Два солдата из стройбата

    Когда до нашего города дошёл рынок, то самые дальновидные «челноки» стали открывать торговые киоски, когда же они появились почти на каждой улице, а в центре, как грибы, кучно росли магазины, опять же те, кто глядел вперед, занялся, как это позднее научно стали называть, производством товаров и услуг. Одновременно несколько человек взялись по примеру областного центра за организацию частных перевозок на пассажирских автобусах, которые они называли маршрутные такси. И цены подходящие, всего на рубль дороже, чем плата за проезд в государственном транспорте, который потом модно стало называть социальным.
    Народ, привыкший всю жизнь почти на любой остановке брать редко ходящие автобусы штурмом, оторопел от такого изысканного, ну, как в столице, обслуживания: коммерческие автобусы ходили часто, иногда друг за другом, притом порой стараясь обогнать конкурента, чтобы самому завладеть пассажирами. В салонах всегда есть свободные места, некоторые, чтобы не стоять в проходе, предпочитали подождать всего-то минутку следующего «такси» Красота! А сколько новых маршрутов стало – в дальние уголки города и даже до ближайших сел и деревень.
    Так стало хорошо, что и не верилось. И правильно не верилось. У нас по-прежнему всё идет так, как запланировал некогда любимец журналистов за возможность часто цитировать его «афоризмы» премьер-министр Черномырдин, сказавший известную теперь всему миру фразу про то, что мы «хотели как лучше, а получилось, как всегда». Только-только народ в нашем городе привык к транспортным удобствам, как кто-то из городского начальства, не иначе верный ученик Черномырдина, решил сделать ещё как лучше. Из нескольких десятков владельцев частных автобусов пара-тройка ухитрялась уходить от налогов, видимо, причиняя этим ну очень ощутимый ущерб казне. Пассажирам-то на эти финансовые тонкости наплевать, а вот, раз начальство таким фактом обеспокоено, пусть бы и ловило этих уклонистов и заставляло их материально любить своё государство. Но тут пошли другим путем, кому-то очень выгодным. Решено было объявить конкурс на продажу пассажирских маршрутов. Выиграли те немногие, кого заранее назначили победителем, и кто-то лично, а проиграл, как всегда, народ.
Народ этот, встав поутру после того конкурса-аукциона, не узрел на остановках потока автобусов, их по городу стало ходить меньше. В часы пик люди вспоминали советские времена – почти та же теснота в салоне, может, и меньшая, но горожане, привыкшие уже к комфорту, очень были недовольны. Да и городская казна от новшества отнюдь не обогатилась. Словом, получилось как всегда.
Ну, вот и я подошел так издалека к теме своего рассказа.
    В тесном салоне автобуса с задней площадки в переднюю пробирался какой-то мужик с сумкой, из которой торчали прутья берёзового веника. На переднем сидении, которое спиной к водителю, он узрел супругу или знакомую женщину и почти пробрался до цели, но не смог преодолеть последнее препятствие – очень полную бабищу. Слева не протиснуться, попробовал справа, но зацепил веником за мою куртку и замер, чтобы ненароком не повредить её.
    - Ты чего, мужик, поосторожней! – возмутился я, беспокоясь за сохранность своего носимого имущества.
    «Где же я его раньше видел?»- задал сам себе я вопрос. В это время на остановке несколько пассажиров и женщина-великанша вышли из автобуса. Мужчина начал передо мной искренне извиняться.
    - Жену увидел, - пояснил он. - Вчера она уехала сидеть с внуком, а я с утра в сауну ходил, хотел ей предложить сойти на предыдущей остановке, чтобы заглянуть в магазины...
    - И где у нас в городе сауны есть, - прервал я его объяснение. Меня больше интересовал ответ на заданный вопрос, поскольку давно мечтал попариться, лишившись возможности посещать один из спортзалов, в котором директор запретил персоналу пускать бесплатно в единственный выходной, понедельник, всех знакомых и родственников.
    - Где-где. В городской бане - вот где. Она теперь одна на весь город осталась, зато там две парных приличных оборудовали, для любителей попариться одно удовольствие и, главное, по цене посещения бани, и мешать некому, поскольку в ту сауну ходят только истинные парильщики, а для того, чтобы просто помыться ныне у всех почти ванные есть. Если хочешь, пойдем в следующее воскресение, приходи к восьми утра к бане, я для тебя и веник захвачу.
    - Да, я бы был благодарен.
    Я сошел на улице Мастеровой, его супруга уже поднималась с сидения, значит, им тоже скоро выходить. Следующей была остановка «Широкая».
Ага, вспомнил, где видел этого любителя сауны. В такой же толчее на речном трамвайчике. Ещё летом возвращался вечером из заречного леса, а понтонный мост несколько часов уже не работал – у разводного катера сломался двигатель, народу скопилась уйма плюс машины. В толпе выделялись молодые парни, футбольная, оказывается, команда, которой надо скоро начинать матч с лидером районного турнира, а их зареченская команда была второй – опоздаешь, так поражение засчитают. Поэтому и возмущались, ругаясь отнюдь не по спортивному. С другого берега, где такая же толпа людей и машин, на наш отправился порожний катер, который обычно перевозил пассажиров весной или поздней осенью, когда мост увозили на зимнюю стоянку. Футболисты ринулись по трапу первыми – это за ними послали транспорт, потом уже поперли, тесня друг друга, боясь, что места всем не хватит, остальные. Меня прижал мешком, полным березовых веток, какой-то мужик...
    Он сдержал слово, в воскресение ровно в восемь утра стоял у входа в городскую баню.
    - Александр, можно просто Саша, - протянул он для знакомства руку.- А я вас знаю. Вы живете на улице Мастеровой, а я - на Широкой, вы ещё когда-то дружили с моим братом и не раз были у нас дома. Меня, наверное, и не помните: я же на десять лет младше брата, крутился у вас под ногами.
    - Егор, - на всякий случай назвал я свое имя. – Да, было дело, Серёжку твоего я даже в армию провожал в вашем доме, теперь и тебя вспомнил!
    - Вот твой веник, пойдем в баню.
    Давно так не парился! Сауна оказалась не хуже, чем та, в спортзале, а тут ещё плюс общество самых истинных любителей помахать веником в горячем воздухе. Среди них оказались и такие, которые, когда в годы экономического разброда и шатания в городе вообще бани прекратили работать (слава Богу, хоть эта наполовину восстановлена!), каждую субботу или воскресение ездили в баню соседнего города. Вот это верность привычке! Недаром все парильщики на здоровье крепкие. А ещё тут наговоришься вдоволь, узнаешь все городские новости и тайные дела минувших дней, отдохнешь вволю, от твоего тела и на следующее утро идет ещё вчерашний банный дух, да если ещё кто плеснет на каменку каким либо целебным настоем трав, благодать, да и только! Недаром прежде на Руси хворого посылали сперва не к лекарю, а в жаркую баню.
После второго захода я сказал Саше:
    - Знаешь, как я мечтал о такой бане, когда служил в стройбате на Урале, водичка там была чуть тёпленькая, только голову намылил, а уже надо выходить.
    - Я тоже на Урале служил и тоже в стройбате.
    - Где?
    - На самом севере Свердловской области, и город назывался тоже Свердловск, только с номером.
    - Так и у нашего закрытого города был номер, Свердловск-44. Зачислен в бригаду землекопов, потом был сантехником, учеником геодезиста, мастером, лаборантом на стройплощадке от железобетонного завода.
    - А я все два года в бригаде бери больше – кидай дальше, в основном в скальном почти грунте копали траншеи для канализации и водопровода, теплотрасс, оснований фундаментов. Словом, как у нас говорили – три солдата из стройбата заменяют экскаватор.
    - И у нас тоже так грустно шутили, а ещё зимой говорили так: «Лучше маленький Ташкент, чем большой Урал».
    - Ну да, а ещё прибавляли: «Ты плевал на Урал, а пока Урал морозит тебя».
    - Однажды мы прокладывали траншею к строящему дому, выпрямляя выкопанные экскаватором бока и, главное, основание, чтобы нужный был уклон для водопроводных труб. Экскаватор сломался, приехал прораб и орёт на мастера: «Почему не можешь мер принять, а солдаты на что! Завтра к обеду трасса должна быть готова!»
    - А у нас деды за выполнением нормы наблюдали, так что трудились мы вдвойне: за себя и того деда.
    - А у нас в части дедовщины вообще не было.
    - Интересно. Расскажи подробнее. Но пойдем пока ещё раз попаримся.
    Я, конечно, рассказал о своей службе новому другу и, признаюсь, чуть-чуть приукрасил. Зато Александр ничего в розовом цвете не осветил, а чёрным всё измазано не по его вине.
    Дедовщина в их части была, но всё же не такая жестокая, как нынешняя. Да, нравы за двадцать с лишним лет после его службы изрядно испортились. Прибывших новобранцев в полку распределили по существующим бригадам-отделениям, чтобы молодежь быстрее осваивала строительные профессии. А чего и осваивать-то, недаром у стройбатовцев одно время была такая эмблема: крест на крест кирка-лопата - друзья солдата. Прежде чем лопатой грунт четвёртой категории выбросишь, киркой его надо раздолбить. В любую погоду. Правда, в очень сильные морозы были положены актированные дни, то есть простои из-за климатических условий, но практиковались они редко, только когда морозы лютуют не один день и каждый холоднее другого.
    Вот в такие холода и стащили у Саши в казарме валенки. На утренний развод и в столовую идти не в чем. Ни каптёрщик, ни старшина роты, ни командиры от отделенного сержанта до ротного капитана ни чем не могли помочь, а на работу ты должен идти. Выдал ефрейтор из каптерки резиновые сапоги и две пары портянок, сказав, что кирзачи или валенки на полковом складе всё равно и через неделю, пока то да се, не выдадут. Так и пошёл солдат копать траншею в резиновых сапогах, на второй день его стали пускать погреться на несколько минут в гражданскую бытовку. На третье раннее утро Саша, ни разу ни кому не нагрубивший, ни разу не бравший чужое, встав пораньше, умыкнул валенки у такого же, как он, робкого бедолаги. Потом страдал третий, четвёртый… Все всё знали, видели, даже офицеры.
    «Пахали» первый год и за себя и за того деда, а положенная зарплата шла на всю бригаду, внутри её она делилась поровну, прорабом при закрытии нарядов урезалась в пользу гражданских строителей. С деньгами из части уезжали те, кто был каменщиком, штукатуром-маляром, стропальщиком или монтажником, землекопам и разнорабочим еле хватало на проезд домой – ели, пили, одевались не бесплатно, да каждый месяц на руки самым дисциплинированным давали наличные.
    Почему молодые разрешали над собой насилие? Ведь в полку были и обратные примеры. Попробуй только тронь кого-то из дагестанцев, грузин или черкесов, как тут же непонятно по какому сигналу сбегутся соплеменники и грудью защитят обижаемого их брата. А свои старослужащие-новгородцы легко расправляются с одним ослабевшим нижегородцем, у которого, если собрать по полку, а то и в роте, земляков достаточно. Молчат земляки, а назавтра лупцуют старики и такого молчальника.
    - Захотел ли бы ты хоть на день оказаться в том городе? – интересуюсь у Александра, поскольку сам давно мечтаю хоть одним глазком увидеть свой, в котором провел два года и восемь месяцев, работая на стройках. Во многом он за сорок лет изменился?
    - Ни за что!
    Уже дома, отдохнув после парной на свежих простынях, стал разглядывать солдатские фотографии и сравнивать Сашин рассказ со своими нахлынувшими воспоминаниями об армии.
    Почему же, размышлял я, у нас с Сашей при почти одинаковых условиях по-разному шла служба – оба из стройбата и части расположены не только в одной области, но и в равноценных номерных городах. Разные командиры полка? Да. Но не только это. Очевидно, тут «работали» и традиции, оставшиеся от прежних офицеров и рядовых. Наверное, влиял и разный контроль руководства городов, не за воинской дисциплиной, естественно, а за ходом строительства и за всем, что мешает его ритмичности.
    Если взять мои личные качества, то я физически гораздо слабее Саши, хотя был тоже такой же скромник, как он, но меньше ростом, уже в плечах, и вообще тонкий, звонкий и прозрачный. Да плюс к тому немного глуховат, поэтому, видно, и зачислили меня в стройбат, несмотря на моё среднетехническое образование, кстати, это единственное преимущество перед Александром на время призыва в армию.
    Начинал тоже землекопом в бригаде, приписанной к управлению нулевых циклов, за которым закреплены все работы, что ниже поверхности уральской земли, то есть различные траншеи и фундаменты плюс благоустройство территорий вокруг новостроек. Да вся наша вторая рота входила в состав того строительного управления. Кстати, рота состояла только из одних новобранцев, разделённая по землячеству. Первый и второй взводы состояли полностью из призванных из Московской области, третий – из Калининской. Наш, четвёртый, был сборным – одно отделение, в котором служил я, состояло из моих земляков из нашего и соседнего с нами Сосновского района, другое – из Богородского, ещё в двух отделениях были горожане из столицы и Калинина. Бригадиры и одновременно командиры отделений назначены из наших же новоприбывших, которые были или годами постарше или же, хотя и ровесники, но уже женатые. Так же сформированы были и другие, ранних призывов, роты. И притом у каждой роты были свои объекты работы, первая, например, обслуживала деревообрабатывающий комбинат, третья занималась помощью гражданским специалистам в отделке жилых зданий, ещё две трудились на строительных объектах на промышленном предприятии, что-то возводили вновь, что-то ремонтировали. Командиры взводов, сержанты, окончившие полковую школу, на год-два нас постарше, служили тоже срочную и были всё время с личным составом, не вмешиваясь, правда, в строительные дела, сдавая нас в начале рабочего дня гражданским мастерам или прорабам.
    Словом, сделано все возможное, чтобы исключить условия для притеснений, не полезет же драться земляк на земляка одного года призыва, если знает, что на гражданке может с ним встретиться в иных условиях, да и общие строительные работы всех сближали. Мелкие стычки, конечно, бывали, не без этого в компании из двухсот парней. Мне и самому раз досталось кулаком в лицо, но я, пожалуй, сам виноват, посмеявшись над москвичом, у которого была гравировка на руке «СЛОН», какой, мол, ты слон, не зная тогда истинной расшифровки этой аббревиатуры. Словом, попало за язык. Ещё в начале службы произошла в нашей роте драка двух богородчан из второго отделения, в результате которой у одного свихнута челюсть. Так виновнику устроили показательный суд в клубе в присутствии многих солдат и приговорили к дисбату, после которого всё равно придется дослуживать свой срок в своей части. Повторов таких хулиганств больше не было.
    После окончания техникума работал мастером, занимался по вечерам на подготовительных курсах, чтобы поступить в политехнический институт. И вдруг в первый день апреля 1966 года повестка из военкомата. Я попал в первый в стране весенний призыв, служил два года и восемь месяцев. Кстати, некоторые сократили срок работы на стройке за счет скорого выполнения аккордного задания, например, нужно завершить кладку пятиэтажного дома. Так бригада каменщиков трудилась на нём с утреннего развода до вечерней поверки, работая в субботу, тогда субботы уже были объявлены выходными, прихватывали и воскресенье.
    Попал я в бригаду землекопов, было очень трудно, физических работ дома я, маменькин сынок, кроме как принести вёдра воды с колонки, и не выполнял. А тут лопата в руках с утра до вечера - бери больше, кидай дальше. Однажды выравнивали водопроводную траншею к пусковому дому, глубиной она была в три с лишним метра, брошу землю на бруствер, а она на меня обратно сыплется. И вот в таких условиях, в перекур, вылезал из прохладной траншеи на тёплое майское уральское солнышко, усаживался на пенёк и записывал в блокнот свой первый рассказ, названный «Песня». В свою первую солдатскую получку в десять рублей купил бутылку кефира и батон, работали мы тогда рядом с продуктовым магазином, и уничтожил всё за две минуты. Одно время нам платили четверть заработанного, стимулируя производительность, но потом опять всей роте стали начислять по десятке по вине перепившегося после получки отделения, попавшего на губу.
Были и дни, когда чуть не плакал по ночам, стиснув зубы. После понял, что и такая закалка нужна будущему мужчине. Не такими и страшными с высоты нынешних лет теперь кажутся те солдатские трудности. Однажды не спал почти трое суток. Сперва ночь за чисткой лука на кухне, следующая проведена на железнодорожной станции, досталось разгружать состав с песком, а дело было в феврале, на каждый вагон выдели по два солдата, в третью ночь на военном заводе пришлось мыть с опилками полы в подготовленном к сдаче новом цехе.
    Легче стало, когда меня, всё же техникум за плечами, определили учеником к геодезисту. Носил, ставя, где надо, рейку, потом освоил нивелир, и гражданский геодезист, уходя в отпуск, доверил мне самостоятельно вести дела. Мне выделили солдата, чтобы он носил геодезическую рейку, и выдали документ, разрешающий одному ходить по указанным в справке улицам города. Обычно тут солдатам предписывалось ходить только строем в сопровождении командира. Так я и познакомился с городом, который, оказывается, почти мне ровесник, с 1941 года. Возводили его заключённые, а когда готов был завод, называемой здесь почему-то площадкой и выстроено несколько домов, то сюда приехали специалисты, чтобы начать новое производство, а вместо заключенных дальнейшие работы вёл наш полк и ещё один строительный батальон. Кстати, наш прораб по благоустройству был из того контингента, работавшего под конвоем. Позабыл, как сам копал землю, командуя нынешними солдатами, он же, говорят, и придумал фразу про солдат, заменяющих экскаватор.
    Город уже тогда был красив, в то время возводились универмаг, Дом пионеров, плавательный бассейн и два микрорайона жилых пятиэтажек со всей инфраструктурой. А благоустройство! Нашим городам такое и не снилось. В моём например, городе, такие стройки начались лишь лет через двадцать, а прогрессивные строительные технологии внедрены и того позже. Думал, что в этом городе один недостаток – отсутствие входящих тогда в архитектурную моду высотных домов. Оказывается, чтобы сверху видно не было, вот какая секретность, тут даже лишнее дерево спиливать при начале нового строительства запрещено. Только однажды пытался пролететь над городом самолёт, и нам во всех подробностях рассказывали, как в уральском небе был сбит Пауэрс, и причастными к этому были зенитчики, квартировавшие по соседству с нами.
    Обычно политзанятия с нами проводил подготовленный на девятимесячных курсах младший лейтенант Вицак. Однажды на мой каверзный вопрос о том, кто такие лоцманы, он без колебаний ответил, что это китайские полицейские. Все с трудом сдерживали хохот. Но зато от души смеялись, подослав к нему одного деревенского, из Богородского района, кажется, паренька, сказав, что у Вицака звание микромайор.
    Уже работая лаборантом завода сборного железобетона, вместе с несколькими солдатами из нашего полка стал ходить по разрешению политотдела на подготовительные курсы для поступления после демобилизации в филиал Московского инженерно-физического института. Хождения наши прекращены из-за ушедшего в самоволку к девушке с тех же курсов солдата из третьей роты. Жаль, у нас было три-четыре часа отдыха от казарменных дел. Но некоторые из нас самостоятельно продолжали штудировать учебники, собираясь на гражданке поступать в вузы. Я подал в первое же лето заявление в МГУ. Напрасно. Но неудача не расстроила, как раз армия и научила преодолевать трудности, через год, правда заочно, я всё равно стал постигать основы высшей науки.
    В следующее воскресенье мы с Александром в парной продолжили разговор о службе солдатской. Кто же виноват в современной дедовщине? Она назревала исподволь, постепенно, или это тоже одно из негативных порождений вынужденной смены общественного строя? И пришли к выводу, правильному или нет, мы и сами не знали, что больше всего тут вина лежит на офицерстве, которое давно перестало служить по уставу, которое давно не ночует в казармах, да ещё и сама подготовка будущих командиров в военных училищах очень стала формальной.
    - И все же каждый молодой боец должен уметь постоять за себя, - вмешался в наш разговор, что в банях не считалось невежливым, парень лет двадцати пяти, не больше. С его крепкого тела серебристыми капельками выступал пот, почти ручьями стекая вниз. – Пойду на минутку в холодный душ, а потом, если желаете, расскажу вам одну историю.
    Заинтригованные таким обещанием, мы с Сашей быстренько похлестали друг друга вениками, всё равно впереди ещё четыре захода, и отправились охлаждаться в предбанник. Там уже знакомый нам парень с наслаждением цедил чай, налитый из термоса.
    - Угощайтесь, - предложил он, - на целебных травах настоен, очень после парной полезен. Меня Виктор звать. Служил на Крайнем Севере, три года как дома.
    Перескажу вкратце его долгий разговор с нами, затянувшийся до ухода из сауны.
    Служил он в Амдерме, вокруг, как любил писать Джек Лондон, белого безмолвия. Тут всегда или зима или подготовка к ней. Солдаты всё время проводили или в казармах или в мастерских, ухаживая за бронетранспортерами, и зачем они в этих глухих холодных местах? На новобранца Виктора в туалете слегка, как видно для пробы, налетели двое дедов, но получили отпор, к ним на помощь подскочило ещё двое, неизвестно, чем бы драка закончилась, но в это время в казарму заглянул дежурный по части. На следующий вечер в том же туалете подловили ещё одного молодого, но били, поскольку не сопротивлялся, не сильно. Виктор, узнав об этом, собрал всех новичков и просил их в таких случаях держаться вместе и всегда, что бы ни случилось, держаться друг дружки. «Старики» отстали, но заимели зуб на Виктора, собираясь его подловить при удобном случае, но товарищи в свободное время всегда были рядом с ним.
А тут по тревоге подняли несколько экипажей бронетранспортеров, дали каждому на запланированное учение маршруты движения. Экипаж, в котором был только один молодой, как раз Виктор, солдат, должен ехать строго на север, контролируя всё в зоне белой видимости. Вот и хотели старички его отметелить, когда будет перекур после разворота домой. Вдруг, когда БТР ехал на большой скорости, резкий провал вниз, шум, треск, сильные удары, заглох мотор, не стала работать, как потом оказалось, и рация. Машина оказалась в занесенной снегом глубокой траншее, которую замело только поверху, образовав над расщелиной как бы мост из корки наста, поэтому винить водителя в невнимательности, как это в первые минуты сделал весь экипаж, было нельзя. Даже сверху, с вертолёта, будет трудно узреть место провала военной машины.
    - Вертолет обязательно за нами прилетит, - успокаивал командир.- Есть время возвращения с маршрута, есть неотвечающая рация, так что нас быстро спохватятся и начнут искать. А пока давайте установим дежурство наверху.
Дежурили по часу, замерзая на ветру, и почти не отогреваясь в машине, выкурив все до последней, до головокружения, сигареты. А помощи всё не было. Посылать в мороз и темень кого-то из солдат в часть за более чем полсотни километров командир не решился, да и правильно сделал, замерз или заплутался бы посыльный, не зная ни местных условий, ни точного направления на юг. Время шло, заканчивались вторые сутки, когда казалось, что шумит долгожданный вертолёт, напрасно все несколько раз дружно выглядывали из бронетранспортера. Виктор уже устал рассказывать сослуживцам анекдоты, которых знал, наверное, тысячу, сам согласился не в очередь идти в караул вместо солдата, который подозревал, что у него отморожены ноги (к счастью, как потом оказалось, он ошибся, может, симулировал, чтобы не стоять на обжигающем холоде), тогда и догадался предложить всем очищать снег около траншеи, что бы была какая-то чернота на белом фоне и чтобы было это отличие видно с воздуха. Да и работа, хотя и без лопат, кроме одной штатной, а подручными средствами и просто ногами отвлекала от дум и даже чуть-чуть, но согревала. Вот это молодой, удивились солдаты, он же дело говорит! Сам же Виктор, первым вылезая из бронетранспортера, поклялся, что если вертолет появится в ближайший час, бросит курить.
    - И бросил? – спросили мы одновременно.
    - Как видите, даже большее сделал, перестал выпивать водку, только пивко после бани себе позволяю, вот и вас приглашаю: пойдёмте после сауны в кафе, что рядом с остановкой автобуса. Там очень хорошее «Окское».