Кобра

       КОБРА
       Мы ехали по туркменскому прокаленному солнцем лессовому такыру (ровная редкая в этих краях местность), на котором кое-где виднелись провалы - вертикальные входы в древние кяризы-системы подземных выработок, некогда пассивно распределяющие подземные воды для орошения.

       Мне нужно было выбрать место для установки высокочувствительных наклономеров-приборов, возможно могущих предсказать время возникновения сильного землетрясения в этих неспокойных краях.

 Спуститься под землю было несложно, достаточно только сесть на палку, привязанную к веревке ( это устройство почему-то называли ишаком) а потом тебя спускали при помощи блока как в сельский колодец, если бы захотелось туда спуститься.

       Так я и опускался, стараясь из-за пыли реже дышать и попал на горизонтальное колено, которое прополз слева направо и вниз, еще больше запылившись. В левой руке у меня вместо фонаря была тяжелая телефонная 1,5 вольтовая батарея (сейчас таких нет) с привязанной ней на проводках слабой лампочкой.

       Скоро я добрался до нижней галереи на уровне около 100 м от дневной поверхности. Место было подходящее, и все думал, как же сюда доставить бетонный раствор для устройства постамента. Тут я услышал громкий шелест, необычный в этом тихом мире.

       Посветив и посмотрев направо (спина моя упиралась в ствол шурфа), я увидел крупную кобру толщиной в мою руку с раскрытым клобуком, сверкающим смертным светом. Глаза ее были так близко, как глаза любимой женщины. Она внимательно смотрела на меня, но я заметил, что ее жесткий окольцованный хвост не подергивался, значит, она не собиралась нападать на меня. Если бы она это сделала, защиты у меня не было - сила удара ее бронированной головы способна пробить трехслойный стеклопакет и паралич дыхательных путей убил бы меня через несколько минут.

       Тогда у меня еще была семья, но, зная, что жить мне осталось совсем немного, я к своему стыду, который осознал только позже, не вспомнил ни о ком, кто был для меня дорог, включая и себя – а откуда знают пишущие о том, что будто в последнюю минуту человек проживает всю свою жизнь… Впрочем, у других столь же несчастных людей все может быть иначе. Но у меня ничего такого не было, я только очень боялся, что больше никогда не увижу ничего, кроме темноты, которая и так была невидима.

       А пока я смотрел в не пустые, не рыбьи, не безразличные, но в серьезные сильные змеиные глаза, сразу понявшие, кого они видят. Я тоже это осознал и на всякий случай, хоть это и было бесполезно, отставил левую руку с лампочкой подальше.

       Обычно кобра, если ее предупреждающий шелест хвостом не понимают, сразу атакует, и спасения нет. Почему же она меня отпустила? Может, была сыта – в кяризах водятся дикие голуби – что еще надо змее?? Может, ее активность была снижена холодом - температура воздуха на этой глубине - + 16 вместо + 45 на поверхности? Или может я, по ее представлениям не был ей слишком опасен…

       Как бы то ни было, я, держа лампочку как можно дальше от тела, крикнул “Наверх!!!”

       Веревка натянулась, и я стал медленно подниматься. Кобра смотрела на меня с расстояния меньше полуметра и, как мне показалось, с сожалением. Почти в беспамятстве я выбрался наверх – и каким же сладостным светом ударил в меня обычный мир!!

 Я увидел обеспокоенные лица моих друзей – прежде всего моего любимого туркмена Койлы (я считаю, что на свете существуют только две национальности – люди и негодяи).

       Солнечный свет показался мне вкуснейшим питьем, которое мне когда - либо приходилось вкушать, даже лучше кумыса… Но встать на ноги я не мог. Колени подгибались, и я впервые понял, что это такое, когда ноги не держат. Подняться самостоятельно мне удалось только через несколько часов.

       С тех пор свет и мрак, жизнь и смерть стоят со мной всегда рядом, сплавившись в то, что я есть, пока жив.