Савонарола. Прошлое оценивают историки

       -- А-а! Вы историк? -- с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
       -- Я -- историк, -- подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу:-- Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история! –
Михаил Булгаков


За год до падения Византии во Флоренции родился человек, который, пытаясь спасти католичество от разложения, пал от его беспощадной длани. Речь идет об Иерониме Савонароле.

Константинополь, политически уже давно безопасный папскому престолу, до конца пытался сохранить верность наследию Великих Отцов Православия. Теперь же, когда с храма Святой Софии был сорван Крест и заменен на полумесяц, последняя плотина рухнула, и мутные воды язычества захлестнули католический мир. Какова же была природа этого неоязычества? Некоторые историки полагают, что эпоха, названная Возрождением, возникла под знаком возвращения к античным традициям, но это глубокое заблуждение, так как в античном язычестве все же были боги, т.е. некий сверхчеловеческий авторитет. Новая религия, по имени ее главного божества, Человека, получила название «гуманизм». Суть ее заключалась в том, что отныне каждому индивиду вменялось, на свой страх и риск и по своему разумению, проводить грань между истиной и ложью, красотой и безобразием, законом и беззаконием, в конце концов, между добром и злом. Это был совершенно радикальный отказ от какой бы то ни было традиции, от традиции как таковой. Но тогда, как и впоследствии, гуманисты, а также воплотители их идей – демократы, как-то очень плавно и естественно превращались в чиновников, послушно исполнявших волю тех, кто быстрее других сумел воспользоваться теми «великими преимуществами», которые давала идея вседозволенности. Во Флоренции, например, гуманисты стали придворными Медичи, правда, двор был не королей, ведь Флоренция была республикой, а ловких узурпаторов.

Однако Иероним Савонарола был традиционен, искренне верил во Христа, но, несмотря на то, что прекрасно видел разложение папства, на свою беду, сохранял верность католической церкви. В то же время, он не мог смириться с уже свершившимся фактом, что высшим судьей в вопросах религии стал папа, а не Церковный Собор. А ведь еще в 1460 году папа Пий II в своей специальной булле запретил требовать созыва Вселенского Собора, приравнивая такое требование к ереси.

Таким образом, в католичестве нашла свое воплощение вполне гуманистическая идея, что личный произвол отдельного лица, в данном случае - папы, выше соборного голоса Церкви. Естественно, такая церковь не могла и не хотела противостоять новой религии – гуманизму. Наоборот, она стала ее оплотом.

Результаты этого мировоззренческого сдвига не замедлили сказаться. Прежде всего потеряла свою святость церковь. Соль утратила вкус. Развращались все слои общества. "Мы, итальянцы", — говорил Макиавелли, — безрелигиозны и испорчены более всех других". В народе пропала вера в Бога и ничто более не мешало предаваться всевозможным грехам. Никакой обман, никакое беззаконие не считались постыдными, лишь бы служили удобным средством для достижения цели.

Савонарола трагически переживал судьбу своего народа. Он знал, что покаяние отвратило бы неизбежное наказание, но как может каяться привыкший к греху и потому равнодушный к нему человек? Любовь и глубокое сострадание к людям сделали из Савонаролы нравственного, а потом и социального реформатора. Но это с неизбежностью столкнуло его и со светскими, и с церковными властями. Когда папе не удалось подкупить его кардинальской шапкой, ему вынесли смертный приговор, по которому ему вменялось: заговор с целью внесения раскола в церковь и государство (попытка низложения Александра VI посредством Собора); распространение ложного учения (ересь); неуважение к папской власти. Вскоре после казни праведника Ватикан поручил специальным лицам проверить его учение, но к разочарованию папы, ничего еретического обнаружено не было. Тем не менее Иеронима Савонаролу повесили, а затем сожгли! Однако физическим уничтожением дело не ограничилось. Всем навяз в ушах так называемый приговор истории (точнее, продажных историков), что Савонарола - фанатик и мракобес, ненавидящий науку, искусство и литературу.
Для того, чтобы понять, кто прав, кто виноват, полезнее не вторить историкам, а сравнить личности жертвы и палача, прислушавшись к голосам их современников.

Савонарола происходил из семьи врачей. По совету отца, он, наряду с естествознанием, основательно изучил философию и богословие, получив таким образом хорошее разностороннее образование. Придя в 1481 году во Флоренцию в доминиканский монастырь св. Марка, он в своих горячих проповедях призывает народ к покаянию и отказу от язычества, духом которого была пропитана тогдашняя Италия. Савонарола видел, что Рим пользовался почетом не как престол церкви, а как бывший трон римских императоров, Святые Дары назывались амброзией и нектаром, философы праздновали день рождения Платона, игнорируя Рождество Христа и рассуждали не о Творце вселенной, а о вечности материи и некой мировой душе. Если поэты призывали Пресвятую Деву, то тут же переходили к восхвалению Венеры. Как говорил Эразм Роттердамский, имея на устах Христа, «проповедники» в своем сердце поклонялись Юпитеру. Поэзия была пропитана самой непристойной эротикой, кардиналы именовались сенаторами. Дошло до того, что из земли был вырыт труп Юлии, дочери Клавдия, и народ стекался посмотреть на него, как на образец совершенной красоты, отвергая одухотворенную красоту христианской эпохи.

Охваченный идеей нравственно-религиозного преобразования Флоренции, Савонарола неизбежно должен был стать лицом к лицу с этими губительными явлениями.

Даже с художественной точки зрения, не говоря уж о духовной, трудно сказать, чтобы он был не прав. Но возможно ли отделить одно от другого? Не удивительно, что многие века спустя, Блок, созерцая не то католические, не то языческие изображения «коварных мадонн», «щурящих длинные глаза», проникается отнюдь не религиозным чувством, а томлением влюбленного. Кощунственно, но чья тут вина - поэта или живописца (не решусь сказать «иконописца»)? В этой связи можно вспомнить фрагмент из проповеди Савонаролы: "Душа, которая возлюблена Богом, становится прекрасней по мере того, как она все более воспринимает Божественной благодати. Рассказывают, что при виде Пресвятой Девы, в присутствии Ее чудесной красоты все мужчины стояли в немом оцепенении. Но столь была велика святость, сиявшая на Ее лице, что Она никогда не возбуждала никакой дурной мысли. Не было человека, который бы не чувствовал глубочайшего благоговения к Ней". Савонаролу осуждали за то, что он отвергал и осуждал изучение наготы. Это не так, но он был против выставления изображений наготы для публики. Он убеждал художников изображать сцены, которые возбуждают только добродетельные чувства и, главное, оберегают невинность детства. Это тем более касается изображений, помещаемых в церквях. Он напоминал художникам, что картины или иконы - это книги для неграмотных, поэтому не следует вводить в них никаких посторонних подробностей, которые бы противоречили духу Евангелия. Кроме того, он призывал их постоянно иметь в виду священность здания, для которого они работают, и истинную цель христианского искусства. В Великий пост 1496 года он говорит в проповеди: "Вы, живописцы, действуете в дурном направлении. Вы вносите в церковь всякого рода суетности. Если бы вы знали, что следует отсюда и что знаю я, то вы не делали бы этого. Вы сделали бы хорошо, если бы уничтожили все нескромные изображения. Вы придаете Пресвятой Деве Марии костюм куртизанки. Смотрите же, как этим профанируется богослужение". Общественное мнение флорентийцев все больше прислушивается к голосу Савонаролы. И вот наконец становятся возможными такие акции , как «сожжение суетностей», произведенные им в 1497 и 1498 годах и вызвавшие обвинение его в вандализме. Такие костры были обычным спутником периодов религиозного возрождения в Италии. На общественной площади воздвигалось высокое сооружение. Внизу его находились маски, фальшивые бороды, карнавальные наряды, маскарадные одежды, лютни, ящики с игральными костями, «инвентарь» для колдовства и сборники заклинаний, затем шли фальшивые волосы, украшения, вуали, косметические жидкости, наклейки, краски и благовония; далее помещались груды томов эротических поэтов и писателей (известно, что под влиянием личности Савонаролы Боккаччо раскаялся в написанном, что впрочем не помешало его «Декамерону» дожить до наших дней). На вершине всего была поставлена фигура диавола. Все эти предметы олицетворяли господствующие в итальянском обществе пороки. Савонарола прибавил к этому много картин с нагими фигурами, по большей части портреты публичных женщин того времени. Не исключено, что на этот костер попало несколько относительно ценных произведений искусства, хотя, к примеру, было много разговоров о сожжении картин Боттичелли, однако нигде нет данных, какие именно картины погибли. Впрочем, известно целительное воздействие Савонаролы на душу художника, и если он и сжег какую-то из своих картин, то это было абсолютно добровольным действием, знаменовавшим его отречение от языческого болота, которое его чуть было не затянуло.

Савонарола был глубоко одаренной натурой. Микеланджело считал, что он наделен «дантовским воображением». Однако для Савонаролы и искусство, и наука, и образование имели ценность, если служили христианскому просвещению душ людей. В монастыре святого Марка он основал школы для скульпторов, живописцев, архитекторов, а также ввел изучение восточных языков, в особенности греческого, что шло в разрез с тенденцией всеобщей латинизации. Его щедрости обязана Флоренция сохранением знаменитой библиотеки Медичи. Он поощрял изучение Горация, Вергилия и Цицерона при условии, чтобы то, чего им недоставало, было восполняемо из сочинений Отцов Церкви. Сама личность Савонаролы внушала глубокое уважение, если не уместнее употребить слово «благоговение», таким людям, как Микеланджело, Пико делла Мирандола, Полициано и многие другие.

Что касается оценки тогдашней католической церковной верхушки, в истории нет особенных разногласий на ее счет. Фактов, удостоверяющих поведение папы Александра VI, много, они весьма красноречивы, и, что самое интересное, не скрывались самим папой. Cвои безобразия он творил вызывающе открыто. Это действительно знак новой эпохи – эпохи гуманизма, всевластия человека, освобожденного от «церковных пут». Подробно рассказывать об этом скучно и непристойно. Какой-нибудь порно-журнал мог бы дать прекрасное представление о его жизни, но пришлось бы добавить коварные интриги, взяточничество и политические дрязги и убийства, к которым неспособны невинные герои порноиздательств. Когда Александр умер от яда, который он предназначал для кардинала Корнето, весь Рим сбежался "излить свою злобу над трупом этого змея, который своим безграничным честолюбием, пагубным вероломством, чудовищною похотью, ужасною жестокостью и беспримерною алчностью, продавая без различия священные и простые вещи, погубил столь многих ядом и сам теперь сделался его жертвой" (Guicciardini). Никогда и ни в какое время религия не имела такого ужасного представителя, какого имела в личности папы, осудившего на сожжение Савонаролу, за то, что тот посмел возвысить против него свой голос. Тем не менее история клеймит не убийцу, а убиенного праведника!

Чтобы понять Савонаролу, следует прежде всего различать христианский антропоцентризм и неоязыческий гуманизм. Христианство, как ни одна другая религия, возвысила человека. Вернее, это сделал Бог, воплотившись в человека, что раскрыло для последнего возможности небывалого роста и развития. И действительно, первые же века христианства дали такое количество выдающихся личностей – мучеников и исповедников, философов и богословов, художников и зодчих, праведников и святых царей – какого не знала история. Савонарола глубже других понимал величие человека и именно поэтому предъявлял ему высокие требования. Но требовал он прежде всего верности Богу и Его установлениям, так как знал, что без Бога все человеческое величие оборачивается глубочайшим падением. Неоязыческий гуманизм, духовным предшественником которого смело можно считать Люцифера, напротив того, решил освободиться от Бога, что ему и удалось. Не замедлили появиться и носители нового мировоззрения, в частности, такие, как Родриго Борджа, ставший папой Александром VI-ым.
 
Деятельность Иеронима Савонаролы можно условно поделить на две части – одна касается его социальных реформ, а другая - его духовного воздействия на современников. В теории, учение гуманистов – это учение о справедливом государственном устройстве: требование соблюдения законности, справедливости и свободы. В реальности во Флорентийской республике дело обернулось узурпацией власти развратным родом Медичей, что привело к неслыханной нравственной деградации общества. После их падения, в руках Савонаролы, ставшего к тому времени духовным лидером народа, оказывается и гражданская власть, от которой Савонарола не отказался только потому, что надеялся создать для народа человеческие условия жизни. И если в Византии было строго запрещено сочетать в одних руках духовную и светскую власть (что спасало церковь от обмирщения), то в католицизме такое положение дел – общепринятая практика. Но Савонарола стремился не к власти, а к полезным для народа реформам, что весьма скоро завершилось расправой над реформатором. Это и не удивительно. Если нравственная проповедь и обличение нравов ему кое-как сходили с рук, то создание низкопроцентного банка для облегчения материального положения народа ему уже не простили! Жрецы золотого тельца ревниво относятся к своему божеству.

Казнь Савонаролы потрясла души флорентийцев. Сандро Боттичелли изменил весь свой образ жизни и стиль живописи, всецело обратившись к Богу. Он оставил жизнеописание фра Иеронима, которое, по-видимому, далеко не случайно, было утрачено. Баччио делла Порта (фра Бартоломео) так скорбел о его смерти, что четыре года не прикасался к кисти и в конце концов ушел в монастырь. Микеланджело Буонарроти читал и перечитывал его проповеди, чтобы укрепить свой дух, когда расписывал Сикстинскую капеллу. До конца жизни он почитал Савонаролу святым. Для нас особенно важно воздействие Савонаролы на преп. Максима Грека, человека, сыгравшего большую роль в православном просвещении России.
Максим Грек родился в порабощенной турками Византии. Его мирское имя – Михаил Триволис. Желая получить хорошее образование, Михаил отправился в Италию, поскольку в Греции после ее захвата турками серьезное обучение наукам было уже невозможно. Он слушал лекции во многих итальянских университетах, но дольше всего обучался в знаменитом Падуанском университете, где тогда было много профессоров-греков из числа эмигрантов, приехавших в Италию после гибели Византии. В Италии Михаил тесно общался с гуманистами, и новые веяния сильно увлекли его. Приехав во Флоренцию, которая в конце XV в. была крупнейшим центром ренессансной культуры, Михаил Триволис попал в самую гущу культурной жизни Италии. Однако именно в этот период во Флоренции происходили серьезные перемены, связанные с деятельностью Иеронима Савонаролы. Его обличение культуры Возрождения, которая развращала нравы и способствовала расцерковлению итальянского общества, произвело огромное впечатление на Михаила. В тоже время расправа над Савонаролой отвратила его и от католичества. Впоследствии, уже будучи православным монахом, преп. Максим с большой любовью вспоминал Савонаролу, писал о нем и сравнивал его с древними подвижниками, говоря, что это был «яко един от древних, токмо что латинянин верой». Деятельность преп. Максима Грека в России – отдельная обширная тема. Для нас важно понять, чем мы обязаны Савонароле и лишний раз убедиться, что подвижники не гибнут зря. Есть еще и другая сторона – нельзя верить свидетельствам убийц и их слуг об убиенных ими людях.

Верный служитель Христа, Савонарола был не в состоянии, подобно Лютеру, отречься от монашеского обета, коль скоро ему не понравилось поведение папы, или же основать новую церковь, или же прибегнуть к изобретенному Лютером оригинальному методу, так сказать, «протестантского экзорцизма». (Известно, что Лютер, которому явился сатана, запустил в него чернильницу, предмет, в данном случае действительно сакральный, потому что именно благодаря чернильнице Лютер немало послужил бесам). С другой стороны, членом той организации, в какую превратилась католическая церковь, Савонарола уже не был по существу. И тогда произошло провидческое событие: папа отлучил его от своей (а не Христовой) церкви. Савонарола, совершая предсмертную Евхаристию, в последние минуты жизни требовал созыва Собора, где он жаждал услышать голос той Единой, Святой, Апостольской Церкви, сыном которой он, к величайшему сожалению, по-видимому, не являлся. Но удивителен тот факт, что ему, извергнутому из недр католичества, было разрешено Святое Причастие. Таким образом, он причащался не как католик. Но как кто же? Судить об этом может только Бог. А мне очень хочется верить народной легенде, согласно которой преп. Максим Грек обратил Савонаролу в православие.