Перила

Перила были очень старыми. Облезшие и почерневшие от времени и людского пофигизма. Краски давно почти полностью облупилась. И их цвет в который были они выкрашены когда-то в девичестве определить было невозможно. Гладкие и теплые на ощупь от тысячекратных прикосновений как всякое дерево. Бесконечно длинные перила, по которым так приятно скользить ладонью, спускаясь по ступенькам вниз. Раз, два, три – поворот, раз, два, три – еще поворот. Каждому свое количество поворотов в зависимости от этажа проживания. И совершенно неожиданно, перед тем как человек намеревался сделать последний шаг со ступеней и схватиться за ручку двери перила ощетинивались хищными острыми щепками. Один деревянный брус переходил в другой. Кто-то когда-то сбил их кое-как, зачистил кое-как, покрасил кое-как и оставил для людей. «Пользуйтесь!» Сколько из этих щепок выросло заноз в ладонях, сколько было порвано школьных платьев и брюк, сколько выслушано проклятий за существование, долгое существование перил и дома никто не ответит. Много. Эта заноза на перилах была всегда. Никто не пытался с нею бороться. Это была часть жизни дома и его жильцов.
Семилетний Славка близко познакомился с перилами спустя месяц, аккурат после того его небольшая семья неожиданно и необъяснимо для Славки переехала с высокого девятого этажа серого панельного дома на третий этаж в этот неказистый красно-каменный склеп. В этом склепе они с матерью стали занимать только одну комнату. Знакомство состоялось утром.
Славка собирался с матерью в больницу. Они теперь часто ходили в это желто-зеленое здание, где было много людей в белых халатах и людей без халатов с испуганно-страдальческими лицами. Славка был болен.
- Чем отличается больной человек, от не больного человека? - стал часто задавать себе вопрос Славка, когда оставался один, и сам же себе отвечал. – Ну, больной это тот, конечно, который болеет. Температура там, сопли там, кашель там. Бывает еще, когда совсем человек болеет, это когда тошнит и рвет. Однажды со Славкой такое было, когда он отравился творогом. Было очень плохо. Хотелось плакать и хотелось влезть к маме на колени. Вот это больной человек! А здоровый? Здоровый, это когда все хорошо, ничего не болит и не тошнит. Температуры нет и тебя не рвет. Тогда совсем не понятно, почему врачи и мать решили, что он больной? Наверное, ошибаются, или болезнь выходит какая-то особенная.
Так думал шестилетний Славка, со скукой рассматривая галок за окном. Каждый день одно и то же.
О том, что он болен ему и матери рассказала толстая тетка-врач, когда они пришли к ней в кабинет после обследования. С того самого момента и поменялась Славкина жизнь круто. Жить стало скучно и не интересно. Нет, поначалу-то все было ох как интересно. Их отправили в другую больницу, где у Славки выкачивали кровь. Ужас как больно. Кололи большой иглой в руку. И в другой больнице им сказали, что Славка болен. Зато их отправили в Москву. Вот в Москве было интересно. Много машин, метро с движущимися ступеньками. Ступеньки едут сами, и шагать по ним не надо. Здорово там было. Ходили в кафе, ели мороженное. И опять больница, и снова кололи иголкой. И плачущая мать, и грустные глаза теперь уже молодой тети в белом халате. А потом все кончилось. Как-то вдруг и сразу.
Славку перестали водить в детский сад. С ним перестали играть дети во дворе. Когда он появлялся с матерью на детской площадке, всех детей быстро разбирали и уводили домой. А взрослые, встречаясь с ним в подъезде больше не улыбались и не шутили, а старались как можно незаметнее проскочить мимо, опустив глаза. Не то что бы раньше Славкина жизнь была переполнена счастьем и радостью, совсем нет. В детском саду Дениска и Илья частенько поколачивали, а еще, почти никогда не принимали его в свою компанию. Они приносили из дома большие красные машины с дистанционным управлением и гонялись на них по комнате. Вдвоем. Славка стоял у стенки и с завистью наблюдал за движением машин. Как здорово они выделывали повороты и как быстро набирали скорость. Иногда они переворачивались, и Славка подбегал к ним раньше Дениса или Ильи брал это блестящее гладкое чудо в руки и ставил на колеса, в надежде, что за это ему дадут поиграть. Но играть ребята не давали.
Сколько ни просил Славка мать, она наотрез отказывалась купить ему такую же машину и покупала разноцветных пластмассовых уродцев, которые нужно было тянуть за веревочку. Только тогда они будто бы. Славка каждый день упрашивал Дениса и Илюшку, что бы те приняли его то же играть. Ведь у него тоже была машина, только на веревочке. Но те лишь потешались над его машиной и презрительно говорили:
- Да у тебя не машина, а отстой. Вот купят тебе такую же, как у нас, тогда посмотрим. Иди вон с Михой играй, у него вообще ничего нет. Ха, ха, ха!
И Славка шел к Михе, детсадовскому тихоне, который никогда не приносил из дома игрушек и ходил в выцветших колготках с дырками на пятках. Миха был слабак и никогда никому не мог дать сдачи. Он почти всегда сидел возле стенки в саду один. Он бывал рад Славке, когда тот подходил к нему. Но Славке было с ним не интересно. У него не было машин, и с Михой никто ни когда по собственной воле не играл. Его не брали в компании. Он был никем. Но одному Славке было еще скучнее. И он шел к тихоне Михе, что бы перекатывать с ним друг другу уродливую пластмассовую машину.
А однажды, у Славке был День рождения, и Дениска по просьбе воспитательницы дал поиграть ему своей машиной. Ух, как это было здорово! Как красиво гонялась машина, как она слушалась Славку! Он был в восторге. Но День рождения кончился, и больше таких праздников, ни Денис, ни Илья не делали Славке. И воспитательница больше не просила Дениса, хотя Славка из кожи лез вон стараясь не шалить, помогал ей убирать посуду после обеда и в тихий час честно лежал, молча с закрытыми глазами. Воспитательница больше не просила. Может, забывала, а может, просто не хотела.
Славка сидел и смотрел на галок. Сейчас Славке казалась прошлая жизнь веселой и интересной. Ведь тогда он еще не был болен. Или просто об этом не знала врачиха? Но она узнала после обследования. Узнала и сказала матери и, наверное, она рассказала всем врачихам, у которых они побывали с матерью. И в первой больнице, и во второй и даже в Москве. И во всех больницах Славкина мать после разговора с ними начинала плакать и плакала очень долго. А все врачихи монотонным голосом давали матери советы, что теперь Славке нельзя делать, а что можно.
- Желательно не общаться с другими детьми, да и взрослыми тоже. Не допускать появления у мальчика царапин, ссадин, кровотечений. В случаи же появления, постараться оградить возможность попадания его крови на предметы которыми могут пользоваться другие люди.
Каждая из врачих еще очень долго что-то рассказывала. В конце концов, советовала не падать духом, держаться и надеяться. Еще не все потеряно, и можно попробовать лечить. И стали пробовать лечить. Таблетками.
Вскоре после возвращения из Москвы они переехали в новый дом, и Славка перестал ходить в детский сад.
- Надо пробовать лечить, - сказала Славкина мама, когда они переехали в новый дом, – надо пробовать.
  Теперь он сидел в комнате один и весь день ждал, когда вернется с работы мать. Целый день.
Два раза в неделю, они ходили в больницу, где Славку осматривали и обслушивали. Это были дни развлечений.
В один из таких счастливых дней Славка и познакомился с перилами. Ладонь пронзила острая боль. Славка отдернул руку от перил. Осколки дерева окрасились в красный цвет. Славка посмотрел на ладонь, по которой стекала кровь и заплакал. Но сильнее Славки испугалась этих капелек крови мать. Она тут же бросилась обратно в квартиру вынесла тряпку и стала старательно затирать капли на полу и на перилах. Только тщательно протерев перила, мать забрала Славку домой и там перевязала ему ладонь. В больницу они в тот день не пошли.
Это произошло месяц назад. Славкина ладонь зажила. И все продолжалось по-прежнему. Весь день дома один, а вечером приходила мать и они, сидя молча на диване, смотрели телевизор. Сказки мать больше ему не читала, и песенок вместе они уже не пели. И лишь два раз в неделю поход в больницу.
Всякий раз, проходя мимо коварных перил, Славка опасливо засовывал руку в карман. Он слишком хорошо помнил жгучую боль. Но однажды он подумал, что ведь больным может быть всякий. Любой. Вот, врачиха говорила, ведь Славка помнит, как она сказала, что больным может стать любой. Любой человек если на кого-то попадет Славкина кровь. Видимо у Славки такая кровь особенная, ведь недаром же ее у него во всех больницах брали? Но ведь Славка же не чувствует себя больным и значит он не больной. Нет, он конечно больной, но не такой как все. Мало ли что врачиха говорит? Особенная болезнь у Славки, вот и говорит. А если еще кто-то будет таким же особенным больным, значит, он тоже переедет в этот дом? И тогда они уже будут болеть вдвоем. Они будут вдвоем сидеть днем, и ждать матерей. И играть. Играть в разные игры. А может быть однажды, зайдет Дениска в их подъезд, может нужно будет что-нибудь ему. Пописать, например. И может так же поранить руку. И что тогда? Если там будет Славкина кровь, то он тоже заболеет. Станет особенным больным. А особенные больные живут, наверное, только в этом доме. Потому что «нужно пробовать лечиться». И Дениска переедет в этот дом. И они будут играть в его машину вместе. Будут, потому что с Дениской больше никто не захочет больше играть и дружить, так же как со Славкой. И Денис будет дружить со Славкой.
Размышляя так, Славка стоял и смотрел на острые кромки перил. Уговаривая себя что надо, надо, сейчас, ну сейчас же. Воспоминания о боли отдергивали руку, но он снова и снова заносил ладонь над перилами. Наверху мать хлопнула дверью и заскрежетала ключом. Славка зажмурил глаза и резко ударил рукой по острым щепкам орошая их кровью и тут же спрятал раненую руку в карман.
Угрюмая мать не обратила внимания на следы крови на ступенях и перилах. Молча взяла Славку за руку и повела его в больницу.
Славка шел счастливый и довольный. Раненая ладонь горела огнем, но он почти не обращал на боль внимания. Он уже представлял как они будут днем когда не будет родителей с Денисом играть в его красивую красную машину. И пальцы на его руке пытались давить на воображаемые кнопки управления.