Из Книги воспоминаний 19. Мореходке-75 лет. Команд

Из книги воспоминаний 19. МОРЕХОДКЕ-75 ЛЕТ.. КОМАНДИРОВКА В ПРИБАЛТИКУ
       В начале ноября 1973 года Одесское мореходное училище министерства морского флота ( в Одессе было ещё два подобных училища, рыбного флота и технического) отпраздновало свой семидесятипятилетний юбилей. Три четверти века назад, летом 1898 года в Одессе при казённом коммерческом училище были открыты Классы торгового мореплавания. Занятия в первый учебный год начались 2-го ноября.

Через три года, 7 июля 1901 года эти Классы были преобразованы в Одесское училище торгового мореплавания и специально для него на улице Канатной 8 было построено красивое трёхэтажное здание.

 После Октябрьской революции, которая оказывается была антинародным переворотом, училище торгового мореплавания стало называться морским техникумом, а после освобождения Одессы от гитлеровцев в 1944 году -мореходным училищем. Курсанты мореходных училищ министерства морского флота были на полном государственном обеспечении.

Фронтон здания у главного входа на улице Канатной 8 украшают четыре мемориальные доски в честь выпускников училища: Героя Советского Союза, легендарного командира подводной лодки А.И Маринеску и героев Социалистического труда А.Е. Данченко, начальника Черноморского пароходства, А.К. Следзюка, главного инженера первого советского атомохода и С.Л Дондуа, капитана дальнего плавания.

Кроме А.Е. Данченко ещё два выпускника одесского морского техникума стали в дальнейшем начальниками крупнейшего в бывшем Советском Союзе Черноморского пароходства. Были среди выпускниками и будущие адмиралы военно-морского флота, и капитаны ллойдовского класса, известные судомеханики и даже один техник-механизатор, Герой Социалистического Труда Н.А. Тымунь, у которого в восьмидесятые годы прошлого столетия я был одним из преподавателей..
 
       75-ти летие училища было решено отпраздновать в начале ноября в зале областной филармонии на Пушкинской, где до революции размещалась городская биржа. Так как здание строилось специально для биржи, то слышимость в зале желает быть лучшей. В честь события были заказаны и изготовлены небольшие нагрудные юбилейные значки. Основное поле значка изображало бело-голубой уголок курсантского гюйса (форменного воротника), вверху над ним надпись золотом «ОМУ ММФ» и маленький того же цвета якорёк, а внизу на узкой красной полоске «75 лет». Значок мне понравился и замыслом, и исполнением.

Торжественная часть была не очень длинной. В президиум торжественного собрания, кроме руководства училища и представителей других руководящих организаций, были приглашены бывшие преподаватели училища-пенсионеры. Глядя на них, я почему-то подумал, что если доживу до 1998 года, когда будут праздновать столетие, то и меня, уже, наверняка, пенсионера, тоже пригласят на подобное торжественное собрание. А я вспомню великого Александра Сергеевича: «Здравствуй племя молодое, незнакомое!». В 1998 году пригласительный билет я действительно получил, но в это время уже жил за рубежом.

С докладом об юбилее выступил начальник, представительный мужчина Фёдор Степанович Бойцов, сорока восьми лет отроду. Онза 8 лет много сделал для развития материально-технической базы училища. При его руководстве был пристроен новый корпус, который примыкал к основному зданию, плавательный бассейн, физкультурный зал, планетарий, созданы новые лаборатории и кабинеты. Училищу были передана часть Сабанских казарм, что позволило немного разгрузить учебный корпус и экипаж.

       Потом, как принято было, сидящих в зале и в президиуме очень официально приветствовали официальные представители министерства, пароходства, партийных и советских организаций. На фоне этого официоза живым и интересным было выступление не по бумажке Василия Захаровича Тура, председателя колхоза имени Татарбунарского восстания. Этому колхозу наши курсанты, преподаватели, офицеры военно-морского цикла ежегодно осенью помогали собирать урожай, в основном -виноград.
Кстати, колхоз оплатил аренду помещения филармонии для проведения торжества.

       Созвучно мудрой русской поговорке «Не красна изба углами, а красна пирогами» я бы сказал, что любое учебное заведение действительно «красно» своим преподавательским составом. В Одесском мореходном училище на протяжении многих лет при сравнительно небольшой зарплате большинство из нас работало от души и творчески, отдавая себя любимому делу целиком. Это было большое созвездие высоеоевалифицированных инженеров и педагогов, как, например, Л.А Поклитар, А.Я. Животовский, З.Б. Зайдель, М. А. Малиновский, А.А Ретман, М.А. Механик, Э.Г. Родзинская, А.А Драги, Т.А Бурышкина, Н.А. Лущан, В.К Сибирь, Б.С Церконюк и многие, многие другие, которые украшали «углы» этой избы, одного из старейших морских учебных заведений.

 Пусть не обидятся на меня не перечисленные мною бывшие коллеги, потому что, во-первых, я оговорил «как, например», а, во-вторых, я физически не в состоянии вспомнить всех, с кем мне посчастливилось трудиться в одном коллективе за 32 года работы в училище. Я могу судить о своих коллегах, так как многократно посещал даваемые ими уроки, да и во внеурочное время мы много общались между собою. В беседах я зачастую с удовольствием отмечал не только глубокие профессиональные знания моих коллег, но и широту их образованности в философии, истории, литературе, музыке, исскустве.

       В 1948 году, когда я только поступил в училище курсантом, праздновали его пятидесятилетие. Преподавательский состав тогда был высокого класса и большинстве своём состоял из мужчин. Совсем немного было женщин, они преподавали в основном школьные предметы. В последующие годы количество женщин в преподавательском коллективе постоянно увеличивалось, мужчин уменьшалось, особенно на эксплуатационной и механизаторской специальностях.

       Я сидел с женой на торжественном собрании и вспоминал, что первым моим наставником в педагогическом мастерстве был бывший мой преподаватель, а потом заместитель начальника училища по учебной части Спиридон Михайлович Топчий, о нём я уже писал в предыдущих главах. Вторым - Александр Адольфович Ретман, с которым я познакомился в училище в 1959 году.. Мы постепенно подружились, хотя он был на шесть лет меня старше. В моей жизни как-то так складывалось, что большинство моих друзей и приятелей были старше меня.

       В течение учебного года мы с Сашей проводили вместе много времени,. Мы встречались шесть дней в неделю в половине девятого. Мы оба были всегда пунктуальны и, когда в 8.29 выглядывал в окно, то в любую погоду видел высокую и стройную фигуру моего друга. Он стоял у косяка ворот моего дома на улице Греческой 50 и курил свой неизменный «Север», бывший «Норд».

 В училище мы шли вдоль Греческой улицы и обменивались мнениями по самым разнообразным вопросам. Я прислушивался к его высказываниям. Они были всегда, что меня удивляло, объективны и иногда могли быть для меня нелицеприятны. Я это ценил в нём, как и его широкую образованность, воспитанность, умение работать не только головой, но и руками. Любимым занятием для Саши было, по его словам, чтение книг и коллеционирование древних монет.
 
 На Греческой между Пушкинской и Польской улицами с 8-ми часов утра работал небольшой гастроном, где инвалиды Отечественной войны ежемесячно получали продовольственные пайки. Саша, идя на работу, обычно покупал там несколько пачек папирос «Север» . Продавщицы узнавали его, потому что уже запомнили, что он покупает только «Север». Это Саше, аристократу по манерам,на удивление мне, немножечко льстило.

       Я в то время курил сигареты и как –то спросил его, почему он курит эти худосочные и вонючие папиросы? С присущим ему юмором, он просветил меня:
       О! Володя! «Север» по сравнению с другими марками папирос имеет четыре положительных качества: во-первых, это не табак, а кизяк, значит менее вреден для здоровья. Во-вторых, от его дыма дохнут мухи, тараканы и клопы. В-третьих, они дешёвые, а, в-четвёртых, никто не «стреляет», значит не просит закурить.

       В течение дня мы проводили вместе все перемены между учебными часами, возвращались вместе домой и снова встречалмсь уже после обеда. У меня не было условий готовиться к лекциям или что-либо писать дома. К тому же к нашим услугам была училищная библиотека, которая работала до восьми часов вечера. Вечером мы также возвращались вместе.

 И как–то, возвращаясь домой, у хорошо освещённых и бездюдных дверей главного входа в театр музкомедии (шёл спектакль) мы с Сашей встретили Мишу Жванецкого, в очередной раз приехавшего в Одессу подышать одесским воздухом. Он, наверное, кого-то ждал. Мы остановились поболтать «за жизнь». Миша был в модной тогда, сейчас точно не помню, то ли чёрной, то ли светлокоричневой шляпе, напоминающей формой своих сестёр –фетровых или более дорогих, велюровых. Шляпа была из кожзаменителя, смотрелась как кожаная и должна была прерасно вести себя в дождливую погоду, если своевременно сливать накопившуюся на её непромокаемых полях воду. Таких головных уборов в Одессе ещё не было и мы с Сашей дружно поцокали языками, удивляясь фантазии шляпочников.

-Шляпу мне шеф (Райкин) из Венгрии привёз, -важно, но с присущим ему смешком сообщил нам Жванецкий.

 Вера Александровна, мама Саши по виду типичная добрая русская школьная учительница младших классов, коей она и была в школе на Слободке, как-то рассказала мне, что её покойный муж по национальности поляк, поэтому у Саши такая нерусская.фамилия. Сосед Саши по Слободке, где он с родителями жил до войны, и его приятель Миша Поцелуев добродушно называл Ретмана немцем. Ретманы благополучно пережили немецко-румынскую оккупацию Одессы и переселились со Слободки в центр города в коммунальную квартиру. Когда пошли неоправдавшиеся слухи, что с принятием брежневской конституции в паспортах будет отменена пресловутая пятая графа - национальность, Саша несколько расстроился, что придётся каким-то способом доказывать, что он русский. Это ему было важно для получения визы при руководстве практикой курсантов в загранплавании.

 За долгие годы дружбы у нас с ним не было ни одной размолвки. Умер мой друг, как праведник. Прикорнул в кресле после обеда и не проснулся, не дожив несколько месяцев до семидесятилетия.

       Когда начинаешь вспоминать далёкое прошедшее, то события, факты, люди,мысли всплывают из небытья, как на экране компьютера вдруг всплывают подсказки. Воспоминания перескакивают или тянутся один из другого и нить изложения уходит куда-то в сторону от намеченного повествования. Надо было во-время остановиться, но я, кажется, опоздал.

       На празднование юбилея училища приехало много бывших выпускников и, не сговариваясь, после торжественной части повалили в ресторан гостиницы "Красная" на другой стороне улицы. Я с женой тоже пошли туда и было интересно наблюдать как в зале бывшие выпускники вместе с жёнами перетаскивали свои столики центру зала, и приставляли их друг к другу, чтобы объединить их в один общий стол. За общим столом стало очень тепло и уютно, будто бы одной большой семьёй справляли семейное торжество. Но некоторые индивидуалисты праздновали за отдельными столиками, видно не хотели смешиваться с остальными.
 
       Но праздник миновал и наступили будни. Мне предстояло ехать в командировку по проверке практики курсантов в Прибалтику. Здесь уместно кое-что дополнить к описанию специфики оплаты преподавателя.

 Уже в конце текущего учебного года, перед уходом в отпуск, формируется и приказом начальника училища утверждается педагогическая нагрузка преподавателей на предстоящий год.

       Ставка преподавателя, в моё время, была 780 часов в год или 18 часов в неделю. Ведущим преподавателям начальство, как поощрение, разрешало получать полторы ставки или выполнять в год 1080 академических часов. Недельная нагрузка в этом случае составляла 27 часов. Если праздники выпадали на рабочие дни недели, то преподаватель не мог полностью выполнить свою нагрузку. В этом случае он продолжал получать ежемесячно свою ставку, но в конце года у него высчитывали за невычитанные часы.
 
       За каждый рабочий день недели при болезни, командировке, участии в сельско-хозяйственных работах из нагрузки вычитались среднедневная ставка, умноженная на количество дней, и преподаватель получал свои деньги при не выполненной полностью нагрузке. Если же он ухитрялся при этом полностью выполнить установленную ему нагрузку, то возникала переработка, за которую он получал дополнительно при уходе в отпуск .
 
       Следовательно, мне командировки были материально выгодны, если в эти дни у меня не было лекций или их было мало. Кроме того, я знакомился с перегрузочным оборудованием портов, которого не было в Одесском или в Ильичёвском портах. Это особенно было важно для меня, когда я читал лекции на курсах повышения квалификации механизаторов или эксплуатационников.

       Первым пунктом назначения был Калининград. Из Одессы я полетел туда самолётом, благо, что прямой рейс был в расписании, потом его отменили. Из аэропорта я добрался автобусом в город и остановился в общежитии порта. В порту меня тепло приветствовали наши выпускники и сознаюсь, что это мне было приятно. Я рассуждал так: они закончили училище, от меня ни в чём не зависят и вполне могли вежливо со мной поздороваться и не оказывать мне разных гипертрофированных знаков внимания. Но раз стараются и проявляют, то это уже не вежливость, а живая благодарность за что-то нужное им и полезное, чему я от души старался их научить.

       Калининград со времени моего последнего посещения с делегацией Одесского порта (1963 г) сильно изменился: полностью исчезли скелеты разрушенных бомбами дома и появилось много стандартных пятиэтажек, прозванных в народе "хрущобами" в честь реформатора Хрущёва.

       В Калининградском порту были в основном незнакомые мне довоенные образцы портальных кранов, доставшиеся нам от Германии. Я впервые увидел троллейный токоподвод к кранам, троллеи которого проходили внутри причала, а также портальные краны с перемещающейся по горизонтали поворотной частью. В всё это и многое другое мне было интересно посмотреть. Каждая такая командировка в какой-то мере обогащала меня.

       Калининград был закрытым портом для иностранных судов, немцы оттуда были полностью выселены, а новое население города представляло собой что называется "сборная Советского Союза", то есть со всех его концов страны.

       Два дня я провёл в порту, проверил прохождение практики курсантами, побеседовал с их портовыми руководителями. Вечером ознакомился с условиями жизни наших практикантов в портовом общежитии.

 В свободное время я походил по городу. Оказывается река Преголь своими рукавами делит Калининград на четыре части, соединеные мостами. Я рассматривал ахитектуру оставшихся после войны зданий, побывал у стен Кафедрального собора, где находится могила Иммануила Канта (1724—1804 г.г.) —известного немецкого философа и ученого, родоначальника так называемого немецкого классического идеализма. Он родился в 1724 году в Кёнинсберге, там же учился, потом учил других, будучи с 1755 года доцентом, а затем с 1770 года по 1796 профессором Кёнинсбергского университета.
 
       На городском узкоколейном трамвае я доехал до необычно большого для городов европейской части Советского Союза Калининградского зоопарка. Он одновременно является и дендропарком. Здешний зоопарк велик не только по занимаемой территории, но и по многообразию представленных видов животных. Некоторые представители животного мира были запечатлены в виде отдельных статуй, например отлитый из бронзы лось или каменный орангутан. У входа в зоопарк можно увидеть групповые скульптурные изображения разных животных.
 
 На территории зоопарка-дендраоия с довоенных лет сохранился фонтан и несколько построек.

 Но время у меня было ограниченно сроками команлировки и пора было направиться в следующий прибалтийский город - Клайпеду, Я решил поехать туда автобусом по песчаной Куршской косе, протяжённостью 98 километров и шириной от трёх и восемь десятых километров до четырёхсот метров в районе посёлка Лесное.
 
       Коса начиналась около Калининграда, от Зеленоградска и заканчивалась в море напротив Клайпеды. Моряки бы сказали: "на траверсе Клайпеды", образуя Куршский залив.

 Длительное путешествие на автобусе всегда утомительно и только увиденное из автобусного окна завораживало: на небольшом расстоянии друг от друга чередовались разные пейзажи, то голый песчаник, то с одной стороны, то по обе стороны автомобильной дороги хвойный лес, то берёзовый. Красота осеннего лиственного леса в какой-то мере компенсировало длительное неподвижное сидение на одном месте. Наконец, мы приехали и через Куршский пролив переплыли в Клайпеду небольшим паромом.
 
       В древнюю (первое упоминание 1252 год ) Клайпеду, в третий по величине город Литвы и незамерзающий на зиму порт, я тогда приехал впервые. История города интересная, оказывается, что до 1923 года Клайпеда принадлежала Германии и называлась Мемель. Длительное пребывание в составе Германии оставило заметный след на архитектурном облике литовского города.

       Недалеко от порта я нашёл гостиницу "Моряк", где и поселился. Надо было где-то поужинать и я подумал, что лучше всего это сделать в ресторане на железнодорожном вокзале, поскольку он работает поздно. Я сел за столик и заказал что-то горячее на ужин, так как последний раз ел ещё утром, в Калининграде. В это время я услышал от молодого человека с соседнего столика: "Владимир Самойлович! Это вы?" У меня плохая зрительная память на лица, именно на лица. Я отлично помню что и где расположено в книге, хорошо ориентируюсь в городских улицах, а вот людей бывает не узнаю. Вот занял очередь, а за кем занял -могу забыть. Говорят, что это в данном случае невнимательность. Иногда из-за этого попадаю в неприятные положения. И в ресторане я не сразу его вспомнил.
 
       Он подошёл к моему столику и предложил пересесть за его, поскольку мне заказ ещё не принесли. Я обрадовался первому знакомому лицу ещё незнакомом мне городе. Он напомнил, что фамилия его Муртазин и рассказал, что после окончания училища работал групповым механиком в Лиепае, но торговый порт там ликвидировали, сделав его военным, а его направили в Клайпеду. Мы хорошо вместе поужинали и ближе к закрытию ресторана пешком возвратились в гостиницу "Моряк", поскольку оказалось, что и он там живёт.

       Утром я отправился в порт, встретился с Аликом Бергером, он закончил институт на год раньше меня и уже работал начальником механизации Клайпедского порта. Я попросил его присмотреться к Муртазину и дать ему дорогу, если он хороший механик. Вскоре его из сменных перевели групповым механиком.Во всяком случае, среди множества коллективных поздравлений, полученных мною через десять лет по поводу моего пятидесятилетия, была индивидуальная поздравительная телеграмма от Муртазина из Клайпеды. Мне это было приятно. Бывая в различных портах, если выпускник нуждался в моей поддержке, я старался по-дружески помочь.
       
       С Бергером я обговорил все вопросы практики курсантов, а потом вместе пообедали в портовой столовой. Он рассказал мне, что развёлся с первой женой в Одессе, женился на литовке.
 «В Клайпеде, -сказал он - к евреям относятся несколько лучше, чем к русским». Я тогда не представляд себе, что к старшему брату в Союзе кто-то может относиться недоброжелательно. Я тогда ничего не знал и о судьбе прибалтийских и, в частности, литовских евреев в самом начале войны, которых до прихода немцев уничтожили фашиствующие литовцы.

       Алик пригласил меня к себе домой на ужин, а пока я пошёл по рабочим местам в порту, где наши курсанты приобретали рабочие пециальности. Я встретился с каждым из них и поговорил с непосредственными руководителями практики от порта
       
       Когда я начинал учиться в институте, то заместителем декана нашего факультета был Николай Иванович Долматов. Через некоторое время он уволился из института и получил назначение главным инженером углесортировочного комплекса, который тогда строился в Клайпедском порту. Советский Союз продавал уголь в Италию и из-за того, что он был несортированным, получал за него гроши. Тогда возникла идея построить в Клайпеде такой комплекс, который сортировал бы уголь по величине куска и даже собирал угольную пыль и брикетировал её. Мне было интересно ознакомиться с этим грандиозным сооружением. Я поехал на углесортировочный комплекс. В помещении управления у центрального пульта я застал одиноко сидящего Долматова. Комплекс был уже построен, опробован, но ещё не пущен в эксплоатацию.
       
       Николай Иванович подробно рассказал мне о комплексе, где только общая длина конвейерных линий была свыше 14 километров. Одно дело, когда рассказываешь курсантам по прочитанному в технической документации и совсем другое, когда рассказываешь о высокопроизводительном перегрузочном комплексе, на котором ты сам побывал и всё осмотрел. Поэтому после беседы с Николаем Ивановичем я долго ходил по территории, внимательно осматривал сооружения и делал необходимые записи и зарисовки. Установка не работала, потому что велись переговоры с итальянцами. Они отказывались покупать сортированный уголь, естественно, по более высокой цене, чем несортированный.
 
       Через несколько лет я снова приехал в Клайпеду проверять практику курсантов и увидел, что установку, на сооружение которой были затрачены огромные деньги, полностью демонтировали. На земле с проросшей травой и сорняками валялись конвейерные барабаны, дорогостояшая транспортёрная лента, свёрнутая в рулоны, электродвигатели, металлоконструкции. Я слышал, что частично оборудование Клайцпедского углесортировочного комплекса было потом использовано при монтаже подобной установки в Мариупольском порту. Но точных сведений у меня нет
 
       После беседы с Долматовым и осмотра установки в порт я уже не возвратился. На вечер у меня было запланировано пойти в гости к Алику. Но, будучи сравнительно недалеко от Вильнюса, я вдруг решил, что прежде чем ехать в следующий пункт моего назначения Ригу, я успею, используя предстояшие выходные дни, заглянуть к своему двоюродному брату Владику, который служил там армейским капитаном. Я не стал долго раздумывать, написал Алику открытку с извинениями по поводу срочного отъезда, купил железнодорожный билет и утром был уже в столице Литвы.
       
       Не помню каким образом я отыскал воинскую часть, где служил Владик, долго ждал его в проходной. Я вспомнил, как я с папой в одно из воскресений 1939 или 1940 года поехали на 4-ую станцию Большого Фонтаеа в Одессе. Там в здании бывшего юнкерского училища размещалось Одесское пехотное училище, где служил в чине капитана пехоты единственный родной брат моего отца- отец Владика. Он погиб в июле 1941 года, осталось трое маленьких детей без отца. Я вспомнил, что и тогда я с папой долго стояли у КПП (контрольно-пропускной пункт) училища и каждый раз к нам подходил кто-то из военных и спрашивал, кого мы ждём. А мой родной дядя долго не появлялся не появлялся.
       Вот и теперь жизненный эпизод у меня повторялся с почти фотографической точностью.
 Наконец-то мой педант-служака брат появился на проходной, и мы поехали к нему, он жил у какого-то семейного прапорщика. Две комнаты в этой квартире располагались так называемым в народе "трамвайчиком", причём семья прапорщика жила в проходной комнате. Жена Владика - Инна в это время была беременна Сашей и лежала в больнице. Мы с Владиком навестили её, Владик принёс ей передачу. Это жильё брата в ожидании квартиры оставило у меня неприятный осадок
       
       На следующий день я рано утром уехал в Ригу, столицу Латвии. Владик меня провожал. За те годы, что я его не видел, он как-то резко изменился. Из весёлого, говорливого лейтенанта он превратился в молчаливого и грустного капитана.

 Рига красива и эимой, и летом. Я, естественно, посетил порт, встретился с курсантами и с выпускниками. Один из них был уже главным инженером порта. На письменном столе в его кабинете стоял массивный, из мрамора, письменный прибор и на его основании со стороны посетителя, как на могильном памятнике были золотом нанесены фамилия , имя и отчество хозяина кабинета. Мы побеседовали, ро я совсем забыл попросить его посодействовать в ночлеге.
 Запомнился мне наш выпускник, сменный механик по фамилии Джуджук. Я сидел с ним в комнате сменных и разговаривал, когда пришёл крановщик с жалобой, что у него ненормально работает механизм подъёма венгерского портального крана "Ганц". Джуджук отправился на кран, я вызвался его сопровождать. Мне было приятно видеть, как он быстро по электрической схеме определил неисправность и совместно с крановщиком устранил её. Не зря я большое внимание уделял чтению курсантами электрических схем. Следует заметить, что графические изображения элементов схем в Союзе довольно часто менялись и мне самому пришлось три или четыре раза переучиваться.
-
       В спальном месте в общежитии порта дежурный комендант без бумажки свыше мне отказал. Пришлось переночевать в постели курсанта, бывшего на ночной смене. Это было неприятно, но другого выхода у меня не было. В этот же день автобусом с автостанции, расположенной у рижского железнодорожного вокзала по другую сторону моста через реку Даугава, я должен был отправиться в другой латвийский приморский город и порт-Вентспилс. День только начинался, было ещё темно и по-утреннему прохладно. С ярко освещенного уличными фонарями неподалёку расположенного базара доносилась разноголосица звуков.
 
       Я стоял и ждал междугородний автобус и почему-то мне захотелось представить себе жизнь рижан до советской власти. Я о ней знал только по книге "Сын рыбака" Вилиса Лациса. Прошло всего чуть меньше 20-ти лет с того времени, и Латвия стала снова независимым государством. Тогда, в 1973 году, я себе такого даже при самой богатой фантазии представить никак не мог.

 Расстояние от Риги до Вентспилса 189 километров. Поездка была также утомительна, как любая длительная автобусная поездка. . В дороге атобус достанавливался, люди выходили, садились новые. Одна девушка оказалась без места и стояла в проходе. Чтобы постоять, я предложил ей своё место, но она почему-то с недовольным видом отказалась. Наконец, автобус прибыл в город Вентспилс, бывшую Виндаву, расположенный около устья реки Вента.

 Я без обычных трудностей поселился в гостинице. Городок мне понравился своей миниатюрностью. Теперь в интернете пишут, что после запустения в советские годы, древнейший город Вентспилс, который в 1990 году отпраздновал 700-летие со дня основания, отстроился и стал самым чистым и самым освещённым в тёмное время суток во всей Латвии.

 Порт находился в стороне от города, туда пришлось ехать на переполненном автобусе. В порту были те же заботы: проверка прохождения практики курсантами, ознакомление с условиями их проживания в общежитии, Я осмотрел механизацию порта, увидел новые типы немецких портальных кранов, с которыми ещё не был знаком. Много времени я уделил ознакомлению с высокопрозводительным комплексом для погрузки калийной соли на суда. Особенно меня интересовали вопросы автоматизации. Ну и, конечно, были встречи с давними и недавними выпускниками училища, а также встреча с начальником порта, закончившим наш факультет института инженеров морского порта, как и Бергер, на год раньше, чем я. Он рассказал мне об ежегодных традиционных втречах наших институтских выпускников, работающих в портах Балтийского бассейна. Это было интересно.
 
       В Ветспилсе, знакомясь с городом, к моему удивлению, я совершенно свободно купил папе в магазине такой дефицитный у нас на Украине многодиапазонный транзисторный радиоприёмник как «Спидола». Папа очень долго им пользовался. «Спидола» за свою длинную жизнь несколько раз падала на пол, пока окончательно не разбилась.
 
Программа командировки была завершена, я снова автобусом возвратился в Ригу. Ночевать было негде и я решил вечером пойти в Рижский цирк, а после представления отправиться в аэровокзал, чтобы пересидеть там ночь в кресле до утра. Рано утром самолёт отправлялся в Одессу. Переполненный впечатлениями от поездки я без приключений возвратился домой.