Вечно зеленое небо

ВЕЧНО ЗЕЛЕНОЕ НЕБО
(nachalo)



Посвящается Юнусовой Ангелине

ПОВЕСТЬ


В глубинах зеленого неба
зеленой звезды мерцанье.
Как быть, чтоб любовь не погибла?
И что с нею станет?

С холодным туманом
высокие башни слиты.
Как нам друг друга увидеть?
Окно закрыто…

В ГЛУБИНАХ ЗЕЛЕНОГО НЕБА

Федерико Гарсиа Лорка
(перев. М. Кудинова)

В начале есть какая-то прелесть,
Ощущение прекрасного (хотя
Оно таковым может и не быть),
И что-то незримое, неуловимое,
Только то что может быть только
В начале.

Олег Морозов (то есть я, автор).




- Только посмотри на небо, - сказал Игорь, показав пальцем на серое облако, - скоро будет дождь.

- Уверен? – спросила Лера и запрыгнула в трамвай.

Игорь последовал за ней.

- Да, а у нас и зонта нет!

- Не порти мне настроения, я всю неделю о воде мечтаю, и если пойдет дождь, меня это не остановит, я все равно в воду полезу, тем более дождь можно подразумевать как природный душ, так что не так страшно, вот, - смекнула Лера.

- А ты слышала, что в карьерах пираньи водятся?

- Нет… правда что ль? – половинкой рта улыбнулась Лера.

- Да.

- И кто тебе про этот бред рассказал?

- Санька.

- Какой Санька?

- Бывший мой.

- Так он ****обол последний! Если бы он тебе про аллигаторов рассказал, ты в это тоже бы поверил, тупой что ли, - сказала Лера это с такой грубостью, какая свойственна мужеподобным лесбиянкам. Таким средне девочкам – средне мальчикам, с еле заметным пушком над верхней губой, короткой стрижкой, и одетую, причем при любой полноте луны, в неряшливую бесформенную одежду.

- Возможно, - ответил Игорь со свойственной его речи легкостью и непринужденностью, которая присуща, в основном пассивным геям: короткие, всегда ровно расчесанные волосы, обтягивающие голубовато-белые джинсы и ярко кричащая футболка.. а, чуть не забыл – идиотские очки на пол лица в металлической оправе.

- Пираньи, они же в Амазонке водятся!

- Правда?


- Да.

- Ааа.. эта… у нас же сейчас лето, жара.

- И?

- Жара, так они и в нашем карьере развелись, запустишь ногу.. хвать… а ее и нету.

- Ни ***!

- Угу.

- Не знаю, а вдруг правда.

Когда они вышли из гремящего трамвая, то говорили, если и говорили, а делали они это редко, о том, какая гадость может быть в водоемах предназначенных для купания, либо просто молчали, проглядывая дорогу сквозь навеки зависшее в сухом июле пыльное облако.

- Ну что не боишься? – спросила Лера, снимая промокшую потом белую майку.

- Немного, но жары я боюсь больше, - ответил Игорь, запрыгнув в воду.

Холодные капли долетели до раскаленного тела Леры, попали ей на плечи и лицо, и сразу же растворились, словно они на сковородке, легкое шипение. Лера сморщила забавную гримасу.

Пятнадцать минут спустя оба лежали на наморщенном покрывале советского станка, курили, и полузакрытыми глазами смотрели на солнце сквозь кофейный заслон очков.

- Лер, мне сказали, что если долго смотреть на солнце, то можно ослепнуть?

- Сашка?

- Нет… не помню кто сказал, так многие говорят!

- Так мы же в очках, нам это не грозит.

- Ух-ты какая задница, - Игорь слегка привстал, опперевшись локтем в песок. Мельчайшие песчинки под кожу.

- Где?

- А вон т того пацана чернявого.

- А… вее, слишком жирная.

- Так я такие и люблю!

- Конечно, сам то костлявый, один скелет. Интересно, когда тебя ебут, член о кости не трется?

- Дура ты, там костей нет… Какая грудь!

- Где?

- А вон у той девахи.

Лера приподняла очки так, что стало видно ее глаза:

- Силикон?!

- ***кон, от природы такие.

- Кошмар! Такими дойками убить можно!

Оба засмеялись пошло так, надрывно, неприлично.

- Суперженщина убивающая своими грудями!

- Это сильно!

- Не говори!

- Игорь.

- Что?

- У тебя сёдня переночевать можно?

- Мать?

- Угу, она себе какого-то нового ёбыря завела. Игорь, если честно, я его боюсь. Не человек он!

- Мутант?

- Я серьезно, он злой, и нож у него есть. Убьет еще.

- За мать не волнуешься?

- Нет… а если и убьет, то и поделом ей. Я хоть жить нормально буду, а то я уже не могу жить с ней.

- Хуже?

- Безбожно!

- Честно говоря, я не понимаю, как можно так пить! Выпивать – да! Но напиваться, каждый день и в жопу. А она когда выпьет, безумной становится. Один раз меня даже не узнала.

- Я помню. Ты рассказывала.

- А я не помешаю.

- Не а, отчим на месяц куда-то съебал, а мамочка тебя любит, постоянно интересуется, как там Лерочка. Особенно, когда мы женимся.

- Чумная!

- Не говори!

- Хорошо, давай еще по заходу, и в город поедем, там погуляем, и ко мне.

- Да, любимый!

- Жди меня киска.

- А че, я с тобой!

- Да я только рад, да только мне та компания не нравится, - Игорь кивнул в строну волосатых мужиков, жадно оглядывающихся по сторонам и большими глотками отпивающая пиво из большой пластиковой бутылки, так что энная его часть у них стекает по подбородку и исчезает в волосатых пузах.

- Добычу ищут, - подытожила Лера.

- Точно.








* * *



Самое хорошее в душном июле – это вечер, после семи. Не так жарко. Выносимо. Терпимо. И легкая прохлада продувает одежду, треплет волосы и оранжево-розово дует в лицо. В это время люди очень много пьют пива. Это какой-то апофеоз пенного напитка, у каждого второго… не правда – у каждого в руке банка или бутылка. Пьют много, у кого не бутылка – у того полторашка, а то и два с половиной и стаканчики. Пьют на набережных. Пьют в горсаду. На Радищева (alter ego), и на крышах домов. (О!) – это самое интересное. Только представьте себе группу молодых людей, которые взобравшись на крышу, сев куда-нибудь (где не грязно) сидят и, посасывая пивко (пенослюни) наблюдают за городом с такой высоты. Даже спрыгнуть немного хочется. Немного – это не суицид.

Но во сей это идиллии, безусловно, присутствуют и свои минусы. С одной стороны – вездесущее (легкое) непрекращающееся празднество, а с другой – это необъявленная война каждому всем, и всем – каждому. По поводу. Без повода. Если группа особей одного подвида, заметит на своей территории (они ее даже не метят) особь другого, то неминуемо физическое насилие, временами не исключающее тяжкие повреждения пострадавшему, и, собственно, смерть.

Но такое бывает не часто, чтобы быть нормой, постоянством в конце-концов. Или мы этого не видим, не хотим видеть. Именно не хотим видеть. Если все видеть таковым, какое все есть на самом деле, то неминуема бездна. Бездна в голове осознавшего.
Неописуемое отчаяние.

Поэтому и такое обстоятельство как «война» не обсуждается и не обдумывается.
Так жить легче.

* * *


- Может, в прокате чего-нибудь возьмем? – предложил Игорь.

- Можно, а что?

- Что-нибудь не грузящее, а то я от «Необратимости» третий день отойти не могу.

- Воротит.

- Не то, что воротит, просто я в шоке.

- Звезда в шоке!

Игорь засмеялся.

- Ну, канешнааа, - оповестил он тоном «короля» «русского» «гламура» (!!!).

- Давай романтики, мне чё-то ее захотелось сильно!

- Хорошо.


Поздним вечером они уже сидели на квартире у Игоря. Смотрели взятый в прокат фильм, смеялись (смеялсо?). Мамочка, урожденная как Инна Перовская, хлопотала на кухне, чтобы накормить милых детишек. Милые детишки пили пиво (третью полторашку). Им было очень хорошо. Легко как-то на душе.

Существует несколько стадий опьянения:

ПЕРВАЯ: когда тебе мало и алкоголь расходится по организму.
ВТОРАЯ: когда тебе очень мало и алкоголь уже в твоем организме
ТРЕТЬЯ: когда ты начинаешь всех любить. Хотеть – петь, танцевать, трахаться.
ЧЕТВЕРТАЯ: когда уже не лезет, и ты либо пьешь дальше, либо блюешь.
ПЯТАЯ: философские, либо мизантропические разговоры на любые темы, иногда освещенные прожектором надежды, иногда полностью не пропускающие в себя какой бы то ни было свет.
ШЕСТАЯ: (как продолжение четвертой) ты лежишь в бездействии, а утром плохо адаптируешься.

Лера и Игорь в третьей стадии опьянения. И вряд ли перейдут в другую, ибо пиво у них уже закончилось, как и деньги.

Прекрасны те моменты жизни, когда у тебя остается в кармане десять рублей или десять копеек. Их соединяет не только идентичность цифры, а то что на эти суммы ничего нельзя купить. Ну, если только на десять рублей можно куда-нибудь съездить, и то на общественном транспорте.

- Вот, я вам картошки нажарила, - в комнату вошла мама Игоря – Инна. На подносе у нее были две больший тарелки наваленные разжаренной картошкой, по две сваренные сосиски каждому, и нарезанные огурец с помидором на третьей посыпанные сверху кокаиновым слоем соли.

- Спасибо тетя Инна.

- Спасибо мам.

- Да не за что. А вы что, пиво все уже выпили?

- Да.

- А я хотела у вас немного попросить.

- Ничего, Игорь сходит.

- Да ладно, поздно уже.

- Сходи, а то я уже трезветь начала, Лера явно наглела.

Игорь тяжело вздохнул, закатил глаза и посмотрел на свои ногти.

- Хорошо, только у меня лавандос закончился.

- Ничего, - оживилась мама, - я дам, и купите мне еще корюшки.

- Это же гадость, - Игорь манерно скорчил лицо.

- Пожалуйста, Игорек, тебе для мамы жалко что ль?

- Хорошо.

- Только быстро!!!

Лифт – этот ад для людей страдающих клаустрофобией, засосал Игоря словно голодные половые губы. В нем грязно, пахнет мочой и застоявшейся слюной, повсюду надписи, словно свидетели жизни неандертальцев. Лифт открывается. Первый этаж. Какая-то неведомая кампания обожратых подростков, даже обкуренных, ведь они разбросаны по углам как вяленое мясо. Игорь вышел на улицу, - слава богу, - глоток свежего воздуха. Чистота! Простота!

На улице те же компании, только постарше, разного состава и разной направленности.
Добежал до ларька. Купил пива. Дома.

- Ну, наконец-то! – мать развела руками.

- Мы тебя уже заждались!

- Пива давай!

- Совести у вас нету!!

- Сынок, не жалуйся. Такой хорошей мамы как у тебя ни у кого нет. Со мной же можно на любые темы разговаривать.

Игорь и Лера переглянулись.

- Да, да и не думайте мне возражать. Я когда работала, мне на перевязку мальчика доставили. Его побили парни нехорошие. А он, этот модно щас розовое с черным…

- Эмо, - в один голос ответили Игорь и Лера.

- Да, а он такой жалкий. У меня в сердце как ёкнуло. А я его и спросила, за что тебя так. Молчит, так упрямо молчит. Дай думаю, чаем напою, а он такой милый, прям как Игорек в тринадцать. Сидит, весь жалкий, у него еще челка такая длинная. Думал, думал, а потом говорит. Меня побили за то, что я со своим парнем целовался. Мы скрывались, самое темное место нашли, а они нас застукали. Вот, я и не знаю что ответить. Ладно, думаю, подхожу к нему близко и обнимаю, крепко-крепко, а сердечко у него бьется так быстро как у кролика и плачу. Он тоже заплакал. Успокойся, говорю, они в аду сгорят. Истинная любовь всегда тяжела на восприятие окружающими, особенно в твоем случае. Хотите я вас с ним познакомлю, он такой милый мальчик.

Игорь застолбенел.

- Конечно, хотим, - сказала не думая Лера, и толкнула Игоря локтем.

- Да… да… опомнился Игорь.

- Конечно, я у него телефон взяла, - сказала это мама и вышла.

- ***ю я от твоей мамаши. Спорим, она догадывается, видишь и любовника тебе нашла.

- Да заткнись ты!

Лера громко засмеялась.



* * *



Что может быть отвратительнее душного июльского утра? Только то утро, когда у тебя болит голова, голова такая тяжелая. Чугун. Трещит по швам, словно переспелый помидор, и готова взорваться как «сеньор». Мысли запутались. Они муха в хищной паутине беспорядка сознания.
Все кажется ветром, особенно слова.

Лера как всегда спала на животе. Так ей лучше спалось, хотя неправильно с ТЗ осанки, это нехорошо. Плечики будут болеть. С левой щеки мокро. Так всегда. Игорь же спит на боку, подмяв под face обе ладони. Наверное, ему снится что приятное, возможно – эротическое, где его имеет полстадиона, или он сидит в парке с любимым человеком. Кто знает?

Что снится Лере – неизвестно. Ей то может снится все что угодно, как угодно и где угодно – такова ее сущность.

- Доброе утро! – цветущая мама принесла детям завтрак на подносе.

- Спасибо.

- А Игорек еще спит, блин, а то я хотела его попросить, чтобы он мне ресницы покрасил.

- Я вам покрашу теть Ин.

- Ой, спасибо Лерочка, ты прелесть!

Мама Игоря вышла кокетливо виляя задом.

- Женюсь я на твоей мамке Игорюшка!!! – плеснула Лера только что прогнувшемуся Игорю.

- И кеэээм ты мне тогда будешь? – зевнул во весь рот Игорь.

- Отцом я тебе буду!... – немного подумала, - и матерью настоящей тоже буду.

- Ой-ой-ой!!

- Да-да-да! Всю гомосятину из твоей непутевой головы вытрясу! Будешь у меня на завод работать ходить и баб каждодневно трахать!

- Фуууу!!!!

- Да! А я еще буду все это контролировать! Буду за всем этим следить! И мамку твою…

- Пошла ты на ***!

- Сам иди!!



* * *




Поздно вечером Лера вернулась к себе домой. Первое что перед ней открылось: так это свет из кухни и громкие крики. Нет, никого не резали?! Просто ее мать пила (неизвестно сколько дней). Даже не зайдя на кухню, Лера быстро шмыгнула к себе в комнату и закрыла ее на шпингалет.

Самое омерзительное, когда ты не хочешь быть замеченным – а тебя замечают. Очень хочешь, и чего только не вытворяешь, чтобы тебя не заметили, так это то, когда тебя именно в такие моменты замечают, и при том еще чего-то от тебя требуют.

Леру заметили. Нещадно, жестоко заметили. Притом, ее маша не выясняла, где все это время ее дочь шлялась, ее это не волновало. Что сейчас будет Лера знала, как свои двадцать пальцев – ее мать вломится в комнату, просит «как дела?» (ради приличия конечно же), а потом слезно будет умалять сходить дочь за спиртным (как правило водкой). Дочь, разумеется, будет отказываться. Долго отказываться, стоически отказываться. Но, в итоге, будет проклинать себя, стоя в магазине и выбирая пол литра.

Такова жизнь…




* * *


Солнце заходит за панельные девятиэтажки, облака становятся розово-сиреневыми. Люди гуляют с воодушевлением. Подростки слушают музыку на плейере и перекидываются информацией по bluetooth. Светофоры отсчитывают время, за которое пешеходы должны пересечь линии асфальта вымазанные белыми полосками. Маленькая девочка теряет воздушный шар и он стремиться в небо. Девочка плачет. Ее мама успокаивает своего ребенка, однако он орет еще больше, что сильно раздражает бабушку, что стоит рядом. Если бы не уголовный кодекс, бабушка с удовольствие придушила бы ребенка и пошла бы дальше в дешевый магазин справлять за колбаску.

Но она не может. Уголовный кодекс.

Наш любимый город разрастается. Лет так пять назад (а может и меньше) автомобильных пробок не было совсем. А сейчас из так много, особенно у того моста, что ведет в Южный. Здесь же случаются и аварии – чёрт бы их побрал. Как все это бессмысленно…

В самом начале улицы, которая носит имя террориста царских времен, а в последствии, Великого Героя Советского Государства, образовалась пробка. Составом этого запора, как понятно, являются автомобили, а нервными действующими героями – их водители, и водители разнообразные. От пенсионера по имени Федор Степанович, транспорт которого заполнен дарами скромных «шести соток» и жирной крикливой женой в кудрявом парике цвета блондин, до метросексуала по имени Эдуард, которого, по нерадивости обывательского взгляда можно принять за гея; так как он во время великого торможения смотрит в зеркало заднего вида надеясь все-таки не найти на своем смазливом лице новые прыщи. Имеется также и так называемая «ууу – девочка в маленьком Пежо», эдакая разборчивая ****ь в поиске нового дурака из которого можно ей, лишь вилянием накладной ресницы высосать все, чего ее высокомерная душа попросит. А остальные водители, в основном банальны. Можно еще приметить тусу обкуренных подростков с мутными глазами и гипреактивностью. В остальном живой состав пробки малоинтересен, и говорить о нем совсем не стоит.

Автомобильная пробка – это явление более-менее большого города, когда пространства для всего транспорта совсем не остается, и несчастным водителям приходится порою часами ждать свей очереди, чтобы наконец добраться до ранее намеченной цели. Стоят все, даже не взирая на социальный статус водителя. Прошли те времена, когда водители-лохи, пропускали дорогу крутой иномарке. Сейчас этой почести достойны лишь правительственные машины, пред чьим черным сверкающим рядом ссут кипятком все водители.

Ну да ладно – вернемся к нашей пробке, и попытаемся посмотреть на нее извне. Извне она выглядит так: два ряда – туда и два ряда – сюда, стоят в нервном оцепенении и сигналят друг другу. У кого-то, например, начальника небольшой аптеки при автовокзале, поднимется давление и он начнет тяжело дышать, и сам этого не осознавая, выкурит сигарету за сигаретой, от чего его давление уйдет в жопу. А водитель – рядовой обыватель Саныч, слюнявя цигарку, так обложит матом дамочку впереди него, что у той потечет помада на подбородок от шока да тушь слезливо рассыплется. Еще в пробке, помимо массового психоза, случаются вещи поинтереснее, например влюбленная пара, такая настоящая, не фальшиво-демонстративная реально вдруг захочет, в самой гуще событий совокупиться, но у него не встанет, и они тоже войдут в массовость - обматерят пенсионера по имени Федор Степанович. Возможно даже такое – какой-нибудь барыга захочет власть иметь, и тут – действо – девочки-студентки впарят сонным водителям листовку с его фото, где под ней будет написано, что нет на свете никого круче чем этот невротъебенный чел, так что все умолкните гниды!
Иногда, в пробках люди знакомятся, выясняют отношения, разлучаются, и зарабатывают деньги. А что, если так посмотреть, в такие моменты, когда кажется, что жизнь остановилась, и все находится в режиме stop… но, однако, велика возможность, что в этом техническом сне может случится что-то важное, наверное, даже общепланетарное, но это все неправда – просто проползло мимолетное пояснение.




* * *


Игорь одинок. Таковым он был всегда. По известному мнению, все люди одиноки, и еще (для продолжения настроения) в самый тяжелый момент встречают трагедию лицом к лицу, наедине. И все так называемые друзья в момент куда-то исчезают. Их нет. И даже если они все-таки есть, в эти моменты их нет.
Неизвестно, почему так.
Но, оно действительно так.
На самом деле.

Его одиночество исходит из того, что он находится в постоянном поиске. Существует такая когорта людей, которые постоянно ищут, ищут и находя, ищут снова. И все ищут.. ищут.. ищут… бесконечно.

Однако Игорь романтик. Даже, если он находит себе парня на один раз, зная это точно, он все равно не перестает надеяться. Даже в бесконечных поисках интернет-знакомств он надеется. Чертова надежда! Но без нее совсем плохо, страшно, невыносимо. Если ее совсем потерять. Скажем, стать циником, и быть последним гедонистом, то…
А ни хрена, все равно какая-то романтика останется! Вот хоть убей! Без нее никак, она повсюду, проблема лишь в том, что каждый ее понимает по-своему.
Беда. Беда. Беда.

За свои двадцать лет Игорь любил два раза. Каждый раз отчаянно, и поглощаясь в чувство как брошенный камень в воду.

Первой любовью, как ни странно была девушка. Ее звали Маша и она была на год старше Игоря.
Перед этим Игорь долго думал. Ибо ранее его влекло к своему полу, а тут он полюбил… девушку…

Сначала Игорь обрадовался, сильно обрадовался, даже ликовал. Отнес поспешно себя к би-социуму. Так и так – весело. Однако, со временем, особенно когда они с Машей занимались сексом, Игорь все больше осознавал свою гомосексуальность. С каждым поцелуем, с каждым проникновением в нее, он понял «ВСЕ ЭТО НЕ ТО!»; совершенно не то, чего хотел Игорь.
Игорь хотел парня.

Потом произошло страшное – собственно поиск. Он был тяжелым, но лучше узнать это от его собственного лица, ибо год назад Игорь вел дневник, вот что он пишет:

Когда мне исполнилось 17 лет, я полностью осознал, что к женскому полу меня, как таковому, не влечет. Об этом я догадывался давно, но все никак не мог признаться, ибо, внешний конформизм давал о себе знать, и я сам себя обманывал, мол, это временное, пройдет, а там и девахе какой-нибудь засожу – делов то. Но время не давало результатов, ни тех, ни других, а от клейма девственности уж очень хотелось избавиться, ну, хоть убей. Все мои так называемые друзья уже давно трахали девок, по чем свет стоит, и мне тоже хотелось, но трахать не девок, а их, парней. Но вот вопрос, который возникает у каждого человека, который находится в одинаковом с о мной положении: КАК ЗНАКОМИТСЯ? Gay. ru – прошептали мне чьи-то губы, а чьи – я так и не заметил. Слишком пьяный был, наверное.

Думал я как минимум месяц, полмесяца, неделю, и вот (случилось!), я сижу у монитора и глазами ищу предмет своего первого ёба. Сердце так стучит, так сильно ,что может выскочить в любой момент! Осматриваюсь, никто на меня не смотрит – а кому я здесь сдался! Черт, - ровесников нет, жалко, постарше смотрю, угу – отлично: МАКС 21 год, УНИ, что за УНИ? – не важно, пишу приветственное сообщение, жду. Проходит неделя (я каждый день в инэт заходил, чтобы ответ узнать), и мне ответ пришел.

Иду я по улице. Тепло, май был или июнь – честно говоря не помню. Мом волосы по ветру развеваются. Чувствую себя героиней рекламы про шампунь. Радует, на самом деле, и даже не странно от такой радости. Волнуюсь жутко, заруливаю по первый попавшийся угол. Курю две сигареты подряд. Запихиваю две подушечки в рот, чтобы табаком не воняло. Осталось пять минут до встречи, нервничаю жутко, голова малость кружится. Он еще и опаздывает, нервно курю. Приходит он. Некоторое время мы смотрим друг другу в лицо. «Урод, ****ь»: думаю я. «А если я убегу, это наверное некрасиво будет».

Мы недолго гуляли по городу, разговаривали о том о сем (то есть ни о чем). Я думал о том, как сбежать, о чем думал Макс я не знал. Через пять минут мне позвонила подруга Света, и сказала «Случилось что-то страшное! Ты должен ехать оттуда быстро!» (эту фразу мы позаимствовали из сериала «Секс в большом городе». Обычно она принадлежала родителям).


Спустя какие-то полчаса мы уже сидели на набережной Ст. Разина и попивали пивко.

- Урод?

- Урод!

- Жалко?

- Жалко.

- Игорь, ты не отчаивайся, все хорошо будет. Тебе же с ним детей не крестить!

- Да я просто трахнуться хотел.

- Да не парься, все ОК будет!

- Наверное.

- Не наверное, а точно.

- Хорошо Свет!

- Кто мы?

- Мы – великие, - ответили мы в один голос.


А великими мы были по донной простой причине – ЭТО МЫ!!



Итак, с первым разом не удалось. Надо еще что-то отвечать на бесконечные смс-ки от Макса. Он требует объяснений, почему я не пишу, короче, почему я его нагло игнорирую. Умный такой! А что мне писать? – ну, привет, как дела, что ты делаешь, хотя (честно говоря) мне насрать на это. просто ты такой омерзительный урод, что даже мысль о том, что я буду трогать неприкосновенные кнопки моего моблильника, чтобы осветить твои мрачные будни, приводит меня в крайнее отвращение, иногда даже хочется блевать. О, ты мне звонишь! Что делать мне – ответить, или продолжать игнорить? А кто знает, может сейчас, в этот самый момент, я, извиняюсь, в туалете рожаю коричневого младенца (слышал эту шутку в мультике South Park), или дрочу на новое порно, и меня хотят лишить оргазма. Безобразие! На плаху его! На плаху сукиного сына!

А с другой стороны, может и ответить? В противном случае, можно ему в глаза и не смотреть, а просто закрыть их и представлять того ,кто меня возбуждает из актеров или спортсменов. Стоп… а к то это? а долго думал, и пока думал, Макс перестал мне звонить. Ну да ладно, больно нужен. Я пошел гулять!

Два дня прошло как меня не беспокоит Макс. Нового себе нашел, подумал я. А может, и не нашел. Я же не отвечаю, что с меня взять с малолетки-то? И тут я решился – была не было! А что, для первого раза сойдет. Это только в любовных романах первый раз бывает по любви, и тогда я отправил Максу обычную смс: «ТРАХНИ МЕНЯ!». Он назначил время и место. Так прозаично, а до этого он сопли распускал, я даже по ним немного соскучился.
Ну ладно, наверное, я такого обращения заслуживаю…

Встретил меня весь мрачный, словно я слуга сатаны. Через полчаса он мне засадил. Было больно, но я терпел.

Так, в общем, и произошел мой первый раз.



* * *


Лера одинока. Одинока в некотором роде не так как Игорь. Вообще, если соотнести мужское и женское одиночество, то можно решить, что они различаются.
В чем только? – спросит неизвестный, задумается.

Возможно в самом осознании одиночества как такового, или в том, как каждый из них переживает это одиночество. Возможно в тех способах, как они от него бегут.
Если мужчина спасается в непрсветной похоти, то женщина, наоборот, пытается зарыться в одной мужской груди, неизвестно?!

И тут и там – пропасть. Но что делать с гомо, у них, вероятно, все по-другому?
Трудно сказать, как можно расценивать человека сквозь постель?
Никак.
Нельзя.

Лера – милый домашний зверек, она хочет катать комочек с пушистыми шерстяными нитками и спать на чьих-то коленях. Пить каждый день белое молоко, и знать что ты кому-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужен.
Что все это правда, а не то, во что так хочется верить.
Липкая, розовая иллюзия…

На пути Леры встречались парни, даже очень хорошие парни, и когда-то давно (когда мы любили пить растворимые соки) ей признались в любви…
Леру это встормошило, грубо вытянуло из кокона, и она поняла (вот так сразу!), что ей мальчики совершенно не нравятся, хоть глотку режь! А подумать о том, что можно любить представителей своего пола Лера не могла. Это было неправильно! А когда (осенью) Лера услышала первую строчку из песни Земфиры «Снег», то несколько дней проходила в шоке, а потом резко поняла (как падения кирпича с девятого этажа) что ей нравятся девочки.
Ну, очень.
Нравятся.



Тогда Лера впервые поняла, что такое видеть небо в зеленом цвете….

Была у Леры подруга (девушка, любовница – кому как нравится) и звали ее Василина. Василина писала стихи; сейчас неизвестно, после того как они расстались – судьба Василины неизвестна.
Так вот она сказала, что небо может быть зеленым. Неважно, что оно другого цвета, и что люди разного пола, главное, - что она ТАК сказала, и по-другому быть не может.

Все остальное скучное…
Очень.




Игорь:


В моей жизни появлялись разные люди, в основном, это были мерзкие ублюдки, которых хотелось убить. Очень хотелось. Правда. Мне трудно признаться в том, что я питаю склонности к убийству, и мечтаю, открыв свое окно, и, присев на подоконник всех расстреливать. Нет, это не так, просто я не люблю людей. Они противные. Особенно пидоры. И особенно, когда придешь на плешку. Один раз заметил, что они говорят одни и те же слова. Несколько, около пяти, и всем этим заканчивается их лексикон. Неприятно. Но самое неприятное, что они другу к другу обращаются на «ла», что более неприятно.

А самое ужасное во всем этом вышеперечисленном, этот то, что они внемлют услышанному извне. Здесь и кроется трагедия, трагедия гомосексуализма. Трагедия гомосексуализма заключается в том, что самоопределение себя как человека нетрадиционной сексуальной ориентации у геев и лесбиянок происходит под влиянием стереотипов. И мало кто с этим борется, предъявляя себя таким, каким его желает видеть косное общество.

И никакого сопротивления; ну хоть кто-нибудь, хоть одно живое существо пошло на протест!! Ни ***! Одно только и умеют – без толку болтать обсуждать видимые телесные прелести (хоть да!), - это умеют все! А то, чтобы быть цельным элементом общества (терпеть не могу это слово.. ну..да… дадно!) на это силы нет!

Я ненавижу людей!
Я желаю смерти всем людям!!!
Черт… когда же все они сдохнут!!!!




* * *



Лера думала только об одном – вот уже как три месяца она совершенно одна и это печально. Ею овладело одиночество. Оно мерзкое, это самое гнетущее из возможных состояний, которые только могут быть. Да… есть еще и депрессия, но фраза: «отвалите, я в депрессии!» звучит как-то пафосно, высокомерно что ли.
До этого у нее было две девушки, параллельно, одна такая белая мышка, а другая высокая и серьезная (эта хотела казаться слишком умной и продвинутой, но все е интеллектуальные выплески реализовывались лишь на одной из скамеек бульвара Радищева, да и то в пьяном виде).

А потом Лера отдыхала, находя себе для секса мимолетных нимфеток и от того протяжно курила. Курила много, как паровоз. Но однажды (возможно на нее свалилось тяжелое тело, например, рояль) Лера решила быстра избавиться от одиночества, лето ё моё.

- Понимаешь, Игорек, - начинала свой пьяный треп Лера на все том же бульваре, - я люблю ее.

- Понимаю, - ответил Игорь, - что любишь, а дальше что?

- Аааа, *** его знает, может мне признаться, а да ну все это дерьмо в задницу!

Игорь явно переваривал сказанное:
- Дерьмо в задницу – это круто! Обратный процесс!

- Чего?!

- Да так, ничего!

- Игорюш, ближе тебя у меня никого нет, - Лера состроила гримасу котика из мультфильма Шрек, - КАК мне быть?

На вопрос КАК БЫТЬ, ответить практически нельзя. Можно вести лишь бесконечные разговоры, которые все равно ни к чему не приведут – так оно! А если серьезно, то такие вопросы лучше не задавать, особенно в пьяном виде пьяному человеку, ибо нелепо.

- Как быть… как быть! Запретить себе тебя любить!!!

- Не издевайся надо мной! – Лера встала и покачиваясь ушла.

- Ты куда?

- Ссать!!

- Подожди, я с тобой!

- Давай, - широте Лериной души не было предела.


* * *


- Лера к тебе можно, - ее беспокоила ее мать – Агния Сергеевна.

- Чего тебе мам, - Лера закрыла лицо подушкой.

- Поговорить хочу.

- Ща, - Лера протяжно зевнула.

- Да, как можно скорее.

- Что случилось, - сонное тело Леры приняло команду «сидеть!».


- Я сегодня уезжаю на две недели.

- И?

- И?! Лера, ради всего святого не разнеси квартиру.

- Куда едешь то?

- К бабушке в деревню?

- Надолго?

- Я же сказала на две недели!

- Оставляю тебе тыщу, ты ее только всю сразу не пропей, а то я тебя знаю.

- Есть в кого!

- Да пошла ты, думаешь я пью, как пьянь какая-нибудь дворовая!

- Не знаю, а что есть разница?

- Да конечно.. они пьют просто так! А я пью от безысходности!

- Я тоже!

- Ну вот Лерочка! Я надеюсь ты будешь хорошей девочкой! Да нехороших не води.

- Я только Игоря!

- А Игорюшку, его конечно, он хороший мальчик! Вот тебе какого мужа надо!

- Мам, заткнись!

- Не груби матери. Ну вроде я все сказала!

- Я в девять отъезжаю, ты дома будешь?

- Не знаю.

- Будь пожалуйста.

- Хорошо.

- Ну ладно, спи, я пошла.

- Давай..


Как только Агния Сергеевна вышла, Лера повалилась на спину, и подумала о том, как бы ей разнести квартиру за эти две недели, что не будет ее матери. Планов было уйма.
Во-первых, надо пригласить Игоря, без него никак – это данность. Во-вторых, Василину, по ее кудряшкам Лера ну очень соскучилась. Так, что хочется лезть на стену и отрывать большие куски обоев, кидаться из окон кактусами и обзывать людей трех этажным матом. В третих, людей для массы, ибо без массы немыслима пьянка, а вчетвером это так, несерьезно.


* * *



Музыка шатала стекла: в окнах, в старой советской стенке. Еще одна девочка решила сесть на окно, распахнув его, так что музыка вышла свободно на улицу, и там она свободно гуляла где хотела, особенно в тех местах, где запрещено. В телах особенно, ибо в тело музыке ход воспрещен, ну…. только через наушники, а так, чтобы она проникла в тело словно, скажем воздух, такое невозможно.

- Лер! Лерааа! Ты где? – во все горло кричала Василина.

- Да здесь я, - ответила Лера и вошла в комнату вся мокрая и возбужденная.

- Ты это….

- Что?

- Где фруктовое вино?

- А мы его брали?

- Да.

- В душе не ебу. Ты лучше у Славика спроси, он у нас самый трезвый.

- Славииик!!! – крикнула Василина, будто бы он находился где-нибудь далеко, так далеко, что его и не видно и не слышно.

- Чего тебе? – вошел слегка пьяный Славик с откровенным засосом на шее.

- Кто тебе так? – у тебя появился новый друг.

- А это, - Славик потер рукой засос, - да так. Чего хотела?

- Фруктовое вино где?

- Какое вино? А, в холодильнике.

- Спасибо, ты.. эта… будь поаккуратней.

- Спасибо…


Тем человеком, что оставил засос Славику, был милый и скромный паренек по прозвищу «Ёжик». Однажды несуразная Лера привела его на одну из таких пьянок, когда он был еще одиноким девственным ботаном, о котором никто ничего не знал. Просто, во время дождя, Лера застала его на улице, после того как его неизвестно кто хорошенько от****ил. Лерино сердце не выдержало, и она повела его к себе домой. Напоила чаем, и вымыла. В огромном махровом полотенце он был похож на гнома, так что Лера все ему про себя рассказала. Каково же было ее удивление, когда она узнала, что Ёжик гей, только он ни с кем и никогда не знакомился, он просто боялся, ведь это постыдно. После Лера познакомила его с Игорем, и тот, без лишних слов, обесчестил Ёжика, ну а что было потом…

потом узнали, что он оказался таким похотливым ребенком, что даже Игорь чувствовал себя монахиней. А как он трахался! Как сладко, и все-таки по детски. Можно было подумать, что Ёжик каждодневно просматривает порнофильмы, а потом, оказавшись в одной постели с молодым человеком, досконально копирует увиденное.

Ёжик был очень милым мальчиком, но ****оватым.

Напротив него, на коленках у какого-то чувака сидел Дима. Дима – это совсем иная история. Его родители, видели своего сына так редко, что иногда забывали не то что как его зовут, а о его существовании в принципе. В начале девяностых они вложили деньги в выгодное дело, и теперь были в постоянных разъездах. До четырнадцати лет с Димой сидела няня, а потом родители решили, что их сын взрослый, купили ему квартиру, и высылали каждый месяц по тысячи, либо по полторы У.Е., но и этого их сыну было мало, ибо у него были такие потребности, каких не бывает у гламурных блондинок. Дима был геем, всегда, всю свою сознательную жизнь. А таких проблем, что об этом скажут родители, не было. Однако следует описать один любопытный случай. Когда Диме было шестнадцать, он, его отец и его мать сидели в ресторане. И так папочка, как бы повинуясь неведомому принципу, спросил:

- Диман, у тебя есть девушка?

Дима опустил глаза и покачал головой.

- Ну… постоянной, ты не стесняйся, мы с мамой все понимаем.

Дима был, естественно, не одинок. Так как природа наградила его шикарным телом, да и еще к тому он ходил в спортзал, где постоянно накачивал свои мышцы. Такой самец в гейской среде всегда пользуется популярностью.

- Ты что еще девственник? У тебя не было девушки?!

- Нет, я не девственник. А девушки у меня не было!!

- А разве так бывает? – включилась в разговор мать.

- А как это расскажи нам, - отец затянулся дорогой кубинской сигарой.

- Я не могу сказать, - еле выдавил Дима.

- Ты что гей? – спросил отец как-то буднично.

Дама, что сидела за соседним столиком выронила бокал с апперетивом.

- Я еще не знаю,- Дима не находил себе места. Он хотел встать и выбежать из-за стола. Далеко-далеко, туда где никто не увидит его позора.

- Димочка, ты должен знать, что мы с отцом любим тебя таким, какой ты есть. Мы были не лучшими родителями, и поэтому не имеем права тебя осуждать за что-либо. Когда мы решили поселить тебя отдельно, то у меня была идея, проверить – сможешь ты так жить или нет. Как видишь – ты оправдал наше доверие. Ты не пьешь, ты не тал наркоманом. Ты занимаешься спортом, и поэтому не столь важно с кем ты спишь, и кого как ты любишь. Главное, чтобы ты был счастлив. Так что?

Дима долго молчал. Смотрел на свои руки, потирал их. Слышал свой пульс, и не знал что сказать. Вышел из-за стола, пошел в туалет, умыл лицо, вернулся.

- Да я гей! – сказал это Дима так громко, что все та же дама поперхнулась отбивной.

- Ну и славу богу, - ответил отец, а то мыс матерью переживали, что ты до сих пор девственник.

- А почему это вас так сильно волновало? – не догонял Дима.

- Понимаешь, сынок, все должно быть вовремя, в свое время в нужном месте, - ответила мать.

- Понятно.

- У тебя есть парень?

* * *


Василина очень любит наблюдать за геями. Намного больше, чем за лесбиянками, если учитывать то, что она сама... Она как мать, которая следит за своими непутевыми детишками, чтобы они ничего не натворили, а то кто знает, что этим чертям в голову придет. Больше всего ей нравится наблюдать за тем, как геи заигрывают друг с другом в эти моменты в мужчине (даже в самом брутальном) просыпается женщина, добрая, нежная и ласковая. Василине хочется немного всплакнуть. Она думает: «Твои колени гладкие, под утюгом моей руки… нет, утюг это как-то не очень романтично… снова – твои колени гладкие, под теплом моей руки, хочу тебя отчаянно… нет, если отчаянно, то получается, что лирический герой урод, да и тот, кому коленку гладят – тоже»…

Сзади крикнул женский голос:

- Вась!!

«твои колени гладкие, и нежные такие, хочу тебя украткой»…

- Василина!!!

«а ты воротишь голову, и смотришь в пустоту, я жду момента сладкого, когда в тебя войду»

- Василина Егоровна!

«раздвину твою попочку, и быстро засожу»…

- Ты где летаешь, - Лера встала перед Василиной и посмотрела ей прямо в глаза.

- И быстро засожу…

- Ты что курила?

- И быстро… что?

- Нет, Лерочка, я не курила, я просто любуюсь пидорасиками.

- А че ими любоваться… ты стала слэшелом?

- Нет, они мне возбуждают.

- А девушки тебя что больше не возбуждают?

Василина громко рассмеялась. Больше всего смеялись ее глаза.

Василина смотрела на Леру как-то странно, вероятно блуждая в своих мыслях. После чего приблизилась к ней так, что они носами дотрагивались, чувствовали шелушение кожи, дыхание. Горячее дыхание с примесью алкоголя. Василина схватила Леру за шкирку, проникнула пальцами под волосы, и притиснулась своими мокрыми губами. Их поцелуй был какой-то неровный, иногда они соприкасались зубами, оооо – противный зубной скрежет. И языки, бесчувственные, в разные стороны, словно мертвые.

Лера взяла Василину за руку и повела в укромное место. Укромным местом оказался туалет, все хорошо, если не думать о том, что воняет мочой и дерьмом.

- Ты точно хочешь этого? – задыхаясь и расстегивая пуговицы, спросила Лера.

- Дааа, - ответила Василина, находясь в таком сильном возбуждении, что уже не соображала. Она даже забыла ЧТО она. ОН..

Лера, тем временем, дала волю своим рукам и теребила крохотные соски Василины, еще мгновение, и она их уже кусала, слюнявя как при поедании Чупа-Чупса, но все равно напористо, с желанием, таким откровенным и сладким. Василина закинула голову назад, и уперлась затылком в шкафчик, где Лерина мама хранила моющие средства. Василина сказала: «Ой». Лера продолжала. Ее голова спустилась ниже, язык залезал в пупок, нос вдыхал ароматы тела Василины, выхлопы складок. Лера счастлива, она добилась своего. Ладонью она трогала влагалище Василины, которое уже все содрогалось он предвкушения. Молчало и хотело. А иногда кричало громко и жалобно. Лера приступила. Легонько она раздвинула его мокрые створки, и засунула в его верхнюю часть три пальца и стала трахать ими Василину до посинения. Василина широко раскрыла глаза. Ее знобило, вот только она не знала от удовольствия, или от неожиданности. Лера продолжала. Интенсивно. Она поднимала Василину и опускала, кусала за промежности, и дошла до языка. Ее мокрый язык, горячий, слюни стекают по подбородку. Лера-зверенко, такая сильная, она пыхтит и мается. Василина кричит. Значит, Лера все делает правильно.
Из-за двери послышался крик:

- Вы там долго?

- ****ь,- сказала Лера поднялась и поцеловала безжизненную Василину в губы.



* * *


Тем временем Игорь танцевал в большой комнате в одних трусах держа в одной руке сигарету а в другой – бутылку из-под пива. За его спиной, упираясь стоячим членом отплясывал Славик. По его выражению лица было видно, чего он в данный момент хочет. Диван был завален тремя девушками, которые так мило лежали, но ничего не делали (странно!). В углу (в трех) лежали пьяные парочки обеих полов и маньячно целовались.

- Хочешь пить? – спросила Лера у Василины.

- Да, - ответила та.

«И мы станем единым, когда ты кончишь мне в рот».

Лера никак не могла войти на кухонь. Кто-то приставил к двери стул. И Лера даже знает, почему. Она прислонила ухо к двери, и услышала протяжные мужские стоны. «Кого-то ебут»: подумала она, и постучала. Никто не ответил. Постучала еще раз (ради приличия). И на этот раз ответом было тишина. Тогда Лера решила построить из себя добропорядочную девушку и громко сказала:

- Мальчики, вы извините, что я вас отвлекаю, но я хочу пить.

После ее реплики, стоны лишь усилились.
Подошел Игорь, весь мокрый.
Подошел Славик, весь мокрый, и обнял Игоря.

- В чем дело? – спросил Игорь.

- Да там кто-то ****ся, а мне на кухню надо.

- Да там Димка Ёжика ****, я видел как они в обнимку смотались, - сказал Славик и поцеловал Игоря в шею.

- Да ни ***, - сказал Игорь и с ноги вышиб дверь.

Они все вошли на кухню. Интересно же. Включили свет. Каково же было их удивление, когда они узнали, что не Дима, а Ёжик актив. Кто бы мог подумать, что такой хлипкий мальчик как Ёжик, будет драть такого брутального самца как Дима.

Кто из них был в большем шоке, неизвестно. Игорь сказал:

- Ни *** себе, так Димочка у нас пасивка последняя, а строил-то из себя!

Так они узнали самую страшную тайну Димы.


* * *


- Ну, ты что останься! – умоляла Лера Василину.

- Нет, Лер ,я не могу. Ты же знаешь, у моей мамы больное сердце.

- Я тебя провожу.

- Не стоит.

- Стоит… Игорь, я пойду Васю провожу, а ты за порядком следи.

- Хорошо, - ответил Игорь и продолжал целоваться со Славиком.



* * *

Василина дома. В ее доме темно и тихо. Ее дом – большая квартира в сталинском доме, напротив драмтеатра с колоннами. Василина любит свою квартиру. Ее мама работает литературным работник при театре. В ее обязанности входит все, что как касается текстов. Мама от этого без ума, если бы не ее, на самом деле, больное тело. Оно ей мешает жить. Может в самый неподходящий момент так схватить, что она идти не может. Так и заляжет, бездейственная и полумертвая. В такие моменты Василина плачет. Ей кажется, что она виновата в недуге матери. Виновата во всем, и своей странностью, и своим женским гомосексуализмом, плохой учебой. Тогда ей хочется постоянно быть со своей матерью. Всегда.

- Василина, это ты, - донеслось из самой дальней комнаты.

- Да мам, я спать пойду.

- Хорошо.

- Спокойной ночи мамочка.

- Спокойной ночи дочка.

- Я люблю тебя!

- Я тоже тебя люблю!

Василина в своей комнате. В ее личном пространстве, где ей хорошо, тепло и мягко. Это небольшая комната, вмещающая в себя полотняной шкаф, две полки до нельзя забитые книгами, диван, стол, и окно. У нее большое окно, в жаркую погоду Василина открывает его настежь и сидит на подоконнике, курит. Тогда она ощущает гармонию с собой и окружающим ее миром. Вот только мир негативен. Он мерзкий, серый. В грязных лужах водятся мертвые личинки гусениц, а выражения лиц людей желают только лучшего. Хамство такая же норма как и убийство. Плюют на улицах, писают во дворах. Это грязно, нехорошо, противно. От этого Василина хочет бежать, даже не спотыкаясь. Не думая, что она все равно стоит на одном месте. Куда бы не шла.

Ее лучший друг – ноутбук. Как Василина его любит. Больше, чем себя, больше чем свою мать, и, собственно, других людей. Если учесть, что они ей не слишком-то приятны. А тут – мир и гармония. Поэтические вирши, рождаемые при соприкосновении пальцев и клавиатуры. Оперные арии, звучащие из динамиков. Он сам, такой красивый и гладкий. В нем все так идеально, совершенно. Если бы Василину сочли нормальной, она бы написала оду ноутбуку, и звучала бы она примерно так:

Ода сочиненная Василиной в честь всевышнего и прекрасного ноутбука.

Твое звучанье, словно ангельской голос.
Твои форматы, прекрасны как солнца свет.
С тобой так легко, что хочется плакать.
Ты недуг от всех болезней.
Ты способен повернуть все реки вспять,
И выключить солнце, зажечь звезды…

И так далее…


Самое главное, что ноутбук дает поле для виршей Василины. Он – ее путь в вечное зеленое небо.


* * *


Следующим утром Лера проснулась с сильной головной болью. Ей казалось, что ночью приходил инквизитор, и разрубил череп пополам. Так сильно болела.

- Игорь, как ты думаешь, мне стоит встречаться с Васей?

- Опять, двадцать пять, вы?

- Трахались в туалете.

- Это весомая причина, только после того, как человек потрахается с кем-нибудь в туалете, он должен…

- Не язви, я серьезно!

- Не знаю. Я даже не уверен, что она ТЕМА. Странная она.

- Она милая, такая хорошая, кажется, что я ее…

- Любишь, ну я же говорю, старые песни о главном. Ты не меняешься с возрастом.

- Совсем.

- Конечно…

* * *


Василина и ноутбук неразлучны. Василина пишет:

«жизнь – это проститутка, и каждый **** ее до усрачки, только не каждому дано найти нужную дырку»

- Ух-ты, а это круто! Я русский Паланик! Хотя, меня всегда бесили эти сравнения. И, как сказала одна моя подруга – прочитав два романа Паланика - напиши третий. Нет, я не Паланик, он же мужчина.

Продолжают стучать ее пальцы по клавишам:

«Смерть предвосхищает рождение. Действительно, насколько страшна смерть, и насколько она превалирует над рождением. Ведь сам процесс рождения известен на от А до Я, а вот со смертью. Выходит как-то сложнее. Вернее с тем, что происходит после нее. Даже если некий перец, скажем Жак Деррида, выдумает новую теорию жизни после смерти, и облепит ее непонятным терминологическим рядом, да еще вдобавок, получит за этот интеллектуальный бред Нобелевскую премию, это все равно не докажет того, какая есть жизнь после смерти. А все равно, если отбросить все пререкания, и просто сесть и подумать, все равно ни к чему не придешь. Грустно».

Василина оттягивается, скрестив свои руки за головой. Закрывает глаза. Встает. Открывает окно, садится на окно, затягивается:

- Если бы не ты, мои чувства были бы бледным отражением чужой любви! Так, - Василина выдохнула из двух ноздрей едкий, терпкий дух табачного дыма, - это не мои слова, точно не мои. Но чьи? А я не помню. Хрен с ними! Любовь, это то, чего все хотят, но не каждый этого достоин. Бред! Пора мне выбросится из окна.

Мобильный Василины заиграл.

- Кто еще там? В четыре часа утра. Лерочка. Интересно. Алле.

Лера. Привет киска, я так соскучилась.

Василина. Привет, чего не спиться.

Лера. Да все никак не могу. Все о тебе думаю.

Василина. Это хорошо.

Лера. Погуляем завтра?



* * *



Лера, Игорь, Славик, Ёжик, Василина, – лежали кругом, голова к голове, на сочной траве в лесной чаще. В этом есть что-то от медитации. Единения человека и природы. Спокойствие, недвижимое мертвое спокойствие, есть только воздух, видимые вершины деревьев и тишина. Красота, доброта.

Тишину нарушил Игорь:

- Выверите в реинкарнацию?

- Что? – открыла глаза Василина.

- В реинкарнацию верите? – повторил Игорь.

- Все слилось картинки и звуки…

- Все бессмысленно, все нелепо…

- Я лежу, и раскинув руки, смотрю, как меняется небо…

- Я смотрю в него днем и ночью.

- Глаза полны синевы.

- Чувствую, как раздвигают почву тонкие нити травы!!!

- А небо хочет упасть.

- Оно потеряло покой…

Все засмеялись. Еще никогда они не знали чего-то так хорошо, как этой песни группы Fleur. От чего в их нутрах заиграли желтые листья.

- Небо хочет быть мной!!!


Хорошо, когда в жару ты можешь укрыться от духоты и быть гармоничным.
Светлым и неземным. Василина закрыла глаза…

Моментально они все потеряли притяжение. Их тела стали подниматься каскадом вверх. Все больше и больше, задевая одеждой, руками, волосами недосягаемые листья. Ворочались и смеялись. Кричали глупости. Они теперь так высоко, что можно быть чем угодно, например стаей птиц или пассажирским самолетом, а потом разбиться…



* * *


Всем известно, где работает Славик. Он работает в сексе по телефону для геев. Случайно или умышленно он выбрал этот столь нелегкий труд – неизвестно. Известно точно, что Славику это очень идет, он буквально фанатеет от своей истеричной работы. Работает он, в основном по ночам, дома на сотовом телефоне. Родители об этом не знают, они знают что их сын работает, а где – неизвестно, лишь бы деньги на жратву каждый месяц откидывал, а на остальное насрать, будь он хоть наркодиллером или хаслером.

Иногда, когда у Славика хорошее настроение, он рассказывает о специфике своей работы друзьям. Если увидеть все это с непосвященной, другой стороны, то это такой страшный, дикий неправильный мир. Однако все это Славика совсем не беспокоит. Многим его парням это очень нравится, когда он параллельно акту описывает все это словесно, только вот его самого это всей этой театральности так тошнит. Почти физически.

А люди слушают, раскрывают глаза, им это нравится.

Славик говорит:

- Есть, например, мои любимые. Капрофилы.

- А кто это, - интересуется Василина и закуривает.

- Ну это такие личности, которые любят когда им какают и писают в рот.

- Жуть!

- Да это нормально, - успокаивал друзей Славик, - над ними можно поприкалываться, - а вот другие… с другими дело обстоит совсем иначе. Они звонят… терпеть этого не могу… молчат в трубку. Ждут чего-то. Для них я клоун, фууу – блевать хочется!

- А что ж ты не бросишь работу? – спросила Василина.

- А где я в Твери найду такую работу, чтоб дома сидеть, ***ней страдать, да еще за это деньги получать?

- Не знаю.

- Я тоже….



* * *



Вечером Дима сидел у себя дома. Через час должны приехать его родители. Это важная беседа, так сказала мама. А Дима не знает, чего такого важного может произойти в его жизни, чтобы родители бросили совещание где-то в Европе (Дима плохо знает географию), и приехать домой, чтобы с ним поговорить.

Через час был звонок в дверь.

Пришли родители, нервные, спросили про сигареты, ах да – забыли что сын не курит. Просто мама очень сильно нервничает. Да, сели на диван, не знают как начать.

- Сынок, начала мама, - видимо чувствуя себя стержнем толерантности и понимания.

- Мне подруга, чисто случайно, прислала слухи, новости из Твери. Вот, она мне сказала, что ходит весть о том, что тебя якобы прилюдно имели в зад.

 «****ь»: подумал Дима.

- Неужели ты думаешь, что надо верить всему, что говорят.

- Понимаешь сынок, - продолжил за мать отец, - мы волнуемся. Несколько наших знакомых геев умерли от СПИДа, а ты наш единственный сын.

- Короче, ты предохранялся? – не выдержала мама.

- Да.

- Ну, слава богу, дорогой, я же тебе говорила, что у нас умный сын.

- Да, дорогая, но при принятии алкоголя он мог забыть, ты знаешь, что можно сделать а таком состоянии.

- О да, я такое могу вытворить с твоим малышом.

Родители Димы, узнав все о своем сыне решили, что теперь они могут быть откровенными и не стесняясь говорить о всех подробностях своей интимной жизни.
Эй, люди, а никто не подумал о том, что это сильно смущает парня?


* * *

Лера работает на автомойке. С весны. Ее туда устроил друг. Сначала Лере было немного стремно, как-то не по себе, но когда она получила первую зарплату и увидела там много тысячных купюр, то ее это неописуемо порадовало. Как маленький мальчик проехавший на велосипеде. Ведь раньше ей приходилось жить в месяц на две такие купюры, - а теперь их так много. Радости тоже много. У Леры.

Получилось так, что свою первую зарплату Лера пропила, - не удивительно. С друзьями. А вот на вторую купила себе шмоток, дисков, а остальное тоже пропила. Такова жизнь и никуда от нее не деться.

Коллеги Леры, это волосатые мужики, мужики-примитивы. У них органы внутри слиплись, и думают они половой системой. У них слабая нервная, и потому им не страшна физическая боль. У них даже нет имен, они их пропили еще в двенадцатилетнем возрасте. Все это очень грустно.
Но ее это мало так беспокоит, главное, они с ней нормально общаются (как со своим), баб обсуждают, - вот вам толерантность среди негативно настроенных. Однако Игоря они недолюбливают. Волосы на их руках вздрагивают от появления Игоря, они тяжело дышат, волнуются; все это говорит о том, что они под давлением идеологии, той что воспитала в них тех, кем они являются.

Вот так и работает Лера, словно робот, механически выполняя незамысловатые действия по помойке машин, но однажды…

Однажды к ним на работу заехала машина начальника, а в ней…

 В ней сидела та девушка; которую Лера неоднократно видела в своих снах. Мечтала в подкорках своей души. Думала об этом…

Она сидела, такая тонкая, хрупкая, засунутая в капсулу черного автомобиля. Почти спала. Когда Лера ее увидела, сразу же уронила шланг на пол, он обрызгал ее всю, остальных, мужиков. Лера глазела так бесстыдно, так откровенно, что это заметила, та на которую смотрела Лера. Стекло опустилось. «Все – это есть - мы глазами увидели друг друга.. нет.. не так, мы увидели глаза; я ее, она – мои. Мы увидели живые глаза, настоящие, не искусственные глаза. Живые глаза. Потом она отвела взор и опустила стекло. В этот момент на меня упал камень с луны, и я засветилась как ночной фонарь».

* * *


- Игорюш, ты даже не представляешь, какая она классная! Уууу!

- Почему – «уууу» - это действительно классно!

- Я тебе о чувстве, а ты так жестоко! Любовь – это что? Как это глупо, но тяжело становится. Я не понимаю. Зачем все это. вот ты думаешь, если я лесбиянка а ты гей, ты мы любим как-то по особенному. Вряд ли? Вообще-то мы любим о иному. Мы любим чище, светлее.

- Меня сейчас стошнит!

- Да… а я устала от цинизма, Игорь только вдумайся в мои слова, мне двадцать а я уже устала от цинизма!

- Просто тебе часто срали в душу!

- Верно, но я… не могу.

И Лера громко заплакала, громко, отчаянно, мокро так заплакала, не переставая думать о том, что ведет себя неподобающе.

- Хватит плакать Лер, вон, смотри и Ёжик с Димочкой идут.

- Хорошо, мне тяжело.

- Знаю, знаю, - сказала это Игорь, и обнял Леру за плечо.

- А вот и наша пасивка! – сказал Игорь так громко, что у мимо проходящей дамы выпала сумка. Вероятно, в ее лексиконе «пасивка» означает что-то плохое, вероятнее всего – матерное.

- Да пошел бы ты Игорек, - ответил ему Дима, - на себя посмотри.

- А что, а что я вот уже как полгода пасивкой не был, - Игорь немного задумался, - да и зудит кое-где…

- Где интересно? – спросил Ёжик и хлопнул Игоря по заднице.

- Пойдем?

- Куда?

- В кусты?

- А что мы будем делать?

- Ну, ёжичек, сладкий мой, неужели ты не знаешь, нагнешь Игорька и сделаешь его педиком! – острила Лера, освободившись на время от своей меланхолии и излишней сентиментальности.

Все хором засмеялись.
И стало как-то хорошо.







* * *


Они сидели на скамейке бульвара Радищева. Сидеть тут – это не просто бухать, в этом есть что-то иное.
Неведомое.
Если рассматривать данное времяпровождение как особый концепт, то вероятнее всего люди тут сидят и пьют пиво для ощущения себя в жизни. Ты сидишь в позе relax все, что до этого приводило тебя в состояние глубокой депрессии исчезает так же быстро как и потраченные деньги на алкоголь, ты в теме – разрушаются социальные и моральные оковы; мужеподобные лесбияноки бренчат на гитаре; панки (или те, кто себя таковыми считает) идут и орут что-то невразумительное; там где проезжая часть (lights) – господа из дорогих машин ищут удовлетворение для своей эрекции; во дворах льются струи мочи; но главное, это отторжение от всего, что называется повседневность.
Как-то вот так.

Лера, Игорь, Лима, Ёжик сидели на одной скамейке, разложив вокруг себя пакеты с чипсами, вскрытые банки из-под пива и курили.
Концепт земного рая. Земной рай – эта картина.

- Хочется чего-то, сам не знаю чего, - начал бесконечный и бесполезный разговор Дима.

- А мне хочется корнишонов! – сказал Ёжик.

- А мне любви! – сказала Лера.

- А мне трахаться! – подытожил Игорь.

- Фууу, Саврасов ты как всегда все испортишь!

- Да, а что такого, я же правду сказал!

- Да тебя нахуй, - сказал Лера, и демонстративно ушла.

- Лер ты куда!

Лера не отвечала, и спустя пять или менее минут, ее фигура скрылась из обозрения парней.

- Дурак ты!

Хм-хм.

- Да ладно, что с ней станет! Все будет хорошо! И нечего мне говорить…

Мимо проходила Василина.

- Оооо, мальчики, как всегда на том же месте!

- А куда нам деваться!

- А я тут хожу, совершенно одна, смотрите, я нашла его, он умер, - Василина развернула салфетку, в которой помещалось перламутровое тельце майского жука.

- Нахуй он тебе нужен? - спросил Дима.

- А как же, да-да, ты думаешь я его так брошу, я его похороню.

Ёжик встал.

- Ты куда?

- За пивом схожу.

- Ой, а возим мне тоже, - Василина протянула ему полтинник, кисленького.

- Хорошо.

Василина скрылась из Виду.
Ёжик тоже.
Игорь и Дима остались одни.

- Пойдем в подъезд, - сказал Игорь.

- Зачем.

- Отсосу.

- Пойдем…

Дома, что сжимают бульвар Радищева, старые, двухэтажные, есть еще и новые – но они для буржуев, и подъезды в них всегда закрытые. Нашли один подъезд. Немного грязноватый. Никого, вроде. Только сверху распространяется запах жареной картошки, что доставляет больше прелости этому подъезду. Залезли под лестницу. Ну, че. Доставай. Дима достал свой немного смятый член. Выдохнул. Не успел подумать, как губы Игоря обхватили еще вялый. Дима про себя зевнул. Игорь поглотил больше. Дима поглотил много воздуха. Еще раз зевнул. Игорь чувствует, что Дима хорошеет. Крепче. Больше. В высоте летают мухи. Кто-то заходит в подъезд. Парни притаились. Кто-то поднялся ввысь. Игорь продолжил. Дима, чтобы поскорее, задержал воздух в легких. Игорь быстрее. Дима выпустил. Игорь вытирает рот. Выходят на улицу. Там уже все сидят.

- Куда вы ходили? – спросила Василина.

- Да, так кое-что перетереть надо было! – сказал Дима.

- Член пососать? – спросил Ёжик, и показал на свежее пятно спермы у Игоря на футболке.

Игорь покраснел.
Дима посмотрел в строну.
Обоим было немного неловко.
Немного.



* * *


ЛЕРА:


Я – бессмысленное уебище! Черт возьми! Как мне поступить? Как? Как?! Как??!!! Чёэээээрт!!! А вдруг.. неет. Я не способна, но я должна на это решиться, а то вдруг окажется, что все напрасно или они тоже в теме.
 А – ***! – у нее вон муж какой, черт, ладно надо что-то сделать! А что!

Лера долго сидела, маялась из угла в угол, а потом села, написала, и вот, что получилось в итоге:

Она обнимала подушку,
думая, что это она –
гниющие искры надежды,
в ее сердце хлещет весна;
раскрепощенный желанием
запах впадает в нее,
искры надежды крепчают,
падая кубарем в дно;
ищет она оправданье –
чтобы смотреть ей в глаза,
белым призраком ранним
руки впадают туда…

кровь не забудет желаний,
сердце забьется огнем, и,
словно брошенный камень
выбежит стрелкой подъем;
разные мысли смешаются
и разобьется лицо: придет
она сегодня или потеряется –
наверное, ей все равно.
Палец проводя с сигаретой
над дребезжащим мостом,
ее весна дико мается –
а вдруг мы не вместе умрем;
вдруг потеряемся в джунглях;
вдруг я забуду ее и
скучающей рожей свисну
в пятом туннеле метро?
или, решив, растеряно,
сразу забуду про все – да…
она снова мимо пройдет…
кто это? кто это? кто?

«А вроде ничего, сойдет»: подумала Лера и моментом заснула.

Но как следует заснуть она не могла, и поздно ночью выдала еще один вирш:

А ты не знаешь, что я тебя рисую.
И каждый сантиметр от тебя знаком.
Но ты на знаешь, как себя волную,
Когда увижу – застревает ком.
И врассыпную льются линии
Малоизвестных мест, где
Возвышен бетонных коробок
Насест.
Где странные люди закрывают
Глаза холодными руками,
Скрываясь за тенью слепых облаков.

Я невозможно сжимаюсь внутри
Воплощаясь в фонарные столбы.

«Что со мной»: подумала Лера.

Что со мной?
Что со мной?
Что со мной?



* * *


ИГОРЬ:

Я очень люблю дождь. В любое время года. В нем есть что-то от конца света. Особенно прикольно смотреть в окно во время дождя. Я дома, в тепле за стеной все сырое до невозможности, и капает, и капает до бесконечности.

Когда я смотрю на дождь мне становится грустно. Не тяжко, как-то легко грустно. Хочется в это время писать стихи, играть на гитаре, петь.
Этакое сладостное ощущение депрессивности, не гнетущие, именно ощущение, как смотреть кино под названием «Депрессия».

Почему-то я вспоминаю своего первого мужчину. Его звали Саша, и он был старше меня на девять лет. Он же и лишил меня девственности, ни как Макс, а по-настоящему .когда Макс меня трахал, я чувствовал боль, отчуждение страх, а вот когда Саша.. когда я это вспоминаю, становится хорошо, хорошо внутри себя, я ощущаю вселенскую гармонию, счастье..

Эта была гостиница «Заря», напротив тогдашнего «Бо», сейчас там «Чикен Хауз».К Чикен-Хауззззу! (шутка); ночью, я помню это так отчетливо; до секса я сидел у Леры, мы долго об этом говорили, я маялся. Мы достали бутыль домашнего вина, распили всю ее, стало легче, я немного потерял ориентацию, но все ОК. спустя пятнадцать минут я сидел с ним в такси (весь зашуганный, как кролик, - ****ец, страшно было – охуеть!).сначала мы сидели в небольшой кафешке, я захуячился двумя коктейлями, и был уже готов ко всему! Берите меня, берите меня граждане! Потом мы поднялись в номер и тут-то оно все и началось…

Мне было жарко, безумно жарко, и если плюнуть мне на спину – будет испарение. А сердце (оно бешеное!) я присел, закурил. Саша смотрел на меня, я молчал, он молчал. Потом он достал доселе мне неведомый тюбик (как оказалось – лубрикант), посмотрел на меня, я посмотрел на него.
Я был в ступоре.
Давай, сказал он мне, в душ, подмывайся.
Ну, ни *** себе!
Вот так все и бывает, ты живешь себе, такой обыкновенный парень, мечтаешь о большой и светлой любви, и тут тебе говорят: «Давай, в душ, подмывайся»! Я прям так весь и охуел, но в душ пошел. Возвращаюсь, а он уже голый сидит и член свой поглаживает. Смотрит похотливо так, что мне дурно стало. Стою, не знаю, что делать. А он, такой, иди ко мне! Ну, я и пошлее, встал на колени и отсосал ему, и если взять во внимание, что я это делаю во второй раз в жизни, и он при этом стонал (или притворялся) – мне было приятно. Потом он меня взял, так что я стоял своим достоинством к его лицу и все (весь!) заглотил. У меня закружилась голова!

Сосал Саша конечно хорошо, чего уж тут говорить. Он же и первый заглотил у меня, а потом поимел как следует. Трахал он вдохновенно, трахал он сладко: сначала мне было немного больно, а потом, оооо, - это не описать словами, можно только ощутить своим телом!



* * *


Славик – маленькая шлюшка. Не зря он работает в сексе по телефону. К своим девятнадцати годам он переспал с семидесятою мужчинами, и ему все мало. Он постоянно ищет. Ищет тело, а не человека. Это то и важно, на самом деле, ибо когда человек ищет человека, то он предполагает, что с ним будет не только секс. Но и что-то большее. Банальное общение, например, или дружбу, ну.. на худой конец концепт «продолжительные отношения», или… любовь. Именно в последнем примере, человек часто сталкивается с разочарованиями, которые словно паутина окутывают его сердечную мышцу.
Может именно поэтому Славик ищет тело, начиная любое знакомство с банального «Познакомимся», находясь в интернете, мобильных знакомствах.
Славик любит секс. Славик ценит только внешний вид. Для него, в ряде случаев, даже не важно как зовут партнера, главное – какой у него размер члена. Симпотное лицо, задница, а такая мелочь как личность, не имею значение, ведь они не приведут организм Славика в должный экстаз.

На самом деле внутри Славика борются два человека – романтик и ****ь. ***** побеждает, ибо так проще, так ничто не беспокоит, раньше, в пору своей невинности Славик размышлял несколько иначе. Он не отвергал то, что у него будет много мужиков, но на столько много.. нет. Просто она начал принимать этот наркотик, и с каждым разом хотелось все больше и больше, во всех смыслах.
А смысла не было.
Смысл куда-то улетал, и ****ство вошло в привычку, или, другими словами, в норму.
В жизни Славика ****ство стало нормой. Оно его засосало. Впитало и назад не хотело отпускать.
Ни за что.

Свою интимную жизнь Славик начал, когда ему было пятнадцать лет, ни более ни менее. Ну или четырнадцать с половиной, ведь в этом периоде больше к пятнадцати и менее к четырнадцати. Поначалу соблазнял своих друзей, так «потихоньку», «по-детски», несерьезно, короче. Потом вошел в пидорскую среду, где моментально лег под местных коллекционеров.

Они такие, коллекционеры, все равно кого, все равно как – главное, новый… новое тело. Поиски, бесконечные поиски по сайтам знакомств, большие глаза, нервная эрекция – вот он импульс. А с другой стороны, если взять среднестатистического мальчика, например Славика и еще какого-нибудь Петю-Васю, и познакомить с такой личностью, то неимением разврат. Во всех смыслах. Нет, мы не имею в виду, что коллекционеры свингеры или охотники до оргий. Тут более моральный разврат имеется в виду. Если молодому все равно (а ему как правило именно так), и он не высказывает никаких рефлексий по поводу смысла знакомства ,то его можно спокойно выебать, ну выебать несколько раз (коли симпатичный), а потом, как следствие, - послать на ***.

И делов всего.

А происходит все это не, потому что народ наш так склонен к похоти или безумно боится одиночества, а из-за того, что такое поведение придает человеку постоянное ощущение молодости. Он не молод (как правило), и с помощью активного анально-орального коитуса дарит себе свою же утраченную молодость.

Выпущенную как резвую, и не знающую никогда свободы ворону. Она взлетает над днями и постоянно пропадает. В последние минуты ты о ней забываешь.
Навсегда.


* * *



В горсаду, который есть главный парк города Тверь, Василина гуляла со своей матерью. Вокруг ходили курсанты СВУ, на скамейках и бордюрах сидели детки (сладкие), а толстые тетки продавали мороженное – один из самых доходных продуктов внутреннего охлаждения летом. Еще пиво, но нем уже достаточно сказано, и не только в этой повести.

- Василина, вот скажи мне, боишься ли ты будущего?

- Не знаю, а ты?

- А чего мне бояться, даже если я умру, ты девочка умная проживешь и без моей помощи. Со здоровьем проблемы иногда случаются, сама знаешь, - она тяжело вздохнула, - лучше уж быть бомжом на Ярославском вокзале, ей богу, мне вот интересно именно твое мнение?

- Даже не знаю, скорее нет чем да. Я где-то слышала, что нет ни прошлого и будущего, а есть одно настоящее, а бояться времени, по-моему, глупо.

- Да, хм, никогда так об этом не думала. Давай остановимся у той лавки, сядем, покурим.

Когда они сели, рядом прошли два толстяка, очень толстых, одежда на них растягивалась и местами рвалась. Один из них ел чикенбургер.

- Это хорошо, но у меня в последнее время страх какой-то внутри по поводу будущего, - во все легкие затянулась мама.

Мимо проскакала немного ободранная девочка, и глотнула пепси-колы, и рыгнула через нос.

- Мам, я тебя понимаю, я тоже об этом иногда думаю, все что вокруг вводит в депрессию, но нельзя это об этом постоянно думаю, я вот, когда все что в себя впитываю мне так плохо становится, что даже умереть хочется. Очень сильно. Очень так умереть хочется!

Напротив сели два мальчика, достали прозрачный пакет и стали есть по шаварме каждый брызжа соусом на свои голые коленки.

- Вась я не это имею в виду. Я ощущаю то, что скоро совсем ничего не будет. Совсем. Одна сплошная пустота, ни материи, и духа. Ничего.

Молодая мать, недавно родившая, прошла ведя коляску и ела картошку фри.

- А как это может произойти? – спросила Василина.

- Это уже не моя заслуга. Что-нибудь точно произойдет.

- Наверно. Что-нибудь точно произойдет…


* * *



Игорь сильно волновался. Они все едут к Диме на дачу: ну там шашлычки, красное винцо, песни под гитару, а он забыл лосьон для умывания. Это плохо. А вдруг на его лице да и повыскакивают новые красные друзья? Уродом же станет…

- Ну, Игорек расскажи какой он? – все не унималась Василина, надеясь услышать подробности гомосекса между Игорем и его новым знакомым.

- Хороший, а ласковый какой жуть?

- А кто это? – не догонял Ёжик.

- Да у нас Игорюшка с Эмо-боем замутил!

- С тем, про которого твоя мама рассказывала? – спросила Лера.

- Да, да, - нехотя ответил Игорь.

- Ну и как он в постели? – спросил Дима, высовываясь из-за руля.

- Да отстаньте вы, это мое личное дело!

- А с каких это по Игорь стал у нас таким скрытным? – удивился Ёжик.

- Да он просто влюбился!

Все смеялись: гы-гы-гы!!!

- Да не влюбился я! – у нас ничего не было!

- Не дал тебе, целку бережет свою!!!

Гы-гы-гы.

- Идите вы все на ***, отстаньте от мальчика, видите он стесняется, - защищала Игоря Василина.

- Спасибо Вась.

- Не за что.


* * *


Димина дача – это большой дом из бледно-розовых бревен только называлась дачей. Той дачей, которые плодились в советское время на классических шести сотках, семья Димы естественно, не имела. У них пространства было намного больше, соток двадцать а то и более. В общем это был средний такой коттедж. С сауной, газоном, посаженными деревьями, высоким забором, и полным отсутствием соседей поблизости. Эдакий хутор нового русского, рай а не дача. Единственный минус – ехать до нее очень долго, но имеет смысл.

- Да, в таком месте и умереть не жалко, - потянулся Ёжик.

- Не говори, подхватила Василина. Я так себя и представляю вон та том балконе, дописывающий очередной роман. Красота!

- Я на нем трахался!

- Фууу!!!

- Значит вы, Дмитрий Александрович, содомской порок в этом райском месте разводили?

- Да.

- Стыдно должно быть.

- А я и стыжусь, от чего я такой красный.

- Эй, хорош ****еть, - крикнул Игорь, - помогите мне лучше вещи разложить.

- Командует!!!

- То же мне, бля, командир гребаный!

- Я все слышал!

- Я очень рада за тебя, - сказала Василина, - бляаать!

- Что такое?

- Тут камин есть, и шкура белая перед ним, круто!

- А как на нем сладко трахаться!

- Димочка, скажи лучше, где ты ТУТ не трахался!

- Сложный вопрос!

- Да, круто тут, - во всю грудь вздохнула Лера.

- А вечером еще круче будет, - подытожил Дима.

Действительно, вечером было круче. Таки приехал Эмочка, и Игорь с ним пропал в неизвестности, из нее потом доходили какие-то невнятные человеческие звуки. Лера все время плакала, будто бы хотела отнять хлеб у нового друга Игоря. Остальным было весело – большое количество алкоголя сделало свое дело – они все валялись без памяти пол всему участку.


* * *



ВАСИЛИНА:


В период моего печального детства у меня не было друзей. А те мальчики и девочки, которые хотели быть таковыми, мне настолько не нравились, что безумно хотелось разорвать их на куски, собственноручно. Не жалей ни капельки.

Ах, людишки!

Вы такие мелкие, безжизненные, особенно на акварельной бумаге. Вы застреваете между волокнами и моментом умираете. Ваша смерть для меня – наилучший антидепрессант!! Фууух! Когда вас очень много я говорю «про себя»: Я НЕНАВИЖУ ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В ЦЕЛОМ И КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА ПО ОТДЕЛЬНОСТИ!

Кажись отпустило, немного отпустило, всё.

Всё для меня было когда-то пустотой моей комнаты. Безжизненными глазами одноклассников. Я не верила, что могут отыскаться в дерьме человеческой массы такие «люди», с которыми я смогу быть, которые мне понравятся, и я смогу называть своими друзьями. Это хорошо, с этих пор бездна стала реже мерещиться мне. Это ОЧЕНЬ хорошо!

Наличие друзей в твоей жизни помогает хорошо и весело скрасить время, даже если ты этих друзей презираешь, или ненавидишь (понравившиеся подчеркнуть). Однако, если рассматривать все это именно м такой точки зрения, то становишься такой циничной, мрак!
Мрак!
Мрак еще раз!
Мрак миллион раз
И всё))))

Раньше я часто впадала в депрессии. По поводу и без наличия такового. Вот так, все банально и просто в моей монотонной жизни, черт это не море, а чье – не помню. Ладно, надо мыслить разумно, пока я еще не потеряла свои мозги в каком-нибудь грязном дворе, даже не существующим; отлажено все в моей жизни стало. Я кажется обрела друзей, разобралась в себе (частично) и СЧАСТЛИВА, наверное, - нет.

Кузя, родимый, где ты? Ненавижу эту бабу-ягу, это она с****ила у меня счастье. Ее надо убить, зловеще, а потом наслаждаться ее мучениями.

       
P.S.

Со мной все больше происходит печального. Каждый день я думаю о том, что все уже потеряно для меня, а мне, черт возьми – двадцать лет. В этом возрасте я потеряла какую бы то ни было надежду. Все прах! Все пепел! Все катится в тартарары! Бесповоротно, без надежды.

Из этого мира мы не выйдем победителями. В конце нас ждет смерть.

Здравствуй, бездна!!!



* * *

 - Что мы имеем? – раздасадованно спрашивала у Леры ее мать осматривая загрязненные пространства квартиры.

- Ты же говорила, что через две недели приедешь, а вернулась раньше, чего ожидала!

- Лера, дочка, я конечно все понимаю, еще совсем недавно я была молодой, но такой наглой я не была.

Лера истерично закатила глаза, присела к стене, на кухне, так что над ее головой трещала струя воды а из динамиков телевизора доносились голоса героев любимого дневного ток-шоу матери.

- Тссс, - сказала мать, сейчас я рецептик запишу.

Лера закрыла лицо руками и отвела взгляд в окно, за стеками умирал июль и вместе с ним все прекрасное, что происходило в нем. Во-первых, Лера влюбилась, было бы еще лучше, если бы ее чувство было взаимным. Да, ладно. Главное, что у нее есть время для душевных чаяний, страданий и бессмысленного стихоплетства. Игорь, кажись, тоже влюбился, да еще и в малолетку. Бывает же! УК по нему плачет, как стойкая дева из общества солдатских матерей. С остальными как-то пусто, но это еще не все…


* * *



ВАСИЛИНА:

Такое большое здание. Тверской драматический театр. Он живой, и люди, что работают в этом величественном здании с портиком где грозно стоят толстые белые колоны, тоже живые. Они хранят в своих телах плесень культуры. Милые, старые дамы-билетерши, не менее милые дамы гардероба. Большие залы, портреты актеров и режиссеров, репертуар, словом такое место, где творится искусство. Я люблю туда ходить, да я там знакомое лицо, и поэтому меня пускают без билета. Почти все спектакли мне знакомы, больше всего мне нравится спектакль «Фантомные боли», есть в нем что-то близкое (хотя я ничего лично подобного не испытывала), но он правдивее в сто раз, нежели чем Анна Каренина или Михаил Тверской.

Я разговариваю с колоннами. Они живые. Возможно у каждой колонны есть свое имя, но я их не знаю, я помню, но не могу произнести, и оттого мне становится не по себе. Плохо как-то. Но контакт у нес есть: в одном прикасании только, в моей ладони и известке, во взгляде на улицу через колону, в приседании у начала колоннады – даже хочется немного исчезнуть.


* * *


Игорь нагнул эмочку так, что кожа около бедер сморщилась. Мягкая, еще не совсем вошедшая в фазу омужевления, и оставшаяся по своей структуре детской, такой неестественно мягкой.

- Что ты хочешь со мной сделать? - спросил эмочка и с наслаждением, словно предвкушая вкус изысканного десерта, прищурил глаза.

- Трахнуть тебя, - ответил Игорь так грубо, пиля своими словами позвоночник эмочки.

- Аааа, - вскрипел тот, - а больно будет?

Боль, боль бывает всегда. Вообще в соитии, в любом, есть столько жестокости и подавления человеческой сущности перед его телом; человек безобразен, особенно тогда когда хочет трахаться.

- Нет, - соврал Игорь, и впихнул в эмочку свой мягко-твердый член.

Игоря можно понять, ибо ему редко удается познать аналы кого-либо, и естественно его волнение его по этому поводу. А тут еще сердце себя убивает в бешенном ритме, руки потеют, и член Игоря все не может добиться конкретной цели. Горе большое. Эмочка вздыхает, что-то не клеится. Игорь делает вторую попытку, третью попытку опять не выходит. Игорь ****ыхается, закуривает, и поворачивается спиной к эмочке, чтобы не видеть его глаз: это от того, что позор сильно давит на него, как пальцы на тюбик пасты.
Еще тяжелее Игорю от того, что эмочка нежно обнимает его за живот, приговаривая : «Ничего страшного, у меня тоже не всегда встает».


* * *

Мама Игоря все знает. Неведение – лучшее прикрытие, ибо если оголить проблему, то она становится настолько невыносимой, что лучше было бы о ней и не знать. Пошли бы поиски виноватых. Таковыми оказались бы все, как это не печально. Потом разлука, разлука в разъезде, или разлука вместе – не важно, это одинаково тяжело и невыносимо.

А мама умная, она решила, что этого все равно не избежать, а портить жизнь своему сыну она не хочет. Зачем ей это нужно. Вот и парня она подогнала специально, хоть и малолетнего….

Сначала она думала что толкает своего собственного сына на преступление, парк раз позвонила своему психологу (этакому доктору Курпатову тверского разлива). Он ей ничего внятного не сказал, но успокоил, что, мол, в таких случаях редко обращаются в милицию, ибо позор что польется на родителей воспитавших гея, так же тягог как давления утюга на висок. И мама Игоря решилась. Она конечно не очень всего этого понимала, особенно когда замечала подобные настроения в своей молодости (а они были такие очевидные) – ууух, и поэтому не видела она препятствия, чтобы осуждать сына и тем более мешать ему быть по-настоящему счастливым.


* * *



- А Виталик нормальный? – спросил у Леры Игорь.

- В каком смысле? – не поняла та.

- Поясняю, - вмешался Ёжик, - он спит с парнями или с девушками.

- А *** его знает, я не спрашивала, а что?

- Ничего, - ответили все хором.

- Ну раз ничего ,тогда ладно.

ВНИМАНИЕ ЭЛЕКТРОПОЕЗД МОСКВА-ТВЕРЬ ПРИБУДЕТ С ТРЕТЬЕЙ ПЛАТФОРМЫ В 17 (АТЬ) ЧАСОВ - 5(АТЬ) МИНУТ.

- Через десять минут будет, покурим.

- Угу.

- Лер, пойдем отойдем, поговорим? – сказал Игорь взяв ее за руку.

- Мы отойдем, - отозвалась Лера ко всем.

Все курили в стороне.

- Лера я влюбился! – сказал Игорь так будто бы сознался в том, что убил человека.

- Ну и что?

- Лер, он несовершеннолетний!

- А хули?

- Страшно!

- Страшно?

- Да, ты только представь, его предки узнают, мне же ****ец!

- Да все будет хорошо! Я тоже с бабой начальника потихоньку мучу!

- Ууу, ты думаешь?

- Я не знаю, но я очень этого хочу!

- А кто не хочет, я так устал от одиночества!

- А кто не устал!

- Главное. Еще раз не разочароваться. Знаешь, это взрослые думают, что если ты еще молодой, то у тебя все впереди, а ни *** подобного! Все уже кончено раз и навсегда! Все кончено, даже не начавшись!

- Тихо, а то я тоже к тебе примну.

- Эй, вы где там, Виталик приехал! – раздался голос Василины.

- Идем! – крикнула Лера.

- Ну что идем?

- Пойдем развлекать этого парня, - кажется в голосе Игоря появилась малая нотка надежды.



24 апреля 17 ч. 41 мин. 09 сек. – 24 сентября 17 ч. 00 мин. 44 сек.
2008 г.