Прыгая в невесомости

Посвящается Погодину Игорю

Il n'y a pas d'amour heureux

Причины две, на ваш, наверно, взгляд
Нестоящих, а для меня весомых.

Реплика Короля из трагедии «Гамлет»
сцена седьмая, акт четвертый


Герман был выше меня на полголовы, называл половой орган собственным именем, временами был невыносимым кретином, а иногда выносил меня из удушающей реальности в прекрасный мир простой и убивающей романтики. Он даже был безумным, неадекватным что ли: запросто мог задушить во время да и не только. Страшно выпивал, а потом даже принимал наркотики. Обращался со мной как с дерьмом и возносил выше пиков небоскребов, но… несмотря на все это он меня безумно любил, так сильно, что готов был разорвать меня на части, но главное, самое главное, что просто выцветет пред всем этим, - его любил я…

Мы совсем не походили на эдакую парочку гомиков, что слушают Мадонну и считают фильмы Альмадовара гениальными, мы были другими. Мы были настоящие. Ни словом, ни видеорядом невозможно передать, что я испытывал когда видел Германа. Его взгляд расстворяющий меня в молекулы неизвестности и со всей силы кидающий в глубокий овраг. Два глаза – белые платнетки с карими центрами и черными впадинами: подневольно влекут меня. Как сейчас вспомню, мое тело пробивает дрожь, насквозь до самой последней клетки моего существа, я превращаюсь в раба, напрочь лишенного всякой человечности, и готовый выполнить любой приказ моего жестокого господина. Удар несуществубщей плетью – и я готов, стоя на карачиках подставлять свое тело под эмоциональные удары, - ффввшшхх, - мы идем по улице, поздний вечер, почти ночь, мимо нас проходят биологические личности (для меня ничего не существует. Мы идем соединенные обоюдной стастью, и есть еще страх что дробит меня в мясо. Я боюсь и хочу одновременно. Эрос и Танатос друг у друга отсасывают: Герман берет меня за руку, прямо на улице, при всех, при всем народе. Мы ничего не стесняемся. В наших отношениях нет запретов, все разрешено и поощряется. Они смотрят, да, а такое не каждый день увидишь. Я на лезвии бритвы, бегаю изо дня в день. За углом мы целуемся, наши языки как волосы Медузы Горгоны, втются друг о друга и впускают в полости ртов яд, сдадкий, тягучий и такой вкусный. Мы – это воздушная стихия переплетения нервных окончаний, телесное сопряжение; каждый миг с ним для меня вечность…

Я познакомился с Германом, как это ни банально и даже не отвратительно – на плешке, месте где собираются личности категории: «ПривеАт!», пошлые, вспотевшие, дышащие концами членов, видящие мир в эстетике американского кино 50-х и постоянно пьющие. Да, что уж тут поделаешь а геи употребляют алкоголя, пожалуй, больше чем заводские рабочие со стажем. Я очень надеюсь, что новое поколение внесет что-то новое, что будет менее похоже на образцы маскультуры, или я просто себя обманываю?

А теперь, думаю, пришло время представиться. Меня зовут Кирилл, Кирюша, Киря, Кира, наконец, – кому как нравится. Но более всего мне нравится «маленький», так меня всегда звал Герман. Никому более не разрешал я себя так называть. И маленьким я то и не был. Тогда мне было 19 лет, Герману 23. Не такая уж у нас и большая разница в возрасте: как степной волк и гиена. Герман – мой серенький! Его клыки протыкают мою кожу! И я долго смотрю на шрамы от его клыков, трогаю их средним пальцем – по телу проходит еле заметная, но парализующая меня до блаженного экстаза дрож; как же порою мало надо для счастья!!
Родился я в небольшом городке бесконечных просторов среднерусских равнин, который скорее похож на крупную деревню. Больших железобетонных домов практически нет; все, в основном хрущевки в три этажа и деревянные постройки, и скука, скука что поглощает все в этом городе, как черная дыра, как воронка в бермудском треуголнике. Крысы мутанты и самодельный алкоголь. В этом городе  прожил до мемнадцати лет пока не поступил в ВУЗ, но тогда в этом городе, я впервые испытал то, что испытывать одному мужчине к одному не рекомендуется…

Было тогда мне около четырнадцати, ему тоже. Имени я его называть не буду, и не потому что боюсь засветить его в пороке, и не потому что он уже женат и у него двое детей, а просто не хочу. Нервный импульс у меня такой… время то то было насыщенно эротикой и даже порнографичными фантазиями юных умов, переход из ребенка в сексуально озабоченного подростка проходил у всех по-разному: кто-то сразу же, как в сказке покрывался в интимных местах волосяным покровом, кто-то зрел долго как вино в бочках, а кто-то начинал познавать радости плоти. Когда же все это происходило?

На моей памяти был один мальчик, который онанировал еще в то время, когда в его организме не образовалась сперма, и испускал он непонятной и очень хиленькой жидкостью.

Моей первой любовью был друг детства, но.. не такой уж и любовью, скорее партнером по мастурбации, мы были такими. Мы были такими, и на дворе стоял душный июль – самый жаркий месяц года, а тогда еще жарче, возможно поапокалипсичнее что ли? Люди ходиди полуживые, водопадами с них тек пот, а те кто послабее и падали посреди улицы, почти все купались на речке, и елсли бы ни ее прохладные воды, все население города испарилась как когда то динозавры с поверхности земли; мы же с моим другом сидели у меня дома, пили охлажденное пиво и смотрели порнуху, гетерную естественно, другой у меня тогда не было. Перевозбужденные, мы боялись пошевелиться, только наши отростки вовсю шевелились и были тверже чем надгробная плита. Нам очень хотелось. Невозможно описать даже как. И тут я решил действовать – бросил комент по поводу сисек той бабы котроую пер по телевизору мужик. Мы улыбнулись и посмотрели друг другу в глаза, стало неловко, будто бы нас поймали за кражей в супермаркете, и мы украли сущую малость, ну скажем жевательную резинку либо расстворимый кофе в маленьком пакетике. Наши пульсы участились, тикали как бомба с замедленным механизмом, и потом я положил свою руку ему на колено. Никакой реакции не последовало. Я передвинул ладонь к паху. Он стал дышать чаще, потом повернулся ко мне (я очень боялся посмотреть ему в глаза), ухом ощутил насколько горячо его дыхание в данный момент, и он положил мою ладонь на свой бугорок. И тут меня вздергнуло, быстрым рывком я отодвинул руку, однако мой друг не спал, быстрым движением он схватил ее, крепко сжал, другой рукой расстегул свою ширинку и моя рука оказалась на его члене, зная что делать, но при этом жутко комплексуя,  я положил его свободную руку на свой бугорок и мы предались взаимной мастурбации. Стесняясь и одновременно утопая в похоти мы довели свое дело до конца, и я почувствовал как по моей руке течет его сперма, словно расплавленный воск с заженной свечи. И не было счастливее нас в этом забытом богом и дьяволом городе.

Вскоре, мы продолжили наши практики. Особенно мы любили делать это в подъездах. Ночью, в одном определенном доме, который населяли одни пенсионеры. Поэтому возможность быть застуканными для нас сводилась к нулю, и мы не боялись. Да какого я вру, мы так боялись, что это нам мешало частенько, один раз мой друг даже кончил в трусы от страха, а не от перевозбуждения, как это обычно бывает. Спустя месяц у нас был анальный секс, ооо, - его вспоминать мне не особо хочеться. Скажу одно -  мне было так больно, что впоследствии я испражнял с обезболивающим, была даже кровь. Больше у меня никого не было, пока я не выехал из города, и не начал широкий вход в гомосексуальный социум, он, конечно, мерзкий, но другого нет, ибо не предоставляется…

Перед отъездом мы встретились, и, нисмотря на то, что у него уже была девушка, мы повтороили наш опыт. Было лучше, я собрал все эмоции и переживания в кулак, видя как удалается его силует сквозт запыленное стекло автобуса. Вскоре он пропал навсегда: из моей жизни, больше не ходил, не разговаривал со мной, не звонил (хотя я оставил ему номер своего телефона).
Исчез из моей жизни навсегда, словно сгоревшая бумага на ветру.


***

И вот я стою на вокзале в мой первый день, что я посетил большой город, хотя город и не такой большой, но все равно впечатляет, чудный город Тверь – столица области, но не страны. Было мне тогда семнадцать лет и наивности моей не было предела; не то что бы я верил во все сказки и мифы – нет, просто мою душу еще не успели засрать так, что я возненавидел все и вся.
Я еще верил в исполнение желаний, что все мечты обязательно сбудятся. Тогда мне было хорошо, я шел навстречу ветру и не боялся что из-за угла меня закидают камнями, я хотел всего и сразу, от переполнявшего меня счастья я готов был задохнуться – так просто взять и задержать надолго дыхание; чувствовать как теряешь силы, а потом взять и вдохнуть полной грудью воздух в легкие, и обязательно видеть серебрянных мушек во всем, но это было тогда.

Если бы я знал, что моей глупостью вопрользуются люди, что мою анальную плеву (смешно, правда – «анальная» плева), используют многократно и бросят в огонь. Что во мне их будет интересовать только мое тело и более ничего, что мой возраст гораздо лучше, будь я даже нестерпимым уродом; и сколько лжи мне придется выслушать, прежде чем залезть мне в трусы, я бы сразу, ни на мгновение ни задумываясь, взял и повернул обратно. От одного ада к другому, родной ад, он все-таки ад, но ты его знаешь досконально, а в чужом великое множество лабиринтов, по которому тебя ведет чья-то рука приближая тебя к одиночеству…

Хотя эти люди.. эти люди не менее одиноки чем я. Их одиночество падает тяжестью прожитых лет, и постоянным смотрением в зеркало, где кроме собственной физиономии, вызывающей скорее отвращение чем благоговейный трепет – ничего нет, даже надежды на скорое спасение.

Эти люди шли чередой. Говорили мне что-то постоянно и я им верил. Глупо верил, с жадностью глотая каждое слово, а потом меня хором имели в загородной сауне. И самое страшное, что мне это безумно нравилось. В этом я видел некий протест против косности и конформизма обывателя. Да время было веселое…

Я сейчас частенько задумываюсь над тем, а был ли у меня выход, не делать того что мне представляется как единственно возможное. Мог ли я не спать с этими господами в дорогих иномарках, просто сказать: «нет!», мог? Нет! Нет, не мог. И не потому что я слаб на передок (и на задок, хм), а потому что я, словно муха попавшаяся в паутину ловился на удочку, того, что на меня обратил внимаение взрослый мужчина. Да, я визжал от этого и писал кипятком! Воодушевленный и обесчестенный и ходил по улицам Твери и с отвращением смотрел на целующиеся парочки мальчииков и девочек и хотел блевать. Я закатывал глаза, когда видел как парень дарит девушке цветы а та истошно улыбается. Я готов был выкидывать младенцев и пинать их ногами лишь из-за того, что это плод гетеросексуальных отношений, я готов был проклять весь мир, лишь из-за того, что меня трахали состоятельные мужики и катали на джипах. Я был тотально обречен на максимализм. Блин, каким же мудаком я был тогда! Често говоря я даже не знаю, кто хуже – молодые педики клюющие на весь этот показной шик ради секса, или их тупость, потому что «клюют»?
Не знаю, кто их рассудит, но все они надеюсь сгорят где-нибудь заживо, или на всю жизнь останутся инвалидами!

Так или иначе, этот период в моей жизни сошел на нет, чему я безумно рад, потому что появился Герман…

Нельзя уж так прямо сказать, что проблемы испарились навсегда. Нет, Нет, и еще раз – нет!!, просто мое чувственное начало нашло наконец-то поле, куда его можно загнать, и я надеялся, что стану эдаким героем яойной манги, где все расписано (даже до того, какие стоны бывают у парней в время секса), и в моей жизни настанет happy end, да! – а ни фига подобного, но тогда я еще этого не знал, все пахло лилиями и слышались по углам звуки арфы. Блин,  какое слюнтяйство меня иногда находит, аж самому противно!

Первую нашу встречу с Германом я пормню так хорошо, будто бы это мой любимый фильм и я его знаю наязусть, даже лучше чем режиссер. С первого раза он мне совершенно не понравился, даже вызвал некое омерзение. Было еще не так поздно, и плешка еще не успела наполнится своими естественными обитателями. Я пришел со своим другом Жоржем. Да, да на фоне всех этих событий у меня появился друг, который просил чтобы его звали Жорж, да вот так, по-идиотски, якобы на французский манер. Иногда он любил вставлять в свою речь фразочки из языка лягушатников (хотя знание этого языка у него было практически на нуле), но все равно выходило достаточно забавно. В то время как многие говорили такие слова как: super, ok, device, и т.д., он вкраплял в свою речь такими словами как : paix, pamer se, bonjour, belle, от чего я немного млел. Одно вроемя меня посещали такие мысли как: «а может это моя истинная любовь?.. смысл жизни.. бред (это не мысль!). Жорж тоже так думал, и поэтому мы решили встречаться…
Поначалу все было очень даже хорошо – мы проводили почти все время вместе, постоянно признавались в любви, он лайн и глядя друг другу в глаза, но.. потом все пошло наперекосяк, я даже не знаю почему. Жорж тоже не знал. Мы посидели вдвоем, пили, долго разговаривали и порешили на том, что лучше быть друзьями в этом мире наполненном бесами и искуственно выведеными монстрами.
Тогда то я не знал, но сейчас понял, что нас просто расприрало от желания постоянных знакомств. От этой эйфории, когда ты находишь все новый и новый член, то есть человека: и все кажется позитивным и окрашенным в радужные цвета.

Так вот, мы сидели в тот вечер с Жоржем на скамейке нашей «любимой» плешки и трепались о всякой ерунде. В тот самый день (я это отчетливо помню), сюда пришло много лесбиянок, а это большая редкость. Одна – уже невыразимое чудо, а вот чтобы их было много и всех сразу – это просто полтергейст какой-то! У них есть свое отдельное место, где они собираются. На моем опыте никогда не было того, чтобы геи и лесбиянки хорошо относились друг к другу, чтобы они пришли к какому-либо пониманию и взявшись за руки стали единством. Если геи взяли худшее от женщин в процессе своего становления, то лесбиянки от мужчин…

- Смотри Петрова приехала, - толкнул меня в бок Жорж. Петрова это один наш общий знакомый, который ох как любит молоденьких мальчиков и те, непонятно по какой причине на него всегда клюют, хотя ничего особеного в нем нет. Даже машина не ахти. Но клюют же.
- Опять кого-то надыбал, - добавил я и достал сигарету.

В то время как я производил элементарные движения, поднося пламя зажигалки к сигарете, к нам подошда Петрова.

- Приветик, сказал Петрова. Это Сережа.
Сережа протянул нам вальяжно ручку и поздоровался. Потом Петрова рассказывал нам какую-то ерунду из своей «гламурной» жизни, я отвернулся, и заметил в тени противоположной скамейки его. Ну конечно, же! Я тогда впрервые увидел Германа. Как только Петрова со своим сосунком перешли к другим товарищам, а потом, и к лесбиянкам, неизвестный Герман подошел к нами попросил прикурить. Так как около нашей скамейки светил желтым светом фонарь, я решил тщательно осмотреть незнакомца, прищурив глаз. Он был достаточно высок, не так чтобы встал вровень с баскетболистом, но и не так, чтобы стоял вровень со мной, но выше меня определенно. Самое интересное в нем, это то, что он очень походил на демона, или, скажем, на вампира. Мертвенно-бледный цвет его кожи, темно карие, я бы даже сказал кофейного цвета глаза, эх – они такие. На нем была тогдла надета футболка снежно-голубого цвета и обычные джинсы, и что-то еще, что делает его внешинй вид более обычным, …. а – вспомнил! – маленькая быдло-сумочка на уровне талии, где обычно носят ключт от квартиры, кошелек и мобильный телефон. «да, по внешнему виду он так близок к быдломену»: подумал тогда я. «Но его личная внешность это что-то с чем-то. А как он прикуривает! Казалось бы – обыденное действо, но КАК это делает именно он, - невозможно отвести глаз… «Что это?»: подумал тогда я и перевел внимание на Петрову.

- … ну так вот, мне так надоели все эти выступления! (закатывая глаза) Завтра опять в Москву плестись!!
- «Да», - думаю я, чтоб тебя гомофобы в темном переулке до смерти забили, - Оооо, какая у тебя интересная жизнь, - отвечаю Петровой в глаза.

И тут я земечаю.. как бы это сказать, что я чувствую себя совершенно голым, а это мой новый друг сверлит меня взглядом..

- Ну что, поехали, -  говорит мне Жорж, - а то на работу завтра рано.

Я соглашаюсь, как безмолвное животное, которого будут кастрировать.
Как только мы садимся в такси, Герман резко хватает мня за руку (заряд электричества проходит между нами), и говорит.

- Я тебя еще сдесь увижу?!
- Да, - отвечаю я робко.

Дверь такси закрывается и мы уезжаем ко мне домой.

 - Забудь его, как страшный сон и беги как от урагана! – сказал не своим голосом Жорж.
- А что так? – недоумеваю я.
- Вот доедим до тебя, я тебе все раскажу…

Оставшуюся дорогу мы молчали как чужие. Мы ехали в абсолютной тишине, если бы только не разные голоса из рации таксиста, да идиотская музыка с радио-fm волн. Когда мы пересекали Старый мост, каким-то серым настроением полил  дождь, мы на момент о чем-то задумались. Казалось, что все это знакомо. Выйдя из такси я осмотрелся вокруг, Жорж нехотя, и прошипев по-змеиному скзал «Спасибо», мое же внимание остановилось на такси. Капли дождя на капоте словно выступающий пот на лбу после долгой изнуряющей работы, отражали мимо проходящих людей и шевеление лиственных веток под давлением силы вихрастого ветра, нисмотря на то, что была уже глубокая ночь, около моего дома было так людно.

- Что за тусовка? – спросил у меня Жорж.
- А я по чем знаю, - ответил я и стал рассметривать их.

Оказалось что в моем подъезде на третьем этаже умер сосед, а так как он был из большой семьи, то и суматоха образовалась дикая.
- ****ь! – сказал Жорж, спиной закрывая дверь. Он быстро стянул кроссовки и побежал в туалет. По мелодичному звуку струи, я понял от чего такая спешка. Странно, мне тоже захотелось сделать подобное.

А вот и моя квартира – тесная коморка, которую в народе именуют как «хрущевка». Естественно, она мне не принадлежит, я как иногие приезжие в этом городе, снимаю ее, притом за такие деньги, что удивляешься, непомерному аппетиту квартиных хозяев. Но к моему хозяину у меня нет никаких претензий. За время моего проживания я видел его раз пять. Никаких космических требоаваний он ко мне не предъявлял, и не относился ко мне как к ребенку, учитывая мой юный возраст. Однажды он пришел неожиданно (я как раз тогда был в постели с парнем, и мы делали что-то нехорошее).. о, да я вспоминаю это с трепетом и, со смехом! Было конечно неловко, я уже готов было собирать вещи и улетать с позором, а он просто сказал: «Ну что ж, и в этой ситуации есть положительная сторона, по крайней мере никто не забеременеет, и мне не придется искать новых жильцов, а ты меня очень устраиваешь, вот». Представляю, с каким трудом он произносил эти слова, когда у него два взрослых сына не очень мускулинной наружности, да уж! А с каким смехом он замечал меня с моими подругами (такое внутренее ккхмм), и думал, что типа ладно врать-то, или почему вас педиков так бабы любят, вы же их не трахаете?

Жорж подошел ко мне, когда я сидел на диване и без интереса пялился в телевизор и с видом всезнающего властелина сказал:

- Пообещай мне Кирилл, что у тебя ничего не будет с ЭТИМ человеком!
- А что, ревнуешь?
- Это не смешно, он не нормальный!
- В каком смысле?

И на меня обрушилась буря патетики Жоржа, состоящий, в основном из сплетен и его собственного мнения. Когда он перешел с эмоций на логичное рассуждение, я понял, что нет хуже на планете нашей человека чем Герман. Даже Гитлер при всей его античеловесности всего лишь нежный ангел, способный разве на то, чтобы немного попраказничать возле ночного горшка. Герман сумасшедший. Герман демон. Герман алкоголик. Неадекватный. Без мозгов.. и чем больше Жорж пытался меня убедить в том, что мне ни в коем случае не следует иметь с ним ничего общего, тем больше я хотел его увидеть.
Ну почему же мы такие предсказуемые?!

На следующее утро я проснулся с жуткой головной болью. Говорят, что шизофреники чувствуют шивеление извилин в головном мозге, хм, не совру я чувсвовал именно это! Каждую извилину, каждое кровосплетение. Пульсирующая кровянная мазза внутри меня, фу – как же это мерзко!



Жорж покинул меня около трех часов ночи, взяв с меня слово что я не пойду сегодня на плешку, потому что он уезждает к родителям в Москву! Я отпустил его побожившись – но я же пойду! Как он мог мне поверить! Я вижу себя участником антиправительстсвенного заговора! Блин – что делать?! что делать?!! Бегаю по квартире как пасхальный кролик не в силах унять свое нервное замешательство, я натыкаюсь на угол кровати, кричу: «Бляааа!», в этот же момент мой мобильный звонит, беру трубку:

- Да. (сссс).
- Приветик, Кирюш, что делаешь?

Это звонит моя натуральная подруга Элеонора, и блондинка. Я на д ней смеюсь, говоря: «Ты думаешь о Перис Хилтон!».

- Ничего особенного, а что?
- Пойдем, думаю, погуляем..
- Сейчас?!
- Да, я тебе такоое расскажу!

«Такое» в контексте Элеоноры, это значит что на завела себе нового fucker’а и я должен все это выслушивать опуская слюну.

- Ууу, говорю я, намекая на то что мне «в падлу».
- Кирюша, пойдем! – ее тон, такой натяжно-утвердительный не оставляет мне выбора, и я ломаюсь:

- Хорошо.
- Через час в центре!
- Да… да…

Елеонора кидает трубку, и я погружаюсь в свои мысли: «А что же мне надеть?»
               
***

Ветер дует немного в сторону, так что волосы Елеоноры похожи на листья пальм. Я люблю наблюдать за людьми издалека, когда они тебя не видят. Только тогда их лица самые настоящие, и они не надевают лицемерной улыбки. Вдалеке люди очень красивы, чем то напоминают картины натуральной школы. Их великолепность как раз в том, что они прекрасны в своей естественности, и там ободранный нос у кеда, отходящие нитки от рубашки, грязь под ногтями, вьюн запахов естественных испарений. Люди красивы, когда они этого не знают, и уродовеют как раз тогда, когда их внешний вид все более похож на таблоиды и глянцевые стереотипы.

Елеонора кинула бычок на асфальт и затушила его носом кроссовка. Когда она подняла глаза, мое тело было уже перед ней.

- Кирюшка! – громко крикнула она и повисла на моей шее.
- Ну здравствуй, - ответил я вычерчивая общедоступное приличие.
- Пойдем…

И мы пошли. Люблю я гулять по улицам этого города. Особенно там, где улица Трехсвятская. Прелые парочки усаживают свои тела и пьют, немного курят, - в строну – ветер играет своей силой по их одежде, кто-то с жаром доказывает свою правоту другу, от «Куриного дома» пахнет фастфудом, сразу же проходят две худющие девочки-эмо и языками вылизывают мороженное, в переходе резко тормозит машина, мы же идем с Элеонорой под ручку, и молчим. Я чувствую, что ей нетерпиться открыть свою сокровенную тайну. Ее даже немного трясет, она похожа на японскую игрушку-болванку. Короткое шептание мгновения, и Элеонора поворачивается ко мне лицом и заговаривает, поправляя рукой выпавшие локоны:

- Ты понимаешь, - она оголяет зубы, - я познакомилась с таким парнем, от такоой!
- Какой? – спрашиваю я и осматриваю мимо проходящего подростка, эдакого начинающего мажора, но еще совсем не знающего того, что его ждет в ближайшем будущем.
- Ну… такой он классный!
- Объемно! – подхватываю я и хлопаю Элеонору по плечу.
- Заткнись! – говорит Элеонора черезчур серьезно, - он прекрасный любовник, представляешь, мы трахались всю ночь!
- Да ну? – как бы удивляюсь я зная свойство Эли все утрировать, особенно продолжительность ее половых актов.
- Ддда, предположим не всю ночь, мы останавливались, ну,что бы покурить, поболтать там обо всем….
- Да ты что! Вы даже разговаривали, - я теряюсь немного, отыскивая в своем портфеле пачку сигарет.
- Да, он очень интересный!

- Слушай, - говорю я одновременно прикуривая, так что сигарета разделяет мое лицо на две ровные части, - ты хорошо потрахалась, так?
- Да, -  отвечает Элеонора и смотрит на полноватого мужчину кавказской внешности одетого во все белое, эдакую мечту тети Аси.
- Кончила, возможно и несколько раз?
- Да, - уже немного задумавшись отвечает Элеонора.
- Еще раз увидетесь? – наезжаю уже я.
- Неээт, - отвечает Элеонора и уже перестает улыбаться. Уголки ее губ похожи на скобы степлера.
- Рад за тебя!
- Да ладно, - как бы оправдывается Элеонора.
- А я вчера…

***

Распрощавшись с Элеонорой я отправился, куда бы вы думали? – на плешку на нее родимую, фу – скажешт тоже Кирилл временами такую ахинею, и веришь в нее, веришь ведь правда?!

ТАМ не было никого, хе-хе. Но потомм народ собирался. Очень забавно, сначала пришел один, а потом и другие приперлись, как пиявки на сочную ногу. ОН тоже пришел, я пришел. Но мы не разговаривали, сначала. Время шло натянуто. И тут Герман встал с противоположной скамейки и направился прямиком к мне, я занервничал, но бежать было бы тупо. Герман спросил:

- Можно мне присесть?

- Да, - ответил я, будто бы ждал этого весь вечер.

Личности, что стояли рядом стояли, ушли сразу же.
Они крысы с тонущего корабля.
Создали нам интимную обстановку.
Поначалу разговор все не клеился. Герман сказал:

- Пойдем до ларька дойдем?
- Зачем? – спросил я.
Герман потряс пустой бутылкой.
- Пошли, - сказал я.

Змеиные шеи плешечных геев извернулись до неимоверности, зашипели сразу же что-то невнятое, то ли от зависти, то ли у них то же «кончилось». Дойтя до ларька, Герман спросил у меня, хочу ли я чего-нибудь. Осознавая, что даже за бутылку пива приходиться иногда слишком дорого платить, я отказался. Типа я такая скромная девственница. Но Герман настаивал, и я остановился на нейтральном соке. Герман взял себе пива, да-да; и я немного настрожился, чуя опасность грозно нависающую над моею головой.

Когда мы вернулись, на плешке уже никого не было. Я посмотрел на часы и сказал ему: «пока» и пошел. Во мне все тряслось. Никогда еще такого со мной не было. Я даже чувствовал каждую капельку пота на своем теле.

- Подожди, - крикнул Геран, - я тебя провожу.

Его голос, как сотни иголок вонзился в мои уши и разрушил все перепонки к чертовой матери.

- Нет, не дадо!
- Страшно же!
- Не страшно, мне идти немного совсем…
- Я тебя провожу! – уже настаивал Герман. Его голос разрушил меня полностью.

Мне не осталось ничего, как согласиться. А сделал я это, как выяснилось – зря. Первым предупреждением была его реплика: «С моста тебя что ли сбросить?», как раз в то время когда мы переходили новый мост. Только как представлю, что мое тело с неистовой быстротой летит вниз а потом плюхается в грязные воды реки Волга, как я проиникаю сквозь ее резкое H2O, вокруг меня водоросли, скользкие острые камни, потом (что не особо вероятно), я выплываю на поверхность воды и выплевываю воду матерясь. Приятная картина, правда?

Мы шли молча как незнакомые люди, я хотел поскорее от него избавиться, а чего хотел Герман, я тогда еще не знал. Пока… Герман положил себе в рот жевачку и повернулся ко мне:

- Хочешь?
- Давай, - согласился я.
- Тебе одну, или как в рекламе?
- Как в рекламе?
- Ну да, в рекламе две обычно дают.
- Хм, давай как в рекламе..

Когда Герман положил подушечки на мою ладонь, его пальцы впервые коснулись меня. Щелчок, с зарядом электричества попал прямо в линию любви, или жизни, точно не помню… это такое напряжение, которое невозможно передать…
Мы спустились с моста. Оба молчим, я не знаю что делать, тем более что сказать, я так ушел в свои мысли, что потерял всякую связь с внешним миром, вдруг Герман меня остановил:

- Ты где летаешь? – спросил он меня каким-то чужим голосом.
- Я? – спросил я, как будто он обратился к другому человеку.
- Ну не я же!

Мимо нас проехала пятерка и облила грязью, по колено оставив капли серой воды.

- Ублюдок! – криунул Герман вслед машине.
«Мой герой!» подумал я, испугавшись собственной мысли.
Однако мои мысли рассеялись, когда Герман сказал:

- Я хочу тебя!
- Что?
- Да, да, - не мешкая ответил он, взял меня за руку и куда-то повел.

Я испугался. Как-то не совсем «нежно» он меня взял, и не совсем «правильно» ко мне отнесся. Я конечно не строю из себя недоторогу, и последнюю шлюху тоже, но такие грубости?! Зачем?!
Мы шли по набережной, недалеко от тех мест, где находится Площадь мира. И как только мы проходили мимо темных дворов, Герман как по сигналу говорил: «Щас я тебя туда затащу, потои ТУДА. Таких место было очень много, куда меня хотели затащить. Ситуация накалялась: сковордка и на ней жарят мое тело. Мне было страшно. Германа как черта манили темные углы этого города. Однако с течением времени я понял, что Герман мой-то «трепло реальное», вот идешь а он то одно, то другое. Вот идем мы, а он себе цену набивает, вот только как-то все это больше  в страх уходило, в отторжение, нежели чем в сближение. Такой он! Блин, скорее бы мне до дома дойти, от этого безумца никак не отвязаться! Не доходя до моей остановки были кусты, колючие такие то ли шиповник, то ли еще что-то тому подобное, он мне такой говорит: «Щас, пододожди», и отошел за кусты отливать. Я пытался не смотреть на него, а рассеивал свое внимание по сторонам. Идем мы дальше, а Герман ни с того ни сего говорит: «Герман лежать!». Я удивился, это только потом он мне обьяснил, что у него есть младший брат, которого так же зовут, то есть его собственный детородный орган.
И тут он резко остановился, осмотрелся по сторонам, схватил меня, темно было, хуже чем в подъезде, темень, сплошная. Он рванул меня к стволу дерева, задрал руки, и сказал: «Герман любит, когда его трогают!». Я всегда думал, что легко смогу выйти из подобной ситуации, ну там в пах врежу и деру дам, а тут! – я настолько испугался, что ничего не мог сделать. Мысль о том, что тебя сейчас поимеют под деревом, посреди ночи, когда на улице никого совершенно нет, привела меня к тому, что сопротивляться бесполезно. Сам виноват. Приставая ко мне, Герман спрашивал, страшно ли мне, боюсь ли я его, в этом можно было усмотреть забавную игру: маньяк/жертва, в которой очевидно, кто играет первую, а кто вторую роль. Я отвечал спокойно, изо всех сил пытаясь скрыть свой страх, что, мол, мне совершенно не страшно, на что Герман совершал такие деяния, что становилось действительно жутко.. как-то позорно, ведь он разорвал мне футболку (в порыве страсти, типа жеребец – да), потом я вырвался, но Герман меня настиг (игра кошки/мышки), и на мое счатье мимо брел прохожий! Урра! И он нас увидел, и как только до него долшло чем мы тут занимаемся, прохожий убыстрил шаг, от греха подальше! Германа перклинило, он опустил руки, и мы пошли дальше. Я конечно пытался его послать, говорил, что дальше пойду сам, а Герман ни в какую, дойдя до арки, что разделяет мой дом и соседний, я говорю:

- Ты, Герман полный гандон! Просто редкостный!
- Да, - отвечает он, - меня не все любят!
- А меня предупреждали!
- Кто? – спросил он закуривая, - я должен знать в лицо своих врагов!
(какой пафос – епти!)
И после всего этого на него напала какая-то, как мне показалась, совершено не свойственная грусть. Я понимаю, что он начинает мне дико нравиться. Растрогавшись мы меняемся телефонами. И я ухожу. Перед своим уходом пытаюсь как-то прижаться к нему, приобнять что ли, но Герман отвергает меня говоря:

- Не надо, а то опять сеня разодоришь! Как мне пройти?
Я отвечаю, и на этом мы расстаемся…

Я быстро зашел к себе, закрыл дверь на все замки, и подумал о том, что зря дал Герману свой мобильный. Наверное, правильнее было бы дать домашний, все равно я постоянно в интернете торчу. Как только я снял ботинки, мне позвонил Герман:

- Ну что, ты как?
- Нормально, - ответил я.
- Никто не приставал?
- Нет, кроме тебя никто.
- Прости меня, я бываю таким неуправляемым.
- Да, да, - подумал я, - нам еще и стыдно бывает.
- Ладно… хорошо..
- Ты мне очень понравился!

На этих словах он бросил трубку, а я вписал над цифрами мобильного нечленимое слово: «Герман».

Мне захотелось помыться, как-то грязно я себя ощущал. Будто бы я покрылся пленкой, которую возможно очистить лишь железной щеткой. Такие вот дела. Погружаясь в горячую воду я отчетливо представил лицо Германа. Такое простое  и такое необычное одновременно. Чем оно мне пригялнулось, не знаю, но я точно понял, что все еще только начинается, и неизвестно, что, в общем смысле это ВСЁ, очевидно лишь то, что это не встреча-однодневка, разовый трах, даже когда не знаешь имени. В этом смысл непосягаемого…

Я долго не мог заснуть. Вертелся из стороны в сторону, видел наяву ходящих скелетов, пауки росли моментально, превращаясь в безжалостных монстров страха, тени никого искривлялись и совокуплялись в углах. Я покрывался водными искраплениями, дрожь, как аппарат для лечения зубов, не сходила. Так, надо успокоится. Я встал, достал пачку сигарет и затянулся чуть ли не до фильтра. Включил телевизор, ничего не показвают. И заснул в скором времени от какой-то передачи, повествующей о американских поп-звездах.

Утром сильно болела голова, в ушах шумят смерчи а лицо тяжело от жирной пленки, волосы запутались в собственном беспорядке. Биологический хаос во мне. Готовить совершенно не хотелось и я отправился в город, завтракать. Как это, наверное, по-буржуазному звучит: утром господин К. встав, и после утреннего туалета, отправился в кафе, отзавтракать. Хе-хе.
Ну, деньги пока у меня есть. Папик и мамик не пожадничали в этом месяце, и на работе вовремя заплатили. Как-то все хорошо у меня, даже подозрительно.
Охренеть!

Отзавтракав (!!!), я отправился на проминад (!!!!). и тут, кто бы мог подумать я встретил свою очень хорошую подругу Лизу. Лиза-лезбиянка, мы с ней познакомились поскольку, постольку, как братья-сестры по «теме».
Поначалу, я с лесбами ничего общего не имел. Поддался всеобщему воззрению, что истиному гею не нужно женское общество, в принципе. Да так многие мои сотрварищи считали, и даже выражали неприязнь к лесбиянкам. Но я прожил эту стадию и заимел несколько подружек среди L. и главная из них Лиза. Она достаточно милый человек, хотя временами, ну жутчайшая стерва. Тема не прошла мимо нее, и Лиза одно время фанатела от Земфиры, потом от Сургановой, Мары и Буча, но постепенно влияние с вне прошло, но неизменными остались ее короткая прическа и немного мальчиковый вид. Мы любим иногда с Лизой поиграть что мы пара. Особенно в супармаркетах, произнося слащаво-приторные фразы, типа: «Дорогая, как ты думаешь эти презервативы налезут на мой огромный член?, Не знаю, милый, ну если они порвуться, то мы нараждаем дюжину детей! И выполним проэкт Путина! О, милый купи самые маленькие, я так мечтаю забеременить только от тебя!» иногда при наших откровенных диалогах мы натыкаемся на прглушающее шшыканье, от тех, кому наши разговоры неприятны.

Хором ездили автомобили, каждый выдавал свой звук. Вместе они создавали фон, где невозможно отличить что-то одно. Все врезается в уши одним звуком. Но среди всего я слышу знакомое, да я слышу как кто-то кличет мое имя:

- Кириил!
А теперь и вижу перед собой полную фигуру Лизы.
- Привет дорогая, кажется ты похудела!
- Ах, Кирюш, какая же ты язва, так и тянется подколоть. Как дела?
- Я тебе щас такое расскажу, - сказал я хватая Лизу за локоть.
Мы ушли на Радищева, одно из самых любимых мест, где любит пребывать Лиза. Перед нами прошла гетерная пара:

- Ты что совсем охуел! – кричала она, так истерично что ее лицо выходило с орбиты.
- Чего это я охуел, ты вообще как со мной разговариваешь! – он схватил ее за руку, так что ее пальцы в тесном соприкосновении превратились в одно целое. Она выхвавтила руку и с недоумением посмотрела на него.
- Я..

- Отъебись урод! Крикнула она и убежала.

Он, как и слекдовало ожидать, вместил глазки в кучку, и раболепно последовал за ней. Она бежала не оборачиваясь. Он на мгновение зажмурил глаза и тут мимо него проехала машина. Он подпрыгнул, кто-то закричал из-за угла, истошно так, что оставляет тяжесть в ушах, его тело откинуло в строну, так что отчетливо слышался хруст костей. Она повернулась, увидела все это и не зная что делать, продолжала стоять на своем месте. Ее глаза выразили страх, страх страшной потери.

- Бывает, - сказал Лиза, как бы подводя итог увиденному, и мы пошли дальше.
Всю оставшуюся дорогу мы молчали.

***

Всю последующую неделю я ждал, когда мне позвонит Герман. Когда ты ждешь, время превращается в болото, блевотно-тошно, и что бы ты не делал, все кажется таким затянутым и бесконечным. Сразу же хочется доделать отложенные ранее дела, просмотреть фильмы, которые знакомый голос напористо рекомендует, дочитать все книги, которые начал и кинул на половине и ли на первой же странице. Привести в порядок квартиру.. так, стоп до такого маразма я еще не дошел. И вот однажды, читая нуднейшую книгу из русской классики у меня было прозрение. Хм, я сразу же представил себя едаким философом, что после долгих умственных потугов кричит: «Эврика», вот только я ничего не нашел. Я ощутитл время…

Все кажется иным, когда ты смотришь по-другому. Открываешь дверь, изворачивая кисть на круглой ручке. Комната в полутьме. Над потолком поют призраки. Вокруг лампочек бьют крыльями бабочки, и покрытие с их крыльев падает прямо в руки. Все что казалось до этого реальным исчезает. Есть только важность данного момента и оно намного выше, скажем войны или стихийного бедствия. Потусторонне ощущать привычные вещи..
Для меня оказалось некоим мерилом того, что происходит со мной, со всеми моими друзьями. Я отключаюсь от того, что со мной происходит: люди распадаются на органы и слова. Есть только мое ощущение мира, да и мира как таквого больше не существует. Только я и эта комната в полутьме. Тишина. Пустота. И тут я все-таки нашел – время расстягивается, когда ничего не происходит, и проносится волной, даже минута (ее просто возможно ощутить) – когда все расписано от вдоха и до последнего закрывания глаз..
Без чьего либо присутствия пространство сужается до одного тебя, даже память о тех, кого ты знаешь ничто перед их присутствием…

В моей жизни наступила пора долгого времени. Даже у моих друзей ничего не происходило. Даже слова расчленялись на префиксы, корни, и постфиксы, и всегда, всегда в конце каждой фразы нулевое окончание. Пустота и отсутствие в любом слове.
Я читаю книгу, вижу страницы, но все абзацы, все предложения сливаются в одно непроглядное типографское пятно.
Ничего не могу сделать. Все мои мысли о нем, как бы банально это не звучало.


Утром звонила Элеонора, рассказал о своем новом бойфренде. Днем звонила Лиза, плакала, что у нее все никак с личной жизнью. Вечером звонил Жорж, спрашивал, как у меня дела. В итоге, я отключил телефон. А меланхоличная тишина разорвала мне уши…

Все бы и протекало так, если бы в один прекрасный момент он не позвонил… хорошо, я не умею врать – я не позвонил. Не выдержал Кирюша, что уж тут поделаешь! И мы встретились…

Как всегда образовался психологический вакуум…

Если бы я точно считал, каждый день, каждую минуту с тех пор как меня бросил Герман, то вышло бы двадцать три дня и сорок минут с тех пор как он исчез из моей жизни навсегда. Я был в отдалении. Я перебегаю поле, и на другой стороне вижу стога из костей. И все эти кости – мои собственые – все это плоды бесмысленных деяний в центре которых был он, Герман. Наверное, я должен был слушать Лизу, Элю, Жоржа, которые мне в один голос твердили о том, что не стоит мне связываться с этим человеком, ни за что, ведь действительно есть в нем что-то демоническое. От ада, от вечнности мук…

Скорее всего я мазохист. А как еще можно оправдать мою истеричную тягу к Герману. Мною самим выбранное рабство, от которого мне не хочется избавлятся. Никак. И еще этот… мизерный человечишка… фуууу!... Алексей! Как же я ненавижу это имя! Для меня оно синонимично имени Адольф или Иосиф. Эта мерзкая совокупность безжизненныз органов. К этому блюющему животному вернулся Герман.
А я, естественно, дурак!
Да еще какой!

Было то хорошо. Мы гуляли, гуляли почти каждый вечер. Это время самое прекрасное в этой истории. Белые страницы в сожженой книге про уродов, уроды – мы соотсвественно…

С великой радостью я вспоминаю, как мы гуляли.. это было нечто.

А начну я с одного нашего обоюдного позора, что произошел поздним вечером под новым мостом. Мы, значится, так гуляли, Герман, естественно, был в дупелину пьян, но не так, чтобы валяться в собственном дерьме, и нет так чтобы совсем не соображать, что происходит вокруг. Но.. Герман был близок к этому. И тут я захотел, захотел Германа.. но… что делать? улица, поздно, домой вести не хочу, а может повести, или не надо? А вдруг Жорж, там а он мне запретил (хе-хе), и небось занимает наше жилищное пространство.
Я ищу место…

Мы укутались друг в друга под большим лиственным деревом, и я, недолго думая, стал растегивать ему ширину, поглотил твердое что-то, принялся за дело. И слышу что Герман смеется. Вот сукин сын! Он всегда смеестся, когда происходит что-то страшное. Оказывается что неподалеку прогуливалась группа быдло люда. И они, нас скорее всего заметили.
Как только они ушли мы продолжили свое дело.
Было очень весело.



Он мыл таким зверем, мой Герман. Все было прекрасно и тяжелые самолеты летали над нашими головами. Я даже поверил в то, что мы достойны обоюдного счастья. На деле, естественно, все было до нельзя наоборот…

Лиза устроила для нас (то есть для меня, Жоржа, Эли и для многих ее подружек лесб), большую пьяную тусу. Конечно же мы все приперлись и напились. И тут я узнал, под пьяный зор и громкую музыку, что мой лучший друг Жорж некогда встречался с Германом. Че за ***ня? - подумал тогда я. Так, вообще-то не по-дружески, так паскудно не поступают настоящие друзья. Это нехорошо.

Потом Жорж сказал, что между ними был только секс и никаких прав на него он не заявляет. Еще бы! заяви он, я сразу бы, не на долю секунды не раздумывая вмазал по его длинному носу – и все! А там пусть потом разбираются, кто виноват а кто не виноват.
Я отошел от общего веселья и набрал номер Германа.
Никто не брал трубку…

Прошла неделя или что-то около того…

Герман пригласил меня к себе, ну для того, чтобы мы поближе узнали друг друга.

Он как раз в это время снимал комнату в квартире. Повторюсь: там жили и другие люди. Но в то время когда мы хотели быть близкими: квартира была пуста. И он снова был пьян; как он еще не умер, интересно? Я думаю, что алкоголь настолько впитался в его организм, что уже смело может заменить кровь.

Герман обнял меня, так что внутри заплясали ежики, и свинцовые капли поднимались к нёбу. Я не могу понять, что происходит. Я где-то летаю: словно ядовитое облако, крыши домов антеннами царапают мое тело, я испаряюсь в каждой квартире, существую в каждом зрачке. Я атом. Герман уже сильно возбужен. Он раздевает, положив меня на кровать словно куклу, а я и есть кукла – во мне есть механизмы бесприкословного подчинения. Герман во мне. Горячо и холодно. «Я зажму часть твоей кожи сикатором… будет больно, она станет напрягаться в оттопыренном участке, наливаться кровью как слива, и истерично пульсировать, будто бы это голова виноградной улитки, в которой отложен разрушающий ее паразит».

Кто это сказал?! О, я ничего не понимаю. Матеиальные очертания потеряли свою плотность. Я несусь сквозь сотни закрытых дверей. Кто-то стучит… кто-то… что происходит? Дверь открывается, в проем просачивается большая фигура человека.. где это? Слышу голос Германа, кажется скандал. Меня хватают под мышки.
Когда мы очнулись, это была уже неведомая мне заводская улица. И мы сидим с Германом на лавочке, беседуем.

- Что это было? – спрашиваю я.
- Таблеток меньше жрать надо было! – с естественной ему злобой отвечает мне Герман.
- Да? – спрашиваю я и слышу свой голос как то вне.

С этого случая Герман ушел из моей жизни навсегда.
Он стал для меня всего-лишь воспоминанием…


***

Сейчас мне около тридцати, я живу в Москве, работа неплохая: не так чтобы денег «куры не клюют», но на жизнь хватает, хватает в общем на съем квартиры на Алексеевской, да на мои маленькие радости. Часто я себя спрашиваю: «А что это было у меня С Германом?». Глюк, страшный сон, моя бредовая фантазия. Он был, и его как будто бы и не было совсем. 

Ничего же не было, чего ты так влюбился – хором говорили мне постоянно друзья.

Возможно, они и правы. Да, с одной стороны ничего и не было, а с другой стороны – ни до него ни после него НИЧТО меня так сильно не впечатляло. Это сильнее самого сильного наркотика, выше захватывающей тёмной волны в больном воображении психопата.

Я долго потом искал его, везде где только мог. Я даже узнал, что он встречался параллельно с другими, когда я… и что у него был «официальный парень», и получается тогда, что я просто так, для развлечения. Он мне даже звонил, тот парень, то быдло алкашное, не удивлюсь, что он Германа спаивал, лишь бы тот был ближе к телу. А я идиот безмозглый только прыгал в невесомости своей зависимости и клал на все, потому что тогда я не мог реально осознать, что мной играются, а потом просто бросят когда корпорация по производству пидовок выпутстит новый экземпляр для… для всего, что угодно.

Сейчас мне тридцать и я многое могу понять в жизни. У меня есть постоянный любовник, и он мне вечно твердит, что любит меня. Я не знаю, но мне приятно.

Иногда я воображаю, что сталдо с Германом. Может он женился и обзавелся детьми, и его гомосексуальность закопалась только в фантазии и редкое потрахивание кого-либо, да просмотром порнографии. Я так отчетливо вижу его перед экраном: глаза горят, член твердет, и Герман утопает в своем сладостном вожделении. Мерзавец!

Я не знаю, что с нами стало бы, будь мы нормальной такой парой. Не знаю. Что, жили бы вместе, регулярно бы трахались, и скандалили бы из-за того, в какой цвет выкрасить кухню.
Бред, по моему.

Сейчас я имею что-то похожее. Ну, это для вида, конечно. Я точно знаю, что мой семнадцатилетний любвник просто меня использует, хотя я не стар и не уродлив. Да, я не могу поддержать многих его тем в разговоре. Но, он всегда возвращается, когда в очередной раз уходит. Возможно от безысходности, возможно ему просто лень искать другого дурака. Он все равно возвращается, идиотик мой…

В последнее время я часто пью, мне нравится смотреть через шампанское на комнату, так чтобы ресницами касаться бокал. Создается двойное ощущение – с одной стороны размытое и искаженное пространство, а с другой – приятный трепет в области глаза. Импульс доходит до мозга и я вижу Германа, совершенно не изменившегося с тех пор, и я точно знаю, когда я буду умирать (не знаю точно сколько мне будет тогда – давно к гадалке не ходил), то лежа в холодной квартире меня найдут полусгнившего, а в моих зрачках будет одно – Герман… мой Герман… единственный мой Герман…


31 июля – 16 октября 2008 г.