Пенаты

Слово устарело, зато понятие, обозначаемое им, всем понятно. Каждый человек откликается, когда речь идет об отчем доме, о родном крове, о домашнем очаге. Слово теплое, сокровенное, от него веет поэзией. Оно ассоциируется с творчеством, с местами, где прошло детство, где человеку было хорошо. Пушкин тосковал по своим Пенатам – Царскосельскому лицею, по Михайловскому, где его посещало вдохновение, по Тригорскому, где жили его друзья и где его любили как сына, брата и не только...

Это слово мне пришло на ум, когда самолет авиакомпании «Эль-Аль» шел на посадку в аэропорту Шереметьево-2...

Летом 2001 года я впервые в своей жизни выехал за границу, и не куда-нибудь, а в Израиль, в гости к сыну.

Я человек впечатлительный. Отправляясь в Израиль, я готовился к тому, что он поразит мое воображение. Земля обетованная, страна Исхода, теоретически – место, где хочет жить каждый еврей. Но психологическая подготовка и настрой на рациональное, а не на эмоциональное восприятие были забыты сразу же, как только я сошел по трапу в аэропорту Бен-Гурион и сделал первый вдох. Горячий, влажный воздух, наполненный запахами пряностей, целебных трав, деревьев, жареного мяса, кофе и хорошего парфюма заставил меня испытать потрясающие по насыщенности ощущения. «Это всего лишь обычный воздух, – думал я, – что же будет дальше?»

Время для посещения страны я выбрал не самое удачное – жара даже в тени выше тридцати градусов. В Омске при малейшем движении в такую погоду покрываешься испариной. И здесь я поначалу то и дело машинально доставал платок и утирал лоб. Но каждый раз обнаруживал, что лоб сухой, хотя ощущение такое, что пот сочится из каждой поры... Влага испаряется тут же. Здесь все пьют много воды. Почти у каждого человека из рюкзака, сумки или кармана торчит пластиковая бутылка с холодным чаем (наиболее распространенный напиток) или с какой-нибудь другой прохладительной жидкостью. Простая вода в 1,5-литровой бутылке стоит в пересчете примерно 28 рублей. Ничего спиртного днем, как правило, не употребляется. Проведешь на улице пару часов и чувствуешь, что кровь достигла состояния кипения. Входишь в автобус с предвкушением тягостной духоты, но... о чудо! В автобусах, всех без исключения, – холодно! Работает кондиционер – мазган. Сын рассказывает мне, что стоят кондиционеры недешево, поэтому, быть может, проезд в автобусе – дорогое удовольствие. Кондиционеры установлены во всех магазинах, кафе, в квартирах среднеобеспеченных людей. А я, помня свой настрой, оцениваю уровень жизни: «Если, к примеру, я живу в квартире с кондиционером, на работу езжу в своей машине или в автобусе с ним же, провожу целый день в конторе, где выдерживается необходимая температура, то жара не ощущается вообще. Вечерами и ночью на улице холодно. Люди надевают теплые вещи... Вот что значит цивилизация!»

Вскоре к числу ощущений, испытанных с помощью органов чувств, добавилось восхищение, замешанное на удивлении яркостью красок. Если на деревьях зелень – то яркая, сочная, зеленая, а не серая, что окружает нас в городской среде. Если цветы, то сверкающие чистыми, не приглушенными и ни с чем не смешанными тонами. Причем это наблюдается везде, не только в парках и на специальных газонах, а вдоль любой улицы, в любом дворике (за исключением арабских кварталов, где повсеместно царит выдающаяся грязь, чем-то напоминающая бытовые свалки на Омских, Северных, Амурских, Рабочих).

Дома во всех городах, больших и маленьких, выложены одинаковым белым камнем. Он здесь повсюду – в стенах домов, мостовых, ограждениях, памятниках. Розовые, с красноватым оттенком, крыши. Новостройки впечатляют свежестью, современным бодрым видом и даже внешним ощущением уютности и теплоты. Вообще, оглянувшись, видишь, что вокруг словно волны каменного моря. На гребнях волн, как застывшая волшебная пена, стоят города. Повсюду отличные дороги с огромным количеством первоклассных машин – такси, например, только «Мерседесы»... Но – частые и продолжительные (иногда до часа и более) пробки на дорогах.

Мне встречались на протяжении всего времени пребывания преимущественно молодые люди. Многие юноши и девушки вооружены и носят оружие буднично, как сумку на плече. Полицейских не видно на улицах, но то и дело они проносятся по дорогам, как черные всадники, в черных бронежилетах и на черных мотоциклах.

С особенным вниманием я всматривался в лица. Спокойные. Без напряжения или вызова, угрозы или подобострастия. Несколько раз объявляли тревогу. Однажды это случилось на тахане (автовокзале). Стояло 15-17 больших автобусов, готовых отправиться в рейс. Люди плотно стояли на платформах, ожидая посадки. Мы с сыном уже находились внутри одного из автобусов. Объявили тревогу (заложена бомба). Я ожидал услышать крики, почувствовать всеобщую панику. Пока обсуждал это с Ильей, прошло несколько минут. Выглянув в окно... никого не увидел. Люди тихо и спокойно покинули тахану и перешли в безопасное место. Пока мы выходили из автобуса и шли в укрытие, дали отбой. Тут же, словно из-под земли, появились пассажиры и незаметно заняли прежние места. Я даже не успел понять, откуда они возникли и как сумели, не толкаясь, без давки и мордобоя, занять прежние места на тесных платформах...

Мертвое море и легендарная крепость Массада, Стена плача, исторические улочки древнего Иерусалима, набережная в Тель-Авиве и старая Яффо, где дома, кажется, стоят один на другом. Потрясающие ночные пейзажи и ослепительно синее небо без единого облака…

Когда я уже совсем освоился в гостях и был, что называется, готов к восприятию еще более сильных впечатлений, мы отправились в Музей Катастрофы и в Государственный Музей Израиля. Наслышанный и достаточно много к тому времени читавший о Холокосте, я тем не менее испытал сильнейшие чувства от лаконичной, образной, до мелочей продуманной и концептуальной экспозиции о геноциде еврейского народа в годы Второй мировой войны, о самоотверженной борьбе за создание еврейского государства, за его свободу и независимость. В Музее Израиля не без удивления обнаружил богатые коллекции живописи, в которой хорошо представлены любимые мной импрессионисты. Несколько залов наполнены картинами, эскизами и набросками П. Пикассо. Отдельный раздел занимают колоссальные археологические коллекции. Выставки современного искусства выполнены с огромным размахом, но интересных работ мало. Сильное впечатление производит здание Азриэль-центра, так называемый Каньон. Внешне – круглая башня из синего стекла. Пятьдесят торговых этажей. На каждом этаже… несколько кинозалов, кафе. Каждый этаж – большой универсам с практически исчерпывающим ассортиментом товаров… На самом верху – смотровая площадка.

Десять с небольшим дней на земле обетованной дали столько впечатлений уму и сердцу, что, сидя в самолете, я благодарил сам себя за то, что вел дневник и записывал все, что меня особенно заинтересовало в поездке. Главное ощущение, которое мне хотелось уловить – откликнется ли сердце на призыв «исторической родины»? Но чуткое сердце, с волнением, почтением и интересом реагируя на все новое, не трепетало, не испытывало ощущения кровного родства и неразрывной связи… Впоследствии я много думал о том, что если бы решил написать большой очерк о своей поездке в Израиль, то по духу для одних изданий он оказался бы сионистским, а для других антисемитским…

Самолет стал снижаться, и я припал к иллюминатору.

Облака расступились, и тут же перехватило горло. Перед глазами, сколько мог охватить взгляд, простиралось самое настоящее зеленое море. После израильского рыжевато-серого камня контраст казался просто разительным. Почему мне казалось, что там зеленый цвет ярче, чем в России?

Самолет шел на посадку, и я чувствовал, как спадает напряжение. Я дома.