Хранители желаний главы 2-5

«ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО»
Эдик Вишневский выпрыгнул из маршрутки, и, озираясь по сторонам, будто вор-дилетант (что было совсем недалеко от истины), поспешил к стоянке такси. Худая его спина под свитером, одетым прямо на голое тело, взопрела, и вовсе не от жары. Все дело в том, что Эдик боялся. Трусил. Был перепуган до чертиков. Нужное подчеркнуть.
Никогда в жизни Эдик не был так близок к тому, чтобы наделать в штаны.
Разумеется, они его «пасли». А то, как же! И эсбэушники, и мафия – организованная, мать ее, преступность! И теперь вон тот пацан в «коже» с затылком, как у отрицательного героя комиксов или же тот невзрачный мужичонка рабоче-крестьянской наружности зорко следят за ним.
В Киеве «вели», разумеется, другие. У них много людей. И у каждого своя задача. Только задача-то не сложнее тех, что задают в первом классе – всех действий – отнять, да вычесть. Плохо лишь то, что эти действия должны быть произведены над ним, Эдиком Вишневским.
Незнакомый город, абсолютно незнакомая местность. За сутки он много успел и сейчас был впереди на несколько шагов. Но его преследуют. Каким-то образом людям Хворостенко стало известно, что он в Чернигове. Впрочем, им всегда и обо всем становится известно. Рано или поздно. Теперь все целиком зависело от его, Эдика Вишневского изобретательности. Необходимо было как можно быстрее избавиться от карты и камня-подсказки. Повезло, что подсказка находилась именно там, где он вычислил.
И зачем он только со всем этим связался? Не хватало острых ощущений?
«Тоже мне еще, граф Монтекристо выискался»! – злился сам на себя Эдик.
Парень и мужчина, в которых Вишневский заподозрил преследователей, сели в маршрутку. Эдик вздохнул и глупо улыбнулся.
«Пронесло», - подумал он.
Но не пронесло.
Темно-синий микроавтобус «Фольксваген» с киевскими номерами затормозил на противоположной стороне улицы. Трое крепких парней, каким обычно применим термин «подозрительные люди», выпрыгнули на тротуар. Один из них указал на Эдика и у того, душа упала куда-то на дно желудка. Он начал пятиться, не сводя глаз с бандитов, несомненно, людей Бармалея. Спортивную сумку с заветной картой Эдик прижимал к животу.
«Все, капут», - думал он, - «Теперь и папик не отмажет».
Вишневский затравлено огляделся. Города он не знал, так что о бегстве не могло быть и речи. Куда, например, ведет этот переулок? А тот въезд через арку? Кто поручится, что двор проходной?
Между тем, выбора не было. Парни приближались, и нужно было что-то делать. Например, бежать без оглядки. Эдик рванул в арку, изо всех сил надеясь, что двор все-таки проходной. Парни рванули следом.
Эдик, который бегал последний раз в армии, начал задыхаться. Бандюки, наверняка, много тренированнее его, Бармалей гоняет своих пацанов не хуже спецназавского сержанта.
Видно боги воровства были благосклонны к Эдику. Двор оказался проходным. Вишневский с открытым, как у пойманного карпа ртом, пробежал мимо традиционных бабушек на лавочке, все так же прижимая сумку к животу, а следом, метрах в двадцати галопировали трое его преследователей. Возмездие неминуемо приближалось. Бабушки на лавочке проводили спортсменов поневоле сочувствующим взглядом и о чем-то горячо зашептались.
Вишневский обогнул угол дома. Огляделся, словно затравленный зверь. Через дорогу продуктовый магазин. Метрах в двухстах автобусная остановка. Скопление людей может его спасти. Он понял, что не успеет.
Над подъездом дома, возле которого Эдик остановился, чтобы перевести дух, висела табличка, сообщающая, что в этом здании находится «Магазин second hend ПРЕСТИЖ – Дешевая одежда из Европы». Эдик про себя отметил ошибку в написании и мысленно поздравил хозяина провинциального магазинчика поношенной одежды, утверждающего, что дешево значит ПРЕСТИЖно. Эдик не раздумывая, рванул в подъезд и побежал на характерный запах вещества, которым обрабатывают эту самую дешевую одежду из Европы, чтобы в ней ни дай бог не завелись паразиты. В маленькой квартирке, наспех переоборудованной под магазин, как ни странно, толпились люди. Эдик в second hand оказался впервые. К своему величайшему изумлению, дурно пахнущую одежду и обувь перебирали, разглядывали и тут же мерили за кустарной ширмочкой вовсе не бомжи и пенсионерки, а вполне достойные на вид люди, преимущественно молодежь. На Эдика, вопреки его предположениям, никто не обратил внимания. Он подошел к вешалкам спортивной одежды, стараясь дышать не слишком глубоко – уж очень щипало в носу с непривычки. Интересно, догадаются ли бармалеевские головорезы искать его в «секонде»? Сам бы он ни за что сюда не зашел. И тут его осенило.
Спустя двадцать минут, Эдик выскользнул из подъезда и оглядываясь по сторонам, быстрым шагом направился на противоположную сторону улицы, где возле желтой, цвета старого лимона, пятиэтажки, скучали в своих убитых иномарках частники.
- На Горького, - хрипло произнес парень, открыв дверцу темно-красной старенькой «Ауди -100».
- Садись, - согласился с маршрутом водитель – худощавый черноусый субъект в коричневой кепке с адидасовской эмблемой. – На Горького куда?
- А? – Эдик вынырнул из своих мутных параноидальных вод.
- На Горького, спрашиваю, куда? – повторил свой вопрос водила.
- Ага, сейчас…, - Эдик полез в небольшую спортивную сумку и выудил из ее недр красную записную книжку. – Сейчас, сейчас, командир, у меня тут адрес есть…
Страницы упорно не хотели переворачиваться, руки у Эдика «гуляли», будто у алкана в утреннюю пору. Таксист с интересом наблюдал за происходящим.
- Во! – Эдик затравленно улыбнулся. – На Горького, дом девяносто.
Водитель завел двигатель.
Всю дорогу Эдик оглядывался назад.
- Только бы он был дома, только бы он был дома, только бы он был дома…, - бормотал бедняга Вишневский, словно молитву во спасение.
Это чрезвычайно веселило водителя, он еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Не забыть бы, рассказать хлопцам, какого придурка он вез сегодня.
А Эдику было не до смеха, совсем не до смеха. Два дня назад случилось событие, самое главное, пожалуй, после потери девственности, в его двадцативосьмилетней жизни. И теперь из-за этого самого события Эдик Вишневский может не дожить до своего двадцать девятого дня рождения.
- Приехали, - возвестил водитель. – Горького, девяностый дом.
«Куда теперь?» - чуть было не ляпнул он.
- Так быстро? – поразил в очередной раз своей оригинальностью этот подорванный.
Эдику просто не хотелось покидать относительно безопасный салон такси.
- Чернигов, - философски заметил водитель, принимая от Эдика деньги. – Тут все рядом.
- Ага…, - Эдик, наконец, поднялся с кресла и на ватных ногах двинулся к белой кирпичной девятиэтажке.
- Эй, а сдачу? – крикнул ему вслед водитель. – Мне чужого не надо!
- Возьми себе…, - не оборачиваясь, сказал Эдик.
Водитель сунул деньги обратно в барсетку. Почему-то у него испортилось настроение. Даже пятнадцать гривень «на чай» совсем не радовали. Он решил ничего не рассказывать хлопцам об этом контуженом. Тоже мне, выискался!
Сорок вторая квартира, судя по полустертой табличке, находилась во втором подъезде.
«Только будь дома, прошу тебя…» - повторял про себя Эдик.
Попутно он вознес хвалу Господу за то, что по сравнению со столицей, в этом тихом провинциальном городе было полно дверей, не обремененных кодовыми замками.
Лифт принял его в свое узкое полутемное чрево. Вишневский нажал кнопку пятого этажа. Двери медленно, словно в каком-нибудь триллере, поехали навстречу друг другу, производя характерный зубовный скрежет. И тут Эдик услышал, как хлопнула дверь подъезда, и кто-то стал подниматься по ступенькам. Лифт тронулся, а с ним и сердце бедного Эдика поспешило куда-то наверх. Неужели, ОНИ?! Боже, только не это! Это ведь не справедливо, ведь он, Эдик, уже почти у самой цели.
Дверь в сорок вторую была добротная, деревянная, вскрытая светлым лаком. Эдик вспомнил о том, что отец Олега, Геннадий Петрович возглавляет деревообрабатывающий комбинат, поэтому ничего странного в том, что дверь в квартиру сына не обита стандартным кожзаменителем, не было.
С сердцем, стучащим, словно паровой молот, где-то в горле, Эдик нажал кнопку звонка. В ответ прозвучала механическая птичья трель.
Тишина. Ни единого шороха. Ни-че-го! У Эдика задрожал подбородок, на глаза навернулись слезы. Это несправедливо. Несправедливо! Так просто не должно быть!
Басовито загудел лифт. Кто-то там, внизу торопился на пятый этаж. Торопился прихлопнуть его, словно муху. Его, Эдика Вишневского. Болвана. А может, это Олег? Возвращается из магазина, например. Но нет, такой халявы в реальной жизни не бывает, и ему, Эдику тут не обломится.
Так или иначе, а нужно спасать свою задницу, решил Вишневский. С Олегом можно будет встретиться позже и все ему объяснить. Только сперва предстояло кое-что сделать. Эдик позвонил в сорок первую квартиру. Дверь открыл взъерошенный очкарик, одетый в белую майку и «спортивки» с вытянутыми коленками.
- Здравствуйте, - сказал Эдик и не узнал своего голоса, таким он был хриплым. – Не подскажете случайно, когда ваш сосед Олег Шульга бывает дома?
Интеллигент снял свои очки и потер переносицу. Его глаза сразу же сделались какими-то по детски беззащитными.
- Вы знаете, - пробормотал он, - не исключено, что сейчас Олег в селе. На выходные он часто уезжает. Картошка и все такое…
Только этого не хватало!
Эдик расстегнул свою сумку, вытащил конверт, в котором совсем недавно лежала карта и камешек-подсказка.
- Вы не передадите это Олегу, когда он вернется? Скажите, заезжал Эдик Вишневский, он знает. Нет, лучше я ему напишу.
Он достал шариковую ручку и свой старенький блокнот из сумки. Вырвал лист и принялся карябать неровным, словно у первоклашки почерком. Сложил листок пополам и сунул в конверт, в котором раньше лежала карта. Затем попросил у очкарика клей. Тот принес, ведь в доме у каждого очкарика всегда найдется клей. Заклеил конверт, подписал: «Олегу Шульге (лично в руки)». Почему-то очкарик внушал доверие, он точно из тех, кто не сует нос не в свое дело. Так подумал Эдик.
 - Вот, - он протянул соседу Олега плотный желтый конверт. – Передайте это, пожалуйста. Это очень важно…для меня.
- Конечно, конечно, - засуетился очкарик. Он вновь нацепил очки и сделался похожим на ученого Знайку из известного мультика.
- Спасибо.
- Я обязательно выполню вашу просьбу, - заверил Эдика сосед.
- Прощайте.
- Всего хорошего.
Дверь за очкариком закрылась.
«Вот и все», - с внезапной горечью подумал Эдик. – «Теперь будь что будет».
На улице Вишневский стрельнул у прохожего «Приму» без фильтра, закурил. Дым с непривычки резанул по легким, плотным облаком забил дыхательные пути. Эдик остановился и зашелся в приступе кашля. На него уставился пузатый мужик, выгуливающий симпатягу пуделя. Эдик улыбнулся мужику, словно старому знакомому. Тот пожал плечами и отвернулся.
Вторая затяжка далась куда лучше. В голове у Эдика зашумело, ноги вмиг сделались ватными, куда-то на второй план отъехали и Виталий Алексеевич и Бармалей со своими мордоворотами, и его, Эдика идиотское желание разбогатеть в один миг, да и вся остальная мирская канитель. Ничего более не было, кроме яркого солнца на голубом, словно Танькины глаза, небе и этого потрясающего по своей сладости весеннего воздуха.
Курение уже не приносило радости, и Вишневский выбросил сигарету. Пять лет назад Эдик расстался с пагубной привычкой и поэтому теперь во рту царил мерзкий привкус.
Он и сейчас толком не знал, почему решился на этот поступок. Словно бес попутал. Была нормальная работа. Денег вполне хватало. Чего ради? Теперь, вот, приходится расплачиваться. Только какова будет цена его глупости?
Эдик Вишневский шел неизвестно куда по незнакомому городу, и события его безмятежной двадцативосьмилетней жизни мелькали перед глазами, словно вагоны циркового поезда – яркие и шумные. Что он успел? Чего он не успел? Сколько дел и событий разной важности было у него впереди? Или же…могло быть?
Они его убьют – вернулась паника. Это точно. Или будут пытать, пока Эдик не расскажет. И о своих планах, и о своем армейском дружке Олеге, который еще даже и не подозревает, в какое великолепное дерьмо его погрузил Эдик Вишневский, и даже о том несчастном очкарике, которому, кстати, сейчас, в общем-то, ничего не стоит вскрыть конверт и послать его, Эдика ко всем чертям собачим.
 Все тот же темно-синий микроавтобус «Фольксваген-транспортер» обогнал Эдика и припарковался метрах в двадцати. Когда Вишневский, погруженный по самую макушку в свои размышления, поравнялся с автомобилем, боковая дверь скользнула вбок, и из салона на тротуар выпрыгнул коренастый самец, облаченный в черную кожу (узкие брюки и короткую куртку), словно какой-нибудь участник садо-мазохистских спектаклей. Яркое солнце ласкало круглый и голый, словно бильярдный шар череп мальчонки.
- Я кровожадный, я беспощадный! – запел вдруг хорошо поставленным голосом лысый.
Эдик, словно на невидимую преграду налетел. Так и застыл, прижимая к груди спортивную сумку, в которой уже ничего стоящего не было. Губы что-то беззвучно шептали.
- Эдик, Эдик, где ты был? – продолжал дурачиться лысый. – Я тебя, козла словил. Будем мы тебя мочить, уму-разуму учить. Классный стишок, да? Сам только что придумал.
- Нет, Бармалей, - пробормотал Эдик. – Не быть тебе Пушкиным, это уж точно.
- А тебе, лох неразумный, как я предполагаю, не быть вообще, - заметил тот, кого Вишневский назвал Бармалеем, пинком провожая Эдика в салон «Фольксвагена». – Поехали, прокатимся в одно живописное место, воздухом подышим.
«В ПОИСКАХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ»
Цветам свойственно тянуться к солнцу, клептоманам – к содержимому чужого кармана. Так уж заведено, такие правила. Друга Эдика Вишневского, того самого Олега Шульгу, которого злосчастный киевлянин не застал дома, непреодолимо тянуло к земле. К истокам. К корням, так сказать. Правда, не в том смысле, когда на руках кровавые мозоли от «тесного и плодотворного сотрудничества» со всякими лопатами-мотыгами и прочим сельскохозяйственным инструментом, а спина «стоит колом» от продолжительного нахождения в пресловутой позе «зю». Нет, бабе Ганне Олег, как и полагается примерному внуку, помогал. И в посадке, и в прополке, и в окучивании, ну, и разумеется, в уборке урожая. Помощь оказывал, с этим было все в порядке, но кайфа от передвижений «раком» по десяти бабаганниным «соткам» не испытывал. Другое дело - Ромка, малохольный Олегов двоюродный брат. Тот-то уж точно, натуральный фанат земледелия. Соль земли, блин! Бывало, разогнется с треском в худосочной спине, утрет пот с загорелого лба, и стоит, лыбится, будто юродивый. Олег ему: «Чего расплылся?» А Ромка: «Хорошо, блин!»
Обалдеть! Чего тут может быть хорошего?! В чем заключается та самая прелесть ковыряния в земле? Этого Олег никак понять не мог. Любовь Ромки, двадцатитрехлетнего судебного исполнителя Новозаводского отдела юстиции, была для его двоюродного братца такой же загадкой, что и вопрос жизни на других планетах. С лопатой он прямо-таки срастался, а на борьбу с колорадом собирался, словно на войну, считая, видно, это дело чести.
Вечерний сельский воздух действовал на Романа, словно запах близкой дичи на какого-нибудь фокстерьера. А если в его причудливую гамму вплетался «легкий аромат свежего навоза», тут уж Ромка и вовсе «делал стойку». Псих, одним словом! Точно такой же болван, как и дядя Гриша, его отец. Вера Степановна, мать Олега придерживалась стойкого мнения на этот счет. Все Матюпатенки такие. Придурковатые. Себя мама Олега (в девичестве Вера Матюпатенко) за дурочку не считала. Еще чего!
Впрочем, довольно отступлений. И вовсе не о Ромке речь, пусть нюхает свой навоз, машет лопатой и не заслоняет небо. В конце концов, ведь не он герой нашей истории!
Так вот, как я упоминал выше, Олега непреодолимо тянуло к земле. Вернее, к траве. Еще точнее, к скошенной траве. А если уж быть совсем откровенным, к высушенной траве. К сену.
С наступлением темного времени суток, Олег Шульга, как и его ненормальный брательник Роман, тоже «делал стойку». Но совсем по другой причине.
Развлечениями суровая крестьянская житуха местную молодежь не баловала. После полноценного трудового дня на свежем воздухе, плотно покушав, сельские тинэйджеры и люди постарше, у кого еще не иссяк молодецкий запас, подтягивались поближе к клубу, недавно отремонтированному одноэтажному, но довольно вместительному строению из белого кирпича под шиферной двускатной крышей. «Тусняк» начинался еще на улице, возле памятника воину-освободителю. Тут следует сделать еще одно отступление, на сей раз, на тему искусства.
Солдатик, стандартно покрытый серебрянкой, по идее, должен был олицетворять собой народ-победитель, однако скульптор (явно, не ученик Мухиной и Царители) по каким-то не ясным причинам чего-то не учел с точки зрения пропорций. А может, он думал в момент творческого процесса не об Иване Петренко, простом украинском хлопце, надававшему «по мордяци» Гитлеру, и вернувшемся в родное село, а о прекрасном самогоне местного производства, который так изумительно идет под соленый огурчик и яичницу-шкворчунью, взжаренную на сале. Так что по ряду предполагаемых причин, воин получился настоящим мутантом: с маленькой головой, на которой горделиво сидела пилотка со звездой, огромными, словно у Кинг-Конга ручищами и грудью, о которую запросто можно ломать небольшие бревна. Зиждилось сие убогое строение на кривых коротких ножках рахита, обутых в сапоги пятьдесят последнего размера. Обе ноги были левые. Взгляд освободителя, которому местный Мирон стремился придать коммунистическую решимость завтра же построить светлое будущее, был столь жалобным, что сама собой напрашивалась мысль о запорах, мучивших беднягу от самого Берлина. Так и стоял солдатик, не решаясь зайти в клуб. Действительно, какие танцы могут быть на двух левых ногах?
Однако, не смотря ни на что, местные относились к воину с уважением. У памятника всегда были цветы, его заботливо подкрашивали и белили постамент. И как-то само собой повелось, что возле воина стала тусоваться сельская молодежь. Еще до начала «движняка», когда местный ди-джей Вовик еще не достал из кладовки «Маяк-232» с «усилком» «Радиотехника» и не подключил все это к стоваттным напольным колонкам, когда его помощник ди-джей Мыкола еще не хлопнул свой первый стакан, возле солдата, которого кто-то из местных «петросянов» окрестил Грыцьком, собиралась приличная толпа. На постаменте появлялась нехитрая закусь и полторашка свежевыгнаного в пластиковой бутыли. Тинэйджеры и люди постарше, из тех, у кого еще не иссяк молодецкий запал, выпивали, занюхивали рукавом или головой соседа и чинно закуривали. Закуской особо не баловались.
Нынче «у Грыцька» яблоку негде было упасть. Такое, пожалуй, случалось в селе в праздники, да на храм. Малолетки, где-то уже успевшие «наступить на пробку», изо всех сил корчили из себя деЦлов. Олег улыбнулся. Настроение было прекрасным. Послезавтра он возвращается в Чернигов, а пока можно еще немного вкусить от местных прелестей. Или прелестниц. Сегодняшней жертвой его неутолимого сексуального аппетита должна была стать Вероника, стройная семнадцатилетка, только что закончившая школу. У девушки было все: влажные глазки кроткой лани, подходящий ай-кью и просто сногсшибательная грудь. Насчет «сногсшибательной» - это чистая правда. На прошлой дискотеке Вероника так двинула Олега своими «буферами», что парень еле на ногах устоял.
Но сегодня он ее уж точно завалит. Железобетонно. Такие вещи Олег за свою богатую практику героя-любовника научился предвидеть.
«Вишь, глазками как стреляет!» - думал Олег, стоя возле клуба. – «Ну, ничего, часам к одиннадцати вечера определимся…»
Вероника болтала с подружками. Олег машинально отметил, что с некоторыми из них он уже имел удовольствие кувыркаться на сене. В надвигающихся сумерках Олегу хорошо был виден Вероникин белый джемперок, под которым жили своей жизнью смачные груди.
- Здоров, Олег! – хлопнул его по плечу Сашко Матюпатенко, какой-то дальний родственник по материнской линии (Матюпатенко здесь была доминирующей фамилией). – Вже на когось нацилив?
- Да, так, больше присматриваюсь, - пробормотал Олег, доставая пачку «Прилуцких» и зажигалку.
- И мэни, - решил не упускать халявы Сашко.
Олег протянул ему сигарету.
- Травись.
Сашко неспешно, как и положено солидному двадцатилетнему мужику, закурил. Глянул на Олега хитро, с прищуром.
- Вирку пасэш? Ой, дывысь, хлопчэ, мы тут тэбэ уси любымо, но, як кажуть у народи…
Олег зыркнул на родственника, как ушатом ледяной воды окатил. Сашко опустил глаза.
- Что за угрозы? – нехорошим тоном поинтересовался Олег.
- За чужу дивку и по мормызи можно получить, - пробормотал Сашко не слишком-то уверенно.
- Ну, ты совсем обалдел, Александр! – Олег сгреб родственника за грудки и тихонько тряхнул. Не сильно, так, для профилактики. Чтоб лишнего не молол. – Или пьяный совсем?
Сам Олег в тот вечер выпил всего-то три рюмки за ужином. Отец с дядей Гришей пристали, будто пиявки. А вообще, к спиртному Олег Шульга относился философски: если оно в наличии, то можно и выпить, если нет – еще лучше. Олег никогда не мучился мыслью, где бы достать «горючки». Кадрить девушек он предпочитал с ясной головой.
- Ты шо это? – насупился Сашко.
- Не обижайся, - Олег обнял своего незадачливого родственника. – Лады?
- Нэ чипай Вирку, - гнул свою линию Сашко. – Вона Джонова. А Джон знаеш, вин тэбэ нэ дужэ…
Вот это было, как говорится, новостью для Олега. Аль Капоне местного разлива, известный в миру, как Сергей Жабинец, а среди завсегдатаев «Бутербродной» - продукта неудачного скрещивания общественной столовой и бара, не иначе, как Джон, ни красотой, ни статью не обладал. Неоднократно сломанный в пьяных побоищах нос, стрижка «под базарного» и четыре фиксы рыжего металла – вот, пожалуй, и весь внешний облик Джона. Добавить раздутый к тридцати двум годам от чрезмерного пивного вливания живот на кривых, как у гипсового солдатика Грыцька, ножках, злобные, словно у тасманийского дьявола глазки мелкого пакостника и картинка будет полной. Передвигаться Джон предпочитал на зеленой, как молодой капустный лист «девятке», к заднему стеклу которой была прилеплена наклейка с надписью, отражающей всю ублюдочную сущность Джона: «не влезай – убьет!»
«Крестного отца» от сохи постоянно сопровождала свита – Игорь Ляхно, увалень с вечно сальным лицом и газовым незарегистрированным пистолетом, Колян – местный аналог Джакомо Казановы и Витька-Чекист, получивший такое прозвище из-за того, что во время срочной службы в рядах Советской Армии возил на «уазике» начальника особого отдела.
Да, Сашко был прав – Джон Олега «нэ дужэ». Даже очень нэ дужэ.
- Плевать мне на вашего Джона! – беззаботно ответил Олег и сплюнул на землю, демонстрируя тем самым, что ему действительно плевать, - с высокой, как говорится, колокольни, - уточнил парень.
- Ну, дывысь, хлопчэ, я тэбэ попэрэдыв, - с этими словами Сашко быстренько отвалил в сторону.
«И откуда взялся только этот урод?» - с внезапной злостью на родственника подумал Олег. – «А такое прекрасное настроение было!»
Однако не в правилах Олега Шульги было все списывать на какое-то плохое настроение. Чему быть, того не миновать: трава скошена, высушена, а это значит, что дальнейшая судьба Вероники предрешена. А Джон, ну что Джон? Джон пусть глубоко дышит свежим сельским воздухом.
Тем временем, вечер стремительно удирал от наступающей ему на пятки ночи. Румяное, словно щеки иных местных прелестниц, солнышко уже готово было свалить за горизонт, и Олег похвалил его за это желание. Пусть светило отправится в какую-нибудь вселенскую дискотеку и оттянется там по полной! От этой мысли как-то сразу сделалось легче на душе, и парень решительно шагнул в душное чрево клуба, откуда уже призывно по-испански завывал Киркоров. Местные также не остались равнодушными к брачным песням болгарского мачо и ручейками различной интенсивности и давления устремились навстречу прекрасному.
В клубе все было по-прежнему. Сельские декораторы придерживались консервативных взглядов: та же самая цветомузыкальная установка и неизменный, словно дневное светило, зеркальный шар под потолком. Ди-джей Вовик и Эм-си Колян уже были на своем боевом посту – за неким подобием диджеевского пульта, с ролью которого очень даже неплохо справлялась трибуна. Тут в голове Олега возникла мысль о многофункциональности некоторых вещей. Взять хотя бы эту самую трибуну. Когда-то с нее рапортовали о выполнении-перевыполнении, председатель клеймил нерадивых колхозников, а умный лектор из города рассказывал жуткие, совершенно немыслимые вещи о таинственной заморской хвори под названием СПИД. Теперь рапортовать было некому и не о чем, председатель вдруг, как-то сразу решил найти себя в бизнесе, а посему быстренько доворовал и доразвалил то, что не успело государство, и осел в городе. Там у него все как-то тоже сложилось: и со стартовым капиталом и с нужными связями. Попал, как говорится «в струю», сейчас разъезжает на «Джипе».
Что же касается лекторов, то последнего селяне видели в начале девяностых, в смутную пору первых шагов в сторону независимости. Хороший мужик этот лектор. Из евреев, сейчас, наверняка, уже на исторической родине. Рассказывал, помнится, об НЛО, барабашках и прочей сверхъестественной мерзости. А как самогонку жрал! С душой, сразу видно – имел понятие. Местные выпивохи прямо млели, глядя, как Абраша этот, намахнув «гранчак», занюхивал желтым волосатым кулаком. И салом, надо заметить, ни сколько не брезговал. И бабами местными. Спустя девять месяцев с момента памятной лекции одна из здешних красавиц, Лидка Прокопенко разрешилась от бремени. Колька, ее бойфренд на момент приезда шустрого лектора трубил срочную в доблестных погранвойсках где-то на Западной Украине. Напрашивался вопрос – кто же обрюхатил Лидку? Из аборигенов никто бы не посмел, зная крутой нрав и тяжелую руку Николая. Тогда кто? Известно, кто – барабашка постарался. Видел Олег эти «плоды просвещения». Растет у Лидки пацан Витек. Кучерявый, черный, что твой цыган. И нос соответствующей породы. А Колька? А что, Колька? Запил сперва, когда из армейки вернулся, а потом ничего, сошлись они с Лидкой, свадьбу отгуляли, живут теперь, вот, сеструху Витьку заделали. Иногда, правда Колька может кое-что такое вспомнить, особенно по «пьяной лавочке». И тогда на следующий день под глазом у Лидки появлялось «последствие» этих самых воспоминаний, переливаясь всеми цветами радуги.
Однако вернемся к нашим баранам. Тем временем, пока Олег предавался своим размышлениям, Филипп Бедросович закончил издеваться над славным языком конквистадоров и Хулио Иглессиаса. Зазвучали первые аккорды новомодного хита Бритни Спирс. Девчонки с визгом, присущим лишь молодым щенкам и школьницам, бросились вытворять чудеса хореографии.
Как поется в известной песне, «на десять девчонок по статистике девять ребят». Статистика в нашем случае была такова: десять к трем. Впрочем, еще было довольно рано, парни, наверняка, разминались «у Грыцька» самогоном, набираясь сексуальности и раскованности. Некоторым для полного раскрепощения одной лишь «огненной воды» было недостаточно, и тогда на помощь приходила конопля местного произрастания. «Косячок» переходил из рук в руки, и постепенно образовывалось необходимое для дискотеки настроение. И вот тогда в поле зрения сильной половины человечества, вернее, некоторых его представителей возникали женщины.
Вероника танцевала в стайке своих подружек, время, от времени бросая как бы ничего не значащие взгляды на Олега. Подружки шептали ей что-то на ушко, и тогда девушка заразительно смеялась. Олег уже успел станцевать с ней один «медляк», в процессе чего узнал о планах Вероники на ближайшие несколько часов. Как оказалось, юная соблазнительница желала присутствовать на увеселительном мероприятии до самого финала, а затем планировала удалиться домой в сопровождении Кати, которая «живет рядом, через хату». Над предложением Олега попить винца под звездным небом Вероника обещала подумать. И то ладно.
К одиннадцати вечера в клубе появились новые персонажи. С видом хозяина жизни в танцзал прошествовал Игорь Лахно. Световые блики отражались от его похотливой сальной рожи не хуже чем от зеркального потолочного шара. За ним, покачиваясь, словно судно малого водоизмещения на бурных водах, плелся Витька-Чекист. Танцующая братия почтительно расступалась перед сельскими мафиози. Пьяные глазки Чекиста профессионально ощупывали зал. Наконец, объект поиска – Вероника была обнаружена танцующей и о чем-то мирно воркующей с этим городским ублюдком. Глаза Витка хищно сузились. Он толкнул локтем Игоря и указал на парочку. Подручные Джона о чем-то горячо зашептались, отчаянно жестикулируя, словно самые настоящие сицилийцы, замышляющие лихое дело. Игоря Лахна от переизбытка чувств, явно, тянуло на подвиги. Несколько раз он порывался приблизиться к Веронике и этому городскому уроду, но Чекист, у которого, по мнению Дзержинского, голова всегда должна оставаться холодной, всячески препятствовал благородным порывам своего приятеля. Вскоре славный дуэт покинул танцпол.
Возле клуба, прямо перед клубом была припаркована «Лада» девятой модели жизнеутверждающего зеленого цвета. «Не влезай – убьет!» предупреждала надпись на заднем стекле. Не думаю, что охотников «влезть» можно было отыскать среди местных жителей.
Лахно и Чекист сели на заднее сидение. В салоне было накурено. Явственно ощущался сладковато-тошнотворный запах «травы».
- Ну, шо? – повернулся к разведчикам с переднего пассажирского сидения Джон.
- Там вона, - ответил Лахно закуривая.
- Разом з тым козлом, - добавил Чекист. – Лапае вин Вирку добряче.
- Трэба йому мормызу товкты, - высказал свое предположение Колян, включая зажигание.
- А цэ вжэ моя особыста справа, - осадил друга Джон. – Як ришу, так воно и будэ!
«ПРОКЛЯТИЕ СВАРОГА»
- Шеф, там снова эти…, малохольные, - в голосе хранителя бесценного тела Виталия Алексеевича сквозило недоумение пополам с любопытством. Любопытство читалось и во взгляде маленьких неопределенного цвета глаз охранника. Так смотрит солдат-первогодок на умудренного армейским опытом «деда»: сейчас, мол, откроются кладези мудрости, тучи рассеются, из-за них выглянет румяное солнце истины…
Тело, которое Игорь имел честь охранять уже два с половиной месяца, пошевелилось в уютном кожаном кресле и открыло глаза.
- Сколько раз тебя можно предупреждать, болван, что будить меня чревато!
Виталий Алексеевич сел поудобнее и принялся массировать седеющие виски. Перелет из Монреаля здорово его утомил – голова просто раскалывалась, самое время звонить кудеснику Тану, чтобы тот поскорее приезжал и своими тонкими китайскими иголочками вернул его, Виталия Алексеевича к жизни.
А тут еще этот кретин безмозглый!
Головная боль позволила метнуть молнии лишь в пол силы, но и этого оказалось достаточно: нерадивый охранник часто-часто заморгал и отступил на шаг, кто знает, чем может для него закончится сия оплошность, божество нынче не в духе, да и еще, как видно, не во здравии.
Виталий Алексеевич снова поморщился.
- Ну? – поинтересовался он таким нехорошим тоном, от которого у Игоря по спине промаршировал целый батальон мурашей.
- Чего только мы с ними не делали: и морду били, и собак спускали, а ведь все равно лезут, никак не угомонятся. Фанатики долбанные! – сообщил Игорь и для убедительности вздохнул.
- Кто? – не понял Виталий Алексеевич. – Ты можешь толком объяснить, баранья башка?!
- Да, ряженые эти, шеф, кто же еще! Сегодня утром снова перед домом собрались. Бармалей…ой, простите, Станислав Николаевич ментам звонил, приехал «бобик», менты шизиков этих разогнали, уехали, себе, а они опять…
- И сейчас стоят? – Виталия Алексеевича посетило дикое желание окунуться с головой в холодную воду. – Когда я заезжал, никого не было.
- А они точно по времени собираются, - усмехнулся Игорь. – Утром в шесть и вечером в шесть. Одним и тем же составом – четыре бабы и два мужика. Вы как раз заснули, когда они снова пришли. Вот, через забор бросили.
Игорь протянул Виталию Алексеевичу мятый, сложенный вчетверо лист бумаги, порванный и будто наколотый чем-то.
- А, это Эскимос маляву порвал, - объяснил Игорь. – Даже псу эти чокнутые доверия не внушают.
Виталий Алексеевич морщась, то ли от головной боли, то ли от брезгливости, развернул бумажку.
Снова эти бредни!
«…и сказала голова святого Богумила , когда челн с его мертвым телом из реки выловили: настанет время великих испытаний за веру и правду, ибо слишком много было грехов, и Чернобога допустили люди к себе. Черный век наступает. Он же, Богумил, отдает всем языческим родам путь шаку – волка, чтобы не уходили они от Сварога … »
 Бред! Бред сивой кобылы!
Виталий Алексеевич скомкал послание и бросил его в широкую хрустальную пепельницу, покоящуюся на крышке массивного дубового письменного стола, который Виталий Алексеевич так любил.
Он отослал Игоря звонить Тану, а сам принялся приводить в порядок свои мысли.
Примерно месяц назад у Виталия Алексеевича началась «черная полоса». Сперва сгорел дотла почти достроенный на Соломенке кабак с символичным названием «Жар-птица», затем, бухгалтер Костя, этот педик чертов попался голландским таможенникам при попытке прихватить с собой из страны тюльпанов в качестве сувенира полкило кокаина. И все за какую-то неделю!
После небольшого затишья, когда Виталий Алексеевич начал было уже успокаиваться, американские партнеры, эти пожиратели гамбургеров, подкинули еще одну «подлянку» - проиграли тендер на разработку нефтяного месторождения по новой, предложенной украинской стороной методике Марченко-Цыплера.
Вобщем, пошла сплошная «непруха».
Ко всему вышеперечисленному, Виталия Алексеевича угораздило купить этот участок. А там, у идолопоклонников местных какое-то капище. Святыня, мать их! Бармалей вопрос, естественно, решил. Быстро и бескровно, как умел один он: ночью подогнали на поляну фургон, загрузили в него всех этих бабахнутых и на следующий день ценители древних славянских обрядов уже разгуливали по бескрайним степям Херсонщины, совсем неподалеку от заповедника Аскания Нова, где стоят, между прочим, совершенно нетронутыми такие милые языческому сердцу каменные бабы.
 Но, как видно, Ярило, Перун и прочие Даждьбоги были на стороне малохольных. Ровно через три дня мужчин и женщин с распущенными волосами и одетых в белые домотканые одежды можно было видеть неподалеку от частной собственности Виталия Алексеевича, аккурат перед новеньким трехметровым забором с предупреждающей табличкой: «территория охраняется собаками». Еще через день на бетонном заборе появились замысловатые символы и изображения забавных человечков с воздетыми в немой мольбе к небу руками.
Вскоре начался массовый исход строителей. Работяги жаловались на плохое самочувствие и близость «колдунов». Бармалей, побывавший на стройплощадке с целью «повернуть оглобли» ренегатам, рассказывал потом Виталию Алексеевичу, что на месте строительства и впрямь чувствуется какая-то «поганая энергетика», начинает болеть голова, тяжело дышится. Собаки, те самые, что согласно предупреждению на ограждению, должны охранять территорию, трусливо жмутся к забору, а наиболее отчаянные даже принялись за подкоп.
Решено было обратиться к «яйцеголовым». Как не плевался Виталий Алексеевич, а Бармалей все же привез двух «алхимиков» и целый автобус всевозможной аппаратуры. «Кашперовские» неделю брали какие-то пробы, снимали показания со своих «шайтан-приборов» и, наконец, вынесли вердикт: продолжать строительство оздоровительного центра на месте повышенной эктоактивности не представляется возможным.
Для Виталия Алексеевича это было словно серпом выше колен.
А теперь этот гаденыш, Эдька-компьюторщик уволок карту. Бармалей, понятное дело, не зря свой хлеб с икрой жрет – приволок обратно сучонка. В Чернигове вычислил. Но Эдька Вишневский карту успел уже кому-то слить, нет ее у него. Проверили на полиграфе, врет, как сивый мерин, что ни о чем, мол, не знает, не ведает. Теперь дело за химиками, они-то ему быстро язычишко развяжут. Жаль хлопнуть пацаненка нельзя, с его отцом, Кириллом Вишневским, профессором, техническим директором концерна «Виконт-моторз» Виталий Алексеевич давно дружен, еще со студенческой скамьи. Вместе парились на физмате КПИ . Затем, пути-дорожки их разошлись. Кирилл Эдуардович Вишневский занялся научной работой, а Виталию Алексеевичу пришлось отправиться в «места не столь отдаленные» - сказалось пагубное увлечение «фарцой». Выйдя из тюрьмы, Виталий Алексеевич вновь принялся за старое, теперь уже с большим размахом. И снова сел, теперь уже надолго: с банальных «шмоток» бывший студент политеха переключился на карельский лес и дальневосточную пушнину.
Перестройка, а затем, и развал империи все расставил по своим местам. Ветер перемен омыл уголовного преступника и Виталий Алексеевич вышел из-за решетки чистеньким, словно младенец. Всевидящее око закона, естественно, не упускало его из виду, но иногда могло посмотреть и в другую сторону.
Времени в заключении Виталий Алексеевич не терял. Он оброс нужными связями, словно какой-нибудь камень мхом и теперь, выйдя на свободу, как принято говаривать в среде системы исполнения наказаний – «с чистой совестью», стремительно принялся делать дела. Совсем как-то скоро у него появилась фирма, затем другая. Потом как-то тоже сам собой возник концерн. Два коммерческих банка, ночной клуб, сеть ресторанов «быстрого питания», сахарные заводики по всей Украине, туристическая фирма – вот неполный перечень того, чем в настоящий момент обладал бывший студент-физик. Разумеется, «за бугром» у Виталия Алексеевича тоже кое-что было. Так, «на черный день». Немножко в Цюрихе, немножко в Берне. В общем, там-сям. Недвижимость в Штатах и Европе, паи с влиятельными людьми в различных интересных делах, будь это туркменский газ или казино в Вегасе.
Дома все «было схвачено» и давно «за все заплачено»: как и полагается боссу высокого ранга, Виталий Алексеевич имел своих «карманных» депутатов, милиционеров, таможенников, налоговиков и прочих полезных в то или иное время людишек.
С личной безопасностью все тоже как-то сложилось. Бармалей возглавлял охранное агентство «Янычар», а оно было одним из лучших в городе. Бармалея Виталий Алексеевич «пригрел» после того, как ухандокали Харона, «зама по вооружению» Панаса Старого, в прошлом короля синтетической наркоты . Толковый малый, этот Бармалей, со своими «тараканами», но толковый. И поет хорошо на всяких застольях. Странная штука жизнь, все-таки – скоро десять лет, как нет Харона, Панас Старый прошлой осенью представился в Баден Бадене от рака желудка, а Бармалей продолжает здравствовать.
Мысли Виталия Алексеевича вновь вернулись к Эдику Вишневскому. Ну, нормальный вроде бы, пацан. Сидел за своим компьютером, получал прилично. Чего не хватало? Зачем, спрашивается, карту стянул? Эх, молодость, молодость! Прибить бы щенка, чтоб другим неповадно было, да ладно. Пусть живет, радует папика Кирюху! Химики дожмут, дело свое знают. А после того, как Виталию Алексеевичу станет известно, где карта, Эдьке не помешает мозги почистить этими новомодными препаратами, теми, что без побочных эффектов.
А вот от химиков. Витьки и Сереги придется избавиться. Потому что о карте должен знать лишь один человек. И человек этот он – Виталий Алексеевич Хворостенко.
«СЕЛЬСКИЕ ЗАБАВЫ, ФИНАЛ»
 Небо было, таким синим и близким, что казалось, протяни руку и коснешься. Белый песок чуть покалывал голое тело, густой теплый Индийский океан пенил свои воды где-то в пяти метрах, не дальше. Это были Мальдивы. Его рай. Его несбыточная мечта…
Олег открыл глаза, и виденье тот час же исчезло. Перед его взором простиралось звездное бесконечное небо августа.
Дико болела левая сторона лица. В голове гудел растревоженный пчелиный улей.
Все! Завтра он едет домой, решено! Хватит с него природы!
Вонь была просто одуряющей. Олег попытался встать, но рухнул на колени. К боли в голове добавилась новая – в ребрах и низу живота. Эта последняя боль была волнообразной: накатит, схлынет, накатит, схлынет. Олег вспомнил свой недавний сон о морских волнах и поморщился.
Он долго кашлял, выплевывая сгустки крови в вонючую жижу.
Воспоминания-бабочки разлетались в разные стороны: вот он выходит с Вероникой из клуба, вот их смешная возня в стогу свежескошенной травы, вот подъезжает «девятка» и Джон со своими ублюдками начинает выплясывать танцы народов мира на его, Олеговых ребрах. Били долго. Особое рвение в этом деле проявлял Витька-чекист, которому Олег выбил два зуба.
Словно в тумане паровозный гудок – вопль Вероники. Ей тоже досталось.
Где-то совсем близко хрюкнула свинья. Ей ответила вторая. Олег тут же вспомнил о том, что свиньи начинают сатанеть от запаха крови и сожрать человека для хрюшки – пара пустяков.
- Лучше не подходите, - пробормотал Олег и снова предпринял попытку встать на ноги. Хрюканье раздалось совсем близко.
Дыханье с трудом вырывалось из легких парня. Он провел рукой по лицу, сплошь перепачканному кровью и грязью. Уроды! Надо же так влететь!
Скользкий пятак ткнулся в голую ногу Олега. Не смотря на боль, парень проворно вскочил и на ощупь бросился к забору. Поскользнулся и упал прямо на спящую свинью. Та истошно заверещала. Сердце Олега ушло в пятки. Все, думал он. Это конец. Теперь и костей не оставят!
Бедный парень полз к забору, а к нему со всех сторон тянулись мокрые свиные рыла, скользкие, словно маринованные маслята. Ему вновь посчастливилось встать и нащупать ограду. Перелезть через нее оказалось не таким уже и простым делом, как он думал. Пару раз пришлось упасть. К старым ранам прибавилась новая – Олег разбил губу о нижнюю перекладину ограды.
Когда он уже почти перелез, какая-то из наиболее смелых свиней, все же цапнула Олега за икру. Боль оказалась настолько жуткой и всепоглощающей. Что Олег мигом забыл о ребрах, голове и прочих покалеченных местах: парень перепрыгнул через ограду, словно какой-нибудь ниндзя из американского боевика. Он хлопнулся о твердую утрамбованную землю и скрючился в позе эмбриона, зажав кровоточащую голень. Сволочь-свинья без сомнения вырвала кусок мяса. Олег сейчас был целиком и полностью в этом уверен. Откуда, спрашивается, тогда эта боль, от которой глаза вылезают на лоб?!
Нужно выбираться поближе к людям, так недолго изойти кровью, подумал Олег и вновь попытался встать. И вновь неудачно. Свиньи за оградой бесновались подобно каким-нибудь невиданным монстрам. Еще немного и они вывалят ограду. Такой ход событий не устраивал Олега, и он пополз прочь от свинарника. Кровотечение не прекращалось.
Дикость какая-то! Будто он оказался во второсортном триллере: мафиозо Джон, красавица Вероника со своими пышными формами голливудской звезды и месть обманутого бандита в духе настоящего сицилийца.
Олег разозлился. Где люди? Неужели здесь совсем никого нет? Где сторож? Или свиньям не обязательна охрана? Судя по боли в ноге, местные хрюшки привыкли сами о себе заботиться.
Прошел, может быть, час, а может и год, когда Олег весь перепачканный грязью и кровью выполз на некое подобие дороги. Уже было достаточно светло, ведь в августе ночи еще коротки. К счастью, рана на ноге оказалась не такой уж и ужасной, насколько представлялась Олегу в темноте. Кровь уже не текла так обильно, во многом благодаря грязи, набившейся в рану. И боль не была уже такой сильной, как в самом начале. Правду говорят, человек привыкает ко всему.
Теперь Олегу в голову начали приходить разные мысли. Об уколах против бешенства, о мусульманах, которые, видно не зря называют свинью «грязным животным», о том, как он, Олег отомстит Джону, о том…, о том…
Цепляясь за покидающее сознание, парень услышал звук мотора подъезжающего грузовика. Но в тот момент Олегу он показался рокотом волн, набегающих на кромку белого песка. Темно-синее небо. Атолл Мулаку. Мальдивы…