Вода за берегом

       Мы сидели у берега.
       — А чуешь, какой тут запах? — заговорщически спросил Куцый.
       Я принюхался. Пахло, по-моему, мертвечиной. Может, даже Смертью.
       — Дурак ты, — ответил на моё заявление Куцый, — это ВЕРХНИЙ запах.
       — Вот как раз с этого твоего ВЕРХА никто ещё не возвращался, — мрачно заметил я.
       Помолчали.
       — Я слышал... у тебя вчера брата взяли, — тихо сказал Куцый, — соболезную.
       Помолчали ещё, на этот раз дольше.
       — Я... это... чё притащил-то тебя сюда, — неловко начал Куцый, — может, оно и не вовремя, конечно... Ты уж извини. Мы все обязательно встретимся там, НАВЕРХУ.
       — Да, — дежурно принял я дежурные слова и вдруг заметил, что от них мне действительно полегчало.
       — Но я не про это, — приободрился, кажется, он, — тут один вернулся.
       — Откуда?
       — Оттуда.
       Я бы ответил бы ему в том духе, что он вешает мне тину на жабры, если бы не вчера. Сейчас я вежливо промолчал.
       — Правда, — сказал Куцый, — вернулся.
       — А почему об этом никто не говорит?
       — Потому что в это никто не верит. Но вообще ты неправ: вот, мы об этом говорим.
       — А, ну да.
       — Нет, правда-правда, — горячо заверил меня Куцый, — он получил знание и вернулся.
       — Чё ещё за знание такое?
       — Как туда не попадать.
       Я раскинул мозгами.
       — Чего ж ты мне тогда врёшь, что мы все НАВЕРХУ встретимся? Если он тебе рассказал, как туда не попадать? А?
       Куцый внимательно поглядел на меня.
       — Слушай, у вас в роду все такие умные? — с вызовом спросил он.
       — Да, — принял вызов я.
       — Ты, конечно, извини, но брату твоему это вчера не помогло. В таких делах ум не помогает, — сделался он строгим, серьёзным и, по всему, искренне сожалеющим. Такому в ответ и огрызнуться неловко.
       Но, видимо, воодушевления у Куцего хватило ненадолго. Он заёрзал, засуетился.
       — Знаешь, — заговорил он торопливо, — я вообще-то в этой теме недавно, но это потрясающе, потрясающе! Это же нас никто никогда не поймает!
       Мне стало жаль его. Наверное, он продумал только самое начало нашей беседы, и то кусочками. На остальное умишка не хватило.
       — Ладно, рассказывай, что у тебя там, — согласился я.
       — Ну, в общем, это Длинный, ты его, наверное, не знаешь. Он тоже... — Куцый споткнулся, но быстро нашёлся, — он, в общем, попался в сети. И он уже думал: ну всё, конец. А ещё облава была какая-то ну совсем массовая, столько загребли, что ой-ёй-ёй. Отцы такого не помнят.
       Куцый принялся расписывать массовость облавы — наверное, для того, чтобы нагнести мрачное впечатление. Мне стало скучно, я отвлёкся, и мне в голову вдруг пришла мысль, что этот его Длинный — наверное, стукач. Те, кто НАВЕРХУ, заслали его сюда, чтобы знать места, где мы прячемся. От этой мысли я почувствовал себя неловко: я же не знаю Длинного, с чего бы это мне сразу думать о нём плохо? И вообще, коли уж я предложил Куцему рассказать, буду слушать, а не выдумывать.
       — Ну и вот, — продолжал Куцый, — вытащили их всех НАВЕРХ, и ему сразу стало душно, плохо слышно и ничего почти не видно. Но, говорит, разглядел: все вокруг них суетятся, а один стоит. Стоит и говорит что-то вроде того: хватит рыбу ловить, пойдём ловить человеков. А потом, говорит, этот самый, ну, который стоял, подошёл ближе, запустил плавник в сеть через дырку и вытащил его. У них у всех, он говорит, плавники такие длинные, а на конце ветвятся, вроде как у рака клешня, только ещё круче.
       — Кто говорит? — спросил я.
       — Ну, Длинный же говорит. Он рассказал Горбатому, Горбатый Косоротому, а Косоротый мне. А потом мы все собирались, и Длинный всем подтвердил, что так и было. Там много ещё народу собиралось.
       Косоротого я знал. Он в последнее время стал какой-то странный.
       — Насчёт плавников врёт наверняка, — усомнился я на всякий случай, чтобы в чём-то усомниться.
       — Не врёт! — горячо возразил Куцый, — он знание получил, понимаешь ты?! Он не может врать!
       — Ну допустим, — согласился я, потому что спорить не хотелось, — и что же? Вот так вытащил и отпустил?
       — Не просто так! Он Длинному что-то ещё прошептал, но Длинный не разобрал.
       — Так а в чём же его знание-то тогда, если он не разобрал? — удивился я.
       — Как в чём? — удивился в ответ Куцый, — да в том, что ловить они теперь будут друг друга!
       — Что-то мой брат этого не заметил, — зло сказал я.
       Куцый на какое-то время задумался, а потом радостно сообщил:
       — Так они же не все ещё друг друга поймали и съели! Наверное, в этом дело-то всё! Но вообще… ты прав, да. Надо пойти у Длинного спросить. Ты вообще такие вопросы задаёшь, что лучше бы тебе не со мной, а сразу с ним пообщаться. Понимаешь, он ответы на все вопросы знает. Может, ему этот, который его выпустил, все ответы как раз и нашептал?
       Меня раздирали противоположные чувства. С одной стороны, все боятся оказаться НАВЕРХУ, и я боюсь. Было бы здорово узнать что-нибудь эдакое, чтобы жить долго и без страха, а потом умереть своей смертью. Но с другой... Я родился от тех, кого могли поймать. Всех моих предков до последнего колена могли взять и вытащить НАВЕРХ. Но мне удалось родиться. Причём родиться, заметьте, безо всяких там знаний СВЕРХУ. И это повод для гордости.
       Я наблюдал за своими колебаниями и хотел узнать, что же сейчас победит — страх или гордость. В итоге вышла ничья. Поэтому я заявил как можно более незаинтересованно:
       — Зачем Длинный? Ты сам посуди, без него: вот зачем им там друг друга ловить? Ну представь, что мы друг друга ловить и жрать начнём — что из этого выйдет?
       — Они не такие как мы, — уверенно ответил Куцый, — может, у них в крови друг друга ловить и жрать, мы этого не знаем. Но дело не в этом. Длинный говорит: тот, который стоял, он как бы наполовину наш. Он и рыбак и рыба одновременно. Поэтому он о нас заботится.
       — Смотри, Куцый, как скормит тебя с Длинным толпе этот, который стоял, да ещё и хлебом закусить даст. Нашли, тоже, нашего, — сказал я со злостью.
       — Он рыба, — упавшим голосом произнёс Куцый.
       — Ты рыбак, — ещё с большей злостью сказал я, — но я в твои сети не хочу.
       Вода за нашими хвостами колыхнулась.
       — Длинный! — обрадовался Куцый.
       К нам подплыл тип с полосами поперёк брюха — как будто кто-то его хватал клешнями, и от этого остались следы.
       — Услышал знакомый голос, — сказал тип, — что у вас тут творится?
       — Да вот, — ответил ему Куцый, — хочу его к нам затащить.
       — А тебе зачем? — спросил Длинный и, не дождавшись ответа, обратился ко мне:
       — А тебе — надо?
       И я не нашёл что ответить.
       — Я не знаю, чего они все ко мне привязались, — доверительно сообщил мне Длинный, — но кормят, и мне это нравится. Если хочешь меня кормить — присоединяйся.
       Он махнул хвостом, ткнулся мордой в берег и уплыл НАВЕРХ, словно там, за берегом, была вода.