Самые обыкновенные боги

Рыжий улегся на живот на самом краю обрыва и заглянул вниз.
- Копошатся, - сказал он, сплевывая вслед словам.
Гвоздь тоже посмотрел вниз:
- Гномы. Ну что, пошли? – сказал он, не глядя на Рыжего, который всё ещё смотрел вниз.
- Сейчас.
Рыжий подтянулся на руках и свесился вниз.
- Голову убери, - посоветовал Гвоздь. - Заметят же.
Рыжий вздохнул и втянулся обратно. Перевернулся на спину, уставился зелеными болотными глазами в небо и остался лежать на траве – короткой, сухой, темной. Гвоздь терпеливо ждал, сидя на земле в нескольких шагах от него. Наконец Рыжий потянулся, как большая кошка, гибко поднялся на ноги и бросил сверху вниз, как будто это он ждал Гвоздя:
- Ну, пошли.
Гвоздь встал, не говоря ни слова, отряхнул штаны и вслед за Рыжим начал спускаться вниз по тропинке.
Когда они добрели до леса, Рыжий спросил, зачем-то постукивая ладонью по стволам деревьев:
- А ты когда-нибудь был… ну, там, в горах?
- Приходилось, - степенно ответил Гвоздь.
- И гномов?..
Окончание вопроса повисло в воздухе, но Гвоздь понял, о чем хотел спросить Рыжий. Он подумал немного, плюнул на землю и, наблюдая за тем, как коричневая тропинка, покрытая иголками, уходит под его подошвами назад, произнес чуточку наигранно равнодушным тоном:
- Встречаются. Только отсюда они больше на муравьев похожи.
Рыжий молча кивнул. Он завидовал. Дальше они шли молча. Каждый думал о своем. Иногда Рыжий вздыхал.
- А у вас на болотах все такие? – неожиданно спросил Гвоздь.
- Что – такие? – переспросил Рыжий, разглядывая бурый ствол, украшенный бородой мха и древесными грибами.
- Все такие рыжие?
Рыжий задумался и остановился.
- Да нет, не все, - наконец не слишком охотно ответил он, подозревая, что Гвоздь его разыгрывает.
- А какие ещё бывают? – не унимался Гвоздь.
- Ну, разные… там, глаза голубые, а волосы светлые. А у вас, что ли, все одинаковые?
- Да тоже по-разному бывает, - не сразу ответил Гвоздь, ероша свои темные жесткие волосы.
Больше ничего интересного им не встретилось. Наконец Рыжий толкнул дверь покосившейся слегка избушки. Пока он фыркал, смывая пыль с лица в бадейке, Гвоздь задумчиво разглядывал разложенную на столе большую карту, на которой пестрели значки.
- Зачем мы все это делаем, а? – спросил со спины подошедший к нему Рыжий.
Гвоздь пожал плечами:
- Положено.
- Кому это интересно? – Рыжий уселся за стол, положив на него локти, и продолжил: - Зачем это все, а?
Гвоздь тем временем извлекал из сундука перепутанную связку проводов, присоединенную к неказистого вида передатчику. Некоторое время он крутил ручки, пытаясь нащупать волну, но прибор отвечал ему противным треском и ехидными завываниями. Наконец он бросил бесполезные попытки, плюнул на пол и вышел вон.
Сразу же после его ухода передатчиком завладел Рыжий. Он деловито подкрутил настройку, послушал невнятное бормотание, сам себе кивнул и спрятал все обратно в сундук.
Гвоздь замахнулся и швырнул предпоследний камень. По воде пошли большие круги. Булькнула темная маслянистая жидкость. Где-то внизу, на дне озера, неизвестная тварь перемолола камень. Бульк. Последний. Круги сомкнулись над поверхностью воды. Камень утонул.
- Динозавра кормишь? – спросил Рыжий.
Гвоздь ругнулся, сплюнул сквозь зубы и добавил:
- Чтоб им всем подавиться!
- Надоело? – сочувственно спросил Рыжий, усаживаясь рядом с Гвоздем на бревно.
- Да, - равнодушно согласился Гвоздь. – Посиди тут с моё! Вернуться, что ли…
Рыжий смолчал. Гвоздь посмотрел на озеро – темное пятно, на склонившиеся над противоположным берегом корявые деревья, тонкие ветки которых плавали в воде, потом поднял глаза выше – туда, где в светло-голубом небе бултыхалось довольное жизнью солнце.
- Это время такое, - неожиданно сказал Рыжий, ни к кому, в общем, не обращаясь. - Просто такое время, - зачем-то повторил он.
Некоторое время они ещё посидели, неотрывно глядя в воду. Потом ушел Рыжий, а Гвоздь подумал – «И зачем мне это надо? Не то чтобы все вот так уж надоело, и домой тоже не тянет, а все-таки что-то не так. Не то».
Гвоздь поднялся с бревна, плюнул напоследок в воду и ушел от озера. Хотел уйти не прощаясь, но не выдержал, и напоследок, когда вода почти уже скрылась за соснами, посмотрел через плечо, словно ожидая, что вот высунется дремлющий на дне зверь, повертит маленькой головой на длинной змеиной шее, отыщет взглядом его… Но – не выглянул. «А может, и нет там никого», - подумал Гвоздь.
Дверь нараспашку, в избушке – пусто. На полу – перевернутая бадейка и лужа. А Рыжего нигде нет. Что за черт!
Подсыхающие следы на полу вели к двери. Вроде бы Рыжего – больше ведь некому. Куда он запропастился?
Гвоздь обошел избушку. Ну и денек! Сначала гномы, а теперь вот Рыжий шутки шутит… Гвоздь немного постоял над мокрым пятном на ступеньках. В лес, что ли, пошел?
Он сделал несколько неуверенных сначала шагов к деревьям, но потом перестал думать о том, как глупо всё это выглядит со стороны, и побежал.
- Эй! – позвал Гвоздь, разглядывая стволы, и поймал себя на глупой, полудетской мысли, что вот Рыжий сейчас выскочит из-за дерева и крикнет дурашливым голосом «ку-ку!». Однако ничего подобного не происходило и происходить не собиралось.
Гвоздь ещё немного покричал, потом зашел глубже в лес.
- Эй! Эй, где ты там! – крикнул он снова и замолчал, чувствуя, как обступает его насторожившаяся тишина – не то чтобы откровенно враждебная, но и не дружеская. Лес молчал – он караулил в засаде, ждал, пока Гвоздь сделает неверный шаг. Хрустнула ветка, пролетела птица, задев крыльями листья, и Гвоздь вздрогнул, поймав звуки не столько ухом, сколько натянутым как струна спинным мозгом.
«Надо позвать его по имени», - вдруг подумал Гвоздь. – «Может, он слышит, но не откликается? Может, он просто не знает, что я его зову?».
Гвоздь покопался в памяти и вспомнил – Рыжего зовут Олег. Олег. Странное какое-то имя. Непривычное.
- Эй… Олег! – крикнул он охрипшим голосом.
Никто не откликнулся, и Гвоздь крикнул погромче:
- Олееег!
«Это не имя – это мы изменились здесь, и поэтому странными кажутся все наши прежние вещи… и имена не так звучат», - подумал он. – «И мысли, принесенные сюда из того, другого мира, и сами мы – не те. Мы не можем выжить, не приспосабливаясь. Не изменяясь всем существом. Почти все, что мы принесли с собой, вся эта современная требуха, оказалась тут ненужной – сломалась очень быстро. И ладно. Без неё проще. И Рыжему… Олегу всегда все давалось проще». Гвоздю пришлось сделать небольшое усилие, чтобы назвать его Олегом. «Он же моложе, а молодежь лучше приспосабливается… Да не в этом дело!». - Гвоздь отмахнулся от веток, перегородивших дорогу. - «Он просто другой какой-то, ближе к этому месту, лешак болотный, потому оно лучше его и принимает».
«А я чем хуже?» - вдруг с обидой подумал Гвоздь. Впереди, между зелеными стволами, мелькнула тень. Рыжий.
- Олег! – позвал Гвоздь, прибавляя ходу. Человек впереди обернулся и пошел быстрее, словно пытаясь убежать от Гвоздя. Гвоздь побежал следом, яростно отмахиваясь от веток, хлещущих по лицу, по глазам, но человек тоже, видно, побежал. Скоро Гвоздь запыхался, во рту пересохло, глаза на лоб лезли, в груди жгло… он споткнулся о какой-то корень и полетел лицом на землю, исцарапался о колючки и мгновенно рассвирепел. Когда он поднялся, никого впереди уже не было, и никто не ломился сквозь густой подлесок. Гвоздь дернулся вперед, назад. Под ногами хлюпало, предательски пружинило.
«Я ж… заблудился», - вдруг с изумлением и какой-то детской обидой подумал он. – «Да и не Олег это был. Морок болотный, завел меня и бросил», - озлился Гвоздь, решительно поворачиваясь спиной к болотцу и, высоко, как цапля, поднимая ноги, зашагал прочь.
Откуда-то издалека донесся крик, вернее, эхо крика.
- Эой! Олег! – закричал Гвоздь, продираясь сквозь кусты.
То ли просто эхо, то ли и правда – кто-то кричит.
- Олег! Олег!
Гвоздь ломанулся сквозь ветки, обеими руками отодвигая по сторонам зеленые заросли. Крик раздался снова, яснее вроде бы, хотя что именно кричат, Гвоздь не мог разобрать. Он очертя голову несся вперед, перекликаясь с голосом, пока тот не смолк. Совсем. Гвоздь стоял посреди леса, уставший от гонок за мороком, озверевший вконец и потерявший всякое понятие о том, куда он забрался.
«Да что ж это такое!», - растерянно подумал он, - «леший меня, что ли, по кругу водит? Чертовщина всякая, так во что угодно поверишь! И зачем я за этим-то погнался, видел ведь – не Олег».
Кое-как, полуживой и исцарапанный до крови, Гвоздь выбрался из непроходимых зарослей на полянку. Тень за деревом слева чуть заметно мотнула головой, наблюдая, как он усаживается прямо на землю.
«До темноты бы домой вернуться», - с тоской подумал Гвоздь, глядя на небо между вершин деревьев. – «Хоть куда-нибудь выйти бы, не в лесу же ночевать».
Он с трудом поднялся и пошел дальше, прихрамывая на левую ногу. Колено ныло, в икре стреляло, и все тело словно разваливалось на куски. Гвоздь сморщился и прислонился к дереву, оглядывая полянку, не заметив, как в лес шмыгнула караулившая его тень.
Небо темнело, на землю спускались сумерки, и всё это меньше и меньше нравилось Гвоздю. Он шел, усилием воли переставляя ноги, цепляясь на ходу за деревья, весь в смоле и зеленом мху. За шиворот нападала сухая кора и мелкий мусор с ветвей.
А лес и не думал редеть. Гвоздь испугался, пошел быстрее, словно наперегонки с заходящим солнцем. Уже в темноте он дошел до поляны.
«Что-то смутно знакомое», - подумал Гвоздь, - «где-то я это уже…».
Он замер на месте.
«Это же наша поляна!».
Он прибавил шагу, добежал до избушки… Дверь распахнута – «я, что ли, не закрыл?». Гвоздь взбежал по ступенькам, наплевав на боль в колене, и заглянул внутрь. Никого. Рыжий не вернулся. Машинально он подняла бадейку, поставил на стол. Уселся сам. Подпер голову рукой и посмотрел в окно. Стемнело. Гвоздь закрыл глаза.
Скрипнула половица. Гвоздь встрепенулся. В сумерках обрисовалась фигура. Рыжий закрыл дверь и остановился. «Странный он какой-то», - мелькнуло у Гвоздя.
- Ты где был? – спросил он, массируя виски кончиками пальцев и прищуриваясь, чтоб разглядеть Рыжего в темноте.
- Я… - Рыжий вдруг замолчал на полуслове. Голос у него был чужой, хриплый и тяжелый. Он сделал несколько шагов и снова остановился, не дойдя до лавки.
Гвоздь оторвал ладони от висков и вгляделся в Рыжего. Вроде он… только вот…
Неожиданно плавным, словно стертым движением, Рыжий добрался до скамейки и сел.
- Свет надо зажечь, - вдруг сказал Гвоздь и сам не узнал своего голоса. Он потянулся за фонариком. Рыжий вдруг по-змеиному гибко перегнулся через стол и схватил его за руку. Несколько минут они боролись в темноте, молча, только сопели от напряжения. Наконец Гвоздь изловчился и зажег фонарик.
- Руку пусти! – пропыхтел он, а потом поднял взгляд на того, кто вертелся напротив. Но только это был не Рыжий. Гвоздь вскочил на лавку и заорал дурным голосом, а тварь с зеленой мокрой кожей зашипела, отпрыгивая назад. На Гвоздя уставились круглые лягушечьи глаза, незваный гость метнулся к двери и пропал в темноте.
- Кикимор болотный… - пробурчал Гвоздь, светя фонариком по углам.
Осмотрев все и не найдя ни следов Рыжего, ни чего другого, он уселся на лавку, поджав колени к животу, и погасил фонарик. Сначала ему было страшно сидеть вот так, в темноте, но потом он задремал, сквозь неглубокий сон отмечая необычную тишину леса. Может даже, и не было это тишиной, а словно кто-то приглушил все звуки – спящих птиц, шелестящего в листьях ночного ветра, пробирающихся по тропам зверей. Однако скоро и странная, неестественная эта тишина перестала беспокоить Гвоздя. Время от времени он просыпался, обводил комнату лучом фонарика и снова позволял себе провалиться в полубред-полусон. Во сне он гонялся по каким-то кустам, весь насквозь промокший и промерзший до спинного мозга, за странным существом с лицом Рыжего и глазами болотной нечисти. Проснувшись в очередной раз, он обнаружил, что дверь распахнута, а на полу отпечатки мокрых босых ног. Он встал и закрыл дверь, но запирать не стал – на случай, если Рыжий всё же вернется. В другой раз, открыв глаза, он случайно взглянул в окно. К стеклу снаружи прислонилось зеленоватое лицо, и мокрые руки с обрывками водорослей и тины, застрявшими между пальцев, скребли по раме, не то пытаясь открыть окно, не то просто ища и не находя опоры. Гвоздь так и не понял, было ли это во сне или наяву, но и то, и другое ему одинаково не нравилось.
- К лешему такие сны! – буркнул он, с трудом спуская на пол затекшие ноги. Едва доковылял до окна и посмотрел, что творится снаружи.
Утро занялось потихоньку, ни следа от ночных посетителей. Гвоздь выбрался наружу и обошел избушку. У окна, где стоял кикимор, земля была чуть влажной, как от росы. Гвоздь поскреб ногтем по раме… зеленая плесень, но это от времени и непогоды.
«Да», - возразил он себе, - «а тина эта – тоже от времени?».
Гвоздь прошелся до озера с первобытным змеем – динозавром. Подобрал подходящий камень, но бросить не решился – уж слишком недоброй сегодня выглядела темно-коричневая гладь, и медленно колыхалась, как будто что-то лезло со дна на поверхность. Гвоздя слегка передернуло, дрожь пробежалась по спине крошечными ледяными зверьками, но назло тому, что лезло из озера, Гвоздь уселся на бревно и уставился в воду. Однако сегодня смотреть на озеро ему не хотелось. Неприятно это было, словно смотришь на полуразложившееся животное. И Гвоздь стал смотреть вниз, на песок под ногами. Потом перевел взгляд чуть дальше. Там валялся нож Рыжего, испачканный в чем-то буром, засохшем на лезвии. Гвоздь поднял его и осмотрел. Рукоятка была грязной, в тине и песке, к лезвию у основания присохло несколько крупных чешуек. И в паре шагов от него - лоскуток какой-то грязной заскорузлой ткани. Гвоздь поднял и это, повертел в руках. Вроде бы тряпка, а вроде и на кожу походит… он отбросил странную находку в сторону. Вода сильно колыхнулась, выплеснув на песок коричневую ленту, да так и осталась. Гвоздь встревожился. Озеро выходит из берегов – вчера ещё бревно, на котором он сидел, было от воды довольно далеко, а сегодня – почти что в двух шагах.
- Олег! – вдруг крикнул он, вертя в руках нож. Воздух отозвался странным гулом, и задрожала поверхность озера. Гвоздь встал, шагнул к воде, чтобы прополоскать лезвие. С него на песок полетели крупные темные капли, а в том месте, где он полоскал нож, в глади воды зиял словно бы разрез, сочащийся бурой жидкостью. Гвоздь прищурился против солнца и разглядел, что озеро похоже на огромную медузу, лежащую у его ног.
- Олег! – ещё раз крикнул Гвоздь.
Неожиданно озеро вспучилось посредине, и из-под воды что-то потянулось вверх, как шляпка гриба, прорастающего сквозь мох. Гвоздь смотрел на это и понимал, что надо бежать, но не мог сдвинуться с места, как зачарованный. Шляпка лопнула, обнажив громадную кожистую голову подводного зверя, покрытого бурой слизью. Зверь разлепил веки, открыв мутные глаза. Гвоздь дернулся, почувствовал, как что-то горячее протекло сквозь пальцы – он порезался о лезвие ножа, которое сжал в ладони. Он развернулся и побежал к лесу что было сил. В спину ему понесся рев, пригнувший к земле несколько ближайших деревьев и поднявший его над землей…
Очнулся Гвоздь уже на земле. На голове зрела шишка. Не раздумывая долго, он вскочил на ноги и понесся, петляя между стволов. Он бежал очень долго, и, лишь обнаружив, что дышит со свистом, останавливался на несколько секунд, цепляясь за ближайшее дерево, и мчался дальше, не разбирая дороги.

Из-за угла вывернули двое. Один из них был худ, высок, с благородной сединой в густой ещё шевелюре. Второму было лет двадцать, не больше, и ничем особенным на фоне своего спутника он не выделялся.
- О, кого я вижу! – воскликнул тот, что повыше и постарше. – Вадим!
Последовало неизменное объятие с похлопыванием по спине. Наконец Игорь Станиславович вспомнил про своего молодого спутника:
- Знакомься, Вадим, это Олег. Он у нас пока ещё молодой и необстрелянный, но очень, очень…
Олег стрельнул в него зелеными глазами, протянул длинную ладонь и потупился, как красна девица. Игорь Станиславович взглянул на свои часы, остро глянул на Вадима и сказал:
- Да, вот, собственно… ты же у нас первый день сегодня из отпуска? Поводи мальчика по отделам, покажи… а потом его на место и определим.
Выдав распоряжение, Игорь Станиславович стремительно скрылся за тем же углом, из-за которого появился. Олег некоторое время смотрел с тоской за угол, а потом потрусил следом за Вадимом.
- А ты сам откуда? – спросил Вадим.
- Я? – переспросил Олег. – Я… из Гности.
- Это с болот, что ли?
- Ну, и так иногда говорят, - уклончиво согласился парень. – А вы откуда? – робко спросил он несколько секунд спустя.
- Жертва пингвиньей миграции, - привычно выдал Вадим старую шутку.
- Это с севера?
Вадим промолчал. И так понятно, что пингвины на севере, а не на юге. Парень тоже заткнулся, почувствовав, что болтать Вадим не расположен.
- А вы давно тут работаете? – через какое-то время рискнул он.
- Давно, - сухо ответил Вадим. – А ты откуда взялся, такой любопытный?
- Я… меня институт прислал, - смешался Олег. – Я первый день сегодня…
- Понятно.
По привычке Вадим поднялся к себе. Встретили его прохладно.
- А, Вадим, вышел? – буркнул зав.
- Ну.
- А это кто? – зав кивнул на Олега.
- Новенький, Игорь просил его по отделам поводить, - неохотно сказал Вадим.
- Ну, води, - согласился зав, поворачиваясь к ним спиной. – Вот с нашего и начни.
- Вот и начну, - проворчал Вадим, распахивая дверь в рабочую комнату. – Привет.
Ребята откликнулись вразнобой, не отрываясь от макета. Вадим повел Олега дальше по комнатам, кратко рассказывая, кто над чем работает.
- Письмо тебе пришло, - сказала Ольга, отбрасывая за спину длинную косу. – Вон лежит.
- Спасибо, - буркнул Вадим.
- А это кто? – спросила Ольга, кивая на Олега.
- Новенький.
- Новенький – это хорошо, - певуче сказала Ольга. – Игорь нам его предлагает.
- Возьмем? – Вадим взял со стола конверт.
Олег осматривался по сторонам, делая вид, что не слышит, как его обсуждают, словно покупку.
- Чего ж не взять? – Ольга усмехнулась уголком рта. – Мне вот как раз помощник нужен. Пойдешь ко мне в стажеры, рыжий?
Олег неуверенно улыбнулся. Солнце, каким-то чудом пробившееся сквозь грязные стекла и плотные шторы, уронило тонкий луч на его голову, и Вадим с удивлением заметил, что и вправду – рыжий.
- Пойдем, оформимся, - Ольга встала и поманила парня за собой. Тот улыбнулся на прощанье Вадиму и пошел следом за косой, вьющейся по Ольгиной спине.
Когда дверь за ними захлопнулась, Вадим присел на край своего стола и взял в руки письмо. Вернее, писем было два – плотный официальный конверт и подписанный тонким Марининым почерком свернутый в треугольник лист. Он посмотрел на нервно летящие буквы, и руки задрожали. Бросив треугольник обратно на стол, Вадим взялся за конверт. Прочитал шапку: «Научно-исследовательский институт спутниковых и звездных систем «Навигатор»». Не сразу понял, пробежав взглядом текст, о чем речь. «Уважаемый Вадим Андреевич!». Его приглашали консультантом по поводу чего-то там, что требовало временного перевода в НИИ «Навигатор». Он вспомнил ледяной тон зава, косые взгляды коллег. Все ещё злятся. И злиться будут долго. Уж они ему попомнят то выступление! Вправду, что ли, перевестись? Пока на время, а там – посмотрим. Может, он и приживется в этом НИИ…
Он сунул письмо обратно в конверт, бросил на стол. По-любому идти к Игорю, так хоть не с пустыми руками идти.
Марина писала нервным, раздерганным почерком, лист был весь измят, кое-где заляпан. Похоже, что писала она второпях и до последнего была не уверена, что отправит.
«Вадим! Ты сам должен понимать, чего мне стоило написать тебе это. Но ты не хотел меня слушать, пока ещё можно было что-то исправить. А теперь уже исправлять нечего. Больше ты меня не увидишь, пожалуйста, не ищи меня и не звони моим родителям – они ничего не знают. Прости, если я обидела тебя – но вряд ли ты можешь обидеться на женщину, даже любившую тебя. Прощай».
Она не подписалась, и несколько минут он смотрел на листок. Марина ушла. Марины больше нет. Он скомкал его и сунул в карман. Марины больше не будет. Никогда.
Вадим встал, прихватил письмо из «Навигатора» и пошел к Игорю.
- Можно, Игорь Станиславович?
- Вадим? Заходи…
Старик сидел за огромным письменным столом, заваленным и заставленным бумагами и разными непонятными предметами – маленьким каменным божком с узкими глазами и широко открытым круглым ртом, керосиновой лампой, старой газетой, сложенной в несколько раз, каким-то графиком на миллиметровке, длинным хвостом упавшим на пол, и другим.
- Ты присаживайся.
- Спасибо. Извините, что от работы вас отрываю.
- Да нет, - Игорь Станиславович улыбнулся, хотя Вадим действительно ему помешал.
- Игорь Станиславович, я к вам вот с каким вопросом.
Тот сложил вместе кончики пальцев и приготовился слушать с подобающе сочувствующим лицом. «Думает, я ему на жизнь пожаловаться пришел, что никто меня не любит, рассказать», - догадался Вадим. – «Не дождется».
- Меня в «Навигатор» зовут, - резко бросил он. – На время.
Игорь Станиславович отозвался не сразу, словно ожидал услышать совсем другое.
- Уйти хочешь, Вадим? – с улыбкой спросил он.
- Думаю.
- Интересует моё мнение? – Игорь Станиславович прищурился, постучал кончиками пальцев друг о друга. – Не ходи. И новых друзей не найдешь, и старых растеряешь.
«Обратно не возьмём», - перевел для себя Вадим иносказание начальства.
- Старых я уже растерял, - зло ответил Вадим, глядя на каменного божка, ощерившегося в издевательской ухмылке. – Когда выступил против колонизации. Кусок, видите ли, вырвал изо рта!
- Я тебя не осуждаю, - мягко сказал Игорь Станиславович. – Не скажу, прав ты или нет, но что сделал, то сделал. Может, так и надо было тогда. Не знаю.
- А кто знает? – устало спросил Вадим. – Кто-то же должен знать.
Игорь Станиславович нахмурился.
- Это мы сейчас решить не сможем, - ответил он, кончиками пальцев поглаживая божка. – Это нам время покажет. Потомки наши ответят.
- Если выживут там, - Вадим встал. – Где наши пропадают. И будут пропадать. Скольких ещё вы пошлете?
- Сколько надо – столько и пошлем, - бросив отеческий тон, ответил Игорь Станиславович. – Только ведь они не пропали, Вадим. Ничего с ними не случилось.
- Я сам поеду, - обернувшись от двери, рявкнул Вадим. – Может, хоть тогда мне поверят!

Гвоздь прислонился к дереву на опушке, чтобы отдышаться. Потом подошел к дому и постучался. Подождал. Наконец вывалился человек – косматый, грязный, с нечесаной бородой.
- Чего тебе?
- Воды… попить… - выдохнул Гвоздь.
Мужик подумал чуть, открыл дверь пошире и приглашающим жестом взмахнул дрыном перед носом Гвоздя:
- Заходи.
Гвоздь ввалился следом за ним в темную избу. Кто-то патлатый вывернулся им навстречу из-за печи:
- Что ему?
Мужик, впустивший Гвоздя, усмехнулся:
- Дайте водички попить, люди добрые, так пить хочется, что два дня не ел и переночевать негде… - плаксивым голосом проныл он, скривившись. Патлатый неприятно засмеялся.
Гвоздь мельком осмотрелся – всё запущено, тряпки какие-то разбросаны на грязном полу, паутина висит в углах и… передатчик на окне. Такой же, как был у них с Рыжим, оставленный в избушке.
- Чего по сторонам зыркаешь? – переставая смеяться, злобно спросил патлатый.
Мужик подал Гвоздю ковш чистой воды. Пока тот пил, патлатый внимательно смотрел на него.
- Напился? – серьезно спросил он.
Гвоздь кивнул, подавая пустой ковш.
- Ещё чего хочешь?
У патлатого был странный говорок – он растягивал слова, особое ударение делая на последнем слове, так что вместо «ещё чего хочешь» Гвоздь услышал «ищо чавохош?»
- Больше ничего.
Патлатый усмехнулся, блеснув длинными зубами:
- А ничего не хошь – ступай себе… откуды.
- Куда? – переспросил Гвоздь.
- Говорю – иди себе, куды хошь, а добрых людей не тревожь, - пояснил патлатый, поворачиваясь к Гвоздю спиной.
На кривые заросшие улочки вовсю опускался вечер. Гвоздь пошел наискось, спотыкаясь о невидимый в высокой траве хлам и ругаясь сквозь зубы.
- А и спасибо на добром слове…
Гвоздь обернулся. Человечек скривился и поблестел глазами исподлобья.
- Ты кто такой? – спросил он у Гвоздя, щурясь и словно стряхивая что-то с одежды.
- Я нездешний, - пояснил Гвоздь. Ему стало неуютно в деревушке, рядом с этим гримасничающим юродивым.
- А чего по улицке шляешься в неположенный срок? – устало-сурово спросил человечек. – Идёт Мора на дворы, хвать вора… - нараспев забормотал он, закатывая глаза. – Чур, чур!
Юродивый махнул рукой на Гвоздя, шагнул назад.
- Сгинь меня, уйди! Чур, Мора!
Тут он повернулся спиной к Гвоздю и побежал, но лениво как-то, время от времени оглядываясь, словно проверяя, не гонится ли за ним Гвоздь. Скоро он забежал за угол и ещё некоторое время выглядывал оттуда, а потом, судя по топоту, почесал дальше.
А Гвоздь все стоял и смотрел в густую траву, странную, как вся деревушка, словно танцевавшую вместе с ветром какой-то непонятный завораживающий танец. Ещё немного – и он сам бы стал кем-то вроде этого юродивого, но раньше, чем подействовало травяное заклятие, Гвоздь стронулся с места и пошел прочь. Уже за жердями, огородившими поселение, он приостановился, окинул взглядом деревушку. Неожиданно он увидел и то, чего видеть не мог – зверя из озера, оставленную избушку, болото и лес, морочивший ему голову. Подумал он о том, что база забеспокоится, если он не выйдет на связь ни сегодня, ни завтра, что объявят его и Рыжего в розыск, но это почему-то показалось ему неважным. Он перелез через жерди и пошел дальше.

- Вадим изначально был против, - сказал Игорь Станиславович хрупкому брюнету, примостившемуся в кресле.
- Тогда зачем же он сам туда отправился? – брюнет непонимающе пожал плечами.
- Чтобы доказать, - Игорь Станиславович пожал плечами, словно извиняясь за глупое упрямство своего сотрудника.
- Сворачивайте проект, - приказал брюнет. – Мы теряем кадры. Вывозите всех, кого найдете.

Гвоздь сощурился. Плохо было видно против солнца. Особенно когда оно отражалось в лужах, да ещё кругом эти…
Бабочка помахала пестрыми крылышками и села на нос Гвоздю. Тот отогнал её, но через несколько секунд бабочка снова вернулась. Тот позволил ей посидеть мгновение, прицелился и ловко прихлопнул нахалку. На носу осталось небольшое зудящее пятно, похожее на след от ожога. Бабочка упала в траву и с легким шипением растаяла. Стебли под ней покрылись серым налетом, похожим на пепел. Вокруг Гвоздя было уже несколько таких серых пятен.
Из-за деревьев, щурясь, как Гвоздь, на него смотрел человек. Он стоял за толстым серебристым стволом уже довольно долго, разглядывая Гвоздя. Но ни тот, ни другой, не показывали вида, что знают: Гвоздь – о человеке за деревом, а человек – что Гвоздь его заметил.
Гвоздь поднялся на ноги, всколыхнув высокую болотную траву, и шагнул на кочку. Под ногой хлюпнуло, показалась коричневая вода. Он ловко перепрыгнул на следующий зеленовато-серый островок. Сотни таких островков травы, сожженной солнцем, плавали вокруг Гвоздя. Он упрямо блуждал по болоту – с островка на островок, иногда натыкаясь на огромные валуны, пока не вышел на опушку леса. Болото кончилось. А терпение у того, кто следил за ним – нет. Он тенью крался за Гвоздем через лес, прячась за деревьями. Гвоздь некоторое время пробовал его словно бы невзначай поймать, но потом плюнул.
Весь день они шли сквозь лес – Гвоздь и его спутник-невидимка. Гвоздь споткнулся о свежий земляной холмик. Он осмотрелся – вокруг было разбросано с десяток таких холмиков, одни совсем свежие, другие уже заветрившиеся. Деревья редели с каждым холмиком, и, чем реже они росли, тем старее были холмики. Гвоздь наступил на один из них. Неожиданно земля под ногой подалась, и Гвоздь по колено провалился в яму. Он выругался, пытаясь вытянуть ногу, но что-то изнутри её держало. Он дернулся сильнее и почувствовал, что его засасывает внутрь. Гвоздь разозлился и попытался пнуть это «что-то», но оно всё время ускользало. Зато вниз его больше не тянуло. Изловчившись, Гвоздь ухватился за сухую траву, подтягиваясь к ближнему дереву, пока не дотянулся до ствола. Мало-помалу он вытащил ногу из земли. В холмике что-то ухнуло, и дыра закрылась. Тут он заметил, что ни на одном из холмиков трава не растет.
Он повертел головой по сторонам, наконец нашел какой-то дрын и ткнул в холмик со всей дури, движимый интересом. Земля под ним взвыла, всколыхнулась, и изнутри выскочило что-то темное, смердящее тухлым мясом. Гвоздь сплюнул и поморщился. Земляное диво налетело на дерево, от чего очень обозлилось и потянулось ловить Гвоздя. Тот двинул его дрыном наотмашь. Диво отпрыгнуло, влетело в луч солнечного света, наискось падавший между деревьями, и замерло, словно натолкнулось на дерево. Удушающая вонь стала сильнее, диво завопило так, что у Гвоздя заложило уши, и вспыхнуло нехорошим голубым пламенем. Гвоздь зажмурился. Когда он открыл глаза, на траве остались лишь грязные ошметки, ужасно смердевшие. Гвоздь дрыном спихнул их в яму, из которой выскочило диво, и зашагал прочь, глядя под ноги.

- Не знаю, - сказал Рыжий.
Гвоздь ковырнул землю носком и лениво плюнул в ямку.
- А ты сам-то как думаешь? – вдруг спросил Рыжий.
- Не знаю, - в одно слово пробормотал Гвоздь. – Может и правда, не было ничего. Да только ты не первый.
- Первый?.. – эхом отозвался Рыжий. – Откуда ты знаешь?
- Потому что я курировал экспедиции, - неохотно ответил Гвоздь. – Нас, наверное, вернут скоро. Всех, кого смогут найти.
Рыжий разволновался.
- Вернут? Почему? – испуганно спросил он. – Ведь ничего же не случилось…
- Случилось, - Гвоздь оторвал взгляд от земли и сурово посмотрел на Рыжего. Тот потупился, потом поднял зеленые глаза и заискивающе спросил:
- А может быть…
Но тут же рассмеялся, тряхнул головой:
- Да ну, глупости! Ты сам-то в это веришь, Вадим?
- Верю, - буркнул Гвоздь. – И ты лапшу мне тут на уши не вешай, слышишь, Олег? - угрожающе спросил он.
Рыжий неопределенно повел плечами и отошел.
- Только я всё равно тут останусь, - не оборачиваясь, процедил он. – И никто меня обратно…
Гвоздь резко развернул его за плечи:
- Ты что, не видишь, что это опасно? – крикнул он в лицо опешившему Рыжему. – И не говори, что ничего тут не произошло! Ещё как случилось! И будет происходить, пока мы все с этой чертовой планетки не уберемся! Эта… - он перевел дух и закончил, - это место что-то с нами сделало. Даже я это чувствую, а уж ты-то подавно! Ты восприимчивей, ты же с самого начала это заметил, я знаю.
Рыжий плавно покачал головой:
- Вадим, с тобой тут точно что-то случилось, да ещё как! Боюсь, тебе действительно нужно возвращаться и лечиться, пока не поздно.
- Боишься меня? – спросил Гвоздь.
Рыжий едва заметно напрягся. В зеленых глазах взорвалась и пропала какая-то искра.
- Лешак болотный! – выплюнул Гвоздь. – Оборотень!
Рыжий отошел на шаг, меняясь на глазах.
- А ты умный, - он насмешливо посмотрел на Гвоздя, на ходу продолжая говорить, - только ничего не знаешь! Я же с болот… - он рассмеялся, откинув голову, - а на болотах лешаки только и живут!
Внезапно он замолчал, серьезно взглянул на Гвоздя и без тени насмешки спросил:
- Ты сам-то кто, думаешь? Человек?
Рыжий уже у самой двери мотнул головой:
- Ты таким же будешь. Ты уже такой.
Он резко шагнул назад и скатился вниз по ступенькам. Гвоздь кинулся за ним, но опоздал – с крыльца он увидел только спину убегавшего Рыжего. Тот ещё раз обернулся, посмотрел на него зелеными болотными глазами и ломанулся сквозь кусты.

Небо было бледным – того цвета, какого весной бывает дым от костра, когда небо уже очистилось от туч и стало голубым, светлым и высоким. Но это было другое – белое, как сам весенний дым.
Гвоздь прищурился и попытался разглядеть солнце. Оно тоже было белое – цвета раскаленного металла, огромный слепой глаз, глядящий сверху вниз. Свет отражался от снега и резал глаза. Перед ним была белая дорога – ослепительно белая, ведущая далеко, в такую же белую и слепящую жуть, как снег и солнце вокруг него.
От яркого света сверху и снизу резало глаза и текли слезы, мешая как следует разглядеть ровную белую полосу между двух рядов черных деревьев, на ветках которых лежал тот же ослепительный белый снег. Сверху снег слегка подтаял и обледенел на морозе. Гвоздь замедлил шаг. Куда он идет? Сзади донесся дробный стук. Обернувшись, Гвоздь увидел, что его догоняет всадник на белом коне. Всадник был одет в черное, кожа его по цвету не отличалась от снега, а волосы словно обледенели от бешеной скачки. Он приближался с такой скоростью, словно его конь за один шаг преодолевал сотню шагов. На Гвоздя ни лошадь, ни всадник не обратили внимания, даже поравнявшись с ним – словно ледяной ветер стегнул по щеке, и вот уже обе фигуры исчезли в белизне. А навстречу ему несся тот же всадник, но на черном коне, в белой одежде и черноволосый, так же пролетевший мимо него.
Гвоздь поморщился – очень уж холоден был этот ветер, и щека покрылась инеем. Он остановился и огляделся кругом – никого. И позади, и по обе стороны от него одно и то же, одно и то же на все стороны света – белый сверкающий снег. «Что делать дальше», - подумал Гвоздь, - «куда мне теперь идти и зачем?».

- Когда с небес спускаются древние боги, - нараспев проговорил голос, которому сопутствовали переливы странной, но приятной музыки, - и старое меняется местами с новым, а простой камень обретает душу; когда старые, но не-умершие вновь выходят из своих жилищ, меняется смысл мира и цель его становится не той, что была вначале… Стремление к совершенству и невозможность его достичь – тогда они возвращаются к началу и становятся частью самих себя, напоминанием о собственной сути. Потом время превращается в ничто, и сами они становятся ничем, и мы должны стать тем, что было вначале, но одновременно и чем-то большим…
Гвоздю на мгновение показалось, что он уже слышал это когда-то, но вот где он мог это слышать и от кого, никак не вспоминалось. А голос продолжал, но теперь он отдалялся от Гвоздя, словно говоривший ушел куда-то вглубь, а музыка следовала за ним.
- И, если звездный огонь может согреть тебя, когда ты с тоской смотришь в небо, вмещающее все твои потерянные миры, - разве не хочешь ты стать ветром, чтобы взлететь и погрузиться в вечность, чтобы вернуть себе наконец свой дом?
А вся твоя философия – ничто, она не в силах вместить ни этого неба, ни этих звезд, и ни капли света не прибавит она тебе в кромешной темноте вечной ночи.
Гвоздь хотел возразить, что иногда философия спасает если не душу, то рассудок, но голос уже отвечал ему:
- Раз и навсегда запомни – никого нельзя спасти против его воли. И мудрость – это не та вещь, которую можно передать словами. Это - чувство единения с миром вокруг тебя. Это – мир в тебе, а не отшельничество в миру.
«Но ведь у каждого должен быть свой путь!» - беззвучно воскликнул Гвоздь.
- Ты прав, - согласился вновь приблизившийся голос. И музыка приблизилась вместе с ним, окатив Гвоздя переливами небесных колокольчиков.
- Но как отличить правду от лжи? – вслух спросил Гвоздь, удивившись тому, как неловко его губы шевелятся после музыки невидимого собеседника.
- Загляни в себя, - посоветовал голос Рыжего.
- Найти опору в себе означает… - Игорь Станиславович слегка запнулся.
- …найти опору вовне себя, - закончила Ольга.
- Это – только слова, - возразил им Гвоздь. – Это все – не по-настоящему.
- Тогда и ты – не настоящий, - насмешливо отозвался Рыжий. – И вся жизнь не всерьёз.
- Да, - согласился почему-то Гвоздь. – Я бы теперь поменял.
- Вот видишь, - одобрительно отозвался голос, ужасно похожий на его собственный. – Ты понял главное.
- Что – главное? – жадно спросил Гвоздь. – Что? – повторил он.
Но голоса уже стихли, эхо их умолкло, и музыка ушла вместе с ними, растворившись в воображении Гвоздя, и он снова ощутил, как больно впиваются в ребра камни и как холоден под ним лед…
Гвоздь закрыл глаза, опустил голову на снег и застонал. Просто сон, греза умирающего мозга…
Над ним склонилась тень. Рыжий. Мелькнули зеленые болотные лешачьи глаза, руки приподняли голову Гвоздя.
- Вадим! Вадим, ты меня слышишь? Тебе не обязательно умирать, ты и так можешь… ты можешь все изменить… слышишь? – торопливо зашептал Рыжий, вставая рядом с ним на колени. – И улетать тоже не обязательно… просто не бойся, ни себя, ни нас. Ты же сам знаешь…
Рыжий шептал что-то ещё, но Гвоздь уже снова опустил потяжелевшие веки. Голова его безвольно мотнулась в ладонях Рыжего – две крошечные фигурки в ледяной пустыне. Две точки на белом полотне.
Снег под ними медленно начал таять, показалась зеленая трава. Белая равнина превращалась в степь, а Рыжий все что-то шептал умирающему Гвоздю, и то ли от его шепота, то ли от чего-то другого мир вокруг них оживал.

- Сегодня мы окончательно ставим точку в этом больном вопросе, - Игорь Станиславович поморщился. – Кто хочет высказываться, пожалуйста, коротко и по существу.
Первым встал хрупкий брюнет, прищурился против неизвестно каким чудом проникшего сквозь грязные стекла и тяжелые шторы в конференц-зал солнца.
- Я хочу объявить минуту молчания – памяти всех, погибших при освоении, - немного помявшись, сказал он.
Все поднялись, заскрипели отодвигаемые стулья, зашуршала одежда. Постояли молча. Наконец Игорь Станиславович сел, дав остальным знак. Не без облегчения опустились на места.
- Вадим… Андреевич, - Игорь Станиславович чуть запнулся на его отчестве, - может быть, вы?..
Вадим неловко встал, скрипнув стулом, прочистил горло.
- На основании проведенных исследований…
- Простите, что прерываю, - подал голос с места брюнет, объявлявший минуту молчания, - но вот хотелось бы ваше личное мнение. Доклад ваш мы все прочитали.
Гвоздь на мгновение задумался, потом заговорил быстро и горячо, обращаясь непосредственно к брюнету:
- Если мое личное мнение, так мы сунулись в воду, не зная броду! У нас не было почти никаких предварительных данных. Да, планета пригодна для жизни, необитаема – почему? Кто-нибудь над этим задумался, прежде чем послать туда экспедицию? А там почти сразу начало черт знает что твориться – и люди исчезали, и техника из строя выходила… кто-нибудь стал в этом разбираться? Если вам мое мнение интересно, так вот – мир этот для людей непригоден. Он… изнутри нас меняет, понимаете? Подстраивает под себя, кроит по своему подобию, и получается, что и не люди мы уже, и вроде как и не нелюди… Я знаю, многие там побывали, - он возвысил голос, задавая вопрос залу, - что чувствовали вы? Что там случилось с вами?
Никто, однако, не стал отвечать, даже брюнет. Все дружно сделали вид, что вопроса этого словно бы и не звучало, и ничего такого странного не произошло.
- Спасибо, Вадим, - Игорь Станиславович не встал, а тяжело хлопнул ладонью по столу. – Кто-нибудь имеет ещё что-то сказать?
Но и тут никто не ответил.
- Тогда… вопрос закрыт. Заключение отрицательное, планета для освоения пока непригодна. Планируем дальнейшие исследования, с углубленным изучением поведения на местности, отслеживанием энцефалоактивности и прочая.
Опять пауза. Вадим уже начал привыкать к неподвижным фигурам в зале, к этой непонятной для непосвященных, а для остальных – многозначительной тишине, к пронизанной солнечным светом пыли, когда Игорь Станиславович встал. Помедлил несколько секунд, обводя медленным взглядом всех, сидевших вокруг стола.
- Все свободны.
И только после этого зашевелились и начали расходиться самые обыкновенные боги, пытающиеся быть людьми.