Не жить безответной любви

Наши уста сомкнулись в страстном поцелуе, я закрыл глаза и полетел куда-то не то вверх, не то вниз – ощущалось лишь чувство полёта. Это была сама грёза. Сквозь губы девушки лилась река жизни, и она наполняла меня. В тот миг не было времени, не было жалкой темной площадки на этаже общаги, не было дешевой дискотечной попсы и диких пьяных голосов. Были лишь Она и я. Нельзя было поверить в счастье, столь внезапно нахлынувшее на меня. Такого просто не бывает! Это невыразимо, неописуемо. Это великолепно и опьяняюще! Наверное, именно тогда в сердце родилась любовь и проникла во все участки моей тёмной души. Алкоголь, блуждавший в моих венах, перестал отравлять разум, и голова моя стала необыкновенно ясной, а все предметы и звуки вокруг приобрели необычайную яркость и чёткость, будто я нюхнул «фена» или проглотил пару таблеток «Адама». Но ни один наркотик не сравнится с тем, что я испытывал в те минуты.
       Мои руки скользили по Её телу, забирались под тоненькую кофту, пальцы гладили нежную кожу живота, а Её упругие груди маняще ложились в мои дрожащие ладони, и я ощущал, как твёрдые соски упираются в подушечки моих пальцев. Она повернулась ко мне спиной и, откинув голову назад, вновь впилась в мои губы. Длинные волосы щекотали мои лоб, нос и щёки, и мы оба смеялись, когда прядь её волос скользила меж наших губ. Она изогнулась, будто кошка, руками вцепилась мне в бёдра. То был бесконечно высокий акт страсти, желания, который начинался где-то здесь, на земле, и улетал вверх, к небесам любви. Мне хотелось, чтобы этот маленький эпизод счастья длился вечно, хотелось раствориться в этом мгновении и рекой неги поплыть к океану блаженства. Так хорошо… Но я знаю: ничто не вечно, и нужно оборвать этот безумный вихрь вспыхнувших чувств. Она меня не любит, не любила и вряд ли полюбит. Я отрываюсь от её тонких горячих губ, осторожно вытаскиваю руки из-под кофточки. Тело мое дрожит, голос – тоже.
- Зачем ты это делаешь? – слышу свой голос и отчаянно борюсь с желанием вновь овладеть ею.
- Я хочу быть с тобой, – полушёпотом отвечает она и вновь льнёт ко мне.
- Мне не нужно жалости с твоей стороны, не нужно быть со мной лишь потому, что я люблю тебя, – отвечаю и отстраняюсь от неё.
- А я хочу быть с тобой… Ну, иди ко мне, – вновь её худенькое тело вплотную прижимается ко мне, и мы оба ощущаем бешеный ритм моего сердца.
- Люблю тебя, слышишь, люблю! – шепчу ей над самым ушком, губами лёгонько касаюсь мочки, и от этого прикосновения между нами проскакивает маленькая искра. – А ты меня?
       Она молчит, и я вновь понимаю: для неё моя личность очередное увлечение. Симпатия, не более. Но в те минуты мне всё равно. Я живу лишь жалким мгновением, которое вот-вот рухнет, я дурак, я ничтожен, у меня нет гордости и силы отказаться от этой подачки… Но она – самая дорогая, звёздочка моя утренняя, сердечко моё пылкое, розочка, умытая каплями утренней росы. Она дикая. Она неповторимая. Она манит. Нет сил устоять перед ней. Солнышко рассветное, ягодка спелая, хрусталь средь серых камней, целый мир, целая вселенная – это всё она, и обладать этим сокровищем – высшее блаженство в этом порочном мире. Моя девочка вновь прижимается ко мне спиной, кладёт мои руки себе на живот, поворачивает головушку и ищет мои губы. Её язычок скользит по моей щеке, и от следа на коже пламя охватывает всё моё тело. Не могу сдержаться. Жадно впиваюсь в медовые уста, и не могу, не могу напиться нектара любви. Наши языки с остервенением трутся друг о друга, а поцелуй настолько жарок и страстен, что зубы трутся о зубы. В полутьме подъезда вверх-вниз снуют люди и разевают любопытные рты. Но их нет, они где-то на другой планете, в другом мире. Есть только мы вдвоём. Иногда я открываю глаза, чтобы убедиться: это не сон – и вот она, моя кошка, моя рысь, моя пантера, прямо передо мной, в моих объятиях. Она то повернётся ко мне лицом, то вновь прижмётся спиной к моей груди. Её глаза закрыты, она часто дышит и иногда постанывает. Я шепчу слова любви, шепчу, шепчу. Вот она запрыгивает на меня, и даже не чувствуется вес её тела. Голова её выше моей, и она наклоняется, чтобы опять и опять терзать мои губы. О, терзай их! Брось меня себе в ноги, ибо ничего не могу поделать с собой. Хочу жить с тобой, в тебе. Хочу стать частью тебя. Голова кружится от блаженства, перед глазами творится что-то неимоверное – немыслимое переплетение радуг, в центре которых Она – моя ненаглядная. Ты слышишь меня, любимая, я люблю Тебя! Я дарю тебе небо, я дарю тебе звёзды, я хочу подарить тебе всё… А сам принадлежу тебе, принадлежал и буду принадлежать, потому что ты – моя королева, моя богиня. Так обнимай же меня! Целуй! Шепчи слова страсти. Смейся, ибо смех твой ласкает слух лучше песни самого голосистого соловья. Ты можешь меня ласкать, а можешь вонзить кинжал в сердце, и я одинаково буду твоим. Хочешь, кину весь мир к твоим ногам? Ты зажгла во мне Огонь Любви, и душа моя теперь пылает благодатным пламенем. Вот и ещё загорелась одна свечка, которая освещает наш тёмный мир. Так не задуй же это небольшое, но смелое пламя! Грейся в его лучах, черпай из него силу и страсть, а я буду гореть для Тебя, буду полыхать, пока не оборвётся моя никчёмная жизнь. Мне казалось, что наши тела, переплетённые словно две молодые лианы, останутся навсегда вместе. Но так не бывает. Никогда. Ни с кем…
       Не помню, не знаю, сколько длился этот водопад чувств, но вскоре мы поднялись выше на этаж, где под музыку резвилась толпа студентов. Мы присоединились к этой самодельной дискотеке и уж такие выдали танцы, что даже назови их грязными, будет ласково сказано. Но время близилось к полночи, и пришла пора расставаться. Я был опьянён любовью, ибо ничто больше не волновало и не беспокоило меня, кроме моей девочки…
- Я люблю тебя, - вновь повторил я и назвал её по фамилии. – Говорю это тебе, и никому раньше не произносил этих слов. Ты слышишь меня?.. Ты сама захотела быть со мной, я тебя не тянул. И… если бросишь меня, убью тебя и себя. Ты слышишь? Я серьёзно, без тебя мне не жить!
       Она засмеялась, сказала, что я дурачок, что-то проворковала мне на ухо и скрылась за дверью своей комнаты. А я двинул домой, и всю дорогу вспоминал те сладкие минуты страсти, что были в моей жизни единожды и более уж никогда не повторятся.
       Я уснул самым счастливым человеком, а, утром проснувшись, вдруг ужаснулся: не сон ли всё? Мимолётное сомнение в истинности вчерашнего счастья забрало землю из-под ног, а голова на миг закружилась. А потом я ощутил сладкую боль в губах и на своей одежде сквозь запах сигаретного дыма различил тонкий запах Её тела и парфюма. Тогда вновь возрадовался и поспешил на занятия – там мы снова с ней увидимся. Я бежал, не в силах сдержать радостного предвкушения встречи с моей девочкой, и одновременно боялся – а вдруг она оттолкнёт меня, скажет, что вчерашний вечер – лишь минутная слабость, временное увлечение. Если это будет так, я умру тот час же, ибо без неё нет жизни.
       Мы встретились в кабинете, она впорхнула, словно бабочка, и улыбнулась мне, согрев своей улыбкой мою душу. Я нашёл в себе силы и спросил, не передумала ли она и будет ли со мной. Эти слова дались мне непросто, и я уже слышал ответ: «Да, я передумала, забудь о вчерашнем». Но она не отказалась от своих слов, она будет со мной, моя звёздочка ясная. С того момента начались самые счастливые дни в моей жизни, забылось всё плохое и ненастное, а такого было немало. Мы виделись каждый день, каждую минуту, каждую секунду, и каждый миг рядом с ней был прекрасен. Как же я мог не замечать раньше – мы вместе учились три года, и были друг для друга лишь однокурсниками, лишь частичкой серой толпы. А теперь она – мой мир, моя жизнь, мой воздух. Время вместе с ней проносилось, как луч света во мраке вселенной, а без неё растягивалось на годы. Мы вместе гуляли по осеннему парку, бегали под дождём, а потом сидели в моей комнате, и сварливая хозяйка с недовольством смотрела на мою гостью. Но мне было всё равно. Потому что я любил, и любовь моя была рядом со мной. Мы лежали вместе на кровати, смотрели фильмы и слушали музыку. Мы болтали обо всём на свете, шутили, смеялись, вспоминали. А потом она садилась на меня, наклонялась, прислоняясь ко мне хрупким тельцем, и жадно впивалась в мои уста, а я всё не мог напиться этого опьяняющего сока, исходящего из горячих, страстных губ. М-м, какие это были поцелуи! Нет большего наслаждения для души и тела, когда страсть сливается с любовью воедино. Но вечер вместе с ней перетекал в ночь, и приходило время расставаться. Я провожал её домой и возвращался, вновь и вновь вспоминая о ней.
       Время летело вперёд, и дни, когда мы были с Ней вместе, золотыми слитками ложились среди груды камней, коими являлась моя жизнь. Однажды мы поссорились, так, из-за пустяка. Потом помирились. Были и ещё ссоры с извинениями, цветами, конфетами. Теперь, оглядываясь назад, я кляну себя за своё глупое поведение. Каждое моё слово, каждая фраза были не такими, какими бы я произносил их теперь. Да что теперь Лазаря петь, когда всё вокруг мертво, и мир превратился в ад. Прошёл месяц, я был всё так же счастлив (хотя это слово вряд ли выражает всю глубину моих чувств – но влюбленные и когда-то любившие меня поймут). Постепенно приходило понимание – я гнал его прочь, не пускал в свои мысли, но оно вгрызалось в мозг, и с каждым разом всё больше и больше сжимало моё сердце. Она меня не любит, она меня не любит и скоро бросит. Как-то раз она сказала, что завидует мне, потому что рядом со мной есть любимый человек. Других слов она не произнесла, но они будто повисли в воздухе: рядом с ней любимого человека нет. Да, ей приятно, что её любят. Может быть, где-то я ей симпатичен, она ко мне привязалась и даже скучала за мной, когда мы были в разлуке на несколько дней. Да, это всё так. Но вы видите здесь любовь? Её нет, не было и не будет. Она любима, а я нет. А такие отношения не могут длиться вечно. Эта мысль с каждым днём отравляла наши отношения, и понимаю, что во всём виноват я. Возможно, стоило бороться за счастье и сделать всё для того, что любовь стала обоюдной. Наверное, я был слеп, не увидел, не понял этого, ведь раньше никогда не любил, и это чувство было ново для меня, словно я заново родился. Нужно было завоевать Её любовь, стать таким, каким хочет видеть меня она. Но я оставался прежним. Ссоры стали всё чаще.
       После этого были ещё ссоры, и однажды в пьяном ударе я пришёл и сказал ей, что мы должны расстаться, что у нас ничего не получается – и мы расстались. В ту ночь я пришёл домой с чувством невыразимой боли от осознания, что всё кончено. Я повалился на кровать и зарыдал, словно малое дитя. Таких слёз у меня никогда не было – я выл, закрыв рот подушкой, чтобы никто не слышал этого позора, этой слабости. Кулаки мои лупили по стене, пока костяшки пальцев не сбились в кровь. Зубы скрежетали о зубы, и жар охватил мое тело. Как уснул в ту ночь, не помню, но следующим утром с цветами и коробкой конфет бросился в общагу. Боялся, что она не простит мне вчерашних слов, заставит уйти. Мой добрый ангел-хранитель посыпал проклятиями мою пьяную голову и кричал, что мои уста полны злословия и яд аспида капает с моих губ. Даже другая личность во мне, тёмная и циничная, корила меня за вчерашний проступок и, вселяя ужас, уверяла: вы больше не будете вместе. С каждым шагом этот страх всё глубже пробирался в мою душу, никогда раньше не было мне так боязно и гадко на душе. Что будет, если это конец. Что тогда делать? Что?
       Она открыла мне дверь и… Простила! Она меня простила! Моё солнышко, моя жизнь, она вновь вернулась ко мне, эгоисту и глупцу, который не ценит то бесценное сокровище, которым его наградила судьба. В тот день мы были вместе до поздней ночи, и я вновь возвращался домой, паря над городом. Я летел, ощущая, как в душе снова теплится счастье, и чувствовал себя Человеком. Чувствовал свою душу, то самое сокровенное и чистое, что есть у человека. Именно тогда понял, что только любовь делает людей людьми – не разум, не интеллект, а лишь высокое, доброе, светлое, чистое… Эта высшая из всех нежных и ярких эмоций – любовь. Может, и во мне есть что-то хорошее, если я люблю?..
       Прошло два месяца. Одним днём мы опять разругались. Уж и не помню, из-за чего, но точно по пустяку. Полдня мы не виделись, и к вечеру я снова бежал к ней просить прощения. Всё было как обычно. Зашёл к ней в комнату и стал извиняться.
- Всё кончено, – сказала она, и в тот самый миг что-то оборвалось внутри меня. – Всё.
       Я снова и снова просил прощения, а она отвечала, что мне не за что извиняться, просто она меня не любит, вот и всё. Ей надоело. Поиграла и выбросила. Я спросил, а зачем мы встречались два месяца, к чему тогда всё это? Не помню, что она тогда ответила, потому как в горле стал комок, и глаза наливались слезами. Я вышел из общаги, смахивая на ходу слёзы. Ноги меня не слушались, и колени то и дело сами собой сгибались. Иногда я чуть не падал. Шёл будто не по асфальту, а по болоту, и воздух вонял гнилостными испарениями. В груди было пусто, будто оттуда вырвали всё, чем я мог чувствовать, чем мог дышать, чем мог жить. Кое-как добрался домой и рухнул на кровать, словно побитый в жестокой уличной драке. Говорят, тело – это тень нашей души, и если дух страдает, то и тело больное. Коль так, то душа моя рассыпалась на жалкие осколки, а бренное тело утратило силы. Тот вечер тянулся невыносимо долго и мучительно. Не знаю, уснул ли я, или впал в чёрное забытье, но наутро пробудился с тяжёлой головой. Воспалённые глаза были сухими и красными, нос заложило. Наверное, слёзы катились по моим щекам всю ночь, даже когда я спал. Тело ослабло, будто после долгой тяжёлой лихорадки. Но самое главное, боль не оставила меня, она сидела во мне будто раскалённый нож, и ещё шевелилась, делая рану в душе всё больше и больше. Это разлука – рваное отверстие в моём сердце, с гниющими краями, через которые вытекает всё хорошее, что во мне было. Пытался не думать о ней, но вновь и вновь образ уже не моей звёздочки возникал перед взором. Она улыбалась, смеялась. Она смотрела на меня своими зеленовато-серыми милыми глазками так, как может смотреть только она. Я гнал этот образ и понимал, что больше нет рядом моей радости, моего лучика, нет больше мира. Его разрушили, раскололи на части, и эти куски уже никогда не собрать вновь. Ещё мучительнее было видеть её на паре – тогда слёзы наворачивались на глаза, и я старался не зарыдать, как шестилетняя девчонка, у которой отняли любимую куклу. Смотреть на неё, вспоминать золотые дни, проведённые вместе. Вспоминать эти жаркие поцелуи, эти горячие объятия. Её хрупкое тело прижималось к моему, её пылкие уста прикасались к моим… Боже, это пытка из самого дна ада: вспоминать всё это и знать, что никогда уже ничего не повторится. О, Дьявол! Забери мою душу, прикажи служить верно и кинь в горящую серу, но только верни, верни мне Её! Вот оканчивается день, я возвращаюсь в свою пустую тесную комнату. Мне не хочется есть, мне трудно дышать, и я плачу, плачу, плачу. Никогда бы не подумал, что смогу так рыдать – горько, отчаянно, так, что перехватывало дыхание, и невозможно остановить этот нескончаемый поток солёной воды. Зачем-то включал грустную музыку, и оттого становилось и вовсе тошно. Сидеть в тишине было невозможно, а весёлые быстрые мелодии и вся современная попса казались мне пародией на музыку, издевательством над настоящими чувствами. А лирика – она исходит из глубины души, в ней чувствуется переживание другого человека и, наверное, становится чуть легче. «Я хочу быть с тобой», «Вона», «В жизни так бывает», «Одинокий голубь», «Дым сигарет с ментолом» и другие похожие мотивы стали моими постоянными спутниками. Песни лились из динамиков и слова каждой напоминали мне о безответной любви. Под вечер я уже не мог сидеть в комнате, ибо разум мой не находил покоя в этих стенах, и тогда шёл на улицу, бродил по ночному Харькову. В тёмных закоулках искал с кем бы завязать драку, и иногда получалось нарваться на грубость. Бил я, били меня, но эта физическая боль поместилась где-то сзади, она была далёкой и неясной, словно тело находится под анестезией. Мне хотелось, чтобы меня забили до смерти. Умереть и не страдать, потому что невыносимо лететь и лететь в чёрную пропасть, на месте которой когда-то была любовь. Какими далёкими казались теперь те дни, будто минули не недели, а столетия. Я проклинал тот день, когда небо свело нас вместе. Я проклинал себя, за то, что полюбил Её и люблю до сих пор. Я проклинаю её, за то, что Она забрала мой покой и сожгла мою душу. Разум ненавидел её, пытался найти недостатки или хоть что-то, что очернило бы Её в моих глазах. Но кто сказал, что разум властен над чувствами? Слова и мысли возникали в голове и тут же растворялись в бесконечной муке и плаче об утраченном. В груди по-прежнему царили пустота и мрак. Я превратился в невзрачную тень. Меня всё перестало интересовать на этом свете. Зачем мне суеты этого мира, если всё, что ни делается, делается ради Неё одной и для Неё одной. Мнилось, будто со временем боль утихнет, станет не такой сильной, и, наконец, всё забудется. Да будет трижды проклят тот, кто сказал, что время лечит. Время не лечит, оно лишь притупляет, оно равномерно распределяет боль и муку. Это как болезнь, которая стала хронической и всю жизнь будет терзать тело. Мир погрузился во тьму, и люди, эти ненастоящие люди, были всего лишь рисунком. Их улыбки натянуты, их счастье надумано, их поступки бессмысленны, потому что нет больше рядом Её, а, значит, не может быть счастья в этом мире. Эгоистично? Цинично? Однобоко? Да, это так! Но если несчастлив я, то может ли быть для меня счастлив кто-то другой, даже если его сердце действительно наполняет радость? Ненавижу всех вас, тех, кто любит и любим! Почему вы нежитесь в лучах солнца, а я должен находиться в тени… в пещере, куда никогда более не проникнет свет. Разве это справедливо? Так гнить же вам в гробу, уроды! Пусть солнце потухнет, мир умрёт, а звёзды обратятся в чёрные дыры.
       Я пытался покончить с собой, но оказался трусом. Уйти из жизни не так-то просто, как кажется. Страшно шагнуть за черту, разделяющую жизнь и смерть. Когда настаёт последний миг перед полётом в объятия смерти, то что-то внутри протестует против самоубийства, истошно вопит и сковывает тело. Так я и обречён страдать, не в силах положить конец своим мучениям. Пусть же жизнь обернётся для тебя кошмаром, сука! Ты повергла меня в ад, и гори же в нём сама! Ненавижу тебя! Люблю тебя до беспамятства! Ты снишься мне ночами, твои поцелуи я всё ещё ощущаю на губах. Днём, когда мы видимся, я затеваю ссору, и мы ругаемся, отчего мне одновременно тяжело и легко. Ненавижу себя, за то, что оскорбляю тебя, и вместе с тем отрадно оттого, как мы кричим друг на друга. Бутылка водки стала моим единственным верным другом, и только в алкоголе находилось спасение от тянущей боли. Но лишь спирт покидал мою кровь, тут же приходила жестокая расплата: чувство невосполнимой утраты возвращалось, усиленной втройне, и обдавало меня огромной волной безнадёжности и отчаяния. Несколько раз уходил от реальности, приняв наркоту, но и тогда не было облегчения. Вместо него накатывал гнетущий серый сумрак, и больной разум продрогшей овцой блуждал в холодном непроглядном тумане муки.
       Так прошёл месяц, превратившийся для меня в Эпоху Мрака Безответной Любви. Вы можете сказать, что через это прошли многие и нехер делать из этого трагедию? Да ни фига подобного! Моя любовь единственная такая светлая, такая вечная, такая большая, такая яркая, такая-такая-такая… тысячу раз такая. Нет больше терпения вам говорить обо всём этом. Наверное, мой рассудок рассыпается. Этот конченый мир уже отверг меня, я в нём как кусочек железа в бесконечных просторах океана, и начинаю ржаветь, покрываться рыжей трухой. И, чёрт возьми, зачем иду здесь, по этой улице, которая ведёт в общагу? Почему в голове вдруг шумит, а воздух вокруг дрожит? Зачем держу в руке маленький цифровой диктофон? Хотя, какая теперь разница, куда идти и что делать, когда нет больше любви. Вместо крови в венах и артериях течёт яд, вместо мозга – в черепе умирающий зверь, который ещё пытается выжить, скребется там, клацает зубами. Но уже кровь течёт из раскрытой пасти, глаза мутнеют и лишь рефлексы двигают этим погибающим тельцем, моим мозгом. Ничто не важно, что будет со мной, что будет с родителями, что будет с миром и со всей грёбаной галактикой. Вы уж простите за мой бедный словарь, но фразы сами срываются с языка, а маленький диктофон записывает их на карту памяти. Я иду и иду, вот подхожу к общаге и захожу внутрь. Зачем-то улыбаюсь вахтёрше, оставляю ей свой студенческий. Он мне больше не пригодится. Ноги сами собой делают шаги и несут меня к лифту. Уже не чувствуется боль в груди, и сердцебиение я не ощущаю. Всё будет хорошо, можете поверить мне. В кабинке лифта еду один. Пахнет мочой и каким-то резким техническим запахом. Тускло светит лампа. Только это не лампа. Это жёлтый глаз мёртвого существа. Вот кнопки. Палец нажимает на заветную цифру восемь. Мёртвое существо вздрагивает, оживает и нехотя ползёт вверх, туда, где живёт Она. Сейчас мы с ней встретимся. Это будет конец, это будет невыразимо. Наша встреча, последняя, самая яркая встреча. Вот существо останавливается и выпускает меня из своих стальных объятий. Выхожу на знакомый этаж. Сколько раз бывал здесь! Любимый этаж. Подхожу к комнате, где живёт Та, ради которой живу я. Дверь приоткрыта, и я вхожу в комнату. Она одна. Моя девочка сидит на полу и гладит кофту. Вот она поднимает глаза и с удивлением смотрит на меня. Как я её обожаю в эти минуты!
- Привет, что ты здесь делаешь?.. Что ты делаешь?
       Она с непониманием смотрит, как я говорю в диктофон. Вот теперь закрываю на замок дверь и открываю окно. Кажется, она всё ещё не понимает, зачем я пришёл.
- Не понимаешь, да?
       Она машет головой, хотя по глазам вижу, что начинает догадываться.
- Уходи отсюда… Я закричу! – в её глазах лишь страх.
- Кричи!
       Хватаю её за руку, хватаю крепко, мёртвой хваткой. Возможно, после такого на её руке остались бы синяки…Тащу к открытому окну, из которого в комнату врывается холодный ветер и разбрасывает по комнате какие-то бумаги... Она кричит, пытается вырваться. Тщетно. Она царапает мне лицо, но мне не больно. Напротив, это приятно. Вот кто-то стучится в дверь. Но мне всё равно. Диктофон падает на пол. Вы меня ещё слышите? Впрочем, уже не важно. Вы знаете начало этой истории и догадываетесь об окончании. Я обхватываю мою девочку руками и выталкиваю в окно. Она отчаянно сопротивляется, упирается ногами, но мне удаётся затолкать её в проём. В моей правой руке остаётся её левая. Она истошно кричит, плачет. Лицо её белое, как у трупа, а глаза блестят. В двери уже стучат во всю мощь, и замок дрожит, грозясь вот-вот вылететь к чёртовой матери. Замки здесь больно хрупкие, ****ское руководство уже лет сорок ничего здесь не меняло. Я толкаю Её, и она оказывается за окном. Держу Её одной рукой. Вы всё ещё слышите меня? Когда мы полетим вниз, я всё ещё буду говорить, но эти слова уже не достигнут ваших ушей. Я забираюсь в оконный проём и теперь балансирую на самом краю. Наша любовь должна была жить, но её нет. Есть лишь моя разбитая душа… а, может, нет и души. Прощай, гниющий мир, мы летим навстречу вечности… Ха, слышите, как трещит дверь? В комнату врываются люди. А я прыгаю вниз вместе с моей девочкой.

далёкий-далёкий 2004г.