Фриланс

История эта произошла еще тогда, когда игорный бизнес был легальным и не прятался за вывесками Интернет-кафе, а на скачках работал тотализатор. Это история о поиске заработка и поиске себя во всех поисковиках мира.

 -1-

В пятом заезде Игорь поставил на вороную кобылу Гейшу. Наездника он не знал, но кличка лошади внушала ему доверие. Андрей скучал: ждал собачьих бегов, которые должны были начаться сразу после скачек. Влад ставил на то, что возьмет у рыжей телефон, несмотря на серьезную рожу ее папика. Обычно его привлекали такие комплекты – модель плюс папик. Для него наличие в радиусе старого мужика с тугим кошельком было достаточным доказательством того, что модель хороша в постели. Разочаровывался он регулярно, но своим правилам не изменял. Нас это веселило. Я поставил на девятый номер – жеребца по кличке Гонорар. Пятый заезд начался из левого поворота, туман мешал разглядеть номера лошадей. Игорь проклинал погоду, Владик сверлил глазами нашу рыжую соседку.
Если бы лошади соревновались за пособие по инвалидности, Гонорар победил бы. Правда, и Гейша не пришла первой. Я решил больше не ставить.
Февраль уходил с туманом. Говорят, что туман съедает снег, но этот, похоже, выплевывал. Везде белели клочья выплюнутого снега, грунтовые дорожки подтаяли, копыта лошадей вязли, на трибунах было холодно. Влад совсем потерял интерес к тотализатору, боясь упустить из виду свое новое увлечение.
Субботу мы проводили беззаботно. Золотой молодежью из нас был только Андрей, живший за счет отцовского бизнеса, в котором не принимал никакого участия. Игорь и Владик были менеджерами пресловутого «среднего звена», я – фрилансировал-балансировал на грани. Знакомы мы были давно, но не с детства. Дружбу в детстве не выбираешь: то соседи, то одноклассники. А мы выбрали друг друга, отколовшись в разное время от разных компаний. Мы подошли друг другу, как паззлы. И поодиночке – к концу недели всех начинало ломать. Женат никто из нас не был. Девятилетнего сына Андрея воспитывала его бывшая. Но как звали этого сына, ни я, ни ребята не помнили. Одинокие люди обычно мало интересуются детьми. 
Зависать подолгу в одной точке обычно не получалось. Исключение составлял только ипподром, несмотря на то, что увлекался тотализатором один Игорь, а мы все таскались за компанию. Кроме этого, можно было сидеть в привычных кафешках или у Андрея, который жил один в трехкомнатной квартире в центре, можно было тусить в «Максиме», но клубного шума никто не выдерживал долго. Андрей иногда ходил на тренажеры, Владик – в бассейн. Игорь встречался со Светой, но так редко, что мы забывали интересоваться, как и куда продвигаются их отношения. Иногда мы с Игорем бывали в кино, но если ему не нравился фильм, он начинал пилить меня прямо в зале за то, что это я его потащил на премьеру, когда можно было, как все, набрать завались пиратских дисков и смотреть дома. Поэтому в кино мы наведывались нечасто. Но, несмотря на все это, тогда мне казалось, что между нами очень много общего.
Начался шестой заезд. Андрей предложил переждать в кафе до собачьих бегов. Модель со спонсором заметно оживились, приглядываясь в тумане к номерам лошадей. Влад толкнул меня локтем.
– Давай ты!
– Что я?
– Попроси телефон у нее.
Я оглянулся на папика.
– Как?
– Придумаешь что-то!
При этом Влад поднажал локтем, и я уткнулся папику в плечо. Он оглянулся, рыжая хихикнула. Мне пришлось извиниться.

Она была красива. Может, я впервые одобрил выбор Владика. Вообще люблю веснушчатых, кареглазых, в таких вот беретах с помпонами. В ней и женское, и детское, и сразу понятно, почему она деду так нравится.
– Помогите мне, пожалуйста, – я заулыбался как можно простодушнее. – Я тут впервые. Уже сто пятьдесят долларов проиграл. Посоветуйте, на кого в следующем заезде поставить.
Папик сосредоточился на мне. Девчонка звонко расхохоталась.
  – Сережа, ты гуру этого ипподрома!
С «дедом» я погорячился. Лет пятьдесят ему было, не больше. Седая, непокрытая голова, черное пальто и развязанный серый шарф. Высокий мен, тяжелый, наверное. Приходится рыжей попыхтеть.
Он заговорил о лошадях, назвал фаворитов. Разговор о скачках был ему приятен. Я продолжал улыбаться с видом полного профана.
– А вы кто по специальности? – спросил он.
– Копирайтер.
– Гм.
– Сережа на тройку ставит, – пояснила мне девчонка. – На тройку победителей. Это самый сложный вариант!
Мен снова усмехнулся.
– Сергей Михайлович меня зовут. Это Ася.
– Очень приятно. Дмитрий. Возьмите меня с собой в седьмой заезд! – взмолился я.
Мы пошли к кассам тотализатора. Я старательно повторил за папиком цифры. Ася заверила, что нам повезет. Когда мы вернулись на трибуну, моей компании уже не было. Наверное, ушли в кафе – коротать время.
– А на собак вы не ставите? – спросил я.
– На собак, что на тараканов. А лошади – это благородно, – объяснил он. – А что делает копирайтер?
– Пишет. А вы что делаете?
– Руковожу банком.
– Клево.
– А что вы пишете?
– Что закажут. Статьи разные. Рекламные ролики.
– Сценарии юбилеев?
– Бывает и такое.
Я подумал, что Асе не так и сложно с ним, может. Папик, несмотря на внешнюю тяжеловесность, оказался легким в общении.
Мы выиграли. Я вернул все, что успел продуть за сегодняшний день.
– Еще? – спросил он.
– У вас все так просто?
– Хочешь взять кредит в моем банке?
– Нет. Мне кредит нельзя. У меня доход нестабильный.
– А какие ролики на ТВ ты придумал? 
– Я для радио.
– Не люблю радио. Ржут там постоянно.
Ася снова хихикнула.
– Скажите мне лучше еще три номера, чтобы я наверняка выиграл, – сменил я тему.
– Наглеет парень, нет? – Сергей Михайлович подмигнул Асе.
– Он смешной.
– Я всех ужином угощу, – пообещал я.
– Ужина ждать никто не будет. Обедом угостишь. Но если проиграешь, я угощу, – решил гуру.
Мы еще раз поставили на тройку в последнем заезде. Проиграли оба. Два номера он угадал, а третья лошадь перешла на галоп и сошла с дистанции. Ну, и дура!
– Замерз я здесь, – скривился Сергей Михайлович. – Асенька, ты как?
– Поедем обедать?
– Самое время.
Машина у него была Porsche Cayenne и водил он сам. Смотрелось круто. Ася села рядом с ним, я – на заднее сидение. Чувствовал себя весьма комфортно, так, как будто старых знакомых встретил, с которыми грех не выпить. Выпить решили в «Шопене», обед обещал влететь в копеечку.
От алкоголя Сергей Михайлович отказался, Ася – тоже, может, из солидарности. То ли рано было для спиртного, то ли он вообще не пил, я не понял. Но меня угостил виски. Я не упрямился. С какой радости? Нужно было номера правильно угадывать!
Посетителей было немного. Несколько бизнесменов зависли над тарелками, но обсуждали, похоже, сделку. Было тепло, уютно и спокойно. Ася стащила берет – рыжие волосы рассыпались по плечам. Я почему-то подумал, что с Владиком ей вряд ли было бы так комфортно, и вряд ли они обедали бы в «Шопене». Ну, разве что на День Святого Валентина.
– Давай, рассказывай, – подбодрил меня папик.
– О чем?
– О чем хочешь. Мне все интересно. Вот мы все время по своим орбитам вертимся. И я, например, понятия не имею, чем живет медсестра в больнице. У меня даже нет шанса узнать об этом. У каждого свой опыт. И у меня – в пятьдесят два года – нет ни одной мысли по поводу того, чем занят или о чем мечтает копирайтер. А мне, может, интересно.
– Зачем вам чужой опыт? Смысл какой в этом? Голову забивать? – не понял я.
– Так ведь в моей жизни ничего нового не происходит. А все пустоты в голове должны быть заполнены.
– Ася вам тоже все рассказывала?
– Рассказывала. О матери. О том, как в университете училась. О знакомых. О том, что модно.
– Да у меня ничего интересного, – отмазался я. – Работа, тексты, Интернет, заказчики, друзья, кафехи, живу с мамой. Проблем много. Заказы срываются. Или еще хуже – недовольны клиенты бывают, отказываются платить. И потом доказывать что-то нужно, оправдываться – статья-то написана, горы материала перевернуты. И от этого все удовольствие от работы пропадает. Зыбко все.
Он согласился:
– Никому не нравится, когда зыбко.
Плеснул мне еще выпивки. Ася покосилась на пачку моих сигарет, но потянулась за апельсиновым соком.
– А друзья что? – продолжал расспрашивать Сергей Михайлович.
– Нормальные друзья. 
– А девушка?
– Сейчас нет. Была. Были.
– Не срослось? – спросила Ася.
– Не срослось, ага, – я обрадовался подсказке.
– А развлекаешься как? – спросил папик.
– Кино смотрю.
– Простой вроде малый, – сказал он обо мне Асе. – Какой-то тусклый даже. Вот к чему приводит Интернет.
Как будто меня тут и не было.
Я присмотрелся к обоим, и ощущение комфорта исчезло. Очень неловко стало. Бывает такое неудобное состояние, когда собеседник просверливает тебя взглядом, а тебе добавить нечего и смотреть ему в глаза как-то неловко. Понятно, что он ждет чего-то, но чего?
Я вообще не мог понять, как оказался с малознакомыми людьми в ресторане. Вспомнил, что хотел взять у нее телефон. Для Владика.
Папик вдруг извинился и потопал к приятелям. Очень кстати, но Ася заметно огорчилась.
– Как всегда, деловые разговоры подождать не могут.
– Ты давно с ним?
– Год почти.
– Нормально?
– Терпимо. Хорошо даже.
– Скажи телефон – пересечемся где-то, – предложил я.
– Я поняла.
Я дождался, пока он вернется, и стал прощаться. Он даже поинтересовался вежливо:
– Может, подкинуть тебя куда-нибудь?
Я так же вежливо отказался.
– Ты оставь координаты. Вдруг мне рекламная статья понадобится, – сказал он неожиданно. – Мне кажется, ты это умеешь. Но инфу на тебя собрать не помешает.
Шутка была не очень понятна, я на всякий случай улыбнулся, продиктовал номер и ушел.

-2-
Позвонил Андрею.
– Ну, как собаки?
– А я уехал, – сказал Андрей. – Не дождался.
– А пацаны?
– Не знаю. Владик, кажется, еще там.
– И чем ты занят?
– К отцу заехать надо.
Так как-то беззаботная суббота и развалилась. И Влад не перезвонил даже затем, чтобы узнать телефон рыжей. Туман засасывал город, домой не хотелось. Интернет в последнее время раздражал меня не меньше, чем телевизор.
Я шел пешком от метро, глотая туман и пытаясь распробовать его на вкус. Ощущение какой-то недосказанности или недознакомства болталось в воздухе.
Ася хороша, конечно. Весела и мила. Но и Сергей Михайлович – на уровне. Никакой замшелости и заторможенности восприятия. Хотел бы я так выглядеть в пятьдесят два. Мне и в тридцать не хватает активности. Интерес к чужой жизни тоже, в принципе, не порочен. А к чему приводит замкнутость на самом себе? К вечным психологическим проблемам? К тоске? К бессоннице? К бегству в собственные тексты – по кругу собственного сумасшествия? Нет, папик прав в том, что чужой опыт – более благодатная почва для размышлений, чем бесконечное перетирание в памяти деталей своего прошлого.
Я набрал Влада.
– Я номер тебе достал. Только не сказал, что для тебя. Встретимся где-то все вместе, а я потом свалю.
– А, так даже лучше, – согласился Влад.
– А ты где сейчас?
– Не знаю, в тумане иду.
Я засмеялся.
– Я тоже.
Мама удивилась моему раннему возвращению. Мама… Единственный человек, который может меня терпеть – любым, в любом виде, в любом настроении. Никто другой не выдержал бы. Она даже не пилит. Она оправдывает. Даже когда на работе неприятности, когда я пьяный прихожу, когда с Люсей расстался, когда уехал летом в Крым и не сказал ничего. А меня как-то резко сорвали – на один день. И я вообще забыл позвонить. И неделю там проторчал. Она сказала, что ничего, это нормально, что мне нужно было расслабиться. А сама больницы обзванивала и сердечные капли пила. И главное, что она психотерапию никакую ко мне не применяет. Вот такой – и ладно. Хоть не наркоман.
И она привыкла, что по выходным меня нет вообще. Что я шатаюсь где-то. Или у Андрея торчу. А потом ночью в полусознательном состоянии сочиняю статьи о биодобавках и курсах логистики.
– Я на скачках выиграл.
– Много?
– Ну, как… Сначала проиграл, а потом выиграл. То есть ничего не выиграл.
Может, она считает меня неудачником. То есть наверняка считает. Но у меня никогда не было таких вариантов, о которых я сожалел бы. Не было таких шансов, утратой которых она могла бы меня упрекнуть. Вообще у парня из семьи советских инженеров мало шансов. Никаких богатых или известных родственников у нас не было, людей криминала – тем более. Вакансии мне попадались самые заурядные – вечный сбыт, поставки чего-то куда-то, такое, чем сейчас Влад занимается. Или Игорь. Андрюха хоть программист неплохой. Напишет несколько прог для американцев – и чувствует себя вполне реализованным. А ему и не обязательно этим заниматься – папаша-ресторатор на произвол судьбы все равно не бросит. Не лучшие у него рестораны, но прибыль какую-никакую приносят. Столовые кормят. Логично.
   
Потом вдруг позвонила Ася. Вечером. В тот же день.
– Ты один? – спросила у меня.
– А ты?
– Я – да. Просто подумала, что ты тоже можешь быть не один. Ну, как и я.
Я понял, что она имеет в виду.
– Один, – повторил неубедительно.
– Ловко ты моего обработал, – засмеялась Ася. – Он еще вспоминал о тебе несколько раз после того, как ты ушел. Увидимся?
Я согласился не раздумывая – не раздумывая ни о Владе, ни о ее папике, ни о себе.

К ночи туман исчез, мостовые прихватило льдом. Скользко было так, что казалось, воздух скользит… что если она руку подаст – рука выскользнет из моей.
– Куда пойдем? – спросила она просто.
– А куда ты хочешь? В кафе?
– К тебе нельзя?
Я позвонил Андрею. Тот был у отца. Я предупредил, что зависну в его квартире с девушкой.
– Блин, так что мне у родителей ночевать? – возмутился он.
– Пожалуйста, Андрей, – попросил я.
Он отключился.
– Я вообще-то для друга твой телефон брал. Ты ему понравилась на ипподроме, – признался, когда мы вошли.
– Это его квартира?
– Нет, другого друга.
– Тогда все равно. Тогда лучше ты. Я хочу секса с молодым парнем.
– Все равно, с кем?
– Нет, лучше с тобой, – ответила она.
Понятно, как она рассуждала: мы промышляем примерно одним и тем же и априори должны быть специалистами. Она рассуждала так же, как Владик. Они бы хорошо друг друга поняли.
Ася стала быстро раздеваться. Рыжие волосы растрепались. Я тоже хотел ее так, что уже не раздумывал, каким будет наш секс – грубым, типичным или комичным. Вряд ли комичным. Знаете, есть девчонки, которые в постели норовят шутить, анекдоты вспоминают, что-то цитируют, и даже прикольно бывает, но это хихиканье портит что-то инстинктивное, животное что ли. Секс не должен остроумным казаться или интеллектуальным. Он не для умственной зарядки. И когда я понял, что Ася хихикать и упражняться в остроумии не собирается, мне очень легко сделалось. К тому же она заметно спешила.
Еще утром мы не были знакомы, и каждый чувствовал себя уютно в своей компании, а вечером колкие, быстрые ласки вырвали нас из привычной среды обитания и пришпилили друг к другу, как засушенных жуков – живых и ярких снаружи и мертвых внутри. И когда мы замерли, мне перестало казаться, что она спешит. Или она перестала спешить. Попросила у меня сигареты и стала курить в постели.
– Он не любит, когда девушки курят.
Я тоже закурил. В душ она не шла. Просто лежала, не касаясь меня больше, и курила.
– Знаешь, сколько раз я переезжала?
Я про какие-то другие разы подумал, еле сосредоточился.
– Сколько? – спросил из вежливости.
– Очень много раз. Очень. Я в маленьком городе родилась и в семнадцать лет уехала поступать в университет. И все, я никогда не была там с тех пор. Вместо этого жила на юге, потом вообще за границей, потом вернулась и разменяла еще несколько городов-миллионников. Долго искала работу в столице и ездила каждую неделю на собеседования, каждый понедельник просыпалась в поезде – не могла понять, где я, зачем, в каком направлении еду. И вместо работы всегда находила мужчин. Очень разных. Но в целом – одинаковых. Пожилых.
Иногда память выхватывает какие-то смутные картины, и я не знаю наверняка, было это со мной или не было, видела я эти улицы в своей жизни или в какой-то передаче по телевизору. Вчера по ящику показывали сад с кустиками в виде животных. Сергею очень понравилось. И я хотела сказать, что видела такой сад за границей, или даже – этот же сад, но не была уверена. Так же и с лицами. Не с теми, которые в фотоальбомах подписаны, а с второстепенными, которые снятся пятнами. Я потом думаю целыми днями, откуда могу знать этих людей. И могу ли их знать вообще. Когда ты подошел, мне показалось, что я тебя знаю.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
– Много воспоминаний как на двадцать семь.
– Да, много.
Она снова закурила. Мне не хотелось говорить.
– Можем здесь до утра остаться? – спросила она.
– Можем. А папик?
– Он уехал.
И меня больше не тянуло ее обнять. Потому что это была совсем не та Ася, которую я видел утром в тумане. Это был я сам, вывернутый наизнанку.
– Замуж тебе надо.
– Я не выдержу. Знаю, что не выдержу. Без любви не выдержу. Ничего не прощу без любви, небритые подмышки не прощу, запах изо рта не прощу, лысину не прощу, прыщик на спине не прощу.
– И за деньги не простишь?
– За деньги стерплю. Но не прощу.
– Он нормальный.
– Да, он нормальный. Бывали хуже. Я знала, что ты меня поймешь. И спасибо, что понял. Это как профсоюз.
– Я этим не занимаюсь, – сказал вдруг я. – Случайно получилось. Чтобы телефон твой взять.
– А чем зарабатываешь? – она вдруг повернулась ко мне, сигарета замерла.
– Пишу.
– Да сейчас все пишут, но за это никому не платят.
Она резко села.
– Почему же ты согласился? Ты же говорил… для друга?
– А почему бы я отказался?
– Точно.
Я подумал, что она начнет собираться, но она снова легла.
– Все равно уже. Его два дня не будет. Надо пользоваться. Иначе можно с ума сойти. А так – как будто бы авантюра, приключение, все несерьезно, значит, и то, остальное, тоже несерьезно, и не стоит думать об этом. Это как весы раскачать. Жизнь нужно разнообразить. Думаю, он тоже находит какие-то развлечения, кроме меня. Ты с мамой живешь?
– Да.
– Не позавидуешь.
– Почему? Мы почти не видимся.
Она засмеялась.
– Так женатые говорят: «Ну и что, что я женат? Мы почти не видимся». Но они видятся в постели – без вариантов. Хочешь, я познакомлю тебя?
– С кем?
– С женщинами… с бизнесменшами. Хочешь?
– Нет.
– Подумай. Ты хорошо подумай. Ты сможешь жить лучше.
– Обедать в «Шопене»?
– И это тоже. И снять отдельную квартиру.
– Ты серьезно?
Она, наконец, поднялась и стала одеваться.
– В ванную не пойдешь? – спросил я.
– Нет. Хочу тобой пахнуть.
Вызвала такси и уехала. А я остался в квартире Андрея. В воображаемой отдельной квартире.

-3-
Андрей вернулся, когда я пил его кофе.
– Из-за тебя папашу полночи слушать пришлось.
– А мне Асю слушать пришлось.
– Лучше бы Асю.
К вечеру нужно было сдать статью о новой серии косметики. Статья предполагалась для сайта. В косметике я не очень разбирался, но мне выслали набор стандартных фраз. Формулировки были следующие: перламутровый блеск, кремообразная формула, экстракт плодов лили-пили, орех макадамия, восточный аромат амбры, запах состаренной замши, шлейф аромата сырого северного мха и т.п. Смысл этих выражений представлялся мне неясно, некоторые относились к духам и туалетной воде, некоторые – к косметике в целом.
– О чем думаешь? – покосился Андрей.
– Хочу войти в один бизнес…
– По-моему, ты и бизнес – параллельные прямые.
– Спасибо.
– Мить, без обид. А какой бизнес?
– Свое мнение ты уже высказал. 
– Ну, а что эта Ася?
– Ладно, поехал я писать.
– Садись за мой комп.
– У меня исходники дома.
– Качни еще раз с почты.
– Не хочется. Вообще писать не хочется. Статья о косметике. И, понимаешь, если бы она была о подшипниках, не было бы легче. Тоже параллельные прямые.
– Кризис жанра что ли?
– Не кризис. А постоянно делаю то, чего не знаю. Пишу о том, в чем не разбираюсь. Устал.
– А в чем ты разбираешься?
– Ни в чем, кажется. Ни хрена толком не помню.
Вдруг я увидел все так резко. Здесь, на кухне Андрея, обычным утром какого-то очередного февраля, я понял, что ничего не умею делать и ничего не знаю. 
Стало так пусто, что нужно было срочно что-то предпринять – просто ради инерции движения. Домой ехать не имело смысла. Я открыл почту, скачал исходники – перечитал их в сотый раз.
– Если не понимаешь, о чем речь, поищи в Интернете, – посоветовал Андрей. – Я всегда так делаю.
– И я так делаю. Но если задуматься… Вот мы пьем чай с саусепом. Ты знаешь, что такое «саусеп»? Посмотри в гугле – тропический фрукт, сметанное яблоко, мякоть кремово-белая, черные косточки. Ты понял, что это? Как он выглядит? Вкусный он или нет?
Или что такое лили-пили? Я прочел. Мне это ничего не дало. Я не почувствовал ни вкуса, ни запаха, слова остались словами. И все. Мы так и живем. Узнаем о мире и о себе из Интернета. Ты вбиваешь свое имя в гугл и ждешь: «Может, что-то изменилось за ночь, и я прославился?» Но твое имя и плоды лили-пили – одно и то же. Фраза, которая ничего не значит. Она может только привлечь – познакомиться, рассмотреть, обнюхать, попробовать, узнать ближе. А без этого – просто слова. Одно слово вырастает в десять слов. Все равно, что попросить описать себя. Умный, высокий, скромный, глаза зеленые. Это ты? Или я? Или кто-то другой? Это может быть кто угодно. И если с тобой не познакомиться, никакого впечатления о тебе такое описание не оставит.
Сколько порно ты пересмотрел в Инете? Это значит, что ты узнал всех этих актрис? Что переспал с ними? Сколько описаний матчей ты прочел? Сколько турнирных таблиц пролистал? Это значит, ты видел эти голы? Чувствовал радость побед?
Андрей молчал.
Я написал письмо заказчику: «К сожалению, вынужден отказаться от сотрудничества. Приношу извинения за то, что потратил ваше время».
– Это Интернет виноват в том, что мы ничего толком не знаем. И ничего толком не чувствуем. 
– Я так не думаю, – он все-таки не согласился. –  Инет – просто средство, чтобы немного облегчить нам жизнь, чтобы не таскать за собой тома энциклопедии, чтобы заработать немного денег. Требовать от виртуальной сети человеческих чувств – какой-то подростковый подход.
Спорить не хотелось. Статья отпала, и предстоял пустой день.
– Ты чем будешь заниматься? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Программу дописывать. А ты?
– Не знаю. С Владом нужно вечером увидеться.
Нужно было… как-то прояснить ситуацию с Асей.
– Влад вчера с катушек слетал. Костя его достала, между нами.
– Да зря он напрягается. Вправлять Косте мозги – себе дороже.
Костя – не пугайтесь имени – была сводной сестрой Влада. Отец Влада женился на ее матери, и так у Влада появилась двадцатилетняя сестрица Констанция. Сестрица была еще та. Черствая дочура, впрочем, обладающая неплохими способностями. Самостоятельно поступила в медицинский институт, училась по бюджету, получала повышенную стипендию и постоянно отхватывала какие-то премии. Но внешность у нее была странная – длинные волосы, заслоняющие лицо, понурая фигура, длинная одежда, скрывающая контуры тела, опущенный в пол взгляд. Если бы мы не знали ее – приняли бы за типичную эмо-девочку, отбившуюся от эмо-тусовки. Увлекалась она фрейдизмом и еще какой-то психологией, но так чтобы помогало – не очень. Мы не копались в этом. Но конфликт с Владом у нее был затяжной, со спорами и руганью, переходящей из вежливо-интеллигентной в невежливо-матерную – по любому поводу. Влад, русый, коренастый, подвижный, когда-то мечтавший о карьере боксера, а никак не менеджера, считал присутствие рядом с собой задумчивой Констанции чем-то вроде кары небесной.
Лично мне Костя нравилась, хотя задушевных бесед у нас никогда не случалось. Знала она нас давно, но не доверяла никому и на любой вопрос отвечала односложно. Училась она, кстати, не на психолога, а на реаниматолога. И никто не сомневался, что у нее получится.
Честно говоря, кому я и завидовал из всех нас, так это Констанции. Знать, что все впереди, и быть уверенным, что идешь именно тем путем – это ли не счастье? В ее здоровой психике я не сомневался: шизоида не приняли бы в медицинский институт. Вела она себя вполне адекватно. И, по-моему, скорее походила на девственницу-заучку.
– Влад считает, что Констанция плохо влияет на него. Что-то вроде нлп, – засмеялся Андрей. – Кодирует на дипрес.
– Влада хрен закодируешь!
– А тебе он зачем?
– Ну, Ася – это та Ася, с которой он меня просил познакомиться.
– Да? И зачем ты такое исполнил? – удивился Андрей.
– Ей просто переспать с кем-то хотелось.
Когда Андрей решил сесть за прогу, я ушел. Снова похолодало. Туман словно процедил воздух. Все казалось прозрачным, стерильно чистым, морозным. Я шел пешком, гонясь за уже утраченной инерцией привычных действий и понимая, что нужно остановиться, опомниться, спокойно все обдумать. Подумать хотя бы над тем, где заработать в ближайшее время. Мысленно я уже потратил даже гонорар за ненаписанную статью о косметике. И мне его не хватило. А теперь и его не было. От этого внутри становилось зябко.
Центральную площадь готовили к Масленице. Я поглазел на рабочих, возводивших сцену, потом посидел в кафе, подумал, не пришел ни к какому выводу, но так скоротал день до вечера.

Вечером зашел к Владу. Открыл мне его отец. Сразу сообщил, что брат-сестра дома, но что-то обсуждают на повышенных тонах. Я прошел в комнату Влада.
Меня едва заметили. Страсти кипели. Я сел на диван рядом с Констанцией. Влад ходил по комнате из угла в угол. Усилие, с которым  он собирал мысли, чтобы быть убедительным и логичным, отражалось на его лице напряженной гримасой.
– Вот, Митя, пытаюсь объяснить ей, – призвал он меня в свидетели.
Потом снова накинулся на Констанцию:
– Вообще, не понимаю, почему должен объяснять это! Как можно жить постоянно в своем мире? В мире, которого нет? Чувак какой-то ей по Интернету то пишет, то не пишет – она чуть не вешается. Рыдает, как по покойнику. Это нормально? Где он – этот чувак? Кто он такой? Есть он вообще? Или какая-то твоя знакомая приколы мочит, чтобы ты, дура, убивалась? Как можно подменять реальную жизнь какими-то убогими чатами? Я удивляюсь, как ты экзамены вообще сдаешь, если у тебя мозги навыворот!
Влад опять взглянул на меня.
– Как это нет? – парировала Констанция. – Он есть. Менеджером в туристической фирме работает.
– Агент69 работает менеджером в туристической фирме! О-о-о! Это такая ценная информация! И больше тебе ничего о нем знать не хочется?
– Нет. Он и так для меня нравственный императив.
– Кто? Что? Императив? В чате какую-то херню написал – уже и императив. Вот так сразу, Мить. Нам такую быстроту реакций не освоить! Да ты больная, а еще врач!  Ты сама должна понимать, что это паранойя!
– Нет, паранойя – это другое, – ответила спокойно сестрица.
– А ты что скажешь? – Влад остановился передо мной.
Ситуация с Интернет-зависимостью меня нисколько не удивляла. Один мой знакомый копирайтер сетевого портала так увяз в виртуальных играх, что даже кодировался у какой-то бабульки, и с тех пор в онлайне я его не видел. Просто Констанция казалась мне чересчур здравой для таких зависимостей. Но, может, Агент69 и стоил ее страданий.
– Я с Асей переспал.
– С какой Асей? У которой телефон для меня брал?
– Ну да. Ей очень приспичило.
– Мог бы и мне позвонить.
– А секс втроем – это нормальная реальность для здорового мужика, которому уже давно пора жениться и детей нянчить? – встряла Констанция.
– Ты заткнись! Ты со своими галлюцинациями сначала разберись. Где я их нянчить должен – на кухне, где мать кашу варит? Или в твоей комнате?
– Ладно, Влад, проехали. Так получилось. Она же тебе не нужна, – я поднялся. – У меня и так жизнь расклеилась. Работу бросил.
– Такую работу, как у тебя, нельзя ни найти, ни бросить. Она все равно от тебя не отстанет.
– Если не буду брать заказы, отстанет.
– Все равно тебе их будут высылать – тебя же ценят.
– Откуда ты это знаешь? С моих слов?
– Для этого не надо слов, – заметила Констанция. – И так ясно, что это ты умеешь.
– А ты не лезь со своим мнением! Послал Бог сестренку!
Влад поломал хороший комплимент, и я понял, что пора домой.

-4-
Хотел ли я когда-то иметь собственный дом? Не родительский, со старыми шкафами и небьющимися чашками из доисторических бабушкиных сервизов, а свой собственный, современный дом? Конечно.
Хотел ли я когда-то иметь другую работу? Пожалуй, нет. Мне нравилось создавать текст, подчинять его себе и руководить логикой чужого восприятия. Но в последнее время текст подчинял меня не один раз. Он жевал мой мозг.
Началось со статьи о новинках электротехники. Описать все я должен был привлекательно. Когда я выслал «привлекательный» текст, посыпались претензии совсем другого плана:
– Почему вы не указали, что устройство работает от переменного тока, а не от постоянного?
– Почему вы объединили в одном пункте звонки и гудки?
– Почему вы назвали инфракрасный датчик сканером?
И т.д. И т.п. А я назвал его сканером, потому что какой-то козел в какой-то инет-публикации назвал его сканером. Это не я лично такое придумал. Я не понимаю таких тонкостей. Я даже в детстве техникой не интересовался. Я увлеченно собирал гербарии.
Потом была статья о биодобавках, в которой я перепутал иммуномодуляторы и витаминные комплексы. Я и раньше многое перепутывал. Например, назвал учредительный договор одной компании учредительным документом. Я не знал, что с юридической точки зрения, это именно «договор» и никак иначе. Их юрист мне позвонил. Сказал, что работа хреновая и что текст недостаточно вылизан. Я сказал, что вылизывать ему ничего не собираюсь. Денег, конечно, не получил.
Из-за перепутывания всех этих чисто специальных, технических деталей заказчикам непонятно, хорошо я пишу или посредственно. Просто я должен быть и биологом, и юристом, и электромехаником, и косметологом, если берусь за такую работу. А я всего лишь человек, который умеет более или менее правильно употреблять падежные формы. Чтобы быть хорошим копирайтером, этого недостаточно.
Приобретать знания из Интернета – идея-фикс. В нем нет знаний. В нем есть гора непроверенной информации. Точнее, свалка. С явным запахом пошловатого гниения.
Хорошо было бы писать только на одну тему, которую можно изучить досконально, или работать на одну компанию. Но это мечта каждого фрилансера.
Итак, я выбрал не ту профессию. Или не та профессия выбрала меня.

– Мить, как ты?
Так мама тактично интересуется, есть ли у меня деньги и не занять ли мне немного из пенсии.

Ася позвонила совсем поздно. Я уже зубы почистил и спать собрался.
– Ты один? – спросила традиционно.
– А ты?
– Пока одна. Мой еще в отъезде. Увидимся?
– Да. Только придумаю, где, и сразу перезвоню.
У Андрея, конечно, есть пустая комната. Но и у моей мамы есть пустая комната. У Влада нет пустой комнаты. А у Игоря есть квартира, которую он снимает. Но он там может развлекаться со Светой.
Я позвонил Игорю.
– Ты где?
– Дома.
– А ключи дашь?
– Блин, я сам туда собирался.
– Ладно, не надо.
– Ладно, заезжай за ключами.
– Сенкс.
Сначала я заехал к Игорьку, взял ключи, потом встретил Асю у метро.
– А сама ты где живешь?
– Снимаю. Но там тебе нельзя появляться.
– Да, я понял. А с ним почему не живешь?
– Не хочу. И он не хочет. Но он мне квартиру оплачивает.
Сосредоточиться на разговоре я не мог: история с работой вывихнула извилины. Казалось, что началась она не сегодня утром, и не на ипподроме, и не с неудавшейся статьи или неубедительных рекламных роликов, а чуть ли не с сотворения мира. Или мой собственный мир был сотворен неправильно. Я с трудом нашел на кухне Игоря выключатель, врубил свет и упал на кухонный табурет. Ася размотала шарф и села напротив.
– Это тоже квартира друга?
– Да, но другого друга. Он ее снимает. Для встреч. 
– Похожа на холостяцкую.
Под столом стояли пустые пивные бутылки, пахло чем-то кисло-горьким – прокисшим пивом или просто плохо проветриваемым помещением. Я открыл форточку и снова сел.
– Неромантично, я знаю, – произнес вместо извинений.
– Почему должно быть романтично? – она пожала плечами. – Это жизнь. Я сбежала от любовника. Ты тоже сбежал от кого-то. Или от чего-то. Столкнулись мы здесь – в чужой съемной квартире. Ты подумал об этих женщинах?
– Которые здесь бывали?
– Нет. Нет-нет. О бизнесменшах и богатых вдовах.
Я уронил голову на руки.
– Подумал. Я как раз бросил работу. И у меня совсем нет денег.
– Есть одна разведенка – Наталья Петровна. Выглядит очень хорошо, не толстая. И она сможет тебе немного помочь. Проси у нее все, что захочешь – часы, одежду, деньги, но не машины и квартиры, ясно.
– Я не смогу просить.
Ася помолчала.
– Да, ты прав. Поначалу всегда работает внутренний механизм сопротивления. Должно пройти время, пока он сломается. Тебе нужно обставить все знакомыми декорациями, действовать по знакомым алгоритмам. Например, так: ты будешь приходить и – что ты умеешь? писать? – писать для нее письма. Это будет чем-то вроде игры. Она надиктует тебе несколько предложений и заплатит сто долларов. Больше ты не получишь: ты не тренер по фитнесу. Думаю, ей понравится.
– А что потом?
– А потом все, как обычно ты делаешь. Только больше нежности. Куннилингус обязательно. Массаж ты умеешь?
– Нет.
– Жаль. Но ты все равно пытайся. Помнешь ей спину как-нибудь. Она нормальная дама, подтянутая.
– А сколько ей лет?
– Пятьдесят три года.
– Супер.
– Не бойся. Это просто секс. Все так делают. А потом я тебе еще кого-то найду. Будешь целый день по вызовам бегать. Они все дамы одинокие, им скучно.
– Откуда ты их знаешь?
– Некоторых – из фитнес-клуба, некоторые – знакомые Сергея. Я позвоню тебе завтра – сообщу время и адрес.
В моей голове щелкнул таймер – пошло время до ее завтрашнего звонка.
Ася, наконец, улыбнулась.
– Не напрягайся. Ты симпатичный. И выглядишь романтично. Даже здесь, сейчас. И я тебе советую не растрачивать даром свое время и свои способности.
– Считаешь, у меня есть способности?
– Мне было хорошо с тобой. И я не принудительно тебя подписываю на что-то аморальное, и не ради доли в бизнесе. Я просто хочу тебе помочь.
Про себя я вдруг подумал, что она умна. Красива, умна и бездушна. Самый оптимальный набор качеств для продвижения собственного бренда. И она уже получила свой приз за качество – в лице Сергея Михайловича. Это не по вызовам бегать… 
Она тосковала по любви? Она много раз переезжал? В прошлой жизни?
Секс был словно продолжением умного разговора. Мне все казалось, что она заметит вскользь: «А с ней ты будешь делать вот так», или «Этого можешь не делать – она не поймет». Ася ничего такого не говорила, но я никак не мог закончить эту возню, она устала, кончила – тоже, наверное, от усталости, и отпихнула меня.
– Прекрати. Не могу больше. Мне неприятно.
Взяла мой член в рот, стала сосать ловко и, только проглотив все, сказала:
– Они так делать не будут. Надеюсь, ты это понимаешь.
Я кивнул. Наверное, это был самый напряженный секс за все время моей взрослой и рассудительной жизни.

-5-
Вместо Аси на следующий день позвонил Игорь.
– Ключи мои где? Съел?
А я вообще забыл о его ключах. Он заехал днем, поинтересовался въедливо:
– Как покувыркались?
Обсуждать ничего не хотелось. К счастью, обеденный перерыв менеджера среднего звена не бесконечен. А Игорь нудный, между нами говоря. Он мог бы долго подробности выспрашивать, но время поджимало.

До вечера я на диване провалялся, а потом пошел к Владу. Влад недавно купил в кредит Opel, а теперь тихо ненавидел эту машину. Он же не знал, что кризис будет.
– Не хватало, чтобы мне еще коллекторы звонили! Меня напрягает это. Я и так в засаде! Одна Констанция чего стоит!
– А с чего началось у вас? – вспомнил я об их недавнем споре.
– Да вывела она меня! Молчит и о своем думает. Вопрос задаешь – кивает. И все. Ноль эмоций. Все на Инет потратила. Здоровая девка, а такая дурища. 
– Я тоже, бывает, в Сети сижу.
– Тебе ж замуж не выходить! В «Шарм» заедем?
Заехали в «Шарм» – заказали пиццу и капучино.
– Так что с твоей работой? – спросил он.
– Новую нашел. Письма писать.
– Кому?
– По заказу.
– Типа связей с общественностью?
– Да, типа связей.
– Здорово.
И тут Ася позвонила:
– Чкалова, 56а, второй подъезд, квартира 60. Наталья Петровна. В десять вечера.
– А сколько мне там быть? Час?
– Как минимум. Но инициатива поощряется.
– У тебя нормально? Твой вернулся?
– Вернулся. Все хорошо. О тебе, кстати, снова спрашивал.
– Зачем я ему?
– Я не поняла. Что-то такое, между делом.
– Думаешь, он меня хочет?
– Да не похоже вроде.
Посмеялись. Влад покосился без улыбки. Расстались в какой-то напряженке. Я поехал по адресу. Внизу был домофон, я позвонил и назвался. Замок щелкнул.

Наталья Петровна ждала меня в пеньюаре. Это была коротко стриженая шатенка с немного крупным носом и большим ртом. В принципе, вполне сгодилась бы на роль моложавой бабушки, но на роль страстной любовницы-нимфоманки…
Я заулыбался как можно приветливее.
Пеньюар был желтый, шелковый. Спальня тоже была в золотистых тонах, но казалась какой-то пыльной. Может, приглушенный свет ламп так отражался. Столик был завален глянцевыми журналами. Сверху лежал лист белой бумаги.
Анализировать – последнее дело. Как только я начну анализировать освещение, меблировку, подборку журналов, ее шею в складочку мелких морщин, ее бородавку в углу рта – анализ меня парализует.   
Я сел к столику и взял лист бумаги.
– Итак, я вас слушаю.
– Да-да, – она просияла. – У тебя хороший почерк?
– Нет. Почерк плохой, но все остальное лучше. И я обещаю стараться.
Я приготовился писать, искренне надеясь, что роль школьной учительницы ей нравится. Было даже интересно, что она продиктует. Но все оказалось просто. Сначала она принесла большую бутылку коньяка и две рюмки. Налила мне и себе, мы выпили. Потом я налил еще, и она продиктовала:
– Сегодня двадцать седьмое февраля. Коньяк – крепкий, тонизирующий напиток. Физические упражнения полезны для здоровья. Написал?
– Я бы заменил «коньяк» на «чай», а «физические упражнения» на «секс».
– Ну, замени.
Она положила поверх листа сто долларов. Я сунул их в карман и поднялся. Свет она не выключала. Даже в мерцании тусклых бра видеть ее раздетой мне не хотелось. Но зачем ей терзать себя пластическими операциями и липосакциями, если можно просто купить секс-услуги? Это полезнее для здоровья.
Она стащила с меня свитер, расстегнула ремень.
– Не торопитесь так, – я никак не мог настроиться.
Заставить себя целовать ее рот с крупной бородавкой было выше моих сил. Я нисколько не сомневался, что она только что приняла душ, но пахло от нее солеными огурцами, или селедкой, или залежалыми специями. Дряблый живот свисал неряшливой складкой. Груди были небольшими, но тоже бесформенными.
Я пытался отстраниться от ситуации. Профессионал на моем месте не фиксировал бы мелочи, он схватил бы алгоритм действия – не больше. Я стал целовать ее зажмурившись, спустился ниже, развел в стороны ее ноги. Открывать глаза не хотелось.
Наталья Петровна стонала. Достаточно убедительно. У меня никак не вставал, я вышел в душ, помог себе, надел резинку. Потом вернулся к ней, постарался войти в нее резко, не затягивая. Было не узко и не тесно, а так, словно я почувствовал все ее дряблые мышцы с изнанки. Скорее всего, я просто был грубым. Она пыталась прогнуться. Я выбросил из головы все мысли, боясь потерять ритм, открыть глаза и увидеть себя над телом старухи. И был рад, что получилось, что я справился с собой и с ее оргазмом. Я нормально отработал. Потом под закрытыми веками взорвалось желтое пятно, и я кончил.   
Она отпустила меня в душ, но я не стал мыться. Быстро оделся и выпил еще коньяку.
– По средам тебе удобно? – спросила она.
– Да, если вас устраивает мой почерк.
– Хороший почерк. Я очень довольна.
После этого визита видеть друзей не хотелось. Такси поблизости не было, я пошел пешком. Потом вспомнил о деньгах. Поискал в карманах – ничего. Я остановился, обшарил карманы брюк – тоже пусто.
Не поверите, но я почувствовал слезы в горле. Пытаясь быть спокойным, сунул руку в задний карман и, наконец, нащупал сложенную купюру. Сумма была настолько малой, а унижение настолько большим, что снова подступила тошнота.
Домой я поехал на метро.

-6-
– Мне кажется, после некоторых событий, или некоторой работы, или некоторых жизненных обстоятельств не может быть чувств. Не может быть любви, например, – сказал я.
– После чего? После войны? После убийства? После аварии? – уточнил Игорь.
– Чувства – не больше, чем химическая реакция. Нет ничего такого, что победило бы химию, – сказал Андрей.
– Да, чувства немотивированны. И они могут возникать неожиданно, – поддержала его Констанция.
– О виртуальных чувствах мы не говорим! – заметил ей Влад.
– Как могут возникнуть чувства у гинеколога? – спросил я.
– Могут, Мить. На самом деле, могут. И хирурги влюбляются, и патологоанатомы. И они тогда не думают, из каких именно частей человек собран, какие органы у него здоровы, а какие не очень, – усмехнулась она.
– Только копирайтеров не берет никакая химия! – хехекнул Андрей.
– А что с Асей? – напомнил Владик.
– Не знаю. Давно не видел ее.
– Так она же звонит постоянно.
– Она по делу звонит.
– По какому делу?
– Приветы тебе передает.
Асю, правда, я не видел с той самой ночи в квартире Игоря. Зато она подогнала мне еще двух клиенток – Ларису Олеговну и Анну Ивановну.
Лариса Олеговна была вдовой пятидесяти пяти лет, а Анна Ивановна сорокасемилетней женой бизнесмена, постоянно проживающего в Австралии. С первой было тяжело из-за ее крупных габаритов, а со второй полегче, потому что она выглядела лучше и сама проявляла инициативу. В тяжелых случаях Ася посоветовала применять безобидное средство для повышения потенции, и мы договорились поужинать в субботу вечером. 
Погревшись в кафе, мы вернулись на трибуну. Игорь опять поставил на тройку. Тумана в этот раз не было, но дул резкий ветер, выдувая остатки зимы из города, и было очень неуютно.
– Давайте лучше в «Шарм» – кофе пить, – предложила продрогшая Констанция.
Все отказались.
– Поедем, – решил я. – Ветер тут невозможный.
В такси она молчала. Я думал об Асе. Таксист сказал, что обещают раннюю весну, и с завтрашнего дня потеплеет. Если бы не таксисты, где бы я узнавал прогноз погоды?
Я думал о том, что Асе безразлично, изменяю я ей или нет. С кем. Как. В каких позах. При каких обстоятельствах. Она это знает наперед – ей не интересно. И все это давит только на меня – не на нее. И только я чувствую себя так, словно меня тошнит обычными разговорами и рвет шутками.
– Неловкость потом пройдет, – сказала она мне по телефону.
Я испытывал не «неловкость». Я испытывал постоянную тошноту. Не мог есть, только глотал ее пилюли и запивал водкой.
– Ты похудел, – заметила Констанция в кафе.
– В бассейн хожу. Нужно быть в форме.
– Статьи пишешь?
– Все пишу, что заказывают. Как у вас с Владом? Наладилось?
Она дернула плечами.
– Сам же знаешь. Ничего у нас не может наладиться. Каждый день – как на заседании суда. И к вечеру один и тот же приговор. Он меня открыто ненавидит. А я задираю его – не с целью задеть, а уже по привычке: как на больную точку жать до упора. Уже без смысла.
– А сначала какой был смысл?
– Доказать, что интересы человека не должны ограничиваться боксом и скачками.
– Обязательно нужно было посвящать его во всем эти дела – чаты, переписку?
– Просто хотела привести ему пример умного человека.
– Агента69? А кто он?
– Не знаю. Парень один.
– Парень шестидесяти девяти лет? Или это его любимая поза? Или он с шестьдесят девятого года?
– Да ладно. Мне все равно.
– А как же ты его представляешь?
– Никак.
– Светлое теплое пятно?
– Ну, вроде того. Это раньше по почерку можно было что-то угадать о человеке. У нас в классе был пацан – писал одни палочки, почти без наклона, очень мелко. Учителя убивались над его диктантами. Но для него там были буквы, слова, смысл. Он протестовал против двоек. А сейчас у всех одинаковый почерк – Times New Roman. Он иногда ставит смайлы. Не в тех местах, где смешно, а в тех, где особенно тоскливо. И смайл улыбается: это не так уж и тоскливо, это ерунда, это можно пережить. А я даже смайлов не ставлю, только иногда – скобки. Тоже не там, где смешно, а где хотелось бы пошутить, но чувство юмора спотыкается. Виртуальные письма – самая большая иллюзия, которую я знаю.
– Слушай, Констанция, а если он лысый дядька с пивным животом?
– Да мне все равно, честно. Он стихи пишет замечательные.
– А в реале с кем знакомишься?
– Ни с кем. «Меня зовут Костя», так?
– А там тебя как зовут?
– Лиза.
– Лиза, стихи – это такая чушь. Ты молода, ты отлично выглядишь. По-моему, это ограниченный Влад тебя программирует на депрессию, а не ты его. Тебе отвлечься надо. Хотя бы не жить с ним под одной крышей. Вообще не понимаю, как люди могут жить в таких шумных семьях.   
Констанция смотрела в чашку, кивала, но было заметно, что слушать меня ей неохота. Мы ушли из кафе и расстались на площади.
У меня даже мысли не возникло ответить откровенностью на откровенность. Да и слов таких не было. Альфонс или эскорт-услуги – все не то. Я не считал себя проституткой, потому что не работал в публичном доме и не стоял на окружной. Конкуренты меня не выслеживали. Сутенеры на психику не давили. Кислотой никто облить не угрожал. Я просто встречался на досуге с несколькими дамами. В это уж точно не следовало никого посвящать.
А бывшие заказчики прислали мне письмо: «Уважаемый Дмитрий, с большим сожалением получили ваш отказ от работы. Мы вас не торопим. Статья о косметических новинках пока никем не написана, менять копирайтера нам не хотелось бы. Ваш стиль нас всегда устраивал. Статья нужна к началу апреля. Гонорар будет удвоен. Пожалуйста, обдумайте наше предложение еще раз».

Анна Ивановна продиктовала следующее:
– После дождя в лесу появляются грибы: подосиновики, подберезовики и боровики.
– Вы когда-нибудь видели такие грибы? – спросил я.
– Нет.
– И вы не смогли бы их описать?
– Конечно, нет.
Я немного успокоился. Можно посмотреть в Интернете, что из себя представляют «подберезовики», или как выглядят «боровики», но мне это уже не нужно.
– А что такое «орех макадамия» вы знаете?
– Да, самый дорогой орех в мире. Он в Австралии растет. По вкусу как фундук, только нежнее. Мне муж привозил.
Я думал о нежном орехе, о статье, о том, что Анна Ивановна – мой самый лучший вариант, и что после нее еще нужно зайти к Ларисе Олеговне.
В Ларисе Олеговне больше всего меня раздражал отвратительно-сладкий запах духов. Она напоминала чисто вымытую большую свинью, с розовой, натертой духами шкурой. Трахаться любила в стандартной позе – только так могла что-что чувствовать. Я же научился следить за ее реакциями и прекращать действо сразу после ее оргазма. Собственная разрядка меня уже не волновала. Я уходил с чувством выполненного долга, деньгами и относительно чистой совестью.
Со временем психологические терзания притупились. Просто между мной и остальными миром возникла тайна, которую нужно было тщательно хранить. И мне перестало быть интересно, как другие справляются с этой проблемой или как другой парень чувствовал бы себя на моем месте. Сам для себя я все решил – я справился. Осталось привыкнуть к побочным эффектам – пилюли, выпивка и стойкое отвращение к женскому телу делали меня озлобленным и угрюмым.

-7-
– Как ты вырвалась от него?
Она улыбнулась.
– Мы не семейная пара. Мы не живем вместе. Он уехал проведывать прежнюю семью, а я пошла к тебе.
– Здорово.
Она тоже сказала, что я выгляжу мрачно, но я покачал головой.
– Все нормально. Я втянулся. Просто секс сам по себе меня уже не очень интересует.
– Это понятно. Никто не занимается работой в свободное от работы время. Ты должен хотя бы иногда кончать.
– Все нормально, – повторил я.
И мы поняли, что проведывать друзей в этот раз не поедем. Или она больше не хотела пахнуть мной, потому что я сам уже потерял собственный запах.
– Как ты думаешь, как долго я смогу работать? Как твои знакомые?
– Некоторые до сорока пяти держатся. Но они не глотают таблетки для эрекции. Им больше нравится сам процесс как таковой. Организм самонастраивается.
– Надеюсь, так и будет. Я очень реагирую на запахи. Если запах неприятный, меня выворачивает, кого бы я ни представлял.
– А кого ты обычно представляешь? Киру Найтли?
– Тебя.
Она хотела это услышать. Я это сказал. Пусть даже из вежливости.
– Ты мне очень помогла, Ася! И протекцией, и советами, и таблетками, и дружеской поддержкой. Если я могу что-то для тебя сделать…
– Можешь. На самом деле, есть одна просьба…
– Что угодно.
– Если тебе позвонит Сергей, не спи с ним.
– Я бы и так не стал.
– Ты не би?
– Нет.
– С мужчинами вообще не будешь работать?
– Нет.
– Почему? Что за предрассудки? Тебе кажется, что с женщинами ты можешь контролировать ситуацию, а с мужчинами не сможешь? Это заблуждение. Есть пассивные клиенты.
– Нет, Ася. Не продолжай. Я уже оценил радиус твоего круга знакомых.
– Разница на самом деле не так велика, – она пожала плечами. – Или тебе хочется думать, что мужчины не так испорчены?
– Ты не можешь знать разницы.
– Говорят, у меня мужской склад ума.
– Да, конечно. У тебя холодная, взвешенная логика. Но склад ума – это еще не склад тела. Я думаю, что даже отношение к проституции у мужчин и женщин очень различно. Для женщины более естественно быть опекаемой, получать подарки или денежные поощрения. Для мужчины главное – завоевывать мир, покорять. Чувствуя себя наемником, нельзя покорить мир. Это значит, самому быть покоренным, не иметь права выбора, не иметь свободы, не иметь даже свободы распоряжаться собственным телом. Быть проституткой – это отказаться от себя самого, потерять себя, втоптать в грязь. Не знаю, рассказывали ли тебе твои знакомые, но после такой работы, лично я не могу поверить, что смогу заниматься сексом добровольно, что мне перестанут сниться клиторы каких-то старух, что когда-нибудь я смогу что-то чувствовать.
– Разве что-то меняется? Ты же побеждаешь их…
– И себя тоже.
– Нужно просто уметь отвлекаться, – сделала вывод она.
– Да.
Я сам это советовал Констанции. И тогда я в это верил.
– Да, Ася, – повторил я. – Я научусь. И я тебе очень благодарен. У меня их несколько, этих дам, они все разные, все сложные. Это не один Сергей Михайлович. Мне труднее отвлечься.
Спиртного не хотелось. Ася тоже избегала курить, чтобы папик не учуял постороннего запаха.
Мы прошли несколько кварталов от кафешки пешком. Весна, наконец, наступила и не сдавала позиций даже на ночь: было тепло и тихо, таяли остатки снега, молодежь носилась в поисках развлечений.
– Не думай об этом много. Не думай об этом так, как будто должен об этом написать, – сказала Ася. – Я вижу, что решение оказалось для тебя тяжелым. Ты слишком серьезно к этому подошел. И теперь тебе кажется, что, приняв такое решение, ты проявил слабость или уступил обстоятельствам. Но, реализовывая утвержденный план действий, ты пытаешься быть сильным и от этого становишься жестоким к самому себе. Будь мягче. Не загоняй себя в угол. Прощай себя за неудачи. Переноси свидания, отменяй, но не ставь себя в положение жертвы. Они всего лишь старые, развратные тетки, ты не должен им доказывать, что ты лучший в мире. Ты им ничего не должен. Не наказывай себя сам. Будь проще, если хочешь продержаться в бизнесе долго. Проблемы уйдут. Сожаление об утраченной непорочности уйдет. Останется тренированное тело и всегда готовый к работе член. Отключи сознание. Меньше думай.
– Обещаю не встречаться с твоим папиком, – ответил я на это. 
– Да уж, будь так любезен.
– Я не думал, что он парнями интересуется.
– Я тоже не думала. Но он спрашивал, не помню ли я твой номер, потому что потерял его в собственной записной книжке.
– Может, он что-то узнал о нас?
– А что можно узнать о нас? Между нами ничего нет, – отсекла она.
И вдруг я вспомнил момент, когда мне казалось, что она – это я, только более израненный. Но если у нее и были раны, благодаря ее убийственной логике они давно покрылись коркой. Под эту корку не достучаться. Женщина не должна мыслить логически! Она должна руководствоваться чувствами, интуицией, страхами, комплексами, но не холодной, бездушной логикой. Иначе как услышать ее сердце под стальным панцирем? 
Я не стал прислушиваться. Просто поцеловал ее в щеку и попрощался.

Выпало немного свободного времени. Статья о косметике почему-то уже не казалась мне чрезвычайно сложной, и второе письмо с отказом я выдумывать не стал. Очень быстро сочинил что-то простое. Вообще не лез в суть. Составил законченные предложения, выслал и забыл.
Когда ты сам готов отказаться от заказа, уже не так важно, примут твою работу или нет, оплатят ее или нет. Это дает именно ту свободу обращения с текстом, которая позволяет не волноваться за результат своих усилий. Это усилия ради усилий, текст ради текста. И такая работа не может не радовать.

Около полуночи позвонил Влад:
– Ты что ей наговорил?!
– О чем? Что случилось?
– Она свои вещи забрала. Сказала, что сняла квартиру.
– Ну, хорошо. Ты же этого хотел?
– А деньги у нее откуда? Я не хочу, чтобы она жила на содержании у какого-то старого козла!
– Ты просто не хочешь, чтобы она стала самостоятельной!
– Что?! Ты с ума сошел?
– Тебе же нравится, что она сидит за компом или слоняется за тобой, как пришитая.
– Она говорила тебе, с кем собирается жить? С этим Агентом69?
– А тебе какая разница? 
Вот уж кто принял «сильное» решение, так это Констанция. Но чтобы довести такое решение до ума, одной импульсивности мало. Я подумал с четверть часа, а потом позвонил ей.
– Ты где?
– Вижу, паника идет кругами. В съемной квартире. Сижу, паркет рассматриваю.
– Ты одна будешь жить или с кем-то?
– Одна.
– Деньги тебе нужны?
– Ну…
– Я тебе завтра привезу.
– Э-э-э…
– Ты учиться должна, а не думать, как и под кем заработать.
– Да я не думала о таком.
– Вот и не думай. У меня есть. Я утром заеду.
Она сказала адрес. Я впервые за долгое время спал спокойно и не видел кошмарных снов.

-8-
Квартиру она сняла у черта на куличках. Заметно, что выбирала из самых дешевых вариантов. Больше всего меня поразил полупрогнивший паркет.
– Здесь же сыро!
– Забудь. В двадцать первом веке от чахотки не умирают, – она засмеялась. – Хозяин сказал, тут в подвале вода долго стояла, и первый этаж немного подгнил.
– Может, найдешь что-то получше?
– На твои деньги?
Родители помогать Констанции отказались, мол, при живых отце, матери и брате мыкаться по съемным углам – неуважение к семье.
Но выглядела она лучше. Повеселела. Что такое прогнивший пол по сравнению с состоянием постоянного спора? Так, чепуха какая-то.
– Компьютер ты, конечно, забрала? Переехала вместе с виртуальной личной жизнью? Как твой друг? Новую поэму пишет?
Она улыбнулась.
– Пишет. Даже отрывок мне выслал. Очень сильные метафоры.
– О-ё!
Кухня была сплюснутой, но гостиная просторной. Телевизора не было, углы шкафа и тумбочки казались обгрызенными, на стене висел стандартный ковер. Я сел на диван и провалился в скрип пружин.
– Блин, Кость, как же ты тут встречаться с кем-то будешь? Тут же отстойно.
– Это винтаж, – сказала она. – И я ни с кем тут встречаться не планирую.
Позвонила Анна Ивановна, сказала, что я могу зайти к трем часам. Время еще оставалось. Я отдал Констанции деньги.
– «Чтоб из тебя люди вышли», как говорила моя бабушка.
– Спасибо. Просто мы с тобой друзьями вроде не были…
Я кивнул самому себе. Вопрос возник бы обязательно.
– Бывают такие периоды в жизни, когда твои друзья, твои старые, проверенные друзья, твои друзья-форева перестают быть тебе нужны. Сцепленные паззлы распадаются, потому что картинки больше нет. Ты наверняка знаешь, что они тебя не поймут, не одобрят, не оправдают. Дадут сто левых советов. Приведут сто тупых примеров. Вот у меня сейчас что-то подобное. Поэтому… друзья или не друзья – не так важно.
Она посмотрела озадаченно.
– Ладно, держись. Думаю, ты все сделала правильно, – закончил я. – Теперь нужно больше внимания уделить реалу.
– Мне кажется, у меня светлая полоса началась. Если бы ты прочел его поэму! Распечатать тебе? Такие рифмы, такой ритм!
От слова «ритм» по спине побежали мурашки. Идти по вызовам не хотелось. Я уже десять минут топтался в прихожей. Констанция истолковала это топтание по-своему.
– Деньги я потом верну, обещаю.
– Да я сам напомню, когда первую зарплату получишь.

Анна Ивановна, мой самый лучший вариант, выглядела неплохо, отличалась импульсивностью стервозной блондинки, предпочитала позу наездницы и не утомляла меня бессмысленными нежностями.
Но в этот раз не заладилось. Как только я разделся, в комнату вошел тот самый австралийский муж, который привозил ей когда-то орехи макадамия. Оказалось, приехал, чтобы начать бракоразводный процесс.
Времяпровождение жены его не удивило, а, скорее, вызвало интерес. Он доплатил еще сто баксов, чтобы досмотреть до конца. Сел у постели, закурил и взял мое недописанное письмо, представляющее собой выдержку из статьи об убийстве депутата областного совета.
– Любопытные у вас забавы!
Присоединиться он не хотел, вдали от Родины по жене не тосковал, и дым от его сигареты шел оптимистичный. Я тоже попросил травки, и вскоре он, она и их комната в отвратительном стиле «Людовик» расплылись в тумане. Я отработал нормально.
– Мне кажется, она не кончила, – засомневался австралийский муж.
Я вопросительно посмотрел на Анну Ивановну.
– Мне было очень хорошо! – заверила она. – Именно поэтому я предпочитаю проституток. Они всегда могут гарантировать результат!
Муж не выглядел посрамленным. Под его пристальным взглядом я оделся, взял деньги и слинял. Почему-то вспомнились слова Аси о том, что она много раз переезжала. Уехать, начать все заново, не встречать знакомых, ни с кем не здороваться на улицах. Начать все заново и набрести на прежнюю тропку?
Хотелось еще курить. На лишнюю сотню можно было купить травы. Но что это, как не новый запущенный алгоритм: деньги – наркотики?
Раньше я мечтал снять отдельную квартиру – для встреч с Асей. Но тогда я не мог знать, что перестану нуждаться в этих встречах. Это как Владик не мог знать о кризисе, о невозможности выплачивать кредит и звонках коллекторов. Он думал, что получит чистое удовольствие от машины.
Зато я стал добрее к матери – как к единственной женщине, которая ничего от меня не хотела. И стал больше времени проводить в ванной. Чужие запахи просачивались в мою жизнь, я изводил литры душ-геля и никак не мог от них избавиться.
– Привет. Что-то тебя на ипподроме не видно.
Сквозь шум воды я узнал голос Сергея Михайловича. Нашел-таки номер телефона?
– Здравствуйте. У меня без вас на ипподроме не получается.
– Увидеться нужно.
– По поводу?
– Есть один повод.
– Я сегодня уже не смогу.
– Перетрудился?
– Сергей Михайлович, я не смогу сегодня.
– Да я пошутил. Перезвони, когда сможешь.
Я еще полежал в пене. Но шаткое равновесие снова нарушилось.
Что за подкат, непонятно. Что ему нужно? Скорее всего, узнал о нас с Асей. Или даже она сама рассказала. И он тоже наблюдать хочет. Или он хочет, чтобы она наблюдала. Мол, вот я его, как он тебя. Сознание рисовало мне детальные и яркие картины – одну отвратительнее другой, но реалистичные до тошноты. Или выкуренная днем сигарета не отпускала.
Утром я принял решение – не звонить. Занят я. Некогда мне. Работаю. Я трудоголик.
В городе уже становилось пыльно. Вы задумывались над тем, почему у нас на улицах ботинки не чистят? В Америке чистят, а у нас нет. Наши мальчишки считают, что это постыдная работа. Рассказал бы я им, что такое «постыдная работа». Но, с другой стороны, дело может быть просто в оплате. Стекла автомобилей протирать, наверное, выгоднее.
Итак, снова ветер, пыль, блестящие стекла машин, грязные ботинки прохожих. Середина марта. Может, где-то кризис уже позади. А мы тут на пике. 

-9-
У дома Констанции я заметил знакомый Opel. Она сказал, что у нее нет лекций, я решил зайти в гости, но, увидев машину, притормозил. Может, им поговорить нужно. К тому же я не хотел, чтобы Влад связывал меня с переездом сестры, такие предположения могут иметь непредсказуемые последствия. С другой стороны, развернуться и уйти – тоже как-то… Мне-то скрывать нечего. Я позвонил в дверь. Она открыла, обрадовалась, впустила меня.
– Ты одна? – удивился я немного.
– Ну, а с кем?
– Там машина Влада стоит.
– Где?
– С той стороны. Из окна не видно.
Мы вышли на улицу. Машины не было.
– Может, не его?
Ага, машина не его, только номер его – дал поносить, чтобы коллекторов сбить со следа.
– А адрес ты ему не говорила? – спросил я.
– Мы вообще не разговаривали.
– А матери говорила?
– Да.
– Ну, это одно и то же.
– Ты останешься? Можешь за моим компом поработать, – предложила вдруг она.
И я очень неловко себя почувствовал. Так, как будто утром должен объяснять девчонке, с которой переспал, что жениться на ней не собираюсь.
– Ну, я целыми днями торчать у тебя не намерен.
– Так я в институте целыми днями. Тебе тут было бы спокойно.
Мы затерли неловкость. Она предложила пива.
– Нет. Мне еще к клиентам, а от пива мне спать хочется, – пришлось отшутиться.
Она похвасталась, что купила тренажер для пресса. Тренажер был классный. Лучше компьютера. Вот и нашлась веская причина бывать у Констанции чаще. Если бы не предстояла нешуточная нагрузка с Ларисой Олеговной, я бы испытал его тот час же.
– Что ты завис? Есть хочешь?
– Хочу.
Она стала готовить. У меня еще было время. Я молча сидел на кухне и наблюдал, как она жарит мясо. Даже о ней не думал, вообще ни о чем не думал. Разглядывал сморщенную клеенку на столе, ножи и вилки, луковую шелуху, ее…
Констанция собрала длинные темные волосы в хвост, и я впервые увидел, какая тонкая у нее шея, какие хрупкие плечи, какие красивые, розовые губы. Она терла глаза от едкого запаха лука и всхлипывала.
– Давно я ничего не готовила. То есть… я вообще сама никогда не готовила.
– Ты очень красивая.
– Мить, с тобой все нормально? – спросила она все-таки.
– Нет. Но у меня другая проблема. Не такая, как у тебя.
– Поменяемся? – пошутила она.
– Я бы хотел поменяться. Если бы это было возможно. И если бы желал тебе зла. Я бы тогда отдал тебе свою проблему, а взамен взял бы виртуальное чувство. А уже потом думал бы, что с ним делать – растить его, беречь или открутить ему голову.
– Ты болен? – спросила она серьезно.
– Нет. Только безопасный секс.
– Что тогда?
– Моя работа.
– Работу можно всегда бросить и найти другую.
– Наоборот. После всех «других» я нашел эту. И в идеале хочется работать какое-то время, а потом забывать об этом. Мясник же о мясе не думает двадцать четыре часа в сутки. Но у меня не получается забывать.
– А с Асей что?
– Видеть ее не могу.
– Ну, плохо, – поставила диагноз Констанция.

Ася прислала по мейлу данные новой клиентки: Регина Федоровна, бывшая актриса местного драмтеатра, пятьдесят семь лет.
До какого возраста женщина может хотеть секса? Почему моя мать, оставшись в сорок лет вдовой, больше ни с кем не встречалась? Ей бы не пришло в голову нанять ровесника своего сына для оказания интимных услуг.
Я думал об этом и пытался убедить себя, что они более нормальны, чем моя мать, и в их поведении нет ничего аморального. Просто они не стесняются своих желаний, и у них хватает средств потакать им.
Регина Федоровна не ходила по дому голой, но любила игры с веревками и наручниками, требовала, чтобы я связывал ее и имитировал изнасилование. То есть комплекс вины все-таки прослеживался. Я играл по ее правилам, привязывал, угрожал ножом, рвал ее халаты, загибал ее и зажимал рот рукой. Чем больше агрессии она требовала, тем больше мне это нравилось. Так Регина Федоровна стала для меня самым простым вариантом, и я воздал хвалу местной драматической школе.
Я знал, что могу выместить на ней свое раздражение против других теток, – могу ударить ее, назвать старой шлюхой, закрыть ей лицо ладонью, и она от этого только кончит, без обид. Она задиктовывала мне куски каких-то пьес, я швырял в нее бумагой и карандашами и мстил ей за ее диктанты.
Ася была права: организм самонастраивался. Проблемы по-прежнему тянулись только за первым номером – дамой с запахом соленых огурцов, обожающей куннилингусы. Я решил, что когда найду еще одну клиентку, откажусь от Натальи Петровны. Но тут вдруг Анна Ивановна увязла в разводе со своим австралопитеком и прекратила наши встречи.
Однажды я даже пошел в фитнес-клуб, чтобы самому найти какую-нибудь малоотвратительную клиентку, но ничего не вышло. Ни одной зрелой дамы там не было. Зато слонялись школьницы и пялились так, будто угрожали сексуальной расправой прямо в тренажерном зале. В тот же день я позвонил Асе и еще раз поблагодарил ее за протекции.
– Ага, понял, что все заводные бабульки уже пристроены? – засмеялась она. – Я еще поищу кого-то. Заметано.
Вечером позвонил Андрей.
– Ты куда пропал вообще?
– Никуда. Работаю.
– На ипподром в субботу не хо?
– Хо. Только ненадолго. У меня заказы еще.
– Все вызовы да клиенты, – пошутил он.
– Это ты о чем? – меня немного напрягло.
– Черствый хлеб фрилансера. Про косметику насочинял?
– Да. Им понравилось.
Им, правда, понравилось. И они пообещали скинуть новый заказ.

-10-
В субботу утром я зашел к Констанции. Нужно было, наконец, опробовать тренажер.
– Только монстры просыпаются в такую рань, – она открыла мне дверь и вернулась в постель.
Тренажер был жесткий. Мышцы заныли.
– Давай еще беговую дорожку купим, – предложил я.
– Ты мне поспать дашь?
Потом обдумала предложение, села в постели.
– Зачем дорожку? Бегать можно на улице.
– Что тогда? Велотренажер?
– Места тут мало. Я не хочу спать в спортзале.
– А давай ковер со стены выкинем!
– Тогда хозяин меня из квартиры выкинет!
– Мне кажется, он пылью пахнет.
– Я его пылесосила.
– Ты его понюхай!
Дыхание сбилось. Я устал и вспотел.
– Горячая вода у тебя есть?
– Обижаешь.
Я пошел в душ. Констанция завалилась спать.
– Не спи! Сейчас на ипподром поедем! – крикнул я из ванной.
И только когда вышел, понял, что она не одна. В прихожей нарисовался Влад.
Влад. Разобранная постель. Я без рубашки – из ванной. Как-то нехорошо все совпало. Влад обратно к двери попятился.
– Ясно, что за срочность с переездом! Нашел себе игрушку – ненормальную девочку-переростка! – это он мне.
Заспанная, хмурая Констанция в мятой пижаме совсем не походила на игрушку. Разве что фарфоровой бледностью. Но дверь за Владом уже хлопнула.

После такого хочется нарваться на открытый конфликт, чтобы и закрытый прорвало. Я поехал на ипподром. Нашел Андрея и Игоря. Погода была ясная. Ко второму заезду появился и Влад. Пожал всем руки, кроме меня.
– Вы чего это? – покосился Игорь. – Поругаться успели?
– Утром у Констанции, – сказал я.
– Я ей брат. Я имел право там быть! – взвизгнул Влад.
– Ты ей не брат! – я не мог не напомнить.
Андрей и Игорь посмотрели в разные стороны. Так, словно им скучно, или при них девчонки кофточки обсуждают. Быть арбитрами в непонятном конфликте никому не хотелось.
Странно. Знаете, как это, когда чьи-то неясные, двусмысленные или даже бессмысленные отношения затягивают? Когда хочется броситься прочь, как от эпицентра взрыва, но понимаешь, что какой-то левой волной цепляет и тебя?
– Да пошел ты! – крикнул он мне. – Я отчитываться не должен! Не должен!
В толпе оглянулись.
– Тогда в чем проблема?
Солнце засияло ярче, высвечивая до самой глубины кривые трещины, возникшие между старыми друзьями.

Около касс я наткнулся на Сергея Михайловича и Асю. Точнее, он поймал меня за рукав куртки, и я еще с полминуты соображал, откуда знаю эту парочку. Потом еле выдавил улыбку. 
– С прошедшим Восьмым Марта! – сказал зачем-то Асе.
– С давно прошедшим, – поправил Сергей Михайлович.
– Я вам как раз сегодня позвонить собирался, – добавил я для верности.
– Замечательно. Сделаем ставки, потом Асю отпустим за покупками и поговорим.
– Я бы с радостью, но мне идти нужно. У меня работа. А вечером я вас наберу.
Я сделал шаг назад. Ася потащила папика в другую сторону, но он вернулся.
– Послушай, Дмитрий, может, мы тебе в тот раз странными показались, но у меня, правда, есть к тебе деловое и срочное предложение.
– Все в порядке. Просто занят немного.
– Ладно, бежишь свою стометровку – беги.
– Я позвоню.
Он хлопнул меня по плечу. Я задумался. Если выбросить из головы его отношения с Асей, мои – с клиентками, утреннюю историю с Констанцией, ссору с Владом на ипподроме – ничего такого не было в его жесте. Но воспринимать мир ясно уже не получалось. Стекла моих очков словно были испачканы чем-то – солнечных дней для меня не было, от ярких лучей знобило. Все люди без исключения вызывали подозрение – мужчины, женщины, дети и собаки казались участниками одного глобального полового акта, вечного, нудного и тошнотворного.

Прошло еще несколько недель, я иногда заходил к Констанции, но прежнего азарта к новой жизни у нее уже не было. Дело в том, что Агент69 перестал писать ей. То ли поэма не заладилась, то ли случилась какая-то виртуальная непонятка, но Агент69 ушел из чата, удалился с форума и не вернулся. Констанция не находила себе места. Утешать ее было напрасно, и я даже сожалел, что подписался на это гиблое дело. Завесившись волосами от всего мира, она рыдала безутешно.
Нравственный императив, исчезнувший с ее горизонта, оставил после себя выжженную пустыню. Никакие мои уговоры не могли вернуть ее к жизни. И я уже чувствовал себя виноватым в том, что оторвал ее от семьи, лишив поддержки самых близких людей. Хотя… вряд ли они поддержали бы.
– Без него я не чувствую себя живой, – объясняла она мне на полном серьезе.
Констанция мне нравилась. Не так, как женщина обычно может нравиться или не нравиться, а как мираж, созданный из моих, ее и еще чьих-то фантазий. И проблемы ее я находил фантазийными: имя, которое она ненавидит, одежда, которая ей не идет, прическа, за которой она прячется, брат, который не брат ей, но который стремится контролировать ее жизнь, Агент69 – вообще мифическое существо неопределенного пола и возраста.
Потом она позвонила поздно ночью.
– Ты можешь приехать?
Мне не хотелось. Голос у нее был – как из треснувшей фарфоровой чашки.
– А что случилось?
– Попрощаемся. Если успеешь.

-11-
Никогда не думал увидеть ее в таком состоянии. Не предполагал даже, что студентка медицинского института может довести себя до такого.
Молоко, снотворное и пластиковый пакет. Вот так она собралась провести этот вечер. Правильно, курить же вредно. И у нее очень дрожат руки – закурить она не сможет.
– Ничего не изменится, если я сдохну. Я – одна из миллионов.
Сколько бы ты ни прочитал учебников по психологии, это все не твоя история, это просто много букв.
– Мне страшно. Я хочу, чтобы ты посидел со мной, пока все не закончится.
Перед посторонним стыдно смалодушничать и отступить. И она пригласила меня в качестве постороннего.
А у меня тоже немеют пальцы. У меня мозги от этого немеют! Я не знаю, что сказать. Я вижу, что она уже все обдумала, спланировала, нашла оптимальные средства. И я не нахожу слов, чтобы прорекламировать жизнь.
«Жизнь может преподносить и приятные сюрпризы». Но лично у меня их не было. Все равно, что средства для похудения рекламировать – с твердой уверенностью, что никому не поможет.
Может, сбегать в гугл – посмотреть, что там написано о жизни? Передрать рулевой слоган?  Жизнь – вот то, что тебе сейчас нужно, чувак!
– Ничего не получается, – сказал Констанция. – Я не могу выбросить его из головы. Я не могу жить без его поддержки. Понимаешь, раньше, перед тем как получить его письмо, я видела во сне цветы. До этого мне снились только черно-белые сны, а потом вдруг стали сниться цветные. Много-много тюльпанов, поля тюльпанов…
– Как в Голландии?
– Лучше. Это были очень необычные тюльпаны: нежно-розовые, махровые, на высоких стеблях. В жизни не бывает таких цветов.
– Ну, ясно.
– А теперь я даже снов не вижу. Сплошная чернота. Только учебники и тупые, кретинские разговоры. Мир вокруг меня серый, пустой, неинтересный, предсказуемый. Хочу оборвать все. 
– И что? Глотнешь это? – спросил я тупо. – Мы же велотренажер хотели купить…
Как рекламировать жизнь? Научите меня!
– Не надо, пожалуйста, – попросил я просто. – Не надо… решать так круто. Я знаю, ты все хорошо обдумала. Одна из миллионов и ничего не теряешь. Но ты отложи это, просто отложи. Поживи пока, доучись. Этот Агент69 – тоже один из миллионов. У него свои проблемы, может. Иначе не торчал бы он в каких-то чатах. Просто заклинило немного. Как обида заклинивает. Ты хотя бы признаешься в этом, это уже поступок.
Я так не могу. Не могу никому признаться, что зарабатываю проституцией. Не могу ни с кем «поговорить об этом». Не могу никому рассказать, как дурно пахнет от этих старух, как они лапают меня, потому что считают безмозглым идиотом. Мне снятся их раздвинутые ноги. Все равно, что заниматься сексом под дулом пистолета. Но ведь нет никакого пистолета.
Мне кажется, что от меня воняет их духами, и все вокруг догадываются, где я беру деньги. Я подарил матери пальто, она так на меня посмотрела, будто все поняла. И мне не нужны люди, которые все обо мне понимают. Не нужны друзья, которые меня презирают.
  Я не уверен, что жизнь сама по себе – хорошая штука. Ее можно украсить, конечно, сделать комфортной, обставить красивыми декорациями, но главное, чтобы внутри у тебя не было пустыни. Потому что… если пустыня – даже нет смысла заливать ее молоком и засыпать снотворным, ты и так мертв. Тебе не станет легче, жизнь тебя уже победила, уже убила. Но пока ты можешь чувствовать, значит, еще можешь бороться и можешь победить. Может, не в этом раунде, но в следующем…

Констанция смотрела очень внимательно и молчала.
Я сел на ее место перед пакетом и таблетками.
– А зачем молоко, док?
– Чтобы не открылась рвота.
– А пакет?
– Для страховки – на голову… И что? Так и будешь продолжать? – спросила она.
Я пожал плечами.
– Да. Я не случайно этим занялся. Я все взвесил. И я справлюсь. Травиться не буду.
Она села напротив.
– Я ничего не знала.
– Ну, не знала бы и дальше. Мы купили бы велотренажер, плазму или новый ковер. Сидели бы вечерами и вспоминали Агента69, пока ты не выбросила бы его из головы. Потом еще кого-то вспоминали бы. Или даже сняли бы другую квартиру – ближе к твоему институту.
– Зачем я тебе?
– Ты мне нужна. Ты одна. Мне кажется, я нашел идеальные отношения. Самые лучшие в моей жизни. Совершенные. Это единственное, что меня радует.
– Потому что без секса?
Я промолчал.
– Ты хочешь идеальных отношений без секса? Для этого ты выбрал меня? Потому что я даже не напоминаю тебе женщину? Ты ничего не перепутал? Может, тебе нужно было предложить это Владику? Вообще кому угодно, но не мне! Я не понимаю, чего ты хочешь! Мне кажется, у тебя есть какая-то иллюзия, которой я никак не могу соответствовать. О чем это мечта – о дружбе? О чистоте? О мире без секса? О велотренажере на двоих? Чего ты хочешь? Назови это как-то! Обозначь! Ты же все можешь описать!
– Ну, я не все могу описать, – я развел руками. – Нет слов и нет никаких иллюзий. Ты говорила тогда о врачах, что вне работы они не думают о том, из каких запчастей люди собраны, потому что человек – это не просто набор органов. Так вот и я с тобой забываю о том, от чего обычно не могу отвлечься даже усилием воли – о глобальном половом акте, об удушливых запахах. Но на твой вопрос я не могу ответить сразу, быстро, сходу. Я не мечтаю о мире без секса или без женщин, мне нужно, чтобы в этом мире была ты. Если бы все решения лежали в горизонтальной плоскости, было бы намного проще. Я мог бы точно просчитать, чем это может закончиться или какие реакции может вызвать. Но я думаю, что никто этого просчитать не может: ни ты, ни я, ни Влад, ни Агент69…
Я вылил молоко в раковину. Почему-то оно казалось мне непригодным к употреблению. Таблетки положил в карман. Нужно будет – она еще достанет.
– Прости, – сказала она. – Может, ты и прав. Это у меня либо черное, либо белое. Хочешь, чтобы я тебе что-то пообещала?
– Вряд ли у меня есть право требовать обещаний.
Мы еще долго сидели молча. Тишина не давила. В этой тишине мы чувствовали себя одинаково отторгнутыми течением жизни. И никто из нас не мог нарисовать даже подобия светлого будущего.
За окнами стало сереть.
– У меня семинар на первой паре, – вздохнула она. – И я к нему не подготовилась. Думала, уже не нужно.
– А я должен с одним банкиром встретиться. Вообще не пойму, чего он хочет.
– Вы проходили, что из всех животных только человек осознает свое существование как проблему, которую должен решать ежедневно, и именно поэтому он не животное?
– Тогда я точно не животное.
Мы еще помолчали.
– Знаешь, я придумала выход для нас обоих. Если тебе кажется, что моя проблема – не проблема, а мне кажется, что твоя вполне решаема, то давай друг другу обозначим цели. Так, словно судьба за нас решила. Ты же говорил, что не пожелаешь мне зла. Будь уверен, что и я тебе не пожелаю.
– Я бы поверил, но тебе всего двадцать лет. Ты считаешь, что можешь давать мне умные советы?
– Для нас это единственный выход.
– Хорошо. Тогда я первый. Действительно, я считаю, что твоя проблема – проблема возраста, острого чувства и отсутствия опыта. Решается она никак не самоубийством. Мои условия: больше никаких попыток свести счеты с жизнью, учеба, новые знакомства, максимум общения. А когда станешь реаниматологом, сама будешь спасать таких же идиоток, какой был в двадцать. Все понятно?
– Но я не знаю, как жить без него. Раньше мне было достаточно знать, что он есть, что он живет в нашем городе, а теперь мне нужно, чтобы он был со мной и ни с кем другим…
– Я тебе уже сказал свои условия, – оборвал я.
– Теперь моя очередь. Ты найдешь работу – стабильную, высокооплачиваемую, с медицинской страховкой и социальным пакетом, бросишь своих бабушек и будешь зарабатывать головой, раз ты такой умный. А членом будешь пользоваться изредка – по моему разрешению. Будешь звонить и разрешения спрашивать. И как только найдешь работу – никакого фриланса, или как ты это называешь…
– Невыполнимая задача.
– А ты постарайся. Так, как для бабуль стараешься, так для себя постарайся, будь лучшим – для себя, а не для них. Понял меня?
– Надеюсь, и ты меня поняла.
Мы разошлись в разные стороны, словно обидевшись друг на друга за эти советы. Но ни в одно утро я не был так уверен, что у меня все получится. Если ночью я спас чужую жизнь, смогу спасти и свою.

-12-
Сергей Михайлович предложил встретиться в банке. Я только сначала удивился, а потом подумал, что для него это в порядке вещей, возможно, – развлечься в обеденный перерыв, прямо на рабочем месте, в собственном кабинете.
Внешне кризис совсем не покусал его банк: стены не покосились, а автостоянка перед зданием была забита крутыми тачками. Меня любезно направили к его кабинету. Секретарша улыбнулась медовой улыбкой.
– Вас ждут, проходите.
Ждут… Что он там, смазку достает? Или даже так:
– Мариночка, принесите мне смазку. Сейчас ко мне парень придет.
И она улыбается:
– Вас ждут, проходите.
Я прошел. Сергей Михайлович поднялся из кресла, протянул руку, закрыл за мной дверь.
– Присядь.
Может, прилечь сразу?
Я отлично помнил обещание, которое дал Асе. И еще лучше – обещание, данное утром Констанции. Я уже подготовил для Сергея Михайловича набор нелицеприятных выражений, ясно определяющих мой отрицательный ответ. Но папик никак не торопился начать щекотливый разговор.
– Как поживаешь? – спросил, сев напротив. – Все занят?
Я кивнул.
– Твоя жизнь изменилась?
– Изменилась? Немного.
– Прибавилось интересных историй? Помнится, в прошлый раз ты ничего не мог рассказать.
– Я и сейчас ничего не расскажу.
– А сейчас и не нужно. Сейчас я сам все знаю.
Это оказалось круче, чем я ожидал. Я нахмурился, чтобы скрыть неприятное удивление.
– Не было ничего, кроме скучных статей. И вдруг – вихрь эмоций! – продолжал Сергей Михайлович. –  Падение в бездну, потеря ориентиров, переоценка ценностей, новые маяки в тумане.
– Ася… 
– Ася – отличная девочка. С ней не бывает скучно. Я ее мозги очень ценю. И она – замечательная психологическая поддержка, ты убедился. Особенно, когда привычный мир рушится. Она подсказывает новые идеи, новые и новые…
– То есть это вы придумали… этот эксперимент?
– Краш-тест. Так точнее. Прежние связи не прошли проверку на прочность, только и всего.
На миг мне показалось, что я нашел козырь.
– Но она спала со мной! Об этом вы знаете?
– Нужно же было проверить, годишься ли ты для воплощения новых идей. В результате все довольны – особенно твои клиентки.
Я поднялся.
– Хорошая шутка. Ужасно смешно. Я оценил.
Теперь пришла очередь Сергея Михайловича удивиться.
– Постой. Это же не разговор. Это прелюдия как бы. Честно говоря, стыдиться тебе нечего, я вообще в восхищении – ловко ты справляешься. Какие ты выводы для себя делаешь – твое личное дело. Мы просто хотели вытащить тебя из виртуального мира в реальный и заставить принимать решения. Я и сам отлично знаю, что Интернет-паутина затягивает, все мы грешны. В итоге, конечно, что-то прорисовалось более четко – предел твоих возможностей, предел физиологии или нравственности. Но научила эта история тебя чему-то или нет – целиком на твоей совести, мне это неинтересно, и ты можешь продолжать вести прежний образ жизни.
– А что тогда вам интересно?
– Да я работу тебе хочу предложить. И, думаю, пройдя некоторый путь, ты сумеешь оценить мое предложение.
Я застыл где-то на полпути к двери. Жутко хотелось курить. Ничего не слушать, а просто курить.
– Постойте.
Я вернулся за стол, зажег сигарету, потянулся за его пепельницей. Лицо стало оживать.
– А что за работа?
– Возглавить pr-службу банка. Кампания намечается серьезная. Статьи, новый сайт, печать, радио, телевидение, наружная реклама, транспорт. Из кризиса мы должны выйти сразу в лидеры. И я уверен, что ты в этом разбираешься.
– Ася убедила?
Он нахмурился.
– Ты сердишься что ли? Да забудь это! Я сразу хотел предложить, но мы все как-то заигрались. Ты звонить отказывался.
Заигрались… в краш-тесты, в эксперименты, в опыты, в психологов-любителей, в прелюдии.
– Я думал, вы мне секс хотите предложить, – признался я. – И по пути в банк целую речь подготовил – о пределе физиологии или еще чего-то. А вы с другой стороны зашли с вашим предложением, но все равно в тот же предел уперлись. Поэтому я речь говорить не буду, а просто посоветую вам предложить эту должность Асе. Уверен, у нее найдутся новые идеи, новые и новые.

– – –
«Здравствуйте, Dmitriy! У вас 4 непрочитанных сообщения».
С кем же еще и общаться в депрессии, как не с почтовым агентом? Чем же еще и заниматься, как не просматривать непрочитанные сообщения?
«Уважаемый Дмитрий! Благодарим за выполненную работу. Высылаем исходники новой статьи и данные банковского перевода. С ув., «Косметик-Полис».
«Мить, сорри, что по нету. Я целый день на парах. Влад мне звонил и прощения просил, представь се. Сходи по адресу: пр. Гагарина, 126-12. Хозяйку зовут Мария Степановна. Квартира двухкомнатная, комнаты раздельные. (Судя по голосу – тете за пятьдесят) (Уверена, ты ей понравишься) (Попроси скидку) (Неудачная шутка) (Извини) (лол). Лиза».
«Дима, привет. Почему ты отказался от предложения Сергея? Это неумно. Не отключай телефон, когда я звоню. Ася».
«Здравствуй, Дмитрий. Ты неправильно меня понял. Я ни в коем случае не пытался учить тебя различать добро и зло или что-то в этом роде. Мое предложение основывается исключительно на заинтересованности в тебе как в специалисте.  Понимаю, что должен извиниться. И раз ты не отвечаешь на звонки, письмом даже легче. Уверяю тебя, что впредь наши отношения будут предельно прозрачными. Отчитываться будешь непосредственно передо мной, никаких посредников. Не отвечай сразу. Остынь. Подумай до понедельника. Сергей. P.S. Ты сам избегал встречи. Не надо теперь преувеличивать свои страдания». Ник отправителя – Агент69.
Я обалдел. Поэмы, значит, мы пописываем. Девиц соблазняем. В чатах висим. Потом эксперименты над людьми проводим, потом заглаживаем их последствия. Мне хотелось ответить, что у него неплохо получается, но я решил, что это выдаст мое удовлетворение. Нельзя так внезапно найти лучшие отношения и лучшую работу. Есть риск, что со временем они окажутся совсем не тем, что тебе нужно. Поэтому я быстро отписал Констанции: «К тете схожу. Есть новость: я нашел новую работу и Агента69. Твой нравственный императив – мой безнравственный шеф. Могу познакомить».

2009 г.