Вина

Со мной никогда прежде такого не случалось. Даже касалось невозможным влезть в подобную историю, особенно тем холодным мартовским днём.

Весь день накануне шёл дождь, смывая жалкие остатки снега. Если бы мои сапоги не успели высохнуть за ночь, я бы осталась дома долечивать насморк, и никуда не поехала. А, впрочем, кто знает? сегодня ли, завтра, почти наверняка столкнулась бы на переходе со странным человеком в очках и портфелем под мышкой.

Но в то утро я просто брела по лужам в здание нашего Корпуса, прикидывая, какой нагоняй мне светит за опоздание. <...> - как мы называли за глаза нашу завкафедрой, - не так давно получила свою должность, но с первого дня держала нас мёртвой хваткой. Поэтому настроение у меня было такое же унылое, как и небо над головой.

Я даже не заметила, как толкнула его. Странного человека без зонта; капли дождя стекали с его шляпы, а в руке он нёс портфель. То ли пытался его открыть, то ли держал не слишком крепко, но вдруг целый ворох бумаг вылетел у него из-под рук на мокрую мостовую. Нижние листы тут же пропитались водой, и несколько секунд хватило, чтобы превратить документы в груду макулатуры. Человек кинулся было к ним, но как-то замер, схватился за сердце, и опустился прямо на эти бумаги. Я остановилась, не зная, что дальше делать. В моей голове начался сплошной сумбур; показалось важным собрать бумаги, которые так разволновали беднягу, но собирать их по лужам не хотелось, а оставить их лежать, как есть, и первым делом помочь лежащему, тоже казалось неправильным - возможно, они очень ценны, и этот человек умрёт, если узнает, что они погибли. Я простояла несколько секунд в нерешительности, пока рядом не начали останавливаться прохожие. Кто-то наклонился к несчастному, пытаясь прослушать у него дыхание, кто-то собирался перенести его на тротуар. Я очнулась, достала телефон и вызвала скорую. Мужчину перенесли с дороги, и уложили на остановке; по крайней мере, туда не затекал дождь. Я закинула сумку за спину и сгребла, как сумела, в охапку мокрые листы с луж; так же охапкой сложила их возле человека. Пока не было скорой, пыталась хоть как-то их привести в порядок, разлепить листы и стряхнуть воду. Подумалось, что я копаюсь в личных вещах человека, который никак не может за себя постоять; что, может, это некрасиво заглядывать в чужие бумаги, и лучше оставить их в покое. Но чем ещё заняться до прибытия скорой, я не знала.

Бумаги были жёлтые, какие-то с печатями, какие-то написанные от руки. На одном листе бросилась в глаза дата - 1965. Я старалась особо не разглядывать их, но показалось, что этот человек переносил в своём портфеле какой-то архив. Может, это старые ненужные бумаги, или, по крайней мере, не настолько важные, чтобы терять из-за них сознание. Эта мысль меня успокоила; всё казалось, что я виновата в случившемся. А так, наверное, просто подвело слабое сердце, и не сегодня-завтра он бы всё равно очутился в больнице.

<...> отошла на задний план. Мелькнула мысль, что теперь у меня есть уважительная причина - задержалась, чтобы помочь человеку, и сама же устыдилась. Подъехала скорая, прощупали пульс, положили на носилки, и занесли в машину. Я напросилась поехать с ними; не знаю, зачем. Казалось важным сохранить ему эти чёртовы бумаги, что так хоть частично искуплю свою вину.

Этот человек умер, не приходя в сознание, не доезжая до больницы. Меня спросили, знаю ли я его имя, адрес, являюсь ли родственницей, и знаю ли, как связаться с его семьёй. Я чувствовала себя глупо, отвечая на все вопросы "нет", и всё меньше понимая, зачем вообще села в скорую. Бумаги по-прежнему лежали мокрым ворохом у моих ног, а санитары косились на растекавшуюся из-под них лужу. Я попросила у одного из них пакет, и сложила их вместе. Умершему они уже не понадобятся, а, если на его работе кто-то о них вспомнит, то это уже не моё дело. Пакет оставила рядом с портфелем, надеясь, что санитары покладут его вместе с вещами покойного, и попросила меня высадить. Они записали моё имя и адрес, и отпустили.

Я уже не помню, что отвечала <...> о своём опоздании, и как закончила тот день. Меня так никто и не вспомнил в связи с умершим - наверное, действительно, слабое сердце, милиции я показалась неинтересной, а родственникам и тем более не было дела. Кем был этот прохожий, что случилось с его бумагами, и были ли они важными, - я так и не узнала. Но одно знаю наверняка: мне эти листы запомнятся на всю жизнь. Я никогда не смогу определить наверняка, насколько виновна в гибели этого человека.