Чёрный слон - Анна Жигалова

Из пуза панельной многоэтажки на уровне седьмого этажа выпирает остро-угольная зеленого цвета лоджия. Не застеклена. Вокруг оквадрачено. Куда ни кинь взгляд – чужие прямоугольные окна. Шторки. Ходящие из окна в окно туловища. Кошки на подоконниках.
Дребезжание проехавшего вдали трамвая заставляет опустить голову и плотнее укутаться. Стул был выволочен на воздух, на него водрузилось обнаженное Сашкино тело, запеленатое в одеяло, с торчащими из пеленки руками в мурашках. По детской привычке Сашка сидит носками вовнутрь. Вязаными шерстяными колючими носками. Если сидеть долго – затекут стопы и щиколотки.
Сашке никогда не нравились собственные руки. Маленькие мягкие ладошки с тонкими пальцами. Детские. Когда Леший протянул руку, наружу вырвалось удивление. Впредь влажность ладоней проверять регулярно.
Леший бродил по выкрашенным мутно-желтой краской коридорам в черном вязаном свитере, растянутом от времени. Когда оброс знакомцами, сотовый разрывался жужжанием. Куда-то звали, Леший все удивлялся: зачем? К Сашке благоволил.
Часто вечер заставал в школе. На широком бело-потрескавшемся подокон-нике сидит Сашка, напротив – Леший. Покровительство льстило. Нестриженый, руки с длинными крепкими пальцами в цыпках. Как-то поведал, что любит поиграться ножиком. О чем говорили чаще всего?

Дом стоит напротив школы. Школа просачивалась в Сашкин двор, в подъезд, в квартиру. Идти до входа три минуты. При выходе на улицу школа прыгала во взгляд всей своей бело-серой массой и не вылезала оттуда до тех пор, пока не завернешь за угол, невольно убыстряя шаг. В университете Сашке стало удаваться не замечать. Сейчас думает, что на месте старой школы – пустырь.

Руки замерзают. Левую Сашка прячет в одеяло – правой берет с расположившейся рядом тонконогой чернявой табуретки шоколадный батончик. Зубы разорвали фантик. Шоколадка на улице не тает до тех пор, пока не съешь. Миндальная.
Хорошо, больше не буду задерживаться в школе. Мать возвращалась в кухню, оставляя Сашку наедине с грязно-оранжевой, вытоптанной прихожей. Сашка аккуратно стягивает кожаную обувку, ставит в уголок. Тщательно, тихонько. В комнату заходить на цыпочках. Мать. Руки жилистые, просвечивают синие вены. Когда открывалась дверь квартиры, она выходила с кухни, вытирая руки о застиранный фартук и вполголоса отчитывала, боясь разбудить отца.

Холод пробирается под пеленку-одеяло, Сашка кутается плотнее, подбирает ноги. Мягкий голос спросил: ты играешь в шахматы? На Лешем была темная кожанка, спиной опирался на бортик школьного серого крыльца. Солнечно. Народ высыпался из раскрытых дверей – мимо, скорее – на остановку, скорее – домой, скорее. Леший не торопился. Ровным шагом брел до трамвая, забирался в первый подъехавший, и три остановки до дому. Иногда и пешком.
Слюна стала вязкой и сладкой. Дожевывая шоколадку с миндальной начинкой, Сашка сминает фантик в холодной ладошке. У Лешего в комнате стоял промятый диванчик, учебный стол, заваленный бумагокнигами, стены пестрели комиксами. Кто-то утащил единственный стул. Сестра, наверное. Сестра в зеленой бархатной до пола юбке. Длинноволосая растрепка, таскающая стулья. Леший, стоя на столе, шарил руками среди запылившихся трубчатых плакатов, фольги, пакетов, покоящихся на верхушке двустворчатого лакированного шкафа. После продолжительных поисков клетчатый ящик с фигурами обосновался на ворсе. Леший удовлетворенно провел запыленными пальцами по спутавшимся волосам и осклабился. Ковер мягкий, давай сидя на нем.

На вечера встреч Сашка больше не ходит. Однажды. В холле понаставили пестрых диванчиков, успевших за год полинять. Сиденья вытерлись до лоснящегося блеска. Удобно сидеть, подобрав под себя ноги, откинуть голову на высокую выпуклую спинку. Рядом примостилась, имени Сашка не помнит (учились в одном классе?). Выросла из пространства и засыпала вопросами. Расположившись напротив входа, следить за людьми – Сашке нравится. Искать глазами. Да, я помню тебя, сзади меня сидела, кажется (крашеные рыжеватые выцветшие волосы, наштукатуренное лицо, глаза моргают часто; лисица)? Фигура промелькнула – кожанка нараспашку, нестриженый, руки в карманах. Напряженно прослеживая путь от входа до узкой лестницы на второй этаж и бессознательно ссутулившись, – ты где сейчас учишься?
Февраль ворвался в легкие. Выдох. После недолгих колебаний – уйти. Улучив минуту, когда лисица выедала вопросами низенького темноволосого тонкогубого парнишку, выскользнуть на улицу. Болтала без умолку. Где учусь? Доктор я, доктор. Лисицыно лицо вытянулось в гримасе. «Расценивать как уважение», – подумалось.
Сашка направляет понурую спину в сторону дома. Скрип старой двери вгоняет в темное нутро подъезда. Повальная домофонизация началась парой лет позже. Сашке удалось просочиться. Разгуливающий пружинистой походкой по холлу нестриженый Леший не заметил. Пальцы крепкие, уверенно переставляли пешку через две клетки. Пальцы запылившиеся, спокойно ныряли в нестриженую шевелюру. Не стоило ходить. Ладью двигать не нужно.
Если долго сидеть по-турецки, затекают лодыжки. В партии был объявлен перерыв, и Леший куда-то испарился. Подойдя к окну, Сашка растирает затекшую левую ногу, затем скрещивает руки на груди. Холодное стекло проявило дворовый фонарь, ветви мерзнущего клена, снующие дорожные огоньки вдали. В тишине комнаты неуютно. Шкаф косился весь вечер своими залакированными створками.
Осторожно положив цветастый фантик на чернявый лоб тонконогой табуретки, Сашка вынимает левую руку из одеяла. Сигареты в бело-синей пачке рядом с фантиком. Спичка зажглась со второй попытки. Рука поднесла спичку к лицу. Затяжка. Порыв ветра сдувает фантик. Затяжка.
Сашкины глаза перебирают названия книг на верхней полке шкафа. Неслышно отворилась дверь и мягкой походкой вошел. Леший гордо положил на пол шоколадный батончик. Пополам. Рядом с Кастанедой на полке стоял «Конан-варвар». Если шоколадка долго лежит в тепле, она тает. Можно измазаться. Аккуратней ешь. В шахматы играешь? И зачем он всегда руку жал? А ты где сейчас учишься? Ты где пропадаешь, я изволновалась! Хорошо, больше задерживаться не буду. Дыши глубже после поедания шоколадок. В комнату дверь открывать тихонько, чтоб не разбудить отца. Пройти на цыпочках и не споткнуться о клетчатые тапки. Рука протянута для рукопожатия. Рука с миндалевидными ногтями, передвигающая черного слона по полю. Руки вытереть о застиранный поблекший фартук.

Сашка откидывает назад длинную, нависающую на глаза челку. Лодыжки затекли, руки в мурашках, одеяло стало промерзать. Сигаретная горечь мешалась во рту с шоколадным вкусом. Слюна вязкая. Расправив плечи и подхватив сползающее одеяло, Сашка ныркнула в мягкие тапочки и неуверенно оперлась на затекшие ноги. Походить, чтобы размяться. Взглянув на землю, покрытую весенними проплешинами, с высоты седьмого этажа, Сашка щелчком отправила окурок в полет, подобрала валяющийся на полу фантик и послала вдогонку. Между обычными прощальными словами Сашка быстро накинула дутую куртку и обула жесткие ботинки. Выйдя на улицу, в темноту зимности, быстрым шагом помчалась домой. Куртка белая. Свитер черный. Вязаный.
Воды надо выпить, сплевывать бесполезно. Леший в тот год выпустился. По-ступил куда-то, кажется. Балконная дверь открыта, тонконогая черняво-кожаная табуретка вернулась на место в кухню, как и стул с зеленой спинкой и пожелтевшим сиденьем. Хорошо, больше не буду задерживаться в школе. Не задеть отцовские тапки, проходя в комнату. Сашка закрыла балкон и потянулась. Одеяло бессильно сползло на пол. Большими глотками выпить воду, остатками прополоскать рот. Доиграем позже, да? – Зачем?