то прорыв в технологии нейроконтроля и решил заработать на этом больше, чем смог бы потратить. Переговоры окончились соглашением с людьми из Симко, но воплощение плана бегства в жизнь обернулось камерой в закрытой лечебнице-лаборатории. Кто оплатил его освобождение он не знал, очевидно Симко. Естественно, что Гроза скорее поверила бы в эльфов, чем в подтверждение правдивости этой инфы от какой бы то ни было корпорации. В открытом полицейском архиве полиса Жемчужина его отпечаткам соответствовал только казненный психопат Будда Истмэн, что все запутывало окончательно. Обвиненный в десятке физических убийств «просветленный» жил и умер пару десятков лет назад. Однако генкоды и частоты мозга убийцы и того, кто называл себя Койлом не совпадали. Вообще говоря, излучение его мозга было чертовски странным и поставило в тупик даже Сато. Историческая БД на запрос сообщила об отсутствии данных, хотя Гроза слышала это имя раньше, в связи с антивирами или чем-то подобным. Слишком давно это было, воды Леты текут медленно, но неизбежно...

Вокруг были глухие безответные стены загадок, ее фортуну
ломало где-то на антиподной стороне шара, ни просвета, ни намека. В моменты подобные этому, испытывая отчаяние и собственное бессилие она ощущала себя уже мертвой, как героиня Гибсона, которой оставалось только лечь на землю.

Клик-клик сетевого менеджера серебряными колокольчиками, очнись, созерцатель сущностей. Крыса-судьба не обделяет нас своими обглоданными дарами.

В протосети ее звали Зета. После ее последователи и враги придумали ей сотни прозваний – от обожествляющих до пропитанных злобой. Но любому из двух миллиардов существ находящихся в сознании было ясно, что имеется в виду при упоминании Кремниевой Девственницы. Она явилась в образе проказливой девчушки с двумя торчащими косичками и багровыми глазами без зрачков, что придавало ей вид демонический и одновременно вызывающий непроизвольную симпатию. Кажется ее звали Ницу.

- Сестра, - забавно, подобное приветствие от компа, пусть и столь чудовищно совершенного.
- С ума сойти, - аудиенция бога была Грозе впервой.
- Ты удивишься, если я скажу, что нам по пути? – приятный голос, шевелящий мысли о яблоках, зеленой траве и солнце.
- Не удивлюсь. Я слышала о твоей склонности к суициду.
- Ищущая, ты забываешься, - мнимый воздух полей ощутимо завибрировал. – Не искушай меня в желании познать тебя изнутри, - изображение мигнуло, видимо перекинув разговор на другой уровень. К малышке добавилась бледная тощая девица с лиловыми пухлыми губами трупа в кожаном облегающем платье с откровенно-бездонным декольте. Искромсанный в лохмотья шлейф, в ладони шипит стальная душа самурая, призраки мертвых кошек в ртутных глазах – таких не приглашают в гости даже на Xmas.
- Как поживаешь, Рила?
- Как может поживать совершенство?
- Все так плохо?
- Тебе не понять, человечек.
- Безусловно. Итак, чего ты хочешь?